Текст книги "Время щенков (СИ)"

Автор книги: Татьяна Авлошенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8

Глава 8

Караван идет медленно. Как бы ни спешили купцы преодолеть Белое Поле до того, как тракты поплывут, но погонять кхарнов никто не будет. А те словно понимают это и копыта переставлять особо не торопятся. Недаром же говорят: пока тягловый доберется, скаковой сбегает и вернется.

Скаковым кхарнам рядом с тягловыми скучно, бег не тот. Но отрываться от каравана нельзя, вот и приходится всадникам болтаться от передних саней к хвостовым и обратно. Дурацкое занятие. Поэтому умные люди устроились на санях, вручив мне уздечки своих скакунов. Один лохматый бык под седлом, два в поводу – держите кхарнокрада, люди добрые!

В очередной раз добравшись до хвоста каравана, я пропустил вперед последние сани, пересек накатанный тракт и вернулся к нашим.

Герда деловито избавлялась от многочисленных платков и шалей, которыми Гудрун укутала ее перед дорогой. Борьба шла с переменным успехом, сейчас теплые вещи брали верх во всех смыслах – из растрепанного кома торчали только башмаки Герды. Оле, развалившись на каких-то тюках, нахально дрых. Хельга беседовала о чем-то с Гестом Гастисом, между прочим, тоже едущем на кхарне, только по другую сторону саней.

Сестра словно сама всю жизнь водила караваны, так уверенно, на равных разговаривала она с купцами и даже уже успела отдать пару распоряжений.

– Серьезная женщина! – уважительно пробормотал, глядя на нее, какой-то старик.

Это точно. А о чем она толкует с Гестом?

– Хеск Гастис говорит, что через пару часов мы будем в Къольхейме, – повернулась ко мне сестра. – Оставим Герду родичам и сегодня же назад, до темноты надо вернуться.

– Хельга, а может быть…

– Нет, – сестрица лишила меня надежды, даже не дослушав. – Летом каждый день важен. Заночуем в Къольхейме, а к утру тракт раскиснет. Что тогда, четыре месяца сидеть в замке?

Хельга права, не поспоришь. Лето почему-то щадит дальние просторы Белого Поля, но тракты чуть ли не за сутки превращает в жидкое холодное месиво. Кхарны скользят и падают, полозья саней увязают. Ни один нормальный человек в это безобразие не полезет. И начаться таяние снегов может в любое утро, этого не предугадаешь. Эх, все-таки как жаль…

– Не переживай, – улыбнулась сестра. – Так или иначе, а несколько часов дома у нас будет.

Хельга снова повернулась к Гесту. Уверен, что если существует хоть один способ не гнать кхарнов, но при этом добраться до Къольхейма быстрее, хесса Къоль его вызнает и уговорит караванщика применить.

Два часа, два часа… Хорошее время. Чем бы заняться? Герда уже избавилась от лишних оберток и с интересом поглядывает по сторонам. Чем бесцельно шнырять вдоль каравана с двумя кхарнами в поводу, поучу-ка я лучше хорошую девушку ездить верхом…

– Кочевники!

Никто не знает, где и как живут эти люди, приходящие из глубин Белого Поля. Никто не бывал в их землях, даже в рабстве там не жил, потому что невольников они не берут. Словно тучи, гонимые ветром, налетают кочевники на Фимбульветер, убивают людей, грабят замки и города, сжигают все, что не могут унести с собой. Лохматые, облаченные в меховую одежду, верхом на нечесаных кхарнах, они настолько непохожи на нас, что свидетели первых набегов не верили, что им противостоят люди, а не нежить.

Никто не может говорить с ними. Идущие на разбой кочевники визжат и вопят, взятые в плен – молчат, как холодные камни.

Никогда нельзя знать заранее, в какое время придет орда. Кочевники могут устроить несколько набегов в одну зиму или не показываться много лет. Дозорные на башнях сторожевых городков и замков вурдов зорко следят за Белым Полем, но иногда, скрытые метелью или туманом, набежчики пробираются вглубь земли Фимбульветер.

– Все в снег! – Гест Гастис мечется среди замерших людей, завороженно глядящих на приближающихся кочевников. – Кхарнов кругом! Кто с оружием, во внешнее кольцо! Остальные за быков!

Купцы, кхарнари и стражники крепко знают, что и как надлежит им делать. Но надо позаботиться и о примкнувших к каравану горожанах. Растерянные, испуганные люди топчутся на месте или бестолково мечутся, мешая всем. Неспособных сражаться сгоняют, как куриц, покрикивая и размахивая руками, за сани, которые наскоро поставили кругом. Сейчас не до вежливости. Какую-то девушку, замершую столбом, Хельга просто уронила.

– Ложитесь! Ближе друг к другу! Прижимайтесь к земле! Они будут бросать арканы!

Кхарнари пригибают книзу рогатые головы быков и держат наготове тяжелые острые ножи – если набросят веревку, сразу перерубить.

Я знаю это, но не вижу. Распластавшись на снегу, торопливо тяну из чехла ружье. Слева валится Оле, за ним Хельга. Справа парень из караванной охраны, с роскошной аркебузой. Дальше оглядываться некогда, но и без того известно, что сейчас вокруг саней и кхарнов вжимаются в снег, готовят оружие люди, умеющие стрелять. Нет, не так. Способные выстрелить. Охранники, купцы, отправившиеся с караваном горожане. Отличные стрелки и те, кто может лишь, зажмурившись и отвернувшись, дернуть курок. Когда орда валит лавой, нет времени выбирать и выцеливать, но сплошной огонь может ее остановить. Каждый выстрел важен. Нажать на курок, сунуть, не глядя, ружье назад, заряжающим, принять снаряженное оружие. Умудриться при передаче не пальнуть по своим.

Дети караванщиков, те, кому еще не хватает сил, чтобы справиться с тяжелым ружьем, но достаточно уменья, чтобы быстро перезаряжать поданное оружие, залегли позади стрелков. Пороховые рожки и сумки с пулями держат наготове.

– Не стрелять, пока на нас не попрут! Беречь заряды!

Кочевники попались бывалые. Под пули дуром не лезли, а с визгом и улюлюканьем носились вокруг, не приближаясь на расстояние прицельного выстрела. Трудно попасть в мельтешащую, раскачивающуюся цель, когда лежишь, прижавшись к земле, не смея поднять головы. Рано или поздно у кого-нибудь не выдержат нервы, он вскочит, вскинет ружье… Кочевники перемещаются вопреки законам нашего мира. Только что набежчик маячил размазанной кляксой где-то у горизонта, и вдруг оказывается совсем рядом, свистит раскручиваемый аркан… Если на схваченного колючей петлей бедолагу не успеют навалиться товарищи, не перережут веревку, несчастного уволокут в Белое Поле. Лучше не знать, что сделают с ним там.

Если бы кто-то смог подняться вверх, оседлать тучу и взглянуть с нее на Белое Поле, то мы, вжимающиеся в снег защитники каравана, наверняка показались бы ему похожими на расходящиеся во все стороны лучи геральдического солнца. Пальцы стынут на ружейной скобе. Сколько времени уже прошло? Кочевники голосят, как проклятые у тиллов в жаровне. Нас этими криками пугают или себя подбадривают? Вооруженные луками, они не стреляют. Боятся повредить кхарнов, ценную добычу. А по поводу залегших людей можно не беспокоиться. Сами в этих снегах померзнем. Кочевники вон в шубах, верхами… Даже если отобьемся, все равно вряд ли сможем вернуться в Гехт, где-нибудь наскочим на всю орду. Не могут же идти в набег всего несколько десятков всадников…

– А ведь их мало! – удивленно сказал молодой караванщик, залегший по правую руку от меня.

Слева Хельга о чем-то быстро переговаривалась с Оле.

– Слышь, друг, – окликнул Сван караванщика, – поменяйся-ка с нами.

Это против правил обороны, да и не обязан купец слушать стражника. Но парень согласно кивнул, они с Оле разом подались назад и не то кувырком, не то перекатом очень быстро и ловко поменялись местами. Хельга успела подвинуться ко мне.

– Ларс, видишь бородатого? Сможешь пристрелить?

Бородатого я заметил давно. У всех кочевников лица голые, а этот зарос как кхарнов хвост. Все вопят, а сей тип разъезжает молча, только все время размахивает какой-то палкой и тычет ею в небеса. Похоже, что он здесь главный. Вождь? Жрец? А ведь Хельга права, достойней мишени не придумаешь. Но как добыть его с одного выстрела?

– Лежа не получится. Целится трудно да и пуля низко полетит.

– Если отползешь за сани?

– Слишком далеко.

Сестра и Оле переглянулись, согласно кивнули друг другу.

– Слушай, Ларс. Сейчас мы встанем, все трое, разом. Мы с Оле по обе стороны от тебя. Ты стреляешь, мы не даем набросить арканы. Ты же знаешь, как было при штурме Къольхейма.

Это случилось восемнадцать лет назад. Меня тогда еще и на свете не было, но историю о последнем штурме нашего замка приходилось слышать не раз, в клане любят ее рассказывать.

Обычно кочевники лавой накатываются на какой-нибудь замок или городок и пытаются взять его приступом, а защитники цитадели отстреливаются со стен. Дальше все зависит от запасов пороха и силы воинства. Или кочевники прорываются в ворота, и тогда несчастливое поселение навсегда исчезает с карты земли Фимбульветер. Или же осажденным удается отбиться, и потрепанная орда отступает назад в Белое Поле. Но бывает и так, что, оставив упрямый замок, кочевники устремляются дальше, вглубь страны.

В тот год набежчики подошли вплотную к Къольхейму. Отец приказал достать из оружейной кладовой тяжелые двуручные мечи и алебарды.

Штурм начался много после полудня, но уже на рассвете пришельцы из Белого Поля принялись шнырять вокруг Къольхейма, воплями и мельтешением выматывая душу его защитникам. Замок настороженно молчал.

В только им ведомо как выбранное время кочевники собрались вместе. Жутковатые пришельцы замерли на секунду, потом вдруг сорвались с места, и вот темная завывающая толпа несется к стенам, догоняя свои же выпущенные стрелы. Кочевники не имеют никакого понятия о воинском строе и спускают тетивы не разом, а кто как успел, но оттого их стрелы еще опаснее. Защитники замка не могут ни угадать время между залпами, ни найти на стене наиболее безопасное место. Стрелять в кочевников тоже толком не получается.

Шесть всадников, раскачивая подвешенный на ремнях между седел каменный брус тарана, налетели на ворота. Нескольких ударов хватило, чтобы выбить створки.

Орда клубилась у разрушенных ворот, но проем в стене был слишком узким, чтобы в него смогли проехать сразу много всадников. Едва ли двум десяткам удалось вырваться из толпы. Радостный вой свидетельствовал об их успехе. Ответом ему был сигнал боевой трубы с башни замка. Люди клана выбегали из цитадели, окружали врагов, сбившись плотными тройками, два мечника и алебардист. Поднятые клинки не давали арканам затянуться, а у алебарды длинное древко, легкие сабли кочевников бессильны против такого оружия. Даже догадавшись, что попали в ловушку, набежчики уже не могли вырваться, навстречу сквозь узкие ворота перла толпа их же сородичей.

Оставшихся набежчиков, столпившихся у решетки, положил слаженный ружейный залп со стены.

Кочевники в тот год больше не появлялись.

В Къольхейме были длинные тяжелые мечи, здесь – стражнические палаши. Там алебарды, здесь ружье. В замке стрелки были укрыты на галереях, здесь…

– Встаем! – рявкнул Оле и для верности рванул меня вверх за ворот.

Я не увидел взлетающих по сторонам защищающих меня палашей. Только ружейный ствол, а за ним, на самом пределе дальности выстрела, бородатого набежчика, взывающего к своим богам.

В кого верят кочевники?

Приклад тупо ткнулся в плечо.

В меня вцепились сразу с двух сторон и, кажется, еще и сзади, потянули в снег.

Снова лежу носом вниз. Прошла ли хоть пара секунд?

Кочевники взвыли так, что, казалось, тучи должны были сорваться с неба и упасть под копыта кхарнов. Взвыли и замолчали.

Когда я наконец смог вывернуться из-под крепкой руки Оле и стряхнуть с ресниц налипший снег, набежчики клубились вокруг упавшего бородатого. До каравана им как будто и дела не было.

Кочевники подняли своего убитого (раненого?), положили его на натянутые между двумя седлами арканы и молча поехали прочь. Не оглядываясь. Всё?

Назад в Гехт возвращались быстро. Тягловые кхарны сейчас бежали наравне с скаковыми, и их даже не приходилось подгонять. Лохматые быки опускали головы с грозно торчащими вперед рогами, будто хотели кого-то забодать. Я знал, что так кхарны делают, когда чуют врага. Все скаковые сейчас шли под всадниками. Караван щетинился ружейными дулами и обнаженными клинками. Сидящая в санях Герда намертво стиснула в пальцах пороховой рожок и кисет с пулями. О том, чтобы продолжать путь на запад, нечего было и думать. Большому отряду, собранному в городе, легко разделаться с кочевниками, но одному каравану не следует больше испытывать милосердие Драконов.

До Гехта добрались без приключений. То ли отряд, предводительствуемый покойным ныне шаманом, был единственный, то ли основные силы орды тянулись к другой добыче.

Так или иначе, но уже через двадцать минут после нашего появления на башне ратуши посверкивал гелиограф, оповещая о набеге соседние города и замки, а в храмах и на Часовой гудели колокола, созывая ополчение.

Купцы мрачно осматривали сани с товаром.

– Принесло ж их, фунсов неумытых! – зло сплюнул Гест Гастис. – Теперь неделю, не меньше, из города ходу не будет, а потом сами не поедем – тракты раскиснут!

Кираса, не такая, как у городской стражи, гладкая, а с гребнями, идущими вдоль спины и груди, с выпирающими наплечниками и высоким воротником. Поверх такой трудно затянуть аркан. Шлем с широкими полями и нащечниками. Казенный карабин и все, к нему полагающееся. Кхарн, мой Ским, в Белое Поле всегда идут с «родным» быком. Клинок тоже свой, привычный руке.

Таково снаряжение ополченца, уходящего в Белое Поле выслеживать и истреблять кочевников. Мое тоже.

Ни один раз прежде просил я капитана Свана взять меня с собой в поход против объявившихся на трактах разбойников, но Оле только рычал и ругался – в Белом Поле, мол, хватает забот и без того, чтобы тебе нос вытирать! Подростков не берут в воинские походы.

Но сегодня я настроен очень решительно. Я знаю, что скажу Свану, и что Хельге. Знаю даже, что скажу Герде, и что она ответит мне. Должна ответить. В конце концов, я хронист! Я должен… Я имею право…

Вместе с остальными ополченцами, я получил снаряжение в стражнической оружейной. Кирасами и шлемами ведал капрал Освальд Харп, прекрасно знающий нашу семью и мой истинный возраст. Я боялся, что придется объясняться еще и с ним, но хозяйственный страж был занят. Ветераны с серьезными лицами советовали новичкам намазаться маслом, чтобы арканы кочевников соскальзывали. Какой-то дюжий детина поверил бывалым воинам и пошел требовать недополученный продукт. Пока капрал Харп объяснялся с ополченцем, в оружейной орудовал молодой стражник, замороченный настолько, что выдал бы амуницию и Вестри, вздумай наш пес за ней явиться.

Кое-как напялив на себя кирасу, я вывесил хрустального дракончика-чернильницу поверх нее. Когда Оле будет выгонять меня из отряда, сразу предъявлю ему столь весомый аргумент.

А вот и сам капитан Сван, легок на помине. Движется сквозь суету и неразбериху сборов словно по пустой улице, и выражение его усатой физиономии не предвещает ничего хорошего одному чересчур нахальному несовершеннолетнему хронисту.

Приблизившись вплотную, Сван остановился, уперев руки в бока, и минут несколько разглядывал меня, как зевака на ярмарке не особо нужный, но забавный товар. Потом резко – я не успел заметить движение, – схватил за плечи и встряхнул. Кто-нибудь знает, что ощущает медный язык, когда бьется о бока колокола? Я знаю.

Еще и шлем на глаза сполз…

– Ремень должен быть застегнут, – жесткий палец Оле чувствительно ткнул под подбородок. – И на кирасе левый затяни. Я за подобное разгильдяйство на три часа под алебарду ставлю. А у Белого Поля свой спрос. Через сорок минут выходим, никого не ждем. С Гердой хоть по-человечески попрощайся… воин…

Герда! Я не забыл о ней, просто… И всего лишь сорок минут на то, чтобы проститься.

Я огляделся, даже привстал на цыпочки, но вокруг было слишком много суетящегося народу. Пришлось оседлать Скима и, насколько получилось, приподняться в стременах.

Вот она, моя радость, стоит одна у стены казармы.

Я подъехал к Герде верхом, этакое доспешное чучело, безмерно героичное. И ведь не хватило же ума спешиться, просто наклонился и протянул руку. Герда сжала ее обеими ладонями.

Я хотел многое сказать Герде: чтобы она не боялась, мы обязательно отыщем кочевников и вышибем их обратно за горизонт, что Гехт – укрепленный город с сильным гарнизоном, что жить моя радость будет у нас, Хельга о ней позаботится. Что хватит мне отсиживаться за стенами, я хронист, я должен ехать в Белое Поле и сделать все, чтобы Герда мной гордилась.

Много еще подобной ерунды хотел я наговорить, но смотрел в зеленые глаза Герды и так и не произнес ни слова. И она молчала, только все крепче сжимала мою руку.

– В седло! – разнесся над площадью зычный голос полковника Андора Гъерна, командира гарнизона Гехта.

Наверное, я сам того не заметив, дал Скиму шенкеля, потому как кхарн пошел, пошел прочь, и моя ладонь выскользнула из рук Герды.

Случилось что-то странное: люди, кхарны, вся площадь стали какими-то размытыми, словно отсветы фонарей на снегу. А среди этого цветного мельтешения одиноко стояла и растерянно смотрела на меня девушка в клетчатой шали. Даже уходя в лед я буду помнить это.

Ветераны, стражники и отправляющиеся в Белое Поле солдаты очень быстро и слаженно выстроили ополченцев, подпихнув каждого на место, ему положенное.

– Готовы? – полковник Гъерн оглядел пестрое воинство. И сказал как-то совсем просто, не по-военному: – Тогда выдвигаемся, что ли.

Две недели рыскал в Белом Поле наш сводный отряд. Кочевники как в полынью провалились. Иногда мы встречали поднятые по тревоге рати других городов и замков. Они тоже тщетно искали набежчиков. Следопыты говорили, что небольшой отряд кочевников смог пробраться довольно далеко в наши земли, но, потеряв шамана, спешно отправился восвояси. Зачем приходили они, почему не удовлетворились обычными попытками грабежа на окраинах – кто знает.

Белое Поле плыло. Стоило слезть с кхарна, и сапоги, словно ведра, разом наполнялись водой и талым снегом. Я руки свихнул, пытаясь упрятать листки из коры серого дерева под кирасу и куртку, между камзолом и рубашкой, не снимая ничего из перечисленного. Но хоть поодиночке, хоть пачкой, листки все равно отсыревали и вечерами я сушил их над костром, иначе чернила расползались.

Спать приходилось прямо в седле, растянувшись на спине кхарна и свесив руки и ноги. Не снимая кирасы и шлема.

– Эх! – покряхтывал по утрам, разминаясь, Оле. – Четыре радости возвращения из похода: помыться, поесть, поспать, поспать без доспеха!

По ночам из темноты доносились тихие смешки, шепот. Бывалые стражники и солдаты многозначительно переглядывались и толковали про ледяных русалок. Парни помоложе хорохорились, но все же от текущих среди снегов ручьев старались держаться подальше – кому охота, чтобы его сердце зажарили на ледяной сковородке!

Один молодец из морского клана, приехавший в Гехт навестить родственников и вместе с ними подавшийся в ополчение, не верил «сухопутным россказням» и однажды вечером, поленившись растапливать снег на огне, пошел к ближайшему ручью. Назад он прибежал с дикими криками, без котелка. Говорил, что только нагнулся к воде, как на него со дна глянуло девичье лицо. Вроде бы и красивое, только рот до ушей и весь полон острых рыбьих зубов. Видывал жуть, но такую…

Над незадачливым мореходом никто не смеялся.

Однажды вечером полковник Гъерн велел всем на ночь привязаться к седлам и в дозор выставил лишь ветеранов. Ночь прошла не тревожнее прочих, но наутро отряд подняли раньше обычного, да и со стоянки мы снялись гораздо быстрее, чем в прочие дни.

В конце второй недели Оле Сван сказал полковнику Гъерну, что если мы хотим отыскать кочевников, то нам осталось только перерыть весь снег в округе. Старый воин с этим согласился и приказал возвращаться в Гехт.

В город мы въехали тихо, никто нас не встречал.

– Нашли? – спросил охраняющий ворота стражник. – Все вернулись-то?

– Не нашли, – ответил кто-то из ополченцев. – Все.

– Ну и хвала Драконам.

Оле, замыкающий колонну качающихся в седлах всадников, за воротами подъехал к полковнику Гъерну.

– Желаете принять рапорт на Ратушной площади?

– Иди ты, капитан! – махнул рукой начальник гарнизона. – Или не я с вами мокрыми сапогами и небритой рожей нечисть в Белом Поле пугал? Сам все знаю. По домам, ребята, по домам! К женам на перины, к мамам на кормежку!

Воинство радостно принялось расползаться.

Мы с Оле ехали по улицам Гехта. Встречные или вовсе не замечали нас, или – если знакомые – обыденно здоровались. Никто не выражал восторга при виде героев, вернувшихся из Белого Поля. Сделали свою работу? Все спокойно? Ну и Драконы милостивы!

Навстречу шла Тора Хольм.

– С возвращением, воины! – окликнула она нас. – Ну что, всех кочевников прогнали?

– Нет, – ответил Оле. – Не успели. Белое Поле выгнало. И их, и нас.

Тора рассмеялась.

– Что, Ларс, разочарован? – спросил Сван когда мы отъехали подальше от идущей по своим делам булочницы. – Ни подвигов, ни приключений, ни торжественной встречи, ни парада перед ликующими горожанами?

– Какой парад? Домой бы скорее.

– Вот и нам всякий раз – домой бы скорее. А что до подвигов… Лучше всего, когда вообще нет необходимости их совершать.