Текст книги "Ледяной рыцарь"

Автор книги: Татьяна Леванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 13
Ученица лекаря

– Ох, распарила нас банница, – смеясь и отдуваясь, тетя Маша бросила полынь под полок. – Славно пропарились, прогрелись, бегая с вениками. Давай, дочка, пройдусь по тебе березовыми листочками…

Однако стоило Маше снять рубашку и показать все свои царапины, синяки, что оставили ей бочка, лесная жизнь и погоня, хозяйка всплеснула руками и запричитала. Успокоившись, она решила все-таки, что березовые листья не помешают, взяла распаренный березовый веник, прошлась по Машиной спине, рукам и ногам тихонечко, словно гладя:

– Береза всю грязь и болезнь из тебя вытянет, эх, жаль, масличка пихтового у меня нет, не по носу моему роскошь. Сейчас попаримся, косы высушим, тебя щами накормлю, тесто поставлю, побегу за звездным лекарем. Пусть хоть мазь какую сделает…

После бани Маше тело ее стало казаться легким и в то же время она почувствовала приятную усталость. Девочка надела все чистое, аккуратно спрятала под кофту бусы из каменьев, миниатюру, изображавшую венцессу, попробовала щи из кислой капусты, но уже за столом глаза ее начали слипаться. Увидев, что Маша клюет носом, тетка Марья забеспокоилась.

– Не спи пока, я лекаря приведу, посмотри за тестом, – велела она, замотала влажные косы в три шали, накинула шубу и вышла из дому.

Маша побродила по просторной горнице, разделенной пополам печкой. Здесь пахло кислыми щами и черным хлебом. Над большой кроватью с двумя подушками висел вышитый портрет – усатого мужчины в простой рубахе. Маша долго рассматривала резкие черты лица, гадая, почему он ей кажется знакомым, дома бы она решила, что он похож на какого-то актера. Более ничего интересного не наблюдалось. Ни книжки, ни картин, ничего. Девочка представила себе, как хозяйка проводит долгие зимние вечера перед свечкой, вышивая бисером птичек. Неудивительно, что в ее старых сундуках невозможно найти вещь без вышивки…

Голова казалась тяжелой, Маша сунула нос в кадку с безмятежно покоящимся тестом, потом решила, что ничего страшного не случится, если она немножко полежит на сундуке, жестком, но широком и удобном. «Если лягу на кровать, непременно засну», – подумала девочка, устраиваясь на сундуке, глаза ее закрылись сами собой. Маша уснула.

И вот слышит она сквозь сон, как будто бегает по комнате кошка. Словно град забарабанил, мягко, но настойчиво. Пробежал по сундукам, к столу, по полу, вспрыгнул на печку. Маша морщилась во сне от этой дроби, но не могла открыть глаза, голова была тяжелой. Когда кошка прыгнула на сундук, прошлась по ногам девочки, Маша только поджала их, вяло махнув рукой:

– Брысь, брысь…

И тут кошка – лохматая, тяжелая – прыгнула ей на грудь, придавила так, что и вдохнуть трудно, зашипела в ухо:

– Проснись!

Еще с закрытыми глазами, Маша замерла, проснувшись и вспомнив, что у тетки Марьи кошек нет. Она резко села, сбрасывая с себя лохматое и тяжелое, открыла глаза – и успела увидеть, как что-то маленькое, серое, с огромными ушами, проскакало по полу и скрылось за печкой. У девочки перехватило дыхание. В комнате было сонно, тепло и тихо. Через несколько секунд ей уже подумалось, что никого не было, что лохматое ей только приснилось. В это время взгляд ее упал на кадку с тестом, стоящую возле теплой печки. Тесто вспучилось, подняв крышку, словно живое, и теперь стекало на пол… Маша ойкнула, схватила деревянную ложку и принялась запихивать тесто обратно, помучившись, двинула его со всей злости кулаком. Тесто послушалось только кулаков, моментально опало, выпустив из себя кислый воздух, пошло пузырями.

– Ох ты, батюшки, что же это, убежало! – всплеснула руками вернувшаяся тетка Марья, скинула шубу, поспешно размотала платки, бросилась на помощь Маше. За ней в горницу вошел мрачный человек, тонкий и сухой, как веник. Снял высокую бобровую шапку, расстегнул длинную шубу, потер ладонью две глубокие складки, идущие от носа по впалым щекам прямо к презрительно искривленным губам, да так и замер, глядя на суету.

– Я нечаянно уснула, – повинилась Маша.

– Ну да, после баньки-то, конечно, а почему домовушка тебя не разбудил?

– Разбудил… – Маша догадалась, что серое существо было, по всей видимости, домовым.

– Позвольте напомнить вам о себе, – вставил гость.

– Дядька Сухостой, это Маша, – тетка Марья устало махнула тряпкой, – Простите, я сейчас приберу… Посмотрите пока ее раны, пожалуйста…

Лекарь вымыл руки, цокнул языком при виде Машиных царапин, особенно тщательно обследовал рану, нанесенную случайно ножом Мишки, прошелся сухими сильными пальцами по ноющему плечу и вынес вердикт:

– Вывих. Небольшой, но…

Он вправил вывих – у Маши слезы выступили на глаза от резкой боли, но зато она поняла, что на этот раз перед ней настоящий врач, такой же, как ее папа, не чета знахарке тетке Дарье, и она не преминула сказать об этом.

– Что? Твой отец тоже звездный лекарь? – дядька Сухостой впервые взглянул в лицо девочки – до этого он общался только с ее царапинами.

– Ну да, почти, то есть детский.

– Детский? В смысле, детей лечит? – он вдруг заинтересовался. – А как же он их лечит?

– Плесенью, – пошутила Маша, вспомнив папин рассказ о пенициллине.

– Вот как?

– Ой, то есть я пошутила, – девочка вдруг испугалась, что дядька Сухостой начнет проверять «лекарство» на деревенских детях. – Обыкновенно лечит, как все.

– А почему именно детей? Их так трудно лечить, они все время капризничают, то лекарство горькое, то мазь жжется, осмотреть себя не дают… Скрутить, связать, лекарство затолкать, потом мамке вернуть, пусть мучается!

– Да с маленькими же нельзя, как со взрослыми! – удивилась Маша. – Они от болезни капризные, всего боятся, тут ласка нужна, а не поможет – так хитрость…

– Ты меня учить вздумала? – вдруг рассердился лекарь.

– Нет, – смутилась Маша. – Вы очень хороший лекарь, правда, просто я видела, как мой папа малышей лечит…

– Видела? – лекарь задумался. Потом повернулся к тетке Марье. – Ну вот что, девочка ваша практически здорова, плечо и порезы заживут, в бане пока не парить, хотя можно делать примочки из распаренных березовых листьев, еще вам бы надо выкупить у меня мазь-животворку и пихтовое маслице. Если у вас хватит средств…

– Я вам отработаю, – несмело сказала хозяйка. – Или, хотите, вышью вам занавески.

– Может, я отработаю, – предложила Маша, которой стало неловко.

– Разумеется, – кивнул лекарь. – Зная вас, тетка Синицына, я предполагал, что за лекарства вы уплатить не сможете, к тому же девочка вам, насколько я могу судить, не дочь…

– Племяшка моя, удочерила я ее, вчера, – поспешила объяснить женщина.

– Я беру ее в ученицы, – объявил лекарь. – Это большая честь, конечно, я никого в Опушкине не брал пока в ученики, не надо меня благодарить. Девочка пусть по утрам приходит в часовню Звезд, работать и учиться, заодно будет у меня на глазах, подлечится. Всего доброго!

После его ухода тетка вывалила тесто на посыпанный мукой стол, поставила миску со сладким, ароматным творогом, взялась за скалку. Под ее руками тесто пузырилось и вздыхало, словно живое, с удовольствием внимало похвалам, щедро расточаемым хозяйкой:

– Ах как разлеглось, распотешилось, ай ладно да добро, да гладенько, да послушно, сейчас в печке разрумянимся, любо-дорого…

– Вы с ним, как с младенчиком, которого купают, разговариваете, – рассмеялась Маша.

– А то как же, тесто, оно ласки требует, хорошего расположения, улыбок, любви… Одним словом – тепла, – ответила хозяйка. – На-ка, творожок раскладывай, ох, и знатные ватрушки выйдут, пышные, душистые…

Видимо, из головы у тетки Марьи не шел лекарь, следом за тестом она вдруг принялась нахваливать Машу:

– Ох, и дочка же ко мне пришла, ликом ладненька, сердцем добренька, а вумная, будто корова моя, лекарь-то как речи гладкие услыхал, сразу в ученицы взял. Да и рот захлопнет тетка Лизавета, как услышит – никого не брал, из всей деревни, ни парня, ни девку, а мою умницу-разумницу принял!

У Маши от смеха дрожали руки, особенно ей понравился комплимент по поводу сравнения с коровой…

– Шубку тебе мою девичью перешью к утру, будешь в ней венцессой, как по улице пройдешь, всех парней уведешь…

При знакомом слове девочке стало не до смеха, она невольно задумалась, что делает сейчас привениха, ищет ли ее…

– Ты творог-то ровнее клади, на пол просыпешь – куда его потом денем! – напомнила хозяйка девочке, когда та едва не выронила ложку, задумавшись…

Глава 14
Маша изобретает лекарство

Тетка Марья поднялась по деревенской привычке еще затемно, вышла обиходить корову, принесла дров, а потом села, при лучине, перешивать найденную вчера в сундуке шубку для Маши. А Маша, впервые ощутив себя в покое и безопасности, после замка с его открытыми дверями и воем привенихи по ночам, после дикушек с волками, после коровника, спала крепко и безмятежно. Ей снился дом: ее теплая комната, мама с папой спорят, они – как двое детей, выясняющих, есть рога у буки под кроватью или нет, а на самом деле в споре им легче не бояться буку, то есть не беспокоиться о здоровье дочки. Эта мысль ее во сне удивила, причем настолько, что проснувшись и еще не открыв глаза, она вдруг вспомнила все свои несделанные дела, незавершенные идеи, о которых она волновалась и переживала в своем мире, а сейчас вдруг забыла, отвергла ради новой миссии. И так ей стало досадно, что лежать больше она не могла. Вскочила с сундука, еще плохо соображая со сна, принялась хлопотать, собирать свою постель, искать одежду…

– Что ты как заполошная вскочила, на работу не терпится? – подняла от шитья голову тетка Марья. – Умоешься, поешь творожка со сметанкой, мне недосуг было кашу варить, уж не взыщи.

– Творог – то, что надо, лучше каши, – ответила Маша, она и в самом деле не любила кашу, несмотря на всю полезность, в которой не сомневалась. Чтобы умыться, на воде в ведре пришлось разбить ледяную корку, однако холод сразу взбодрил девочку, ее мысли стали ясными. Позавтракав, она облачилась в найденную вчера одежду: черную кофту, штаны, носки, а сверху – пеструю юбку. Заплела две косички, перевязав их шерстяными нитками для крепости, надела круглую вязаную шапочку, белую, затем – куртку с броней, потом примерила шубку золотистого меха неизвестного животного, легкую, удобную.

– Ай, как ладно, – восхитилась хозяйка, – знатной невестой будешь когда-нибудь. Мне шубку эту не носить девичью, думала уже на воротник порезать…

Небо только чуть посветлело, когда Маша вышла из дома. Нежно-бирюзовое сияние разлилось над заснеженными сонными крышами. Несмотря на то что хозяйка подробно объяснила, как пройти до часовни Звезд, девочка на всякий случай спросила у фонарика колокольцев и уверенно пошла по тонкому синему лучу вдоль по широкой, раскатанной санями улице.

В центре деревни сходились три улицы, образуя как бы звезду с тремя лучами. Маша вышла на площадь и остановилась, всматриваясь и раздумывая. С той стороны, откуда она пришла, на площади стоял на первый взгляд простой дом-пятистенок, только без хозяйства, забора, пристроек. Выглядел он нежилым, лишь чадящая в зимнее небо труба свидетельствовала о том, что внутри кто-то есть. Справа находилось широкое здание, в этот ранний час в окошке горел свет, виднелись длинные столы, суетились люди за какой-то работой. Строение прямо напротив Маши более всего напоминало колокольню, сложенную ребенком из спичек, изящную, бревенчатую, красивую, как игрушка, но такую темную, что впечатление от нее оставалось двойственное. Конечно, было приятно и интересно смотреть на высокую четырехугольную башню, вздымающуюся к небесам, венчающую аккуратное приземистое строение с четырьмя окошками в разные стороны света, но в то же время что-то древнее и странное чувствовалось в часовне Звезд, таким не могло быть деревянное здание, может, только каменные развалины давно ушедших цивилизаций.

Глубоко вздохнув, девочка послушалась синего луча и подошла к деревянной башне, поднялась на три ступеньки простого крыльца без перил, постучала в дверь костяшками пальцев (варежек на Машины руки в сундуке не оказалось).

– Что за дурень барабанит в часовню Звезд, – послышался недовольный голос дядьки Сухостоя. Маша открыла дверь, за ней, видимо, для тепла и от ветра висел толстый ковер, точь-в-точь как в замке Громовая груда. Откинув его, девочка оказалась в не слишком просторной восьмигранной комнате с несколькими дверями. Она была тесно заставлена столами и лавками, железная печь посередине казалась лишней в этой обстановке. Множество самой разнообразной посуды, глиняных горшков, мисок стояло на столах и полках над и под четырьмя окнами, а также у дверей. Воздух казался таким же тесным, захламленным из-за самых различных запахов. На стене напротив двери, над окном, висела огромная картина, изображающая стоящего на задних лапках ежа с большими, забавно торчащими ушами. В передних лапах он держал какой-то листочек.

Дядька Сухостой стоял у печки, держа в руках тарелку с испорченной едой: крупно порезанный картофель и куски рыбы украшала серо-зеленая плесень.

– А, ученица, – обрадовался он ей, – заходи, заходи, присаживайся. Вон, смотри, что я раздобыл.

– Вы так оголодали, – отозвалась девочка, при виде содержимого тарелки ее замутило.

– Что? – отозвался лекарь. – Нет-нет, я не собираюсь сам это есть. Вот скоро сюда приведут одного мальчишку – дети часто болеют зимой – и ты покажешь методы твоего папы на практике.

– Вы что? – опешила Маша. – Про плесень я же пошутила.

– Не хочешь делиться? – прищурился Сухостой. – Ну так я сам поэкспериментирую.

– Не вздумайте! – угрожающе надвинулась на него Маша. – Что у вас в Опушкине сделают с лекарем, если я расскажу, что вы отравили больного?

– Ах вот ты как! – рассердился Сухостой. – Назвалась дочкой лекаря, рецептами делиться не хочешь, еще и в ученицы набиваешься?

– Я в самом деле дочь лекаря, и если найду в окрестностях деревни ингредиенты, я поделюсь с вами папиными рецептами, – жалким голосом пообещала Маша. Она представила себе, как расстроится тетка Марья, если ее прогонят из учениц. И потом, если ей предстоит в этом мире миссия Сквозняка, знания местных трав и рецептов могут оказаться весьма полезными.

– Думаешь, я тебе поверю? Так вот же, милая, не будешь ты моей ученицей. Недостойна!

Маша минуту смотрела на гордо скрестившего руки на впалой груди лекаря, потом глубоко вздохнула, чтобы не нервничать, и сказала:

– Недостойно такого ученого лекаря хитростью выманивать чужие рецепты. Тетка Марья уже полдеревни обежала, хвастается, что вы взяли меня в ученицы. Как вы объясните, что так быстро прогнали меня? Я и часа у вас не работала, и вообще еще ничего не сделала. И тогда я всем расскажу, что вы сами ничего не умеете, только используете чужие знания.

Маша, конечно, блефовала – она и понятия не имела о том, позорно или, наоборот, принято делиться рецептами в этом мире. Просто предположила, что и тут может быть конкуренция. Ведь ей так обидно было отступать от уже намеченного плана – ученичество, теплая, сытная жизнь у тетки Марьи, можно затаиться на время, исследовать быт и обычаи мира, привениха тем временем про нее забудет, а по весне можно пойти пешочком по лесам, в поисках ледяного рыцаря… Маша уже привыкла звать его рыцарем, а не рысарем, потому что с последним словом у нее скорее ассоциировалась банда чистопородных детей Гривухи, чем заколдованный незнакомец, нуждающийся в помощи.

Ледяной рыцарь! Его же везли в Опушкино, к лекарю!

– Ну, хорошо, – прервал ее мысли дядька Сухостой. – Пусть на твоем плачевном примере все убедятся, как тяжело стать учеником лекаря Звезд. Я обещал тебя принять – и приму, но только если ты пройдешь три испытания.

– Экзамены?

– Первое ты получишь сегодня, мне надо хорошенько все обдумать. А пока займись уборкой! – он подтолкнул по столу к Маше тарелку с заплесневелым картофелем. Девочка почувствовала, что ее сейчас стошнит, и отвернулась.

– Тряпка, помойное ведро, веник и лопата в правом от входа углу, – распорядился дядька Сухостой. – Можешь не слишком жалеть больное плечо, я как раз работаю над твоей мазью.

Насупившаяся Маша взяла в указанном углу (там оказалась уборная – деревянное сиденье с дыркой и кувшин с водой) помойное ведро, скинула в него с тарелки плесень, затем принялась разгребать посуду и пузырьки на столах. Похоже, Звездный лекарь никогда не утруждал себя уборкой. Отдохнувшая за ночь Маша справилась быстро, она как раз отмывала липкие круги от бутылочек с микстурами на деревянных столах, когда в часовню заглянули первые посетители. Зябко кутающаяся в шаль, накинутую на потертую каракулевую шубу, женщина, и с ней мальчик лет семи, в тулупчике и больших, не по возрасту, валенках.

– Опять дети, – проворчал лекарь, отпирая правую дальнюю дверь, за которой обнаружилась лавка, накрытая стеганым одеялом, на котором лежала деревянная трубка. – Давай послушаем тебя. И почему этой зимой столько больных хриповиной?

– Может, потому, что зима в этом году еще холоднее, чем в прошлом, – вздохнула женщина. – Если бы не торговцы с Теплого берега, скотине нечего было бы есть, а за ней и мы бы с голоду померли…

– Да, проклятая Гора, – забывшись, вздохнул лекарь. – Мой запас трав истощается, благослови Звезды за пихты да ели, без них все мое умение было бы бессильно. В отчаянье я ищу новые рецепты…

Тут он осекся, сердито покосившись на Машу, которая поняла, что не из одной только любви к экзотике взялся Сухостой за плесень. Если бы Маша больше знала об антибиотиках… Но не может же она изменить климат. Или?..

– Барсучий жир, что я вам дал, кончился, а улучшения нет, – констатировал лекарь, послушав в угловой комнате хрипло кашляющего мальчика. – Он ест травяные колобки?

– Они очень горькие, дядька Сухостой, – взмолилась мать. – Если бы я могла заставить его взять их в рот, он бы запил водичкой с медом, все бы проскочило, но он так сильно сжимает зубы… Мне удалось скормить ему только один…

Она достала из кармана берестяную круглую коробочку, в которой перекатывались пыльные зеленые шарики. При виде лекарства одевающийся мальчик зажал себе рот обеими руками и протестующе замычал.

– Ну вот, еще один, – возмутился лекарь, с силой брякнув трубкой о стол. – У меня травы кончаются, скоро эти колобки будут на вес золота, больных детей все больше, и ни один, ни один не ест лекарство! Как твой папа справляется, я не понимаю!

– Они очень-очень горькие, – поддакнула женщина, с отвращением глядя на раскрытую коробочку.

– С детьми надо лаской, иногда хитростью, я вам вчера пыталась объяснить, – встряла Маша.

– Валяй! – махнул рукой лекарь. – Твое задание – сделай так, чтобы мальчик принял лекарство. И сегодня, и завтра, и вообще… Да, сделай так, чтобы дети глотали эти колобки. А лучше изобрети новое лекарство от кашля, мне все равно. Я не желаю больше терпеть разочарования!

Хлопнув дверью, он удалился в самую дальнюю левую комнату, в которой Маша еще не была. Девочка и посетительница растерянно переглянулись.

– А с медом не пробовали давать? – спросила Маша.

– В меде он разваливается, так еще хуже, – ответила женщина. – А ты ученица лекаря, да? Я уже слышала о тебе. Ты придумай что-нибудь…

Маша с досадой отвернулась, посмотрела на горящую печь. Что бы придумал папа? Послал бы в аптеку. Мама бы купила что-нибудь из того, что по телевизору рекламируют, какие-нибудь пастилки или леденцы. Стоп. Леденцы… Если взять бабушкины следочки… но они скорее от боли в горле, хотя от кашля тоже помогают, правда, слабее.

– Ему бы только в рот засунуть колобок, там бы запил и проскочило, – уже со слезами в голосе напомнила женщина.

– Я попробую, – решила Маша. – Только мне нужен сахар, сковородка, может быть, наперсток или ложечка…

– Я сейчас сбегаю за сахаром, в торговый дом, – решила женщина. – Присмотрите за малышом…

Она поплотнее запахнулась в платок и выбежала на улицу. В комнату заглянул лекарь, с любопытством посмотрел на девочку.

– Что ты придумала?

– Я еще не знаю, получится ли…

– Все, что ты испортишь, ты должна будешь отработать, имей это в виду. Сковородка вон там, вместо наперстка возьми вот эту формочку, я лекарь, а не швея…

Маша растопила в сковородке принесенный женщиной сахар, потом взяла один из колобков, с опаской лизнула его. Рот наполнила невероятная горечь, язык словно ошпарило, он ничего не чувствовал.

– Ну и гадость, – воскликнула девочка, но, натолкнувшись на свирепый взгляд лекаря, поспешно добавила, чтобы не обидеть: – Похоже, это очень полезно.

Она взяла один из колобков, поместила в формочку и залила в нее расплавленный сахар. Он густел на глазах, покрывая колобок неопрятной, но плотной леденцовой коркой.

– А если вот так с водой сахар растереть, потом можно колобки обкатать – и тоже неплохо получится, как глазурь на булке, – придумала женщина. – Лишь бы этот сработал…

С опаской лекарь, мать и Маша наблюдали за тем, как мальчик, нахмурившись, кончиком языка коснулся остывшего леденцового шарика. Все трое вздохнули с облегчением, когда он, повеселев, принялся чмокать вкусным лекарством.

– Дайте ему запить, пока он до середины не добрался, – предупредила Маша, которая не так давно имела дело с противными таблетками в сахарной оболочке.

Пока лекарь и женщина хлопотали над ребенком, девочка наделала побольше следочков, добавляя в них мятное масло, найденное ею во время уборки. Она предложила их на пробу, дядька Сухостой их одобрил и тут же продал несколько.

– Использовать сахар еще глупее, чем плесень, – проворчал лекарь после ухода посетителей, – чем горше микстура, тем она полезней. А о зубах ты подумала?

– Ну только для детей, иногда, не слишком часто, – смутилась Маша.

– Ладно, считай, что задание тобой выполнено. Завтра приходи. А сегодня оставь меня в покое, у меня еще много работы.

Не слушая робких возражений девочки, он сунул ей в руки мазь для больного плеча и выставил из часовни. На улице Маша пожалела, что не осмотрела две запертые комнаты, вдруг в одной из них лежит ледяной рыцарь?