Текст книги "Пуд соли на сердечную рану"

Автор книги: Татьяна Луганцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Татьяна Луганцева
Пуд соли на сердечную рану

© Т. И. Луганцева

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Глава 1

Глафира Геннадьевна Ларская не знала, существуют ли в природе черные зебры, но ей досталась именно такая. Это по аналогии с высказыванием, что жизнь, как зебра, – полоска белая, полоска черная… У всех людей в жизни случаются и удачи, и неудачи, то у тебя все хорошо, то все плохо, успех сменяется затишьем, и ты ждешь, когда же тебе снова начнет везти. И в личной жизни – то встречи, то расставания, то новый любовный подъем, поиск новых отношений… Но в случае с Глафирой как-то так все складывалось, что положительные эмоции проходили мимо. Много раз, впадая в отчаяние, она пыталась понять, почему с ней произошло такое. Почему ей все время не везет? Еще в детстве Глафира получила психологическую травму из-за отца, который частенько позволял себе напиваться и бить жену с маленькой дочкой. У девочки складывалось полное ощущение, что ее ненавидят, что она предмет раздора между родителями. Нередко отец бросал жене страшные фразы:

– Родила уродину и от рук отбилась! На мужа совсем перестала обращать внимание! Если бы не Глашка, жили бы и дальше, как люди… Был бы сын, так хоть меня бы уважал, а эта – ни то ни се… Смотрит волчонком, и толку никакого!

Забившись под кровать, Глаша дрожала осиновым листом, проклиная в первую очередь себя за то, что своим появлением на свет разрушила счастье мамы и папы. А маму девочка очень любила и часто видела, как она плачет и страдает. И все это, естественно, принимала на свой счет, а такую ношу маленькому ребенку нести очень тяжело. Поэтому Глаша стала замкнутой, нелюдимой, погруженной в странные мысли, отсюда и проистекало ее отстраненное поведение. Она словно боялась чего-то или ждала, что произойдет только плохое. Малышка полностью ушла в себя, в собственный мир фантазий, где были счастливая мама и непьющий папа. А потом, когда Глаша подросла, конечно же, в ее мечтах появился принц, который безумно влюбится в нее. На принца возлагалась совершенно непосильная для современных мужчин роль – быть спасителем, учителем, отцом, любовником и психотерапевтом, причем одновременно. Уже много позже Глафира поймет, что такого абсолютного и в чем-то наивного счастья быть не может, потому что его в природе нет. И сознание этого отразилось большой болью в ее сердце, от которой она так и не оправилась до конца. Обычный человек способен держать удар и стойко переносить неприятности, понимая, что мир не черно-белый, находит лазейки и полутона, а затем двигается дальше. А с Глашей, при ее ранимой психике, все было по-другому – она не могла противостоять ударам судьбы, терялась в каждой непредвиденной ситуации. И постепенно превратилась по своему мироощущению в ушедшую в себя, сломленную и подавленную женщину, с которой было тяжело общаться. Да и ей самой было очень в жизни не сладко.

Единственным ее развлечением с детства стали книги, так как игрушек родители не покупали из-за бедности, а друзей у нее не было. Даже если бы таковые и появились, Глаша не смогла бы пригласить их к себе домой, потому что дома был ад. И закончился он соответствующе: отец забил мать до смерти и сел в тюрьму на долгие годы. Глафире тогда исполнилось шестнадцать, и осталась она с бабушкой Галиной Николаевной. После трагедии в семье две женщины, пожилая и совсем юная, сблизились, поняв, что только они и есть друг у друга на этом свете. Понятно, что Глафира, имея в качестве друзей книги, училась очень хорошо, поэтому после окончания школы решила продолжить свое обучение, которое тогда еще было бесплатным. Специальность девушка для себя избрала серьезную и ответственную – надумала поступить в медицинский институт в своем городе.

Ожидая экзамена, теплым летним днем Глаша стояла у высокой кованой ограды институтского корпуса, прижимая к груди пакет с документами. А вокруг разворачивалась прямо-таки «куликовская битва». Несколько сотен абитуриентов и еще больше их родителей, приникших к ограде, заполнили все пространство. Они гудели, шумели, словно старались перекричать друг друга. Родители давали отпрыскам последние напутствия перед экзаменами, дети проверяли шпаргалки, лихорадочно листали учебники, стремясь, так сказать, «надышаться перед смертью». Как будто в такой обстановке можно что-то запомнить! Вели себя абитуриенты по-разному. Кто-то самодовольно заявлял:

– Хватит стонать! Я – медалист! И все знаю! Сдам, а как же иначе?

Некоторые же в сотый раз протирали очки, рискуя на жгучем и горячем солнце через оптику развести огонь, шмыгали носами, вытирали пот носовыми платками, пытаясь унять дрожь. И постоянно бормотали: «Я ничего не знаю! Совсем! Что делать? Я не поступлю! Куда я иду? Такой конкурс! Такой сложный вуз! Все! Я уже провалился!» Этакие нервные, истеричные личности с потными, холодными руками и бледными лицами… Поражало то, что они намеревались поступить в медицинский институт и собирались помогать другим людям. С такими-то нервами! При взгляде на них рисовалась в воображении безрадостная картина из будущего:

– Что это, пациент? Как в наркозе… Что же делать? Позовите хирурга! Что? Я и есть хирург? Не может быть! Мама!! Я ничего не знаю!! Аппендицит – несложная операция?! Да что вы говорите! Это как посмотреть!! Я – натура эмоциональная и сомневающаяся, вы уверены, что у него именно аппендицит? Что значит «я врач – мне и решать»! Я не выдержу такого давления, у меня начинают трястись руки… вдруг я задену сосуд и начнется кровотечение? Мне уже плохо… Помогите!

Глаша – высокая девушка со строгим выражением при достаточно нежных чертах лица, с большими, грустными голубыми глазами и длинными, светлыми волосами – смотрела на все это со стороны и тоже паниковала, правда, в душе, внешне она была, как всегда, очень сдержанна.

Внезапно к ней подошла девушка, от неожиданности Глафира даже вздрогнула. Она не привыкла, что на нее обращают внимание, а уж чтобы подходили… Подошедшая девушка была высокая, как и она, такая же худая, но с темно-каштановыми короткими волосами и большими, карими глазами с забавно загнутыми кверху ресницами. На ней были надеты джинсы и топик черного цвета. На плече висела большая холщовая сумка с разноцветными кисточками, этакая «а-ля хиппи».

– Привет! – распологающе улыбнулась она.

– Здравствуйте, – сжалась Глаша, как ежик, сворачивающийся в клубок.

– Ты чего со мной на «вы»? – очень сильно удивилась подошедшая девушка. – Ты из секретариата института? Ждешь кого? Послушай, можно я дам тебе денег, ну, такую маленькую взяточку? А ты потом проследишь, чтобы в моем сочинении ошибок было хотя бы на троечку? Проблема у меня… Фантазии у меня хоть отбавляй, то есть сочинение напишу на любую тему, но вот ошибки «клею» в каждом слове… Но это же не важно для врача, они так все пишут, что никто все равно не поймет, есть там ошибки или нет?

Глаша посмотрела в эти веселые светло-карие глаза и почувствовала доселе неизвестное ей чувство. Такое дикое расположение к этой девушке, симпатию в кубе, словно она ее очень давно и очень хорошо знала. Странно, что такое чувство появилось с первой секунды общения. Чем его можно было объяснить? Возможно, совпадением биополей и какой-то энергии? Словно ты взяла один пазл из большой кучи, и он сразу же подошел. Вот такие вот чудеса… Именно это и называется удачей, такой джекпот для новичка. У нее самой даже непроизвольно растянулся рот в улыбке, чего ранее с Глашей никогда не наблюдалось. Именно поэтому она ответила подошедшей девушке с присущим прирожденным чувством юмора. То есть этого никто не знал, она сразу же приоткрыла свой внутренний мир этой девушке.

– Деньги я бы взяла, они мне пригодятся, а вот помогу вряд ли… Я не из секретариата, я – обычный абитуриент, такой же, как ты.

Девушка почесала затылок, приподняв свои жесткие и густые каштановые волосы дыбом.

– Да? Ошибочка вышла… А чего ты так особняком стоишь? Не похожа на остальных…

– Я? Мне всегда говорили, что я не похожа на других… А чего с ними стоять? Там так орут и гудят, что у меня голова начинает болеть.

– А ты одна? – спросила девушка, озираясь по сторонам, ища моральную поддержку.

– Одна…

– Чего родители не пришли поддержать? Понятно, что не помогут, но хоть так, психологически…

– А у меня их нет… Мама умерла, отец в тюрьме, а бабушка слишком старая… Зачем ей тут стоять на солнцепеке несколько часов? Я, наоборот, нервничать буду за нее и ничего не напишу, – честно ответила Глаша.

– Ну, ты даешь! – округлила глаза девушка. – У тебя такая сложная ситуация, тебе обязательно поступать надо! Профессия будет в руках! Деньги и так далее… Я искренне тебе этого желаю!

– Я тоже на это надеюсь.

Девушка окинула ее высокую, стройную фигуру в строгом платье мышиного цвета и спросила:

– Выглядишь «ботаником». Небось медалистка? Стоишь как айсберг, не волнуешься даже…

– Я нормально училась… но по натуре – я чистый гуманитарий. Все предметы с текстом, где нужно читать, запоминать, у меня на твердую пятерку, а вот точные науки… – В голубых глазах Глаши мелькнул такой неподдельный ужас, что ее собеседница рассмеялась:

– Что? Китайская грамота?

– Вот тут бы я поспорила… Китайскую-то грамоту я выучила бы быстрее, а вот цифры не понимаю. Они мне как-то неинтересны.

– А у меня все наоборот! Физика, математика – как раз мое, я в них как рыба в воде. Мне кажется очень интересным решить сложную задачу – сродни выбросу адреналина в кровь. Чем больше чисел в примере, тем интереснее привести их к верному решению. А вот гуманитарное – не мое… А тут, как назло, экзамены начинаются с сочинения, с моего самого «трухлявого» места.

– Трухлявое место… – повторила Глаша, веселясь от всей души, и стала искать синонимы: – Слабое место, гиблое, жуткое…

– Тебе бы сценарии для ужастиков писать! – хихикнула кареглазая девушка. – Но про меня и сочинение – очень точно.

– Зато экзамены заканчиваются физикой, в которой я ничего не понимаю, – вздохнула Глафира.

– Да, обидно, – согласилась собеседница. – Я-то срежусь на сочинении и буду свободна, как птица. А ты сдашь сочинение, биологию… в общем, потратишь кучу нервов и сил и срежешься на последнем экзамене.

– Вот и я о том же думаю. Зачем вообще в мединститут сдавать физику? – пожала плечами Глаша.

– Наверное, специальность такая…

– Какая? – поинтересовалась Глафира.

– Очень серьезная! Все люди как-то зависят друг от друга. Так или иначе. Например, когда мы садимся за руль и выезжаем на дорогу, то представляем опасность для пешеходов и других автолюбителей. Но чисто гипотетически, то есть что-то может случиться неприятное, а может и ничего не произойти… Врачу же люди доверяют свою жизнь не абстрактно, а реально. Вот на приемных экзаменах в мединститут и хотят найти абитуриентов с нормально развитой головой… В смысле, чтобы у них и левое полушарие, и правое работали одинаково… Чтобы человек был всесторонне развит, а не «математик» или «гуманитарий».

Глаша слушала девушку, открыв рот. Ее посетило смутное беспокойство:

– Ой, значит, я явно однобоко развита… Что же делать? Я нанесу вред людям?

Незнакомка рассмеялась:

– Да я просто так сказала! Ты что, серьезно поверила? Нельзя быть такой ведомой… Тут же, среди абитуриентов, наверняка и дураков, и мерзавцев полно. Вот какими они будут врачами – большой вопрос! Кстати, меня Настей зовут.

– Глаша, – представилась и Глафира.

Настя огляделась.

– В институт уже пускают. Пойдем вместе, а? Скоро уже начало экзамена.

И девушки вдвоем поспешили в главный корпус.

Так началась их дружба. Много лет спустя Настя с Глашей на вопросы: «Как вы познакомились? С чего началась ваша такая крепкая дружба?» – со смехом отвечали: «С туалета. В нервной обстановке экзаменов так вот промахнулись и теперь мучаемся…»

Но это будет много позже. А в тот день они еле успели к моменту, когда вся огромная разношерстная толпа ринулась в аудиторию для сдачи экзамена.

– Если бы мы сели рядом, я бы проверила твои ошибки, – шепнула новой знакомой Глаша, – но это невозможно. Здесь все предусмотрели: каждого входящего в аудиторию провожают на место, чтобы абитуриенты не расселись по своему желанию…

Девушки встали почти в хвост длинной очереди. Настя постояла некоторое время, потом задумалась. Наконец что-то пришло ей на ум.

– Стой здесь, я сейчас… – шепнула она Глаше.

Девушка начала пропихиваться вперед, извиняясь и говоря, что она не из очереди, но ей надо срочно что-то кому-то передать. Возле двери аудитории Настя замерла на несколько минут, прильнув к косяку. Член приемной комиссии, рассаживавшая абитуриентов, сделала ей замечание:

– Здесь нельзя находиться! Или проходите в аудиторию, или займите свое место в очереди…

– Сейчас-сейчас, я тут минутку постою и уйду! Мне плохо, – проговорила Настя. – Стало очень душно в очереди, перенервничала я что-то… На улицу не хочу идти, боюсь, экзамен пропущу, а здесь в дверях сквозняк. Сейчас подышу немного и уйду…

Через несколько минут Настя вернулась к Глафире и зашептала ей на ухо:

– Закономерность шахматного порядка есть… Сейчас просчитаю, на сколько человек вперед я должна оказаться в очереди, чтобы войти в аудиторию раньше тебя…

– Да как ты встанешь впереди? Никто не пропустит! Все же буквально на взводе!

– Ты меня еще не знаешь… – усмехнулась Настя и снова двинулась вдоль очереди.

Потом она вклинилась впереди какого-то парня, поблагодарив судьбу, что нужный по счету человек оказался именно парнем. Дальше разыгрался спектакль о внезапно возникшей неземной любви с первого взгляда. Оторопевший парень ничего не понимал и едва слышал, что говорит незнакомая девица, рассыпаясь перед ним в комплиментах. И даже не заметил, как та вошла в аудиторию перед ним.

– Вам уже лучше? – спросила распорядительница, узнав Настю.

– Абсолютно! – ответила девушка, ожидая появления в аудитории Глаши.

Расчет оказался верным – Глафира села четко позади нее.

– Гениально! – прошептала Глаша в каштановый затылок новой знакомой.

Вскоре внесли конверт, распечатали его, написали на доске четыре темы для сочинения и начали отсчет времени. Абитуриенты принялись творить. Глафира свое сочинение не проверяла – она писала без ошибок, зато вовсю напрягала зрение, чтобы увидеть лежащее перед Настей сочинение. Как назло, почерк у той был довольно мелкий. Глаша тыкала в спину Насти ручкой, и по количеству «уколов» девушка отсчитывала строчку, а затем слово, в котором допущена ошибка. И так страница за страницей.

Из аудитории они вышли вместе.

– Ты нашла у меня десять ошибок, – вздохнула Настя. – Я бы не написала даже на тройку.

– Десять ошибок – это как раз тройка, – возразила Глафира.

– Все равно я у тебя в долгу и помогу тебе на физике, – с благодарностью пообещала новоиспеченная подруга.

– Как? Опять сядем вместе?

– Сделаем проще, – отмахнулась Настя. И вдруг попросила: – Напиши для меня какой-нибудь текст с цифрами.

– Зачем?

– У меня талант – я умею подделывать документы и подписи. Я просто решу твой вариант задания, полностью написав его твоим почерком. Потом мы вместе поднимемся с места. Главное – правильно рассчитать и одновременно подойти к столу сдачи работ. А там я незаметно передам тебе твой вариант, вот и все. А какой номер задания у тебя, ты мне, где бы я ни сидела, покажешь жестом. Например, три раза пригладишь волосы – задание номер три…

Глафира смотрела на девушку во все глаза. Это был для нее единственный шанс поступить в вуз. Сама она совершенно не умела решать задачи по физике.

– И ты успеешь решить за отведенное время два варианта? – ахнула Глаша.

– В школе я успевала решать четыре варианта, для всех.

– Задачи будут сложные…

– Перед тобой победитель общесоюзной олимпиады по физике, – засмеялась Настя.

– Общесоюзной? – выдохнула Глаша.

– Ага! В Москву ездила. Я там из девочек одна была, как белая овечка в стаде черных баранов. Мне, как победителю олимпиады, давали место без экзаменов в московском физтехе или на физфаке МГУ. Так что не боись, успею. К тому же здесь не будет очень сложных заданий, все же медвуз, не технический.

– А почему ты…

– Не воспользовалась шансом поступить без экзаменов в Москве? – уточнила Настя.

– Ну да.

– Из вредности. Надоело, что меня воспринимают как будущее советской физики. Я хочу быть разносторонне развитым человеком. Чем плохо стать врачом? Мои знания и ум пригодятся и в этой области!

– Я даже больше чем уверена, что пригодятся, – согласилась Глаша.

– Вот именно. А если честно… Ты же видишь, что я тоже одна. Отца у меня, можно сказать, и не было, а мама – инвалид. Она, правда, всю жизнь мечтала, чтобы я стала физиком, но ведь у нас в городе такого вуза нет, а уехать в Москву я не могу… На кого я брошу ее? Она так радовалась, что я выиграла олимпиаду, что меня берут учиться в столицу… Знаешь, я до сих пор не решилась ей сказать, что никуда не еду. А у нас в городе самым престижным считается медицинский институт. Мама уважает врачей, вот я и решила втайне от нее поступить сюда и уже постфактум сообщить ей. Конечно, она расстроится, что я не пойду в ту область, в которой у меня, по ее мнению, талант, но поступление в институт подсластит ей пилюлю, – вполне здраво рассуждала Настя.

Глаша с уважением посмотрела на новую знакомую.

– Понятно…

– Ну так что, рискнем на физике? Доверишься мне? Заметь, я тоже рискую. Мы или поступим вместе, или вылетим тоже вместе – за подлог. А поступать надо и тебе, и мне. Это наше уравнение с двумя неизвестными, и мы его решим, вот увидишь!

– Рискнем, – согласилась Глафира. – Хотя я никогда ничем подобным не занималась. Но ты умеешь быть убедительной!

– Ты так говоришь, будто я известный вор-рецидивист и только и совершаю противозаконные действия. Не думай, этот свой талант – умение подделывать почерки – я не использую каждый день, – рассмеялась Настя.

Их безумный план сработал, и они вместе поступили на один факультет. А остальное было уже, как говорится, делом техники. С помощью обаяния и общительности Насти цель была достигнута – девушки попали в одну группу. Дружба, так внезапно начавшаяся, с тех пор уже не покидала их. Они стали вхожи друг к другу в дом. Настя познакомилась с бабушкой Глафиры, а Глаша – с мамой Насти, Полиной Андреевной. (Та была еще нестарой женщиной, но, к сожалению, после перенесенной травмы позвоночника давно сидящей в инвалидной коляске.) У Глаши появилась первая в ее жизни настоящая подруга. Настя же была очень общительной, у нее имелось море друзей и знакомых, но как-то так получилось, что именно Глаша стала для нее самым важным, самым главным другом, понимающим все с полуслова, с полутона…

А дальше произошло то, что произошло, – у Глаши умерла бабушка. Глафира даже не знала, как она выдержала бы свалившееся на нее несчастье, если бы не колоссальная поддержка Насти и ее мамы. Ведь бабушка являлась единственным родным ей человеком. Однако Настя не дала подруге почувствовать себя полностью одинокой, помогала как могла. Какое-то время спустя Глафира пристала к ней с просьбой о частных уроках по физике и математике.

– Зачем тебе? – искренне не понимала Настя, зная нелюбовь Глаши к точным наукам.

– Я не могу себе простить, что поступила в институт нечестно. И дала себе слово выучить эти дисциплины, хотя бы так, чтобы начать их понимать…

– Но это же насилие над собой! – охала Настя.

– Скорее, усилие, – возражала Глаша.

– Мазохизм! Нет, ну надо же так мучиться! Я более честных людей, чем ты, в жизни не встречала! Откуда такая гипертрофированная совесть?

– Я так решила! – упрямилась Глафира.

– Ну, хорошо… – пожала плечами Настя и согласилась заниматься с подругой физикой и математикой.

Начали прямо со школьной программы. Наблюдать, как мучается Глаша, было Насте и смешно, и грустно. «Ученица» вроде понимала, что объясняет ей «учительница», заучивала формулы, так, что те снились ей в страшных снах, но ей с большим трудом удавалось решить только самые простые примеры. Стоило чуть усложнить задание, как оно сразу же становилось невыполнимой задачей для Глафиры.

– Наверное, я плохо объясняю… – винила себя Настя, – преподаватель из меня никакой, я такая истеричка…

– Ты объясняешь прекрасно, а я полная дура, – возражала Глаша.

– Просто это не твое. И вообще, не мучай себя больше, тройку на вступительном экзамене тебе бы уже поставили.

– Честно? – обрадовалась Глафира.

– Честно.

Однажды Настя пригласила подругу в кафе и, не глядя ей в глаза, сказала:

– Зря ты меня тронула…

– В смысле?

– Ну, попросила позаниматься с тобой… Я-то уже забросила это дело, а тут перед глазами снова поплыли цифры, уравнения, задачи… И я сдуру, по-другому не назовешь, открыла пару интересных закономерностей, которые смогли бы стать очень хорошим подспорьем для пары изобретений. Подробнее объяснять не буду, ты все равно не поймешь. Короче, я их отослала в патентное бюро, и мне снова пришло приглашение от института в Москве. Они готовы взять меня на второй курс и даже обещают аспирантуру. Прямо вот так, заранее.

Глафира потрясенно смотрела на подругу.

– Так это же здорово!

– Чего же тут здорового? Я в смятении! Чего они мне все душу травят? Как только вспоминаю физику, так сразу же какие-то открытия и изобретения в голову лезут…

– Мы учимся в меде, и это тоже здорово, – попыталась подбодрить ее Глафира.

– Ага, здорово… Очень весело, что я теряю сознание при виде каждого трупа и даже капли крови, а все вокруг ржут как кони! Одна ты подставляешь свое хрупкое плечо. Прямо уже аттракцион существует: «Покажите Семеновой кусок кишки и приготовьте батут». Хороший из меня, видимо, доктор получится!

– Это пройдет. И потом, не все медицинские специальности такие уж «кровавые». Будешь окулистом или отоларингологом, например… – не очень уверенно откликнулась Глафира. И вдруг взяла Настю за руку. – Слушай меня! Плюнь на все и езжай в Москву. Займись там делом, о котором мечтаешь. Тем более что ничего не теряешь, раз берут на второй курс. Я знаю, ты здесь из-за мамы, но… Если Полина Андреевна позволит, я поухаживаю за ней. Мама у тебя замечательная, а я осталась на свете одна. Мне это делать будет совсем нетрудно, даже в радость… Заранее предупреждаю: я, конечно, буду плакать, провожая тебя, так как теряю единственную подругу, но я хочу, чтобы ты занималась своей любимой физикой…

Настя долго смотрела на Глашу, а потом кинулась к ней и расплакалась на ее плече. Они не ошиблись друг в друге!