Текст книги "Небесные жены луговых мари"

Автор книги: Татьяна Толстая

Соавторы: Денис Осокин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

ононя

пекоза и ононя из йошкар-памаша друг друга любят. и вот пекоза приходит сватать ононю. а сестра онони – чемелек – от обиды губы кусает: пекоза ведь ее потискал – сунул раза три – всего наобещал – и вот как теперь получается. сваты ушли довольные – родители невесты их хорошо угостили – и за ответом просили завтра с утра прийти. вечером чемелек зовет ононю под бузину на пруд – и ревет и сестру за плечи хватает. ононя страшно сердится на пекозу и решается с чемелек убить его этой ночью. чемелек плачет: как же мы это сделаем? – нас в уржум увезут – в тюрьму посадят. ононя предлагает: вызову его сюда же под бузину – поласкаю немного – а ты сзади камнем тресни его по башке. чемелек плачет: нет не смогу. ононя говорит: ну так ты зови и ласкай – а я тресну. чемелек ушла – а ононя камень ищет. нашла и спряталась. вот пошел шорох-шум – чемелек возвращается – идет впереди – а пекоза уже ее сзади лапает. повалил – и начал совать. чемелек его обнимает стонет – пекоза пыхтит. а ононя ждет чего-то: может жалко – может смотреть нравится. вдруг кричит чемелек: не убивай его ононя! – не убивай не надо. ононя вышла – и камень бросила рядом с ними. говорит: вставай пекоза – заправься. завтра сватов к чемелек присылай. а женитесь – я на вас смотреть буду. иначе всем расскажу про тебя паскуду. и женился пекоза на чемелек. нельзя ведь играть с девушкой. у онони груди вздернутые и острые – у чемелек плоские и большие. чемелек рыхлая – надо долго ее трепать – и со всех сторон неудобно дергать чтобы вышло что-нибудь. и все больше молчит – хоть так ее хоть эдак поворачивай. а ононя как спичка – только тронь вспыхнет – и криками своими сколько хочешь радости доставит – сама укусит запрыгает – сама лишний раз что-нибудь мужу у себя покажет и от всякого дела оторвет. вот кого хорошо – вот где страсти, пекоза-то об этом знал – поэтому видно и хотел чемелек обмануть скорее. да вот не вышло. поначалу и вправду бывало смотрела на них ононя. смотрела смотрела – пекозу за радугу трогала залезающую в чемелек – и свою сову щекотала – дразнила пекозу – а потом давай тоже с ними соваться. пекоза тогда чуть не сдурел. в богатом доме живет – двум сестрам сует. тесть рано утром зовет работать – а у него сил нет – весь усованный. так всю осень почти продолжалось. а зимой ононю изаньгинские под новый торъял сосватали – и увезли из йошкар-памаша.

оношка

не надо.. – говорит оношка кому-то. – не надо – не надо не надо меня раздевать. но кто-то в амбаре оношку не слушает – а молча прижал ее к стене. я случайно оказался рядом – на улице под ничьим амбаром – тень искал и задремал тут от жары – не сразу еще проснулся. теперь думаю: вот вам и оношка – вот вам и приветливый комочек – вот вам и опрятный мышонок-худышка. сова еще может не оперилась – а уже в амбар ходит. а вдруг ее мучают? наверно не сунули еще. думаю так и ладонью о стену бью: эй оношка – ты с кем там? – это ты дяденька чемен? – слышится испуганный оношки шепот. я.. – отвечаю. – может помощь нужна? оношка молчит. потом говорит новым – незнакомым красивым голосом – замшевым таким – я такой голос у женщин знаю – гулкий как изнутри колодца: нет не надо – отцу ладно не говори? – и пожалуйста уходи отсюда. – ладно оношка не скажу – и сейчас пойду – а не рано ты.... стала? ответа нет. иду под горку – прыгаю через ручьи. думаю как там в амбаре обнимают смешную полуневесту оношку. как ноги ей вытирают – пачкают снова. юанай – жену свою вспомнил. юанай умерла давно. оношку поцелую когда увижу. слушаю перепелок в поле.

оня

оня спряталась в овраг и плачет. энерсольская оня – жена шювырщика – волынщика-пузыриста. кобылки трещат на весь овраг – желтеет пижма – шныряют ужи и ящерицы. соседка увидела спустилась и спрашивает: онюк – что случилось – поссорилась с мужем что ли? да нет.. – оня плачет. – муж в шиньшу с шювырами ездил – кого-то видно себе там нашел. это ты с чего взяла? – охает соседка. – да он шювыры ни штуки не продал – вернулся радостный – меня к себе не зовет – поет и есть не просит – видать его там хорошо покормили. соседка оню по голове гладит. улыбается про себя. оня-то года еще нет как замужем – вот и всего боится. хорошо наверное мужику – красивый сам и жена молодая красивая – лето всеми жуками и птицами тарахтит – вот и веселится. а что сытый – так на дороге поел. а может и правда в шиньше другую любит? соседка оне вдруг говорит: а на радугу его ты смотрела? – чистая или запачкана? оня краснеет – мотает головой: не смотрела – нет. – так беги и посмотри – пока он не вспомнил и не помыл., а может в шиньше еще выполоскал – если не дурак – но может ошалел и забыл про все? оня бежит домой, а как же она смотреть будет? муж ее на руки не берет – на кровать не несет – не хочет. а она к нему не полезет первая – очень всегда стесняется. дома муж перед баней в одних штанах сидит и в пузырь дует – веселую музыку – свадебную. подмигивает оне – глазами приглашает рядом сесть. садится оня. а муж все играет играет – на солнце жмурится – совсем глаза закрыл. оня сидит слушает – а потом сухим голосом мужу прямо на ухо шепчет: ондик – мне свою радугу покажи.. ондик как такое услышал – так сразу отложил волынку из бычьего пузыря. оню за руку схватил – вскочил на ноги. ты это от кого научилась? с кем гуляла? – крикнул и в дом жену поволок. с перепугу оня молчит как рыба – будто виноватая перед мужем. ондик оню тряс тряс – потом немножко поколотил – а потом штаны с нее сдернул и насовал. еще как старался. тогда и помирились они. так и не узнала оня – грязный ли ее муж вернулся из шиныни. сейчас-то он еще какой грязный – но это уже теперь оня всё виновата – размазалась густо по нему. еще раз кольнуло оню беспокойство. на живот к ондику сползла. свой-то запах она вроде знает – и вкус вроде тоже. может быть все ж и чужие следы где-то под ониными остались? коснулась мужа носом и языком. эй оня – ты что делаешь? – муж от неожиданности так и сел. ни разу жена его так не трогала. побить хотел – но вместо этого ноги оне за уши закинул и опять отодрал – кости чуть не вывихнул – чуть не задушил целуя. оня лежит на подмышке мужа – не может шевельнуться – из совы течет и течет – а она и не вытрет. теперь уже всё – уже точно – навсегда затерлись следы шиньшинской возлюбленной мужа – теперь уже нечего искать.

оняви

в озере шергеер вода всегда синяя как ранняя осень. змеи там замерзают если сунутся – очень страшные распухшие плавают потом. шерге это гребень. гребень-озеро. а мы здесь в шушере – ‘гребень оняви’ зовем. вода шергеера всегда открыта – зимой из нее рыси пьют. в марте снег потихоньку тает – над озером пар. оняви где-то здесь мужа убила. никто не знает зачем. самая ласковая оняви в шушере была. самая тихая – родная. в марте вместе с ним сюда пришла – на тулупе лежала на снегу – он веселый на ней качался. а потом в него гребнем кинула и вдоль озера побежала – по разбухшей охотничьей лыжне. муж за голову схватился и умер. кто-то гребень у оняви заранее смертью набил. всё в лесу у озера капало – тюкало с деревьев – солнце текло сквозь ели – и пар – проталины были. не угнаться за оняви – пропала.

опи

от деревни липша речка липша недалеко. на берегу ее – липшинская роща. туда и пришла опи – одна пришла. в этом году здесь не будет уже молений: последнее в октябре прошло – а сейчас ноябрь. полотенца от женщин мокнут на деревьях – березах и липах. которые пестрые – поновей. а которые черные – обветшавшие на ветру и сырости за много лет. длинные столы за которыми овец и гусей едят запивают водой на меде – в слякотных листьях. палки-рогатки одиноко торчат из земли – на них перекладины с крючьями. на крючья вешают тяжелые котлы – а самих котлов нету – карты с помощниками зимовать унесли в деревню. опи очень нужно было сюда прийти. ей пятнадцать лет. она осторожно ступает – всего боится. дождь накрапывает. небо как грязная подушка – всё вздулось – и так уже несколько дней: вот-вот разродится снегом – который больше не растает – а пролежит до весны. опи с деревьями рощи издалека здоровается. ищет где б руки помыть – но к реке из-за грязи не подойти – а в луже пожалуй не стоит. опи плюет на холодные ладошки – растирает – извиняется что заходит в мер-ото – липшинскую мировую рощу – с не очень-то чистыми руками. озираясь и вслушиваясь проходит к липе шочын-авы – одному из главных деревьев – а всего их здесь шесть: береза петро-ош-кугу-юмо – большого белого бога петра, липа мер-кугу-кече-юмо – большого общего солнечного бога, липа кюдырчан-юмо – громовика, липа тюнямбал-серлагыш – хранителя вселенной, береза шöр-шöрвал-ер-юмо – бога молочного-сливочного озера, и вот она шестая – липа шочын-авы – матери рождения. опи-опика запнулась о лестницу – лежащую на земле – по таким лестницам под конец молянов строгие помощники картов в белых и длинных одеждах влезают наверх и забрасывают на ветви женские полотенца и платки – связанные все вместе. от страха опи даже крикнула. а крикнув – испугалась еще больше – ведь все боги рощи на нее одну сейчас особенно близко смотрят – особенно пристально. к шочын-аве приходят женщины – и не только за помощью когда время наступит рожать – не только просить долгожданного зачатия – не только беречь детей – болеющих или идущих где-нибудь далеко на чужой дороге. женщины липши шочын-аву ведь обо всем просят – как добрую старшую сильную таинственную подругу. иной раз такое попросят – о чем стыдно и говорить – но нужно ведь! опи-опика на колени встала – достала кривую тонкую свечку – которую с собой принесла – замерзшими пальцами выпрямила – и перед липой зажгла поставив. ветер ее задул. опи вздрогнула. снова зажгла – и ладонями закрывает. снова погасла та. опи-опика упавшую кору нашла – и какие-то старые ветки – обувь сняла – и свечку со всех сторон закрыла. зажигает – еще и ладонями держит сверху. и шепчет скорее – пока горит: милая шочын-ава – ты мне помоги – родинки мои убери пожалуйста – ну что это такое я с ними? – хотя бы половину убери – хотя бы некоторые – хотя бы те что снизу. пять гусиных яиц достает из берестяного туеса – кладет перед шочын-авой – у обнаженных сырых корней: пожалуйста вот возьми – помоги – не сердись – до свидания. после чего опи-опика встает с колен – обувается – принесенные кору и ветки уносит обратно – аккуратно кладет туда же где взяла. выходит из рощи – по глиняной дороге скользит в деревню – слушает ветер и свои шаги. небо рвется – и сыпет снегом. опи-опика оборачивается – улыбается кланяется пустой темной роще – и говорит шочын-аве: спасибо за добрый знак.

оразви

маленький глупый пензя спрашивает у оразви: шошо кунам толеш? – весна когда будет? пензя с матерью к родителям оразви в гости приехал из китнемучаша – родственники они. оразви отвечает: когда съешь червивое яблоко. пензя морщится – во двор идет – червивое яблоко приносит – вместе с огрызком ест. опять спрашивает: шошо кунам толеш? – весна когда будет? когда меня поцелуешь.. – говорит оразви. пензя радостно улыбается – к оразви прыгает на колени – целует в щеку. спрашивает не слезая с колен: шошо кунам толеш, оразви-кокай? (да она ему значит тетка.) оразви говорит: когда змеей станешь – хорошенько поползаешь по мне. оразви ложится на пол – а пензя по ней ползает – то так то так проползет – извивается – дурацкую рожу корчит – оразви его щекотит – смеется: вот так змея! оразви спохватывается: ну давай последний раз спрашивай. пензя спрашивает с оразви не вставая – лежа на ней: шошо кунам толеш? оразви садится: когда станешь маленьким – моего молока поешь. прижимает пензю к себе как грудного – вытаскивает одну грудь: ну кушай ребеночек кушай – и плачь – ты ведь проголодался. и пензя которому десять лет начинает противно плакать – а оразви ему грудь в рот сует: поешь поешь. чмокает пензя – губами за грудь дергает – а оразви ее рукой потряхивает – и пензю к себе крепко жмет, пензе-то десять – а оразви восемнадцать. выдумщица она. теперь ее очередь водить. грудь прячет – спрашивает у пензи: кенгеж кунам лиеш? – когда будет лето? пензя отвечает: когда съешь червивое яблоко. иди принеси.. – говорит оразви. пензя приносит. оразви осторожно надкусывает с двух сторон – откладывает: ну вот – говорит – съела. кенгеж кунам лиеш? – когда будет лето? когда стану маленьким – а ты моей мамой.. – кричит пензя и лезет к оразви за грудью. что ж – его должна оразви слушаться – не то лета не будет ни у кого. другую грудь вынула – и пензе сосать дает. так долго они сидят. кенгеж кунам лиеш? – оразви должна еще хотя бы раз спросить, и пензя ей что-то тихо так отвечает – и в глаза заглядывает. и с хохотом оразви летит на спину – валится на пол – отпихивает пензю руками. нельзя нельзя! дурачок! – ногами стучит – на весь дом хохочет. – ты еще пензя маленький.

орика

ужарсола – зеленая деревня. а усола – новая. одна напротив другой – через овраг с шиповниками и змеями. в овраге вувер живет – вроде черта – волосатый весь – как ушибленная собака тявкает. дети боятся – взрослые посмеиваются. орика как-то пьяная из усолы домой в ужарсолу со свадьбы шла – и в овраг скатилась. кое-как выбралась – отряхнулась – под ночь уже домой пришла. а муж-то орики в усоле остался – напился там еще крепче. утром орика злая на мужа – ушиблась в овраге-то. ругается про себя – вот скотина не проводил. вместе бы шли – не упала б. сходила позвала пеняслу – соседку. говорит: ты меня за ноги искусай – как тебя муж кусает – даже еще страшнее – своего испугать хочу. пеняслу посмеялась – поотнекивалась. орика штаны сняла – а пеняслу давай кусает – у самой совы почти. орика зеркало поднесла – смотрит. говорит: ладно – давай немного за грудь еще. сделано. спасибо пеняслу сказала – сметаны ей дала. овечьими ножницами у себя между ног неровный клок отхватила – почти полсовы снесла. муж к обеду только явился – глаза красные. орика ему с порога кричит: ну что пьяница – все ходишь? – сунул ведь мне вувер – в другой раз не бросишь одну – сунул и еще как! ой мой беленький боже! лишь бы не забеременеть от такой грязной скотины!.. а у мужа и так после свадьбы в голове красные пчелы роятся. какой – говорит – вувер? – да тот самый – из оврага. и сюда и сюда пихал. смотри вот – давай лечи. и догола разделась. муж как увидел – заплакал даже. жену целовал – маслом мазал. потом ружье схватил и к оврагу понесся. и усольские видели и ужарсольские – как вокруг оврага прыгал и в кусты палил. плакал и страшно ругался. всю дробь исстрелял – домой за новой бегал. пулей зарядил – дорого заряд стоит – спустился в шиповника цветущие кусты – и бабахнул. люди перепугались. бросились к орике: милая скорей беги – у мужа-то твоего в голове ночь настала. орика плачущего мужа домой увела – ружье себе на плечо повесила. дома рассказала все ему. пожалела – самогоном чуть-чуть напоила. сама нежно на него взобралась. эй пеняслу! – на другой день кричит муж орики через забор соседке. – давай совушку покажи – раз на мою жену глазела. та вилами грозит. долго-долго уламывал – может с месяц. проходу не давал. и не отстал ведь пока не показала.

ормарче

кышал-пайрам – праздник киселя – тоже у нас как поминки. наши яснурские девушки под самый уже ноябрь в откупленном доме соберутся – каждая со своим киселем. рано-рано уже придут. с утра белого киселя напьются – мертвым нальют – наливая всех помянут. а вечером веселятся. из ведра пиво цедят – парней в дом зовут. поют – и перед ними пляшут. парни заложив нога на ногу хлопают им и смеются до следующего утра. ормарче ходить на кышал-пайрам раньше всё родители не разрешали. но в этот раз ормарче вдруг так жалобно стала рыдать – что мать ее отпустила и кисель дала – саму себя видно вспомнила. самая младшая сидит среди девушек ормарче – пугливая самая. парни явились – гогочут. у каждого в руке по букетику кишкышинчи – змеиных глазков – луговых бледно-синих и фиолетовых фиалок. а из нагрудных карманов у каждого пучками выглядывает кишкыйылме – змеиные язычки – гусиный лук – по пучку у каждого. девушки немножко пьяные уже. парней усадили – поднесли кисель. парни киселя половину на пол плеснули – половину выпили. один из них – онисым – на шювыре заиграл. другие – захлопали. пошла пляска. никто не заметил особенно что парни со странными букетиками пришли. и мало того – с ними сидят – девушкам их не дарят. иногда кто-нибудь из парней к своему карману наклонится и гусиного лука куснет. и не морщится – жует так. плясали-плясали. плясали-плясали. потом ситяк – брат двоюродный ормарче – достает из кармана пиджака лошадиное копыто. и говорит: давайте в копыто играть. никто из девушек такой игры не знает. как это? – смеются. а так – отвечает ситяк. – будем вам копыто кидать. а кто не поймает – рубаху и штаны долой – и пусть так пляшет. очень больно сделалось в животе у ормарче – очень тревожно на сердце. что это – думает – ситяк сегодня такой противный? а с девушками из яснура что-то неясное творится. стыдливые вроде все – а ни одна не заругалась. только кивают. плечами трясут и хихикают – парням глазки строят – мол давайте кидайте. кинул ситяк неожиданно сильно в сторону красавицы покави. в плечо ей копыто стукнулось – и на пол упало. покави – невеста ситяка ведь. зачем же он так в нее? ну что покави. – гогочет ситяк а с ним и другие парни. – давай раздевайся. и луку опять откусили. а могли бы покави и не напоминать. не успели сказать – покави уж совсем раздетая. на пол одежду швырнула – украшения только оставила. онисым в волынку дует – и пошла плясать. то себя за волосы дернет. то груди руками приподнимет – и потрясет. то вдруг наклонится перед каким-нибудь парнем – и задницу руками раздвинет. все-все смеются. ормарче до смерти испугалась. хочет из дома выйти. встала и к двери пошла. парни все разом к ней обернулись – лука погрызли – сказали злобно: ты куда это ормарче? – да я в туалет. – ормарче еле дышит. – не ври.. – хором ответили – и не пустили ведь – посадили рядом с собой. ситяк у девушек спрашивает: ну кто теперь копыто ловить будет? наперебой закричали девушки – каждая шумит: я! я! – друг друга перекрикивают. ситяк кинул в уляшу – девушку самую толстую. а она его и не думала ловить. улыбнулась и принялась рубашку с себя снимать. ормарче все свои силы собрала-собрала – и погромче пукнула – сколько могла подольше. фу-фу.. – закричали парни – зажали носы – и вытолкали ее взашей. и девушки на нее сердятся: ах ты говно! – кричат. ничего – следующей ты ловить будешь.. – сказал ситяк – и ормарче вышла. на улице ночь. все в яснуре спят. холодно – и звезд не видно. ормарче побежала на ощупь к дому – да пробежав метров сто вернулась – за девушек страшно стало. в окне керосин горит – ормарче осторожно в него заглянула. чуть не умерла: все девушки до единой по комнате голые скачут. онисым в пузырь дудит. парни хлопают. лук весь доели – и за фиалки принялись. разлили кисель весь – на пол и на столе – и в девушек им кидают. прибежала домой – визжит: мама! папа! бабушка!.. о господи – земляные родители – (бабушка так сказала) – никак черти к вам на кисель пришли – покойники злые – с брошенного кладбища у среднего кугланура – или еще откуда-то. и побежали они – давай всех будить по дворам. к дому тому со всех сторон кинулись с фонарями. ормарче бежит – рядом с ней несется бледный ситяк с пешней – а впереди полуголый с ружьем онисым. подбежали – окружили дом – в дверь ворвались. а там все яснурские девушки такими же голыми пляшут. нету никаких парней. на скамье сам собой играет шювыр. а копыто вокруг девушек прыгает по полу и хихикает: пайрем дене! пайрем дене! с праздником! с праздником!

оропти

комарами искусанная в белом платке оропти из леса шла. а навстречу ей овда. пашада кузя кая, оропти? – как дела? – спрашивает. оропти отвечает: сай! – хорошо! – дай пройти, овда-то – лесная жена – неряха – барсучат грудью кормит – из хвощей сети вьет – ядовитые корни ест – лучше бы с ней не связываться. тем более оропти сейчас сама молочная – сынок у нее меньше года. овда открыла рот и гнилые зубы пальцами трогает. качает качает коричневый верхний зуб – и из десны вынула – бросила в сторону – выплюнула густую кровь. оропти сморщилась – воздуха глотнула: овда – тебе чего? – дай пройти. овда ей говорит: подожди оропти – люблю я твоего мужа. можно мне с ним разок встретиться? овда овда – ты не с ума ли сошла? – оропти тревожно на овдины брови смотрит. а брови ее красивые как соболиный мех – хоть сама овда страшная очень. оропти милая – я к нему в твоем виде приду. будет в лесу охотиться – а я выйду. он полюбит меня один раз – а ты вечером подтверди что за ним в лес ходила. и больше уже не буду. ни разу не подойду. – овда на колени встала. оропти говорит: нет овда – у тебя же полный живот бурундучат. ужей и слепых нерожденных поползней. как он после тебя в меня лазить станет? ну подумай сама. прощай. овда тихо зашмыгала – сгорбилась и в лес пошла – как росомаха прихрамывала. обернулась заплаканная – сказала оропти тихо: сама меня найдешь. – и в ельнике скрылась. оропти как домой пришла – покормила сына – сотню дел переделала – мужа ждет. скорее хочет вдвоем с ним остаться – чтобы в его поцелуях встряхнуться от слов овды. а когда наконец остались – и муж оропти бережно на пустых мешках в клети разложил – и рукой у жены погладил – а она крепкие ноги свои раскрыла – изнутри ее выскочила мокрая авдотка – с желтыми глазами с большой головой – пискнула и убежала. плачет оропти – сама как авдотка бьется: испортила меня овда. и с тех пор так всегда у них было. как хочет своей оропти муж засунуть – так оттуда авдотка выскочит – птица быстрая – ночная бегунья. а потом пожалуйста – сколько хочешь суй. так они привыкнув и делали. но все равно извелась заболела оропти. разными голосами уже говорить стала. молока в груди нет. к себе мужа не подпускает. по дому ничего не делает. сама целыми днями с раздвинутыми ногами сидит и кричит дурно-дурно: ну-ка сразу все вылетайте! а нет ничего – только когда муж приблизится. а муж по лесу с утра до ночи овду ищет. как-то усталый-усталый пришел – больше чем прежде. в баню жену зовет: оропти – давай попробуем. ноги жене открыл – наклонился – нету авдотки. рукой потормошил себя – а то ведь и он стал некрепкий – и полюбил оропти – а она в это время молчала. через месяц оропти у леса повесилась – не смогла измену мужа пережить, как раз там где встретилась ей овда.

осика

шоякпундыштýнгвонгго-влак и шоякрывыжвонгго-влак – вот каких грибов набрала осика в осиннике. эти грибы не едят – ложные они. идет поет осика – несъедобных грибов тащит-тащит полную корзину. только ведь осика не дура – она просто грустная что-то. остановилась вот. опустилась на землю. обрывает невзрачную траву явалай. целый букет надергала. сунула в чуман в грибы. платок на голове поправила. вышла на покрытую хвощами поляну. и шепотом кричит: канде шордо! канде шордо! – синий лось! синий лось! шергем шергем! – дорогой мой! за деревьями фыркнул кто-то. вышел лось – подошел к осике. только ведь он не синий – а совсем обычный – коричневый. и хвоя в шкуре. осика его по голове погладила. поцеловала в глаза. грибов дала. букетом явалая-метелок сначала лося по ушам погладила – потом положила на язык. лось заплакал. и осика заплакала. так стояли среди хвощей дотемна. смотрели друг на друга. любовались взглядами. а когда над поляной появилась тусклая шордо шýдыр – звезда лося – полярная звезда – осика дернула лося за ухо вытерла слезы и пошла домой.

осылай

волосы у осылай по-дурацки вьются. пышные и густые – светлые – ну и дела. а голову вымоет – совсем как русского учителя дочка. а сама по-русски не говорит – только матерно. полная как просвирка в церкви. и такая же приплюснутая. зубы кривые – язык на короткой уздечке. но веселая – и друзей полно. глаза видят плохо – но щурятся и смеются. осылай немножко за двадцать. ее в мари-биляморе любят. а родители у нее – угрюмые и худые. этой зимой идет осылай по улице – видно что торопится не просто так – по молодому делу – по глазам видно что кое-где горит – а навстречу ей вугремчийше с кладбища ведут. сорок дней как умер дед сомка – и вот теперь ведут с могилы его замену. вместо сомки-то дед пепи – его друг и такой же пьяница. дед пепи мертвого сомку будет замещать – будет сидеть с его родней и одежду его наденет – вургемчийше он. так всегда надо – будет дед пепи сегодня за сомку есть и пить – будет в бане мыться – плясать будет – в сомкином доме на лавке хорошо поспит – а потом его будто мертвого сомку навсегда на кладбище отведут – совсем проводят – полные карманы еды и питья напихав – чтобы сам ел и хорошенько угостил всех мари-биляморских мертвых. подождет пепи пока проводившая его сомкина родня с кладбища подальше уберется – и потихоньку домой пойдет. часть гостинцев по кладбищу разбросает-расплещет – а часть заберет себе. валит снег густой. пепи еле-еле медленно идет – с трудом передвигает ноги – как деревянный – правильно – належался ведь в тесной могиле. глаза щурит – от света отвык. не говорит – а скрипит и ухает. вургемчийше опытный – не в первый раз. а вокруг него толпа родственников сомкиных и разных односельчан. осылай ругнулась про себя – дала вургемчийше дорогу – и сама ко всем пристроилась – повернула в обратную сторону. нельзя встретив идущего домой мертвого на сороковой свой последний день просто взять и мимо пройти. никому нельзя. будет теперь осылай весь день весь вечер сидеть в доме у деда сомки и слушать что там наболтает дед пепи. ладно. выпившего слегка пепи-сомку с поклоном в дом завели – и за стол посадили. здравствуй отец.. – говорит сомкина дочь марля. здравствуй муж мой сомка.. – говорит унай – сомкина старуха. здравствуйте все.. – скрипит пепи. медленно машет руками и как пугало кланяется. многие улыбаются – а осылай смеется. думает: ну дед сомка – насажаю тебе весной репьев на могилу. думает: ну дедушка пепи – завтра сам на меня полезешь. и тут же спохватывается – морщится плюет – и смеется еще сильней..

время уже заполночь. осылай в уголочке сидит и спит – свистит носом. а чистый и пьяный – красный и сытый пепи – с болью в спине от пляски – которого все окликают ‘сомка – а сомка!’ – рассказывает и рассказывает как живет на том свете – как там наши мари-биляморские – у кого болит ухо – а у кого завелась беззубая любовница – кому курить нечего – а кто делает морды и корзинки – сколько у каждого гусей и ульев.

оцканяш

ава лудо – утка жена – и узо лудо – селезень – проплывают мимо купающейся оцканяш и шепчутся:

– тугай сöрале – такая красивая

оцканяш – тугай – оцканяш – такая

шöртнялге. – золотистая.

– туге туге пеш – да да очень

мотор – пешак – красивая – очень

леве. – теплая.

– леве огыл – а – горячая – а не

шокшо. – теплая.

– волгыдо. – светлая.

– ныжылге. – нежная.

– кавагай. – как небо.

оцканяш всех стесняется – кроме уток. идет к ним по мелкой воде – показывает себя. высокая она. выше всех в лудосоле. две взрослые утки – у оцканяш груди. нету таких у других лудосольских жен – в утиной деревне. оцканяш уткам поет: вучи-вучи-вучи. смеется им: лудо-лудо-лудо. лудо ее и саму муж зовет. мыйын лудем. мыйын оцканяшем. оцканяш оцканяш моя утка.

очина

на беду назвали родители у очины старшую сестру пайрамсуло – празднично-красивая значит. хотели чтобы и жизнь ее такой же была – а все по-другому вышло. упала в детстве пайрамсуло – лицо испортила. летом как-то на поле во время сильного ветра ее ончыкпяй напугал – ‘зубы спереди’ – то есть обычный заяц. мы не знаем уж как это получилось. пайрамсуло маленькая одна играла пока взрослые работали – вдруг страшно крикнула – все к ней – а она лежит с дикими глазами – а от нее по полю заяц скачет. заикаться сильно стала. почти перестала говорить. а еще через пару лет неизвестно от чего оглохла., когда нарашта ýдыр – невинная девушка была – очень сильно любила одного тут – а он над ней смеялся. пайрамсуло тогда его вожжой хлестнула. а он ее этой вожжой связал – штаны с нее снял – на сову пайрамсуло кусок навоза положил и так бросил. и стала пайрамсуло пропадать в лесу – с ружьем с топором – а зимой и на лыжах. отец не пускал ее поначалу. гладил ее по щекам – говорил: ты же зверя не услышишь. но пайрамсуло принесла большой гвоздь и с силой ткнула себя в руку – сказала что иначе не станет жить. ей тогда было девятнадцать лет. до двадцати одного года по лесу ходила – охотницей стала. сама научилась всему. лес помогал ей что ли? бывало по снегу за лосем идет от деревни за много километров. понимает что не дотащит если выстрелит. так она тогда его ранит и раненого на деревню гонит всю ночь. утром домой явится. прохрипит отцу что у деревни убитый лось лежит – и сама на пол свалится и весь день спит. мать с сестрой ее спящую разденут. а в двадцать один год пайрамсуло саму медведь ранил – как-то к ней подошел. из леса ее принесли уже мертвую. и тоже в невестином наряде в середине холодной зимы хоронили разорванную пайрамсуло. у нас по мертвым не плачут – а тут все плакали. младшая очина тогда к свадьбе готовилась. сейчас-то само собой не до свадьбы. но на другой день после похорон сестры очина родителям и жениху памару сказала что свадьбы не будет совсем – пока она того маску (медведя) не убьет – а курык-кугузу – горного дядю – за пайрамсуло по башке не треснет. курык-кугуза – он на горе живет километров за тридцать от нашей деревни. он жизни вьет как пояса для всех кто вокруг его горы поселился. когда еще при жизни пайрамсуло на нее несчастья сыпались – ему не одну жертву на гору таскали – а вот лучше не стало ничего. отец как услышал – давай очину по щекам бить и плакать. мать на отце повисла. памар тут же был – тоже будущему тестю двинул. очина кричит как безумная – головой о стену бьется. в это время вдруг с улицы стук. потом дверь открылась. стоят на пороге медведь и курык– кугуза. курык-кугуза в заячьем тулупе и хмурый. у медведя в когтях волос и одежды клочья. оба в снегу. это мой сын.. – показывает курык– кугуза на медведя. – здравствуйте.. – говорит родителям. – а заяц который пайрамсуло тогда напугал – это мой младший сын – а теперь ее муж – сейчас они будут оба. опять кто-то топчется на крыльце. опять отворилась дверь. стоит живая красивая пайрамсуло – на руках зайца держит. эти дела вас не касаются.. – говорит курык-кугуза мрачно. – ты очина давай замуж выходи – не дури не ищи нас. прощайте. – четверо из дома вышли – четверо остались в доме. так и должно было быть. только очина за ними кинулась. родители с памаром не успели ее поймать. когда выбежали – увидели только на снегу следы – троих людей и медведя. следы по полю шли-шли – а потом кончились – нигде никого нету.