Текст книги "Ведьма для инквизитора"

Автор книги: Татьяна Светлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Ага, вот это интересно! Кис не удержался и высунул голову подальше: начался пересчет денег. Двое охранников несли небольшие коробки к дверям в коридор.

– Здесь не хватает пяти тысяч! – неожиданно громко воскликнул первый.

– Все, как договорились!

– Мы договорились на восемьдесят, а здесь – семьдесят пять! – гнул свое первый.

Второй вытащил мобильный. Набрал кнопки, послушал, ругнулся, снова набрал…

– Блин, связи нет! Жди, я выйду позвонить.

Он вернулся спустя три минуты: «Сейчас начальство приедет».

Первый решил ему не уступать и пошел звонить в свою очередь.

«Пусть между собой выясняют, правильно?» – подытожил он, вернувшись, и уселся на ящики.

Алексей подобрался к Майе. Она, тихо забившись в угол, смотрела на него вопросительно. Он приблизил губы к ее ушку и прошептал: «Не волнуйся, они в цене не сошлись, сейчас боссы приедут разбираться».

Губы его не сразу оторвались от маленького ушка…

* * *

Этот голос он узнал моментально, его нельзя было не узнать, этот раскатистый баритон с модуляциями! Майя в немом изумлении устремила глаза на детектива, он приложил палец к губам. Снова выбрался к проему и осторожно высунул голову.

Так и есть! Лазарь собственной персоной, причесанный, прилизанный, в темно-синем костюме с нахальным, красным в синий горошек, галстуком, – теперь он играл роль солидного человека, голос уверенный, барственный. У дверей стало на одного телохранителя больше.

Второй начал что-то сбивчиво объяснять ему, но Лазарь остановил его царственным жестом: «Это я не с тобой буду выяснять, педрила!»

Майя тихо прыснула со смеху: братец Кузя, видимо, не подозревал, что о том, кто здесь «педрила» известно на всю Москву?

Лазарь нервничал, картинно выбрасывал руку, смотрел на часы. Партнер все не ехал.

"Shit [19]19
  дерьмо, англ.


[Закрыть]", – выругался он. – Он что себе позволяет?

Еще через пять минут он извлек мобильный и стал набирать номер. Все прошло по прежнему сценарию: в помещении склада связи не было. Его подручный принялся объяснять, что нужно выйти, как минимум, в зрительный зал, там ловит…

– Зачем такие сложности? – пророкотал Лазарь. – Вот же нормальный телефон!

Он выкинул руку в сторону будочки и крупно зашагал в том же направлении.

* * *

Кис мгновенно принял решение. Он силой запихнул Майю под стол, приставил поплотнее стул и вышел навстречу ее кузену.

– Ба, какие люди! – прогремел Лазарь, раскрывая ему навстречу руки. – Решили посетить меня в сей обители печальной? Похвальное желание, господин сыщик, похвальное!

Он любезно взял Алексея под руку и, развернувшись, пошел с ним обратно к ящикам.

– А где же сестричка моя? – задушевно поинтересовался Лазарь. – Неужто вас бросила одного? Какая нехорошая девочка. Я всегда пенял ей на ветреность!

Он сделал короткий жест в сторону охраны, и двое направились в сторону будочки.

Алексей понял, что игра проиграна.

* * *

Они сидели на ящиках, за спинами все пятеро охранников. Кузя, облокотившись на стойку с костюмами, крутил свою травяную самокрутку и смотрел на них своими коровьими глазами печально и задумчиво.

– Да, девочка… – наконец, произнес он. – Ты не оставила мне выбора, сестренка. А ведь я тебя предупредил! А ведь я тебе и суке этой легавой сказал: cherchez [20]20
  ищите, фр.


[Закрыть] в другом направлении! Что ж, дети не всегда слушаются, это можно понять… Но их за это наказывают!

– Лазорик… – Голос Майи предательски дрожал. – Лазарь, неужели ты решишься меня…

– Ну, ты же решилась за мной шпионить, сестренка? Ты же сунула свой носик в мои дела? А этого я никому позволить не могу, даже тебе! Ты меня вынудила, – да-да, сама вынудила, бог свидетель, я не хотел! – он рубанул воздух, – принять крайние меры! И я их должен принять. Что весьма прискорбно…

– Ты… Ты же нас не убьешь?

– А что же ты хочешь, девочка? В таких делах свидетелей не оставляют. Носик твой любопытный да язычок твой бабский, болтливый, – разве такое можно оставить на воле? А уж про сыщика этого и не говорю, – выпусти его, так он даст стрекоча прямо на Петровку, не знаешь, что ли, породу эту ментовскую? Эх, голубки, не оставили вы мне выбора. Не люблю я это дело, я-то человек мирный. Но, согласитесь, вы сами напросились, роднули…

Он пальцем подозвал к себе троих охранников и что-то очень тихо стал объяснять. Те кивнули в ответ и вернулись на место.

– Прощевайте! – сказал Лазарь и повернулся к ним спиной.

Охранники взяли их под руки, заставили встать и потянули к выходу.

– Кузя! Я же твоя сестра, Кузя! – упираясь, прокричала Майя. – Ты же всегда говорил, что боготворишь меня!

– Это правда, – слегка обернулся Лазарь, изогнув свой торс в картинной позе. – Теперь же я буду боготворить твою память… Как подумаю, как я буду рыдать на твоих похоронах… Горе мое будет неутешным! А похороны будут пышными, обещаю.

– Это по вашему приказу убили Марка Щедринского? – остановился на пороге Кис.

– Что, легавый, перед смертью правду узнать хочешь? – рассмеялся Лазарь. – Прямо как в кино! И зачем она тебе? Думаешь, на том свете тебе сплошная правда будет с праведниками в придачу? Это ты зря… Все говорят – нет правды на земле, но правды нет – и выше! [21]21
  «Моцарт и Сальери» А.С. Пушкина


[Закрыть]

– И все-таки? – спокойно спросил Кис.

– Помилуйте, зачем мне сдался Марик? Жил себе, меня не трогал, – и я его не трогал. Я же вам сказал, – ищите ailleurs! Может, сестричка его хлопнула, а вы сразу ко мне, подслушивать да подсматривать! Как дети малые да плохо воспитанные, ей-богу!

– А Бориска? Веня?

– Много будешь знать, начальник, скоро состаришься. Хотя, дорогуша, – он состроил скорбную мину, – состариться тебе не доведется, смерть уже протянула к тебе свою костлявую руку! Вот ее, смерть твою, я на душу возьму, да. А чужая слава мне без надобности.

– Это ты, Лазарь… – прошептала Майя, – это ты… Так страшно, так жестоко убил Веню!..

– Жестоко, говоришь? Страшно? Так убоись, несчастная! – грозно повысил голос Лазарь. – Веню твоего я в глаза не видел, но жестоко и страшно я тоже могу!

– Нет, Кузя, ты не сделаешь этого, ты не можешь! Я твоя сестра, неужто ты поднимешь на меня руку? Не верю!

Лазарь расхохотался.

– Ну, прям Станиславский: «не верю», ишь ты! На сантиментах играешь, дитя, сестра моя? Знаешь, что нежен я душою, и пытаешься меня разжалобить? – Лазарь выдержал паузу, изобразив на лице мучительную работу мысли. – Ну, что ж… Твоя взяла: живи. Не поднимется на тебя рука моя! Ты дорога мне, как память о детстве. Поэтому я не убью тебя, а только накажу примерно, чтобы урок на всю жизнь усвоила. Сейчас, под охраной вот этих троих добрых молодцев, вы поедете на природу, на такой своеобразный пикничок, в одно премилое местечко. Там твой сыщик выкопает ямку, а ты ему поможешь, лопаточкой поработаешь, – трудовое воспитание пойдет тебе на пользу, больно ты расшалилась, проказница! После чего вот этого славного человека, достойного члена общества и борца за правду пристрелят, из того самого пистолетика, который мирно лежал у него в кармане. Уж не тот ли это самый пистолетик, из которого был застрелен твой муженек! По глазам вижу: из него, родимого. Вот и послужит нам еще это оружие-ветеран, постреляет себе на радость в добра молодца. Я уж не стану над тобой издеваться, милая, стрелять тебя в друга сердечного не заставлю, – мальчонки наши это охотно и сами сделают, – но ручку твою тебе приложить придется! А на пистолетике твоя нежная ручонка и отпечатается. С этого момента старый добрый пистолет отправится на пенсию, на заслуженный отдых в надежное место, вместе с твоими отпечаточками: чуть ты, крошка моя, пикнешь, – и ляжет он стол следователю. И ты, родная-двоюродная, уже никогда не отмоешься: муженька грохнула, а потом и заложника… Так вот, друзья мои: сыщика, значица, – в ямку, им же выкопанную. Ямку закопаете, естественно, а потом, девочка, тебе придется отблагодарить мальчиков за их труд. Они у нас по бабской части очень охочи. Да и ты у меня, проказница, тоже не прочь, а? Ничего, что их только три? Мы себе двоих оставили, но если ты пожелаешь, я могу и пожертвовать, выделить тебе дополнительные фонды! Или хватит троих, управишься? Гляди какие бугайчики упитанные, ты и с одним-то не скоро разделаешься, а там двое других в очереди переминаются, уже дыбом стоят, готовенькие… Хорошо, если дождутся, а то, неровен час, рядышком пристроятся, оно, может, и тяжеловато выйдет для такого хрупкого создания, как ты… Но что же делать, долг платежом красен, ты же знаешь, милая. Так что программа молодежного фестиваля утверждена и изменению не подлежит! А как оклемаешься, сестренка, – милости прошу ко мне в гости. Досье не забудь принести, – то, которым ты хвасталась на всю страну. Не то, чтобы оно меня слишком интересовало, но все же так оно спокойнее будет, а то от твоей дурной головы и моим ногам покоя нет. Проблемы твои мы утрясем, не дрейфь, – «ну как не порадеть родному человечку»! [22]22
  «Горе от ума» А.С. Грибоедова


[Закрыть] А дела у нас с тобой будут важные: обсудить требуется, как нам дальше жи ть, кузиночка. Ты после Марика наследница, у тебя капиталец есть. А капитал должен работать. Маркса читала? Вот-вот, капитал должен приносить прибавочную стоимость… Чао, бамбино [23]23
  детка, итал.


[Закрыть]!

* * *

Они копали яму под прицелом трех короткоствольных автоматов. Майя с одной стороны, Кис с другой, – им велели не стоять рядом. Склонившись к лопате, Алексей прикидывал траекторию такого кульбита назад, под ноги «бугайчикам», чтобы одного сразу сбить, а других двоих одновременно на лету ухватить и повалить. Задачка была весьма непростой, поскольку охранники были и впрямь упитанные, куда упитаннее детектива, и промашка в траектории или переоценка своих физических сил будет равна мгновенной смерти. Впрочем, утешало одно: если он не рискнет, то «мгновенная смерть» ему все равно уготована. О том, что после этого будет с Майей, он боялся и подумать, – авось, на том свете ему уже будет без разницы…

Майя, повернувшись спиной к громилам, вяло ковыряла землю лопатой. Три пары глаз неотрывно и плотоядно следили за колыханием ее короткой юбки. Неожиданно лопата вылетела из ее рук едва ли под нос к Алексею.

– Уф, жарко! – воскликнула Майя и стащила свой шелковый бронзовый пиджачок с плеч, оставшись в коротком топике на бретельках. Раскрутив его над головой, она с ослепительной улыбкой бросила его в одного из охранников жестом стриптизерши. Тот поймал пиджачок и не сразу отнял от своего лица, то ли утираясь им, то ли внюхиваясь в запах духов. «So pretty»…

Майя, сделав два шага к Алексею, наклонилась за лопатой, не забыв выставить задик в сторону громил. Казалось, те даже пригнули головы, чтобы увидеть чуть больше, чем позволяла ее юбка, – которая, впрочем, и без того позволяла немало. Майя едва коснулась Алексея и скосила глаза на охрану. «Воспользуйся» – еле слышно прошептала она.

Подобрав лопату, она отошла на свое место и проковыряла землю еще минуты две, как вдруг снова бросила ее и капризно проговорила:

– У меня уже волдыри на руках! Пусть он сам копает! Лично с меня хватит! Я предпочитаю перейти прямо к заключительной части!

С этими словами она легко выпрыгнула из неглубокой ямы в сторону охранников и принялась отряхивать руки, испачканные землей, о юбку, заходившую при этом действии ходуном, – а в такт ей заходили ходуном и три здоровые туши. Закончив танец с юбкой, Майя замерла на мгновенье, оглядев с ослепительной улыбкой троих мужчин. Хорошо распаленные еще речами Лазаря на складе, они уже были доведены до нужной кондиции щедрой порцией соблазнительных Майиных поз.

– Приступим? – бросила она кость в гущу своры.

И, словно предлагая сделать это незамедлительно, она вырвала из рук одного из охранников свой пиджачок, – чтоб не мешал, – и запустила его в Алексея. Охранники хохотнули, находя, по всей видимости, это очень остроумным.

Тем не менее, один из них, самый высокий, сразу же насупился и указал ей автоматом в сторону детектива, исправно орудовавшего лопатой: там, мол, твое место. Алексей в это время мрачно отмахнулся от пиджачка, – не до ваших, мол, мне игр, – и он упал рядом с ним на землю, прокружась золотым осенним листом.

Майя, не обращая внимания на высокого, отошла от охранников шагов на пять, обозначив дистанцию между «сценой» и «партером», – но таким образом, что они были вынуждены отвернуться от Алексея. Они и отвернулись, хотя бы наполовину, выставив детективу на обозрение три мощных бока, а Майя, в награду за примерное послушание, принялась демонстративно расстегивать юбку.

Высокий что-то тихо сказал другим, но в ответ один похлопал его по автомату, а другой подпихнул локтем и кивком указал на Майю: юбки на ней уже не было, она летела в лицо высокому, а Майя стояла на траве в трусиках из золотого шелка и в топике на бретельках, под которым отчетливо вырисовывался контур сосков.

Алексей напрягся, превратившись весь в слух и внимание.

Майя, перекрестив руки, взялась за край топика и прежде, чем потянуть его вверх, спросила игриво: «Ну, кто будет первый?»

Обещанный и разрекламированный Лазарем кусок торта уже не просто лежал на тарелке, – он уже распластался в ложке, и ложка уже тянулась ко рту, и слюноотделение уже достигло своего апогея. Рот должен был раскрыться сам собой, и Майя с улыбкой ждала, скрестив руки на топике.

Долго ждать не пришлось. Крайний, средний по росту и самый упитанный, бросил автомат на землю и шагнул к Майе: "Я".

Высокий, все еще держа Майину юбку в руках, как кубок чемпиона, шагнул вслед и дернул самого спитанного сзади за локоть, прошипев: «Почему это ты? Давай разыграем!»

Третий, тот, что был несколько меньше остальных ростом, пока колебался, оставаясь на месте, поглядывая на Киса, который, не поднимая глаз, по-прежнему орудовал лопатой.

– А давайте сначала этого пристрелим, а? – предложил Коротышка.

– А кто за него копать будет, ты?

– Дак уж лучше сами, – спокойней будет!

– Вот и копай, а мы пока делом займемся, – ответил Самый Упитанный.

– А если он сбежит?

– Автоматная очередь быстрее бегает!

Высокий, однако, тоже засомневался:

– А, может, того, лучше его и впрямь сразу? Чего это он еще смотреть будет?

– Да нехай смотрит, – отмахнулся самый упитанный, расстегивая ремень. – Чего он хорошего в жизни видел, правда, красавица? Пусть хоть перед смертью порадуется!

Он протянул руки к Майе. Она игриво отскочила назад. Он сделал еще шаг. Она снова отскочила.

– Ты это, слушай, кончай… Иди сюда.

– Давай я ее подержу, – сглотнув слюну, предложил Высокий, смирившись со своим положением второго в очереди.

Третий, Коротышка, все посматривал на Киса, все еще никак не мог решиться, охваченный внезапным приступом повышенной сознательности.

Майя стащила топик через голову и осталась в одних трусиках. Высокий издал булькающий утробный звук. Коротышка извернул толстую шею и тоже уставился на Майю.

– Снимай трусы, – прохрипел Самый Упитанный, – живо!

– Иди и сними, – ободряюще усмехнулась Майя, – Обожаю, когда меня мужчина раздевает!

Она приняла позу манекенщицы, выставив бедро, и закинула руки за голову. Самый Упитанный упрашивать себя не заставил, прытко подскочил, ухватился за ее талию, сжал обеими клешнями, и начал отворачивать золотой шелк к низу.

Высокий стоял с дебильным видом, пожирая сцену глазами. Коротышка, разрываясь между объектами наблюдения, все еще оборачивался на детектива, но уже поглядывал на него невидящими, остекленевшими глазами. Услышав хрип: «Ох какая ты рыжая, и тут тоже рыжая!» – он в сердцах плюнул и потрусил в сторону Высокого, чтобы пристроиться в партер рядом с ним.

Это был момент, во всех отношениях подходящий. Нельзя было медлить ни секунды, в руках этих скотов была Майя… Ярость легко подхватила Алексея на свое крыло, и ему понадобилась всего четыре коротких скачка, скраденных шумом тяжелых шагов Коротышки, чтобы настигнуть его, сильно размахнуться и нанести удар лопатой по голове. Тот не успел и пикнуть, просто начал тихо заваливаться на спину Высокому, который, не глядя, стал отмахиваться от припавшего к нему почему-то коллегу. Решил, должно быть, что бедняга на ногах не держится в экстазе при виде голого женского тела. Да какого тела!…

Кис мгновенно сдернул шлею автомата с плеча коротышки, сползавшего по спине высокого все ниже, – и тот, в конце концов, повернул удивленно голову и даже открыл рот в надвигающемся крике… Но в этот момент Алексей, уже успевший завладеть автоматом, почти в упор выстрелил Высокому в ляжку.

Одновременно Майя резко потянула на себя Самого Упитанного, который, не успев ничего понять, доверчиво рухнул на нее, не заметив колено, выставленное в сторону паха.

Высокий скрежетал зубами, хватаясь одновременно за ляжку и за автомат. Кис выстрелил в другую, и Высокий сделал окончательный выбор в пользу простреленных ляжек, добровольно отдав оружие Алексею. Самый Упитанный в это время вопил, держась за пах, пытаясь пнуть Майю ногой и одновременно стащить автомат с плеча. Она перекатилась, ловко уворачиваясь от тяжелого ботинка, – благо ноги охранника были стреножены спущенными брюками. Кис прошелся очередью по его бочкообразным икрам.

Под дулом автомата все трое раненых окончательно присмирели на земле. Майя, натянув на себя наскоро одежду, собрала остальное оружие и снесла в машину.

Спустя четверть часа Алексей с Майей подтащили все три туши к машине. Один автомат Кис взял с собой, остальные сложили в багажник, раненных бандитов свалили на заднее сиденье и любезно посоветовали не двигаться, если хотят дожить до больницы. Майя держала их на прицеле, Кис сел за руль Джипа.

Час спустя машина с подстреленной дичью была оставлена у ворот первой попавшейся больницы, а Кис с Майей, поймав тачку, поехали забирать Москвич детектива, припаркованный возле «Творческого молодежного центра».

* * *

Александра уже третий день набирала номер Алены и каждый раз, не дождавшись ответа, вешала трубку.

Как спросить? Как это выговорить?

«Эта ваша подруга, Майя, – она способна соблазнить Алексея?» – да ни за что, ни за что она этих слов не произнесет, этих убогих слов ревнивой жены!

И потом, Алеша… Она ему доверяет. Он не станет искать других отношений, он любит ее, Александру, и никто другой ему не нужен.

Да, он искать не станет, но если… Но если она станет искать отношений с ним?

«Эта ваша подруга, – она способна соблазнить Алексея?»

Александра достаточно ясно смотрела на вещи, чтобы понимать, что, когда соблазняют, то начинается игра по совсем иным правилам.

«Алена, эта ваша подруга, Майя… Как, с вашей точки зрения, она поведет себя с Алексеем?»

Боже, никогда она это не скажет, никогда! Стыд какой, расписаться в собственном бессилии, в страхах перед какой-то ничтожной девицей, которая, не имея ни ума, ни таланта, – ничего, кроме хорошенькой внешности, – самоутверждается только за счет мужских пенисов! Как могло ей только придти в голову, – ей, Александре Касьяновой, известной журналистке, умнице и красавице, что она может сравнять себя с этой Майей положением соперницы!

Ну нет уж, не будет она звонить Алене, и задавать такие позорные вопросы не станет.

* * *

Алена позвонила сама.

Вежливо поинтересовалась новостями.

Высказала восхищение последней статьей Александры.

Саша, любезно и скупо отвечая, ждала. Алена позвонила неспроста, она это чувствовала. Что-то Майина подруга хотела ей сказать, да никак не могла решиться.

Алена все перебирала разные светские темы, и Саша вдруг испугалась, что она закончит разговор, так и не отважившись произнести те слова, ради которых позвонила.

Она Алену перебила. Она решила идти ва-банк.

– … Вы ведь мне позвонили не случайно, правда?

Алена растерялась и замялась.

– Ну, если честно… Я хотела… Видите ли… Я хотела у вас спросить: Майя никогда не пыталась вам показать свои статьи?

– Пыталась.

– И вы…

– Посоветовала ей больше не писать.

– Вот я так и подумала… Давайте встретимся, у меня есть одна мысль, которая может оказаться важной для вас…

Холодок побежал по спине Александры. Неприятный такой, мерзкий холодок.

Она предложила встретиться незамедлительно.

* * *

– … Я просто поставила себя на ваше место, – говорила Алена, помешивая кофе, – немного запоздало, правда, но все же… Когда вы спросили, тщеславна ли Майя… Я знаю, вы хотели понять, как она может себя повести с Алексеем Андреевичем, да?

– С чего вы взяли? – сухо спросила Александра, холодея, меж тем, от вопроса прямодушной Алены.

– Не надо, Саша… – Алена положила свою руку на руку Александры. – Можно я буду вас так называть? Вы мне очень симпатичны, иначе бы я не пришла к вам с таким разговором. Я долго колебалась, прежде чем решиться, все-таки Майя моя подруга, но вы – вы имеете право знать некоторые детали…

Она замолчала и вопросительно посмотрела на Александру. Та в ответ прикрыла глаза, собираясь с духом, и кивнула: «Спасибо, Алена. Я вас слушаю».

– Дело в том, что Майя очень интересовалась вами и вашими отношениями с Алексеем Андреевичем…

* * *

Александра слушала, кровь билась в ее висках. Чутье ее не подвело, они были в опасности, – она и Алеша, и их любовь…

«Любовь»? Я сказала – «любовь»? – удивилась она мысленно. Я сказала – любовь…

– Зачем? – произнесла она вслух.

– Просто так. Дух завоевания.

«Он должен это почувствовать, он это поймет, Алеша. Он всегда тонко улавливает суть вещей; не очень умеет их высказать, но чувствовать умеет, да…»

– Вам, может, покажется удивительным, но Майя по-своему бескорыстна, она это делает просто так, из спортивного интереса…

– «Догнать и перегнать»?

– Вот-вот, – обрадовалась подсказке Алена, – именно. Она не преследует никакой конкретной цели… Просто играет, ради игры. Когда мужчина рядом, она не может удержаться, это сильнее ее…

«Алеша всегда очень чутко реагирует на фальшь. Он обязательно разберется…»

– Но она хорошая актриса, – с сожалением произнесла Алена, добивая ее. – Я ее видела, можно сказать, в действии. У мужиков крышу сносит.

«Он не „мужик“! Он – мой Алеша. Даже если он немного увлечется, – он все равно поймет, что к чему, рано или поздно! Только лучше бы рано…»

– Вам плохо? – донесся до нее, как сквозь вату, голос Алены. Александра открыла глаза, с удивлением обнаружив, что она полностью отключилась от своей собеседницы, погрузившись в мысли.

– Вы так побледнели… Простите, я не хотела… Вы знаете, всегда очень трудно сделать выбор между правдой и той болью, которую она может причинить. Но вы, – я знаю, вы сильный человек. Для вас правда важнее. Я не ошиблась?

– Не ошиблись, Алена. Я действительно сильный человек. И потом… Я в Кисанове уверена.

Алена ничего не сказала в ответ, но взгляд ее выразил сочувствие.

* * *

«Снять дачу в летний сезон? И не мечтайте. Все снято еще с прошлого года, а что оставалось, так в начале весны ушло!» – сказала им пожилая женщина, к которой они обратились на улице вот уже третьего дачного поселка.

Измученные бессонной и нервной ночью, они сбились со счета и уже не знали, в каком поселке – десятом? пятнадцатом? – им все-таки повезло. Сдавалась летняя пристройка – крошечная комната с летней кухней. С одной кроватью, – «но вы ведь супруги, так что вам как раз будет»…

Выбирать не приходилось. Они согласились.

Несмотря на ранний вечер, они буквально рухнули, не раздеваясь, на довольно тесную тахту и уснули мгновенно.

* * *

Кис проснулся, едва начало светать. Встал, умылся, уселся на стул, закурил. Майя, почуяв свободу, моментально раскинулась на всю тахту. Да, тесновато им спать будет. Только если в обнимку…

А, собственно, как же еще? Разве у него есть выбор? Он знал, что неизбежно окажется в постели с Майей. И это случится скоро, очень скоро, – может, завтра, а может, через час… Но он тянул время, пытаясь выиграть у неизбежности еще чуть-чуть, еще совсем маленькое пространство, в котором он принадлежал Александре, и только ей.

Придирчиво изучая все то, что происходило в его душе и мыслях, он наткнулся на парадокс, который обозначил уже ставшим родным словечком «парадигма». Он по-прежнему любил Александру, но, каким-то странным образом, Майя, не потеснив ее, одновременно заняла свое место в его душе… Он не понимал, как; он не представлял, что подобное возможно… Вот такая парадигма любви…

Впрочем, его чувство к Майе было совсем иным: он желал ее, да; она стала ему дорога, да; но она все равно оставалась чужачкой, инопланетянкой, ненадолго залетевшей в его жизнь по чистой случайности. Саша была – родной, она была его частью, она была его судьбой.

Он мог бы отказаться от Майи – и даже легко, не будь она рядом. Но эта ежедневная близость была пыткой, невыносимым истязанием. «Соблазн, это когда знаешь, что хочешь, и отдаешь себе отчет в том, что можешь…», – сказала Майя. Именно так, она права. Он хотел, да. И он мог, – Майя ему эту возможность со всей очевидностью и даже настойчивостью предоставила. И играть теперь роль «целки-невидимки» было бы фальшиво, не по-мужски, и даже пошло. А Кис, может, в чем и был простаком, – но пошляком нет, никогда.

И почему-то, – нелепая мысль! – но он был уверен, что Александра бы его поняла. Роль стойкого оловянного солдатика в подобной ситуации она бы сочла дурновкусием. По крайней мере, если бы «подобная ситуация» касалась не Алексея, а была бы, к примеру, сценой из кино или из романа…

Он посмотрел на Майю. Она спала крепко, смешно сложив губы, светло-рыжие пряди разметались вокруг головы ореолом, – она была необыкновенно хороша и пронзительно беззащитна. Она доверилась ему, и теперь он отвечал за это странное, прелестное, распутное дитя, столь внезапно вторгшееся в его жизнь.

Пусть ненадолго, но раз судьба втиснула его в то геометрическое и временное пространство, где находилась Майя, – значит, ему суждено это прожить.

И он это проживет.

* * *

Хотелось есть, и Кис открыл холодильник. Еще с вечера они договорились с хозяйкой и загрузили в холодильник творог, молоко, яйца и овощи с участка. Кис налил себе в чашку молока, выпил… И едва не подавился колечком. Вот незадача: он взял чашку со стола, – но Майя приспособила эту чашку под свои украшения, которые он в темноте не заметил! Чертыхнувшись, Алексей тщательно отмыл четыре колечка (то, которое он снял с шеи киллера, Кис ей пока не вернул, держал по-прежнему в сумочке) от молока.

Интересно все же было бы узнать: где валялось кольцо с бриллиантом, когда его прихватил киллер? Майя не помнит. Может, домработница вспомнит? Надо бы узнать у Сереги, ее уже наверняка допросили… И зачем киллер повесил его на цепочку? Решил его носить в качестве талисмана? На счастье?

Кис поджарил яичницу с помидорами, достал творог, вскипятил чайник.

После чего осторожно тронул Майю за плечо. Она открыла удивленные глаза.

– Есть хочешь?

Майя села на кровати, потирая щеки.

– Где мы?

– На даче, которую сняли.

– А… Помню. Алеша, мне это не приснилось? Лазарь, могилка в лесу, дебилы с автоматами? Это на самом деле все происходило, да?

Алексей молча кивнул. Майя потянулась и вдруг всплеснула руками.

– Слушай, ты был – просто класс! Как герой боевика!

– Ты тоже молодец… Не растерялась, – произнес он, чувствуя болезненный укол в сердце при воспоминания о грязных лапах и похотливых взглядах на ее обнаженном теле. – Ты меня спасла… Будешь есть?

– А ты – ты спас меня. А ведь мог сбежать, пока я дебилов отвлекала…

– Я?!

Алексей так удивился подобному ходу мысли, что даже не нашелся, что ответить.

– Прости, – улыбнулась Майя, – я глупость сказала. А чем это пахнет? Вкусно!

– Я приготовил яичницу.

Она вскочила, умылась, причесалась, села за стол: прилежная ученица, в школу собирается, портфель уже сложила.

Когда они закончили ранний завтрак (или запоздалый ужин?), Майя снова уползла спать, а Кис устроился за столом: наступило время серьезных размышлений. От результата его мыслительного процесса будет зависеть жизнь, его и Майина…

* * *

Итак, – «парадигму» составляют Марк, Бориска, Майя, Веня. Три убийства, одно покушение. Кто за ними стоит? Вся его версия с Веней, которую он недавно так лихо сконструировал, ни к черту не годилась. Игра шла явно не по Вениным правилам: автора не убивают в его собственном сценарии.

Тогда – Лазарь? Посмотрим, посмотрим…

Каков мог быть у Лазаря интерес в устранении Щедринского? Свои разборки? Маловероятно. Деловую связь мужа с кузеном Майя углядела бы. Так что смерть Марка должна быть связана с Майей. Как, вот в чем вопрос.

Версия Майи – ее хотели подставить.

Версия с Веней: освободить любимую женщину для себя.

А Лазарь? О любимой женщине не будем, – она ему кузина, а он всем гей. Подставить? Но зачем? Не далее, как вчера, мы могли воочию убедиться, что Лазарь располагает множеством других инструментов влияния на сестричку… Да и письма эти с угрозами, – не Кузя же их писал, со сценарием изнасилования по ролям! Хотя… Почему же, его «наказание» для исправления нравов сестрички было вполне в том же духе… Но нет, Кузя письма не пишет, Кузя отдает приказы и действует… А в роли анонимно-онанируещего автора, единого во всех десяти лицах, во всех сценах, выношенных его воспаленным воображением за долгие годы неразделенной страсти, – Веня смотрится куда лучше…

Но если… Если взять за основание ту фразочку, ту неосторожную фразочку, что Кузя произнес на прощание, предполагая больше никогда не увидеть навязчивого детектива? «Ты после Марика наследница, у тебя капиталец есть. А капитал должен работать. Маркса читала? Вот-вот, капитал должен приносить прибавочную стоимость»…

Какую прибавочную стоимость имел Лазарь ввиду, и ежу понятно: в виде доходных заграничных борделей с русскими девочками и наркотиков для русских подростков. Что вряд ли мешает Лазарю и К° пускать пьяную слезу умильного патриотизма в ресторанах под какие-нибудь «Как упоительны в России вечера…»

Допустим, решил Лазарь капиталец Щедринского прибрать к рукам через двоюродную сестру. Тогда смерть Марка ни коим образом не связана с расследованием Майи, – ее мужа устраняют по приказу Лазаря. Майя ведет себя непредсказуемо, влезает в эфир, но Лазарь шибко не дергается: скорей всего, просто не поверил ее заявлению о компромате, решил, что Майя просто нашла экстравагантный способ сыскать себе известность. Что он прямиком и заявил ей по телефону.

Итак, Лазарь пока спит спокойно: уверен, что шебутная сестричка, даже если что и накопает паче чаяния, то все равно далеко не уедет со всеми своими раскопками. В тот момент он никак не мог предположить, что позже Майя выйдет прямиком на него самого как на одно из важных действующих лиц в ее компромате. И потому всерьез ее акции не воспринял. Кроме того, как он Майе заявил, « у родимой милиции на них всех досье давно покруче твоего заведены! Но только где она, милиция? Сидит, миленькая, пузыри пускает!».

Иными словами, у Лазаря и К° надежные люди в правоохранительных органах надежно схвачены. Прямо как у душки Усачева. Причем, конечно, не на уровне сыщиков, а где-то на уровне большого начальства, возможно, в прокуратуре, – на уровне тех, кто обладает достаточной властью, чтобы наложить лапу на расследование. Лапу, щедро позолоченную заинтересованными лицами… Да Лазарь, собственно, так прямо и сказал: «Проблемы твои мы утрясем, не дрейфь…»!