Текст книги "С первого аккорда"

Автор книги: Татьяна Нартова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Часть третья. Считая грани.

Все последующие дни погода упорно пребывала в хмуром настроении. Ливень медленно переходил во мглу, та становилась густым туманом, выпадавшим на землю грибным дождем. Злость и обида на Берестова сменились раскаяньем, но как объясниться с ним, я не знала. И вот после целой недели серости и слякоти произошло настоящее событие. Я проснулась утром, потягиваясь в кровати, и радостно обнаружила что вышло солнце. К этому моменту я уже настолько отчаялась его увидеть, что не сразу поверила в просветы в тучах. По такому случаю кувырком вылетела из-под одеяла, буквально вопя на весь дом от радости. Радостное настроение не позволяло найти нужное занятие. И вдруг я поняла, что хочу увидеть… Егора. После нашей последней встречи я даже ей не позвонила. Да и Аринка названивать мне отчего-то не жаждала. Едва пересилив себя я набрала знакомый номер. Несколько коротких гудков и веселый голос подруги окончательно вернули мне по-настоящему летнее настроение:

– Привет, чего-то ты не звонишь, не приходишь? – удивилась Аринка.

– Да так, – неопределенно протянула я.

– Берестов звонил, – не обращая внимания на мой ответ, продолжила подруга, – Хотел узнать, как ты. Рассказал про вашу милую беседу.

– Я уже и сама сожалею, что нагрубила ему, – услышав саркастические нотки в голосе Аринки, предупредительно бросила я, – Он прав.

– Ничего он не прав! Неужели ты поверила ему? Мало ли что человек может в гневе крикнуть. Я вот иногда так расхожусь, что потом сама не понимаю, как могла наговорить столько гадостей, о которых я даже не думала.

– Да нет, Арин. Человек только в пьяном и рассерженном виде говорит правду… Ладно, мне самой не очень удобно ему звонить, но если Берестов еще раз с тобой начнет говорить, извинись за меня.

– Хорошо. Судя по его голосу, он уже тебя и так простил.

– А как там Егор? – я попыталась придать голосу менее заинтересованный оттенок.

– А что Егор? Мы с ним вчера ходили в кино, пока папа обитал у друзей. Он за порог, я сейчас же вслед за ним. И то боялась даже на пять минут опоздать, вдруг приду, а предок уже дома? Такой скандал поднял бы, ну ты же знаешь!

– Знаю, – хмыкнула я, – А у вас с Егором серьезно?

Я так старалась сказать эту фразу холодным голосом, что похоже переборщила с равнодушием. Аринка, знающая меня еще со школы, рассмеялась прямо в трубку и даже всхлипнула:

– Успокойся, у тебя куча шансов. Нет, – уже спокойнее произнесла она, – просто он парень хороший, вот всех за свой счет и таскает по ресторанам, кино и все такое. Я думаю, вы бы отлично сошлись. Ты вечно в себе копаешься, он тоже где-то летает.

– Может, мы с ним птицы разного типа? – на сей раз я не удержалась от сарказма.

– Нет уж. У меня мнение такое, если глаза людей блестят одинаково, значит – они друг другу отлично подходят. Так сказать – глаза – это зеркало души. Что, он тебе понравился?

– Слушай, хватит меня сватать за всех подряд, – неожиданно разъярилась я, – То ты меня знакомишь с Берестовым, все поешь, что дурак дурака, то теперь Егора ко мне прицепить пытаешься, как консервную банку к кошкиному хвосту. Чего ты добиваешься? Что бы я влюбилась и сошла с ума от мук неразделенного чувства? Тогда бы спокойно смогла сказать: "Я так и думала, что у нее крыша едет!".

– Ты чего, Вишня? – опешила Аринка, – Просто Егор, правда, хороший парень. А с Берестовым я тебя познакомила из-за того, что ты была в творческом ступоре. Я же не думала, что он нас в "Красный закат" потащит, да еще звонить тебе начнет. Прости уж, если что.

– Да, ладно. Просто… странное у меня ощущение. Может, у меня, действительно, с головой не все в порядке. Понимаешь, мне кажется, что Егор с Берестовым находятся на разных полюсах. Берестов такой красивый, уверенный в себе, глаза опять же… зеленые, дьявольские какие-то. А Егор – мягкий, спокойный, без всяких эгоистических замашек. Я их видела-то по одному разу в жизни, но у меня сложилось именно такое ощущение. А еще мне кажется, что Егор тоже талантлив.

– Ну, подруга! – протянула Аринка, – Насчет последнего не уверена. Петь он не поет, картин не рисует, да и стихи свои мне не читал. Конечно, может, еще до этого дойдет. Но это вряд ли. А вот то, что они на разных полюсах, – это ты в самую точку. Константин с Сорелом на одном факультете, даже в одной группе учатся. И главное, недели не проходит, что бы они не поругались. Слышала в конце мая о драке в столовой?

– Да, что-то было такое, – припомнила я.

– Так вот это они учинили. Меня там лично не было. Но те, кто присутствовал, рассказывают, что видели, как у Берестова от злости аж искры из зрачков летели.

– Да ты что? – удивилась я, – Вроде Егор мне таким спокойным показался.

– Так он спокойный. Со всеми, кроме Костика. И, знаешь, почему тогда до серьезных травм не дошло?

– Почему? – на автомате спросила я.

– Ножей не было. Только одноразовые вилки. И два старшекурсника, вовремя разнявших парней.

– И не известно, из-за чего они так?

– Нет. Хоть бы из-за девушки, я бы поняла. Но у Егора никаких пассий не наблюдается, а у Берестова их столько, что одной больше, одной меньше, – не велика потеря. И не деньги тут замешаны. Парни состоятельны, могут себе иногда даже позволить то, что среднему студенту только снилось. Да и, вообще, пересекаются они редко. Ребята рассказывают, что они между собой никогда не разговаривают, сидеть стараются на максимально далеком расстоянии друг от друга. Короче, странно все это. Ну так что, тебе он нравиться?

– Берестов или Сорел?

– А что, оба?

– Не знаю. Берестов как магнитом притягивает.

– Ага, – это точно, – встряла подруга, – Я сама от него начинаю сдавать все позиции.

– А вот от Егора ничего в моей памяти такого не осталось, кроме глаз.

– Вот, зеркало души.

– Птицы одного полета, – хмыкнула я, – Нет. Они мне не нравятся. Ну то есть, нравятся, но исключительно как две личности. Так что пока с моим сумасшествием можно повременить.

– Так и запишем, – весело хихикнула подруга. Я только молча покачала головой, – Телефон-то дать?

– Нет.

– Как знаешь, – Аринка не стала настаивать. Поболтав еще минут десять о моих новых творческих порывах, литературе и прочей ерунде, мы с Аринкой повесили трубке, вполне довольные друг другом.

Теперь из моей головы не выходили странности в поведении Берестова и Егора. Все это как-то настораживало. Конечно, мало ли из-за чего не могут договориться два крепких привлекательных парня. Но уж больно странно щемило сердце, словно разгадка этой истории лежала гораздо глубже, чем казалось с первого взгляда.

Я выглянула из окна. Легкие перистые облачка медленно парили в лазурной вышине, настраивая только на приятный лад. Со всего размаха плюхнувшись на стул, я быстро пододвинула к себе свои "рабочие инструменты" – ручку и тетрадь. Снова посмотрела на улицу, ловя едва уловимый запах сирени, доносившийся из раскрытой форточки. Лето только началось, но она уже отцветала, прощально махая своими пушистыми кистями. Зеленые кусты под окном оглашали окрестности своим волнистым шепотом. Теплые лучи солнца так и тянули свои ладони, лаская даже через два стекла своим теплом.

Надо только поймать…

Зеленые льдины, мгновенно превращавшиеся в изумруды и сладчайший голос, пролетающий над сценой. Легкая издевательская снисходительность в уголках губ…

Цветы, лето. Теплые лучи, бьющие по листьям порывами ветерка. Их нежные прикосновения, от которых кожа начинает немедленно краснеть.

Но перед глазами вставала зима. Занесенные снегом поля, сверкающие алмазами. Голубоватые иголки инея, тонкий ледок на реке, и все то же самое бездонное небо, облаченное в мантию облачков. От мороза щеки начинает щипать, но ради веселого катания на санках или игр в снежки можно потерпеть. Солнце, играющее со снежными сугробами, рисующее блики в почти что взрослых глазах. Мудрых, но открытых и веселых. Голубые глаза с темной каемочкой, две ямочки на щеках, как у ребенка…

Я невольно улыбнулась, зачеркивая снова и снова одно и то же слово: "Дар". Потом резко выдохнула и понеслась галопом по строчкам, словно боясь опоздать, не записать все мысли, что витали в воздухе, словно знакомый запах уходящего мая.

Зеленые петляющие тропы, заснеженные просеки в лесу.

Мерцает снег, ручей судачит снова и колется снежинка на носу.

Покрытые холодною хвоею, и тонкою зеленой бахромой.

Кто любит свет сиянья над собою, тот с летом не поссориться зимой.

Цветочные, пятнистые поляны, и запах белоснежной чистоты.

Тому все будет хорошо и прямо, кто видит каждый день лазури сны.

Жемчужины вишневые соцветий, и горный льдин оплавленный хрусталь.

Течение небрежное столетий. Лишь в сердце не мешает злобы сталь.

Зимой согреться можно от движенья, в июле освежиться под дождем.

И только солнца ждут все с нетерпеньем, касания его косым лучом.

Что карие, что сочно-голубые, зеленые. С улыбкою глаза

Красивые, когда они живые. И любят все, пока в них есть весна.

После этого я довольно откинулась назад, твердо принимая решение пройти, прогуляться. На горизонте начинали собираться тучи, так что если я не наслажусь всеми благами погоды, придется еще несколько дней тосковать по ним. А так хоть может даже и загар какой появиться.

С такими размышлениями я и отправилась на лифте вниз. Денек обещал быть еще более жарким, чем все предыдущие. Ветерок, едва шевеливший веточки кустов окончательно стих, и воздух стал буквально окутывать меня своей влагой. Земля была мокрой, черной и неприятно похлопывающей под ногами. Небольшие лужи еще не успели испариться, и теперь сияли на солнце осколками волшебного зеркала. Перейдя двор, я свернула на улицу и едва не столкнулась с кем-то лоб в лоб. Потирая ушибленное плечо, я подняла глаза и встретилась взглядом с двумя половинками неба.

– Егор? – больше для себя спросила я, только после его кивка додумавшись извиниться, – Прости, я такая растяпа.

– Вечно летающая над землей, – улыбнулся парень.

– Точно. Это все говорят, хотя я больше предпочитаю выражение: "Иногда отрывающаяся от земли".

– Что, так далековато от полетов? – в голосе Сорела не скользнуло ни тени иронии. Как-то незаметно мы пошли дальше по улице.

– Не знаю. Многие считают, что я только и делаю, что вечно пребываю в мечтах и размышлениях.

– А ты как сама думаешь?

– Там легче, – я обернулась к парню, вглядываясь в его лицо, Правда, не всегда тебе дают возможность налетаться вдоволь. Говорят, вы с Берестовым общаетесь как кошка с собакой.

– И кто же из нас кто? – сразу помрачнел Егор.

– Он кот, ты пес. Он гуляет сам по себе, а ты нет… Чушь, наверное, – я сама не поняла, почему я начала этот разговор и почему решила именно так.

– Нет. Ты права, – парень продолжил двигаться, а я послушно засеменила за ним, – Не лезла бы ты в это дело, Вишня. Скажем так: мы с ним законченные враги. И не надейся узнать что-то большее.

– Хорошо. Раз такая секретность, – разочарованно протянула я. Интересно, а чего еще можно было ожидать? – Ты к Аринке шел?

– Нет. Просто гулял, решил зайти в ваш двор. Или это считается преступлением?

– Да нет.

– Ну, раз мы встретились, думаю, надо познакомиться поближе. Я все-таки видел тебя всего раз и мельком, так и не успел ничего выяснить.

– Что выяснить?

– Ну как же?! Чем ты увлекаешься, как живешь, что любишь.

– А зачем это тебе? – подозрительно прищурилась я.

– Ну а как же без этого? Все-таки я же должен знать хоть что-то о своей новой знакомой. Или тебе не интересно, кто я? Если нет, так и скажи. Произнести: "Пока", – никогда не поздно. Или ты в этом грех видишь?

– Никого греха я не вижу. Просто не станет ли тебе скучно, как только ты все выяснишь. Вдруг я тебя разочарую. Но если тебе так хочется, давай, начинай свой допрос, я не против.

– Ой, хватит тебе! Не собираюсь я допрашивать. Просто всегда интересно поговорить с новым человеком.

– Ага, – хихикнула я, – пока он не станет старым! Не моя шутка, сразу предупреждаю.

Егор пожал плечами, как-то уж слишком серьезно. Мы направлялись в сторону парка. Жгучее солнце оставалось позади, нависая над серыми многоэтажками, словно мощная электрическая лампочка. А впереди раскинувшись на весь горизонт, стремительно порхали яшменные кроны деревьев

Как-то совсем не заметно Сорел увлекал меня все дальше от дома.

– Если человек действительно интересен, он никогда не станет для тебя старым. Ты будешь открывать в нем все новые грани, как в драгоценном камне.

– И сколько же у тебя граней? – с вызовом произнесла я.

– Сам не в курсе. Возможно, именно ты сможешь посчитать их.

– Возможно. Ты этого хочешь? – я судорожно сглотнула, сердце резко дернулось вниз, а потом вверх. Уж не накаркала ли мне подруга и впрямь, душевных мук от любви?

– А почему нет. Давай так. Пока мы гуляем, ты считаешь мои грани, я твои. Выиграет тот, у кого их окажется больше. В качестве приза, любое желание.

– Не слишком ли, а? Ты едва со мной знаком, а уже условия ставишь! Вот и первая твоя грань: наглость.

– Не наглость, а решительность. Так что счет ноль-ноль, – издевательски протянул Егор. В голубых глазах заиграли настоящие морские волны. Мне оставалось только смириться.

– Ладно, – махнула я рукой, искренне надеясь, что окажусь более многогранной.

Солнце уютно усаживалось подобно Жар-птице на верхушку березы. Жара и не собиралась спадать, свет рисовал под нашими ногами причудливые тени. Я чувствовала себя просто великолепно, словно и не болтала несколько часов с Егором, а лежала дома с книжкой в руках, или сидела перед телевизором. Мне казалось, что от разговора с ним мои силы умножаются. Как парню удавалось не только вызвать меня на откровенность, но еще при том не заставлять смущаться, было непонятно. Казалось, Сорел повернул внутри меня невидимый кран, выпуская все ощущения и слова на волю. Мне даже показалось, что никогда раньше я столько не говорила, как в этот вечер. Правда, вопросы парня быстро кончились, и теперь пришла моя очередь брать у него интервью на свежем воздухе. Солнечные лучи вырисовывали на его узком лице удивительную картину, в центре которой сияли голубые глаза. То смеющиеся, то грустнеющие, словно они жили отдельной жизнью от всего остального организма.

– Неужели тебе никогда не было страшно? – изумилась я от очередной фразы Егора.

– Нет. Люди всегда бояться двух вещей: боли и смерти. У меня очень высокий порог чувствительности, так что я могу даже кипяток пить, а смерть – это, вообще, не страшно.

– Интересно, – протянула я, размахивая в воздухе полузавявшей веточкой акации, – Я вот, например, боюсь остаться одной. Боюсь предательства, высоты, немного пугаюсь замкнутых пространств. А ты говоришь, что причин бояться всего две.

– Я не говорил, что причин две, не перевирай мои слова, – спокойно парировал Егор, наклоняясь вперед, – Причин уйма. Высота, темнота, насекомые и так далее. Но, смею тебя спросить, почему именно ты боишься остаться одной?

– Не знаю, – честно ответила я, – Мне легко провести в одиночестве целый день, я мало говорю. Но… если в моем окружении нет ни одного человека, это страшно. Словно… словно меня никто не любит. И тогда на душе становиться очень гадко, плохо…

– Больно. Тебе страшно подниматься выше, потому что ты боишься упасть и разбиться. Многие бояться пуков, змей. Точнее того, что их могут ужалить или укусить. Яд, боль, смерть.

– Возможно, ты прав. Но тогда скажи: почему смерть для тебя не страшна?

– Потому что после нее я уже перестану бояться стопроцентно, – немного криво усмехнулся Сорел, – Ладно, все эти разговоры как-то не способствуют хорошему самочувствию.

– Да уж. А чем ты увлекаешься? Надеюсь, надеюсь не коллекционированием бабочек.

– А что плохого в бабочках?

– Ненавижу их. Не знаю, почему. Наверное, это впечатления детства виноваты. Когда-то давно к нам залетела то ли моль, то ли просто, ночной мотылек. Он летал, садился на стены, потолок. Мне было ужасно страшно, словно это была не бабочка, а летучая мышь или большущая птица. Я не думала, что она меня укусит, но ее крылья, пролетающие совсем рядом доводили меня до состояния оцепенения. Я могу наблюдать за капустницами, павлиньим глазом и прочими представителями чешуекрылых. Но только когда они летают в нескольких метрах от меня на свободе. А близко! Их мохнатые толстые тела, громадные глаза и это судорожное трепыхание крыльев… даже не знаю, как объяснить. Я слышала, что многие люди бояться бабочек. Мне как-то от этого даже легче. Всегда хочется верить, что ты нормальный человек.

– Нормальный? А что в твоем понимании значит нормальный?

– Ну, это тот, кто не выходит из общепринятых норм, не имеет отклонений, не свойственных остальным

– Х-м, – Егор кашлянул, пряча усмешку, – А почему ты думаешь, что другие нормальные. Может, все общество нездорово? Ты знаешь, но я думаю, что нормальный человек – это тот, кто не делает умышленно зла. Все остальное – это такие мелочи. Ведь у каждого существа есть свои особенности, и вывести общую формулу нормального поведения не возможно. Это все равно, что сравнивать картины разных художников. Каждая картина хороша по-своему. Каждый человек по-своему ненормален или же, наоборот, нормален в пределах своего характера и темперамента.

– Так ты не ответил, чем увлекаешься? – напомнила я.

– Литературой. Особенно стихами современных авторов, – на полном серьезе заявил парень.

– Издеваешься? – не поверила я в его честность.

– Нет. Если ты про то, что ты пишешь, извини: не думал к тебе подлизываться. Это у меня уже давно. Направления, возраст писателя, тематика – любые. Что называется, главное, чтобы цепляло. Сам же немного владею пианино.

– А у меня дома гитара, – пробормотала я, глядя на землю. Егор нагнулся, укладывая руки на колени. На миг мне почудилось, что его тень окуталась полупрозрачной дымкой, словно пытаясь изменить очертания. Я моргнула, и видение исчезло. Видимо, солнцепек не прошел без последствий для моей головы, – Значит, ты бесстрашен. Вот еще одна грань. Или ты опять скажешь, что это не считается?

– Нет, не скажу. А ты жуткая скрытница и врушка.

– Я?

– Причем, врешь сама себе, – чуть наклонив голову, не остался в долгу Егор. Я даже язык прикусила от таких заявлений. Парень, заметив выражение моего лица, кивнул, – Я знал одну девушку. Она была такая же молодая, как ты. И тоже вечно летала где-то далеко отсюда. И также умела хорошо себе врать. Ты пытаешься убедить себя в том, что отлично проживешь, поверхностно общаясь с людьми, что учеба – это главное и все такое. Врешь ведь? И не говори, что смотришь сейчас на меня исключительно как на собеседника.

– Интересно, а как же я на тебя смотрю? – я мгновенно почувствовала, что он прав.

– Пока мы тут с тобой сидим, у тебя глаза начинают гореть все ярче, руки начинают дрожать все четче. Я уж не говорю о голосе. Ты не заметила, что пытаешься не смотреть мне в глаза, что постоянно заикаешься, когда все-таки посмотришь в мою сторону.

– Уж не преувеличивай свою значимость! – хмыкнула я.

– Ни капли. Уверен, что с тем же Берестовым у тебя так же. Ты же не камень! – Егор улыбнулся.

– Нет, вы все-таки жутко похожи! – рассержено выдала я, – Только ты начинаешь мне доказывать, что я нуждаюсь в любви, в парне, в друге. А он – то, что мне нужна слава, деньги и другие привилегии знаменитости. Такое ощущение, что вы знаете меня лучше, чем я сама, или, по крайней мере, искренне в этом убеждены.

– И мы правы. Вишня, умоляю тебя, прекрати глядеть на себя только отрываясь от земли. Многие люди бояться сказать себе всю правду. Вот для этого и нужны друзья. Хороший друг – это твое зеркало с плоской, идеальной поверхностью. И как бы не было тебе противно твое отражение, но ничего ты поделать не можешь. Сам человек смотрит на себя подчас субъективно, наносит тушь, тени. Замазывает морщинки и прыщики. А потом наклоняется к луже, и пытается подправить прическу. Конечно, я тоже иногда неумышленно стараюсь не акцентировать свое внимание на чем-то, что считаю не слишком… приглядным в моем поведении. Но насколько я успел убедиться, все комплексы возникают оттого, что мы отворачиваемся от зеркал, и продолжаем рассматривать себя на дне кривого половника.

– И ты хочешь стать моим зеркалом? – продолжила я мысль Сорела.

– Если боишься, так и скажи. Не все любят свои отражения.

– Но иногда ведь надо смотреть правде в глаза, – грустно усмехнулась я. Егор только откинулся на скамейку, потягиваясь. Солнце уже почти окончательно спряталось за зеленые ветви березы, освещая их изнутри. Воздух стал наполняться прохладой, и только теперь я заметила, что потихоньку покрываюсь пупырышками. Я зябко потерла руки, пытаясь как можно меньше привлекать внимания. Хотя Егор и затрагивал достаточно неприятные для меня темы, но прервать разговор сейчас было нежелательно. С каждой новой фразой Сорела я все больше утверждалась в мысли, что он или давно все про меня разузнал у Аринки. Или же видит насквозь. Иначе, как бы он всего за несколько часов смог бы проанализировать мою личность так, как я бы и сама не смогла?

– Замерзла? – заботливо спросил парень.

– Да нет. Просто как-то неожиданно похолодало.

– Может, тебе домой пора?

– Хочешь отшить по-хорошему? – съехидничала я.

– Нет. Но должен же быть повод для еще одной встречи.

– Тебе обязательно все делать правильно, обязательно надо иметь предлог, что бы что-то сделать?

– Он нужен тебе, – улыбнулся Егор, – А за меня можешь не беспокоиться. Для меня достаточно одного желания.

– Значит, ты импульсивный человек? – попыталась сделать я вывод.

– Возможно. А возможно и нет. Частенько мне приходиться выливать на себя целый ушат ледяной воды, чтобы прийти в себя и не делать глупостей. В эти моменты я закрываю глаза и начинаю убеждать себя остановиться, подождать, остыть.

– И что, получается? – заинтересовалась я.

– Бывает, что и не справляюсь. Так что если не хочешь, что бы я потом себя корил, – иди домой.

– А если не пойду? – это был не вызов, и тем более не соблазнение. Просто хотелось узнать, что тогда будет. И, вообще, причем здесь я. Но голос вышел уж очень вкрадчивый. Так что пришлось срочно добавить, – Ну, мне же надо знать, чисто теоретически.

– Тогда ты задержишься здесь до темноты, замерзнешь и заболеешь. Я так увлекся разговором с тобой, что даже не заметил, как солнце садиться.

– Я тоже, – Сорел встал, протягивая мне руку для прощания. И тут только я вспомнила, – А как же наш договор?

– Грани.

– Да!

– А ты их считала? – подозрительно протянул парень, отводя глаза. Я только прикусила губу:

– Я на тебя надеялась.

– А я на тебя. Ну, раз так вышло, давай считать, что получилась ничья. Если не возражаешь, конечно?

– Давай. И какое же желание ты просишь? – брови Егора сдвинулись. Я даже стала волноваться, не выдумывает ли он что-то ужасное, но парень вдруг произнес:

– Я хочу, что бы ты согласилась еще раз со мной прогуляться.

– Мог бы и не просить, – облегченно вздохнула я, – Я хотела того же самого.

– Как говорит Аринка: "Птицы одного полета"? – усмехнулся Сорел.

– Пока не пнут, – не полетим?

– Нет. Если уж полетим, так не остановимся, пока куда-нибудь не врежемся.

– А что, ты врезался? – удивилась я. Лицо Егора стало мрачным. Он только кивнул и добавил:

– И прошу тебя, не повторяй моих ошибок, – Сорел пожал руку и, даже не попрощавшись, пошел по аллее к окраине парка. А я так и осталась стоять, смотря, как медленно уплывает его тень.

Но ни завтра, ни на следующий день мы не встретились. Всему виной были нескончаемые дожди. Темные тучи осадили город, как полчище голодных волков, нападающих на одну овцу. Пару раз заскакивала Аринка, мы молча сидели рядышком, смотря, как ветер качает деревья. Настроение ползло вниз вслед за свинцовым небом, подчас опускаясь ниже плинтуса. Дней через пять, вечером я сидела, перечитывая в очередной раз одну из самых моих любимых книг, как вдруг до меня долетело треньканье дверного звонка. Учитывая, что дома никого не было (родители еще не вернулись с работы), идти открывать пришлось мне. На пороге стоял мокрый с головы до ног Берестов, едва ли не освещая темную площадку своей улыбкой.

– Привет, зайти можно? – поинтересовался он, опираясь плечом о косяк. С черных прядей копало, тонкая рубашка и джинсовая куртка прилипли к телу.

– Теперь Аринка и адреса дает? – недовольно произнесла я.

– Это не она, это я сам.

– И не жалко тебе потраченного времени на поиски моих координат, а? Неужели решил посмотреть, как живет печатная машинка?

– Вишня, извини меня. Я был не прав, – как-то сразу поник Костик. В зеленых очах отразилось самое настоящее раскаянье. Я только улыбнулась.

– Да ладно, шуток что ли не понимаешь. Сама дура. Наорала на тебя. Это ты меня должен простить.

– Я простил.

– Я тоже.

– Тогда, значит, впустишь. Я когда выходил, дождь только накрапывал, думал, доберусь до тебя раньше, чем ливень начнется. Ну, как видишь, не успел.

– Конечно, проходи, – я закрыла за Берестовым дверь, оглядывая его с ног до головы, – Тебе бы переодеться и выпить чего-нибудь горячего. Все-таки погода далеко не июльская. Вообще, в этом году подозрительно паршивое лето.

– Ага. То жара, то ливни. Прямо-таки тропики! – развел руками Костик, – Так где переодеваться прикажешь и во что?

– Даже не думай, что разрешу тебе устраивать здесь стриптиз! – усмехнулась я, отворачиваясь от парня. По спине замаршировали мурашки, – Ванна в конце коридора. Там же висит халат. Думаю, разберешься. А я пока чайник поставлю.

– Чайник? – Константин легко развернул меня к себе, на лице так и застыло знакомое ядовито-ироничное выражение лица, – А я так надеялся на что-то более горячительное.

– Коньяк? – предположила я.

– Боишься, что родители заметят?

– Нет, – бросила я ему в лицо, разворачиваясь на кухню. За спиной раздался сдавленный хмык и отдаляющиеся шаги. Быстро подойдя к шкафу в гостиной, я вытащила початую бутылку, раздумывая, сколько бокалов брать. Потом подумала, и решила, что один. Хоть я и стараюсь выглядеть в глазах Берестова старше, но решиться самой, без ведома предков, пить, было выше моих сил. Так что чайник все же ставить пришлось.

После того, как чай для меня был приготовлен, а Берестову налит коньяк, появился и сам Костик.

– Я вещи в сушилку бросил, думаю, должны высохнуть быстро. Если ты, конечно, меня не решишь выставить через пять минут.

– Все зависит не от меня. Так, зачем я тебе понадобилась? – отпивая из кружки крепкий напиток, перешла я к сути дела.

– Хочу пригласить тебя на мой концерт. Он будет несколько скромнее, чем первый. Но уверен, ты не пожалеешь. Там соберутся только почетные гости. Вы с Аринкой входите в список. Ей я уже приглашение отослал, а вот тебя решил пригласить лично. Как коллега коллегу.

– Даже так? – удивилась я. Берестов потягивал коньяк, даже не морщась. Меня обычно на такие подвиги не хватало.

– Потом можем сходить куда-нибудь. Если дожди кончатся.

– На следующей неделе обещали потепление и прекращение этой ерунды. Думаю, я приду. – А что одевать надо? – последнюю фразу Берестова я старательно обработала, выловив из нее только самую корректную информацию. Конечно, мне было лестно, что он так относиться ко мне. Но вот ни на какие встречи, не связанные с творчеством, он мог даже не рассчитывать.

– Что хочешь. Никаких ограничений. Это же не светское мероприятие общегородского масштаба. Человек пятьдесят, не более. Однокурсники, друзья. Познакомлю тебя кое с кем из нашего ансамбля. Хорошие ребята, я с ними с первого курса дружу.

– Весь курс придет?

– Нет. Намного меньше. Там помещение маленькое выдали, как бы я не старался, все не влезут. Я не волшебник, раздвигать пространства не умею.

– Да ну? А я думала, что ты все можешь, – хмыкнула я. Парень закатил глаза.

– Почто со мной ты так жестока, а? Я все для нее, а она мне – шиш.

– Да ладно тебе, – махнула я рукой, – Не обращай внимания. Желчь – это единственное вещество, пребывающее в моем организме в избытке.

– Угу, жалко, что некоторым товарищам этого не докажешь. Я вот тоже не такой плохой. Просто у меня повышен уровень самооценки и самоуважения. Это у меня от мамы. Но отчего-то другие принимают особенности моего характера за высокомерие и презрение к другим.

– Да, я тебе показать кое-что хотела. Как коллега коллеге, – Берестов улыбнулся, – надеюсь, понравится.

– Я тоже надеюсь, – я шмыгнула в комнату, доставая из укромного уголка свою потрепанную тетрадь. Уже через минуту она лежала на кухонном столе, а Константин внимательно вглядывался в мой корявый почерк. Я ждала его реакции, покусывая губы. Лицо парня с каждой секундой становилось все серьезней, сосредоточенней и мрачнее. В конце концов он заговорил, осторожно выцеживая каждое слово, словно взвешивая его на весах:

Боясь подходить к зеркалам, боясь навсегда их разбить,

На сотни кусков, пополам, теряя заветную нить.

В прозрачной воде, где камыш закрыл легкий след от руки,

Ты снова и снова глядишь, и губишь поверхность реки.

Закатное солнце ушло, и звезды лучи растеряв,

Уходят на чистое дно, с себя обязательства сняв.

Закроешь глаза, только свет и крики далекой совы

Обнимут тебя на послед, ломая о стекла персты.

Виновен ли тот, кто не зряч, что видит одну пустоту?

Разбей, если хочешь, и спрячь, а ветер развеет вину.

Круги по воде к берегам расплещут подробности все.

А зеркало будет лежать, и память хранить о тебе.

И в первый предутренний час дойдут до него облака.

Одна одинокая часть, без сносок и скобок штриха.

Ударь кулаком, не беда. Обратно вернется удар.

Не бойся разбить зеркала, река превращается в пар.

– Интересно, и где же ты таких идей набралась? – протянул Берестов, – Был у меня знакомый, который тоже обожал такие вот рассуждения. Лично я всегда придерживался другой точки зрения.

– Какой же? – прищурилась я.

– Никто не может видеть тебя лучше, чем ты сам. И иногда надо себе врать, потому что иначе ты начнешь себя очень недооценивать. Вряд ли есть человек, который не имеет скелета в шкафу. И каждый раз, наталкиваясь на очередную косточку этого скелета, ты начинаешь все более себя ненавидеть. Так, может, принять все как есть? Скажем, если ты знаешь, что не должен кого-то любить, быть с кем-то, надо зарыть на это глаза ради этого человека? Как ты думаешь?

– Ты насчет чего? – изумилась я.

– Это я так, для примера, правда. У меня никогда таких проблем не было. А вот у моего приятеля, о котором я до того упоминал, были.

– И что он сделал? – я вся напряглась, стараясь не выдавать волнения.

– Он честно собрал все косточки и даже потом гордился этим, – Берестов допил последний глоток, отставив бокал, – Так где ты таких идеек набралась?

– В воздухе витали, – с самым невинным видом сообщила я. Но почему-то лицо Костика стало еще серьезнее. Мне даже показалось, что он так и шарит глазами по стенам, мебели и потолку, словно пытаясь эти самые мысли найти. Но в кухне ничего не летало, кроме пыли, которая, в прочем, без солнца не была видна, – Слушай, а во сколько концерт-то и когда?