Текст книги "Толераниум"

Автор книги: Татьяна Огородникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

24

Староста Наташа Землякова выглядела измученной и обессиленной. Она часто задумывалась, глядя в одну точку, и не сразу откликалась, когда ее звали. С механическим упорством староста собирала деньги на букеты в больницу для Дашки Черепановой. Черепановская мамаша сообщила, что Дашеньку переместили в центральную клинику для уточнения диагноза после того, как пациентка умудрилась сделать себе блефаропластику, отлучившись на физиотерапию в соседнее здание. Отек на лице очень сильный, глаза заплыли, ест девочка через трубочку, поэтому ничего, кроме денег, присылать не надо – она все равно не увидит.

Сбор денег хоть как-то помогал Наташе сфокусироваться. Она безразлично отмечала, что Ковригин в последнее время приходит в универ когда хочет, Асин вообще перешел на свободный график, Георгий и раньше-то не отличался высокой дисциплиной, а после того, как сгорел его папаша, вообще возникал лишь иногда как привидение.

Наташа переживала за мужа. Максим просыпался мрачным и молчаливым. Машинально завтракал, подолгу отмокал в ванной, после чего молча одевался и куда-то уходил. Возвращался поздно и, нырнув под одеяло, притворялся спящим. На вопросы жены отвечал невпопад или вообще не отвечал. Любая попытка обнять его ночью или прижаться к нему заканчивалась одним и тем же: он вскакивал с кровати и шел на кухню попить водички, закрывался в туалете или отправлялся в ванную, где среди ночи подолгу принимал душ. Его странное поведение принимало устойчивую форму, и, похоже, менять его он не собирался. Брат Василий, которому Наташа позвонила в порыве отчаяния, безапелляционно заявил:

– Ты бы к врачу его отправила. Похоже, у твоего Масика по мужской части проблемы.

Наташа густо покраснела и смешалась. Даже самой себе она стеснялась признаться в том, что Масик под любым предлогом избегает супружеской близости. Как она сразу не догадалась! Конечно, как он мог рассказать ей о проблемах со здоровьем! Он вообще никогда ни на что не жаловался. Большой, мужественный и надежный Масик в одиночестве переживал трагедию и от этого не находил себе места. Ей до слез стало жалко Масика. Но и немного обидно. Неужели он решил, что Наташка отвернется от своего любимого мужчины из-за такой ерунды? Она уговорит его пойти к врачу – и вопрос будет решен. Наташа готова ждать сколько нужно. У них прекрасная и дружная семья. Они справятся.

Огромный сверкающий лимузин, подъехавший прямо к крыльцу, отвлек Мишу от игры в страйк. Из машины выбежал водитель и помог выбраться из салона важному господину. По манерам, лицу и одежде было похоже, что пассажир – чиновник высокого ранга, возможно, иностранец. Господин, не глядя по сторонам, уверенно и твердо вышагивая, поднялся по лестнице.

Миша уселся в кресло, понимая, что высокопоставленный гость наверняка явился к нему с просьбой. Вот ему Миша и откажет! Такому тузу он еще не отказывал. Миша вальяжно расположился в кресле.

Гость, однако, не зашел к Толеранину Первому, он решительно открыл дверь, на которой висела золоченая табличка «Начальник отдела инноваций Лысоватых О. М.».

Лысоватых О. М. страдал язвой желудка и от этого – дурным характером. Запросто войти в его кабинет не позволялось никому. Просьбы, заявления и вопросы оформлялись письменно и передавались секретарю, который заносил бумаги заместителю Лысоватых. Заместитель сокращал послание до пары предложений и устно докладывал суть начальнику отдела. После вынесенного решения, как правило, отрицательного, бумага с резолюцией в обратном порядке возвращалась к просителю. Чести быть принятым лично начальником отдела инноваций мало кто удостоился.

Этого гостя Лысоватых принял без протокола. Он даже немного привстал в знак уважения.

– Мне поручено передать вам лично директиву Бибикера, – заявил гость.

– Мы могли бы прислать курьера, – засуетился Лысоватых.

– Лично, – напомнил гость.

– Понимаю, особая важность.

Посетитель выложил на стол четыре объемные папки.

– Здесь во всех подробностях изложена директива о плановой гендерной политике в отношении новорожденных. Кем станет новый член общества – мальчиком или девочкой, – решать будет компетентный орган, исходя из нужд государства и целесообразности, прежде всего экономической. Нельзя пускать эту ситуацию на самотек, иначе не избежать больших финансовых потерь. Очень перспективное направление.

– Несомненно, – поддакнул Лысоватых. Господин явился очень кстати. На третьем этаже в эти минуты начиналась закрытая конференция ювеналов по детскому вопросу, куда Лысоватых не удосужились позвать. Он как каторжный ежедневно рассматривает кучу предложений, вникает в них, анализирует, сортирует, дорабатывает и передает всем готовенькое… А его даже не пригласили, не говоря уж о том, что не дали выступить перед иностранными спонсорами.

– На первой странице кратко изложена сама идея, – объяснил высокопоставленный гость. – А далее – механизмы ее внедрения. Я тщательно проработал материал…

Лысоватых равнодушно отодвинул папки в сторону, чтобы посетитель не обольщался, но и не смог бы при желании до них дотянуться. Мысленно начальник отдела инноваций уже получил и потратил средства на созидание, разработку и внедрение…

– Мы вам обязательно сообщим, когда вашу концепцию выдвинут на соискание, – сообщил Лысоватых гостю.

Между тем высокий чиновник и сам счел свой визит оконченным. Он положил на стол голографическую визитку и направился к двери. На визитке значилось:

«Гомер Наливайко. Уфолог. Единоличный полномочный представитель Бибикера».

– Простите, – с нарастающей тревогой спросил Лысоватых. – А где находится штаб-квартира этого самого Бибикера? В какой стране?

– Скажете тоже – стране! – усмехнулся Наливайко. – Берите выше. Бибикер – это планета в созвездии Струйная Лепорна. Оттуда они присылают сигналы лично мне. Не ищите ее, она расположена не в нашей галактике. И, кстати, не исключаю, что в вашей структуре работают тайные агенты. Слишком много перспективных разработок Бибикера у вас уже введены в эксплуатацию. – Уфолог поднял вверх указательный палец и подмигнул.

Дверь за высоким гостем закрылась.

Лысоватых с досадой рявкнул улыбающемуся помощнику:

– Да плевать, что он чокнутый! С них все великие идеи начинаются. И плевать, что они их с другой планеты получают…

Помощник утешил Лысоватых:

– Важно, что идея пойдет в дело, а откуда она – никто никогда не узнает.

Лаура не понимала, что происходит с ее любимым племянником. Почему Мишустик – воспитанный в неге и ласке, в меру эгоистичный, иногда без меры великодушный, умный, обожающий свою семью, – перестал быть самим собой. Куда делся прежний и откуда взялся новый, чужой, холодный и самодовольный Миша? Все попытки Лауры обсудить ситуацию с Софочкой сводились к ее короткому «перебесится» и заканчивались разговорами про Баринова.

– Подумаешь, жадный! Но сколько уже за тобой бегает? Новые дети ему не нужны, деньги у него есть. Значит, ему нужна ты!

Лаура знала, что Софа считает ее мнение о Мише придирками одинокой стареющей красотки. Но Лаура не придиралась, она боялась за Мишу. Ее страх становился тем больше, чем больше она пыталась установить причину странных изменений. Причины не было. Она вновь и вновь изучала старые фото и просматривала видео, отыскивая ответ на вопрос, что же они проглядели в Мише. Лаура зависла у экрана компьютера, на котором пятилетний Миша пел, захлебываясь от эмоций, «Шаланды, полные кефали…».

– Любуешься моей детской беспомощностью? – Миша появился неожиданно. Его лицо на мгновение показалось таким, как раньше. В глазах вспыхнули озорные искры, на губах заиграла улыбка, и даже очки он поправил так, как раньше всегда их поправлял, когда смущался, – всей ладонью проехав по переносице. Миша засмотрелся на свое изображение, а Лаура, вжавшись в диван, замерла в надежде.

Она даже не пошевелилась, когда Миша резко захлопнул крышку компьютера и, подняв его над головой, изо всех сил бросил на пол. Он посмотрел на Лауру. Такого презрительного и уничтожающего взгляда Лаура не встречала никогда в жизни.

– Я ведь тебе уже говорил: забудь! Запомни – этой мерзости никто больше не должен видеть. Никто! И никогда. Поняла?

– Теперь, кажется, поняла… – ответила Лаура, поднимаясь с дивана. Она переступила через компьютер и, не глядя на Мишу, решительно вышла за порог.

Обилие впечатлений и неровная осенняя погода с противным нескончаемым дождем сказались на Мишином самочувствии. Миша уже несколько дней не выходил из дома, чтобы легкий насморк не перерос в затяжную простуду. Софочка колдовала у плиты и ворчала:

– Ты бы поменьше по харчевням шастал, и вообще – шляешься в последнее время непонятно где. Как бездомный…

Невзирая на недомогание, Миша торчал перед зеркалом, оттачивая ритуальные жесты. Последние тенденции предписывали публичным личностям освоить величественную позу диктатора, для чего рекомендовалось широко расставить ноги, как бы врасти в землю. Зеркало не помогло – Мишина фигура никак не выглядела внушительной.

– Ты что, прямо здесь писать собрался? – проигнорировав табличку «не беспокоить», заглянула Софочка и застукала раскоряченного Мишу в сомнительной позе.

– Разве не понятно, что на двери написано? – заорал он.

– А, так ты уже у двери напи́сал?

Только она могла так непринужденно переворачивать слова в дурацкие шутки… Миша пошел в наступление:

– Ты когда-нибудь начнешь уважать мое личное пространство?

– А я что делаю? – Мама удивленно вскинула брови.

– Мне нужно особое уважение.

– Для «особого» уважения нужны «особые» причины. Где они?

Мама развернулась и спокойно направилась на кухню, бросив через плечо:

– Мой руки – и за стол! А то от казенной пищи и не так озвереть можно.

Непробиваемость унизительного положения в собственном доме бесила Мишу, и дистанция между ним и семьей становилась все ощутимее. Он предпочитал проводить время в своем кабинете в Толераниуме, но и там иногда лезли в голову мысли о семье.

– Михаил, ты зачем каждый день на работу ходишь? – спросил Виктор, заглянув поздороваться.

– Дома невыносимо, – честно ответил Миша. – Думаю квартиру себе купить. Съеду от них.

– Но сначала ты же поставишь их на место? Иначе ничего не изменится. Какая им разница, где тебя доставать: в старой квартире или в новой…

Миша согласился. Покоя они ему не дадут. Особенно его изводила тетка.

Лаура в последнее время сверлила его глазами так, будто хотела докопаться до самых внутренностей. Он с трудом выдерживал ее молчаливые психологические атаки и почти всегда отводил взгляд, после чего ему становилось противно. Правда, она уже несколько дней не появлялась, может, боялась от него заразиться…

25

Миша был доволен Ковригиным. Он прекрасно проявлял себя в качестве секретаря. Мероприятий, где надо было успеть засветиться, становилось все больше. Речи и приветствия, полученные от спичрайтеров, были тщательно уложены в папочки, машина заранее заказана, и даже зонтик Ковригин открывал незаметно и вовремя. Раньше Миша ошибался в Алексе. Он не просто хорошо служит, он еще и интересуется всем, что связано с Мишей, при этом не нарушает границ. Миша это проверил, когда пригласил Алекса на обед в самый роскошный ресторан Венецка. Ковригин держался скромно и уважительно, блюда выбрал сытные и недорогие, поддерживал приятную беседу.

Правда, сам больше слушал, чем говорил, но это тем более симпатично. Говорили про Игнатьевский. Почему-то Ковригин решил, что Миша собирается там жить. Миша даже засмеялся. Если уж он когда-то переедет, точно – не в старый особняк, в котором померло несколько поколений. Конечно, у Миши будет дом – огромный, новый, умный. Или квартира, но обязательно пентхаус – с садом, с джакузи под звездным небом, с вертолетной площадкой и собственным паркингом. Может быть, он заведет себе жену. Но вызывать ее будет из женской секции по рации… Незачем объяснять Ковригину, что для начала Мише нужно разобраться со своими родственницами. И про Виктора Миша не собирается с ним откровенничать. Ковригину совсем не нужно знать, что Виктор немного помог Мише на начальном этапе, но он когда-нибудь отблагодарит своего друга. Пока не очень понятно, что ему нужно. Вряд ли должность, да и деньги точно не нужны.

– Я тебе еще нужен? – нарушил Мишины раздумья Ковригин.

– Нет, можешь идти.

Миша не спеша отправился домой, продолжая раздумывать о том, как образумит Лауру с Софочкой. Хотелось совершить что-то из ряда вон выходящее. Веселая мстительная злость разыгралась внутри, когда он представил, как придет домой после ресторана. Наверняка мама сейчас готовится к его приходу. Думает, что по ее команде он помоет руки и прыгнет за стол, но не тут-то было! Он ей с порога заявит, что сыт, и она хотя бы расстроится!

Миша проследил глазами за машиной скорой помощи, которая на полном ходу свернула к «Макдоналдсу». В голове как-то все моментально сложилось. Это знак. Еще недавно Михаил искренне сочувствовал людям, у которых нет возможности есть «нормальную домашнюю еду». Так мама называла свои кулинарные шедевры. Посещение ресторанов, кафе и прочих пунктов общепита считалось не только позором, но признаком духовной и физической нищеты, а также неблагополучия в семье. Слово «Макдоналдс» приравнивалось к нецензурной брани и не могло употребляться в приличном обществе. «Весь мир – дураки, а домашняя стряпуха – умная», – крутились у Миши в голове слова Виктора.

В «Макдоналдсе» царила тревожная суета. Почти все столики были заняты, но внимание посетителей было приковано к одному столу, за которым с трудом разместилась семья из трех человек. Очень толстая мама, очень толстый ребенок и невероятно толстый, плавающий в собственном жиру папа. Как у всех слишком толстых людей, у этой троицы были добродушные и туповатые выражения лиц. Даже тревога не могла пробиться сквозь слой жира на лице матери семейства, несмотря на то, что для папы пришлось вызвать «Скорую».

Пока медики орудовали шприцами и нашатырем, Миша сделал заказ навынос, сел за стол и стал наблюдать. Толстяка вскоре откачали. Доктора облегченно вздохнули и попросили больного подписать отказ от госпитализации. Тот пропищал: «С удовольствием!» – и расписался на бланке.

Миша вспомнил, где он слышал этот голос. В Игнатьевском во время пира этот толстяк был самым веселым и активным.

Публика в «Макдоналдсе» быстро успокоилась после отъезда «Скорой». Семья толстяков веселилась как ни в чем не бывало. Глава семьи шутил пронзительным голосом:

– Не дождетесь! – и сам весело заливался хохотом.

Он вновь принялся уничтожать заказанную еду.

Миша забрал пакеты и напоследок оглядел заведение. Посетители показались ему довольными, раскрепощенными и вовсе не «убогими», как следовало из маминых выводов об общепите. Они ставили на столики одинаковые коричневые подносы, усаживались на одинаковые пластмассовые стульчики, раскрывали одинаковые пакетики и с одинаковым удовольствием поедали свои бургеры. Похоже, все были счастливы в этой своей одинаковости.

Семья радостных толстяков продолжала пировать, но глава семьи вновь закашлялся, как-то весь обвис и начал стекать со стула на пол. Вокруг его глаз расплылись огромные черные синяки, он хватал ртом воздух и не мог вдохнуть.

– «Скорую»! Вызывайте «Скорую»! Он подавился кунжутом! – кричала жена.

Какой-то мужчина подошел к толстяку и пощупал пульс на руке, потом на шее. Затем снял со лба очки и поднес их к приоткрытому рту огромного туловища.

– Вряд ли «Скорую». Вызывайте катафалк. Вот визитка моего коллеги. – Мужчина протянул карточку.

– Вы – похоронный агент? – Свежеиспеченная вдова не смогла сдержать любопытства.

– Всего лишь кардиолог, – горько улыбнулся мужчина.

Миша быстро схватил пакеты и выбежал из заведения. Он помнил, что в Игнатьевском Виктор что-то говорил про этого полного мужика.

Настроение наладилось, когда Миша представил себе, как на пакеты из «Макдоналдса» отреагирует мама, а особенно – Лаура.

После Мишиного приступа ярости с уничтожением семейных реликвий Лаура напряглась еще больше. Она тщетно искала оправдания для племянника, копалась в себе, пытаясь понять, почему Миша выстраивает стену отчуждения. Взгляд его стал быстрым и колким, он почти не смотрел в глаза. А когда смотрел, лучше бы Лаура не могла прочитать того, что в них было написано. К сожалению, она успевала – даже за доли секунды, пока Миша еще не отвел взгляда…

В сознании все перепуталось – агрессивный мужик, которого корчил из себя Миша, никак не клеился с образом любимого племянника. Но она не могла приказать себе перестать любить его…

Лаура решительно направилась к Софочке и на подходе к подъезду чуть не получила удар по голове пакетом, выброшенным из окна каким-то придурком. Большой бумажный пакет с эмблемой «Макдоналдса» приземлился в полуметре от Лауры, отрыгнув немного майонеза, кетчупа и соленых огурцов.

– Зажравшиеся моральные уроды выбрасывают из окон модную еду! – не здороваясь, сообщила Лаура сестре и осеклась, увидев ее растерянное лицо.

– Я не понимаю, чем не угодила. – Софья Леонидовна развела руками. – Представляешь, пришел с этими пакетами и с порога заявил, что поест у себя в комнате. Не знаю, с чего он бесится.

Лаура прямиком ломанулась к Мише и распахнула дверь.

Миша репетировал позы перед зеркалом.

– Ну что, вкусно тебе было? – спросила Лаура.

– Не заметил особой разницы… – нарочито равнодушно ответил Миша.

– И заметить не мог, потому что жрать этого ты не стал, в окно вышвырнул! А притащил-то зачем? Чтобы у матери давление поднялось? Что ты творишь, Мишка, зачем?

Мишу, похоже, забавлял гнев Лауры.

– С чего ты так расстроилась, тетушка? – Он мерзко улыбался. – Это – признанная во всем мире качественная еда. Виктор тоже так думает. Он вообще на многое мне открыл глаза.

Лаура очень тихо и отчетливо произнесла:

– Знаешь, Миш, этот твой Виктор у нас ни разу не был. Но как будто живет здесь повсюду, вместо тебя. Он вообще существует? Или просто тебе дает указания?

Как загорелись Мишины глаза, отраженные в огромном зеркале! Она снова опустила его. Если для них Виктора не существует, то и все Мишины достижения – плод его собственной фантазии.

– Ты, тетушка, не туда свернула! – прозвучало как гром среди ясного неба. Миша никогда раньше так не разговаривал. Глаза Миши горели, он возбудился не на шутку и был совсем не похож на привычного, иногда вредного, но в целом очень покладистого и рассудительного парня. Чужой, холодный и враждебный молодой человек, внешне напоминающий ее племянника, чеканил:

– Виктор – единственный, кто ценит во мне не родственные связи и не «умную голову с хорошей родословной». – Он передразнил Софочку. – Только Виктор разглядел меня настоящего. И хотя бы за это я ему благодарен. Может, Виктор сам по себе и не идеальный, но он точно знает, кто есть кто и чего достоин. Если бы не Виктор, я бы до сих пор слушал ваши пошлые беседы, вместо того чтобы заниматься настоящими делами… – Миша чуть не задохнулся.

Лаура спокойно резюмировала:

– Ты просто мелкий взбесившийся щенок. Не трепи матери нервы. Возьми себя в руки.

– Тупая сука, – прошипел Миша вслед Лауре.

26

Миша ночевал у Агаты, а наутро он прямо от нее отправился в Толераниум и на первом этаже столкнулся нос к носу с Георгием-Растаманом. Тот с довольным видом вывалился из отдела контроля здравоохранения.

– О! Асин! Ничего себе! – Миша пока простил фамильярность, больно уважительно прозвучало приветствие, правда, картина чуть смазалась, когда Растаман, рыгнув, спросил:

– А ты че тут делаешь?

Бесцветные глаза Георгия пытались сфокусироваться на объекте.

– Я просто руковожу этим учреждением, – нарочито скромно ответил Миша.

Растаман загоготал, а потом бойко проговорил:

– Молодец, Асин! Я тебя всегда уважал! Но, честно, даже от тебя не ожидал такого! Ты как ледокол, как ракетоноситель, как предводитель наномысли, взял – и открыл лавочку по легализации натуральных средств лечения и преодоления депрессии. Молодец, молодец! – Растаман попытался панибратски похлопать Мишу по плечу, но тот сделал шаг в сторону. – Да чего ты, не бзди! – Георгий приглушил тон. – Я никому не расскажу. Понимаю, до поры надо сохранять в секрете. Я уже и бумагу подписал. О неразглашении. И договор об испытательном сроке.

Миша сухо сообщил:

– Мне все доложат. Если ты и правда нам нужен, получишь постоянное место.

Он обогнул благодушного Растамана и отправился на второй этаж, думая, что Георгия было бы неплохо причесать и приодеть. Надо Ковригину сказать, чтобы занялся. Заодно научит протоколу – чтобы служил, как эти все.

Спичрайтеры писали Мише зажигательные речи. Политтехнологи помечали в текстах, какими жестами и позами отправлять должный посыл во время выступления. Ораторское мастерство он успешно усвоил на курсах. Единственным минусом была его телесная выразительность. Коуч говорил, что маме следовало бы отдать Мишу хотя бы ненадолго в спортивную секцию, тогда сегодня у него не было бы этих проблем. Миша не мог сказать коучу, что мама руководствовалась совсем другими соображениями. Он хорошо помнил, как в детстве спросил у Софочки:

– А я смог бы стать олимпийским чемпионом?

– Конечно, – ответила мама. – Но зачем?

Если бы тогда он знал, к чему его готовят эти две милые, хорошо продумавшие свою стратегию, умные и коварные тетки. Если бы тогда нашелся друг, который открыл бы ему глаза…

Горящий холодной яростью Мишин взгляд вспоминался Лауре как навязчивый кошмар. Взгляд как будто жил сам по себе, отдельно от Миши. Лаура поежилась, сбрасывая с себя противное ощущение. Виктор, кто такой этот Виктор? Куда он втягивает Мишку?

Прокручивая в телефоне переписку, она наткнулась на фотографии из Игнатьевского. Единственное, что она точно знала – Виктор живет там.

Главные ворота в особняк находились от нее на расстоянии не более пятидесяти метров. Если весь предыдущий путь Лаура проделала не чуя под собой ног, сейчас к ее лодыжкам будто кто-то привязал пудовые гири. Лаура остановилась, сняла темные очки и капюшон, сообразив, что они только привлекут к ней внимание. Она не могла сдвинуться с места, чтобы преодолеть эти несчастные пятьдесят шагов. В небе заверещали птицы. Лаура загадала, что пойдет дальше, как только стая скроется из поля зрения. Стая перелетных птиц как по команде облетела стороной небо над Игнатьевским домом. Лауре стало неприятно. Она посмотрела на особняк, который вовсе не производил впечатления обжитого уютного поместья, как рассказывал Миша. Наглухо закрытые ворота, темные окна, завешенные шторами, ни единого звука изнутри – все это, скорее, свидетельствовало о том, что в доме нет ни души. И давно не было. Чем дольше Лаура смотрела на особняк, тем более нелепые образы приходили ей в голову. Лаура тряхнула головой, сбросив с себя наваждение, и направилась к воротам. Она подергала калитку, но та оказалась закрытой на засов. Тогда Лаура увидела щелочку между створками ворот, будто проделанную специально для осмотра территории.

– Я ждал вас. Может, зайдете?

– Да Миша уже к вам зашел. Выйти никак не может.

– Значит, не так здесь и плохо. Посмотрите, как все цветет.

Он улыбнулся. Лаура шагнула в ворота. В красных закатных лучах территория Игнатьевского дома выглядела фантастически: пальмы, кусты, деревья и цветы, обагренные красным закатом, казались живыми существами. Вопреки законам природы пышно цветущие кусты благоухали ароматами. Но еще более фантастически выглядела жирная молодая сирень, хотя заморозки могли нагрянуть в любой момент…

Лаура отыскала глазами холмик, покрытый густой серой шапкой.

– Похоже, мышецвет любите больше всего? Вон как распоганился…

Виктор согласился:

– Да. У меня всем хорошо. Вот и миддлемист растет, а говорят – два экземпляра на планете сталось. Хотите, поделюсь?

– Я не за этим сюда пришла, – твердо сказала Лаура. – Я тебе Мишу не отдам.

Казалось, время замерло и каждая секунда громко отсчитывается ударами невидимых часов, которые живут прямо у Лауры в висках. Виктор ледяными глазами смотрел сквозь нее и по-прежнему улыбался.

– Я его у вас и не просил. – Виктор пожал плечами. – Боюсь, уже поздно.

У Лауры в груди образовалась пустота, она едва смогла вдохнуть.

– В каком смысле?

– В самом широком. Поздно! Вам пора.