Текст книги "Семь пятниц на неделе"

Автор книги: Татьяна Луганцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А я никогда не дралась изза мужиков и сейчас не собираюсь.

– Так и напишем на твоей могильной плите: «Она никогда не дралась за мужиков, называла их козлами, плевала им в лицо и смеялась в похотливые глаза. Она была гордая особа и умерла нетронутой. Просто дура!»

– Таня, не утрируй.

– За такого мужчину вполне можно было бы подраться, – снова вздохнула Ветрова. И вдруг закричала жутчайшим голосом: – Эй, молодой человек! Вилли, обождите! Помогите старой, больной женщине! А ты, Настенька, чтото совсем забыла про своего дедушкурежиссера, которого горячишь ночью, дожидаясь, когда он снимет с главных ролей старую любовницу и поставит тебя, молодую и прыткую. Чего уставилась? Смотри, как бы на ветру ресницы не отклеились!

Настя прикусила губу.

– Ну ты, Таня…

– Что, Таня? То, что я стерва, знает весь театр, но это тебя не остановило, когда ты прыгнула в постель к моему Эдику. А вы, молодой человек, держитесь от этого спелого персика подальше. Он уже с душком!

– Карга старая! Тото тебя перекосило… Чтоб ты сдохла! – злобно выпалила Настя и побежала по ступенькам вверх.

– Эдик, дорогой! Какая же из нее ведущая актриса? У нее нервы ни к черту! – обратилась Таня уже к режиссеру.

Вилли, а за ним и прибывшие артисты вошли в отель, который сразу поразил гостей дорогой отделкой. Кожаные диваны, ресепшен в темном дубе, скрытая подсветка, итальянская мозаика на полу и тяжелые бра из латуни по стенам. А посередине холла был установлен фонтанчик – писающий мальчик. Вилли положил вещи Груни в углу и двинулся к стойке, чтобы распределить номера. Русская труппа облепила его со всех сторон.

– А номера одинаковые? А на сколько человек? А ванная или душ? А какой вид из окна? А точно все условия одинаковые?

Одна Аграфена стояла отстраненно и не рвалась в бой.

Вилли, казалось, ничто не могло вывести из себя. Совершенно не повышая голоса, он всех усмирил:

– Для вас забронировано крыло с видом на Дунай на втором этаже. Номера одинаковые, рассчитанные на двоих. Расселяться можно вдвоем и по одному, если хотите – втроем, тогда принесут дополнительное спальное место.

Народ кинулся расхватывать ключи от номеров и делиться на пары. Тутто и возникла непредвиденная ситуация – энное количество народа захотело жить отдельно. Например, сладкая троица Татьяна, Эдуард и Настенька. В итоге расселились все, кроме Аграфены и ведущего артиста Николая Еремеевича. Вилли повернулся к ним.

– Мы не являемся парой, – сразу же предупредила Груша. – Но я выросла в советских условиях, прошла лагеря, я имею в виду пионерские, и студенческие сборы, когда по двадцать человек в палатке, так что согласна на любые условия. То есть в быту я абсолютно неприхотлива.

– Я, конечно, тоже, – подал голос Николай Еремеевич. – Груня – человек мирный и порядочный, я готов делить с ней номер. Приставать не буду, давно не по этой части. Только боюсь, ей не понравится мое соседство – я храплю.

– Ширму можно поставить между кроватями… – неуверенно предложила Аграфена.

Вилли посмотрел на ключ у себя в руках с номером двадцать четыре и протянул его Николаю:

– Там кровать одна. Держите! А девушку я пристрою.

– Вы не обидите Груню? – забеспокоился Николай. – Она ведь у нас – душа театра! Если вы ей предложите номер хуже, то лучше я туда пойду.

– Я похож на мужчину, способного предложить женщине чтото худшее?

– Нет, сэр! – козырнул Николай Еремеевич, звякнул ключами и удалился.

Аграфена выждала время и осмелилась поднять глаза на хозяина отеля.

– Все расселены? Я одна осталась?

– Одна.

– И куда меня?

– Отель очень популярен, – издалека начал Вилли.

– Я и не сомневаюсь. Он необыкновенно красивый и расположен в сказочном месте.

– Спасибо, я это тоже всегда отмечал. Мог бы жить в любой стране, в любом отеле, но привязан именно к нему. Хотя, конечно, Венгрия для меня – особая страна, считаю ее родиной.

– А я нигде не бывала… Моя родина – Россия… – переминалась с ноги на ногу Аграфена.

– Я чувствую себя неловко, потому и затягиваю то, что должно случиться, – признался Вилли.

– А что должно случиться? – заволновалась Груша.

– Я должен заселить вас.

– Я уж испугалась… – Она выдохнула. И догадалась: – Свободных номеров больше нет? Ничего страшного, я готова разместиться, где скажете, хоть в подвале. Мне все равно.

– Можно было бы поселить вас в любом отеле, но не думаю, что это хорошо – отрывать вас от своих. Знаете что, пошли! – Вилли подхватил ее вещи и поспешил по коридору.

Аграфена еле поспевала за ним. И вскоре они оказались в сногсшибательном номере, состоящем из двух просторных комнат, соединенных арочным перекрытием. В одной имелся отсек для одежды, так называемая гардеробная, и стояла большая кровать с зеркальной спинкой, чтото в виде трюмо. Отсюда вела дверь на балкон с какимито экзотическими растениями в горшках. Вторая комната была заставлена дорогой мебелью – рабочий стол с компьютером, книжные шкафы, панель домашнего кинотеатра. Общий фон помещений светлый. На стенах висели подлинники очень неплохих пейзажей, с потолков свисали люстры из венецианского стекла. Сквозь огромные окна в комнаты потоками вливались солнечные лучи.

– Очень красиво! – ахнула Аграфена.

– Располагайтесь, где хотите.

Груня нерешительно прошлась по номеру.

– Все на втором этаже, а я здесь… Ой, а чьи тут вещи?

– Видите ли, это и есть мои апартаменты. Но поймите меня правильно: здесь две комнаты, места хватит нам обоим. Отель и правда забит битком… Честное слово, я не буду к вам приставать! Не в моих правилах добиваться женщины силой. Но если настаиваете, я на ночь могу уезжать домой. Пока вот так вот…

Аграфена не знала, что и сказать.

– Я не должна была остаться одна?

– Если честно, то нет. Я думал, что все расселятся. Но это не меняет моего предложения.

– А почему вы предложили здесь жить именно мне? – спросила Груня.

– Вы мне показались самой… – Вилли смутился.

– Адекватной? – добавила она.

– Можно и так сказать, – согласился Вилли.

– А по мне чтото заметно? – насторожилась художница.

– Я прямо чувствую волны настороженности. Но обещаю не мешать отдыхать.

– Я не боюсь, что вы станете посягать на мою честь, – честно ответила Груня, – но в таком решении есть чтото неправильное. Простите, Вилли, но я здесь не останусь. По большому счету вы могли бы предложить жить с вами какомуто мужчине…

По лицу хозяина отеля было понятно, что он сильно разочарован и расстроен.

– Но… я бы не хотел слышать чейто храп, и…

– Не волнуйтесь! Я найду себе место у Тани, нашей актрисы. У нее сложный характер, но мы с ней ладим.

Аграфена гордо развернулась и вышла.

– Я принесу вещи, – сказал Вилли разочарованно уже в ее спину.

Глава 7

Груша даже не поняла, с чего начались ее злоключения. Както вот вообще ни с чего. Ладно бы дорогу ей перешла женщина, в одной руке несущая пустое ведро, а в другой черного кота за шкирку. Так ведь нет! Но уже и приезд в Венгрию оказался сногсшибательным – и в тюрьму загремели, и тот, к кому ехали, умер. На сем неприятности могли бы и закончиться, однако продолжение, как говорится, следует…

Груня поднялась на второй этаж и постучалась в номер Татьяны Ветровой. Та открыла с недовольным лицом.

– Ну, кто там? Не дадут отдохнуть с дороги… Ой, это ты, Грушечка! Чего тебе, солнышко? Чтото хочешь? У тебя в номере нет минералки и фруктов?

– Таня, боюсь, но я иду к тебе на постой.

– Как на постой?

– Жить к себе возьмешь? – уже открыто спросила Аграфена.

И тут совершенно неожиданная реакция Татьяны поразила ее.

– У меня одна комната, – поджала актриса губы.

– У всех, наверное, одна, – несколько напряглась Груня. – Но не проситься же мне к Эдуарду Эриковичу? Ты ведь женщина, вот я к тебе…

Аграфена еще говорила, но уже подсознательно чувствовала, что наткнулась на стену непонимания. Так и вышло.

– Грушечка, я не имею ничего против тебя лично, но ты меня извини. Раз уж попали в такое место, я бы хотела отдохнуть по полной программе. Попросись к комуто другому.

– Спасибо.

– Ой, да, Груня! Еще лучший вариант – иди к нашему милому хозяину. Он на тебя както странно, поособенному, смотрел. Красавчик Вилли обязательно поселит тебя очень хорошо. Я не ошибаюсь в людях, особенно в мужчинах, будь они неладны.

– Спасибо, – сухо повторила Аграфена и увидела перед собой закрытую дверь.

На душе стало очень горько. И именно изза обиды Груня вышла из отеля совсем – ее просто душили слезы. Она решила пройтись, прогуляться, собраться с мыслями, а потом решать, что делать дальше. Возвращаться к Вилли побитой собакой ей совсем не хотелось.

Отель стоял и правда в живописном месте. Не центр города, но очень милый уголок. Самое главное, что у реки. Вот по набережнойто Груша и пошла. С реки дул, нежно щекоча щеки, свежий ветерок с легким запахом ила. Зато по другую сторону дорожки тянулись ухоженные клумбы с цветами и прочими растениями. Набережная была набережной. Ктото неспешно прогуливался, созерцая красоту архитектуры и природы или просто дыша воздухом. Сразу были заметны стайки туристов всех национальностей – с фотоаппаратами и горящими глазами.

А вот у Груни глаза совсем даже не горели. Почемуто ей было оскорбительно, что Вилли предложил именно ей жить у него в номере, и безумно обидно, что Таня отказала ей в помощи. Вот от нее она такого совсем не ожидала. Ноги както сами собой свернули на чудесный кружевной мост, который тянулся к тому самому зеленому острову, что так необычно выглядел посредине Дуная, создавая впечатление развилки, словно в Дунай впадал крупный приток.

На мосту Груня ощутила порывы уже чрезмерно свежего ветра. Теперь ее продувало буквально насквозь, а теплых вещей она с собой не взяла. У нее вообще ничего с собой не было, кроме небольшой суммы денег в кармане джинсовой юбки. Но возвращаться в отель совсем не хотелось. Аграфена подняла лицо к сероголубому небу и заметила, что отдельные облака сбиваются в одну сплошную тучу.

«Еще и дождь пойдет… Вот ведь выбежала, мысли набекрень!» – поругала себя Груня и прибавила шаг. Кроме того, она только сейчас остро почувствовала, что сильно проголодалась. Ведь так и не поела с дороги и не отдохнула, в отличие от некоторых.

«Хоть бы кофе где выпить», – поселилась в мозгу навязчивая идея. Она обернулась с моста и нашла глазами отель, в котором остановилась ее труппа. Даже издалека он выглядел шикарно, выделяясь белым цветом и кружевным фасадом.

«Даже названия отеля не запомнила, – ужаснулась про себя Груня. – Но, думаю, найду, он, кажется, один тут такой, пятизвездочный…»

Мост плавно перешел в дорогу на острове, которая сразу же утонула в зелени. Да и весь остров просто утопал в растительности. Сквер переходил в тенистый парк, потом снова начинался сквер. Домики все были маленькие, уютные, с такими же милыми двориками. И, как назло, при каждом домике имелось кафе на открытом воздухе. То есть весь остров и состоял из кафешек, ресторанчиков и какихто увеселительных заведений. Видимо, местные жители облюбовали его для отдыха. Понимая, что денег у нее не так уж и много, Груня подошла к первому попавшемуся киоску и купила бутылку сока из тропических фруктов и чтото типа сладкой вафли. Затем прошла дальше в глубь острова и спустилась к реке. Вдоль берега тянулась череда плавучих кафе, катеров и пришвартованных лодок, здесь снова чувствовалась свежесть воды и ощущался прохладный ветерок. Художница присела в тени кустов на скамеечку и приступила к еде. И вдруг ей на нос капнула первая капля дождя.

«Началось… Ну и где спрятаться от дождя?» – мелькнула неприятная мысль. Аграфена посмотрела вперед, в небольшой просвет среди ветвей, на поверхность воды, которая на глазах покрывалась мелкой рябью. Вафля в ее руках размокала и превращалась в тряпочку. А небо затянуло полностью, Аграфена даже и не думала, что здесь, в Венгрии, погода может меняться так стремительно, словно в тропиках. Она попыталась укрыться под кронами деревьев. Но порывы ветра дергали ветви вправовлево, и с листвы лилась вниз дополнительная вода. Малочисленный прогуливавшийся народ моментально исчез из поля зрения Груши. Наверняка люди попрятались в многочисленных кафе. А ей туда нельзя – денегто совсем почти не осталось. Поэтому она спустилась к берегу и, не долго думая, не видя никого вокруг, кто мог бы ей помешать, залезла на палубу привязанного катера под брезент. Почемуто Аграфена думала, что дождь скоро кончится, а вымокнуть до нитки не хотелось, ведь потом возвращаться назад по мосту, продуваемому всеми ветрами. Она свернулась калачиком, подложив голову на моток грязной веревки. Брезент был холодным и влажным и очень быстро провис, достав до ее тела. А дождь полил ливнем, стучал по брезенту и словно ощупывал Груню множеством сильных и быстрых пальцев. Слышался шум воды, но одежда оставалась сухой, что было странно, хоть и не могло не радовать.

Груша мечтала только о том, чтобы дождь побыстрее закончился, но вдруг донесшийся до ее слуха раскат грома оповестил весьма красноречиво, что ливень перешел в грозу. «Еще и молнией шарахнет! Помню, что купаться в грозу нежелательно, вода разряды притягивает, – испуганно подумала художница, осознав, что находиться на воде опасно. – Отчего же мне так не везет? Ведь никто и не вспомнит! Все устроились, кроме меня!»

Она закрыла глаза и постаралась расслабиться. И, самое главное, успокоиться. Монотонное шуршание дождя убаюкивало, Груня сама не заметила, как задремала. Затем к звукам дождя присоединился еще какойто звук, более привычный городскому жителю.

Глава 8

Аграфена резко очнулась и открыла глаза. Затем чуть отодвинула край брезента. Перед ней простирался горизонт реки и виднелся размытый в дымке берег. Ливень перешел в мелко моросящий противный дождичек. Мерно работал мотор, что и разбудило Груню. Она поняла, что катер движется, естественно, вместе с ней, но почемуто сразу же не вылетела из своего укрытия, как черт из табакерки, со словами: «Стойте! Немедленно поверните назад! Тут же я!»

Она, если честно, на некоторое время растерялась. Даже испугалась, потому что залезла на катер незаконно. И тут, скосив глаза, Груша обнаружила, что незаметно для себя стала участницей фильма ужасов. При этом ее не спросили, хотела она сниматься в таком жанре или нет. На палубе недалеко от нее, по правую сторону, лежало человеческое тело. Судя по очертаниям, скорее всего, мужское. Почему «тело», а не человек? Потому что выглядело именно телом, то есть трупом. Оно было полностью обмотано целлофаном, так сказать, аккуратно упаковано, и стянуто материалом под стать – скотчем.

– Господи… – потрясенно выдохнула Аграфена, теперь уже точно не желавшая вылезать из своего укрытия, а больше всего желавшая провалиться сквозь землю и воду одновременно.

Зрение Груни обострилось, и она с ужасом уставилась на «соседа». В нескольких местах целлофан был порван, виднелась темная одежда и окровавленная рука. Часть крови стекла под целлофан, окрашивая его причудливыми узорами, а часть тоненьким ручейком капала на палубу и сразу же бледнела, смешиваясь с дождевой водой.

«У меня и телефонато нет… – с тоской подумала художница. – Но даже если бы и был, что бы это изменило? Куда звонить? Местных номеров я не знаю, языка венгерского тоже, куда меня везут неизвестно, что за катер, понятия не имею, кто такой этот несчастный, тоже не в курсе. Я ничего не знаю! И я оказалась в такой жуткой ситуации! Что же делать? Притаиться, уповая на то, что меня не заметят? Наверное, любой на моем месте так бы и поступил. Вдруг бандитов много, и они вооружены? Этому человеку все равно не помочь, а у меня есть маленький шанс выжить», – размышляла Груня, трясясь мелкой дрожью.

На полиэтиленовой пленке, которая обматывала труп, скапливались капли дождя и скатывались мелкими дорожками, словно сама природа оплакивала смерть.

«Какую смерть? Самое настоящее убийство!» – поправила себя Груня. И тут же вздрогнула, не поверив собственным глазам. Но, присмотревшись, убедилась: в том месте, где у трупа была голова, пленка была запотевшая и периодически то приподнималась, то опадала. «Да он же жив! Господи, этот несчастный еще жив!»

Аграфена вконец ошалела от такой мысли. Но полностью осознать свое открытие ей не удалось, так как мотор перестал урчать и катер остановился. Груня юркнула под брезент поглубже, и очень вовремя – на палубе прямо перед ней появились две пары мужских ног в кроссовках и в обычных резиновых сланцах. Один начал чтото говорить на непонятном ей языке, но второй на ломаном английском оборвал его:

– Говори поанглийски! Ты же знаешь, что я не понимаю.

– Камень на веревке и в воду? – предложил первый, тоже не блеща произношением.

– Сказал же: утопленника скорей найдут. Или зацепят чем проходящие катера. Их тут тьма!

– И что делать? По условиям заказа мы должны мужика утопить, причем именно здесь.

– Мало ли что! А я говорю – так его быстро найдут. А нам надо и о своих шкурах подумать. Предлагаю причалить и зарыть в лесу. В жизни не найдут ни тело, ни нас.

– Так яму копать надо, – недовольно ответил напарник.

– Тогда готовь руки к наручникам.

– Ладно тебе… Хорошо, давай зароем, босс. Только здесь и пришвартоваться не к чему.

– Вот и отлично, никто даже следов не найдет. Кинем якорь и вплавь.

– С трупом?!

– Нет, с цветами. Все, ты согласился!

– О’кей, – буркнул недовольный мужчина и опять чтото пробубнил на неизвестном Аграфене языке.

Кроссовки и сланцы скрылись из глаз притаившейся Груни.

Вновь заурчал двигатель, катер вздрогнул и тронулся в путь.

«Что я могу сделать… Что могу предпринять… – судорожно размышляла Аграфена. – Выкинуть несчастного за борт? Может, не утонет, и его спасут? А то ведь на берегу его сейчас точно зароют. Нет, что я несу: как же можно бросать связанного колбаской человека в воду? Тогда именно я стану его убийцей! А что, если мне выпрыгнуть вместе с ним и доплыть до берега? Опять чепуха! Тоже мне, прыгунья нашлась, я же и плаватьто не умею… О господи, о чем я думаю!»

Груня повернула лицо, и холодный брезент прилип к разгоряченному лбу. Ее вдруг порадовала и истерически рассмешила пришедшая в голову мысль: у нее ни разу не мелькнуло желания выпрыгнуть с катера и постараться спастись одной. Нет, она увидела, что захваченный бандитами человек еще жив, и хотела спасти его. Груша сама не ожидала от себя таких душевных качеств.

Мотор заглох, по мокрой палубе снова зашлепали подошвы кроссовок и сланцев.

«Если сейчас сдернут брезент, то обнаружат меня, и мне конец, – поняла Аграфена. – Самая главная в их разговоре мысль была о том, чтобы не было свидетелей их преступления, чтобы самим оказаться безнаказанными, чтобы тело не нашли. А тут – я, здрасьте… Ох, учила меня мама не брать чужого! Надо было ей еще мне внушать, что и залезать в чужие катера тоже нельзя. Что же я наделала, во что вляпалась? Неужели это лучше, чем остаться в номере с Вилли?»

Мужчины подхватили несчастного и скинули за борт, потом, ругаясь, спрыгнули сами, и дальше Груня слышала только плеск воды. Убийцы поплыли к берегу осуществлять свой мерзкий план.

Итак, Аграфена осталась на катере одна. Или в рубке находится еще и третий бандит? Но все равно, наступила пора чтото делать, так сказать, кульминация. Дальше отлеживаться под брезентом не имело никакого смысла. Преступники сделают свое черное дело, вернутся и рано или поздно обнаружат ее, и тогда ей конец. И то место, где захоронят несчастного, она тоже никогда не узнает, так как не посмела даже голову высунуть из своего убежища, словно крыса… Опираясь холодными руками на мокрую и тоже холодную палубу, Груня вылезла изпод брезента. В стеклянной будке рубки никого не было, и если бы она умела управлять катером, то у нее появился неплохой шанс спастись, угнав бандитское плавсредство и направившись прямиком в полицию. Но она не могла бросить несчастную жертву на произвол судьбы, хоть и понимала, что шансы выжить у раненого и обездвиженного человека минимальны, а с падением в воду вообще приблизились к нулю. Вряд ли убийцы стали бы беспокоиться о том, чтобы он не захлебнулся, раз собрались его тут же зарыть.

Аграфена осторожно выглянула изза борта катера и увидела серую поверхность воды, покрытую мелкой рябью от ветра. Берег утопал в зелени. Ни домов, ни людей, ни преступников не видно. В фильмах жанра экшен бесстрашные герои в такой ситуации пробирались в рубку, нажимали кнопку SOS и вызывали спасателей. В реальной же жизни московская художница, не знающая абсолютно ничего об устройстве катеров, находящаяся в чужой стране и насмерть напуганная, озиралась в поисках спасательного круга. Плавать она действительно почти не умела – только «пособачьи» и не дальше десяти метров, воды жутко боялась. Но Груня здраво рассудила, что сквозь кусты, куда удалились преступники, река может просматриваться, и яркий спасательный круг будет очень заметен. Таким образом, она приплывет прямо в руки к бандитам, которые и зароют ее вместе с жертвой.

Понадеявшись, что здесь не глубоко, Аграфена свалилась в воду с противоположной от берега стороны катера. От нее сразу же пошли круги. И она просчиталась, что будет мелко, – было очень даже глубоко. Не нащупав ногами дна, Груня испугалась. Затем попыталась зацепиться за край катера, но не смогла дотянуться и запаниковала еще больше. Фактически она оказалась выброшенной за борт по собственной воле… Единственным выходом для нее, для спасения, было добратьсятаки до берега. К нему Груша и погребла изо всех сил руками и ногами «пособачьи», цепляясь за свою жизнь и даже подумывая о том, чтобы спасти чужую.

Вода оказалась безумно холодной, мороз пробирал до костей. Аграфена еще держала в голове свои десять метров, а дальше… Но десять метров ее и спасли – на десятом она всетаки нащупала ногой скользкое дно и вздохнула с облегчением. Сил плыть уже не осталось, пришлось тащиться пешком, пусть и по миллиметру в час, поскольку еще и течением сносило.

На берег Груня выбралась со сбитым дыханием и не видя ничего перед собой – в глазах потемнело от напряжения. Но едва придя в себя, она двинулась в чащу леса в поисках бандитов, вздрагивая при каждом звуке, останавливаясь и осматриваясь. Но преступников и след простыл. Аграфена пригорюнилась было, но потом сообразила, что изза течения выползла из воды довольно далеко от места стоянки катера, и пошла в обратную сторону. Вскоре ее старания были вознаграждены – на небольшой опушке она увидела тех двоих с катера, увлеченных зарыванием могилы.

«Закопали… Живой или уже нет был?» – грустно подумала Груня, припадая к земле и прячась за стволом сосны.

Мужчины мерно взмахивали лопатами.

– И что? – спросил наконец один.

– Ничего. Вот и все, зарыли. Холмик делать не будем, чтобы не привлекать внимания, – ответил напарник, стукнув лопатой по земле, то ли утрамбовывая ее, то ли стряхивая прилипшие к лезвию комки.

– Перекурим?

– Если честно, хочу быстрее убраться отсюда. Поплыли назад, а? Холодно. На катере согреемся, у меня джин есть.

– Как скажешь.

– А он жив еще?

– Откуда я знаю? Думаю, что если и был жив, то сейчас уже нет. Мы же не будем здесь стоять и ждать, когда уже точно он умрет? Живучий гад.

– Идем.

Убийцы сплюнули и двинулись сквозь заросли к реке. Что характерно, лопатки они забрали с собой. Груня еще немного выждала и вышла на опушку, с ужасом глядя на взрыхленную землю. Не было никакой надежды на то, что там, в яме, может еще теплиться жизнь, но она рухнула на колени и начала руками разгребать могилу. И плыла, как собака, и рыла, как собака… Груня понимала, что время работает не на нее, мало того – оно катастрофически упущено. Да и копала она медленно. Однако быстрее было просто невозможно. А вдруг преступники еще и огрели мужчину лопатой или камнем, перед тем как спихнуть в яму? Или раненый захлебнулся при падении в воду? Тогда сейчас она стирает кожу на руках в кровь и обрывает ногти совершенно зря. Перспектива обнаружить труп тоже пугала ее. Но Груня старательно гнала плохие мысли из головы.

«Как же медленно… У меня уже нет сил, но поверь, я стараюсь…» – шептала Аграфена, обращаясь к несчастной жертве. Она уже думала, что это никогда не закончится, но наконец ее рука коснулась полиэтилена. Груня начала грести с удвоенной скоростью. Как назло, земля ссыпалась с краев обратно, и приходилось снова выбирать ее. Затем она ухватилась за ноги незнакомца и, приложив нечеловеческое усилие, вытянула его на поверхность. Ей казалось, что человек уже не может быть живым, и от этого становилось жутко, но сейчас сдаваться было нельзя. Надо было идти до конца.

Мокрый целлофан облепила грязь. Груша скатала ее с того места, где находилось лицо, и попыталась разорвать пленку. И тут ее ждало полное разочарование – у нее никак не получалось! Холодные пальцы скользили по целлофану, только размазывая грязь. Аграфена буквально взвыла от отчаяния. Надо же, приложила столько сил, чтобы доплыть, затем вырыть яму, и вот теперь оказалась абсолютно бессильна. И самое страшное – Груня больше не видела легкого движения пленки возле лица. «Я не смогла! Все напрасно…» – тяжело вздохнула она.

Груня наклонилась, вцепилась в пленку зубами и всетаки ее прорвала, освободив холодное, грязное, окровавленное лицо жертвы с закрытыми глазами. Оставалось попытаться еще сделать то, что доводилось видеть только в кино, – искусственное дыхание. Обливаясь потом и слезами, она стала интенсивно нажимать на грудную клетку мужчины и бить по щекам с криком:

– Ну же! Давай! Дыши! Очнись! Пожалуйста! Уроды! Сволочи! Давай же.

Под ее руками хрустел целлофан, она не чувствовала, бьется сердце или нет. В голове уже стучало от собственного наверняка подскочившего давления. Когда силы ее покинули, Глаша просто упала рядом. И тут услышала шумный вдох.

– Не может быть! Парень! Ты жив? – обернулась она к нему.

Мужчина открыл глаза. Груша возликовала.

– Сейчассейчас… Я тебя освобожу… Секундочку, минуточку…

В нее словно влились дополнительные силы извне. Аграфена даже ни разу не подумала о том, что незнакомец, скорее всего, не понимает ее лепет, но продолжала чтото говорить ему порусски.

Мужчина всетаки был явно живой, он даже помог своей спасительнице, начал сам освобождаться от остатков полиэтилена.

Аграфена вздохнула и посмотрела на него внимательнее, и тут ее захлестнуло совсем другое чувство.

– Мать твою!

– Ну…

– Вилли?!

– Ну…

– Вилли, ты?! Ты с ума сошел?!

– Нет… Просто говорить тяжело, не раздышался еще.

– Нет, точно ты?! Не может быть!

– Но это я, – прохрипел Вилли своим низким голосом. – А ты как тут? Я тоже удивляюсь…

– Зашла сказать, что к тебе в номер жить пойду, – ответила Груша, руки которой дрожали.

– А… Я рад. – Вилли с трудом сел.

– А я вот чтото не очень. Я же недавно с тобой попрощалась!

– И я недавно. И вот снова увидел тебя… – попытался улыбнуться хозяин отеля.

– Так неожиданно…

– Не то слово…

– Не те слова, уж точно!

– Груня, я все понимаю, ты спасла меня!

– Хорошо, что понимаешь…

– Ты спасла меня от страшной смерти, жуткой… Я уже думал – все.

– Сама в шоке. Но не знала, что спасаю именно тебя. Выглядишь ужасно, – с отчаянием посмотрела она на него.

– Голова кружится. – Вилли мотнул головой и чуть не повалился, но был подхвачен Груней. – Тише, тише…

– А где мы? – спросил он.

– Ну, ты даешь! Я у тебя хотела поинтересоваться.

Мужчина свел брови и сосредоточился. А Груша сообразила: человек находится в шоке, а она чегото от него хочет. Сама же только что вытянула его с того света!

– Когда ты ушла от меня, я там еще поработал – отвечал на телефонные звонки, и все такое. А затем понес твои вещи в номер Татьяны. Та мне сказала, что ты у нее не остановилась, а вроде как пошла назад ко мне проситься на постой. Ой, что я говорю? Какой «постой»? Еще бы сказал «стойло»… Голова болит, извини… Я очень удивился тогда и даже испугался, ведь ты ко мне не возвращалась, я же все время оставался у себя.

Вилли попытался встать с земли, держась за ствол дерева.

– Я пошел тебя искать. Спросил на ресепшен, не видели ли тебя? Один из портье сообщил, что заметил, как ты выходила из отеля, а куда направилась, сказать не мог. Я выбежал на улицу и почемуто решил, что далеко ты уйти не могла, поэтому двинулся в обход отеля. Зашел за угол… Потом острая боль в голове, и все, больше ничего не помню. Вдруг мне стало холодно и мокро, и я вроде пришел в себя, но обнаружил, что нахожусь в какомто коконе. Я даже решил, что сплю и не могу проснуться, выбраться из кошмара. Затем стало снова темно и катастрофически душно. А потом… потом я увидел тебя. Вот и все…

– Понятно, что ничего не понятно, – кивнула Груша, подставляя ему плечо. Им уже следовало кудато двигаться от этого страшного места.

Так как лодки и катера у них не было, Груня предложила пойти в сторону от реки, надеясь выйти к людям.

– А ты как здесь оказалась? – спросил Вилли, от которого, несмотря на обстоятельства, пахло дорогим парфюмом.

И Аграфене пришлось рассказать все, что произошло с ней. Вилли даже остановился.

– Невероятно, просто невероятно!

– Вот больше ничего и не говори. Это именно то слово, которое сюда и подходит.

– Я очень благодарен тебе, – тихо сказал Вилли.

– А я, если честно, очень рада, что ушла из отеля и пришла на остров, что залезла на катер…

– Что не испугалась и что боролась за жизнь неизвестного тебе человека, – закончил за нее Вилли. Затем остановился и поцеловал ее в лоб, как целуют детей или стариков.

Сделал это он зря. Потому что почти сразу у Аграфены ушла почва изпод ног, и помощь в поддержании тела в вертикальном состоянии понадобилась теперь ей. Затем они выбирались из леса – долго и мучительно. Много раз им приходилось останавливаться и набираться сил, чтобы двигаться дальше. Во время одной из остановок Груня разодрала на полоски футболку Вилли и как смогла перевязала ему голову – оба сразу не заметили, что у него на макушке зияющая рана, которая кровоточит. А он очень нежно обмыл ее ссадины на руках в ручье, на который измученные путники наткнулись.

Наконец они вышли на дорогу и выяснили, что находятся в окрестностях Будапешта, достаточно далеко от самого города. Стали ловить машину, но те проносились мимо – оба «голосующих» были грязные, мокрые, в крови, а Вилли смущал еще и своим голым торсом (кстати, смущал он им и саму Грушу). Через какоето время один автомобиль остановился. Водитель с минуту сомневался, глядя на них и не веря сбивчивому рассказу, однако всетаки разрешил странным выходцам из леса сесть в машину.

Глава 9

Они рванули в Будапешт, а именно в больницу.

Позже туда приехал знакомый Вилли комиссар полиции Дебрен Листовец. Он внимательно выслушал повествование о том, что произошло, сначала от Вилли, а затем и от Груни. Что характерно, даже у полицейского, видавшего виды, ничего не нашлось сказать, кроме: