Текст книги "Шестиногая собачка. Дневники итальянских путешествий"
Автор книги: Татьяна Нешумова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Вчера два сильных впечатления: не от красоты созерцаемого, но от того, что это актуально каждый миг. В базилике Св. Франциска в Сиене один витраж изображает узников концлагерей и фашистов – и то, что это навеки теперь будет тут перед глазами людей, – пронзает, как и картина на полу сиенского Дуомо, где убиенные по приказу Ирода младенцы уже восемь веков поражают глаз смотрящего. Эта каменная картина на полу Дуомо – вообще лучшая: солдаты с добрыми лицами отбирают у матерей младенцев, старик улыбается от беспомощности: он ничего не может сделать, то же и на фреске в палаццо Публико, где солдаты в других (клетчатых) одеждах тихонько лезут родным нашим сиенским девушкам за пазуху и под юбки. «Тихо так, слабо», как написано у Гриши[3]3
Дашевский.
[Закрыть]. На этих картинах стоит молчаливый стон, крик, не меньше, чем в «Гернике» Пикассо. Кстати, поняла, что сиенское избиение младенцев в Дуомо – это источник картины Пикассо. И лошади – в палаццо Публико.
Про Симоне Мартини вчера написала глупость, но в ту минуту правда так думала.
Оказывается, мои новые гениальные босоножки – португальские, ортопедические!
Завтрак на открытой террасе – солнце, птицы. Поняла, почему Франциск проповедовал им, – они тут так поют, что хочется с ними поговорить.
И вообще понимаешь, почему Беляночка и Розочка (знаю, что это немецкая сказка, но тут такая же красота) – розовые и белые кусты роз потрясающей красоты (и желтые розовые кусты выше человеческого роста тоже, но их жаль, в ту сказку они не попали!). И король Дроздобород. Все – не сочинено, а из реальности, как три четверти неба на голландских натюрмортах – что еще рисовать, когда вокруг и вправду на три четверти небо.
Лоджия, где вчера музыка и прекрасный потолок (музыкальный магазин), называется Palazzo Chigi Saracini.
Museo dell’Opera сиенского Дуомо.
Первый шаг – в зал скульптуры. 1) Джовани Пизано: Соломон с приоткрытым ртом, Gesu di Sirach, Платон, Аристотель, Мария ди Мозе. 2) Ignoto Senese – S. Paolo. (Попытки рисунков в блокноте – фигуры Пизано с резко вытянутой и наклоненной вперед головой – потому что на них смотрели не вровень, как сейчас в музее, а снизу, с площади, и тогда диспропорция не была видна.) 3) Джовани д’Агостино. Два ангела и Иисус.
Зала Дуччо. Ангелы у престола, на котором сидит Мария (престол похож на дома в городе), – оперлись рукой и на нее чуть положили голову. Я сначала подумала, что они с высоты домов, – но они вровень с Марией и просто заслушались – но ведь на иконе никто не говорит – это чистое созерцание в тишине. Ты глядишь на них и понимаешь: так они учат созерцанию. Так же как на празднике сегодня в честь патрона команды Дракона – св. Екатерины: когда под барабанный бой шли знаменосцы, маленький мальчик пружинил ножками, чувствуя ритм. Так, в созерцании в него сходило чувство ритма, а в нас – при созерцании созерцающих Марию с младенцем ангелов входит молитва.
Чистая симметрия. Но ведь на иконе не все смотрят на Марию. Есть ангелы, глядящие на нас. В левой стороне первый во втором ряду, и справа один. И есть глядящие в сторону – на тех, кто не перед картиной, а сбоку от нее. Всегда есть пара глаз, которые смотрят на тебя, где бы ты ни был. Но те ангелы, что вокруг Марии (а не над ней), еще ведь немного и охранники и поэтому смотрят по сторонам. Или ее уже не надо охранять, ведь все в раю? Но как же в раю – она ведь с младенцем, значит, на земле, и значит, охранить они не смогут. И ведь они НЕ ЗНАЮТ еще, ЧТО БУДЕТ!!!
Икона, где Иисус моет ноги апостолам, я смотрела и сначала не могла понять, что это за три черных таракана или мухи нарисованы? А потом сообразила: это же развязанные сандалии!
Зал «картонов», то есть эскизов пола Дуомо:
Paolo di Martino – где повешены пять рыцарей; избиение младенцев – это Matteo di Giovanni; Domenico di Nicolò – где конная битва; где дамы: Benvenuto di Giovanni, Neroccio di Bartolomeo (где лев и волк жмут лапы), и Nanni di Pietro; где подъем на гору к Сократу – Паоло Мануччи по картону Пинтуриккио; еще дамы: Luigi di Ruggiero detto l’ Armellino, Giovanni di Stefano, Giuliano di Biagio.
Пьетро Лоренцетти «Natività della Vergine».
Маленькие танцующие бронзовые апостолы «Sculptore Senese».
Paolo di Giovanni Fei «Madonna del Latte» – Иисус сосет сисю, такую вкусную.
Иконы Matteo di Giovanni – он великий. Слава Богу, что увидела его (он же «Избиение младенцев»).
Подъем по крутой лестнице и панорамы.
Gregorio di Cecco: мадонна в черном платье – его особый ритм, а ангелы играют на музыкальных инструментах. Ритм золотых складок и полос на ее платье и музыкальный ритм ангелов соотносятся.
Sano di Pietro: 1) проповедь св. Бернардино. Все молятся на коленях. Слева женщины. Справа – мужчины. На Piazza del Campo (не там ли вчера прыгали в мешках дети?) и 2-я – на Piazza S. Francesco. Я узнала вчерашние сиенские площади, они не изменились за столько веков!
Крипта.
Через прозрачный пол видно, что собор еще уходит вглубь метров на двенадцать. Фрески. Икона Лоренцетти «мадонна Латте» – я молилась перед ней, как обычно, за родных, но еще и за N…
Баптистерий. Уже совсем устала, но тут опять св. Бернардино проповедует – теперь уже на площади перед Дуомо. Бронзовые барельефы баптистерия – Giovanni di Turino, отца моего Matteo.
Но и Гиберти – и они сразу – лучшие!!! Крещение Иисуса и Ирод и Иоанн Креститель. «А еще» Донателло: голова Иоанна Крестителя.
Фреска в Баптистерии – «Несение креста» – Христос обернулся, и сидящая к нему спиной на коленях в молитве Мария Магдалина тоже обернулась. Они встретились взглядами. Сзади человек в синей повязке, босой (значит, не римлянин) дает пинка Христу. На все это смотрит мальчик слева. Да… Взгляды, взгляды, взгляды: кажется, что они – самое главное, что рисуют художники Сиены.
Еще раз в Дуомо.
Заметила маскаронов (не знаю правильного слова: маскароны ведь скульптурные, а тут фреска!) и других фантастических существ на потолке библиотеки.
Поняла, что черно-белые полосы в соборе изгибаются над головами святых под потолком, как нимбы.
Увидела в библиотеке на фресках очень схожие с Беноццо Гоццоли сюжеты: оборачивающийся всадник; глядящий на нас как бы Рафаэль. Вот откуда он, с его «Афинской школой».
Сильнейшее впечатление от готических скульптур в Опере дель Дуомо.
И теперь передо мной собор – белый и розовый мрамор, его прячущиеся друг за дружку колонны, их кружево (и сколько людей так называли это до меня). И высоко – фигуры святых, которых не могу разглядеть…
Потом пошла еще в собор Св. Екатерины, где ходила под полом, в крипте – там устроен археологический музей, разглядывала фрески – но уже ленилась и не писала, а фиксировала фотоаппаратом, а это значит, что имен не помню. Зря, может быть, ходила туда: было чувство, что это уже «перебор», что за один день столько мне не прожить. Вышла не без труда: 3000 квадратных метров истории – и опять бьют в барабаны и маршируют сиенские мужчины.
Захотелось на море. Поплавать. В автобусе во Флоренцию слушала Окуджаву («По Сиенской дороге леса, леса, леса») и Паваротти. И под его пение «mamma» из‐за туч показалось солнце и облака стали похожи на лежащие (положенные горизонтально) готические статуи.
Перед отъездом в путешествие ночью придумала название новой своей книги. Записала. Забыла об этом. Две недели не вспоминала. Приехала – смутно помню, что было это и что названием была очень довольна. Но – никаких следов в доме или компьютере от этой записи. И это – мука. Невспоминаемое название всеми цветами радуги переливается и несбывчиво манит. Привязала к ножке стула шарф (как делаю за последние две недели уже третий раз и помогает). Сказала слова. И вот – нашла бумажку. На ней написано: «нерасточительная корка лимона приятно горчит». А потом название будущей книги: «ПРИЛЕПИЦА». И эпиграф к ней – измененная на одну букву цитата из Баратынского: «согласно излетая». Теперь остается только написать книгу.
2015. Июньское путешествие
Дети договорились между собой и купили мне билеты на самолет: Москва – Рим с пересадкой в Стокгольме и Венеция – Москва с пересадкой (18 часов) в Копенгагене. Маршрут я придумала сама, заказав самые дешевые ночлеги по дороге: Рим – Ареццо – Болонья – Падуя – Равенна – Венеция.
1 июня
Начало путешествия: на Курской кольцевой ждали поезда минут шесть, вагон был переполнен. Не люблю этих растянутых метропауз, тревожных и зловещих. Но – обошлось: иногда бывает и так: длинная пауза, не означающая ничего. По пути в аэропорт из аэроэкспресса я позвонила Льву Михайловичу Турчинскому и рассказывала ему о работе над архипповской книжкой. Он, уже прочитавший половину моего предисловия к ней, как и Ваня, ругал меня за длинную, в полторы страницы, цитату об Эрне из архипповских воспоминаний, вставленную в статью (а я говорила: нет, пусть останется, это для тех читателей, которые не читают всей книги, а ограничатся чтением вступительной статьи).
В Шереметьево выяснилось, что рейс SAS прилетел с опозданием и вылетит не в 15:15, а в 16. Это означало, что в Стокгольме я на свой рейс не успеваю. Меня заверили, что беспокоиться не о чем: раз оба колена перелета sas’овские, то они сами придумают мой новый маршрут. Чтобы попасть к ночи в Рим, пришлось лететь из Стокгольма во Франкфурт (SAS сотрудничает с «Люфтганзой»). В Шереметьеве у меня образовался лишний час, книжку о Сезанне, переведенную еще в начале 1930‐х, единственную, карманного формата, которую я взяла с собой, читать очень быстро надоело, пришлось погулять вдоль Duty Free, ужаснуться автомату по продаже маек: одна другой страшнее, как униформа для кругов ада, с возрастающим хоррором.
Смешно, стюардесса продиктовала мне на борту самолета в Стокгольм номера пересадочных рейсов, которые я записала на бумажке (пробнике духов, другой не нашлось), а время второго полета она не уточнила. Так эту бумажку я и предъявляла дальше в качестве своего билета. Когда я сошла во Франкфурте, работница аэропорта сказала мне, что мой рейс уже очень скоро и вылетает из противоположного сектора. Поэтому мне пришлось пробежать по франкфуртскому аэропорту примерно два километра по движущимся дорожкам из сектора А в сектор В, гейт 6. Лифт у гейта не работал, поэтому после этого кросса со своим восьмикилограммовым рюкзаком я опять бежала пять пролетов лестницы вверх. А еще вчера в Москве лежала почти весь день с больным сердцем… Вылет в 21:10. Лететь полтора часа. Это означает, что без такси из Фьюмичино мне в Рим не добраться, так как автобусы и электрички уже перестанут ходить.
Стокгольма, как мне мечталось, я не видела вовсе: аэропорт стоит в лесу. Зато потом сразу – очень много очень красивых озер. Облака с просветами сияющей под предзакатным солнцем воды, такое небо, на которое и надо смотреть, а иначе – зачем живем? «Вы не можете вообразить того, что после смерти», а если не небо и облака – что это? как об этом и думать… Думала: «Эх, была бы я Елена Шварц, уж нашла бы для этих облаков слова». Но я – это я.
Потом возник Франкфурт. Видно, что огромный, с небоскребами, трубами и удивительным треугольным домом, занимающим целый квартал. А после города вдруг начались красивейшие леса. Густого зеленого цвета, такого, какой любил Дерен. Желтая сухая ровная трава – эти деревья, темно-изумрудные кроны и коричневые стволы – и хмурое серое небо – удивительный колорит аэропорта Франкфурта. Ну а коридор с движущимися лестницами теперь будет мне сниться в безвыходных снах.
В стокгольмском зале ожидания поразила меня одна немолодая дама, попросившая меня посмотреть за ее вещами, пока она сходит в туалет. Зона нормального человеческого доверия, об атмосфере которого как-то забываешь, живя в России.
По дороге во Франкфурт решила всему радоваться и воспринимать как приключение. Когда еще я полетаю дорогой «Люфтганзой» с большими расстояниями между креслами, бесплатной едой и вином (которые были очень кстати)? Я разговорилась с немкой, занимавшей ближайшее ко мне кресло. Выяснилось, что в Риме мы останавливаемся в соседних районах, обсудили возможность взять одно такси на двоих, но не сбылось: римские таксисты наотрез отказывались сажать в одну машину пассажиров с разными адресами. Пришлось ехать одной и болтать с шофером (я радовалась возможности попрактиковать свой еще очень беспомощный итальянский): обсуждали, какой папа лучше: нынешний или Иоанн Павел II. Мнения наши разделились, и пришлось даже немного поспорить… Конец дороги в Трастевере, славящемся кривыми улочками, я отлично помнила и показывала своему таксисту, как правильно ехать, потому что год назад уже останавливалась в том же прекрасном хостеле «Орса Маджоре». Рассматривая гугл-карту еще в Москве, я выяснила, что он стоит на той же улице Сан-Франческо ди Салес, что и римская тюрьма, устроенная, видимо, в бывшем монастыре. За тюремной стеной (а мне так нравилось год назад вдоль нее ходить, наблюдать, как плющ и жасмин раскинулись вдоль старинных каменных плит) в плане был огромный крестовик церкви, которая на карте не имела названия, и я все никак не могла сообразить почему.
Я позвонила, мне открыли уже запертые на ночь ворота. Устроившись на месте, я вышла во внутренний двор. Каждые десять минут с единственного дерева – цветущей стройной магнолии – срывался сухой лист, и это был единственный звук, рассекающий тишину римской ночи, которому внимали я и пристроившийся рядом со мною на лавочке сторож этого места – грустный внимательный кот.
В Трастевере
2 июня
В моем путеводителе по Риму написано, что 2 июня – единственный день, когда для осмотра простому люду открыты сады Квиринала. Это написано маленькими буквами в незаметном месте, поэтому я наивно полагала, что желающих посмотреть сады будет не так уж много: ведь 2 июня, в День Республики, в Риме проводится военный парад, зрелище, которое должно притянуть к себе толпы. А мне, не включившей телевизор 9 мая в Москве, смотреть еще один военный парад (пусть и в Риме) совсем не хотелось. Меня тянуло в сады, но намерению этому не суждено было сбыться…
От моей «Большой Медведицы» (так переводится «Орса Маджоре») до Тибра меньше двух минут пешком. Я вхожу на мост, иду мимо уже знакомого кенотафа в честь маленького мальчика (фотография, вложенные в пустоты ограды моста игрушки, цветы, всегда свежие, я помню о них с мая 2014-го). Потом все еще не завершенная стройка между набережной и виа Джулия, мощеный булыжником переулок Карчере, идя по которому я всегда вспоминаю, как Усов не советовал Архиппову писать Черубине, потому что она «ин карчере»[4]4
В тюрьме.
[Закрыть]. Миновав церковь Санта-Лючия, перехожу улицу – и захожу впервые в Санта-Мария-ин-Валличелла (Chiesa nuova), где отличная копия «Снятия с Креста» Караваджо (а для рубенсовского алтаря, как почти для всего рубенсовского, у меня нет – еще нет? – точки восприятия).
Иду по левой (если идти от Тибра) стороне улицы Витторио Эммануэле II, взгляд случайно ловит прекрасную мраморную скульптуру в лоджии одного палаццо (уже в Москве потом выясню, что позвала мой фотоаппарат римская копия Праксителя).
На виа Джулиа
К площади Венеции и полицейских, и народу становится все больше, у алтаря Победы строятся военные в разных униформах, я иду мимо, но дорогу мне преграждает взвод кавалеристов – красивые красные мундиры, кокарды с золотыми шнурами и плюмажем, плавно и послушно выступающие лошади.
Я иду дальше, к Квириналу. За мной увязывается красивый и высокий негр. Заговаривает, я уточняю у него дорогу, к моему удивлению, он несколько кварталов идет рядом и болтает о том о сем. Я понадеялась на него, а он, оказывается, и сам не знает пути, зачем-то вывел меня к фонтану Треви, там полицейские подсказали, куда свернуть. Я говорю негру, что не понимаю, зачем он идет со мной так долго. «Ты красивая, и я тебя полюбил». – «Ну уж дудки, дальше я хочу идти одна». – «Давай хотя бы обнимемся на прощание». – «Нет, нет, прощай».
Так выглядит «Похищение Прозерпины» Бернини (оно на вилле Боргезе) в моем исполнении. Почему-то, глядя на этот рисунок, я вспоминаю гениального Егунова: «Помните картину Репина „Не ждали“? Там в двери входит бывший арестант, вроде меня, возвращенный из ссылки. Я подобрал по размеру и на его место вклеил Лаокоона со змеями»
А вот и Квиринал. Совсем безлюдно, карабинер объясняет, что вход в сад откроется только в 15 часов, а сейчас 10. Поэтому я иду к своей любимой борроминиевской церкви Сан-Карло у Quattro fontane, чтобы после нее посетить палаццо Барберини. По дороге захожу и в церковь Сант-Андреа-аль-Квиринале Бернини. Золотой ее потолок, свет в ней.
Кассирша в палаццо Барберини объясняет, что сегодня из‐за праздника в музее открыт только один этаж (какая связь? отгулы у смотрителей? – не могу догадаться). Я решаюсь: «Ничего страшного, мне хватит и одного», и как потом оказалось, этот редуцированный объем для первого посещения был как раз совершенно идеален. Еще один этаж меня бы раздавил. Я бы уж совершенно точно «восхищенья не снесла». А так – на все хватило сил.
Квентин Метсис. Хрестоматийный портрет Эразма Роттердамского (Наташа Громова потом, когда я показывала ей фотографии путешествия, глядя на него, сказала: «Опять Путин!» – а меня Бог спас от таких ассоциаций).
«Генрих VIII» Гольбейна – кажется, я помню его с шестого класса школы.
Изабелла Медичи (со знаком вопроса) неизвестного флорентийского мастера.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
