Текст книги "Вынужденный брак (СИ)"

Автор книги: Татьяна Герцик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Извините, но надо же хотя бы попробовать! – и крепко обхватил ее, не давая поднять руки, чтобы оттолкнуть.

Но она вывернулась и отчеканила, прямо глядя ему в глаза:

– Езжайте домой, Евгений Георгиевич! И помиритесь с женой! Это будет лучшее из всего, что вы можете сделать!

Он упрямо прошептал себе под нос:

– Это мы еще посмотрим! – но послушно вышел в распахнутые хозяйкой двери.

Приехав домой, начал зло метаться по квартире, не в силах расстаться с мечтами. Теплое женское тело растревожило, и взбунтовавшаяся плоть заставляла требовать недостижимого. Он не помнил, хотел ли он с такой силой когда-нибудь женщину. Ларису так точно нет. Вообще в последнее время он прекрасно обходился без секса. Все силы отнимала работа, и вдруг такой всплеск чувственности. Почему он запал именно на Наталью? Ведь вокруг столько доступных тел?

Он закрыл глаза и вспомнил ее запах. Не запах дорогим французских духов, которые обожала выливать на себя Лариса, а естественный чистый запах женщины. Он возбуждал, кружил голову и задевал нечто инстинктивное, сокровенное, что уходило куда-то вглубь веков, когда самец находил самку по запаху. Именно ее запах сделал его таким уязвимым.

Поняв это, насторожился. Может быть, это просто духи? Он много чего слышал об афродизиаках и феромонах, делающих из нормальных мужиков неуправляемых примитивных самцов. Но, подумав, отказался от этой мысли.

Наталья не из тех, чтобы привлекать, а потом отпинывать. Уж чем-чем, а извращенным самолюбием она не страдает. Решив подождать немного и повторить попытку, включил компьютер и заставил себя сосредоточиться на работе.

Вызванный паническим звонком матери, Юрий сидел на кухне за накрытым столом, жевал форель под соусом буланьез и недовольно слушал мать, портившую ему аппетит.

Заплаканная Лариса Львовна горько жаловалась сыну на мужа. Такой она ему совершенно не нравилась. С красным носом и узенькими опухшими глазками она напоминала ему вечно о чем-то ноющих деревенских бабок. Хотя в настоящей деревне он бывал только проездом, но почему-то в голове отложилось именно такое воспоминание. Или, может быть, это был просто какой-то старый фильм, который он посмотрел в глупом детстве?

В общем, сегодняшняя мать ему категорически не нравилась. Этот ее безнадежный хныкающий голос был на редкость противен. Да и что он мог для нее сделать? Взять папашу за шкирку и притащить домой? Так отец никому не позволит таскать себя за воротник. К тому же и он сам на это никогда в жизни не решится.

Юрий положил себе добавки, не дожидаясь, когда это сделает увлекшаяся причитаниями мать. Было, как всегда, очень вкусно, и он порадовался, что переживания не ухудшили кулинарные способности матери. Хотя мысль о том, что он жует приправленную горючими слезами еду, подействовала на его пищеварение не лучшим образом. Отодвинув тарелку, примиряюще пробормотал:

– Мама, ну что я могу для тебя сделать? Потерпи, скоро всё пройдет. Можешь, кстати, на работу пойти.

Мать сердито на него посмотрела.

– Вот и твой отец мне это посоветовал. – После ухода она звала Евгения только «твой отец». – Мол, мне делать нечего.

В этом сын был полностью солидарен с отцом, но матери ничего не сказал. Он же не самоубийца.

– Ну, не работай, если не хочешь, какая беда? Отец тебе что, не помогает?

Она сердито сверкнула заплывшими глазками.

– Помогает, но я не хочу, чтобы он помогал!

Сын испугался.

– Мама, ты хочешь, чтобы тебя содержал я? Но пойми, мне еще квартиру надо купить, и получаю я далеко не столько, сколько отец, к тому же я и алименты плачу на дочь.

Лариса гордо выпрямилась и выпалила, удивившись сама себе:

– Мне ничьей помощи не надо! Я думаю свое дело открыть! Ресторан!

Сын обеспокоился еще больше.

– Мама, а ты знаешь, сколько на это нужно денег? И ведь нужно штат набрать, причем добросовестный, и менеджера обязательно хорошего. А где ты их возьмешь?

Лариса сникла.

– И вот так всегда! Нет, чтобы что дельное посоветовать, поддержать, только крылья подрезаешь!

Юрий постарался снизить огорчение мамаши:

– Мама, ты просто устройся к кому-нибудь поваром, посмотри, как дело поставлено, а потом и решай, нужен тебе свой бизнес или нет. С этим проблем не будет, я тебе помогу, у меня есть кое-какие знакомые в ресторанном бизнесе.

Она немного подумала и согласилась, но продолжала канючить о предавшем ее «твоем отце». Он не выдержал:

– Мама, я себе родителей не выбирал! Это ты его выбрала! И не попрекай меня этим своим папашей!

Встал и ушел, не дав матери больше сказать не слова. Лариса осталась в щемящем болезненном одиночестве, впервые в жизни спрашивая у себя, хорошо ли воспитала своего сына. Впервые он показал себя эгоистичным, грубым и сухим.

Ей стало страшно. Она подумала: а что, если он всегда был таким с Сашей? Что же ей, бедняжке, пришлось пережить? Собственные страдания сделали ее мягче и доступнее, и чужое горе уже не воспринималось ею как неприятное уродство.

Решив вспомнить, что же там делают в ресторанах, достала с антресолей пыльные учебники, сохранившиеся с давних студенческих лет, и принялась штудировать их заново.

Выскочив на улицу, Юрий вздохнул полной грудью. Материнская печаль угнетала, не давая дышать свободно. Но сейчас, стряхнув ее с плеч, почувствовал, что жизнь хороша и жить хорошо. В сущности, разлад между родителями его совершенно не касался. У них своя жизнь, у него – своя. За последний год он жил так же вольно, как и до свадьбы, даже лучше, потому что не надо было отчитываться перед матерью за каждый шаг.

В их НИИ бездомные специалисты давным-давно кантовались в небольшой трехкомнатной квартирке, называемой гостиницей. Он тоже попросился туда, и получил разрешение на проживание в одной комнате. В двух остальных постояльцы менялись так быстро, что он не знал, кого встретит на кухне завтра.

Конечно, свое жилье было бы куда приятнее, но плохую квартиру он покупать не хотел, а хорошая была пока не по карману. У родителей просить денег желания не возникло, учитывая откровенно негативное отношение к нему отца, и он дожидался, когда его банковский счет пополнится настолько, чтобы переехать в собственную.

К бывшей жене не заходил, хотя исправно перечислял ей на книжку сумму, которую считал вполне достаточной для маленького ребенка. Анюту видеть тоже не хотел, ни к чему ему этот навязанный ребенок. Как быстро оправдывается поговорка: с глаз долой, из сердца вон! Хотя, надо признать, в сердце у него никого никогда и не было, чем он очень доволен. Одиночество – это заманчивая возможность новых встреч, и подходит ему куда больше, чем постылая семья.

Не мог понять некоторых знакомых мужиков, говоривших ему: тебе почти тридцать, останешься бобылем! Как не мог понять и тех женатиков, что завидовали его холостяцкому быту: куда захотел, туда пошел, которую захотел, ту и добиваешься. Что мешало им самим развестись с женами и вести такую же приятную, ни к чему не обязывающую безответственную жизнь? Сами виноваты. Он уже забыл и руки и ласки Саши, заменив их другими руками и другими, гораздо более откровенными, ласками.

Это было как наваждение: единожды начав, хотелось всё больше и больше. Он начал понимать коллекционирующих женщин ловеласов: это затягивало. И остановиться было трудно, поскольку каждая последующая женщина казалась приятней предыдущей, и он, без сомнения бросая одну, гнался за другой.

Если бы у него спросили, зачем он это делает, не смог бы ответить. Его гнало вперед острое чувство неудовлетворенности. Казалось – вот еще миг, и он наконец поймает свою жар-птицу. Но каждая новая встреча несла с собой всю ту же пустоту.

Посмотрел на часы. До встречи с Пашкой оставалось всего полчаса. Он прибавил ходу. Машину на подобные мероприятия не брал – порой хотелось выпить. Уж лучше поймать такси.

На углу квартала его дожидался Павел, по обыкновению, обряженный в немыслимых расцветок попугайскую рубашку со светлыми летними брюками. Посвистывая, разглядывал проходящих мимо девушек и женщин с видом записного ценителя красоты.

С Пашкой Юрий сошелся недавно, хотя они работали в одном НИИ вместе уже пару лет. Последний год во всех своих вылазках участвовали вместе.

Дружок был смешлив и нахален, умел ввернуть в разговоре двусмысленную шуточку, от которой девицы краснели, и не требовал от жизни многого. Единственный его недостаток заключался в молодости. Он был моложе Юрия на пять лет и порой казался ему глуповатым недопеском. Но старые друзья, остепенившиеся и безнадежно женатые, были для него потеряны, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть.

Завидев друга, Павел вскинул руку в пионерском приветствии и с ходу предложил:

– Слушай, давай рванем в ресторан! Там сейчас чья-то свадьба, и подружек у невесты не счесть! Ты, кстати, одет вполне соответствующе.

Юрий, считающий, что он всегда одет соответствующе, мельком взглянул на свою желтоватую рубашку с коротким рукавом и строгие брюки. Рядом с пестрым дружком он выглядел почти чопорно, но это-то и добавляло ему баллов в общении с противоположным полом. Он давно понял, что женщины любят надежных и основательных, хотя бы с виду.

Мимо прошла парочка нарядно одетых симпатичных девиц, явно на свадебный банкет, и бросила на них заинтересованные взгляды. Это решило дело. Он кивнул головой и двинулся в сторону ресторана. Павел вприпрыжку побежал следом, напоминая размашистыми движениями и таким же восторженным отношением к жизни смешного вислоухого щенка.

На их удачу, ресторан был полупустым. Очевидно, сыграла роль хорошая погода. Народ предпочитал отдыхать на природе, слушая птичек, жуя принесенные с собой бутерброды и запивая их теплым пивом.

Друзья устроились поближе к двери банкетного зала, чтобы наблюдать за ходившими туда-сюда девицами. Оглядели зал. Интересных, к тому же свободных экземпляров не было. Сидела пара-тройка симпатичных мордашек, но всех их пасли лица кавказской национальности.

Заказали коньяк, минералку, мясо в горшочке с грибами, и пирожные, к которым оба питали слабость.

Юрию есть не хотелось, у матери он поел довольно плотно, поэтому он медленно, смакуя, потягивал коньяк и поглядывал на банкетный зал, напоминая себе охотника в засаде. Часам к восьми двери оттуда растворились и молодежь ринулась в общий танцевальный зал, шумно обмениваясь мнениями о свадьбе. Ухо выхватывало отдельные сбивчивые фразы: «А Маринка-то сегодня ничего! Я и не думала, что она сможет…»

Загрохотала быстрая музыка, и друзья, враз поднявшись, отправились на поиски новых знакомств. В довольно большой группе танцующей молодежи мелькали свеженькие лица. Одно из них Юрию сразу приглянулось, может быть тем, что чем-то напоминало бывшую жену. Поняв это, он встряхнулся, как мокрая собака, и с досадой подумал, что ничего хорошего в Сашке не было, но голубые глаза девушки все равно напоминали ему синие глаза бывшей жены.

Взглянув на дружка, кисло поздравил себя, что тот ничего не знает о его прошлой жизни, даже того, что он был женат, иначе подначкам не было бы конца. Дождавшись медленного парного танца, быстро очутился рядом с избранницей и пригласил на танец, обойдя конкурентов.

Девушка подняла к нему смеющееся хорошенькое личико и согласилась. Он обхватил ее за талию и прижал к себе таким интимным жестом, что она вопросительно подняла брови. На это он склонил голову и представился:

– Юрий.

Она наклонила головку на бок, похлопала длинными ресницами и ответила в том же тоне:

– Инга.

Он удивился, разглядывая удлиненный овал ее лица и большие голубые глаза.

– Что, присутствует скандинавская кровь?

Она гордо подтвердила:

– Да, у меня бабушка – финка.

– Чухонка, что ли?

Она наморщила хорошенький ровный лобик.

– Что за чухонка?

– Так до революции в России финнов называли. Если помните, Финляндия была тогда жалким закоулком Российской империи.

Это ее несколько покоробило. Походило на обвинение в недостатке голубой крови. Она живо возразила:

– Это раньше финны были отсталым народом, а не теперь. – И с гордостью за свои благородные корни добавила: – Вот мои троюродные сестры живут в Хельсинки. Я ездила к ним в прошлом году – сплошной восторг!

Она остановилась, ожидая заинтересованных вопросов о тамошней жизни, но их не последовало. Юрия это не интересовало. Его беспокоило совершенно другое – не откажется ли Инга пойти с ним в его псевдогостиницу? Она его заинтересовала. Он чувствовал, что она могла бы занять в его жизни довольно важное место. Во всяком случае, в ней не было привкуса вульгарности, что так отвращало его от современных сверхраскованных девиц.

На вид ей можно было быть года двадцать два, но внешность обманчива, могло быть и больше и меньше. Серебристое платье, обтягивающее ее тоненькую фигурку, придавало ей некоторую строгость, одновременно делая на редкость притягательной.

Он прикинул, как бы она выглядела в джинсах, но тут же откинул эту идею – Сашка всегда ходила в джинсах, во всяком случае, дома. Он не хотел сравнивать их даже в мыслях. Почему? – да потому, что хотел поскорее вычеркнуть из памяти тот непродолжительный, но весьма досадный эпизод своей жизни, а зачем же еще?

Танец кончился, но он, не выпуская руку девушки, увлек ее в коридор, встал около стенки в довольно укромном уголке и, облокотясь около нее так, чтобы закрыть спиной от назойливых любопытствующих гостей, продолжил разговор.

– Сколько вам лет, милая Инга?

– Двадцать два.

Он порадовался своей наблюдательности.

– Вы где-то учитесь?

– В универе. На юридическом.

– Почему именно там?

– Папашка настоял. Он тоже юрист. Да в наше время какая разница, где учиться, лишь бы корочки были. Распределения ведь нет, куда уж устроишься.

Он неодобрительно повертел головой в ответ на проявление практицизма в столь нежном возрасте. Но для нынешнего времени это было естественно. Думать надо не о высоких материях, а о конкретной пользе самому себе. Это нормально. О родителях спрашивать не стал, пришлось бы говорить о своих, а все особы, узнавшие об его отце, делали охотничью стойку и изо всех сил старались понравиться. А ему хотелось, чтобы ценили его самого. За красивые глаза, к примеру.

В банкетном зале воцарилась тишина и толстый мужчина начальственным тоном позвал опоздавших. Инга дернулась, но, перехваченная сильной рукой, притормозила. Юрий заинтересованно спросил:

– Когда мы с вами увидимся?

Чуть нахмурясь, она объяснила:

– Не сегодня. Я здесь с родителями. Может быть, завтра?

Он покладисто согласился:

– Завтра, так завтра. Телефон есть?

Она записала в маленькой записной книжке, изъятой им из кармана жестом циркового фокусника, номер своего сотового телефона и вприпрыжку убежала к родственникам. Кинув ей вслед одобрительный взгляд, вернулся за свой столик. Пашка, довольный отсутствием конкурента, вылил в свой бокал остатки коньяка из бутылки и восторженно подтвердил свое предположение:

– Ну что, я же говорил, что будут классные телки!

Юрий встреченную девушку к категории мычащих млекопитающих никак не относил, но препираться не стал. Просто сидел, допивая коньяк из своего бокала и улыбался открывающимся перспективам.

На следующий день позвонил по ее телефону. Но не сразу, а лишь к вечеру, чтобы не загордилась, думая, что он ночь не спал от нетерпения. Инга взяла трубку сразу, и вот тут он оказался наказан. Она уже шла сегодня к кому-то на свидание.

– Вы так долго не звонили – голосок звучал сдавленно, несколько фальшиво, и он решил, что никакого свидания нет, просто начинается надоевшая ему игра «цени меня побольше», – что я согласилась сходить с Игорем в кино. Он мой старый друг, мне было неудобно ему отказать. – Подразумевалось: если ты будешь медлить, то останешься с носом. Конкурентов вокруг полно.

Игравший в эту игру гораздо дольше и имевший больше опыта Юрий безразлично сказал:

– Жаль. – По его тону было понятно, что ему вовсе не жаль. – Придется приглашать кого-нибудь другого. – И дураку было понятно, что этот «кто-то другой» – более сговорчивая девица.

Инга сникла, но выворачиваться и менять решение не стала. Просто сказала:

– Желаю успеха! Звоните в другой раз! – и отключила телефон.

Усмехаясь, Юрий посмотрел на телефонную трубку. Молодец! Не хнычет, не признает свои ошибки, не просит прощенья. Совсем как Саша. Поняв, что опять сравнивает новую пассию с бывшей женой, рассвирепел. Когда же это кончится? Такое впечатление, что он сидит у нее на железном крючке и никак не может сорваться. А ведь она ему совершенно безразлична! Просто она как запретная белая обезьяна, о которой нельзя думать и именно поэтому думается только о ней.

Они встретились на следующий день. На Инге были коротенькие шорты с небрежной бахромой снизу и легкий золотистый топик. Она казалась свежим и юным цветком и рядом с ней Юрий почувствовал себя резонерствующим стариком. Желая исправить этот непорядок, он взял ее за руку и стал с ней гулять, как гуляют дети в детском саду.

Это было смешно, и ей понравилось. Они попробовали горячих шашлыков под острым мексиканским соусом в летней кафешке под большим синим зонтом, потом посидели в парке под старыми раскидистыми липами, поедая мороженое и болтая ни о чем.

Вечером он пригласил ее к себе, она легко согласилась, прекрасно понимая, что это означает. Эта неприличная скорость его слегка покоробила, но он напомнил себе, что осуждать моральное состояние современного общества уж вовсе не его прерогатива, он и сам такой. К тому же двуличие не в его правилах – он же сам предложил ей близость. Сашка ведь тоже пошла с ним гулять по парку в первый же вечер, хотя, если честно, просто не знала, что там ее ждет. Чертыхнувшись, с трудом оторвался от прошлого, сосредоточившись на настоящем.

В постели с Ингой было приятно. Приятней, чем со многими другими, но все равно не так хорошо, как в последнюю ночь с Сашей. Он прикрыл глаза и настойчиво сказал себе, что такой ночи больше ни с кем не будет, даже с той же Сашей-Марусей.

Дело даже не в них, его партнершах, а в нем самом. Это он не хочет повторения. Слишком все было изматывающе. И даже не в физическом, а в духовном плане. Так недалеко и в зависимость попасть от другого человеческого существа. А в жизни главное – внутренняя свобода.

После любовной игры она спросила, почему он живет в таком унылом месте. Он честно сказал, что после развода ему негде жить.

– Ты был женат?

– Ну да, в моем возрасте это нормально. Мне уже тридцать. – Сказав это, почувствовал себя мудрым аксакалом, познавшим жизнь, и невесело засмеялся.

Не поняв, что его так развеселило, она продолжила выяснять обстоятельства его личной жизни:

– У тебя и дети есть?

Он равнодушно согласился:

– Ага. Дочь.

Инга посмотрела на его злым пульсом бившуюся на виске жилку, и подумала, что всё не так просто, как кажется.

– Как ее зовут?

– Кого? Дочь? Нюрка. Ей три, нет, уже четыре года.

Инге за нарочитым равнодушием и пренебрежением послышалась тщательно скрываемая горечь. Она насторожилась. Ей не хотелось вступать в конкурентную борьбу. Она была практичной особой и прекрасно понимала, что у бывших жен возможностей вернуть своих заблудших мужей куда больше, чем у случайных знакомых, особенно если есть ребенок.

Искоса взглянула на лицо лежащего с ней Юрия. Он ей очень нравился. Мужественный и красивый. Настоящий мужчина, не сусальный мальчик из числа ее знакомых. За него она с удовольствием вышла бы замуж, пусть даже он и не ее круга. С неудовольствием оглянулась вокруг.

Старая разбитая мебель, стоявшая в комнате, была неприглядна. Она привыкла к другому. Ее отец был одним из известнейших адвокатов города. Правда, она знала, что защищал он порой вовсе не тех, кого следовало, но кого это волнует в наши дни? Она решила, что, если возникнут более серьезные отношения, папа поможет найти Юрию приличную работу.

– Может быть, переедешь жить ко мне? – вопрос прозвучал так небрежно, что Юрий в первую минуту не понял.

– Куда к тебе?

– Я живу одна. В двухкомнатной квартире. Мне ее отец на двадцатилетие подарил. Тебе понравится. Если хочешь, можем поехать прямо сейчас.

Юрий оценивающе посмотрел на надоевшие ему стены с выцветшими обоями и нервно моргнул. Он бы с удовольствием уехал отсюда в более удобное место. Но не означало ли это попасть в новые сети? Он искоса взглянул на лежащее рядом с ним на подушке вопрошающее женское лицо. Нет, наверное, не стоит.

Поняв его сомнения, Инга лукаво осведомилась:

– Что, боишься? Но я тоже не собираюсь замуж. Мне еще рано превращаться в обслугу. Да и неинтересно это. Просто я тебе предлагаю более комфортное существование, только и всего.

Это решило дело. Он поднялся с кровати, абсолютно голый, ничего не прикрывая, и стал без стеснения собирать разбросанные вещи. Инга с сомнением следила за его размеренными движениями, размышляя, не поспешила ли она с предложением и не альфонс ли он. Придя к утешительному выводу, что на продажного мальчика этот взрослый мужчина не похож, тоже поднялась. Немного смущаясь, быстро оделась и пошла к выходу. Фанерная дверь едва держалась на петлях. Она тревожно спросила:

– Ты не боишься?

Он равнодушно уточнил:

– Чего?

– Ну, воры залезут…

Он непритворно удивился:

– А что тут красть?

Подразумевалось, что ничего ценного у него нет и быть не может. Она еще больше засомневалась в собственных поступках. Перед глазами возникло удрученное лицо отца.

Наверняка будет говорить о ее полной неприспособленности к жизни и неумении отличить хорошее от дурного. Еще раз оценивающе взглянула на сильное тело идущего рядом мужчины и покорно вздохнула. Он победил.

Вышли на улицу и, к ее удивлению, он повел ее к стоящей невдалеке черной Тойоте.

– Это твоя машина?

Он непонимающе посмотрел на нее.

– Естественно, моя, я на угнанных не езжу.

Инга снова испугалась. Что он имел в виду? Что он промышляет угоном и продажей краденных автомашин? Или это просто неудачный стилистический оборот? Или розыгрыш? На сердце было беспокойно. Она осторожно спросила:

– Где ты работаешь?

Он назвал один из нефтяных НИИ.

– Что, там так хорошо платят?

Живший на дивиденды с подаренных ему матерью акций отцовского концерна, Юрий в ответ лишь пожал плечами. Никогда он не обращал внимания на то, сколько ему капает на пластиковую карточку, выданную в институте. К его облегчению, Инга устроилась на переднем сиденье, освоилась и прекратила задавать смущающие его вопросы. И дальше просто командовала: прямо, налево, снова прямо.

Они подъехали к точно такому же дому, в каком он жил с Сашей, только стоявшем в другом районе города. У него мороз прошел по коже, и он хмуро пробурчал, отгоняя назойливое предчувствие неприятностей:

– Вот что значит типовая застройка.

Сидевшие за стойкой охранники в зеленой камуфляжной форме с любопытством его осмотрели. Он решил, что это издержки профессии – ведь приходится поневоле знать всё обо всех жильцах, чтобы не промахнуться. Окончательно его добив, квартира Инги оказалась также на пятом этаже и точно такой же планировки.

Юрий поморщился. Показалось, что история повторяется. Захотелось сбежать, чтобы не повторить прежних ошибок, но бежать было просто смешно. Пообещав себе, что примет все меры, чтобы не сотворить очередной глупости в виде ненужного ребенка, прошел по комнатам.

Квартира ему не понравилась. Вернее, не сама квартира, а обстановка. Слишком дорогая и помпезная, она просто кричала о больших деньгах, хотя не отличалась ни уютом, ни хорошим вкусом.

Он разбирался в таких вещах, потому что его мать, уверенная, что вкуса у нее нет, постоянно советовалась по поводу и без него со своим дизайнером, умненькой страшненькой Кристиной. И та мимоходом давала уроки хорошего вкуса и ему, внимательно впитывавшему ее советы тинейджеру.

Они посидели, потом полежали, потом наступил вечер, и он поехал к себе, договорившись с ней, что завтра приедет сам и привезет свои вещи.

Он в самом деле приехал к ней на следующий день к вечеру с одной только дорожной сумкой, оставив большую часть вещей в гостинице, и Инга поняла, что устраиваться у нее серьезно он не собирается. Это было несколько обидно, но она решила не спешить.

Ведь юристы тем и отличаются от остального человечества, что тщательно обдумывают последствия своих и чужих поступков. Сейчас наступило самое время проверить свои профессиональные навыки.

Они жили вместе уже неделю, вполне довольные друг другом, когда к Инге внезапно приехала мать. Увидев в квартире дочери полуголого мужчину, всё поняла. Как и все потенциальные зятья, он ей категорически не понравился. Она не постеснялась дать ему это понять. В ответ Юрий лишь скривил пренебрежительную гримасу. И почему тещи, и бывшие и будущие, не вызывали у него симпатии? Предназначение у них такое, что ли?

После ее ухода Инга, обеспокоенная негативным отношением матери к избраннику, и испугавшись, что та бог весть что наговорит отцу, дождалась размягченного состояния Юрия после приятно начавшейся ночи, и тихо попросила:

– Милый, давай пойдем с тобой на день рождения моего дяди, маминого брата? Она и приходила для того, чтобы позвать нас на юбилей. Ты не против?

Конечно, он был категорически против.

– С чего это «нас»? О «нас» вопрос вовсе не стоял. Пригласили тебя. Конкретно.

Она почуяла злость в его голосе, но уступать не собиралась. Ей очень хотелось зафиксировать постоянство отношений и заявить о серьезности их намерений. Ведь это так естественно: любая женщина хочет надежности и стабильности. Ласково положила ему руки на грудь и заглянула в глаза.

– Неужели ты не понимаешь? Если я пойду одна, мать решит, что я признала свою ошибку. Неужели ты хочешь считать себя какой-то глупой ошибкой?

Юрий признал, что она была хорошим психологом – ошибкой он себя считать не хотел. Инга, прижавшись к нему всем телом, просительно прошептала:

– Ну пойдем, пожалуйста! – и ее пальчики шаловливо заскользили вниз.

Ему пришлось сдаться. Да и какой нормальный мужик устоял бы при таком безбожном соблазне?

В этот же день Николай в сомнении топтался перед прилавком с кондитерскими изделиями. Выбор подарков для Натальи Владимировны существенно сузился, когда он случайно узнал об ее аллергии. Некоторые виды цветов вызывали у нее приступы настоящей сенной лихорадки. Не все, но зачем рисковать?

К конфетам она была равнодушна. К выпечке – тоже, вернее, любила только свою. Все это добавляло ему проблем. Зная, что она любит читать, несколько раз порывался купить ей хорошую книгу, но останавливался, не зная, что ей нравится и чего у ней нет. В ее доме была собрана вполне приличная библиотека.

Нелестно бурча под нос об убожестве местного ассортимента, он остановился на коробке хваленого «Рафаэлло» и, надеясь, что оно будет съедено именно той, кому предназначалось, а не какой-нибудь соседской бабулькой, пошел к старому дому.

С бульдожьим упорством, достойным иного, более продуктивного, применения, он весь прошедший год ухаживал за Натальей.

Никогда не думал, что будет с таким постоянством добиваться откровенно равнодушной к нему женщины. А может, это просто охотничий азарт? Ведь никто прежде не сопротивлялся ему с таким упорством, а если честно, то и вовсе не сопротивлялся.

Но, представив на ее месте других своих подружек, признавал: ни за кем из них он и не стал бы ухаживать так целенаправленно и планомерно. И долго. Похоже, он становится сентиментальным. И то, что Наташа не понимала, как сильно ему нужна, добавляло грусти в его устоявшуюся одинокую жизнь. После встречи с ней его начала тяготить пустота, с каждым днем становившаяся всё обременительнее.

Беспокоил его и Евгений, необычно рассеянный в последнее время, что было первым признаком влюбленности. Вот ведь ирония судьбы – опять они столкнулись в борьбе за одно пастбище! Это беспокоило, и очень. Когда он надеялся, что Лариса не выпустит мужа из своих ловких ручек, жить было гораздо легче. Узнав, что Женька ушел от Ларки, по-настоящему рассвирепел. Не перешел бы ему Женька дорожку!

Как на работу, приезжал к Наташе домой и порой дожидался ее у подъезда по нескольку часов. Существенный прорыв в их знакомстве был сделан тогда, когда он, жалкий и уставший, вызвал у нее прилив материнских чувств и она снисходительно дала ему свой домашний телефон, обещав подходить к нему, если он будет звонить.

Это его умилило и насторожило одновременно: откуда она узнает, что звонить будет именно он? Она небрежно пояснила, что специально купила телефон с автоответчиком, чтобы отсекать ненужные звонки. Он решил, что ей звонит Евгений, и огорчился. Не хотелось терять ни старую дружбу, ни возможную любовь.

Потом было еще несколько аморфных встреч у нее дома, во время которых он дал ей увериться в своей полной безопасности. Естественно, ему, как нормальному мужику с нормальными рефлексами, хотелось вовсе другого, тем более что после их жарких объятий в день рождения Женьки ему больше никого не хотелось обнимать, но он старался не спугнуть ее и терпел, напрягая все свои силы.

А что ему еще оставалось? Она и без того ясно давала ему понять, что он ей не нужен, и выносила их встречи только благодаря его поразительному чутью, позволявшему своевременно говорить ей «до свидания».

Если честно, это ужасно бесило, но он вел себя как умненький кот, выследивший на редкость осторожную, но исключительно сладенькую мышку. Это сравнение не совсем отвечало правильной оценке происходящего, но льстило его самолюбию.

Придет и его час, и эта холодная с виду женщина будет спать в его постели, прижимаясь к его обнаженному телу своей мягкой прохладной кожей. От этих мыслей начинала бурлить кровь, как у юнца, и он терзался недостижимостью желаемого.

У дверей подъезда подбросил в руке коробочку конфет, недовольный ее легковесностью. Кружевные квадратики внутри тихо и укоризненно зашуршали. Он пожал плечами, ничего больше не придумав, и стал подниматься по вонючей лестнице, стараясь поскорее миновать нижние этажи. На четвертом поправил пиджак и позвонил.

Наталья открыла дверь не сразу, со страдальческой гримасой отрываясь от маленькой книжки в левой руке. При взгляде на него у нее потемнели глаза, и ему подумалось, что она сейчас недовольно протянет: И когда это кончится? – но она только кивнула и пропустила его в комнату.

– Помешал? – он кивнул на руку, упрямо не выпускающую книжку, и она сухо признала:

– Да.

Он постарался быть галантным и неловко разрешил:

– Да вы читайте, читайте, я вам мешать не буду.

Посмотрев на него, как на помешанного, она изящным движением возложила книгу нараспашку на кипу неглаженного белья, и пригласила его присесть. Села напротив и с немалым интересом стала следить за его мучениями. Подумав: поделом – зачем навязывается! – он начал смешной разговор ни о чем.