Текст книги "Внучка бабы Яги"
Автор книги: Татьяна Коростышевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Вишь, и не дышит даже, – с гордостью сказал дурачок.
Покойница раскрыла глаза и села. Мы застыли. Упыриха переводила безумный взгляд с меня на Ивана и обратно – видно, никак не могла решить, с кого начать. Ваня тоненько ойкнул и попытался спрятаться за мою спину. Тварь вылезла из домовины, стала на четвереньки, поводя головой из стороны в сторону. Дурачок отбежал поближе к выходу. Невыразимый ужас накрыл меня, слабость сковала ноги, закружилась голова, но где-то в груди собиралась в комок первобытная стихийная сила. Упыриха прыгнула, я отшатнулась. Только клочки моей рубахи остались в руках чудовища. Я посильнее сжала свое единственное оружие – деревянную дощечку. Губы шептали в полубреду: «Матушка, пусть это будет осина. Пожалуйста, Матушка…» У меня был единственный шанс – с первого раза попасть в мертвое сердце упырихи. А тварь между тем не спешила продолжать атаку, голодный взгляд ее был прикован к моей груди, из ощеренного длинными острыми зубами рта послышалось мычание. Я глубоко вздохнула и нанесла удар. Дерево вошло в мертвую плоть, как нож в масло. Покойница мешком осела на землю. Славна будь, Матушка! Я навалилась сверху, проталкивая деревяшку глубже, пока та не уткнулась в земляной пол. Вурдалачье тело истончалось, рассыпалось пылью под моим весом. Я с трудом поднялась на ноги. Меня колотило от пережитого ужаса. Когда немного успокоенный Ванечка подтащил поближе факел, я смогла рассмотреть на полу только ошметки платья в горстке праха и кулон на цепочке. Фиолетовый аметистовый шарик охватывала крыльями серебряная бабочка.
– Что теперь делать будем, тетенька? – Дурачок подал мне безделушку.
– С хозяином разговоры разговаривать. – Я вскинула руки.
Дальше все происходило очень быстро. Направленный шквал ветра сорвал с петель дверь подпола и, кажется, пробил все перекрытия и даже крышу гостеприимного трактира. Я подбежала к зияющему отверстию.
– Давай-ка, племяш, подсади. Хотя нет. – Я хлопнула в ладоши.
И мы с Иваном вознеслись. Струйки ветра приятно щекотали кожу, будто прощаясь. Мои магические изыскания, видимо, оторвали хозяина от степенной вечери с домочадцами. Поэтому, когда мы с дурачком, вооруженные до зубов, ворвались в общий зал, нам могли противопоставить только пять деревянных ложек. Хозяин, видать, в две руки кушать изволил.
– Ой, не надо меня хлебать, люди добрые, – насмешливо прогундосила я, поигрывая мясницким тесаком, найденным на кухне. – А небось худо без цепного вурдалака лиходеить?
Незнакомый бугай, скорее всего один из обещанных сыновей, попытался метнуть в меня чугунок с кулешом, но промазал. Запах варева ударил в ноздри, я сдержала тошноту. Это какой нелюдью надо быть, чтоб набивать брюхо, когда внизу вершится кровавая расправа! Ванечка умело скрутил всех трех мужиков, походя заехав в ухо самому крупному. Старуха неподвижно сидела за столом, брезгливо поджав губы.
– А давай, бабушка, я тебе ручки завяжу… – ласково подступился к ней дурачок.
– Оставь ее… – На меня вдруг навалилась усталость. – Куда она денется ночью одна?
Парень послушно отступил и пошел доставать из подпола наше бравое воинство. А потом мы с ним чуть не до самого рассвета топили снег во всей нашедшейся на кухне посуде. Трактирным запасам я не доверяла. Накачивая наших больных водой, мы заставляли их извергнуть всю попавшую в желудки гадость. И когда уже привели в чувство Зигфрида и всех, кому еще можно было помочь, выяснилось, что старуха таки сбежала. Из пятерых разбойников выжили только двое, причем один из них – тот самый Прошка, про которого я думала, что он «не жилец».
Метель стихла, самый край окоема уже наливался багрянцем. Скоро рассвет. Я сидела на завалинке, привалившись спиной к балясинам крыльца, куталась в овчинный тулуп, дыхание вырывалось изо рта тугими барашками. Ноги гудели от усталости, а в голове поселилась страшная звенящая пустота. Прошка со вторым разбойником суетились у сараюшек, собирая дрова для поминального костра.
– Вот, приоденься. – Зигфрид положил мне на колени сложенную льняную рубаху. – Нечего своими прелестями мужиков соблазнять.
Я только кивнула – говорить не хотелось. Студент пристроился рядышком, натянув шапку поглубже и спрятав руки в рукава зипуна.
– Я допросил кабатчика.
– И что? – спросила я скорее из вежливости.
– Как я и предполагал. Хозяин всю жизнь при трактире. Барыжил помаленьку, разбойнички ему добро привозили, он купцам заезжим перепродавал. Дело не хлопотное. Сыновей в помощники подрядил. А тут лет двадцать назад забрела на огонек одинокая магичка.
– Это он ее обратил?
– Ну да. Говорит, бабка его травница была знатная. Накачали барышню зельем, заперли в подпол… Поморили пару-тройку седмиц голодом, а потом уж она сама кровь согласилась пить.
– Зачем ему вурдалак понадобился?
– А у него в тот момент разлад с главарем разбойников случился – кто-то кому-то что-то недоплатил. Очень уж хозяин боялся, что его на ножи поставят. Вот защиту себе и подготовил. Рыдает, что денег много барынька за помощь запросила.
– Так после того, что с ней сделали, она колдовать уже не могла?
– Упырь теряет магические способности, зато приобретает нечеловеческую силу и, практически, бессмертие. Ну еще всепоглощающий, ничем не насыщаемый голод.
– Она убила атамана?
– Да. А потом уж возврата не было. Как только она отняла чужую жизнь, обращение завершилось.
Я разрыдалась:
– Почему она не призвала стихию, пока еще в силе была, не разнесла весь этот хлев к псам драконьим?
– Понимаешь, девочка… – Зигфрид придвинулся поближе и обнял меня за плечи. – Нас учат находить нити силы, использовать их, защищаться от влияний чужих магов. Со временем приходит ощущение всевластия, бесшабашной вседозволенности. Если б против нее направили магию… Помнишь, как в сказках: «Ты меня колдовством, а я тебя естеством»?
Я вытерла рукавом слезы:
– А чего не порешил ее, как дело сделала?
– А зачем? – По старой привычке студент ответил вопросом. – Цепная нежить – штука полезная. Ведь упыри привязаны к месту, где их обратили. По ночам трактирщик ее охотиться выпускал, а с первыми рассветными лучами она сама в свое логово возвращалась. У него даже надобность в разбойниках отпала – крам сам в руки шел. Говорит, злобная тварь была и силищи неимоверной. Только хозяина слушалась, ну еще его сыновей немного.
– Она не хотела меня убивать, – решилась я.
– Что? – В голосе парня послышалось удивление.
– Сперва кинулась, только рубаху и разодрала. – Я распахнула тулуп, демонстрируя повреждения. – А потом, как медальон увидала, остановилась. Теперь мне кажется, сказать что-то хотела, объяснить…
– Да нет, глупости. Упыри не говорят.
– Вот и у нее не вышло. Мне показалось, она рада была, что умрет. Я ведь даже не была уверена, что деревяшка из осины… А она вроде как поняла. И еще вот, смотри.
Я разжала ладонь и показала Зигфриду фиолетовый шарик на цепочке.
– Ого! – Зигфрид уважительно хмыкнул. – Не простая барышня была – адепт первого круга.
– А что, не у всех магов такие висюльки имеются? – шмыгнула я носом.
– Нет, – замялся студент. – Вот у меня нету. Пока.
– Ну, я это… пошел, – вдруг раздался голос.
Ванечка свешивался с крылечка на манер оползня.
– Ты откуда здесь, племянничек? – слабо улыбнулась я.
– Парень тут все время сидел, – пояснил барон. – Я его направил за тобой присмотреть, а то ты у нас девица с норовом.
Надо же! Я была настолько погружена в скорбные думы, что ничего вокруг не замечала. Иван подхватил свою алебарду, до этого стоявшую у двери, и вошел в дом.
– Забавно, – проговорил Зигфрид. – С первого взгляда – вылитый Иван-дурак, а присмотришься…
– И прям Иван-царевич, – подхватила я.
Фольклорная практика у студента была, это вам не ежик чхнул. Иногда такие обороты вставляет – аж слушать приятно.
Я вдохнула полной грудью морозный воздух. В конце концов, мы живы, это главное. Теперь нужно сдать трактирщика с сыновьями ближайшему отряду стражи. За все лиходейства, ими учиненные, положена смертная казнь. И ни капельки поганцев не жалко. Это справедливо. А пока мы с Зигфридом просто молчали. Я чувствовала плечом тепло спутника, и это вселяло в меня спокойствие, уверенность, что все будет хорошо. Вдруг подумалось: а может, ну ее к дракону, эту Элорию? Ну чем плохо остаться в наших краях, наплевав на открывшуюся силу, поселиться в какой-нибудь деревеньке, куда не дотянутся руки вещунов, хозяйство завести, мужика найти простого да работящего, родить троих, нет, лучше четверых деток? И, не горюя по уходящим годам, просто жить…
Истошный визг больно ударил по ушам. Ёжкин кот, будто за дверью трактира свинью режут! Мы вскочили и ринулись внутрь. Задевая друг друга плечами, ввалились в зал и застыли на пороге. За спиной встревоженно дышали Прошка с товарищем, тоже прибежавшие на подмогу. Но помощь уже была не нужна. Никому. Ванечка бросил на пол голову трактирщика и подтолкнул тело древком алебарды. Еще два обезглавленных трупа лежали тут же.
– Ты, тетенька, не боись, – проговорил дурачок, вытирая пятерней окровавленное лицо, – я их сперва развязал, чтоб все по-честному было – по справедливости.
– Что-то я в тебе доблести богатырской не заметила, когда с упырихой надо было драться, – растерянно пробормотала я.
– Э нет, – грустно улыбнулся Иван. – То была просто баба обездоленная. А они настоящие упыри и есть.
Такая вот справедливость.
Мы решили не разводить костер на дворе, а спалить всю халабуду к драконьей матери. Наскоро вытащили наружу свой нехитрый скарб. Награбленное хозяином за долгие годы оставили как есть. Ни у кого из нас рука бы не поднялась что-то из кровавого наследства присвоить. Я сохранила только подвеску покойной колдуньи. Барон призвал свою стихию, и трактир моментально вспыхнул, будто подожженный невидимой рукой с четырех сторон. Языки пламени возносились к небесам, унося наших покойников в тот мир, где текут молочные реки с кисельными берегами. И несчастную магичку, и ее безымянных жертв, и наших бравых разбойничков – всех мы предали очистительному огню. А хозяин с сыновьями… Что же, Иван в чем-то прав. С нелюдями по-людски и нельзя. Их обезглавленные тела мы тоже оставили в трактире. Зигфрид сказал, что на том свете разберутся, кому кнут, а кому пряник.
Головешки уже едва тлели, когда мы стали собираться в путь. Прошка, помявшись, подошел к барону:
– Отпустите нас с Тимохой, люди добрые.
– И куда двинетесь? – строго спросил Зигфрид. – Опять по лесам куролесить?
– Да уж накуролесили, – повинно опустил голову бывший разбойник. – В деревеньку родную вернемся.
– А чего так? – с подковыркой вступила я.
– Страшно, – серьезно ответил Прохор. – На полшажка с пути свернешь, и все – не разбитной разбойничек, а страшный лиходей. Не по мне это. Да и Тимоха домой просится. Мамка там у него старенькая.
– Ну, как знаешь, – решил барон. – Тогда в добрый путь.
Мужики поклонились нам в пояс, по очереди обняли Ванечку. И вот уже их серые спины виднеются вдалеке. Грамотно уходят – по бездорожью. Видать, погони опасаются.
– Ну а ты куда? – обратилась я к дурачку.
– Так с вами, – широко улыбнулся Ванечка. – Сейчас вот только дядюшка подтянется, и мы следом.
– Куда? – не поняла я.
– Ну, сперва в Стольный град, – рассудительно продолжил дурачок, – а потом на остров ваш чудесный. Будем для дядьки подживляющее заклинание искать. Господин маг ведь все обсказал уже.
Зигфрид закашлялся. Интересно, что еще успел выболтать детинушке «господин маг»?
– Ты, тетенька, чего плохого не думай, – успокоил меня Ванечка. – В тягость не будем. Я хоть разумом не вышел…
Какие выгоды мне светят от новых спутников, я так и не узнала. Конский топот, заливистое ржание и бряцание доспехов возвестили, что подмога наконец-то поспела. Отряд вооруженных всадников поравнялся с пепелищем в считаные мгновения. На луке седла головного верхового подпрыгивал от нетерпения Колобок.
ГЛАВА 6
О том, в какой переплет попала Лутоня в столице
Безрукий клеть обокрал, голопузому за пазуху поклал, слепой подглядывал, глухой подслушивал, немой караул кричал, безногий в погоню бежал.
Небылица
В прозрачном свете утра башенки Стольного града выглядели особенно нарядно. Красноватый шарик солнца, уцепившийся за шпиль кремля, приветствовал наш немногочисленный отряд. Эх, красота-то какая! Широкая укатанная дорога, будто бесконечно длинный язык, втягивалась в широкий зев Западных врат. Из леса мы выехали на рассвете и сразу влились в ряды жаждущих попасть в столицу. Тракт просто кишел путешественниками. Неповоротливые грузовые сани вперемежку с нарядными каретами, по случаю снежной погоды тоже ставшими на полозья, неспешно двигались между многочисленным пешим людом и верховыми. Елисей, зычно выкрикивая свое нехитрое заклинание: «По княжьему велению!» – прокладывал нам путь. А все-таки Колобок с военной поддержкой не прогадал. Притащить нам на помощь отряд стольноградского воеводы, случайно оказавшийся на выселках, – это дорогого стоит. Дружинники, все как один молодые рослые парни, удивленно осматривали пепелище, жадно выспрашивали подробности битвы у Ванечки, тайком сплевывали через плечо и делали отвращающие беду знаки. Воевода – статный красавец Елисей – поверил моему невнятному лепету про попавшего в беду швабского барона и только усмехнулся, пряча улыбку в густой русой бороде, когда Зигфрид с ужасным фыркающим акцентом стал вещать о своем страстном желании поскорее прижать к груди рутенскую княжну. Верховые лошади и охрана оказались очень кстати. И если начало нашего с Зигфридом путешествия напоминало бестолковое мельтешение новорожденного кутенка, теперь я чувствовала себя участницей четко спланированного военного похода.
– А ведь не врут слухи. – Студент ехал рядом, уверенно держа повод тонконогой каурой лошадки. – Готовится Славислав к обороне.
– С чего взял? – говорить было неудобно, пришлось выворачивать шею, да еще и зыркать по сторонам, не прислушивается ли кто к нашему внезапно разговорившемуся на рутенском аристократу.
– Смотри, даже отсюда видно – вал нарастили локтя на четыре, скорее всего, изо рва землю таскали. Да и городницу вон переделывают.
Я прищурилась. Крошечные фигурки работников суетились на стенах, будто отряды муравьев, сновали от вежи до вежи, держась за натянутые канаты.
– С кем хоть воевать будем?
– Некоторые говорят – с Султанатом, а кто-то, что орда из степей навалится. Дело темное. Надо бы и другие ворота осмотреть – что там с укреплениями…
Глаза студента, лишенные уже ставших привычными очков, полыхали предвкушением – мальчик добрался до любимой игрушки.
Со стеклышками нехорошо получилось. Зигфрид без них как без рук. Насколько я поняла, зрением мой спутник не обижен, а очки ему нужны, чтоб нити силы видеть. Теперь, пока не найдем мастера-стеклодува да новые гляделки не закажем, о ярких огненных шарах и других боевых заклинаниях придется забыть. Бедненькие стихийники! Бабуля нити судьбы на раз находит, и никаких приспособлений ей для того не нужно. Прищурится хитро, рукой поведет, и вот они уже в горсти – доля и воля. Про свой ветер я вообще молчу, тут непонятно, кто кого за веревочки дергает – ты или тебя. Почему так, студент мне толком объяснить не смог. Бормотал что-то о разнице мировосприятия природных ведьм и адептов силы. Ну да ладно, выучусь. Для того и в Квадрилиум путь держу – за знаниями.
Ворота миновали без сучка без задоринки, даже въездную пошлину не заплатив, – стражники бодро отдали честь Елисееву воинству. Теперь куда? К княжьему терему – обстановку разведать или сначала какой-нибудь постоялый двор найти? Зигфрид не советчик – в нашей столице не бывал, местности не знает. Кстати, неплохо бы поинтересоваться, каким таким «ближайшим» переходом он к нам попал. Сначала говорил, с обозом из столицы пришел, а теперь вот… Тоже темнила знатный.
– Лутоня, не забудь завтра барона в разбойный приказ сопроводить, пусть обскажет там все как было. – Елисей орал через людские головы, поднявшись на стременах. – А то еще подумай, может, с хозяином рассчитаешься, да к нам – в стрелецкий. Мне б такой шустрый подлеток пригодился!
– Благодарствуй, воевода-батюшка! – прокричала я в ответ.
Интересно, кто из богов меня под руку толкал, когда я впопыхах морок на себя накидывала? Ведь нарочно никогда не получалось – волхование мне не в пример труднее давалось, чем родственнице. А тут откуда что взялось? Не иначе с испугу. И никто из служивых людей ни косы моей девичьей не заприметил, ни разодранной на груди рубашонки взглядом не зацепил. Уже который день глаза всем отвожу. Зигфрид говорит, мальчишка из меня получился препротивный – рыжий, конопатый, с приметной щербинкой на зубе. Эх, жаль, сама глянуть не могу – в зеркале себя настоящую только и увидишь. Конечно, у медали и другая сторона имеется. На всех привалах меня бравые ратники как молодого к кухне приспособили – дрова собирать и кулеш в котле ложкой помешивать. Да я не в обиде. Зато и болтали при мне не скрываясь. То-то я всяких историй да сплетен наслушалась…
– Тетенька. – Иван протиснул свою лошадку поближе. – Дядюшка говорит, дальше двигать надо, а то мы вход загородили.
Мороки на дурачка не действовали. Поэтому время от времени он называл меня по-старому, невзирая на строгие взгляды и мои бесконечные выговоры. Колобка он продолжал носить на груди, специально для этого поддевая под кафтан хитрую кожаную сбруйку.
– А куда, дядюшка знает?
– Не впервой в Стольном граде, – выглянул Колоб. – Знакомцы имеются – приютят, обогреют. Только постоялое в казну заплатить придется.
Моя серая лошадка нетерпеливо перебирала копытами по деревянной мостовой. Бывший атаман прав – пора на что-то решаться. Маленький привратный пятачок так запружен гостями столицы, что еще чуть-чуть – и станет не протолкнуться.
– Поезжай, Ванечка, вперед, – сказала я. – Будешь нам с бароном дорогу показывать.
Дурачок уверенно направил коня в переплетение городских улиц. Зигфрид, вспомнивший о своем решении лишний раз рта не раскрывать, послушно двинул следом.
Заведение, куда нас привел ушлый атаман, располагалось аккурат возле торговых рядов. Хозяин, узрев моих разбойничков, принял нас с распростертыми объятиями. Лошадей пристроили на конюшню, наш немногочисленный скарб затащил в гостевую комнату грязноватый гостиничный мальчишка, а две молоденькие прислужницы быстро собрали на стол. Народу в заведении хватало – в основном торговый люд, заскочивший перекусить с трудов праведных. Мы расположились за угловым столом и набросились на еду. Служивые в дороге не жадничали – кормили от пуза, но водянистый кулеш и солонина мне за эти дни надоели хуже горькой редьки. А тут – пирожки, ватрушечки, расстегайчики, да свежий зернистый творожок, да цельная кружища желтоватой студеной ряженки. Мм… Вкуснотища!
– Откуда такие полезные знакомства? – поинтересовалась я у Колобка, вытирая кислые молочные усы. – С хозяином небось на темной дорожке встречались?
– Ну скажешь тоже! Родственники мы с Антипом. – Колоб, сидя на уголке стола, хлебал по-кошачьи из блюдца. – Он моего дедушки двоюродного свояка племянник.
– Это как? – удивленно открыл рот студент.
Я на мгновение задумалась:
– Это значит, что Колобков родитель и дядя нашего хозяина были женаты на двоюродных сестрах.
– Да уж, не седьмая вода на киселе, – уважительно хмыкнул Зигфрид.
Я расхохоталась. Колобок строго глянул на студента, потом не выдержал и тоже дробно захихикал.
– Люди добрые, не пора ли совет держать, – вернул нас к действительности Ванечка. – А ты, тетенька, рукавом-то не обтирайся, негоже. – Дурачок достал из рукава тонкий шелковый лоскут. – На вот, платочком подотри.
Чистюля наш! А Зигфрид еще выступает под настроение про дремучесть рутенских мужиков! Вот у кого из швабских бауэров сыщется такая расшитая петухами тряпица – нос подтереть? То-то же…
– Предлагаю следующее. – Студент сложил руки шалашиком. – Иван с Колобом остаются здесь – к полудню от Елисея посыльный придет лошадей забрать, а мы с Лутоней – на разведку.
На том и порешили. Барон обстоятельно разузнал дорогу до посольского приказа у полового, одарив того мелкой монеткой, и наша компания разделилась.
Разноголосый гомон накрыл с головой, как только мы углубились в торговые ряды.
– Пирожки, кому пирожки! С пылу с жару!
Пронзительные крики зазывал, причитания нищих, мычание, блеяние, гогот.
– А вот кому ткани тонкие заморские? Налетай, торопись!
А народу-то сколько! Я столько людей сразу и не видела никогда. Пробираться сквозь рыночную толпу – то еще удовольствие. То пихнут локтем, то на ногу наступят тяжелым кованым сапогом. Никто не обращал внимания на рыжего сорванца, в личине которого я все еще пребывала. Зигфрида оттеснили от меня. Вот уже какая-то ромская бабища, позвякивая монистами, пытается нагадать растерявшемуся барону про удачи в делах сердечных да скорую встречу в казенном доме. Вот выберусь, надеру мальчишке-половому уши. Это ж надо, такой удобный путь указать! Чьи-то жадные руки скользнули по бедру, отодвигая полу зимнего кафтана. Ёжкин кот!
– Держи вора! – изо всех сил заорала я, устремляясь в погоню.
Стольноградский люд на помощь мне приходить не спешил. Подумаешь, украли чего-то. Да у них небось по полета раз на дню такие представления разыгрываются. Лиходей припустил, ловко протиснувшись в щель меж двух лотошников, я следом. Хорошо еще, денежка у меня под одежей запрятана, а воришка только дорожную фляжку снять и успел. Все равно обидно – вещица богатая, с чернеными серебряными накладками, и сидр в ней опять же. Да и как я без яблочного напитка теперь? Нет уж, врешь – не уйдешь!
С рыночной площади босяк юркнул в проулок. Я оглянулась на бегу, поискав глазами студента. Не видать, скрыт мой попутчик за чужими спинами.
Улочка была узкой, грязноватой и пустынной. Дома, плотно прижатые друг к другу тесаными боками, как-то сразу отсекли и людское многоголосье, и яркий свет зимнего солнышка. Воришка отыгрывал у меня уже с дюжину саженей. Эдак скоро счет на версты пойдет. Я поднажала. Дыхание вырывалось изо рта колючими клубками, в правом боку закололо, будто там ежи решили свадьбу справить. Босяк завернул на соседнюю улицу. Я следом. И кубарем покатилась под копытами огромного жеребца.
Огонь! Лед и огонь вокруг. Серебряное сверкание подков и грохот, от которого, кажется, вот-вот разорвутся уши. Я зажмурилась, свернулась в клубок, стараясь занять как можно меньше места. Морок сползал с меня, как луковичная шелуха, слой за слоем опадая под копыта беснующейся лошади.
– Михай, осади!
– Ведьма! Люди добрые, ведьма. Только что мальчишкой была…
– А кому пирожки?! С вязигой, с капустой, с мясом да ежевикой!
– Ты уж, мил-человек, с ведьмой-то построже, а то не ровен час…
– Пиво! Горячее пиво! Веселит живот да дух греет, кто не выпьет – заболеет!
– Гляди, как коня-то корежит! Истину глаголю – у всех ведьм глаз дурной.
– А у Машки Медяной ноне свинья опоросилась, да все щенками… Не иначе – сглазили.
– Ой, да твоя Машка соврет – недорого возьмет.
– А потому надо в Трехликом храме поклоны бить, чтобы всякая зараза Рутенское княжество оставила.
Влажное прикосновение к щеке. Я приоткрыла глаза. Мохнатая лошадиная морда укоризненно посапывала мне в лицо.
– Михай, что там с ней? – Говоривший, казалось, выцеживал слова сквозь зубы, с высокомерной ленцой.
– Да вроде жива, господарь.
В круге зрения появилась другая морда – человечья. Широко распахнутые голубые глаза смотрели сочувственно и с интересом.
– Я тебя часом не пришиб, попрыгунья? Вставай. – Протянулась короткопалая рука, затянутая до локтя в кожаный наруч.
Да уж, кому пирожки да пышки, а кому синяки да шишки.
– А я думала, это лошадь была, – поднялась я, потирая ушибленную спину. – А то ты на меня налетел.
– Ха, язва! Ты сама под копыта кинулась!
Невысокий ладный молодец упер руки в бока и даже ногой притопнул в гневе. На кожаном нагруднике раскинул крылья гербовый дракон. Дружинник, да еще в парадном облачении. Это у какого князя зверушки такие любопытные на гербе рисуются?
– Да я за карманником бежала! А тут ты со своей лошадью. Из-за тебя теперь свое не верну!
– А кто тебе лекарь? Сама виновата, следить надо за имуществом, чай не в деревне!
– Долго еще? – вклинился тот же высокомерный голос.
А говор-то непростой, будто и мягкий, а получается, навроде как сталь в шелка обернули. Я задрала голову. Солнце слепило глаза, поэтому толком рассмотреть говорившего не удалось. Просто темная громада нависала сверху.
– Так это ихняя баба, значить. Глянь – худая да черная. Точно, романе свою ведьму подобрали, – все не унимался кто-то в толпе.
Я понемногу приходила в себя. Улица, на которую меня вынесла нелегкая, упиралась одним концом в рыночную площадь, поэтому и люду на шум набежало. Еще бы, нечасто можно увидеть природную ведьму под копытами романского воина. Нет, не так. Нечасто у нас романское воинство увидишь. С десяток верховых военным порядком следовали через город, когда я тут решила в догонялки поиграть. А куда направлялись? Так к гадалке не ходи – будут за кого-то из своих нашу княжну сватать. Высокомерный – это, видать, жених и есть: кто-то из княжичей. Князь-то у них давно и прочно на лузитанской принцессе Иветте женатый, а сыновей наделал немерено, штук десять, не меньше. (Бабушка меня когда-то заставляла их на память зубрить, да все равно сейчас не упомню.) Задружиться, видать, со Славиславом решились. Рутения княжество хоть и небольшое, но очень уж удачно расположенное. На север – росы, на восток – сарматы, на запад – галлы, и все с нами граничат. И реки у нас судоходные, и выход к морю имеется. Торговые перспективы такие, что ахнешь. А если заключить договор с подгорным народом на разработку недр… Ёжкин кот! Нашла время про то думать! Тут бы ноги по-хорошему унести. Говорят, романцы – народ свирепый, под горячую руку не попадай. Я стала выглядывать щелку, куда бы юркнуть.
Михай, ухватившись за стремя, что-то втолковывал своему хозяину. До меня доносились только отдельные романские слова.
– Потрудись говорить на местном наречии, – вдруг громыхнул знатный всадник.
– Господарь, там местные парни воришку поймали, за которым девица бежала, – сказал кто-то из дружинников.
Моего обидчика держали под руки двое стольноградских стрельцов, а сам он являл собой жалкое зрелище. Грязный, потрепанный мальчишка в разодранной рубахе, сквозь прорехи которой виднелась синеватая гусиная кожа. Как он не околел на морозе в такой одежде, непонятно. По рябому лицу текли слезы, глаза казались белыми и безумными – видать, страшно было лиходею.
– Что у девицы забрал? – строго проговорил главный. – Верни!
Моя фляжка, извлеченная из-под воришкиного тряпья одним из стрельцов, приветливо булькнула мне содержимым. Только вот почему служивый не мне имущество вернул, а протянул вредному Михаю? И почему тот оторопело уставился на вещицу, будто не решаясь ее взять? Ну да – красивая, сама знаю, с чернеными серебряными накладками, с чеканной картинкой любопытной, на которой изображен ширококрылый дракон, очень похожий на герб романского княжича. Ёжкин…
– Да ты, посмотрю, сама воровка, – процедил романец. – Глянь, Влад, не твоя ли пропажа сыскалась?
Влад? Ёжкин кот и драконья матерь! Это же…
Княжич плавным змеиным движением соскользнул с коня, в два шага оказался рядом, склонился, приблизив лицо. Яростно-синие глаза, которые с детства преследовали меня во сне, обожгли радостью узнавания.
– Ну вот и встретились, птица-синица…
Назойливый солнечный лучик коснулся сомкнутых век. Влад поморщился. Еще бы поспать часок-другой… Пробуждение не предвещало ничего хорошего. Он потянулся, насколько позволяли цепи, повертел головой, с хрустом сжал и разжал кулаки. Отощавшее распятое тело, едва прикрытое лохмотьями рубахи, представляло собой жалкое зрелище. Фамильный нагрудный знак грозил затеряться в переплетениях сухожилий или соскользнуть между почти непристойно торчащих ребер. Кровь циркулировала вяло. От обезвоживания все жизненные процессы замедлились. Еще два-три дня, и он окончательно иссохнет, как дерево с подрубленными корнями. И тогда Стефания с легким сердцем упорхнет на поиски новой жертвы. О, Стефания! Белая роза, у которой оказались острые ядовитые шипы…
И ведь предупреждали друзья, что разбитная графская вдовушка, блиставшая при дворах многих владык, та еще штучка. Говорили, что неспроста обратила она свой взор на романского бастарда. Отец строго сводил мохнатые брови, топал ногами и неистово кричал, что лишит наследства, если непокорный сын не бросит свои глупости и не обратит свой взор на уже созревшую для брака кузину. Ах, оставьте, кто боится отца в двадцать лет, когда сердце сладко сжимается от одного взгляда любимой, когда готов целовать землю, куда ступала ее ножка, а прикосновение к тонким белым пальчикам вызывает слабость во всем теле? Кому нужна Валахия с ее холодными горами, дремучими лесами и забитыми крестьянами, когда здесь рядом есть Стефания – чистая, как солнечный луч, и желанная, как глоток воды в жаркий день? Кто угодно из его братьев сможет управлять вассальным княжеством так, чтоб отец оставался доволен. А то, что Влад единственный в семье обладает магическим даром…
– Мой котик хочет пить? – раздался серебристый голосок.
Стефания появилась, как всегда, эффектно, отодвинув настенную драпировку и легкими шагами приближаясь к ложу.
– На, мой сладенький, утоли жажду.
В протянутой руке полыхнул багровыми отблесками хрустальный бокал. Ноздрей коснулся тягучий соленый запах свежей крови.
Нет, нельзя. Влад отшатнулся, замотал головой, выдохнул в ненавистное лицо:
– Я убью тебя!
Графиня рассмеялась, будто рассыпала горсть стеклянных бусин:
– Как удачно, что я заранее лишила непокорную зверушку когтей. Не сопротивляйся, милый. Ты же не хочешь умереть вот так, забытый и своим отцом, и своими грубыми друзьями-мужланами? Разойдемся по-хорошему. Ты выпьешь немного крови, я заберу твою силу, и все. Через пару дней ты сможешь вернуться домой.
– Упырем?
– Ты плохого мнения о своей малышке, – укоризненно покачала головой Стефания. – Мой покойный супруг недаром всю жизнь посвятил магическим изысканиям. Я дам тебе противоядие, и ты сможешь остановить процесс превращения. Все достаточно просто, густой травяной отвар…
Дальше Влад не слушал, бледно-розовые губы Стефании шевелились, вещая в пустоту. Вспомнилось, как тщательно выбирал он место для любовного гнездышка, как обставлял охотничий домик высоко в горах, как мечтал, что сольется в объятиях со своей любимой вдали от досужих сплетен и внимательных глаз. Дурак! Он сам оградил дом такой многослойной защитой, что никто не сможет их обнаружить. Даже если верный Михай поднимет дружину прочесывать лес в поисках своего господина, даже если замковые чародеи будут день и ночь сканировать пространство в поисках хоть какой-то активности – их никто не сможет обнаружить. Трижды дурак!
