Текст книги "Дважды невезучие"
Автор книги: Татьяна Устименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Услышав, каким тяжелым стало мое дыхание, с учетом того что Бина хоть и покряхтывала при каждом движении, но пока даже не вспотела, орки поняли, в чью сторону склоняются весы победы, и весело загалдели. Моя же команда, наоборот, насупленно молчала, возможно – мысленно прикидывая, во сколько им обойдутся мои грядущие похороны. И тут я поняла – с разыгрываемой на площадке трагикомедией пора заканчивать. Причем именно сейчас, пока я себе еще не окончательно дыхалку посадила…
Озадачив Бину обманным финтом, я снова приняла ее меч на свои сабли – хотя этот маневр почти по щиколотку вогнал меня в песок площадки, позволила ему скользнуть вбок и неожиданно схватилась за ее клинок правой рукой, затянутой в кожаную перчатку. На несколько мгновений мы замерли в нелепой позе: Бина, ошеломленно вытаращив глаза, продолжает сжимать в руке рукоять своего кладенца и тянет меч на себя, а за середину его лезвия держусь я и отпускать не желаю. Ну прямо картина маслом: посадил дед репку – тянем-потянем, а вытянуть не можем!
– Ах! – дружно прокатилось по рядам орков.
А затем я замахнулась ногой и от всей души врезала окованным железом носком сапога по правому королевскому колену, одновременно резко заваливаясь назад. Бина вскрикнула от боли и… выпустила кладенец из руки. Меч повис на моей ладони, намертво приклеившись к обмотанной вокруг перчатки паутине…
– Ох! – обмерли орки, на глазах коих творилось нечто невероятное – их королеву обезоружили.
Едва не вывихнув себе руку от тяжести повисшего на ней меча, я резко повела плечом – кладенец вместе с перчаткой сорвался с моей ладони и птичкой улетел в толпу зрителей.
– Мамочка! – пискляво донеслось до меня, очевидно, меч увесисто приложил кого-то из зевак.
– Мамочка! – в ответ басом взревела Бина. – Да что же это такое деет… – Договорить она не успела, ибо я прыгнула на нее, сбила с ног и, сидя на груди распростертой на земле королевы, приставила обнаженный клинок сабли к горлу побежденной.
– Сдавайся! – ультимативным тоном потребовала я.
– Лучше убей! – печально попросила Бина. – Не хочу жить с подобным позором.
– А жирно не будет? – усмехнулась я. – Помнишь наш уговор?
– Помню! – уныло подтвердила экс-королева. – Трон и жених твои. Но лучше забери в придачу и мою жизнь…
– А если я сейчас скажу, что мне совершенно не нужны ни твой трон, ни твой жених? – прошептала я, наклонившись к уху Бины.
– Как это? – не поверила та.
– Так это! – хмыкнула я. – Власть меня не привлекает, а жених у меня и свой имеется.
– Тогда зачем ты все это затея… – начала Бина, но я требовательно прижала ладонь к ее губам, пресекая ненужные расспросы.
– Чисто ради развлечения и спортивного интереса, – заговорщицки подмигнула я. – Зато теперь готова вернуть тебе трон и жениха в обмен на одно выполненное желание.
– Согласна! – торопливо выпалила Бина. – Выполню любое, получишь все, чего пожелаешь!
– А не обманешь? – подначивающе прищурилась я.
– Не-а! – возмущенно покраснела королева. – Честное королевское. Клянусь! Да чтоб мне в Бальдура влюбиться!
– Оп-па, а ведь это отличная идея! – рассмеялась я, слезая с обширного королевского бюста. – Ну, над желанием я еще поразмыслю на досуге, а пока, думаю, погощу несколько дней в твоем Летнем Стане.
– Гости на здоровье, – кивнула Бина, поднимаясь, отряхивая песок со своей кольчуги и панибратски обнимая меня за плечи. – Ты же мне теперь как сестра: мой дом – твой дом, мой народ – твой народ. К твоим услугам постель, еда, развлечения, короче – все включено. Ну, чего встали, рты раззявили?! – заорала она на ближайших воинов, оторопело взирающих на наш спевшийся дуэт. – Бегом тащите пиво и закуску, объявляю праздник!
К вечеру наш идеально спевшийся дуэт можно было считать и успешно спившимся. Я обосновалась в королевском шатре, по-хозяйски заняв трон, больше похожий на здоровенную скамью, изукрашенную замысловатой резьбой. На соседней лавке громоподобно храпела Бина, засунув голову под подушку и распространяя вокруг себя мощное сивушное амбре. Я же прижимала к ноющей челюсти платок, смоченный холодной водой, и с трудом потягивала пиво через опущенную в кружку соломинку. На моей правой щеке наливался здоровенный лиловый синяк.
– Болит? – участливо спросил Тгир, принимавший самое непосредственное участие в нашем застолье.
На данный момент в королевском шатре оставалось всего лишь два относительно трезвых персонажа – я и пожилой воин. Тай давно спал в обнимку с Виткой, Кайра расчувствованно облапила гитару своего кузена и храпела отнюдь не по-девичьи. Зорган долго сопротивлялся действию алкоголя, но в итоге тоже сдался. Дракон с крысой свернулись в один клубок на столе, и даже паучишка Огонек дрыхла в пивной лужице, опрокинувшись на спину и вяло подрагивая лапками во сне…
Я с трудом сконцентрировала взгляд на орке и красноречиво кивнула:
– Ыхы!
Но, честно говоря, сильнее всего меня терзала отнюдь не боль в травмированной челюсти, а некая мысль – настойчиво свербевшая в мозгу.
– Ничего, до свадьбы заживет, – утешил меня собутыльник.
– Как бы ее еще устроить… – задумчиво протянула я.
– Свадьбу? – Тгир аж икнул от неожиданности.
Я кивнула еще выразительнее.
– Бины и Бальдура! – сразу догадался мудрый воин. – Так ведь не любит она его…
– То-то и оно! – невнятно прошамкала я, окуная платок в тазик с водой, выжимая и снова прикладывая к назойливо ноющей челюсти. – А вот если я каким-то образом заставлю вашу королеву полюбить своего жениха, то в ваших краях наконец-то наступят долгожданные мир и благоденствие.
– Ну-у-у-у, – неспешно, словно взвешивая все «за» и «против», протянул Тгир, – идея, конечно, здравая… Но, увы, заставить не удастся. Сама понимаешь: насильно мил не будешь. Зато имеется иное средство склонить Бину к Бальдуру…
– Какое? – аж подпрыгнула я, забывая про челюсть и айкая от боли. – Колись давай, старый хитрюга.
Тут Тгир проказливо улыбнулся, приложил ладонь к моему уху и по секрету поведал мне нечто интересное…
Утро началось с истошного кошачьего мява и заунывной трели моего голодного желудка. Со стоном открыв глаза, причем почему-то с третьей попытки, я свесила голову с трона, дабы полюбоваться на источник мяуканья. Оный сидел на полу, подталкивая ко мне лапой… неподвижную серую тушку, в коей я с величайшим изумлением опознала мышь.
– Это мне?! – пораженно осведомилась я – челюсть тут же неприятно свело.
Кот согласно повел ушами.
– Ну… э-э-э… спасибочки…
Как же, люди добрые, я сейчас выгляжу, если даже этот баловень меня пожалел?! И знать не хочу…
Судя по виду из окошка королевского шатра, рассвет наступил совсем недавно. Есть хотелось жутко. Даже вид дохлой мыши, распластавшейся на полу, не помогал. Вздохнув, я сползла с лавки. Всего через какую-нибудь минуту я смогла вскрыть здоровенный плетеный короб и извлечь из него пару грустных на вид морковок. Критически осмотрев овощи, я не стала рисковать и мыть их, а просто обтерла об рубаху и с удовольствием впилась зубами в оранжевый бок. Мм… Еда! Еще пару дней назад я даже предположить не могла, что с таким аппетитом буду поглощать сырую немытую морковь!.. Судьба-злодейка, чтоб ее… Вот только из-за ушибленной челюсти жевать было трудновато, но это так, мелочи жизни.
– Будешь? – щедро протянула я огрызок морковки коту.
Тот состроил брезгливую моську и оскорбленно отвернулся.
– Ну и ладушки, мне больше достанется. – Я показала ему язык, дожевала огрызок, подхватила валяющиеся на полу сабли и поспешно ретировалась из шатра, осторожно переступая через вповалку лежащих на полу друзей. Главное – никого не задеть и не разбудить, а то ведь обязательно за мной увяжутся. А затеянное мною дело лучше проворачивать в одиночку…
Небо – голубело, белые кучерявые тучки прыткими барашками скакали в вышине над моей головой, а ветер перекатывал под ногами бескрайнее море ковыля. Красотища! Я шагала через широкий луг, вичкой попутно сшибая желтые головки лютиков, и беззвучно восхищалась безудержным полетом фантазии Тгира. Задал же он мне задачку!.. По словам мудрого орка, в полудне ходьбы от Летнего Стана располагалась небольшая человеческая деревушка, носящая романтическое название Лысые Горки. Тгир не знал, по какой причине деревню назвали именно так, зато поделился со мной другой ценной информацией. В Лысых Горках проживала известная на весь остров травница, а точнее – старая ведьма, нравом весьма вредная и склочная. Годков этой травнице стукнуло уже немало, а посему она давно утратила резвость ног, остроту зрения и вежливость, да и память ее подводила. Но зато в арсенале этой травницы имелся рецепт некоего сильнейшего приворотного зелья, способного влюбить королеву Бину не только в довольно симпатичного Бальдура, но даже в гоблина лысого! И вот за этим-то зельем Тгир и отправил невезучую меня, аргументировав свою идею тем, что мне, как избраннице богов, любая миссия по плечу! Даже самая невыполнимая. Например такая, как вытянуть из старой карги рецепт ее наиболее засекреченного варева, скрываемый от всего мира. Ничего себе задачка, ага?..
Я добралась до Лысых Горок уже под вечер, немного заблудившись по пути. Не мудрствуя лукаво нахально перелезла через низкий покосившийся плетень, короткими перебежками преодолела чей-то порядком запущенный огород, буйно заросший бурьяном, и гордо вступила на главную деревенскую улицу. Ладошками почистила куртку от пыли и грязи, этими же не шибко чистыми руками пригладила волосы, чихнула и важно зашагала вдоль палисадников. Поди-ка теперь угадай – кто я такая и откуда заявилась. Надеюсь, никто не заподозрит меня ни в чем плохом… Топая по улице, вертела головой налево и направо, разыскивая указанный мне Тгиром дом травницы. Дом тот приметный, на коньке его двухскатной крыши поставлен красный деревянный петух, сжимающий в клюве крупную ромашку. Оп-па, кажется, вижу что-то похожее… Зайду с озабоченным видом, пожалуюсь, будто ищу лекарство от ревматизма для приболевшего дедушки, а дальше – как покатит, сориентируюсь по обстоятельствам. И надеюсь, никто меня не выгонит…
– Ой, мамо родная, и на кого же ты нас покидаешь? – внезапно долетело до моих ушей.
Я аж на месте подпрыгнула от неожиданности. Что значит – покидаешь? Так я ведь только пришла!.. Поэтому оный крик скорее всего относится совсем не ко мне, да и голосят что-то слишком уж истошно. А ну, пойдем поглядим!
Крайне заинтересованная событиями, происходящими сейчас в Лысых Горках и, судя по едва не оглушившему меня воплю, являющимися отнюдь не ординарными, я завернула в ближайший проулок и очутилась точнехонько перед домом под красным петухом. Орали здесь. Причем орали так душевно и самозабвенно, как голосят только в самых исключительных случаях, например при родинах или на поминках. Боясь поверить собственной догадке и проклиная свое всегдашнее невезение, я поднялась на крыльцо, взялась за кольцо, толкнула дверь, прошла через сени и попала в горницу, щедро освещенную лучами закатного солнца, свободно проникающими в три настежь распахнутых окна избы.
– А не сироти ты нас, детушек малолетних, мамо! – Очередной мощный вопль едва не вынес меня обратно в сени.
Я вцепилась в дверной косяк и внимательнее присмотрелась к разворачивающемуся передо мной зрелищу…
Источником оглушительных причитаний оказался здоровенный мужик впечатляющего телосложения, на коленях стоящий посреди комнаты – возле лавки, на которой лежала сухая как лучина и махонькая словно наперсток старуха, укрытая пестрым лоскутным одеялом. «Малолетний детушка», а вернее – детинушка под два метра ростом, со щедро посеребренными сединой висками и бородой лопатой во всю грудь, самозабвенно бился лбом о край лавки и ревел, как племенной бык. Подозреваю, если бабка еще не отдала богам душу от подобного сотрясения, то неминуемо должна была оглохнуть. Я зажала уши руками и робкими шажками приблизилась к лавке…
– И чего же ты на свете так мало пожила, мамо?! – продолжал немузыкально голосить мужик.
Бум! – и он непонятно в какой раз гулко приложился головой о лавку. Судя по красующимся на его лбу синякам и шишкам, оному действу скорбящий селянин предавался давно и со смаком.
Я заинтересованно глянула на старуху. Принимая во внимание ее беззубый рот, растянутый в благостно-бессмысленной улыбке человека, доживающего свои последние минуты, три скудных волоска, венчающие лысый череп, бельма на обоих глазах, тощую шею и худые пальцы-косточки, судорожно цепляющиеся за край одеяла, – жалоба мужика не имела под собой никаких реальных оснований. Умирающая выглядела так, словно прожила по крайней мере лет пятьсот. Я печально вздохнула. Не оставалось сомнений, что эта дышащая на ладан старушка и являлась нужной мне травницей. И я лишилась единственной возможности получить требуемое мне приворотное зелье…
– Оставляешь ты нас с голоду помирать, мамо! – между тем не умолкал мужик, не забывая ритмично бухать лбом о лавку.
Я огляделась. Судя по богато обставленной комнате, голодная смерть «детушкам малолетним» точно не грозила.
– Не передала никому своего искусства!
«А вот это уже печально!» – подумала я.
– Родню всю перед смертью не повидала! Не благословила на прощанье! Грехи наши нам не простила… – скороговоркой перечислял скорбящий детина.
– Да, внушительный же список претензий у вас к ней накопился! – не выдержала я.
Мужик поднял залитое слезами лицо с толстыми свекольно-яркими щеками и носом картошкой, удивленно воззрился на меня и внезапно тоненько спросил:
– Чего? Ты кто еще такая?
– Вну… – начала я, но тут вдруг умирающая беспокойно пошевелилась, отлепила пальцы от одеяла и вцепилась ими в мое запястье. Хватка у нее оказалась неожиданно крепкой и осознанной.
– Вну… – еле слышно прошамкала старуха. – Внучка! Так ты приехала?
– Ага! – торопливо подтвердила я, наклоняясь и нежно целуя старую травницу в лоб. – Успела-таки! – Я врала с чистой совестью, ибо почему бы не порадовать умирающую?
– Внучка? Маришка, так это ты! – обомлел мужик, со всего маху хлопаясь на пол и робко взирая на меня снизу вверх…
Я сидела на лавке, держала на коленях голову травницы и платком утирала предсмертный пот, скатывающийся по ее вискам.
– Внучка! – монотонно бубнила бабка, так и не выпуская моей руки. – Кровинушка!
– Так, значит, помер Евсей, твой батька и мой младший беглый братуха! Немало же он по миру поскитался! – Мужик, представившийся местным старостой, сын травницы Абросим, а по совместительству и мой дядя, расхаживал по комнате, задумчиво заложив руки за спину.
– Ага! – однообразно отвечала я, поняв, что ничего рассказывать мне не придется, Абросим сам все разболтает. А мое дело – знай успевай поддакивать. – А матушку свою я вообще не помню… – Это, кстати, было чистой правдой.
– Сиротка ты, значит, Маришка! – опять зашмыгал носом староста. – Ну да я тебя не брошу, на улицу не выгоню. Я ведь теперь в семье за старшего остаюсь!
– Ага! – благодарно вякнула я.
Дядя гордо приосанился, примеряя на себя почетную роль будущего главы и защитника.
– Внучка! – упрямо твердила ничего не видящая и почти ничего не слышащая старуха.
– Попрощаться приехала? – кивнул на умирающую Абросим.
– Ага! – Я не стала разнообразить репертуар.
– Поди, хотела чего у бабки спросить перед смертью? – выказал проницательность староста. – Тогда спрашивай, вдруг да повезет тебе больше, чем мне. А то ведь она немало кровушки у меня при жизни попила, так я из-за нее и не женился, деток не завел. То одна девка ей не нравится, то другая… – Староста горестно вздохнул. – Похоже, так и умру бобылем [4]4
Бобыль – одинокий мужчина.
[Закрыть]. А теперь, видно, еще и после смерти мать надо мной поиздеваться хочет. Я вот так и не узнал, куда она горшок с золотом спрятала, да куда положила долговую расписку от мельника, и где изумрудный кулон ее матери…
– Бабушка, – мягко начала я, поглаживая умирающую по лысой голове, – мы вот узнать у тебя хотели…
– На чердаке ваш горшок, – вдруг четко и даже с какой-то бравадой в голосе выдала бабка. – Под крайней справа балкой в опилках прикопан.
– А расписка? – Я решила ковать железо, пока горячо.
– В сундуке. В крышку под подкладку зашита, – расщедрилась умирающая. – А как помру, вы меня не хороните, а сожгите и пепел рассыпьте вот тут, во дворе…
– Ну уж нет, мамо! – разом растерял всю свою показную скорбь староста. – Это, значит, чуть ветерок подует – и ты опять в избе…
– Ах так, тогда тьфу на тебя… – обиженно прошамкала старуха и мстительно замолчала.
– А кулон? – жалобно вякнул Абросим, запоздало поняв, чего он натворил.
Но бабка молчала.
«Значит, кулон можно считать потерянным!» – мысленно хихикнула я.
Староста сердито крякнул и вышел из комнаты.
Я снова склонилась над умирающей травницей.
– Бабушка, а рецепт приворотного зелья ты мне не раскроешь ли? – осторожно попросила я.
Травница шокированно ахнула, ее глаза широко распахнулись, и в незрячих бельмах промелькнуло осмысленное выражение.
– Ты – не Маришка! – вдруг твердо и категорично заявила старуха, поняв, что ее обманывают. – Кто ты такая и зачем пришла?
– Чужая я! – повинилась я. – Рецепт зелья мне нужен…
– Ну и ну, – с досадой проскрипела старуха. – Сбылся, значит, сон мой давний…
– Какой сон? – не поняла я.
– Богами данный, – пояснила травница. – Дескать, придет ко мне чужестранка и попросит открыть тайну приворотного питья. А я ей тут же рассказать все должна…
– Так откройте мне секрет, – просияла радостной улыбкой я. – Раз сами боги так повелели!
– А вот фигу им с маслом! – не менее радостно прошамкала старуха. – Все жизнь я их приказы выполняла, а сейчас по-своему поступлю. Ничего я тебе не расскажу…
Я разочарованно вздохнула. Теперь ясно, почему Тгир так плохо отзывался о травнице из Лысых Горок.
– Воля ваша, – покорно, стараясь не выказывать своего раздражения, ответила я. – Грех на умирающего обижаться, придумаю какой-нибудь иной выход.
В бельмах травницы промелькнуло нечто похожее на уважение и восхищение.
– А ты – сильная и смелая, – соизволила похвалить меня старуха. – Пойди в темный угол во дворе, туда, где земля рыхлая. Посиди там, подумай, может, чего и высидишь…
– Это еще зачем? – удивилась я, но старая карга вдруг запрокинула голову и захрипела, ее бельма закатились под лоб, но на губах сохранилась прежняя хитрая ухмылка…
– Абросим, дядя! – громко закричала я, решив не раскрывать старосте своего настоящего имени. – Беги скорее сюда, кажется, бабушка умерла!..
В полдень следующего дня я сидела точно в указанном травницей месте и злилась – в основном на себя, конечно. Бабушку, вернее – не мою бабушку, похоронили нынешним утром. Со всеми положенными в этом случае процедурами и обрядами. На деревенском кладбище. Повязав голову подаренным дядей платком и сняв сабли, я успешно играла роль внучки и даже немного поплакала – скорее от разочарования, чем от горя. Жаль, конечно, старуху, но пожила она немало, да и все мы в свое время там будем. Кстати, бабка как была стервозной каргой, такой и осталась, устроив напоследок подлянку практически ни в чем не повинной мне. Видимо, так, чисто из вредности и собственного удовольствия. И вот теперь по ее милости я занималась сущими глупостями – сидела в тенечке на рыхлой земле и высиживала невесть чего, мысленно напоминая себе, что так не бывает. Не случится никакого чуда. Это только курицы яйца высиживают. А чего, спрашивается, высиживаю я? Не иначе как свою глупость…
Дождавшись, пока солнце начнет закатываться, а несущиеся из избы пьяные выкрики поминающих бабку селян малость поутихнут, я поднялась. Отсиделась в тиши да одиночестве – и то ладно, не имею ни малейшего желания принимать участие в поминках, быстро перешедших в банальную пьянку. Отсюда слышно, как дядя Абросим мать хоронит – с песнями да гульбой. Не иначе как три баяна уже на радостях порвал, что все материно имущество теперь ему досталось… Отряхнула штаны от налипшей земли, случайно бросила взгляд на покинутое мной удобное место и оторопела… Среди рыхлых комьев чернозема виднелось несколько зеленых росточков. Я наклонилась ниже и поковыряла росточки пальцем. Хм… а ведь и правда, получается – высидела-таки нечто интересное!
Тонких прямых стебельков, увенчанных нежными листочками, оказалось ровно десять. Я бережно извлекла их из земли и теперь растерянно баюкала в ладони. И чего с ними дальше делать прикажете? Может, усопшая травница, столь необычно надо мной подшутившая, подскажет? Ай спасибо тебе, бабушка, подкинула очередную загадку – удружила, ничего не скажешь… Я выжидательно подняла глаза к темнеющим небесам, но никакого ответа не дождалась… Значит, опять придется импровизировать! Сушить, толочь или варить нужно эти росточки? Я крепко призадумалась, продолжая разглядывать свою находку. Хм, по виду настоящая мокрица… А мокрядь – это вода. Нет, негоже воду водой разводить… Помнится, на столе в кухне я заприметила склянку с чистейшим спиртом, и если его на поминках не вылакали…
Склянка нашлась там же, где и стояла прежде. Небольшая, аккуратная посудинка с плотно притертой пробкой. Такие явно не для пития предназначаются, а для каких-то лекарских дел. А внутри посудины плескалось несколько глотков чистого как слеза самогона. Словно для меня кто приготовил. Я вторично поблагодарила скончавшуюся травницу и опустила ростки в склянку. Они мгновенно растворились в крепком самогоне, а жидкость приобрела нежно-изумрудный цвет. Как бы теперь еще узнать, обладает моя настойка нужными свойствами или нет? Я оценивающе покачивала склянку на ладони, а в моей голове зрел проказливый план, заставивший меня вполголоса захихикать. А ну, интересно, как тут в Лысых Горках с любовью обстоит?
Проверим…
