Текст книги "Пустите детей"

Автор книги: Татьяна Апраксина

Соавторы: Анна Оуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

– Незачем, конечно.– кивнул иезуит.– Когда мы разработали этот прогноз... в то время мы хотели остановить, а не спустить эту лавину. Так что мы даже познакомили с нашими выкладками, с частью этих выкладок, целый ряд лиц в Мировом Совете.

Он развел руками.

– Безрезультатно. Попытки задействовать национальные государственные структуры и хотя бы потянуть время... даже пятнадцать-двадцать лет отсрочки уже вынесли бы нас в более благоприятную демографическую ситуацию – тоже окончились, в общем, ничем. В процессе всей этой декламации в пустыне у группы аналитиков возникла идея – наглядно показать Совету всю опасность его нынешней политики. Показать, в основном, на информационном уровне, но, – лектор положил маркер, отряхнул с рукава невидимую пушинку, оперся ладонями на спинку стула... – в достаточно ясной и доходчивой форме.

– Сколько лет назад это выглядело так? – спросил Максим. – И кто решил перейти от демонстрации к уничтожению структуры Совета?

– Ответа на второй вопрос я не знаю. Четыре года назад проект выглядел именно так, как я только что описал. Примерно в это время внутри рабочей группы возникли трения между теми, кто считал, что операция должна носить чисто информационный характер, и теми, кто полагал необходимым ограниченное силовое воздействие. Вторая группа победила – в результате я стал провинциалом Флоресты и, естественно, потерял часть связей. О том, насколько радикально изменилась концепция, я узнал полтора месяца назад. Что и определило характер действий.

– В Сообществе инициатива тоже карается исполнением? – Габриэла обалдевает: оказывается, у верного соратника Анольери, который до сих пор скромно молчал и что-то черкал на бумажке, весьма интересный взгляд на вещи и обстановку внутри корпорации.

– Естественно, – радостно кивнул лектор. – Особенно в случаях, когда инициатива принимает достаточно резкие формы. Насколько я понимаю, мера моей тогдашней резкости не прошла незамеченной и выше. В результате, меня не информировали о перевороте специально, но и скрывать его от меня никто не счел нужным, я числился своим.

– Что же вас заставило устроить это демарш? – спрашивает Габриэла. Пожалуй, самый интересный вопрос. Остальное вполне понятно: начинается с аналитической справки и сугубо гипотетических мер, потом принимается умеренный план, потом в процессе его доводки заказчики радикализируются... и в результате в ход идет такое, от чего авторам первичной справки хочется стреляться, проклиная напоследок тот день, в который они вообще взялись описывать проблему. Но этот-то из радикалов. Интересно, что его могло так впечатлить...

Человек, позволивший называть себя как угодно, смотрит на нее с легким удивлением.

– Простите, госпожа Росси, но вы же, кажется, уже ознакомились со списком мероприятий, если я не ошибаюсь? И имели возможность прикинуть последствия. Собственно, и нынешняя ситуация оставляет желать лучшего, но хотя бы не ставит войну всех против всех на порядок дня... в актуальном виде.

– Давайте закончим с выяснением мотиваций, да? – Франческо обводит аудиторию скучающим взглядом. – Я только задам один вопрос... примерно на ту же тему. Что вам мешало действовать напрямую? Зачем вам нужны были две подряд акции... провокации? Со мной так сложно войти в контакт?

– Я не был уверен... – пожал плечами лектор. – Я не был настолько уверен, чтобы рисковать ситуацией. Сейчас вы для противников и союзников, особенно для союзников – человек, которого силой втолкнули в войну, ударив по самому ценному.

Габриэла передергивается, отворачивается. Метод ей знаком, подозрительно знаком... ее собственный метод. Как там сказал де Сандовал – "вы готовы лупить наотмашь". Неприятное зрелище. И очень интересно, кому на самом деле предназначается эта часть демонстрации...

– Вы не умеете обращаться с тиранами, – медленно цедит Франческо. – Ваша вторая акция... вы сильно рисковали. И еще сильнее рисковали, оказавшись здесь. У тиранов бывают прихоти и капризы, вы думали об этом?

– Да. Но я не думаю, что прихоть или каприз помешают вам взять то, что у меня есть... – и, видимо, это единственное, что важно.

Именно для этого он здесь и оказался, думает Росси. Ровно сегодня, когда силовая фаза окончилась и началась фаза аналитическая, попросту говоря – отделение зерен от плевел, агнцев от козлищ и непричастных от невиновных. Угадал со временем, попал в десятку. Просчитал динамику или просто почуял, что пора? В любом случае – хорошие мозги, впрочем, судя по повадке, он был преподавателем одного из университетов мирового уровня; там других не держат.

– У вас есть много больше, чем вы думаете. Точнее, я хочу гораздо большего, чем, по-вашему, можно у вас взять. Вы меня понимаете? – Габриэле очень не хотелось бы стоять на линии взгляда племянника, а уж если стоять, так спиной. Потому что выражение лица у него – жутковатое... чего он хочет-то? Печени живого иезуита, нашинкованной тонкими ломтиками? Даже можно понять, с чего такие страсти – но не слишком ли...

– Вполне. – Лицом к иезуиту тоже, впрочем, стоять не хочется. А хочется от этой спокойной доброжелательности куда-нибудь убежать. – К сожалению, информацию определенного рода трудно в одиночку перевести на... другой носитель без потерь и так, чтобы не пострадал уровень достоверности. Если бы не это, я, конечно, не стал бы, как вы выражаетесь, рисковать.

Да, думает Росси, постороннему, передавшему сведения, мы бы не поверили, а верификация была бы невозможна: чужая голова не дискета, туда все сведения не перепишешь. Действительно, на "другой носитель" кое-что не переводится. Годы, если не десятилетия накопленной информации. В то, что мы возьмем прямо с этого... носителя, мы поверим, а фармакология убедит окончательно. За этим он и пришел – чтобы погрешность при сортировке оказалась поменьше.

– Максим, когда будете получать информацию от этого носителя, извольте сделать так, чтобы с носителя и пылинки не упало. Любое воздействие я запрещаю. Только добровольное сотрудничество... с ним, я полагаю, проблем не будет.

Габриэла открывает рот, пытается что-то сказать, но раздается только изумленное "э-э-э?". У бывшего референта, судя по виду, на языке вертится куда больше слов, но, надо понимать, из того лексикона, что на лекции не употребляют. По крайней мере, вслух. А вот у де Сандовала опять ступор. Получается, как раз эти двое хотели печени иезуита – а Франческо показал им кукиш. Но – и правда, а какого ж черта?!

Племянник поворачивает голову и говорит – громко, на весь кабинет:

– Тетушка, я всю жизнь мечтал завести ручного скорпиона. Надеюсь, в тридцать пять лет я уже могу это себе позволить?

Firenze (ит.) и Floresta (исп.)

Конгрегация, прокуратор и адмонитор соответственно.