Текст книги "Замысел (Стихи)"

Автор книги: Татьяна Бек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Разбазарив закрома,

Смотри сдержанно и утло

Повзрослевшая зима...

***

О матерь божья! То помои вылью,

То говорят, что завезли картошку...

И день уходит на сраженье с пылью,

Пылясь и истончаясь понемножку.

Чаев наварим – языком помелем.

...Но – полночью,

как будто выше ростом,

Прогульщица-душа, беги с портфелем

По воздуху по направленью к звездам!

Не думайте, я не певец шатаний

И не цыганю у судьбы поблажек, -

Но каждому живому нужен тайный

Уединенный облачный овражек.

Сижу и думаю о чем угодно.

На облаке – следы моих ботинок.

И даль – огромна...

И звончее горна -

Меня разбудит маленький будильник.

***

Плачет селезень. Осень в начале.

В Тимирязевском парке потемки.

И слова недостаточно емки

Для рассказа об этой печали.

Красота в Тимирязевском парке

Как негусто упавшая манна...

Закружились под звуки баяна

Выпивохи, бабье, перестарки.

Золотые вчерашние букли.

Молодежь и военные вдовы.

...Да не выжгут сердечной основы

Листопада каленые угли!

На скамейке из темного дуба

Восседает хозяйка дворняги...

Сколько нужно добра и отваги -

Не точить на Вселенную зубы!

Рядом станция: Рижская ветка.

Березняк – островок – недобитыш.

"Ты меня никогда не увидишь..."

И – с соседкой танцует соседка.

РОДНАЯ ДУША

Сапогами листву вороша,

Издалека родная душа

Приближалась. А я убегала

На гулянку – ни много ни мало.

...Возвращаюсь: на сердце – парша,

А в глазах – маскарадные рожи.

– Ты единственная хороша! -

Говорю. Но родная душа

Убегает по первой пороше.

***

Ты неверно живешь. Ты не видишь ни грушевых веток,

Ни грошовых сандалий старухи, сидящей в кино...

Одинокий охальник, ничей ни потомок, ни предок,

Опечатка, зиянье, забытое цепью звено.

Как безжалостно небо! Душа оступилась – и крышка:

Потеряла дорогу,

своих не находит начал.

А ведь был и очкарик, и школьник, и чей-то сынишка;

И высокие звезды подзорной трубой приручал;

И лимонниц любил, и капустниц; и карта Европы

Волновала как тайна; и бабушка пела про степь...

Я живое лицо различаю под ретушью злобы:

Это просто усталость -

еще восстановится цепь!

***

Голос молодой, прямой,

Но уже такой натруженный...

– Приходи ко мне, отужинай,

Только про любовь не пой.

...Точно выводок утят,

Годы по небу свистят -

Над лугами, над озерами,

Над почтовыми и скорыми...

Не воротятся назад!

Ты накинь-ка пальтецо,

Да швырни с крыльца кольцо

В заросли иван-да-марьины,

Да скажи себе в лицо,

Что силенки – разбазарены!

Но и то себе скажи,

Что, избавясь ото лжи,

Можно, можно, можно

заново

Вздрогнуть от гудка баржи -

Ледяного, безымянного...

***

В кофейне, где клубится перебранка,

Колдунья, но отчасти шарлатанка,

Мне толковала про нездешний дух

И как, ревнуя, заварить лопух...

Был день весенний свеж и лопоух.

Она желала, крутанув тарелку,

В опасную пуститься переделку

И взять у Клеопатры интервью.

...Я думала

про музыку свою,

Которой шарлатанства – не привью;

Все остальное музыке во благо:

Больная нота, путаница, брага,

И лай собачий по ночным садам,

И ужас умереть – не по годам...

– Кому, уйдя, наследство передам?

ПОСЛЕ ТЕАТРА

На дворе – асфальт и свет

Изнурительного лета.

...Если я прочту либретто, -

Мне понравится балет.

Марля, музыка, гроза,

Накрахмаленные ветки...

Веер чопорной соседки

Холоден, как стрекоза.

А потом идти домой

С редким одиноким людом...

Поздняя сирень – салютом

Озарит проулок мой!

И за сломанную ветку

С легкостью немудрых душ

Я отдам – перо и тушь,

Скрипку и бумагу в клетку.

***

Покуда мы слюною брызжем

В сугубо устных разговорах,

И спим, и сочиняем порох, -

Дурак становится бесстыжим,

Поэт – паяцем ярко-рыжим,

А летописцем – жук и олух.

Отцы уходят, дети дремлют.

...О времени бесшумный трепет,

Скорее перейди в озноб,

Грозою разразись, очисти

Труды и дни, слова и кисти,

И просто – перекрестки троп!

***

Я не молодая, слава богу!

Знать не знаю давнюю берлогу

С окнами на северо-восток

И тебя с глазами наутек.

Слава богу, я не молодая!

Занавеску старую латая

И кормя лиловых голубей,

Я тебя не помню, хоть убей.

Но – приснился. И ночные мысли,

Дерзкие, как медвежата гризли:

Шерсть клоками и на лапах кровь, -

Зарычали песню про любовь.

Про любовь шальную и больную...

Слава богу,

больше не ревную,

Не хвораю, не грызу кору.

Нет. Не "слава...", потому что вру!

Были дни просторнее, чем ныне.

Были дали зелены и сини.

И, конечно, было во сто крат

Больше смысла на земной квадрат.

Стало быть, беру себя за шкирку.

– Ну, садись, печатай под копирку:

"Слава богу, что меня беда

Осчастливливает иногда..."

***

Засвети-ка рабочую лампу,

Жизнь, висящая на волоске...

Объявляю как вечному штампу

Вызов великосветской тоске!

О, как наша обида нелепа

И сыта, и болтлива, -

когда

На окраине зимнего неба

Заждалась почтальона звезда.

БАЛЛАДА О ПАМЯТИ

О старейшая старуха

В черном капоре и ботах,

Чья последняя проруха -

Память уточнять до сотых...

Не усохли сгустки духа

В непоколебимых сотах.

Север крайний, срок бескрайний,

Долгого терпенья запах.

Пересверк алмазных граней -

Испытанье не для слабых.

...Тут сосед зовет "маманей"

И куражится, как лабух.

Утром встанет – будет краток.

"Извините. Не со зла ведь.

Что касается накладок, -

Обещаю стекла вставить".

...Он таких не видел радуг,

Как ее цветная память!

Там и звали по-другому:

Горько и чеканно – М а й я.

Память – это вспять из дому

(Молодая... Молодая...)

И – щекой прижаться к лому,

Чуть от боли приседая.

БАЛЛАДА О СНЕГЕ

Он честно мастерил семью.

Был дух мятежный за семью

Дверьми бесповоротно заперт.

Упрямец,

он был долго занят

Охраною таких законов,

Которых не понять, не стронув.

Семья семьей. Но снег зимой

Однажды на пути домой

Увлек его к былым поземкам,

Метелицам, буранам, стужам...

Он ощутил себя потомком

И предком, а не просто мужем

С авоськами. (Открою скобки:

Кульки, и банки, и коробки -

Живая жизнь, а не мещанство.

Над ними потешаться – чванство.

Я только не желаю, чтоб,

Их добывая, он усоп.)

Итак, зима. Итак, пурга.

Он

осознал

в себе – врага

Сберкнижки, распорядка, рамок

Самодовольных... Словом, "амок"!

О нет. Он не ушел к другой,

Не бросил ни детей, ни лямку, -

Не пьяница и не изгой,

Он тесную расторгнул рамку.

И выгнуло его дугой

Такое напряженье воли,

Что он, как второгодник в школе,

Припал к непонятым азам

Любви, и совести, и боли

С прожилками житейской прозы.

...Не догадаться по глазам,

Какие

мучают

вопросы

Его, бродягу и певца.

Опять зима. Опять морозы.

И подбивает сын отца,

Несущего кульки и банки, -

Сильней толкнуть лихие санки

С крутой горы...

И – нет конца.

***

З.М.

Не люблю парники и теплицы!

Признаю лишь открытую местность,

Где вулканы бутонов и птицы

Вдохновляют меня на словесность

Неизящную. О, зацелую,

Исколовшись, еловые лапы,

Вспоминая надежду былую,

Без которой прожить не смогли бы.

А вулканам дремать надоело.

Васильковая лава лилова

С незначительной примесью мела...

Вверх по лестнице

снова и снова -

По возможности выше и выше -

В холод перистых ли, кучевых ли...

– До свидания, кровли и крыши! -

Лишь бы легкие к небу привыкли.

Выбираю открытую местность,

Это летнее летное поле.

– О любовь моя! Ты – неизвестность

С обязательной примесью боли.

3

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Родившейся во льдах апреля,

В день Родиона-ледолома, -

Тебе ли холить ожерелья,

И ждать от праздника веселья,

И окна закрывать от грома?

Ты грянула весенней вестью,

В живую жизнь из тьмы приехав, -

И дом уподоблять поместью,

И вообще искать успехов?

Существование пустое!

Нет. Надо, чтобы год от года

Мужало мужество простое.

– Ломай себя, круши устои,

Сестра

речного

ледохода!

БОТАНИЧЕСКИЙ САД

Эта явь прикарманила детские сны...

Непонятен, как песнь, и наряден, как пряник,

Ботанический сад на запятках весны,

Где гуляет гуляка и мыслит ботаник.

Я не знала, что по четвергам выходной,

А дендрарий откроется только во вторник.

Но

бессменна сирень, и глядит как родной

Без таблицы с латынью пенек-беспризорник.

...Ботанический сад, ботанический сад;

Лепестковых и прочих сокровищ кладовка;

Неземного эдема двоюродный брат, -

И троллейбусная,

возле врат,

остановка.

25 ЯНВАРЯ

О сугробов январское зодчество!

Кто подушку вспорол в небесах,

Чтобы снег повалил, как захочется,

Нагоняя на дворника страх?

Нынче, как повелось, именинница

Я и тысячи прочих Татьян...

Недоверие скрипнет и сдвинется:

– Здравствуй, мир – еретик и смутьян!

Вы,

которые были оседлыми,

Спали, перебирали крупу, -

Выходи со скребками и метлами,

Расчищай от заносов тропу! -

Это я говорю вам с обочины,

Я, Татьяна, плохая сестра...

Наши лучшие сроки просрочены,

Но Вселенная тоже стара,

А поет и лучится как школьница:

Белый фартук под праздник надет, -

Второгодница и беззаконница,

Жизнь и свет в ореоле примет!

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ

1

Небеса бегут по водостокам.

Нищая земля пышней, чем – рай.

– В этом мире теплом и жестоком

Что угодно, но не умирай!

Что угодно, только не погасни.

Но

в конце безлиственного дня

Место жизни стало местом казни

Для живых оставшейся меня.

Синева синеет над кладбищем.

Хризантемы – четное число...

Для того ли маемся и рыщем,

Чтобы, как метелью, унесло

Острую подсушенную хвою

Наконец-то родственной души?

– Слышен ли мой голос? Разреши

Постоять с открытой головою.

...Отзвучала траурная медь.

Тишина ударила за нею.

Помню, вместе думали стареть

И смеяться, если поседею.

Что прорвется за всевышний круг -

Весточка, рыдание, письмо ли?

– А ничто. Разлука из разлук

Непереплываема, как море.

2

Как только свет зажгут на звездах,

Я начинаю все сначала:

– Ты был, – я говорю, – как воздух,

И я тебя не замечала.

О, даже в темный день ухода,

Когда бы грянуть одичало, -

Стояла ясная погода

И ничего не замечала!

Лишь через сутки стало вьюжно,

Трещали ветки, выли звери -

Земля прознала о потере...

На этих пустырях морозных

Никчемно, траурно и душно.

– Ну дай мне знак, по крайней мере!

Я стану жить, ему послушна.

И ты – теперь и вправду воздух -

Уже из-за небесной двери:

– Не плачь, – смеешься, – это скушно.

***

– Не надо, лоб не морщи,

Не замыкайся, верь:

У сердца хватит мощи

Воспрянуть от потерь.

...И правда:

все желанней

Шиповник на ветру...

От разочарований,

Подумав, не умру!

Пойду, вполне живая,

По родине живой,

Приветственно кивая

Прозревшей головой

И зная, что прохожим -

Не завтра, предположим,

Но в некую пургу -

Еще и помогу!

ПОЕЗДКА В ПУШКИН

Послезавтра, при входе в Лицей

Надевая музейные тапки,

Я пойму, сколь протяжны и зябки

Коридоры Отчизны моей.

Нерадивые ученики,

Приходя к Александру и Кюхле,

Замечаем: огни не потухли -

Просто мы не вполне высоки.

Наша музыка – навеселе...

Но

лежит, как на карте, дорога

От пустого до зрелого слога -

С пересадкою в Царском Селе!

***

Это грустно: состарился, сдал,

Спился и, говорят, исписался...

Он, бывало, надеждой спасался,

А теперь и спасаться устал.

Я сверну из бумаги трубу.

Стану звать,

понимая, что – где мне,

Если он поселился в деревне,

Разрушая собою избу.

...На вопросы, чего ж он затих,

Ненавидяще гаркну:

"Отстаньте!

В а м случалось остаться в живых

Сиротой при усопшем таланте?

Что мне ваша злорадная прыть

И пустой наблюдательный разум?"

– Появись! Я желаю бродить

По твоим стародавним рассказам.

ПЕСЕНКА

Чащи, рощи, пущи,

Я люблю все пуще

Ваше шелестенье -

Солнцепек и тени.

Пущи, чащи, рощи,

В сапогах попроще

Мне бы – по оврагам

Вдарить легким шагом!

Рощи, пущи, чащи,

Не придумать слаще

Вашего приюта,

Ибо почему-то -

Я живу без чащ

И умру без пущ...

– Взгляда не таращь

На балконный плющ!

***

Памяти А. Р.

Муж сестры. Не брат, но брат.

Путаясь, шутила: "Шурин!"

Ты навек не виноват -

Похоронами окурен.

Патриот своих страстей,

Словарь, тоски, пинг-понга,

Вдохновенный грамотей

И ниспровергатель бога, -

Богом был отмечен так,

Что скажу, насколько в силах:

Спорщик, увалень, мастак

Мучиться и мучить милых,

Коренастый и седой,

Совершенно молодой,

Если бы не злая астма,

Пролистав "Юманите",

Вдруг ушел. (Слова не те,

Но ушел.) И боль напрасна.

Вот очки, а вот портфель.

Фотографии без рамок.

Дочка юная теперь

Беззащитна, как подранок.

Лилиями шелохну -

Ледяной прощальный шорох.

Я не помню шелуху -

Только братство вне раздоров.

***

Охотница до перемены мест,

Одновременно – маменькина дочка

И домоседка! Скоро ль надоест

Лететь сквозь тучу, поглядеть окрест

И оказаться не у дел, и – точка?

Индустриальный городок степной,

Квадрат, где прежде верховодил суслик...

Легко заплакать,

коли за стеной

Храпят и разговор ведут дрянной.

– Гостиница – темница! Сердце – узник.

Легко заплакать – полюбить сумей

Трамвайно-сельский быт, и суховей,

И полное отсутствие церквей,

И дым, и копоть, и гитару злую...

– Гостиничного ужаса удав!

Оставь меня. -

К рукам степным припав,

Шершавые, большие – расцелую...

ДОРОЖНОЕ

Каких людей, какую панораму

Увидит из окошка пассажир!

...Но темен мир,

Коль некому отбить с дороги телеграмму

И незачем искать базарный сувенир...

Зато репейник несказанно ярок,

Когда вдали, посудою гремя,

Шумит семья...

Копилку-свинку и корзинку яблок

Везет старик – счастливее, чем я!

***

От скитаний осталось наследье -

Сердолики в туркменском браслете.

Наподобие нашей брусники:

Нравом дики: таинственнолики.

Нацеплю, а увижу – верблюда:

Чудо-юдо, любимое люто;

Справа – горы. А сзади и слева,

Сколько помню, иудино древо

Шелестит лепестковою пряжей -

Наподобие яблони нашей...

Нацеплю – и заходятся в крике

Вспоминающие сердолики!

***

Плоды в изумленной корзинке.

Базар на чужом языке,

Где женщина в черной косынке

Готовила кофе в песке.

Так долго, и молча, и тяжко...

О губы сомкнувший Восток!

...И глухо звенела медяшка

О тысячелетний лоток.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛИРИКИ

Медведица мрачная – локально

распространенный вид бабочек,

требующий охраны...

Из справочника

Серое с красным; присыпка табачная;

Четко очерчены черным края...

Бабочка вида "Медведица мрачная" -

Эка нелепица, радость моя!

...Вот и упьюсь параллелью невзрачною:

В мире,

который прекрасней, чем быт,

Лирика тоже – медведицей мрачною

Ясно лучится и вольно парит.

Темно ли светлая, светло ли темная, -

Как бы там ни было, – малость огромная, -

Не уставай

ни порхать, ни реветь,

Легкая бабочка, мрачный медведь!

СТАРЫЙ СНИМОК

Это что? Это месяц январь,

Это письма, которые редки...

Это, главное, бабушкин ларь:

Фотографии, ноты, виньетки.

Как бы ни были сумрачны дни,

Как бы ни были пасмурны вести,

Я – наследница нищей родни,

И Бестужевских курсов, и чести!

...Под большими обломками глыб,

Безо всяких кругов и ужимок,

Этот юноша рано погиб,

Но остался любительский снимок.

Где,

еще ни в кого не влюблен,

Он смеется, с товарищем споря,

Накануне грядущих времен

И на фоне Балтийского моря.

Как березовый сок под корой -

Кроткий, но твердокаменный норов...

О бессребреник, и библиограф,

И лубку недоступный герой!

***

Ежечасно совершаю выбор!

И как счастье – беспризорный миг:

Ветер разгулялся и насыпал

Желтых желудей за воротник.

Это роздых, это – на минутку...

Снова,

зарекаясь и греша,

Выбирает глиняную дудку

Или канцелярию – душа!

***

Слагаю стих,

Который тих,

Но внутренне вполне железен, -

В надежде, что для остальных

Он может быть небесполезен.

Иначе как?

Иначе мрак.

И – срам навязываться музам!

...Я думать ухожу в овраг

С неразрешимым этим грузом.

Под стать лучу

Согреть хочу

Слова, которые устали...

Как в старину просили: "Чу...

Прислушайтесь..."

– Я вам нужна ли?

***

Когда надежды нет,

Бессонница, поденка, -

Прижми к себе рассвет,

Как спящего ребенка,

И – дверью хлоп, и прочь,

Туда, где на болотах

Заночевала ночь

И вот уходит – в ботах;

А три ее звезды

Глядят светло и дико

На древние цветы

По кличке "волчье лыко"...

И вдруг – надежда:

мир

Не даст пропасть пропащим -

Ни глупым, ни гулящим,

Ни нагулявшим жир...

– По рощам и по чащам

Шагая вдаль, – обрящем!

***

И далеко – от вехи и до вехи -

Рыбачьих шхун маячат паруса...

А. Блок "В северном море"

Руки за спину – и по траве

В направленье далекой платформы...

Если стали слова непокорны,

То причина – одна, а не две!

Неухоженны и нечисты,

Поросли сорняками тетради.

Но ни время, ни место, ни ты

Не замешаны в этой растрате.

Я сама виновата, сама,

Что душа точно сад в паутине...

Горе-горюшко – не от ума,

А, вернее всего, от гордыни.

...О какое приволье, какой,

Цвета вереска, ветер с залива!

Я заплачу навзрыд, некрасиво,

Заслоняясь от ветра рукой.

Дело к вечеру. Слиток огня

Уменьшается в холоде лужиц

И все ниже над лесом блестит...

...Мой ровесник, но лучше меня,

Тут когда-то бродил петербуржец.

О надежда последняя – стыд!

ОСЕНЬ

Похудела роща, поредела,

Проводив последнего скворца...

О предощущение конца,

Но без ощущения предела!

***

Увидеть отдельно и вкупе

Соседей по жизни живой...

Я не помышляю о лупе -

Мне зрения хватит с лихвой.

Огромные слезы ребенка,

Усилия женской руки

И в очереди у бочонка

Толпящиеся мужики.

Холодное выдалось лето:

Угрюма небесная ртуть.

Но -

хватит и жара, и света:

Увидеть, рвануться, прильнуть.

***

Причудлив и коряв

Язык его точеный.

Он, недоукоряв,

Ушел, ожесточенный, -

Оставив тяжкий том

Не просто сочинений,

А памяти о том,

Как неуживчив гений.

Не глина, а кремень.

Отдельно, а не в свите.

– О вы,

на черный день,

Пожалуйста, прочтите!

***

Я дождю отпускаю грехи! -

Нынче осень увидит спросонок,

Как растет из древесной трухи

Рыжевато-жемчужный опенок.

И сама я,

окно отворив,

Обнаружу сквозь утренний сумрак:

Этот бор, этот мир – некрасив

И прекрасен, как детский рисунок.

А раз так,

то – долой суету,

Прочь уныние, жалобы в шею!

...Я жива:

я старею, расту

И от горькой любви хорошею.

***

Ты, рожденная весной

В мире солнечном и щедром,

Чем кичилалсь?

– Кривизной,

Одиночеством, ущербом.

– А любила ли простор?

– Нет. Не понятая веком,

Все искала дивный сор

По углам да по сусекам.

...Этот юношеский звон

Я поглубже замурую,

Возлюбив ночной вагон

И судьбу свою вторую,

Где, уже не молода, -

Потому и страх неведом, -

В неродные невода

Я лечу назло запретам!..

Но не будем никогда

Разговаривать об этом.

***

О город-боль, о город-зазывала,

Мятежник и монах, и грамотей...

Жизнь ленточку узлом на ветке завязала,

Боготворя детей![2]

Я думала (при этом абрис храма

Неукротимо устремлялся ввысь -

Весь драма, лучезарная упрямо),

Я думала,

что сказки

пресеклись.

Но город-боль, но город-зазывала

Настаивал на сказочных плодах

Такую быль, что я уже с вокзала

Светясь летела, а не шла впотьмах

По улицам стремительно-горбатым,

Испытывая праздничный озноб, -

Аж люди оборачивались рядом...

Но – поворот, и лестница, и стоп!

...Я видела с высокого балкона

Курящийся лоскутный окоем -

И говорю вполне определенно,

Что так не волновалась ни о ком,

Как о Тбилиси... Разгонюсь на спуске,

Чтобы смелее одолеть подъем!

– Прости меня, что говорю по-русски

(Там – родина, и кладбище, и дом),

Но над твоей немыслимой изнанкой

Я обмираю, мужеству дивясь...

Захочешь, назови хоть чужестранкой.

Но не любовь ли – родственная связь?

***

Дрозд поутру ликовал

Неподалеку от дома...

Счастье мое ли ковал,

Горе мое ли ковал, -

Схлынула дрема.

Счастье мое далеко,

Горе мое далеко -

Только раскинуты сети...

О, как он пел "Сулико", -

Дрозд на рассвете!

***

Воистину – неистовый зачин.

Кузнечики в траве возликовали,

И среди наших огненных рябин

Затрепетали персик и ткемали!

Теперь цветут на берегу реки,

Где их не знали даже понаслышке...

А я теряю шпильки, и платки,

И адреса, и варежки, и книжки.

Я знать не знала, что надежда – труд.

Я влажной тряпкой протираю дали...

А люди

нас уже

не разведут,

Когда сплелись рябина и ткемали!

***

Ну, до свиданья, родной полумрак!

Прыгну с привычного воза.

...Город был полон бродячих собак,

Благоухала мимоза.

Мартовский зной накалялся и рос -

Вверх уползала кривая.

Мелко и розово цвел абрикос,

Душу мою надрывая.

...Ветер подул и мгновенно утих -

Дрогнули смуглые лица...

Что я хотела от буден чужих -

Вжиться? Взорвать? Притулиться?

Нет! И влюбясь, на желанный рельеф

Не посягаю нимало...

Ни победительниц, ни королев

В нашем роду не бывало.

Только глядеть, и внимать, и не спать,

Изредка вздрагивать:

где я? -

И занимать лишь блаженную пядь,

Где я стою цепенея.

***

Душа мужает, раздвигая ширь,

Когда друг друга несмертельно раним...

Стоит разлука. На рассвете раннем

Я вижу сон огромный, как Сибирь.

Не так ли чует запахи слепой?

Из области далекой и давнишней

То тиною, то звездами, то вишней

Так сладко пахнет, что хоть волком вой!

Безудержная в ревности своей,

Я слабовольна и нетерпелива...

А жизнь благоуханней, чем крапива,

И жжет сильней, и старится скорей.

Во сне, во сне гляжу издалека,

Как человек, которому за сорок,

Желая заглушить тоску и морок,

Ладонью грубой ловит светляка.

Он тоже видит спозаранку сон,

Где без дороги мы плутаем оба...

Какое счастье, что любовь – чащоба.

Чащоба, а не стриженый газон!

***

Ревностью испепеляет мать

Ту, за которой стоит чужбина.

Я твоего не присвою сына (

И не подумаю отнимать.

Здесь у трагедии – жест игры:

Песен и сказок полна корзина...

Я твоего не похищу сына (

Я постою с ним возле Куры.

Здесь у трагедии – вид кинто:

Крепко упрятана сердцевина.

...Лучшего

я разглядела

сына:

Сванская шапочка, и пальто

Настежь, и грубые башмаки.

Э т о г о не засосет трясина.

Я твоего полюбила сына

Всем географиям вопреки.

Не разменять ни ему, ни мне

Золота родины, речи, клана.

...Как над Курою стемнело рано (

Словно задернули свет в окне!

***

Я не замечала бы,

Если бы не ты,

Робкие, как жалобы,

Первые цветы.

Я не знаю, скоро ли

Встреча суждена, (

Но со мною в сговоре

Ранняя весна.

Льет она сияние,

Боли не тая,

Северная, ранняя,

Горькая моя...

***

Любовь – не хлеб, а воздух.

И в общую тетрадь

Чудовищ длиннохвостых

Не надо рисовать!

...Не теплая краюха,

А мартовский мороз,

Где лишь свободой духа

Решается вопрос;

Где и метет, и тает,

Где,

лунку продыша,

Над озером летает

Смятенная душа.

***

Когда ты вернешься ко мне (

Измученный, не на коне,

С глубокой морщиной на лбу,

Упрека не кину. Табу!

Я медленно дверь отворю.

Я изображу госпожу.

"Где душу носило твою

И с кем пировал?" – не спрошу.

Я вперюсь, ослепнув от слез,

В узор на старинном ковре,

Где бабочки ловят стрекоз...

– Когда ты вернешься ко мне?

***

Те, у кого душа холопья,

Лишь за развязку любят сказки.

А ты... Ты смотришь исподлобья

На синие сырые хлопья

Узорчатой домашней вязки

И вздрагиваешь, как от ласки.

Ты, мой небыстрый кахетинец,

На этот снегопад тяжелый

Глядишь, как мальчик на гостинец...

О мир рассудочный и квелый,

Кому нужны твои указки,

Твоя бескрылая опека?

Я лишь любовь считаю школой,

Где учатся на человека!

***

Как руки мои постарели!

А мало месили-стирали,

И землю не рыли в апреле,

И нет бы играть на рояле...

А все-таки вот – постарели.

Я выйду на свет из подъезда,

Где темные грозди лиловы,

И школьники большеголовы,

И нет неуместному места...

Но я постою у подъезда.

Такая – в растерзанном шарфе!

(А нет бы – на скрипке, на арфе...)

Бог,

выпимши,

лепит ошибки.

А вышло: ни тяпки, ни скрипки...

– Спасибо вам всем за улыбки!

МОЯ ЗВЕЗДА

Огромный рот, глаза навыкате (

Плутов и оборотней рать.

Вы мне, пожалуйста, не тыкайте.

Не трогайте мою тетрадь!

Звезда над городскими крышами,

Сверкающая напролом,

Мне запретила с нуворишами

Работать за одним столом.

Ее наказ:

"Твори свободная.

По слуху ноты подбирай.

Ведь музыка не папка нотная,

А горе, и гроза, и грай.

Ложь лестная, а правда резкая.

Но ты должна прийти в себя,

Дешевым превосходством брезгуя,

Чужие будни полюбя.

Терпи. Подробности выслушивай.

Меси обыденную грязь.

Не более чем веткой грушевой

Существование укрась.

И, вдаль шагая непролазными

Пространствами, взрывая тишь,

Перед нечистыми соблазнами,

Не озлобляясь, устоишь".

...Я вышла в ночь, бледна, как узница.

– О, был бы свеж грядущий стих,

Как папоротник, и капустница,

И мало кто из нас самих.

***

Холодно, бело и лыжно.

Неподдельная зима.

Можно ли ругать облыжно

Даденное задарма?

Что бы ни случилось в жизни,

Даже если сил в обрез,

Возникает (

только свистни! (

Невообразимый лес

Или вовсе нелесное

Поле, где лежит лыжня,

Где сейчас в морозном зное

Счастье

бьется

за меня.

***

Я буду старой, буду белой,

Глухой, нелепой, неумелой,

Дающей лишние советы, (

Ну, словом, брошка и штиблеты.

А все-таки я буду сильной!

Глухой к обидам и двужильной.

Не на трибуне тары-бары,

А на бумаге мемуары.

Да! Независимо от моды

Я воссоздам вот эти годы

Безжалостно, сердечно, сухо...

Я буду честная старуха.

1 Здесь – инструмент для работы скульптора.

2 Имеется в виду древний грузинский обычай.