Текст книги "Угарит (СИ)"

Автор книги: Татьяна Федорова

Соавторы: Андрей Десницкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

22

На самом деле, когда я выглянул тогда на улицу, даже был рад увидеть всё тот же полуразваленный город и его замурзанных жителей, столпившихся в немом ожидании у входа в свое святилище. Чего они ждали от нас? Решения своей судьбы, судя по всему. И что мы могли им предложить, если и собственной судьбой не распоряжались? И ни-че-гошеньки в ней не понимали?

Вот именно потому и не хотелось так резко возвращаться, ни в чем не разобравшись, ничего не поняв… Ну да, ничего не прихватив с собой для памяти. Домой, конечно, хотелось, но хотелось попасть туда не жертвами обстоятельств, а их победителями.

– Что это такое? – спросил я у местного жреца.

– Письмена Вестников, – важно ответил мне он.

– Ты читал их?

– Кто из смертных читает на языке богов?

– Ну, мы читаем, – буркнул я, – и не такие уж это боги, просто иностранцы…

Оставалось во всем разобраться самим, и на свету было делать это куда удобнее. Написано было, кстати, вовсе не ручкой, а жирным черным карандашом – это Юльке в темноте и с перепугу показалось, что ручкой. Почерк был уверенный, даже, я бы сказал, напористый, с сильным нажимом. Явно мужчина писал. Кое-что приходилось разбирать по следу на бумаге, где графит стерся. Но на первой странице почти ничего нельзя было прочитать, только обрывки фраз: «… where on earth we were. Pretty strange place, didn’t look like anything…где это мы оказались. Что за странное место, не похоже ни на что…» – перевел я, и стал продираться сквозь грязь и потертости дальше, но на этой странице разобрать можно было только отдельные слова: « Syria… back home… any chance at all… kind of no return … that crazy girl… Ugarit, or what» Что ж, этот человек знал Сирию и, похоже, не знал Угарита. Значит, мы тут – не первые гости. Уже интересно.

Вторая страница читалась гораздо лучше. Еще бы, первая служила тетрадке обложкой, и было прекрасно видно, что люди, бережно хранившие сей артефакт, о сохранности текста на первой странице ничуть не заботились. Но оборотная ее сторона уцелела куда лучше, запись даже была датирована: « 10 ^th after landing, 1000+ BC, city of Ugarit». Интересный способ датировки… А что ему еще оставалось? Тоже без календаря, видать, жил: 10-е после высадки, 1000+ до Р.Х., город Угарит. И, чуть не вырывая друг у друга тетрадку, мы погрузились в чтение… Юлька не так хорошо знала английский, поэтому мне местами пришлось для нее переводить. Зато она лучше разбирала уже почти совсем стершиеся штрихи карандаша.

« Действительно, город Угарит, будь он неладен. Самое смешное, что девчонка понимает местный язык, хоть и с трудом. В университете она не только на демонстрации, ходила, еще и учила этот самый угаритский. Прогрессивное направление, как же. Будущее семитологии. Интересно, это ее штудии притянули на наши задницы все эти приключения?

И я тоже хорош, ее слушаться и выходить в море в такую погоду, да еще по тому маршруту… Хотя, если нас выбросило на сирийский берег, может, та пещера и древний Угарит – не такой уж и плохой выход. Не знаю, что сделали бы сирийские красные с таким парнем, как я. А Жюли зато хлебнула бы социализма. Ее бы в самый раз в Ханой, Москву или Гавану – а ее зачем-то в древний Угарит. Ее, а заодно и меня.

Пещера в обратную сторону не работает, мы уже пробовали и не раз. Нас здесь, похоже, принимают за каких-то ангелов. Пока еще не решил, как к этому относиться».

– Ну прям как у нас! – Юлька явно начала приходить в себя, – слушай, давай посмотрим в самом конце, может быть, там написано, как отсюда выбираться?

Но самого конца не было – это были всего лишь несколько первых страниц, вырванных из какого-то блокнота. Так что оставалось читать всё по порядку.

« 14-е после высадки, город У. Деваться некуда, учу местный язык. Жюли треплется уже вовсю. Талантов у девчонки не отнимешь. Еще она заявила, что теперь между нами все кончено. Смешно. Стоило попадать сюда, чтобы обнаружить, что я – грязный империалист, шовинист, расист и все такое прочее. В частности, не собираюсь почитать местных обрядов – в языческие капища ходить, то есть.

Я бы нашел, что ответить, будь мы дома. Но дома еще нет, и говорить нечего, а держаться нам друг друга надо, больше некого. В этом десанте прикрывать спину друг друга мы просто обязаны, так и сказал. Зря только бисер метал, рассказывал ей про ребят, и как мы от Ялу отступали… Только пуще разъярилась: мол, я опять про свои военные подвиги, а прямо сейчас где-то там под Сайгоном детей убивают такие же империалисты. Интересно, а когда мой отец их освобождал в 44-м, ее родители тоже про империализм задвигали? Будто Ким лучше Адольфа.

Смешно: нет ведь ничего этого, ни Сайгона, ни империализма. Нет и не скоро будет. Есть этот гребанный доисторический мир, где они что ни дело молятся идолам, а еще жрут, пьют и трахаются прямо как у нас. Но мне из-за Сайгона в этом простом развлечении отказано, да и не больно-то хотелось.

Уроки, правда, продолжать не отказалась».

– Жюли, – сказала тут Юлька.

– Что?

– Тут была какая-то Жюли.

– Ну да. А что?

– Тёзка моя. Понимаешь?

– И что?

– Хорош уже тупить, Сын Десницы с расцафонистого Цафона! Они меня за нее приняли, понимаешь? Йульяту, вестница богов – это же та самая Жюли! Ну, и я по совместительству. А этот, который писал, империалист который – это ты.

– Я-то тут при чем? И не похож я на него вовсе…

– Ну да, не похож! Ты смотри, тоже герой-завоеватель, одной дубиной семерых побивахом, – смех у Юльки был какой-то ненормальный, истерический.

– Кто это писал? – спросил я тогда жреца, внимательно следившего за нами.

– Вы и писали, Вестники, – ответил он.

– Да не мы это. Просто… просто такие же люди из будущего.

– Такие же люди из такого же места. Бин-Йамину и Йульяту. Я же говорю, Вестники, это написали Вы. Возьмите себе свои писания и верните Угариту его судьбы!

– Мы бы взяли, – сказал я уклончиво, – но тут же не всё. Где остальное?

– Как сокрою правду от тебя, посланник богов, и от твоей светозарной спутницы? Много есть на свете людей, жадных до Писаний Вестников. Долог и сложен был их путь Отец моего отца…

– То есть, – не терпеливо перебил его я, – продолжения у тебя нет?

– Нет у раба твоего продолжения Писаний, – печально согласился он, – и, видимо, нет потому счастья для Угарита.

Я ничего не ответил на это. А что было отвечать? И стал читать дальше.

« 16-е. Вроде помирились. Она тоже дневник ведет, оказывается.

Пробовал соорудить перегонный куб, не получилось. Кислятину эту не могу. А морская кухня у них отличная, вчера ели жареных осьминогов.

Расходные к полароиду уже почти закончились. За последнюю бутылку колы получил серебра точно по весу. Что дальше? Бизнес тут организовать – но какой?

Прямо Робинзоны, только яхта осталась в нашем времени, не сплаваешь на нее за магнитофоном, к примеру, или фотоальбомами. Они бы хорошо тут пошли, не говорю уж об инструментах. А у меня только рюкзак с собой походный, в нем самое необходимое было.

Вчера спрашивали про мою Библию. Не знаю даже, как им объяснить. У них тут клинопись на глиняных табличках, или папирус, но ведь не в материале дело. Надо срочно учить язык, уже что-то понимаю, но сказать мало что могу. Очень уж странный, на арабский мало похож. Ладно, я в свое время даже по-корейски что-то сказать мог. Разберемся.

Ну ладно, выучу, а что им скажу?»

– Ну, вот и кола, – удовлетворенно заметил я, – скоро и про Чебурашку будет.

– Че Гевару, – машинально поправила Юля, – он же Шад-Гиббару.

– А там, глядишь, и подсказки, как выбраться…

– Ага, и чит-коды с солюшенами. Не наигрался?

– Да отстанешь ты или нет со своими подколками? Кто в пещеру-то полез?

– Ладно, ладно…

« 30-е. Давно не писал, много событий. Не ожидал от Жюли, и вообще все переменилось самым неожиданным образом. Попробую описать по порядку. Интересно, хоть кто-нибудь это прочтет? Графит никуда не денется, но вот может ли бумага прожить три тысячи лет? Только в особых условиях, которых здесь ждать не приходится: например, в египетских песках. Осталось попросить египетских купцов увезти мои записи к себе и закопать где-нибудь в Гизе или Оксиринхе. Хорошо заплатить, а еще лучше подарить полароидный портрет – за такое они на все согласятся. Не столько даже портрет ценен, сколько страшно, что себе его оставлю.

Ладно, я отвлекся. Итак, что было…»

На этом тоненький обрывок тетрадки заканчивался – вот тебе, бабушка, и солюшены с читкодами.

23

Пусть меня разорвут на тысячу маленьких медвежат, если я понимала хоть что-то в этом абсурде. Пока что более-менее внятно у меня оформились только две мысли. Во-первых, эти самые Вестники, или как их там, загремели в авантюру во времена, когда наши родители в детский сад ходили, отсюда и такие экзотические артефакты.

И, во-вторых, судя по всему, Ближний Восток – место странное и подозрительное, в нем и время, и пространство нашпигованы дырками примерно как голландский сыр. Только в отличие от сыра эти все дырки только в одну сторону работают.

Я внезапно почувствовала себя как воздушный шарик, из которого вышел весь воздух, и теперь он никому ненужной тряпочкой валяется в придорожной канаве. Примерно так же валялась и я, не в силах остановиться и прекратить истерику, которая в одночасье накрыла меня, к вящему ужасу и жреца, и, главное, Веньки.

Бедный парень страшно перепугался, уговаривая меня успокоиться и перестать, а меня трясло и колотило так, что в итоге он не нашел ничего лучшего, чем обнять меня и прижать к себе как маленького перепуганного ребенка.

– Кончай уже, – растерянно шептал он, – всю рубашку мне насквозь промочила… ну ты что… хватит уже… ну Юль… Ну что с тобой, в конце концов?! Ну сколько можно реветь?

Как оказалось, реветь можно долго, особенно если это первая моя истерика с самого начала нашего дурацкого приключения. Наконец кто-то сунул мне к самым губам чашу с водой, я попробовала глотнуть, подавилась, закашлялась и наконец сумела чуть-чуть перевести дух. Венька смотрел непонимающе и тревожно и выпускать меня пока не собирался. А мне после таких слез и не хотелось от него отрываться, наоборот, хотелось еще сильнее согреться и перестать наконец дрожать мелкой противной нервной дрожью.

– Венечка… не будет там никаких подсказок… не надейся, – прошептала я парню в самое ухо и чуть-чуть отстранилась, чтобы увидеть реакцию.

– Почему? – непонимающе нахмурился тот. – С чего ты взяла, Юль? Мы же только самое начало рукописи прочли, сама слышала, у нее и другие части есть, может, в них что-то более толковое написано.

– Ну как ты не понимаешь? – меня охватила досада оттого, что Венька не понимает таких очевидных вещей. – Ну смотри сам. Бутылка шестигранная, Че этот – это какие годы? Ну никак не наша эпоха, а семидесятые. Или даже конец шестидесятых, вот. И что ты думаешь, если они тут и правда побывали, Вестники эти, а потом к себе домой вернулись, неужели это так бы и осталось незамеченным, да еще на Западе? Да из этого сенсацию бы сделали еще покруче Гагарина с космосом. А теперь подумай, ты хоть что-то слышал про путешествия во времени? Про настоящие, про Угарит этот?

Венька с сомнением покачал головой. Я кивнула в ответ.

– Вот и я не слышала. А это что значит? Что либо они не вернулись вообще, либо вернулись, но им настолько никто не поверил, что просто-напросто закатали в психушку на опыты, теперь понимаешь?

– Может, просто засекреченная информация была? – задумчиво проговорил Венька. – Знаешь, как всякие космические программы секретили? Дело-то какое неоднозначное…

– Вряд ли, – я вдруг почувствовала себя очень уставшей. – Неужели ты думаешь, что на волне всевозможных сенсаций в восьмидесятые-девяностые эта история хотя бы тенью, намеком не всплыла в прессе? А ведь не было ничего такого.

– Значит… – тут я с трудом удержалась, чтобы снова не разреветься, – Значит, никто, Венечка, никуда не вернулся. И мы точно так же в этой заднице загнемся, как и они, весь вопрос только в том – как быстро.

Я с раздражением пнула стену святилища, по толпе пробежал шепот, словно публика пришла в ужас не то от гнева богини, не то от такого вопиющего святотатства.

– Слушай, Юль, – Венька внезапно стал как-то строже и суше, – Кончай свои истерики, ясно? Поревела – и будет, давай бери себя в руки, и давай решать проблемы по-взрослому, а не как девчонка малолетняя. А то ты что-то и так слишком много под мелкую косишь и выделываешься. Это все понемножку хорошо, а в больших количествах утомляет, ясно?

– Ясно, – неожиданно для самой себя ответила я, – Я… я постараюсь…

Почему-то мне совершенно не хотелось больше ни самоутверждаться, ни спорить с Венькой, словно мои слезы и его объятия что-то изменили окончательно и бесповоротно. Я последний раз всхлипнула, восстанавливая дыхание, промокнула Венькиной рубашкой последние слезы и попыталась в шутку взять под несуществующий козырек.

– Что делать будем, господин начальник? – поинтересовалась я, пытаясь взять легкий и непринужденный тон.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Венька, – Давай лучше по городу побродим, раз уж нас сюда занесло. Может, еще какие следы предшественников найдем? Судя по всему, они тут не день и не два прожили, наверняка наследить должны были.

– Ну давай, – согласилась я. В конце концов, действительно интересно, что тут могло еще остаться от этих неведомых парня с девицей. И как их сюда занесло, спрашивается? И при чем тут французский журнал, если парень явно англофон?

В общем, вопросы множились как кролики, а вот с ответами было как-то плохо. Мы побрели куда глаза глядят, без особого плана. Просто раз уж оказались в этих руинах, надо было действительно попытаться отыскать хоть какие-то следы пребывания предшественников.

Судя по сохранившимся руинам, город когда-то был и впрямь большим и красивым. Только кто ж его так разнес вдребезги и пополам? И почему, за что? Все-таки никак у меня не укладывается в голове эта древняя жестокость и безумие уничтожения…

Спутники наши держались позади, видимо, почувствовали, что не стоит нам сейчас досаждать своими разговорами. Довольно долго они вели себя весьма деликатно, но в тот момент, когда я, споткнувшись о большой камень, хотела свернуть в некое подобие переулка, жрец кашлянул и осторожно поинтересовался, на что так сильно разгневалась светлейшая Йульяту, что даже не хочет зайти в свой бывший дом, точнее в то, что от него осталось.

Дом? Мы с Венькой переглянулись, ощущая себя порядочными ослами. И правда, как мы не подумали, что предшественники должны были где-то жить? Да, мозги нам крепко поотшибало. Но раз уж мы оказались у жилища этой самой неведомой Жюли, пройти мимо было бы верхом идиотизма.

В итоге Венька ответил что-то типа того, что Госпожа огорчена тем запустением, в который пришел ее дом, и мы, пригнувшись, протиснулись между двумя кучками камней, явно оставшихся от былой передней стены. Внутренняя часть дома, как ни странно, была разрушена не так уж и сильно. Дырки в крыше, конечно, зияли, но было их не слишком много. Более того, кто-то явно пытался поддерживать минимальный порядок.

– А кто здесь сейчас живет? – поинтересовалась я и совершенно обалдела от ответа, что это, оказывается, говоря нашим языком, мой личный дом-музей.

Нам рассказали: с тех пор, как на Угарит обрушилось величайшее несчастье, в доме этом никто никогда не жил. Но у него всегда была хранительница, следившая за чистотой и порядком, а еще за тем, чтобы на кухне всегда была еда и свежая вода, если хозяйка внезапно вернется. Потом Венька сделал паузу в переводе, что-то уточняя и переспрашивая у аксакалов, а потом поглядел на меня с совершенно одуревшим видом.

– Юлька, прикинь, хранительницами здесь всегда были женщины, у них эта профессия передается от матери к дочери. Но все они… ну, короче, они обязательно должны переспать со всеми мужчинами города, как завещала им ты.

– Венька, ты совсем рехнулся? – не выдержала я. – За кого они меня тут принимают, и ты вместе с ними? Что и кому я могла завещать в этой чертовой дыре, скажи на милость? Ты хоть не поддавайся на весь этот бред, а? А то я с вами всеми спячу окончательно.

– Да не кипятись ты, – отмахнулся Венька, – Ну не ты, не ты, а Жюли. Что ты к словам придираешься? Для них все равно что ты, что она – это один человек.

– Ну и где эта моя персональная музейщица? – полюбопытствовала я, оглядываясь по сторонам.

Из-за спин наших спутников-аксакалов робко выдвинулась худенькая женская фигурка в довольно прилично сохранившихся лохмотьях. Бесконечно кланяясь и что-то лопоча, она первым делом попыталась упасть ниц, но была в последний момент поймана мощной Венькиной лапищей. Возраст дамы определить не представлялось возможным, ей с равным успехом могло быть и двадцать, и пятьдесят лет. Впечатление было такое, что она нас хочет тащить сразу в несколько мест, причем одновременно. При этом тараторила она без умолку, но поднять голову и взглянуть мне в лицо так и не решалась.

В конце концов Венька довольно строго объяснил доисторической даме, что нет, есть мы сейчас ничего не хотим. И пить тоже. Но что светлейшая Йульяту благодарна своей верной ученице за все ее труды по сохранению дома. И что нет, никто не будет ее карать ни за дыры в потолке, ни за местами осыпавшиеся куски стен. Впрочем, водички попить мне бы точно не мешало, но я уж решила потерпеть немного, и без того слишком много было суеты.

Трескотня наконец затихла, и моя личная смотрительница наконец искоса заглянула мне в глаза и поинтересовалась, что мне будет угодно ей приказать. Я впала в окончательное замешательство. Сказать «принесите-ка нам, милочка, все оставшиеся от Жюли артефакты» – так ведь не поймет… А как же сформулировать-то, что мы вообще здесь хотим?

На помощь, как водится, пришел Венька. «Госпожа хочет видеть свои…» – он замялся, но девица (да, пожалуй, она все-таки была достаточно молода) понятливо кивнула и ринулась куда-то в угол, туда, где лично я видела исключительно большую кучу мусора. Порывшись в этих руинах, она вернулась к нам и с поклоном протянула что-то вроде металлической чаши, покрытой металлическим же диском.

– Здесь все, Госпожа, все, что ты оставила, отправляясь в поход. Мы все сохранили в ценности и сохранности.

Час от часу не легче! Куда еще эту Жюли неугомонную понесло? Я невольно почувствовала тревогу за эту неведомую девицу, угодившую в ту же западню, что и мы, хрен знает когда. Ну да ладно, потом разберемся… если сможем, конечно.

Я забрала у девицы чашу, оказавшуюся неожиданно тяжелой. Венька щелкнул по ней ногтем, пробормотал «Бронза, однако!», и мы столкнулись лбами, стараясь опередить друг друга и заглянуть внутрь.

Да, денек и впрямь оказался артефактами богат. На скругленном дне чаши покоились бережно уложенные друг на друга несколько пожелтевших и замахрившихся по краям листков, прозрачная ручка Bic с совершенно опустевшим стержнем, пуговица с обрывком нитки в ушке, пустой патрончик из-под аспирина и монетка с петухом и сакраментальным лозунгом Великой Французской Революции про свободу, равенство и братство.

Галантерейную дребедень мы оставили без внимания, а вот в листки вцепились оба, постаравшись вытащить их как можно аккуратнее.

– У, это не по моей части, – разочарованной свистнул Венька, вглядевшись в довольно кривые и неровные строчки. – По-английски я еще куда ни шло, а тут другой какой-то…

Пришлось мне собирать в кучку остатки школьных знаний, благо, учила я этот другой язык все-таки на совесть. Вот хоть в мелочь, а приятно над нашим всезнайкой-задавакой верх взять, что ни говори! Впрочем, судя по тексту, парижанке моей со спутником вообще крепко не повезло. Хотя сплошной лямур-тужур-бонжур она и тут, похоже, устроила… Почерк был немного разлетистый, но очень ровный и четкий.

« О Господи! Ну так я и знала, что эта прогулка ничем хорошим не кончится. Так этот зануда надоел, что проще было ему дать… в смысле, согласиться на яхте покататься. Хотя… ладно, замнем для ясности. Ну мало ли, у кого что было… Главное, что больше не будет, точка. А вообще, надо свой внутренний голос слушать, ой как надо. Сидела бы сейчас у дяди дома, пила дайкири, вместо того, чтобы травиться какой-то местной кислятиной и слушать бесконечную Бенову бубнежку.

А теперь и сбежать-то некуда – из этой задницы мира фиг сбежишь. Хорошо еще если нас самих тут ни в какую жертву не принесут… А тут еще новый семестр на носу. Опоздаю – фиг мне кто оплату за полгода вернет, а это очень даже не маленькая сумма, между прочим. И с работы за опоздание из отпуска уволят как пить дать… Ну вот за что мне счастье такое, спрашивается? Сто лет бы его не видела!»

Да, похоже, влипла француженка крепко. Интересно, как это их с яхты сюда забросило? Не могли поподробнее написать, обормоты? А девушка-то, похоже, студентка. Стало быть, молоденькая совсем. И как она тут управлялась, интересно, а?

«Опа-ля! Вот это сюрприз так сюрприз – мой угаритский, над которым все семейство долго потешалось, пришелся как нельзя более в кассу. Хотя кому бы в голову такое пришло, что язык для меня окажется не мертвым а самым что ни на есть живым. Угадала я со специализацией, ничего не скажешь. Нет, конечно, накладки есть, далеко не все мне тут у них понятно, но общаться очень даже можно. Вот кайф! К сожалению, плохо лексику помню. Мне бы сюда учебник Гордона – да кто ж думал, что он на каникулах пригодится!»

Ничего себе, оказывается, угаритский язык в ее времена в университете изучали. А сейчас чего забросили? Неперспективное направление, что ли? Или это просто я не в курсе? Ну да ладно, это не столь существенно сейчас.

«Не знаю, что там Бен химичит, да мне это не особо и интересно. Вчера первый раз собирались в женском клубе… Впрочем, клуб – это громко сказано. Пришли три тетки, принесли с собой какую-то ручную работу, вполуха слушали, что я им там вещаю. Потом долго лопотали, дескать, никак такое невозможно, чтобы женщина была наравне с мужчиной, что такое только у богов бывает, но никак не у земных людей. Нет, ну как можно быть такими глупыми курицами, а? Ну неужели им самим не надоело горбатиться с утра до ночи, когда можно организовать свою жизнь куда разумнее и интереснее? Ну ничего, лиха беда начало, мы еще поборемся!»

Ага, идеи феминизма в одном отдельно взятом доисторическом государстве, ну-ну! Девочка-то, судя по всему, нехилую социальную работу тут развернула, во дает! Только на фига ей это все, спрашивается? Почему нельзя дать людям жить спокойно? Вот не зря я этих идейных феминисток не слишком жалую, вечно они не в свое дело лезут и всех на свой лад построить пытаются. Тоже мне Клара Цеткин угаритского разлива!

«Циничные посягательства международного империализма в лице белобрысого зануды получили твердый отпор со стороны маленькой, но очень гордой республики! Пусть не воображает, что если ему когда-то что-то обломилось, то теперь он имеет право намекать на продолжение. Но пасаран!»

Ага, вот и тема си… в смысле, неинтеллектуальной близости возникла. Только не до конца.

«Похоже, мне здорово повезло, что в сумке завалялась пачка шипучего аспирина. Кто его знает, сколько бы времени ушло на установление нормального контакта с аборигенами, да и удалось бы с ними вообще договорится или нет? Вроде, они слушают, когда им что-то говоришь, а потом чуть не плюются вслед, считают то ли помешанной, то ли еще неизвестно кем. Вот уж действительно не было бы счастья, да несчастье помогло. А ведь от малыша уже все местные шаманы и знахарки отказались, скажали, что не жилец. Никогда не думала, что буду мысленно благодарить концерн УПСА или еще кого из этой толстопузой братии. Поистине, мир наш – место забавное и порой весьма ироничное.

Впрочем, это надо было видеть, конечно, какими глазами на меня смотрели все эти тетки-няньки, когда вместо исчезнувшей таблетки вода пошла бурными пузырьками, и как они боялись поить ребенка этим неведомым снадобьем. Пожалуй, не будь мальчишка столь плох, вряд ли бы мне дали так над ним экспериментировать. Но игра точно стоила свеч – за ночь он сильно пропотел, а к утру явно очухался и есть запросил. А ко мне теперь кроме как Спасительница и Дочь Неба никто и не обращается..

С яслями дело идет ни шатко, ни валко. Нет, ну до чего меня все-таки бесит тупость местных мамаш. Сколько раз я им объясняла и про социализацию, и про необходимость общения в коллективе, но каждый раз, когда речь заходит о яслях, они так вцепляются в своих замурзанных сокровищ, словно думают, что я хочу их отнять на веки вечные. Да, похоже, с замужними тетками каши не сваришь… Зато среди девушек есть несколько весьма прогрессивно настроенных. Да и кое-кто из парней начинает в нашу сторону поглядывать с интересом».

М-да, забавный у них там расклад, судя по всему, с самого начала вырисовался. Только нам это чем все помочь может, спрашивается? Я перевела последнюю строчку и облизнула пересохшие губы.

– И что мы с этими артефактами делать будем, а Вень? Толку от них как от козла молока, честное слово!