Текст книги "Сублограмма"

Автор книги: Татьяна Титова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Титова Татьяна
Сублограмма

Татьяна Титова

СУБЛОГРАММА

У Олега не нашлось свободной кассеты, и он попросил, чтобы я взяла свою. Еще он сказал, чтобы я торопилась, Артуро вызвал нас срочно, толком не объяснив задания. Намечалась грандиозная проверка. В нашем училище он комплектовал рабочую группу, отбирая людей с хорошей образной памятью. Артуро не называл цели, стоявшей перед несколькими из нас, но интуитивно мы понимали всю ее важность: старый межпланетник не посетил бы из праздного интереса художественную школу. Словом, я моментально собралась и помчалась. Чуть-чуть кассету не забыла.

С Олегом я столкнулась на лестнице, мы обменялись кивками и поспешили наверх. Сублограф он тащил свой, портативный, в чехле, как у заядлого граммера. И ни капли не волновался. Поговаривали, что Олег Дуплев был одним из первых, кого выбрал Артуро, так что Олег поднимался себе спокойненько по ступенькам чуть впереди, и меня это раздражало.

Он очень способный и пишет здорово, кадры получаются великолепные, но я давно хотела ему сказать, что он может делать только фрагменты, два или три в сублограмме: яркие, четкие, резкие, о которых потом гудит все училище, а остальная запись идет на полутонах; может быть, это стиль, но скорее всего, уловка, творческий прием. "Вот граммер несчастный", – думала я, поднимаясь.

На площадке четвертого этажа Олег обернулся. Странно, мне показалось, будто он ищет поддержки.

– Задание будет на воображение. Причем все варианты должны остаться в записи, Артуро особо предупредил.

– Это тебя смущает?

– Да. Я не умею работать сразу.

– О чем речь, Олег. Никто не умеет. Если Артуро должен видеть, как мы возимся, пусть видит.

– Я хотел бы сразу найти сюжет, достойный его внимания.

– Упражнения еще никому не вредили.

– Если бы просто упражнение, – вздыхает Олег, – ты ведь знаешь, куда ведет результат...

– Это ничего не меняет. Он должен знать и наши слабости, и наши способности, – отвечаю я и замолкаю. Результат важен для нас, это несомненно, но неужели Олег собрался подгонять вопрос под ответ?

Артуро не ждал нас или делал вид, что не ждал. Перед ним лежал альбом с фотографиями: толстый, с потертыми уголками. Лучшие кадры или старые друзья?

– Можно? – спросил Олег.

– Пожалуйста, – развернул альбом Артуро. Я отошла. Не могу смотреть чужие снимки. Все равно ничего не знаешь. А спрашивать неудобно. И работать сейчас, записывать, причем набело. А вместо своих мыслей и образов вдруг пойдут фотографии. Олег отложил альбом, бегло перелистав.

– А вы не хотите? – сказал Артуро с улыбкой.

– Простите, не сейчас. Я не смогу работать, – ответила я откровенно.

– Вы человек понятливый, – Артуро уже не улыбался, – однако мне хотелось бы вас проверить.

– Да, конечно.

Я раскрыла альбом наугад.

Маленькая девочка лет четырех с игрушечной лопаткой стояла, нахмурив бровки, в ухоженном палисаднике. Была весна или осень, девочка хмурилась, и сандалия в капризном жесте была поставлена на носок. В ребенке угадывались черты Артуро, но Артуро никогда не говорил нам о дочери, мало того, мне показалось, что Артуро напряженно смотрит на меня, ожидая вопроса и опасаясь его. Под снимком была дата: почти двадцать лет с того осеннего дня. Она старше... но зачем, зачем мне понадобилось думать о ней именно сейчас, когда Артуро смотрит так, будто хочет взглядом отнять альбом... Какая связь может существовать между мной и дочерью Артуро, нет и не может быть никакой связи, если я не дам импульс в сублограмме, а импульс я не дам.

– Вот вам задание, – сказал Артуро. – Попытайтесь изобразить бесконечно далеких от нас людей, знакомых только по историческим описаниям...

– А конкретно... – начал было Олег, но Артуро предупредил вопрос, протянув билет, в котором стояло:

"Фрагмент сублограммы. Семь минут. Средневековье. Четыре действующих лица".

– Совершенно ничего не оговорено, – сказал Олег, когда мы вышли. – Четыре болвана, семь минут средневекового конфликта, итог – безнадежная ерунда, снова пожаловался он.

Я промолчала.

Мы нашли пустой кабинет, Олег расчехлил сублограф, я достала пленку, новую, еще в обертке. Олег бы такого не потерпел. А я люблю хранить новые пленки, по крайней мере, кажется: не начну – не испорчу. Я не работала с Олегом раньше и поэтому, наверное, испугалась небрежного жеста, каким он содрал упаковку с кассеты: резко, почти зло. Ему неприятно, что я смогу вмешаться, поняла я. Испортить его коронные приемы. Испортить его отношения с Артуро.

Артуро... Он сейчас один!.. И в нас он ищет прежде всего детей, похожих на его дочь, а уж потом сотрудников, способных сублографировать. Если представить, что мы нужны на одной из недавно открытых планет Первого радиуса, где нет возможности объясниться иначе, как наглядно, имея экран, сублограф и мысль, достойную показать любое чудо Земли... И если представить, что она не смогла показать... нет, я же не знаю ничего абсолютно. Может быть, Олег?..

Он уже работал, и я не стала отвлекать его. То, о чем он думал сейчас, прямиком шло на пленку. Он начал, не поговорив со мной, значит, был уверен. Ладно, не буду вмешиваться. Пусть делает что хочет. Артуро его уже выбрал, а вот выбрала ли его я?

Олег мне нравился, это верно. Но не настолько, чтобы можно было дать ему это понять. Вообразил, что будут ценные кадры... Сказать ему про фрагменты? Обидится. Я ему скажу, что он мастер делать красивые декорации, вот что я ему скажу.

Олег закончил и откинулся на спинку кресла. Сразу же толкнул ко мне запись.

– Я так понимаю, что можно взглянуть?

– Конечно, – сказал Олег. – Забыла, что вместе работаем? Я начал, а ты продолжишь.

Непонятно, ирония или простота.

Я вернула пленку к началу и включила контрольный экран. Олег самоуверенно работал с выключенным. Всегда.

...В ночном сумраке пронеслись лошади. Стук копыт замер и повторился эхом под арочным сводом. Всадники возвращались, звенела сбруя и оружие.

– Дьявол, куда он мог уйти?! – крикнул средний всадник. Конь дернулся под ним. – Ищите!

Двое быстро спешились и прошли под арку. Вернулись.

– Огня бы, – сказал один.

– И так найдем, – бодро ответил второй, косясь на всадника, замершего в седле.

– Да найдем, чего уж... Не в поле травим... Собак бы...

– Толку-то от них, как от тебя, – шепнул второй, – смотри, я не я буду, если он сюда не заполз...

– Чего возитесь? – крикнул всадник. – Кнута просите? Где мерзавец?

– Не подох бы он там... – боязливо говорит первый.

– А проверь, – усмехается второй. – Зря нанимался, что ли? Живо! – шипит он.

Конь под всадником пляшет от нетерпения. Сдерживая его, всадник шагом подъезжает к узкому провалу между стенами домов. Он ждет недолго и облегченно вздыхает, увидев, что наемники возвращаются не одни. Беглец висит у них на руках. Вдвоем они привязывают его к седлу, садятся на лошадей и дают шпоры. Скачут не оглядываясь...

– Ну, видела? – спрашивает Олег. – Как? Слишком гладко, слишком спокойно, думаю я. Лошади – только что с фрески Пизанелло, красивые итальянские тяжеловозы... Пятнадцатый век... Что ему сказать?.. Неужели он сам не чувствует?

– Извини, – говорю я. – Будто ты не имеешь понятия о феодализме. Будто ты ничего не знаешь. Ты увлекся бутафорией, только и всего.

– Исправляй, – смеется он.

Импульс. Мне он обязательно нужен здесь.

– Дай на секунду. Для импульса.

– Ты ведь этим ничего не улучшишь. Во всяком случае, качества не добавишь. Импульс действует только тогда, когда в картине все уже есть и без него, иначе это просто чужое, поверхностное чувство, – раздраженно говорит Олег.

– Я знаю. Именно поэтому ты боишься его использовать.

– Очень надо, – отвечает Олег.

Импульс.

как хотите и что хотите можете думать беглец хороший человек восприятием ребенка кожным ощущением добрый и сильный

Вот так. Будто я вместе с ним.

...Он шел, держась правой рукой за мокрую стену. Левая висела плетью. Он чуть не упал, потеряв опору, когда рука ощутила пустоту. Он догадался свернуть в проем и затаиться. Он слышал, как всадники вынеслись на площадь, и слышал, как они вернулись.

Между стенами не было и полутора локтей. Пахло сыростью, каменная кладка обомшела. Он шел вперед, стараясь не поддаться боли и усталости, и вскрикнул, когда наткнулся на стену впереди. Тупик.

Феррара повернулся, привалился к камням и стал ждать. У него не было оружия, кроме ножа, купленного в Толедо. Он заметил преследователя раньше, чем тот его. Он двигался правым боком, шаря впереди мечом. Феррара видел, как он боится.

– Остановись, – сказал Феррара. Тот ахнул и встал. У Феррары было мгновение, чтобы ударить. Но клинок лязгнул о стальной нагрудник. Феррара потерял равновесие и упал на раненую руку...

Олег тронул меня за плечо. Я вздрогнула.

– Что ты делаешь? Зачем это? Кто это? Я не колеблюсь:

– Хуан Феррара. Испанец. Родился в Толедо в тысяча триста девяносто втором, бежал в Италию, отомстив сеньору захват и разорение родовой земли, и...

– Прекрати! Перестань! Ты не можешь этого знать! – с тревогой говорит Олег.

– Ты прав. Но знаешь, если Артуро не пригласит нас, я сниму ленту полностью...

– И нужно тебе? – равнодушно бросает Олег. – Тема была задана, нужно ограничиться семью минутами. Конец я смазал, ты поддержала. Нормально, хватит.

Отворачиваюсь. Отворачиваюсь от записи, от Олега, я сделала все, что могла, теперь полное безразличие. Смотрю в окно и мысленно вижу снимок из альбома Артуро. Спрашивать Олега о девочке мне не хочется, да я и уверена, что он тоже не знает. Артуро вообще крайне замкнут, и у него не было причин для разговора с Олегом. Я понимаю, что не сделала ничего для Артуро, но Олег уже компонует оба фрагмента, так что поздно менять что-либо.

– Прости, – говорю, – Олег. Один крупный план. Лицо Феррары.

– Делай, будет интересно.

Всего только интересно, бедный Олег. Интересно: черное от усталости и боли, со слипшимися от крови волосами, распухшими, разбитыми губами, полузакрытыми глазами, которые он медленно открывает, очнувшись. Он не отводит глаз под взглядом сеньора. Сначала в них страх, потом безразличие, а потом ненависть, лицо меняется, на мгновение исчезает боль, и проступает свет, чувство, долгий взгляд, как твой.

Импульс.

случайно или намеренно лицо Феррары стало лицом Олега глаза которого я хочу видеть так же близко

Олег импульса сейчас понять не сможет, и к лучшему, что не сможет. Могло ведь и не получиться.

– Не слишком? – спрашивает Олег. – Два импульса за семь минут?

– Не знаю, ты же не чувствуешь, – отвечаю я. – Ты же не понимаешь, не хочешь понять, боишься понять...

– Что такое?

– Достоверность невозможна без возникновения чувств. У тебя пойдут живые картины и декорации. А ты мастер делать декорации, – говорю я машинально. Не знаю, почему я так упорно хотела ему это высказать. Бессмыслица. При чем здесь декорации?

Олег окажется прав в том случае, если целью отрывка был показ. Я буду права, если целью было понимание. Что, если Артуро проверял именно эту способность? Тогда – средневековая планета, так? Но не для Олега...

– Превосходно, – говорит Олег. – Закончим этим импульсом и крупным планом. Спасибо.

– Ты знаешь что-нибудь об Артуро? Вернее, о том, для чего ему этот фрагмент?

– Ничего, – улыбается Олег. – А неплохо, верно?

Я не отвечаю. Артуро приходит в студию, когда все поклонники "известного граммера Олега Дуплева" уже в сборе. Или почти все.

– Извините, Артуро, – обращаюсь я к нему. – Можно попросить импульсатор, там должно было получиться...

– Конечно же, можно. Что-то вы опять придумали? – шутливо говорит он. Настройте кто-нибудь пульсатор.

Мне уже жаль, что я попросила. Но Артуро хотел видеть всю пленку. Я не смогу скрыть, да и не хочу скрывать того, что получилось. Но ведь это и признание, открытое признание. Интересно. Как Олег сказал: интересно, будет интересно.

Пока идет просмотр, все молчат. Артуро, Олег. Ребята. Я не могу поднять глаз. Мои импульсы воспринимаются как чужие. Так и должно быть, успокаиваю я себя.

Конец пленки. Но экран не гаснет, а подергивается рябью, сквозь которую угадывается движение.

– Сработал кто-то из вас, – говорит Артуро и смотрит на меня. – Дал такой импульс, что действие логически продолжается. Теоретически это возможно, но я впервые вижу.

"Возможно, логически, теоретически..." И вдруг я кричу:

– Олег! Феррара, они тебя убьют! Олег, помоги же!

– Это же запись! – тоже кричит Олег.

– Дуплев, – спокойно говорит Артуро, – делайте, что просят.

Олег бросается к экрану. Впервые Артуро назвал его по фамилии.

Тонкая муть рвется, пропуская Олега, и сквозь рябь совсем уже ничего не видно.

Артуро подходит ко мне.

– Ах ты, кошечка... – беззлобно говорит он.

– Я не могла, я не могла по-другому... – шепчу я. – Иначе не искусство.

– Жизнь, – говорит Артуро. – Жизнь, а не искусство.

Феррара жив. Вот он спрыгивает со сцены, приближается. Глаза, какие я хочу видеть.

– Олег, – плачу я, – Олег...

– Ты... ты действительно видела меня таким?.. – волнуясь, спрашивает Олег.

– Да нет, да нет же... я не могу объяснить... ты был не прав, я хотела показать, что они живые... – бессвязно говорю я. – Но ты что– нибудь понял?

Олег неожиданно обнимает меня. На нем домотканая одежда, под рыжей рваной курткой – металл. Кольчуга. Ребята толпятся вокруг разинув рты.

– Олег...

Глаза, какие я хочу видеть. Глаза Феррары.

Артуро подходит к нам. Со стаканом воды.

– Вы будете работать со мной. Вы прекрасно работаете.

Олег благодарит.

Я беру стакан из влажных пальцев Артуро. Они чуть дрожат. Мне хочется спросить, крикнуть: "Что? Что случилось с вашей дочерью, Артуро? Что с ней?"

И я понимаю, что спрашивать нельзя.