Текст книги "Дело о таинственном наследстве"

Автор книги: Татьяна Молчанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

А тот, всхлипывая, икал:

– Ну вылитый барин дновский, ха! Ик! Он вот так себе всегда вино заказывает. Ха-ха! Ик! – закатывался мальчишка, пока Василий не дал ему затрещину, так, легонько, для острастки. И половой, наконец, смог объяснить довольно-таки внятно следующее: оказывается, этот господин не кто иной, как гость дновский. Почему дновский? Так приезжает с той стороны всегда, туда и уезжает. В город наведывается пару раз в неделю по каким-то неясным делам и обязательно захаживает к ним в трактир. Имя? Не-а, не знает. Барин ни с кем тут особо не разговаривает. Засядет часа на два, выпить закажет так, не особо много. Кушать почти не кушают. Да тут много таких, деловых, что ли. Сидят, кумекают что-то…

– Да вот, кстати, и он! – Мальчишка кивнул на входящего в зал дерганого господина.

Василий шуганул мальчишку. И, притаившись у буфета, стал наблюдать за таинственным барином. А тот опять слегка пошатывался и вид имел уже совершеннейшего старичка. Он сел за столик, сделал заказ, достал какие-то бумаги и стал их изучать.

Следующие действия Василий совершал исключительно по вдохновению. Он быстрым шагом вышел в зал, и, проходя мимо столика с господином, очень замысловато вкрутил свои ноги в соседний стул. Тот, служивший верой и правдой уже дюжину лет, такого отношения к себе не потерпел. Взбрыкнул всеми четырьмя ножками, отчего Василий, к вящему своему удовольствию, начал падать прямо на господина. Тот в первое мгновение оторопело уставился на внезапно свалившегося на его руки юношу. Затем попытался скинуть его со своих колен, на что Василий стал громко всхлипывать:

– Ох, простите, Бога ради, ай! Моя нога!

И тут господин, всмотревшись в упавшее на него чудо, всполошился, видимо узнавая своего недавнего помощника. И стал спихивать Василия уже более любезно. Даже с улыбочкой:

– Ну что же вы, голубчик, так неловко-то?

«Голубчик» наконец соизволил сползти с его колен. Чуть ли не на четвереньках Вася добрался до коварного стула и с видом абсолютного мученика водрузился на него, шепча умирающим голосом:

– Простите, что потревожил, барин. Сейчас пойду, только передохну немного…

– Коньяка, быстро! – приказал барин. И подал даже собственноручно Василию рюмочку, приговаривая мягким смеющимся тенорком: – Вот так оказия! В прошлый раз вы меня выручили, а теперь и я вас попользую. Пейте коньячок, скорее в голове просветлеет. Как это вы прям на меня-то и упали, – смеялся барин, дребезжа телом. Он был даже рад этой встрече, скрасившей его усиленные мыслительные процессы над двумя листочками, в которые Василий уже пытался заглянуть. Рюмка коньяка действительно настолько взбодрила его, что и сел Вася уже ровнее, и улыбнулся заботливому барину, и горячо поблагодарил его, так сказать, за спасение. Будучи добрым и говорливым парнем, Василий еще поохал и поахал. Благодаря своего спасителя, он все приговаривал: «Ведь вот вам крест, головой прямо об угол летел, прямо об этот проклятый угол. А получилось, что к вам…»

– А что, простите за любопытство, вы архитектурой интересуетесь? – Вася внезапно сменил тему, понимая, что через минуту уже долее будет просто неприличным вот так сидеть, просто охая и ахая. Кроме того, краешек бумажки он все-таки разглядел. Будучи образованным юношей, понял, что это какие-то чертежи, а спрашивал сейчас уже так, наобум. Однако столь невинный вопрос сильно взволновал нашего барина. Он рванул бумажки на себя, под стол, стараясь свернуть их. Коряво улыбнулся, мол, пустяки, но руки его дрожали. Незаметно спрятать бумажки не получалось. И, видимо решив, что ничего худого они сами по себе не представляют, он наконец положил их обратно на стол. «А что, – подумалось ему. – Может, парень что и соображает по строительной части, рассказать разве?» И, немного успокоившись, он откинулся на спинку стула и прокряхтел, практически не кривя душой:

– Да вот, действительно, знаете ли, я всякие переделки затеял у себя в хозяйстве. Но знаток я, честно говоря, неважный. Зашел к уездному архивариусу, планы построек разных взял, чтобы покумекать над ними на досуге. Может, что полезного перейму для себя. Больно хороши ваши дома здесь, как на века построены, и дворовые помещения тоже. Вот хоть эти планы взять, что скажете? – И, горя желанием услышать что-то полезное, он протянул Василию бумаги. Тот с равнодушным выражением лица взял их, безмерно ликуя в душе, повертел минуту и отдал обратно.

– Ничего особенного, – зевнул он. – Действительно, план какого-то очень добротного дома. Таких здесь много.

А в голове аж кричало: «Да ведь это же план дома Феофаны Ивановны!»

Он сразу опознал его – план был тонко и точно вычерчен. К тому же, насколько ему было известно, только ее дом, в отличие от остальных к нему ближайших, имел большой обширный подвал. Барин обратно бумаги не принял, продолжая выспрашивать:

– А можно ли в доме наподобие такого, что вот на этой на картиночке, тайник устроить? А то столько дорогих сердцу вещичек храню. Жалко будет, ежели все покрадут когда. А с тайником оно надежнее, – и неубедительно захихикал.

Василий опять взял в руки листочки и посмотрел на план постройки дома уже более внимательно.

Думая: «А барин-то не только загадочный, но и какой-то уж шибко неумный. Ну как вот так первому встречному документы показывать да спрашивать, где тайники сделать, и ведь врет еще!»

Вася прекрасно знал, что планы построек окружных усадеб хранятся в величайшем секрете. Просто так для просмотра никому не выдаются. Кстати, лишь малая их часть имеется у местного архивариуса. Обычно их сами владельцы и хранят… Хотя… Василий взглянул в прищуренные и чуть слезившиеся глаза барина. Возможно, не так-то уж он и глуп. Во-первых, достал где-то нужные ему документы. Во-вторых, хорошо все придумал. Ведь ежели он есть заезжий барин, какового изображает, ну скажу я ему, где тайник разместить. А он уедет в свою тьмутаракань, и не узнает никто, где именно он там свои ценности хоронить станет. А может, хватит нам ходить вокруг да около? И Василий, как можно искреннее улыбнувшись, спросил:

– А вы откуда к нам прибыли? – впрочем, мало надеясь, как и на свою обаятельную улыбку, так и на правдивый ответ господина. И конечно же, не ошибся.

– Ох, издалека́, издалёка, – только и пробормотал господин, пряча глаза.

Вася, смирившись с поражением, вздохнул. «Зато теперь совершенно понятна тоже далеко немаловажная вещь: вот этот заезжий господин, он же специалист по рубке мебели, он же по всем признакам житель тех же мест, что и Наталья, явно что-то ищет в доме Феофаны Ивановны. Некий тайник. Ну и пусть себе ищет. Мы тоже его скоро найдем!»

Отдавая листочки несговорчивому барину, Василий заметил небрежно, что, ежели бы ему такой дом принадлежал, он этих тайников мог понаделать где угодно – такими потайными местечками дом как бы уже располагал сам по себе.

– Да хоть бы вот тут! – Василий ткнул в место, соединяющее на чертеже первый этаж с подвалом, в районе Феофаниной кухни.

– Там должно образовываться маленькое пустое пространство. Доска ровно никак в этом углу не ляжет.

Прищуренный старичок с удовольствием выслушал то, что ему сказал Василий. Даже достал карандаш и, как-то неприятно дергаясь, поставил на указанном месте небольшой крестик.

Тема разговора исчерпалась, и долее оставаться за столиком для юноши было уже невозможно. Встав, Василий, поклонился барину и пошел восвояси довольный, но задумчивый.

* * *

Наташа, закончив с самыми важными распоряжениями о празднике, наконец-то вспомнила про уговор с Васей и решила начать объезд соседей.

Первый ее визит состоялся к Ольге и ее maman, где пришлось отведать все поданные на обед кушанья. По-другому нельзя было рассмотреть всех гостей, приехавших к помещице. Среди них не оказалось ни одного незнакомого лица. Все те же, кто бывал здесь и раньше. Все знакомые. Получается, в доме Затеевых можно было странного господина не искать.

Затем навестила Князеву. Та встретила Наташу ласково и гостеприимно: гости к вдове наведывались не слишком часто из-за ее несколько подпорченного летами характера. Никаких родственников в ее доме не обнаружилось.

Вздохнув, она приказала кучеру ехать к Зюм. Трясясь в двуколке по дороге к ней, Наташа выдумывала один предлог хуже другого, чтобы объяснить Софье Павловне свой неожиданный визит. Наконец остановилась на наиболее правдоподобном: просить фонарики – украсить сад к именинам. Но часто бывает, что, когда волнуешься и долго готовишься к чему-либо, в результате проблема оказывается вовсе не проблемой. Так и сейчас: Софи не оказалось дома. Наташа, пользуясь отсутствием хозяйки, как бы между делом поинтересовалась нужными сведениями у прислуги. Выяснилось, что к Софье Павловне мужчины старше сорока почти и не наведываются. Сейчас же у нее гостил то ли брат, то ли сват, то ли очередной вздыхатель – некий щеголеватый господинчик, который явно не подходил под описание, данное Василием. Наташа, немного разочарованная результатами, поехала к Феофане Ивановне.

Подъезжая к ее дому, почувствовала, что сердце забилось чаще, что какая-то летящая радость поднимается в душе, что хочется скорее войти в дом, увидеть графа, его глаза, улыбку, слышать его, говорить, скорее, скорее же…

– Ах, Наталья Николаевна, голубушка, уж и не знаю, что делать! Не дом, а гошпиталь какой-то, и все эти грибы поганые. Ух, я Дуняшу! – встретила гостью старушка, потрясая в воздухе сухоньким кулачком. – Граф лежит, всю ночь маялся, но Бог помог, уже чаю с сухариками попросил. Максим вообще сознания лишился, вон доктора опять пришлось вызывать. Антон Иванович тоже лежит, а я здоровехонька, хоть и откушала на славу вчера.

В подтверждение своих слов тетушка громко хлебнула целебного ромашкового настоя из синей фарфоровой чашки.

– Отравились грибами. Накануне собирали, со сметанкой натушили, откушали все, а теперь вон оно что. Гошпиталь, говорю, как есть.

«Как жаль, значит, графа я сегодня не увижу», – расстроилась Наташа… Но что-то было еще такое в тетушкиных словах, что кольнуло ее легким беспокойством. «Граф – понятно, Максим – графов лакей, тоже понятно, а кто такой Антон Иванович?»

– А кто такой Антон Иванович? – спросила вслух Наташа.

– Ох! – Старушка, быстро обернувшись, зашептала, обрадовавшись возможности пожаловаться. – Муж сестры моей покойной, Женечки. Три года со смерти ее не встречались. А тут вот вдруг пожаловал!

Старушка замолчала. Потом, махнув рукой, опять зашелестела на ухо своей благодарной слушательнице:

– Куда-то умудрился все деньги промотать. Беден как церковная крыса. Сиротку убогую, Женечкой взятую на воспитание, толком не поднял. По слухам, весь в долгах к тому же. Хозяйство от его управы разваливается почти. Я вот тут даже, – Феофана Ивановна наклонилась к Наталье поближе, – даже запрос послала его управляющему, чтобы знать, как дела обстоят на самом деле. Вот жду ответа. Так и живем. Да что странно – денег не просит! Гостит, а чего целыми днями делает – неведомо. Ездит и ездит куда-то… Говорит, к чинам по кровному делу хлопотать. Ну а что делать – родственник ведь, не выгонишь. Хотя он даже Сашеньку уже начал раздражать… Тем, что сапоги не чистит до блеска! – вдруг нарочито громко произнесла старушка, и Наташа, немного сбитая с толку этими сапогами, не сразу заметила, что они не одни.

В дверях стояла белая как мел Дуняша и таращилась на барыню обезумевшим взором.

– Ну чего тебе? – немного сварливо поинтересовалась Феофана Ивановна.

– Барыня! – закричала Дуняша. – Не повинна я! Не единого плохого грибочка не подала, уж сколько служу. Барыня! Не на мне грех, не виновата! – И поперхнувшаяся всхлипом Дуняша только набрала в легкие воздуха, чтобы закатится новым криком, осеклась – в комнату вошел доктор.

– Иди, Дуняша, – хмуро кивнул он горничной. Осторожно приблизившись к сидевшей с открытым ртом Феофане, он произнес: – Грибы не грибы, а Максим только что Богу душу отдал. – И с размахом опустился в кресло.

– Ох ты господи! – мелко, испуганно перекрестилась старушка. – Что же за напасти такие. Это значит, и Сашенька мой мог!.. – вдруг взревела она не хуже Дуняши.

– Мог, – коротко ответил доктор, отчего-то многозначительно глядя на Наташу. – Но он вполне здоров. И, Феофана Ивановна, на вашем месте я бы не особо Дуняшу винил. Все. Наталья, поехали – подвезу, поговорим по дороге.

Наскоро попросив передать привет графу и вверив причитающую старушку слугам, Наташа затрусила к коляске доктора. Минут пять они ехали молча. Никольский все хмурился, выстукивая по сиденью нервную дробь тонкими сухими пальцами. Наконец, кинув на Наташу секундный, истинно «докторский» просвечивающий взгляд, Никольский нарушил молчание.

– Знаешь, Наталья, ни с кем не могу поделиться. Даже растерялся немного. Хоть ты меня выслушай… Не нравится мне эта история с грибами. Эх! – Он вдруг махнул рукой, как будто хотел сказать «была не была». – Понимаешь, граф грибы почти не попробовал. Они достались Максиму. Он за него их съел. А если бы съел сам граф, то он был бы сейчас мертв! Подожди, потом причитать будешь, – остановил он Наташин вскрик ужаса. – Позволь договорю.

Сама посуди: наверное, грибами травилась. Что должно быть: тошнота, слабость, головокружение, недержание желудочное – максимум. Чтобы человеку поплохело серьезно, надо живьем поганок пять съесть, а не так как у Феофаны заведено. У нее же только белый гриб в употребление идет, девки вручную каждый сбор проверяют. Не дай бог, сыроежка попадется – сразу вон, выкидывают. Граф вчера немножко блюдо это грибное отведал и обратно отослал. А Максим за ним почти полную порцию съел. Антон Иванович полное блюдо съел, Феофана Ивановна тоже. И результат – у всех разные симптомы. Граф только желудком слегка мается. Феофане Ивановне хоть бы хны, Максиму же стало плохо точно так, как если бы отменно ядовитейших грибов сплошняком в тарелку насовали. Безнадежно. Отмучился. Антон Иванович, вообще, по-моему, притворяется. В общем, – и доктор тихо спросил, внимательно глядя на Наташу: – Какой бы ты, Наталья, на моем месте вывод сделала?

Ох, как страшно ей стало! Опять затрясло, как давеча в конюшне с кузнецом. Совершенно понятно, чем так озаботился доктор. Похоже, кто-то пытался отравить графа, и отравить смертельно.

Последнюю фразу она произнесла вслух, и доктор, кивнув, откинулся в глубь сиденья, устало потирая переносицу:

– Знаешь, милая, не нравится мне все это. Ты с графом вроде сдружилась. Может, говорил тебе что? В шутку, а может, всерьез? Его и так каверзы что-то в последнее время подстерегают… Не могу я, конечно, вот так утверждать, что это какое-то преднамеренное отравление! – Доктор нерешительно помолчал. – Но я уже совершенно четко поговорил сейчас с графом, указывая, чтобы он как можно серьезнее отнесся к моим словам. Поспрашивал про его жизнь. Даже про врагов каких спросил. И, видишь ли, Наталья, – смеется! – Никольский горестно взмахнул руками. – Расхохотался так. Сказал, что у меня от долгой практики уже видения начались… И это мне-то такое сказать!

Наташа в прямом смысле прикусила язык, на кончике которого вертелись уже готовые сорваться слова с подробностями про плохо подкованную лошадь, о переживаниях Митрофана, о Васиных исследованиях. Она просто сидела в бричке Никольского, трясясь в такт ухабам, и молчала.

«Ведь граф не рассказал доктору, что я, даже мы, ведем расследование странных происшествий, что мы озаботились ими всерьез. Не рассказал. Интересно почему? Уж кому как не ему? Но тогда и я пока Никольскому ничего не скажу. Но уж графу скажу непременно! Сегодня грибы, а завтра что? Все это странно и страшно. А если он опять станет смеяться, то напрямую пойду или к тайному советнику, или в полицию».

И она твердо решила серьезно с Сашей побеседовать, тотчас как только увидит.

– Я поговорю с ним, – сказала она вслух. – Не беспокойтесь. Он меня выслушает.

Никольский вздохнул:

– Попробуй, Наталья. Я уж и не знаю, что делать. Не к исправнику же бежать – за дурака примут. Эка невидаль – человек от грибов помер! А может, и правда все-таки от грибов… – Доктор, что-то бормоча про себя, откинулся на спинку сиденья и спустя минуту уже дремал.

Глава седьмая
Еще о странном господине. План действий. Закат над уездом. Антон Иванович и подвал

Оказавшись дома, Наталья почувствовала, что от всех полученных за день новостей она уже совершенно не способна ясно мыслить. А подумать над всем этим нужно было обязательно. Эх, надо бы Васю запиской вызвать. Да куда уже – вечереет…

Наскоро поужинав в одиночестве – князь уехал к приятелю – она поднялась к себе в комнату и открыла дневник.

Ровные быстрые строки ложились на бумагу, описывая события последних дней. И если предыдущие страницы содержали такие записи, как: «Привезли бордового бархата обрез на то платье, которое я в журнале видела», или «Приняла роды у кошки. Ура! Все живы. Самого шкодливого отвезу Князевой, как подрастет», – то сегодняшний текст был похож на план боевых действий: «Пистолет отдан на изучение. Вася знает» или «С кем же посоветоваться? Очень много неясного происходит». Или уже совсем лаконичное: «Тайный советник – угу». Наташа просмотрела написанное. В голове немного прояснилось, показалось даже, что некое пустое пространство образовалось. «Свято место пусто не бывает», – подумала она с некоторым опасением. И тут же вспомнила свой сегодняшний визит к Феофане Ивановне и поймала себя на некоем раздражающем ощущении… Будто упущен был какой-то момент. Важный момент. Она постаралась сосредоточиться на этом своем ощущении и стала вспоминать, воскрешая в памяти картинки сегодняшнего дня: «Вот доктор рассказывает мне о грибах… Дело действительно какое-то совсем нехорошее… И как Дуняша про Максима закричала! Вот с этим криком все из головы и выскочило! Ведь приезжала к тетушке с целью какой-то! Так, Наташа, вспоминай… До Дуняши сидели, и тетушка все жаловалась на… А!»

И Наташа, вспомнив, даже раскраснелась от досады.

«Вот и пытайся что-то расследовать с такой памятью! Ведь Антон Иванович же! Бедный родственник Феофаны, которого не видно и не слышно! Угу…»

Одновременно с этим ее мысленным «Угу» под окном прозвучал тихий свист.

«Вася! – обрадовалась Наташа. – Как хорошо, что пришел!»

От желания поскорей увидеть друга она подошла к окну, решившись спуститься вниз через него. Но лестница, по которой этот спуск был бы возможен, отсутствовала, а прыгать со второго этажа она так и не научилась. Поэтому, захватив шаль и дневник, Наташа поспешила в беседку обычным путем.

Василий сидел, почти неприлично положив правую ногу на скамью. Наташа было удивилась, но, присмотревшись, заметила, что часть Васиной ноги, сразу под штаниной, была замотана бинтом.

– Господи, Вася, что с ногой?

Василий поморщился:

– Разгружали товар, мешок с металлом на ногу скинули. Да ничего, до свадьбы заживет! Может быть, до вашей, барышня, свадьбы, – чуть улыбнувшись, добавил он, вглядевшись в Наташино лицо и замечая в его выражении новые, нежные и взрослые нотки…

А Наташа и не нашлась даже что и ответить. Просто щеки заалелись, и легкое это тепло было радостно…

Конечно, удивительны были отношения Наташи с Василием. И со стороны Василия больше даже, чем со стороны Натальи. Ведь известно, что женщины, в отличие от мужчин, гораздо чаще способны на настоящую, не омраченную любовными страданиями, искреннюю дружбу с противоположным полом. А вот мужчины… Блестящие глаза, ямочки на щеках, немного рискованный вырез платья быстро сменяют чувства дружеские на более глубокие и требовательные. Н-да… Однако дружба между Наташей и Васей сейчас была действительно спокойной и чистой. В Наташиной голове мысли определенного толка вообще не возникали. А Вася… Вася любовью к Наташе уже переболел. Был в его жизни мучительный год, когда он даже и не появлялся у Красковых. Такая близость к мыслям и чувствам его бывшей госпожи, к красоте и доверчивости Наташи не могла не вызвать в нем чувства. И Вася в этот год испил всю горечь запретной для него любви. Он не сходил с ума и не совершал безумных поступков. Он с полным осознанием того, что происходит, просто болел этой любовью. Болел ее невозможностью. Он никогда в жизни не признался бы никому в этом чувстве. К чему? Он холоп, она княжна. И все. С безумно тяжело дававшейся ему отрешенностью он наблюдал за сначала разрастающейся, а потом потихоньку уходящей болью в своей душе. За опустевшей и посеревшей в этот год своей жизнью. За тем, как почти не он, насильно возвращал краски деревьям, цветам, запах хлебу, а мыслям – радость. Он выздоровел. Его шрамы иногда болели, но в душе вместо боли воцарилась стойкая, несокрушимая нежность к Наташе. Он стал ее рыцарем, готовым в любой момент встать на защиту счастья своей госпожи…

Наташа, озабоченная сегодняшним днем, не замечала Васиного молчания и уже говорила, спеша:

– Как славно, что ты пришел! У меня новости есть!

И стала рассказывать о событиях сегодняшнего дня. Что графа, может быть, хотели отравить. Что из соседей пока одно только лицо вызывает подозрение – таинственный тетушкин гость, ее родственник Антон Иванович.

– Хотя не всех соседей еще удалось посетить. Так что…

– Да, может, и он… – Василий в свою очередь рассказал о второй встрече со странным господином в трактире. – Эх, жалко, вы этого Антона Ивановича хотя бы мельком не увидели! Сейчас бы портрет сравнили, и хоть что-то могло стать ясным. Давайте опишу вам господина, которого встречал я, а вы уж в голове на всякий случай портрет этот держите. Э… – Вася сосредоточился, вспоминая: – Телом он худ, однако лицо полноватое, лет за 50 ему будет. Иногда, когда боится чего или робеет, на старичка совсем похож становится. Все морщины разом проявляются и дребезжат так, если вы понимаете, о чем я… Когда же доволен, вроде как молодеет. Даже представительным кажется… Волосы у него густые, темные, в бакенбарды такого же цвета переходят. Глаза голубые с зеленцой, слезятся немного и беспокойные очень. Взгляд ему трудно на чем-то остановить, как будто мысли тревожные так в голове и хороводят. Кожа желтоватая, пальцы слегка искривлены. Воспаление суставов, наверное. Ногу одну как бы поджимает. Ну что еще – росту на голову меня ниже, среднего он роста…

Наташа даже зааплодировала тихонько:

– Вася, тебе бы в полиции работать! Прямо как живой этот господин перед глазами встал! Хорошо, буду искать такого. Если раньше не встретится, то на именинах уж точно все соберутся, по твоим приметам тогда и узнаем… Ну а там…

И друзья с прошедшимся по спинам холодком от этого «там» посмотрели друг на друга вопрошающе. Первой решилась сказать Наташа:

– Ну а там уже с доказательствами или к графу, или к тайному советнику. Нет, графу уже завтра все расскажу! Возможно, хоть на сей раз смеяться не будет, поверит. Кстати, Вася, что там с пистолетом? Этим-то граф как раз заинтересовался, хочет даже знакомиться с тобой.

– Весьма польщен! – улыбнулся Василий. – Как раз сегодня небольшой опыт проведу. Тогда смогу что-то графу сказать, и… – Он чуть помедлил: – И познакомимся… – Вася уже предвидел, что знакомство это будет для него не совсем радостным. Но все происходит так, как должно. Главное, чтобы Наташа была счастлива. А она уже счастлива одной мыслью о нем. Это видно. И это главное…

Наташа, вооружившись карандашом и поглядев для вдохновения на небо, принялась быстро писать в захваченном с собой дневнике:

1.  С графом постоянно происходят какие-то загадочные несчастные случаи:

– плохо подкованная лошадь,

– самовзорвавшийся пистолет,

– грибы.

– Да, – пробормотала Наташа, – вот хотела же книжку в городе раздобыть про яды там всякие и их действие: может, про грибы что понятнее бы стало. А то доктор только сомневается: то странно ему все кажется, то, может, и вправду мухомор попался. Толком ничего сказать не может!

– Наташа, – заглянул в дневник Вася. – А плохо подкованная лошадь – это что?

– Ах да, – смутилась та, – ты же не знаешь! Извини, я тебе сразу не рассказала, – и, наклонившись к другу и помогая себе жестами, быстро заговорила.

– Хм! – выслушав ее, только и сказал Василий.

Помедлив, не скажет ли он чего-нибудь еще, Наташа опять взялась за карандаш и дневник.

2.  За графом числится какой-то загадочный карточный долг.

– Да, княжна, вы, оказывается, многого мне не рассказываете… – Васина голова опять висела над дневником.

– Ой, Вася, долго рассказывать, да и вообще со всем остальным это никак, скорее всего, не связано. Это совсем другое. Я потом тебе объясню, если не вычеркну.

– Гм! – Сегодня юноша был очень лаконичен.

Наташа, опасливо на него взглянув, продолжила:

3.  В доме Феофаны Ивановны живет ее родственник, Антон Иванович. Тетушке он не нравится. Возможно, что он и загадочный рубщик мебели – это один и тот же человек. И он что-то ищет. Находка эта, видимо, должна быть небольшой и находиться в мебели.

– Васенька! – От пришедшей вдруг в голову совершенно очевидной мысли голос Наташин дал петуха. – Но ведь получается, если рубщик мебели и Антон Иванович – это одно и то же лицо, значит, он же и старьевщик! Помнишь, мы думали, что старьевщик, это человек не нанятый, а сам знающий какую-то тайну про чайный столик. Он же так переживал, ничего не найдя. Значит, цепочка у нас получается: старьевщик – он же рубщик мебели – он же барин, посещающий городской трактир, – все это, возможно, один человек – Антон Иванович? Так ведь, а? Эх, если бы застать его где-нибудь! До именин еще сколько времени пройдет, а вдруг что-нибудь нехорошее случится! Вася, ты обязательно должен быть на именинах! Ведь будешь? Нам непременно надо узнать этого человека! Это сейчас самое важное!

Удивившись, почему Вася никак не реагирует на ее слова, Наташа подняла глаза на друга. Лицо Васино было очень бледным. Ногу он уже опустил и теперь осторожно пытался ее растереть.

– Васенька, что с тобой? – испугалась Наташа.

– Да ничего, барышня, пройдет, – криво, видимо от боли, улыбнулся тот. – Вот только насчет именин ваших я теперь не уверен. Знаю я эти ушибы! Второй-третий день самый худший приходится. Так что вы уж не обессудьте, если придется день-два без меня…

– Да-да, Вася, конечно, тебе хорошо полежать бы… Думаю, что ничего не случится… Я, в конце концов, или графа, или Феофану про Антона Ивановича расспрошу. Да и сама по твоему описанию хоть где узнаю…

Наташа опять взялась за карандаш и продолжила.

Что следует сделать:

1.  Еще раз поговорить с графом. Ну сколько можно быть таким несерьезным!

2.  Если будет возможность, последить за подозрительным Антоном Ивановичем, он этот старьевщик или не он? И вообще следует за ним последить…

3.  Рассказать обо всем обнаруженном тайному советнику или доктору, ежели граф опять смеяться будет.

Составив этот список, она вздохнула и покачала головой.

– Знаешь, Вася, все, что происходит, так странно выглядит… Немного неправдоподобно, тебе не кажется? Как будто из книжки взято. И получается, что мы ничего толком не знаем, одни догадки. И Митрофан мог неправду сказать о подкованной лошади. Ведь ему надо как-то оправдаться. С пистолетом тоже неясно… Никого не убило, не покалечило, вроде все хорошо… Грибы… даже доктор, и то до конца не уверен в своих словах… Да… Что, Вася, думаешь, а?

Вася молчал, поэтому Наташа продолжала:

– Давай тогда действовать так, как решили. Рубка мебели должна графа непременно заинтересовать. Думаю, ему будет интересно эту тайну с нашей помощью разгадать. Ну а там посмотрим, какие тайны эта тайна за собой потянет… – вздохнула Наташа и захлопнула дневник. Невесело посмотрела на друга: – Как-то мне неспокойно, Васенька, что-то ведь происходит, а мы как котята слепые… даже страшно немного.

«Шшшшшшшш», – согласно зашелестел листьями ветер…

* * *

Мягко-мягко день сменился теплым осенним вечером. Еще не бабье лето, потому что само лето пока не торопилось уходить. Казалось, только календарь возвещает о том, что начался сентябрь. Что пора уже успокоиться и остепениться после яркого и шумного праздника. После капелек пота на верхней губе в жаркий полдень и вкусного верескового марева над полями. После громкого смеха и загорелых крестьянских лбов. Пикников на лесных лужайках, где под кружевными зонтиками расцветала и любовалась своим персиковым румянцем юность и солнечные зайчики прогоняли любую появившуюся грустную мысль… Но все же неощутимо, почти неощутимо, время волшебной своей способностью камертоном настраивать ощущения давало почувствовать природе и людям, что осень уже рядом. Утренние цветы просыпались в легком недоумении, слегка поеживаясь. И труднее стало им просыпаться, и немного дольше держалась роса на лепестках. Всхрапнувший жеребенок нюхал мягким носом желтоватый вечерний туман, зависший над полем… И закаты… Вот как этот, сегодняшний… Не ярко-розовый летний, а желтоватый, даже оранжевый, стелющийся по всему горизонту и уходящий так далеко, что, казалось, можно всю жизнь идти вдоль него и так никуда и не прийти…

Кто чем занимался в этот вечер! Ольга сидела перед зеркалом и дулась на собственное отражение: «Ну почему, почему к таким красивым… Да, красивым и очень густым светлым волосам прилагаются такие крысиного цвета ресницы и брови. Они делают ее похожей на наивную румяную свинку. Да! Никогда ей не иметь таких соболиных бровей, как у Наташи!»

Ольга тяжело вздохнула. Потом, чуть откинувшись, прищурилась, опять внимательно всмотрелась в свое отражение. Повернувшись в профиль, долго изучала его. Профиль был задиристый и, несомненно, симпатичный. И даже ресницы показались темнее. «Вот так-то лучше!» – улыбнулась девушка и позвонила в колокольчик.

Граф Саша лежал одетым на диване и курил, что являлось страшнейшим нарушением тетушкиных правил. Но Феофана давно спала. Окно было настежь открыто, и ветерок-помощник мгновенно уносил легкий дым в сад, попадая в нос дворовому щенку. Тот тихонько чихал и жмурился от щекотного и горького облачка. Мысли графа были покойны, несмотря на смертельную неприятность, случившуюся с его слугой. Впрочем, ни одна из этих мыслей долго в голове не задерживалась. Саша пребывал в том блаженном состоянии, когда внутреннее ощущение гармонии, сливаясь с окружающим миром, дарило на редкость приятное состояние… Казалось, что все спокойствие мира проникает сквозь тело и мысли… К тому же последствия от съеденных грибов уже перестали давать о себе знать. И потихоньку тянуло в сон…

Доктор тоже курил. Очень крепкие, с сильным запахом сигареты. Хотя давно уже покашливал и как медик знал, что надо бы перейти на более легкие или вовсе бросить эту не слишком здоровую привычку. Он клонился над разбросанными желтыми листами на столе и, быстро прочитывая строчку из одного листа, выхватывал другой и что-то смотрел уже в нем… Затем брал карандаш и делал пометки на полях третьего. Наконец, он встал из-за стола и перешел в кресло. Потер виски, лоб, что-то шепча себе под нос. Усталость и сосредоточенность были в его глазах. Как будто в это самое мгновение он разрешал сложный вопрос постановки правильного диагноза тяжелому пациенту…