Текст книги "Перышко из крыла ангела"

Автор книги: Татьяна Луганцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Татьяна Луганцева
Пёрышко из крыла ангела

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Т. Луганцева

© ООО «Издательство АСТ»

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес, 2014

Глава 1

– Ну почему на тебя, дорогая, все шишки валятся? – спросила Аня и с сочувствием посмотрела на подругу.

– Невезучая я, – вздохнула Лукреция. – Мне все об этом говорят.

Аня только головой покачала.

– Да при чем тут везение? Странная ты какая-то. – Они дружили уже много лет, но Аня не переставала удивляться своеобразности Лукреции. – Одно имечко чего стоит…

Тому, что родители, оба филологи по образованию, дали ей такое необычное имя, Лукреция и сама была не рада и однажды не преминула им высказать свое недовольство.

– А нам это имя очень понравилось! Так необычно! Лукре-е-еция! – нараспев произнесла Галина Петровна.

– Ага, особенно если учесть, что я не просто Лукреция, а Лукреция Петровна Голубкова… – с большим сомнением ответила дочь.

Да и одноклассники Лукреции родительской фантазии не оценили и постоянно дразнили девочку за имя, да и за фамилию тоже.

После окончания школы встал вопрос: куда идти учиться дальше? Понятно было, что Лукреция должна выбрать гуманитарное направление. А куда деваться? Если из всех вещей в доме были только книги, и обращались с ними, словно с живыми существами. С детства Лукреция много читала, рисовала, занималась музыкой, танцами. Литература, история, русский язык, иностранный язык… Так что судьба ее была предрешена. В чем родители не сошлись, так это в том, что надо поступать в педагогический институт.

– Все же сейчас совсем другое время! Век изменился! – заявила Галина Петровна таким тоном, словно выступала на трибуне. – Профессии учителя, филолога, конечно, очень интересные и нужные, но…

– Но? – напрягся Петр Михайлович.

– Дорогой мой, ну что греха таить? Безденежно все это.

– А что, в жизни самое главное деньги, что ли? – удивился глава семейства. Впрочем, он удивлялся всю жизнь.

– Не главное, – кивнула супруга, – но весьма существенное! Особенно когда вокруг много соблазнов!

У Петра Михайловича от ее слов даже очки полезли на лоб.

– О каких соблазнах ты говоришь?! Что за слово! Наша дочь воспитана в самых лучших традициях чести и совести!

– Она девушка, и может поддаться…

– Она моя дочь! – перебил жену Петр Михайлович. – И ничему и никому не поддастся!

– И все же я не хочу, чтобы Лукреция жила в такой же бедности, как мы с тобой, – выдала Галина Петровна, чем добила своего супруга окончательно.

– Вот какие подробности открываются! Значит, мы с тобой плохо жили? – И Петр Михайлович схватился за сердце.

– Дорогой мой! Любимый мой! Жили мы хорошо, но бедно! Ну время такое было, что ничего особо и не купишь. В магазинах – ноль! Так вроде и зачем деньги? Все бедные, все на равных. А сейчас всего полно, и что же, деточки Лукреции будут ходить и только смотреть на витрины?! Ждать конфетку на Новый год?! Время, я говорю, другое! Деньги тоже нужны! И, заметь, я не советую Лукреции выйти замуж за богатого, на что нацелено большинство девиц! Она у нас думающая девушка! Я советую ей получить хорошее образование, которое позволит есть не только хлеб, но и намазывать на него масло! И не спорь! Ты – твердолобый! И отстал от жизни! – разошлась Галина Петровна, которая впервые в жизни пошла против мужа.

– Я уже и твердолобый, – сокрушался Петр Михайлович. – И что же за специальность ты подобрала моей дочери? Неужели стриптизершей?

– Как тебе не стыдно! – воскликнула Галина Петровна.

– А что? Они неплохо зарабатывают в наше время! – ехидно добавил Петр Михайлович.

– А вот это уже интересно! – прищурила глаза Галина Петровна. – Я и не знала, что у тебя, дорогой, такие познания в области эротического танца и их заработков!

Петр Михайлович покраснел, попытался объясниться, но, как говорится, запутался в показаниях.

– Хватит! – возмутилась Лукреция. – Что вы устраиваете?

Родители притихли, и Галина Петровна робко поинтересовалась:

– Я могу посоветовать своей дочери, чем ей заняться в жизни? Ведь родная мать плохого не посоветует.

– Конечно, – улыбнулась Лукреция. – Я выслушаю твои пожелания.

– Я советую тебе пойти на факультет иностранных языков. Стать переводчицей – это так здорово! Престижно! А если еще пристроиться в престижном месте, то можно и за границу ездить, и получать достойную зарплату. А с твоими способностями к языкам учеба тебе будет даваться легко… – выдала свою мечту Галина Петровна.

– Быть переводчицей! – почему-то с долей издевки произнес отец.

– Да! И это звучит гордо! Переводчица – нужнейший человек в век интеграции бизнеса, торговли, политических отношений! – несколько пафосно произнесла Галина Петровна.

– Делайте что хотите! – сокрушенно махнул рукой Петр Михайлович. – Но я бы не стал давать дочери установку на деньги ни при какой власти и ни при каком времени.

Лукреция с удивлением наблюдала за перепалкой родителей и поняла, что ей пора вмешаться. А то, не дай бог, разведутся еще на почве разногласий о будущем дочери.

– А меня никто не хочет спросить? Может быть, и я чего-то хочу? – спросила она.

– А ты чего-то хочешь? – округлила глаза Галина Петровна. – То есть, я хотела сказать, что ты хочешь?

Лукреция сделала паузу, набрала в грудь побольше воздуха и заявила:

– Я уже поступила… в институт культуры, на отделение народного танца.

– Что-о? – после минутного замешательства спросила Галина Петровна. – Какое отделение?

– Народного танца.

– Господи… – Галина Петровна схватилась за сердце и осела на стул.

Петр Михайлович истерично засмеялся:

– Ну вот! Получите! Твоя школа! Браво! Моя дочь – танцорша! – В его устах это прозвучало как «проститутка».

– Я буду исполнять народные танцы, – пыталась объяснить Лукреция.

– Слышишь, мать! Исполнять! Я же говорю, стриптизерша. А ты о филологии, об иностранных языках! Она у нас выросла стрекозой и хочет всю жизнь проплясать легко и за деньги. Радуйся!

Галина Петровна в штыки восприняла поступление дочери в институт. Она не понимала, как ее долговязая, нескладная дочка в очках с минусом пять сдала экзамены по танцам. Ей даже мерещились происки самого дьявола, вмешавшегося в судьбу ее «скромной девочки». Ведь они воспитывали дочь в строгости, она даже на дискотеки никогда не ходила. А тут такое! Для Галины Петровны это было сродни тому, что ее культурная и образованная девочка на самом деле пустилась во все тяжкие.

Мама так серьезно переживала за дочь, что ее здоровье резко ухудшилось и стало внушать опасения. Лукреция, чтобы утешить мать, была вынуждена заочно поступить на факультет иностранных языков. Учиться сразу в двух институтах было очень тяжело. Правда, языки давались Лукреции легко, но заочное образование предполагало колоссальную переработку материала собственными силами. И это при полной занятости в институте на дневном отделении. Но Лукреция со всем справлялась.

– Не подозревала, какой сюрприз ты нам готовишь, – немного приходя в себя, говорила мать. – Раньше это называлось «массовик-затейник».

– Вот-вот! – вторил ей отец. – Или культмассовый работник..

– Во-первых, массовиков-затейников готовили в училище, а не в институте. И во-вторых, чем плох культмассовый работник? Ведь это человек, который несет культуру в массы, – оправдывалась Лукреция.

– Лучше бы ты не шла в эти массы, а поскромнее себя вела, – не сдавалась Галина Петровна.

– Мама, а я и веду себя скромно! Не волнуйтесь, вы правильно меня воспитали! – успокаивала она родителей.

– Ой, не знаю, что это за специальность такая и как она тебе пригодится в жизни… – сокрушалась мать.

Лукреция поняла, что спорить бессмысленно, и просто погрузилась в учебу.

– И что тебе дала эта учеба? – спросила ее как-то лучшая подруга Анька Снежкова, которая училась в том же институте, но на другом отделении – по организации и проведению праздников, торжественных мероприятий и прочего.

– Я много что умею после института… – ответила ей Лукреция расплывчато.

– Например? – не сдавалась подруга.

– Я пою.

– Как оперная певица? – уточнила Анна.

– Нет, конечно… – даже смутилась подруга.

– Вот именно! Так поют многие люди, особенно когда выпьют и в них просыпаются гены поющей бабушки. Этим ты не заработаешь на жизнь. И не обижайся! А голос у тебя хороший.

– Спасибо на добром слове, – с большим скепсисом ответила Лукреция. – А еще я танцую.

– Мы все танцуем… Какой стиль? Хип-хоп? Танго? Может быть, брейк-данс?

– Зачем спрашивать? Ты же знаешь! Народные танцы…

– Вот именно! И куда ты пойдешь зарабатывать со своими народными танцами? На площадь трех вокзалов?

– Ну… К сожалению, в ансамбль Моисеева меня не возьмут. Нет у меня координации движений! И вообще, танцы – это не мое. Я только сейчас это поняла.

– Хорошо, что хоть признаешь, – вздохнула Анюта. – А помнишь, как Милка наша танцевала? Я вообще удивляюсь, что она в нашем институте делала – прирожденная артистка! Просто балерина!

– Ну вот и дружи со своей Милкой! – обиделась Лукреция. – А в балет ее не взяли бы из-за роста. Слишком длинная!

– Ну, рост-то у вас один, а ты в танце выглядишь как корова, а Людка просто лебедем плывет… – И Анька закатила глаза, с восторгом вспоминая невероятный танец Милы.

Лукреция с интересом посмотрела на свою подругу. Сама Анюта была среднего роста и очень полной, фактически шарообразной. Но полнота эта ей, как ни странно, шла. Анна была очень активной, имела превосходный цвет лица и гладкую кожу и ничуть не комплексовала по поводу своих форм. А еще она очень любила вкусно поесть. Так что откуда растут ноги у ее полноты, она прекрасно знала, но не собиралась ничего менять. «Пусть я лучше буду полной и доброй, чем худой и злой! – заявляла она. – А злой я буду обязательно, если вовремя не съем кусман кекса, половинку торта и пару эклеров».

– Ты что, хочешь меня унизить? – спросила у подруги Лукреция. – Я – корова, а Мила – лебедь! Уму непостижимо такое выслушивать от лучшей подруги…

– Ни в коем случае! – воскликнула Анна.

– А как это называется? И пою я посредственно, и танцую не очень хорошо. Ну и что? Не всем же быть круглыми отличниками.

– Просто я хотела сказать, что ты сделала ставку на танцы, а это у тебя может и не получиться!

Лукреция рассмеялась.

– Ты прямо как моя мама… Постой! Это она тебя подговорила поговорить со мной?! – догадалась Лукреция, замечая, как Анна заливается стыдливым румянцем. – Что? Я угадала? Как же я сразу не сообразила? Ты же раньше со мной об этом никогда разговор не заводила. А сейчас повторяешь мамины слова! Я смотрю, мои предки на все пойдут, лишь бы вызволить дочку из цепких рук «культмассового разврата». Как она тебя подговорила? Шантаж? – спросила Лукреция.

– Тетя Галя хочет тебе добра, – оправдывалась Аня.

– Конечно! Только ее никогда не интересовало, чего хочу лично я! – всплеснула руками Лукреция.

– Просто она заботится о тебе.

– Она меня задушит своей заботой! И ты поддалась! – с укоризной посмотрела на подругу Лукреция.

– Между прочим, я не тряпичная кукла! – вспылила Анюта. – Да, я солидарна с твоей матерью. Как ты будешь работать по специальности? Ведь ты должна уметь раскрепоститься, зажечь публику…

– Ты хочешь сказать, что я никчемная? – поникла Лукреция.

– Ну что ты! – Анюта обняла подругу. – Просто для танцев у тебя характер совсем не тот.

– Ну, не забывай, я знаю три языка, – заступалась за себя Лукреция. – Я могу работать переводчицей… Господи, слышала бы меня сейчас мама!

– Чтобы быть переводчицей, надо быть очень общительной, коммуникабельной. Это тесный контакт с людьми, и не всегда приятными. Ты же по сути замкнута и нелюдима. Переводчик точно не твое! – вынесла свой вердикт Аня.

– Хватит за меня решать! – разозлилась Лукреция.

* * *

С момента этого разговора прошло пятнадцать лет. Много воды утекло с тех пор, многое изменилось, но кое-что осталось неизменным.

Неразлучные подруги Лукреция и Анна в один из вечеров пятницы встретились в любимом кафе и решили позволить себе несколько больше, чем просто кофе. Пятница все-таки…

Анюта к своим тридцати шести еще больше поправилась, но по-прежнему не унывала и не комплексовала. Единственное, что стало наводить ее на мысли о похудении, так это одышка да то, что она с трудом влезала в свой и так не маленький автомобиль.

– Когда-нибудь меня заклинит, зажмет между креслом и рулем, а если еще сработает подушка безопасности, так я и ее травмирую! Сломается она об меня! – засмеялась Анна. – Надо что-то менять. Сбросить хотя бы десять килограммов.

Лукреция могла только поддержать ее в этом стремлении, потому что это было в конце концов полезно для здоровья.

После окончания института Анна не пошла работать по специальности, а устроилась бухгалтером в какую-то крупную фирму. Через несколько лет ее фирма слилась с другой, еще более крупной, и часть сотрудников сократили. Лишней оказалась и Анна. Тогда-то она и вспомнила, чему ее учили в институте, и устроилась в небольшое бюро по организации праздников. Платили там немного, но на жизнь хватало.

А вот у Лукреции все сложилось так, как и предполагала, точнее, даже побаивалась ее подруга. Находить контакт с людьми у нее не получалось, и Лукреции где только не пришлось поработать.

Для начала она устроилась в музей, дежурной по залам. Коллектив был сугубо женский, причем все женщины преклонного возраста, подрабатывали на пенсии. Лукреция годилась им в дочки, если не во внучки. Работа была такова, что Лукреция целый день должна была сидеть во вверенном ей зале и следить за порядком. Тишина, немного затхлый воздух и мерное шарканье мягких тапочек редких посетителей доводили ее до сумасшествия. К тому же все время жутко хотелось спать. Что Лукреция только не делала – и умывалась ледяной водой, и принимала умопомрачительные дозы кофе, ничего не помогало. Читать, разговаривать по телефону, пользоваться компьютером строжайше запрещалось. Можно было только тупо прохаживаться по вверенной территории или сидеть на стуле. И вот тут-то и начиналось самое интересное. Сон, словно самое злобное и коварное животное, нападал на Лукрецию со страшной силой. Бороться с ним было невозможно, веки сами собой закрывались, а рабочее время тянулось очень медленно. Несколько раз Лукреция не выдерживала и все-таки засыпала, а один раз даже упала со стула. Хорошо, что в этот момент в ее зале не было посетителей. Но однажды ее спящую застукала директриса музея Светлана Романовна – дама аристократичная и весьма строгая.

– Чтобы я больше такого не видела! Это недопустимо! – металлическим голосом выговорила она Лукреции.

И Лукреция продолжала мужественно бороться со сном. Замерев на стуле, она попыталась сосредоточиться, глядя на противоположную стену, где висел портрет дамы в голубом. Первые полчаса прошли нормально, но потом Лукреция поняла, что дама с картины ей подмигивает. С тех пор дама в голубом стала преследовать ее в каждом сне, и девушка подумала, что сходит с ума.

– Как вы можете сидеть весь день на стуле и не спать?! – недоумевала Лукреция, спрашивая у своих престарелых коллег.

– Привычка, выработанная годами! – отвечала ей Валентина Ивановна. – Ты или медитируй, или вспоминай прошлое.

– Валя! О чем ты говоришь?! – возразила ее коллега. – Это мы можем думать о прошлом, потому что жизнь прожили, а она-то молодая совсем! Что ей вспоминать? Сидит тут с нами, со старухами, вместо того чтобы с молодежью «зажигать».

– Ничего, со временем научишься спать с открытыми глазами, – «утешила» Лукрецию Валентина Ивановна.

Но Лукреция не хотела такому учиться, это уж точно.

А потом случился еще один эпизод, который и поставил точку в не очень удачной карьере Лукреции как музейного работника. Она в очередной раз заснула на рабочем месте, и тут, как назло, а может, к счастью, в ее зал пришли посетители – мамаша с детьми. Девочка подошла к Лукреции и, решив, что она тоже экспонат, дотронулась до нее. От испуга закричал и ребенок, и сама Лукреция. После этого ее с позором уволили из музея под слезы некоторых соратниц-старушек.

– Так жалко, что ты уходишь! Хоть какая-то капля свежей крови присутствовала в нашем коллективе мезозойской эры. Хоть кто-то из молодых. А теперь опять одни старушки…

Лукреция переживала, конечно, но подруга ее успокоила:

– Ничего ты и не потеряла! За такую маленькую зарплату сидеть там с этими бабками… Так и сама деградируешь.

После музея Лукреция отправилась работать в архив. Зарплата там была еще более мизерной, и ей пришлось подрабатывать, используя свое знание иностранных языков. Она занималась репетиторством с несколькими учениками, делала переводы для разных издательств, но все как-то урывками, и денег это приносило мало.

Отец Лукреции к тому времени уже умер, а мама безвылазно болела. Ничего смертельного – артрит суставов, но болезнь сильно мучила. Требовалось серьезное и дорогостоящее лечение. Почти все свои заработки Лукреция тратила на лекарства для матери, потому что дешевые лекарства ей не помогали совсем, а те, что помогали, стоили очень дорого.

Успела Лукреция и побывать замужем. Но через три года благополучно развелась из-за того, что не предполагала, что у мужчины может быть настолько крепкая печень. Потому что водку муж вливал в себя просто литрами, а больше ничего не делал. Когда они разошлись, Лукреция поняла, что сглазила и самого мужа, и его печень. Через три года после развода ее бывший муж «сгорел» от цирроза печени. У него остался старенький отец, за которым Лукреция тоже присматривала, потому что у Ивана Ивановича больше никого и не было. Она не могла бросить старика одного. Так и тянула больную мать и старого мужчину, который, в принципе, не имел к ней никакого отношения.

– Сердобольная душа, – так комментировала жизнь подруги Анна.

– Я не могу иначе, – отвечала ей Лукреция.

– Это песня такая была – «Я не могу иначе»! А ты и для себя пожить должна! Так и просидишь старой девой! – возмущалась Аня.

– Какая же я старая дева, если была замужем? – удивилась Лукреция. – Да и так еще пара мужчин была…

– Ой, да что там у тебя было?! Одно недоразумение. Три года только бутылки от своего алкоголика выгребала! Ни ребенка не родили, ничего. Считай, старая дева!

Что ни говори, но Анна была очень упряма, не переубедишь!

Помимо службы в качестве «архивной крысы», как называла ее работу Анна, Лукреция еще выступала с вечерами интересного чтения в домах престарелых, в домах инвалидов и в детских домах. Но такие выступления проходили в рамках благотворительных акций и денег не приносили.

Анна много раз звала подругу к себе в фирму по организации торжеств, юбилеев, свадеб. Но Лукреция боялась и лишь изредка подрабатывала у подруги.

Удивительно, но годы мало изменили Лукрецию внешне. Она была по-прежнему худая, и даже слишком, для своего высокого роста, несколько нескладная. Постоянно сутулилась и жутко щурилась, несмотря на очки с толстыми стеклами. И так же, как пятнадцать лет назад, носила длинные, слегка волнистые светло-русые волосы собранными в хвост.

– Почему ты не полнеешь? Сзади как девочка, – удивлялась Анна.

– Ем мало.

– Да ладно! Видела я, как ты наворачиваешь и шашлык, и торт! – не согласилась подруга.

– Значит, конституция такая, – пожала плечами Лукреция.

– Да, у тебя и мама, и папа худыми были, это точно, а у меня словно семья лошариков, – вздыхала Анна, чем смешила подругу. – Как тетя Галя? – спросила Анюта, зная, что в последнее время у мамы Лукреции были большие проблемы с локтевым суставом.

– Плохо, левая рука не разгибается и не сгибается, – ответила Лукреция. – Врач объяснил, что мы сами виноваты. Когда сустав заболел, надо было сразу делать в суставную сумку инъекцию, тогда бы не развилось сильное воспаление и не появились мощные спайки, которые и привели к тому, что рука плохо двигается.

– А теперь что? – участливо спросила Анна.

– Теперь надо делать операцию на суставе, все там разъединять, чистить и пару месяцев разрабатывать сустав.

– Так надо делать! Чего же, тетя Галя так и будет мучиться с рукой?

– Такие операции делают только в Германии, и стоит это около двух миллионов.

– Сколько?! – ахнула Анна.

– Да-да, ты не ослышалась…

Анна начала судорожно поглощать эклер.

– Надо искать деньги!

– Где искать? Сбережений у меня нет. Ничего не накопила, все же на лекарства идет. Мама так меня жалеет, что я бегаю по этим работам. Там копейку наскребу, тут копейку. И даже себе ничего позволить не могу. Она все сокрушалась, почему же такие лекарства дорогие. Вот и промолчала, когда у нее началось воспаление в суставе, чтобы сэкономить нам деньги. Думала, что так пройдет. А теперь плачет, что хотела как лучше, а получилось как всегда.

– Господи, два миллиона, два миллиона… У меня есть двести тысяч, могу еще дачу продать.

– Аня, прекрати! Не надо ничего продавать! Ты с ума сошла? Ты не обязана!

– Ты мне рот не затыкай! Я ради тети Гали готова на многое! Это не ради тебя! – сразу же встала в позицию Анна. – Итак, двести плюс дача. Но какая там дача? Хилый домик, шесть соток сорняков и от Москвы далековато! Много за такое не дадут. Пусть еще триста. Что мы имеем? Пятьсот. Надо еще где-то полтора миллиона найти!

– Я могу машину продать, – пискнула Лукреция и сразу же заткнулась под строгим взглядом подруги.

– Это свою «ладу-калину»? В полуразвалившемся состоянии? Кому оно надо? Что за нее дадут? Если только Путин Владимир Владимирович у тебя ее возьмет с благотворительной целью.

– Я все равно продам.

– Сто тысяч! Это если найдешь идиота. Где брать миллион четыреста?

– Ты меня спрашиваешь? Я не знаю. Может, искать спонсора какого?

– Спонсоры помогают детям, кому нужны старики? – отмахнулась Аня. – Тем более не одинокие. Скажут, вот ты дочь, и лечи свою мать!

– Я обращалась в здравотдел, меня оттуда послали. Не помогают они такими деньгами старикам, еще ребенка какого и поставили бы на очередь, только он может не дождаться своей очереди, – вздохнула Лукреция.

– Все равно сдаваться нельзя, будем что-то делать, – задумалась Анна, и в этой задумчивости уплетала уже третий эклер. – Надо поставить цель – найти большие деньги! И идти к этой цели! Ведь люди всего добиваются! Это мы с тобой как лохи!

– И какими путями мы будем добиваться этой цели? – спросила Лукреция.

– А что?

– Да ничего! Большие деньги можно только украсть. Ограбим банк? Ну, мы с тобой вряд ли осилим это. Может, заняться проституцией? – задумалась Лукреция.

И тут Анна прыснула от смеха.

– Ой, я не могу! Ты видела свое лицо? Главное, задумалась так! Ты совсем, что ли?! Какие из нас с тобой сексуальные дивы?! Молодые, ядреные девки промышляют, и то часто задешево. А тут мы выйдем! «Девочки» под сорок, одна длинная, худая как палка, с очками в пол-лица, и вторая рядом, маленькая и такая толстая, что не обхватишь! Мы, конечно, будем пользоваться спросом!

Лукреция тоже засмеялась.

– Ты прикинь, сколько нам придется работать на полтора миллиона? Если нам больше пятидесяти рублей никто и не даст? – не унималась Анюта. – Ух, и упашемся мы!

У подруг началась форменная истерика.

– А ты-то! Ты-то! – продолжала глумиться Анна. – Сама от мужиков шарахаешься, а тут о таком подумать! Умереть – не встать!

Отсмеявшись, подруги начали перебирать имена друзей и знакомых, кто бы мог выручить в такой ситуации.

Вот тогда-то обе и вспомнили про Милку, ту самую, лебединым танцем которой когда-то так восхищалась Анюта. У Милки еще в институте на лбу было написано, что она любит деньги, хочет деньги и получит деньги. Какие только «шишки» за ней не ухаживали, на каких только по тем временам дорогих автомобилях за ней не заезжали мужчины после занятий. Да, деньги она притягивала точно… Потом ходили слухи о ее бесконечных романах, баснословно богатых любовниках, об ее успешной карьере.

Через общих знакомых подруги нашли телефон Милки и договорились о встрече. Правда, разговор по телефону не внушал ничего хорошего, голос у Людмилы был грубый, тон недовольный. Она долго не могла понять, кто ей звонит, и вспомнила своих сокурсниц только благодаря необычному имени Лукреции.

Время встречи Мила назначила сама, как было удобно ей, и опоздала на полчаса.

– Ты помнишь, какая она была?! – спросила Анна в ожидании.

– Еще бы, самая красивая!

– Да что там красивая! Она шла – тучи дохли, тьфу! Мужики, в смысле, дохли! Просто стояли с открытыми ртами от первокурсников до преподавателей. Всегда одета только в самое лучшее, всегда с ароматом французских духов, который тянулся за ней шлейфом. Всегда высокие каблуки, сногсшибающий макияж. А ведь если приглядеться, ничего особенного, но она умела так себя подать, что просто ах! – предалась воспоминаниям Анна.

В этот момент в помещение ресторана вошла высокая женщина и, оглядев зал, громко застучала каблуками в их сторону. В столь раннее время в ресторане было мало посетителей и только за одним столиком сидели две женщины.

Подруги смотрели на Людмилу так же, как и раньше, – разинув рты. Но сейчас совсем по другой причине. От былой красоты Милы не осталось и следа. К ним приближалась женщина даже не худая, а высохшая фактически до состояния мумии. Лицо ее было покрыто мелкими-мелкими морщинами, глаза, несмотря на то что ярко накрашены, блеклые, абсолютно потухшие, вместо губ две огромные, раздутые сардельки, видимо, от дешевого вкачанного в них геля. От некогда длинных пышных волос остался лишь короткий ежик. На тонких костлявых руках позвякивали браслеты.

– Здравствуйте, девочки! – плюхнулась Людмила за их столик. – Помогите мне, пожалуйста! – сразу же заявила она.

– Чего? – не поняла Анна, вконец оторопев. Ведь именно они хотели обратиться к ней за помощью.

– Трубы трубят! Налейте! – выдохнула Люда.

– Чего? – продолжала «тупить» Анна.

Лукреция молчала, словно воды в рот набрала.

– Водки налейте! – более понятно повторила свою просьбу Люда.

– Водки?! Не рановато? – удивилась Анна.

– У нас сдвинут обычный графин… тьфу, то есть график, – ответила Люда грубым, пропитым голосом.

– У нас – это у кого? – решила все-таки уточнить Анна.

– У творческих людей, – пояснила Люда и щелкнула пальцами, подзывая официанта.

Видимо, от такой творческой интеллигенции в свое время родители Лукреции и пытались уберечь свое нежное чадо.

Официант подошел очень быстро, но вместо заказа был вынужден выслушать грубую брань, состоящую сплошь из нецензурных слов. Так Людмила сожалела о сломанном ногте.

– Нам водки, – полувопросительно, полуутвердительно сказала ему Лукреция.

В это время Людмила сняла с пальца длинный ноготь, накрашенный ярко-красным лаком, и положила его в пепельницу.

У официанта глаза на лоб полезли, но он все-таки направился в сторону бара.

– И закусить что-нибудь! – крикнула ему вслед Люда.

Лукреция с Анной переглянулись.

Официант принес поллитровый графин с водкой, три рюмки и закуску, состоящую из нарезанных овощей и бутербродов с колбасой и сыром.

– Вам налить? – спросил он, потянувшись к графину, но тут же был остановлен Людой.

– Свободен! – кивнула она ему и снова щелкнула пальцами. Видимо, это был ее фирменный жест. Но тут же испуганно посмотрела на пальцы: – Фу, остальные держатся… Надо в руках себя держать, а то дощелкаюсь!

Официант удалился, красноречиво закатывая глаза, словно призывая всевышние силы оценить его мучения.

– Ну что? Вздрогнем? – прохрипела Люда, обводя окружающих тяжелым, напряженным взглядом.

– Чего? – не поняла Анна.

– Чего-чего! Задолбала! Я говорю, давайте выпьем! Как это… За встречу, вот! Хоть я вас видеть и не хотела, но вы сами напросились, то есть нашли меня! – гаркнула Люда и громко рассмеялась. – Шучу я!

Подруги чувствовали себя весьма неуютно, но выпить «за встречу» пришлось всем. Лукреция только пригубила и поморщилась.

– Какая гадость! Я вообще не пью.

– Ты всегда была «отмороженная», – согласилась Люда и зачавкала бутербродом.

«Интересная встреча», – подумала Лукреция, скользя взглядом по высохшей фигуре Люды. Сапоги дорогие, но потертые, кожаная юбка вытянутая, свитерок тоже такой… не первой носки. У Лукреции закралось большое сомнение в состоятельности бывшей однокурсницы. А дальше ее самые страшные опасения подтвердились. Напившись, Люда сделалась плаксивой и с большой охотой принялась погружать подруг в дебри своей личной жизни. Лукреция охарактеризовала бы этот рассказ как эротический триллер.

После института жизнь у Милы, как она любила себя называть, бурлила на полную катушку. Богатых любовников у нее было хоть отбавляй. Кто только не перебывал у нее в постели. Режиссеры и продюсеры – для пользы дела, актеры и рабочие сцены – для хорошего секса. Меняя мужей и любовников как перчатки, Мила попала в Америку, где несколько лет танцевала стриптиз в дорогом злачном месте. Она была просто погружена в омут разврата. Затем в очередной раз вышла замуж за престарелого миллионера, и он перевез ее в Париж. Там Мила продолжила выступать в эротических программах и изменять старику-мужу. Потом, правда, выяснилось, что это он сам подкладывал свою жену под дружков, которые видели ее на сцене, так сказать, в деле, и готовы были платить любые деньги, чтобы воплотить в реальности свои эротические фантазии. Так они прожили еще несколько лет, пока супруг не застал Милу в постели с молоденьким шофером. Парень не был его проплаченным клиентом, и муж выгнал Милу из дома ни с чем. Но ее подобрали, и жизнь опять закрутилась. Танцы, беспорядочные связи…

– Тебя же просто использовали! – не выдержав, Анна высказала свое мнение.

– Чего?! Да я сама использовала этих козлов! – И Милка крепко выругалась. – Твари неблагодарные! Пялились на меня! Тело мое терзали! Пока молоденькая была… А как за тридцатник перевалило, стала замечать, что интерес ко мне уже не тот! Нет, я могла, конечно, еще завлечь мужика, но таких желающих становилось все меньше и меньше… Наливай! – махнула она Анюте и подставила рюмку. – Что греха таить, я бы не выдержала такой жизни без алкоголя и еще кое чего. Пила я много, каждый день… Это на первых порах расслабляло, помогало забыться, потом стало жутко мешать. По утрам я долго не могла прийти в себя, меня всю трясло. Мне становилось все хуже и хуже, я стала задыхаться, сбиваться с ритма, у меня начались головокружения и постоянно тошнило. Как выяснилось, алкоголем и другими препаратами я окончательно посадила печень. Меня стали выгонять из одного шоу, из другого… С дорогого и элитного кабаре я скатилась до дешевого стриптиз-бара. – Люда перевела дух и опрокинула еще одну рюмку. – Вот так вот, бабоньки! Стрекоза лето красное пропела, все пролетело и закончилось, – развела она старыми, морщинистыми руками. – Выгляжу я кошмарно, все, что ни ем, плохо усваивается, печень не работает. Мужикам я больше не нужна, не то что богатым, а вообще никаким. Я все про себя знаю, я – реалист. – Люда закурила. – Еще и легкие окончательно посажу!