Текст книги "Бестия высшего света"

Автор книги: Татьяна Луганцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Почему? – оторопел Эрик.

– Да мы там с сокамерницей заложили… то есть продали мои часы за бутылку и еду. Я ужасно есть хочу! – сбивчиво объяснила Яна.

– Ты хочешь в тюрьму? – еще больше удивился Эрик.

– Не могу больше смотреть на твое лицо – моих рук творение, если честно. Да и правда, есть очень хочется…

– Я могу вытащить тебя отсюда, только скажи, за что ты меня так?

И Яна сдалась. Она во всех подробностях рассказала, что с ней произошло.

– И какого черта ты произнес что-то типа «вот ты где…»?

– Ты решила, что мои слова относились к тебе? Приняла меня за маньяка? – рассмеялся Эрик.

– А ты бы что сделал на моем месте? Наши силы не равны, я могла выиграть, только используя внезапность. Вот и напала первой. Ведь со мной так подло поступили и выкинули на свалку…

– Почему же ты не рассказала все Леонардо?

– А кто меня тут слушал? – взорвалась Яна. – Мне даже позвонить не дали! Даже не сказали, убила я тебя или нет! Что мне вообще было думать-то?!

– Я все понял, – вдруг быстро сказал Эрик, тут же вскочил с места и исчез за дверью.

«Вот тебе и на!» – удивленно подумала Яна.

Вскоре за ней вернулась конвоирша и отвела в камеру. Леонардо наша арестантка больше не видела. Она поняла одно: ее обвели вокруг пальца, все узнав и бросив.

«Что-то в последнее время меня все бросают… Старая я, что ли, стала?» – тяжело вздохнула госпожа Цветкова.

Но в камере Яну ждало веселье в полном смысле этого слова. Ее соседка Ядвига полусидела на своей койке уже изрядно навеселе, а на койке Яны лежала абсолютно полная бутылка виски.

– Это я тебе оставила! – сообщила Ядвига и икнула.

– А сама чего пила?

– То же самое. Бутылочку уговорила, а пустое стекло тут же унесли… Видишь, какая я честная, все пополам!

– А где еда? – сглотнула Яна.

– Вот с ней напряженка – было всего два маленьких, паршивеньких бутербродика. И я их съела…

– Как ты могла?! Их же было два!

– Они были невкусные и проскочили как-то незаметно, – попыталась успокоить ее Ядвига.

– Да мне бы сейчас хоть засохшую лепешку из-под коровы! – сокрушалась Яна.

– Правда, невкусные, – снова «подбодрила» ее Ядвига. – Ладно, выпей и расслабься, не в ресторане. Говори, куда ходила? Не пытали?

– Я говорила с человеком, которого, как мне казалось, убила, – ответила Яна, откупоривая виски.

– С самим Эриком Рейнхольдом? – встрепенулась Ядвига.

– С самим.

– Ты же вроде отправила его в больницу?

– Плохо отправила, значит. Жив, здоров… нет, конечно, не совсем здоров… Несколько подпорчено личико, но на ногах и вполне резво бегает.

– И что он сказал? – Ядвига как будто протрезвела.

– Сказал, что любит меня, – с серьезным видом ответила Яна. Но не выдержала и расхохоталась. – Что за глупый вопрос? Конечно, спрашивал, за что я его прогладила ведерком по головушке. Ответила, что не виновата. То есть все как было, так и рассказала…

– А он что? – Ядвига превратилась в слух.

– Ничего… ушел, – пожала плечами Яна.

– И все?!

– Все.

– Так… Точно – пей! Ты здесь теперь надолго, если Эрик тебе не поможет, то есть не откажется от обвинения, – сказала Ядвига.

– А что, разве он тут все решает?

– Так ты до сих пор не знаешь, кто он такой? – Ядвигу, у которой подозрительно покраснело лицо, потянуло на доверительный разговор.

– А разве меня тут кто просветил? Вернее, несколько ранее ты просветила меня, мол, он хлыщ, бабник и прощелыга, – беззаботно мотнула хвостом из длинных волос Яна.

– Я?! – Ядвига чуть с койки не упала. – Я такого не говорила!

– Конечно, говорила. Мол, симпатичная мордашка, «золотая молодежь». А следовательно, проводит время на тусовках…

– Да он же принц!

– Ага, и король в придачу, – кивнула, усмехнувшись, Яна.

– Я не шучу… Он – принц древнего рода Рейнхольдов. Живет в замке, полностью закрытом для посещения туристов, очень замкнуто, отказывается от встреч с журналистами и от приглашений на тусовки. Одно время вообще ни с кем не общался, люди даже волновались, не болен ли он душевно, не умер ли, не уехал… Но в последнее время Эрик чаще стал появляться на людях. Причем его не отличишь от обычного гражданина, он отказался от всех привилегий, полагающихся ему, – от телохранителей и церемонного обращения. Здешний народ его очень любит. Столько, сколько он делает для простых граждан, никто не делает! Эрик ведет совершенно аскетический образ жизни, имея миллиарды. Между прочим, приют, где тебя повязали, построен и работает тоже на его деньги.

Ядвига что-то еще долго и нудно говорила, но Яна ее уже не слушала. Сначала у нее отрубилось зрение, а затем и слух с речью. Произошло это явно на нервной почве. Она залпом отпила из бутылки (причем нельзя сказать, что это доставило большое удовольствие) и легла на койку, приложив бутылку ко лбу.

– Ты чего? – забеспокоилась Ядвига. – Яна, не шути… Тебе что, плохо?

– А ты думаешь, хорошо? – буркнула Яна, когда к ней вернулся дар речи. – Ну почему я такая непутевая? Мой молодой человек пригласил меня в Швейцарию, то есть попросил приехать сюда, чтобы чем-то ему помочь…

– Чем ты ему можешь здесь помочь? – удивилась Ядвига, плотоядно сверля глазами бутылку сокамерницы.

– Вот и я о том же! Я должна была по прибытии в Берн ему позвонить и узнать, что делать дальше. А позвонить мне не дают. Да и что-то расхотелось, если честно. Что я скажу Карлу? Что я в Швейцарии и уже в тюрьме? Что я покалечила его собрата, то есть какую-то королевскую особу? Лучше умереть в тюрьме! – решила Яна, снова отхлебывая виски. – Ой, какая гадость! Наша водка лучше.

– Полностью с тобой согласна. Русская водка – золото!

– Скажи адрес, вышлю тебе вагон, – откликнулась Яна.

Ядвига вздохнула:

– Долго ждать придется – когда ты еще выйдешь…

– Не сыпь мне соль на рану…

– А знаешь что странно? – придвинулась к Цветковой Ядвига, облизываясь.

– Что? – поинтересовалась Яна, передавая ей бутылку, так как сама уже «окосела».

– Странно, что Эрик тебя не простил! Не может быть, чтобы все разговоры про его доброту и благотворительность были только лишь слухи. Он же, говорили, собаку не обидит, так неужели засадит женщину в тюрьму? Ну подумаешь, огрела ведерочком…

– Действительно, – согласилась Яна.

– Кстати, пару лет назад на него покушались, мужик какой-то стрелял, так Эрик в суде выступал, чтобы его простили…

– Получить мусорным ведром по башне обиднее, – вздохнула Яна. – А вообще, если тебя послушать, так ваш Эрик прямо святой!

– Так и есть, – подтвердила Ядвига, ощутившая себя самым счастливым человеком на свете, заполучив то, на что была нацелена. – Ты его просто не знаешь, а мы, швейцарцы, а особенно бернцы, очень любим принца. Когда ты рассказала, что убила или избила именно его, я не могла сразу поверить и прийти в себя!

Яна поняла, что и правда сильно опьянела – голова шла кругом, руки и ноги не слушались. Она отвернулась к стенке и поджала коленки к груди.

– Хочешь отдохнуть? – спросила Ядвига.

– Слишком много информации. Подумать только – я в Швейцарии! Дорогая страна, часы, сыр, шоколад… Только я ничего не успела увидеть. Приехала на свою голову! Сразу же попала в переплет… Одно радует: если уж суждено сидеть в тюрьме, лучше сделать это в Швейцарии.

– Если тебя не депортируют, – покачала головой Ядвига. – А вообще, если верить твоему рассказу, тебя поймали как последнего «лоха». Говоришь, милая девочка пристроилась к тебе в поезде? Мол, ее обижают и она ищет другое купе?

– Думаю, Дарья тут ни при чем…

– Ты слушай меня, умную женщину, последние восемь лет профессиональную бродягу, то есть наблюдающую жизнь не со стороны, а изнутри. Твоя девчушка была заодно с теми, кто ее якобы обижал. Они определяют таким образом богатую жертву, подселяют «приманку». Девочка наверняка неплохой психолог, втирается к тебе в доверие, ненавязчиво узнает все, что им надо знать. При этом, чтобы вызвать жалость и еще больше усыпить бдительность попутчицы, рассказывает слезливую историю о несчастной любви. Что еще нас, баб, сможет так зацепить и расположить к себе? Ничто! И тут же она закладывает тебе в мозги информацию, что сама путешествует после перенесенного стресса по типу «иду куда глаза глядят». Для чего это делается? Правильно… И не хлопай так ресницами, сквозняк уже пошел! Для того чтобы ты предложила поехать вместе, раз уж ей все равно. Ну а дальше она посылает тебя под любым предлогом по адресу, где уже все приготовлено. А там – как повезет. Могла умереть, могла выжить. Их цель – материальные ценности, деньги, карточки. А ты для них как использованный фантик. Умно, ничего не скажешь. И вряд ли их поймаешь, уж точно подельнички способны менять внешность, квартиры, вокзалы, истории, подстраиваясь под определенного человека. Если человек любит животных, девица может сказать, что продала свою квартиру, построила приют для животных и теперь вот путешествует по свету с чистой совестью. Если почувствует, что перед ней попутчик с нетрадиционной сексуальной ориентацией, придумает другую историю – мол, скрывается от своих, тоже нетрадиционных, чувств или сбежала, бросив все, от осуждения общества, семьи и знакомых. Поняла, как это делается? Учись, пока я с тобой. Мошенница она, твоя случайная попутчица, причем высшего разряда.

У Яны от волнения стало как-то пусто в голове, словно ее мозги внезапно оказались в состоянии невесомости.

– Не может быть! Значит, и проводница была с ними в сговоре?

– Не обязательно, – ответила Ядвига, сохранившая ясность ума, несмотря на большую дозу принятого спиртного. – Спектакль мог быть разыгран и для нее.

– Но как они заранее все подготовили в Швейцарии? Они же не могли предположить…

– Могли! – резко прервала ее Ядвига. – Очнись! Ты же сама ей сказала, куда едешь. А уж что ты пригласишь ее с собой, мошенница и не сомневалась. Между странами в Европе – у нас же здесь нет практически границ – легче добираться, чем с одного конца вашей Москвы до другого. Не смотри так, я была в Москве. Впечатление очень двоякое, должна отметить. Однако я отвлеклась. Сообщник девицы прибыл на место быстрее, чем вы, снял квартиру, сообщил адрес и стал ждать, когда «мышеловка» захлопнется. Итак, ты доезжаешь до места… – Ядвига оборвала повествование на полуслове и будто окаменела.

– Давай спать, – зевнула Яна. Но из сладкой истомы сна ее вывел зычный крик Ядвиги:

– Вот черт!

– Что такое? – всполошилась Яна, поворачиваясь к ней лицом. – Тебе плохо?

– А тебе? Тебе не плохо? Тебя же человек должен был встречать! Как ты говорила?

– Яцек Лисовский, – снова зевнула Яна. – Но он меня не встретил.

– А твоей попутчице и не надо было, чтобы тебя встретили! Ей же надо было тебя, уставшую и бездомную, привести в квартиру «своего друга».

Тут уже и у Яны сон как рукой сняло.

– Ты думаешь, что они что-то сделали с тем человеком?

– Это всего лишь предположение, – пожала плечами Ядвига.

– Леонардо, местный коп, меня и слушать не станет, – сразу же сказала Яна, встревожившись. – Или все-таки станет?

Словно в подтверждение ее слов, в камеру заглянула знакомая женщина-конвоир и недовольно покачала головой.

– Прячьте бутылки. Прямо сегодня покоя нет! Опять вас, Яна, вызывает шеф.

– Ну, теперь точно на расстрел, – вздохнула Ядвига и перекрестила свою сокамерницу на католический манер.

– Типун тебе на язык, – ответила Яна и поплелась за женщиной.

С каждым часом пребывания в стране Швейцария нравилась ей все меньше и меньше. Возможно, такое впечатление складывалось из-за монотонно серого цвета тюремных стен.

Леонардо сидел у себя в кабинете, поджав ноги, с лицом багрового цвета и сердитым взглядом.

– Господин Эрик Рейнхольд забрал свое заявление. То есть, собственно, его и не было, – почесал затылок полицейский. – Он просто отказался от каких-либо претензий к тебе. Так что распишись вот здесь и можешь быть свободна.

– Очень приятно это слышать! А где сам Эрик? Я его поблагодарю.

– Уже давно ушел, – ответил Леонардо.

– Тогда возникает вопрос: почему меня освобождают только сейчас? – не удержалась от язвительности Яна.

– А у меня были другие дела.

– Важнее, чем выпустить невиновного человека? – уточнила Цветкова, почувствовавшая запах свободы.

– Дело в том, что я не до конца уверен, что ты так уж невиновна, – сообщил полицейский.

– А то, что на меня напали, вы не будете расследовать? – поинтересовалась Яна.

– В твои россказни может поверить только такой святой человек, как Эрик.

– А то, что я без денег, без документов и идти мне некуда? Тоже ничего?

– Ну эти вопросы к твоему посольству. А переночевать можешь здесь или в приюте.

– Спасибо за любезный прием, – с холодной улыбкой произнесла Яна. – Теперь я могу позвонить?

– Смотря куда, – продолжил издеваться полицейский.

– В банк, чтобы заблокировать карточки.

– Пожалуйста, – кивнул он и, казалось, потерял к особе несчастной бывшей арестантки всякий интерес.

Глава 5

Выйдя из полицейского участка, Яна первым делом подняла руки к небу и воскликнула: «Свобода!» Затем посмотрела на часы, вернее… на то место, где они у нее раньше находились… и несколько задумалась.

«И правда, куда же мне идти? Интересная ситуация. Видели бы меня Мария Элеонора Штольберг и сын ее Карл… Однако мне совсем не хочется звонить Карлу – придется снова просить у него помощи и выглядеть притом полной дурой. Нет, сама решу свои проблемы, а уж потом свяжусь с ним», – решила Яна и двинулась по улицам Берна со спокойной и чистой совестью.

Настроение ее резко поднялось, когда она вышла на центральные улицы старого города, – здесь было очень красиво. Единственное, от чего она чуть ли не теряла сознание, так это от запахов и ароматов, доносящихся со всех сторон – из многочисленных кафе, тянущихся вдоль улицы, причем с двух сторон. Желудок Яны просто свернулся в трубочку и жалобно пел грустную мелодию. Если бы ее услышали другие, то точно бы подали милостыню, но прохожие видели не нищенку, а высокую, интересную и очень яркую девушку, правда, в довольно помятой одежде и с несколько растерянным взглядом. Интуитивно Яна вычислила милую бабушку, поливающую фиалки на балкончике первого этажа небольшого, но очень уютного дома, явно старинного, давно стоящего на этом месте.

– Извините, мэм… – обратилась к ней Яна.

– Да, дитя мое, – улыбнулась ей бабулька, близоруко щуря глаза.

– Не могли бы вы мне сказать, где находится замок Эрика Рейнхольда? Конечно, если вы знаете.

– Кто же его не знает, – откликнулась старушка. – Русская?

– Да.

– Очень приятно. У меня было много знакомых из русской эмиграции первой волны. Меня зовут Кася.

– Кася? – переспросила Яна.

– Вообще-то, Кассандра, но для знакомых Кася, – пояснила бабулька, приветливо глядя на Яну.

Внезапно в голову Яны закрались крамольные мысли: «Может, я ей так понравлюсь, что она пригласит меня в гости? А в гостях людям предлагают выпить чая, а к чаю дают что-нибудь перекусить…» Мечты понесли Яну далеко и донесли до того момента, что бабулька на радостях, что встретила ее, госпожу Цветкову, побежала отрезать голову гусю и звать цыган для поднятия настроения…

– Отойди, милая, на несколько шагов и посмотри поверх дома. Там на горе среди зелени и увидишь замок, где живет Эрик Рейнхольд, – сказала между тем бабулька, уже заканчивая поливать фиалки. – Только тебя туда все равно не пропустят.

– Почему? – удивлялась ее категоричности Яна.

– Никого не пропускают, – развела руками бабулька.

– А если мне очень надо его увидеть? Поговорить, поблагодарить, в конце концов! – уже распрощалась с мечтами о чае Яна.

– Многим молодым девушкам это надо, – улыбнулась Кася.

– Да я же не в том смысле! – смутилась Цветкова.

– Смысл всегда один, на нем и земля держится, и через него род людской продолжается, – нравоучительно заметила старушка. – Ну, не принимает он никого, что поделаешь? Ведет очень замкнутый, прямо-таки отшельнический образ жизни и еще ни ради кого его не нарушил. Понятно?

– Понятно, – вздохнула Яна. И тут же добавила: – Но я все равно попробую!

Яна знала, что пожилые люди очень любопытны и Кася все равно проследит за ней, куда направится девушка после ее нравоучения.

– Я и не сомневалась, что ты такая! – засмеялась старушка. – Извини, что не приглашаю на чай, здесь это не принято.

– Ничего страшного! – улыбнулась ей Яна и поплелась от ее домика вверх по дороге в сторону замка.

Голову ее раздирали не очень приятные мысли: «Ничего страшного… Как же, ничего страшного! Не принято у них… Еще, называется, цивилизованная страна! А принято, чтобы человек умер на пороге твоего дома от голода? Ишь, божий одуванчик! Ой, Яна, остановись! Как тебе не стыдно? Ты же только что говорила, что будешь решать свои проблемы сама! С какой радости совершенно незнакомая старушка должна кормить тебя и поить чаем? У тебя просто началось голодание мозга, вот ты и озлобилась!»

Дорога до замка стала для Яны почти невыносимой из-за того, что она безумно хотела есть. Ее уже даже начало пошатывать из стороны в сторону. Вымощенная темно-серыми камнями мостовая и темный лес по сторонам слились в глазах Яны в одно сплошное пятно. Когда девушка доползла наконец до ограды, перекрывавшей вход во двор замка, ей показалось, что прошла вечность.

– Аллилуйя! – возликовала она и принялась стучать и колотить в ворота.

Сердце ее билось, словно бабочка, угодившая в сачок. Только ведь Яна поднялась сюда исключительно по доброй воле… От полноты чувств (или от голода все же?) она даже не сразу заметила, что и в старинный замок дошли чудеса цивилизации, а именно: электрический звонок. Заметив кнопку, Яна впилась в нее с неистовой силой. Но на все ее сигналы о бедствии и мольбы о просьбе ее впустить она услышала один только ответ:

– Замок закрыт для посетителей.

Произносил его мужчина, находящийся, по всей видимости, уже в столетнем возрасте. Он был среднего роста, сухощав, с длинным лицом, покрытым глубокими морщинами. Цвет лица вообще срочно сигнализировал о необходимости нанесения румян и специальной сыворотки – а то деда легко можно было принять за покойника. Одет он был тоже соответствующе: какой-то длинный камзол из черного бархата, изъеденного молью, и черные же штаны. Довершала образ черная рубашка с серебряной брошью и черным кружевным жабо – ни дать ни взять верный слуга князя Дракулы из позапрошлого века. Мимика у старика тоже была скупая, даже рот не шевелился, словно дед был чревовещателем. Говорил он монотонно, не повышая голоса и не меняя интонации. И то, что он говорил, Яне тоже не нравилось. На все ее мольбы, уговоры, просьбы, пожелания и даже угрозы (вот до чего была доведена голодная и измученная заключением женщина!) старик отвечал:

– Замок закрыт для посетителей. Это частное владение, немедленно покиньте территорию.

– Я хочу увидеть Эрика Рейнхольда!

– Господин Рейнхольд никого не принимает.

– Вопрос жизни и смерти! – вдавила свое лицо Яна в железную решетку ограды, умоляюще глядя на седовласого «цербера» и серьезно опасаясь, что следы решетки останутся у нее на лице от приложенных усилий навсегда.

– Господин Рейнхольд никого не принимает.

– А если я здесь умру?

– Покиньте частную территорию.

– Да вы хотя бы спросите у него! Я – та женщина, которую сегодня выпустили из полицейского участка не без его участия!

– Боюсь, что скоро вы опять там и окажетесь. Покиньте частную территорию.

– Да я, может быть, будущая княгиня Чехии! Немедленно доложите о моем приходе! Меня зовут Яна Штольберг! – Яна и сама понимала, что начала терять остатки разума, так как Яной Штольберг не называла себя никогда в жизни.

– Мой хозяин не примет даже папу римского. Или вы уходите, или я через пять минут вызываю полицию, – заявил старик и, слегка прихрамывая и по-старчески шаркая ногами, пошел к замку.

Яна еще покричала ему для приличия что-то (правда, уже не совсем приличное), пару раз стукнула ногой по решетке, словно необъезженная скаковая лошадь, и развернулась, готовая уже несолоно хлебавши идти вниз. Но сначала осмотрелась. От железных ворот в обе стороны тянулся высокий забор. Даже не забор, а старинные стены крепости, а перед ними был глубокий ров, забитый сухими ветками. Сам замок выглядел очень зловеще, но по-своему привлекательно. Обычно такие замки, примерно пятнадцатого века, облюбовывали монахи и монахини, организовывая в них аббатства и монастыри, чтобы потом все время проводить в спартанских условиях за молитвами и в труде. Стены у замка были из серого камня, очень мощные. Он явно использовался в давние времена как крепость, и все жители рядом расположенных поселков и деревень в случае нападения противника могли укрыться внутри замка. По архитектуре замок был довольно простым и лаконичным, как бы сложенным из больших округлых башен с маленькими окошечками-бойницами. Такое большое, монументальное здание больше пригодно для тюрьмы, чем для жизни красивого молодого человека.

«Черт! Черт! Черт! – ругалась про себя Яна, которая очень не любила, когда не получалось то, чего она хотела. – Как мне все-таки встретиться с этим несносным типом Эриком? Тоже мне, неуловимый мститель! А, собственно, что я за ним бегаю? Зачем он мне сдался? А вот чтобы лично сказать ему в лицо все, что я о нем думаю! Мое слово должно быть последним, а Эрик не дает мне такой возможности… Честно говоря, я бы хотела извиниться и поблагодарить, что он не стал настаивать на моем наказании».

Яна спускалась вниз с опущенной головой, словно разбитые войска, не взявшие крепость. По обеим сторонам дороги тянулся густой, прямо-таки непроходимый лес. Смотрелся он со своими ветками и колючками тоже неприветливо, как и замок. Идти ей было некуда. Целью ее был визит к Эрику, и Яна решила подойти к замку, что называется, с другой стороны.

Она уже почти не чувствовала ног, когда вернулась к дому, где разговаривала с приветливой старушкой Кассандрой. Маленький, уютный домик был полностью темным, и у Яны разыгралась совесть. Не будить же старого человека? Придется теперь дожидаться утра.

Яна снова посмотрела на руку, вернее – на то место, где у нее были недавно часы, и, не выдержав, выругалась вслух:

– Тьфу ты! Ну, Ядвига… Ну, сокамерница… Я теперь мало что без документов, без денег, да еще и без часов, то есть без времени и пространства. В Швейцарии – и без часов. Кому сказать – не поверят!

Яна поднялась на крыльцо дома старушки и разместилась на какой-то подстилке, возможно, что и собачьей, за двумя огромными глиняными горшками с густой, раскидистой растительностью.

«А что делать? Куда идти? – вздыхала про себя Яна. – Переночую в этом укромном уголке, а завтра попрошу помощи у старушки, язык не отвалится. Я здесь знакома только с Ядвигой, но она в тюрьме. Кстати, мне так и неизвестно за что. Еще, с натяжкой скажем, знаю Эрика. То есть была с ним в тесном физическом контакте, но – «абонент временно недоступен». Знаю Леонардо, но полицейскому до меня дела нет. Остается только Кася. Скажу ей завтра, что я из второй волны русской эммиграции».

Так размышляла Яна, пытаясь устроиться на твердом полу, прикрытом хилой подстилкой. Коленки пришлось поджать к подбородку, а кости таза и локтей больно упирались в твердый пол. Промучившись так с полчаса, Яна и не заметила, как ее все же сморил сон. Проснулась она от того, что кто-то бессовестно протирал ей лицо мокрой и холодной тряпкой.

– Что за черт? – ругнулась Яна и открыла глаза, сразу же встретившись взглядом с парой умно-недоуменных коричневых глаз и увидев рядом большой черный нос, все время что-то нюхавший, словно живущий отдельной от своего хозяина жизнью. Перед Яной стояла огромная собака, по масти и фасону напоминавшая ротвейлера. Пес был мокрым, грязным и в колючках. Яна зевнула и сказала ему нравоучительным тоном:

– Что, гулена, вернулся домой? Сколько там времени? Ах да, не могу теперь сказать. Мне впору учиться определять время по солнцу, а стороны света по муравейникам… Но, судя по красной линии горизонта на востоке, скоро рассвет. Ну ты и даешь, парень! Всю ночь где-то таскался и вернулся домой только под утро! Молодец! Но вот видишь, какая оказия: твоим хозяевам это не нравится, и они теперь наняли меня на твое место. А что? Я по ночам шляться не стану, буду сторожить дом, что им и надо. Так-то, Дружок! Хотя что я с тобой говорю? Ты же все равно по-русски не понимаешь. – Яна вытянула руку и погладила собаку по недоуменной морде. Пес завилял хвостом и снова лизнул ее в лицо.

– Да и охранник из тебя никакой. Что заискиваешь передо мной? Хочешь дружить, чтобы я поделила с тобой твое же место? Ладно, валяй, укладывайся! Я пошутила, я здесь всего на одну ночь. Да и неудобно здесь у тебя, все кости отлежала, меха-то у меня нет, как у тебя. А зато я стала понимать, почему собаки воют на луну! Кстати, у тебя блох нет? Мне еще повезло, что ты такой дружелюбный.

Яна очень любила животных, а собак особенно, у нее с ними устанавливалось особое взаимопонимание. И вот сейчас чужая псина уже лежала у нее на коленях, доверительно уткнувшись в Янин бок носом.

– Ах ты, прохвост! – гладила его Яна.

Она потрепала его по шее и принялась крутить кожаный ошейник.

– Сейчас я узнаю, как тебя зовут. Здесь должна быть табличка с гравировкой… – сказала она псу.

Табличку Яна не нашла, зато нащупала три ампулы с каким-то мутно-желтым раствором.

– Что это? Ты – собака Павлова и собираешь слюни? Нет, ампулы запаяны и примотаны проволокой к ошейнику. Что ж такое? Ты – разведчик? И тут у тебя яд на случай провала? Подожди, подожди, дай я их откручу, посмотрим: что это такое? Странный ты, однако, пес, Дружок.

Только Яна успела открутить последнюю ампулу, как совсем рядом громко хлопнула дверь, девушка даже вжала голову в плечи. А пес радостно рванул на звук, чуть не свалив горшок – укрытие Яны. Буквально над ее головой послышался женский голос, и она поняла, что в данный момент ей лучше не вылезать, чтобы госпожу Цветкову не приняли за бродягу, проведшего ночь на крыльце частного дома на месте собаки. Зато Яна услышала много интересного. Пса, оказалось, зовут Босфор, и хозяйка его очень ругала за то, что он потерял по дороге очень важное. Яна вытянула вперед дрожащую руку и раздвинула зелень. Она могла дотронуться рукой до женщины, стоящей на крыльце, и, естественно, хорошо ее рассмотрела. Та была высокая, худая, со стройными ногами и несколько староватым лицом для такой хорошо сохранившейся фигуры. Говорила она с псом на немецком языке, который Яна знала очень плохо, поэтому и понимала далеко не все.

Женщина была одета в белую медицинскую одежду. Она трясла бедного пса, словно тот был плюшевым, и непрерывно его ощупывала. Потом она схватила его за ошейник, не обращая внимания, что собака уже хрипит и задыхается, словно висельник. Немолодое и некрасивое лицо женщины исказила гримаса злобы. Она ругалась и стучала каблуками (Яне даже казалось, что еще немного, и она отдавит ей руку):

– Ах ты, негодная псина! Оборотень в собачьей шкуре! Где ты шлялся?! Где ты потерял то, что должен был доставить?! Негодник! Сегодня последний день! Последний день, когда они были так нужны мне! Что же ты наделал?! Змееныш!

Яне было неприятно присутствовать при этой сцене, тем более что она сейчас сжимала в руке три ампулы, то есть именно ту вещь, которую искала женщина в белом халате.

«Хорошо, что ты, Дружок-Босфор, не умеешь разговаривать», – подумала Яна.

Женщина резко отшвырнула собаку и вбежала в дом. Босфор, поняв, что попал вдруг в немилость, тихо поскуливая, вернулся на свое место, то есть к Яне. Ей даже показалось, что он с укоризной смотрит на нее. Мол, вот что ты наделала.

– Ладно, прости, – прошептала Яна, – с меня свиная рулька, когда разбогатею.

Пес, словно поняв ее слова, вяло повилял хвостом и понюхал ампулы в руках Яны, понимая, что в недавнем прошлом они как бы принадлежали ему.

– Что в них такое? – спросила у него Яна, словно собака могла дать ответ. – Что здесь происходит? Зачем они были так нужны женщине? И почему сегодня – последний день, когда ими можно было воспользоваться? Как бы я хотела знать, что сейчас делает эта мегера? Наверняка кому-то звонит.

Яна спрятала ампулы в карман и буквально по-пластунски отползла к улице, прячась за подстриженный, геометрический кустик, и встала на ноги. Собака все время следовала за ней по пятам, полностью приняв в свою стаю. Яна выпрямилась вовремя, так как из двери снова выскочила та стройная женщина с телефоном в руке. На ней все еще не было, как говорится, лица. Она кричала в трубку: «Скорее! Сегодня! Сейчас!» Заметив Яну, она сразу же понизила голос и настороженно спросила:

– Вы что-то ищете?

– Я уже нашла, – ответила Яна на английском языке.

Женщина что-то буркнула в трубку и положила телефон в карман.

– Чего изволите? – тоже перешла она на английский.

– Я хочу повидать Кассандру, – нашлась Яна, просто не успев унести ноги. Хотя, если честно, в сумасшедшем доме, каковым представлялся ей город Берн, госпоже Цветковой уже ничего не хотелось.

К выражению настороженности на лице женщины добавилось удивление:

– Кас…кас… сандру?! Извините, а вы ей кто?

– А это так важно? Разве она не здесь живет? – наглела на глазах Яна, переминаясь с ноги на ногу.

– Здесь…

– Так в чем дело? Я не могу ее видеть?

– Конечно, можете, – наконец-таки выдавила из себя подобие улыбки женщина и пригласила Яну войти в дом. – Комната номер четыре по первому этажу направо. И все-таки вы ей кто?

– Дальняя родственница, – соврала Яна.

– Кася не говорила, что у нее есть родственники, – опешила женщина.

– Мы были в ссоре, а теперь помирились, – ответила Яна и сдвинула брови. – Так я могу поговорить со своей родственницей наедине?

– Конечно, конечно, – ответила женщина, пятясь назад и кивая головой, словно китайский болванчик.

Ее рука снова потянулась к телефону, и женщина принялась судорожно нажимать кнопки вызова, косясь на Яну. Яна приняла самый отсутствующий вид на свете, чтобы рассеять все подозрения.

«Сколько раз я влипала в самые невероятные ситуации, сколько раз я становилась свидетелем преступлений… Да что там говорить! А сейчас-то что происходит? То же самое! Несмотря на плохое знание немецкого языка, я со стопроцентной уверенностью могу сказать: здесь происходит что-то очень нехорошее. Очень с большим душком! И надо мне в это влезать? Совсем не надо! Я сама еще не вылезла из дерь… кхе! Но на моих глазах обидели животное, в чем, косвенно, была виновата я, и мало ли что еще может произойти…»

Внутри маленький, аккуратный домик выглядел не так привлекательно, как снаружи. Он больше напоминал больницу или какую-то богадельню. В сравнительно небольшом коридоре двери с цифрами отстояли довольно близко друг от друга, а значит, комнатки за ними тоже были совсем небольшие.