Текст книги "Далекий мой, единственный... [«Не могу тебя забыть»]"
Автор книги: Татьяна Алюшина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Она смотрела на него через весь зал больными обиженными глазами, и его выворачивало наизнанку от этого взгляда. Он заметил, как Юлька споткнулась взглядом о Ленин беременный животик, стиснул зубы и, не осознавая, что делает, сильно сжал ладошку невесты.
– Ой, Илья, ты что? – вскрикнула Лена. – Мне больно!
– Извини, извини, – пришел он в себя, поцеловал и погладил обиженную ладошку. – Я волнуюсь.
– Не бойся, Адорин, это не страшно, – рассмеялась Леночка и прошептала ему на ухо: – Никто тебя бить не будет, папа не захватил ружье!
Илья натянуто улыбнулся шутке, поцеловал Леночку в щеку, повернувшись спиной к Юлькиному голубоглазому приговору.
«Не смотреть на нее! Даже не думать, что она здесь!» – приказал он себе.
Из-за жесткого контроля над своими мыслями Илья и не заметил, как официально стал мужем.
Во время процедуры бракосочетания в переполненном людьми помещении не улыбались только два человека – жених и Юля Раскова, остальные пребывали в блаженно-радостном настроении, соответствующем торжественному моменту.
В ресторане, прилепив улыбку к губам, Илья кивал, благодарил за поздравления, что-то отвечал, принимал подарки, но видел только рыжий всполох среди рассаживающихся за столы гостей.
Потом он наблюдал, как Юлька о чем-то говорила с Игорем, отведя его в сторону, как подошла к ним Марина, и с облегчением и горечью смотрел, как Рыжик уходит.
«Уходи, Юлечка! Скорее! – провожая ее взглядом, думал он. – И, пожалуйста, больше не приходи в мою жизнь!»
Все! Теперь он муж, у него вроде бы любимая жена.
Первые месяцы семейной жизни ему очень помогало то, что он работал по двадцать часов в сутки. Илья так был загружен, что ни на мысли, ни на глупые сожаления не оставалось ни времени, ни сил. Постепенно он привык, втянулся в семейный быт и чувствовал себя в нем комфортно, порой удивляясь: отчего он боялся женитьбы?
А потом родился Тимошка, и в жизни Ильи все изменилось, расцвело такими красками и чувствами, о которых он и не подозревал!
Адорин так любил своего сына, что каждый раз, когда брал малыша на руки, что-то сжималось внутри и перехватывало горло от нежности, любви и страха за него.
ЮЛЯ
У Ильи и Лены родился Тимофей!
Этот человечек изменил жизнь не только своих родителей, бабушек и дедушек, но и Юлькину, примирив девушку с потерей Ильи и его совсем другой жизнью.
Когда Лена родила, счастливый и слегка поддатый папаша обзвонил всех друзей и родственников, гордо и шумно сообщив о выдающемся событии.
– У меня сын родился! – орал он в трубку, позвонив Расковым. – Мы все, и вы в том числе обязательно, едем забирать маму с ребенком из роддома!
– Поздравляю, Ильюша! – обрадовалась Марина и, заражаясь его настроением, тоже прокричала в трубку: – Когда забирать?
– Я сообщу, будьте готовы!
Лену с малышом выписали через пять дней. Расковы собирались на торжественную встречу, и мама осторожно поинтересовалась у Юльки, выразив их с папой тревогу:
– Юлечка, может, тебе не надо ехать?
– Не переживайте, родители! – весело ответила Юлька. – Все мои глупые влюбленности в Илью в прошлом! Вы оказались правы, это было детство!
Папа переглянулся с мамой и спросил:
– Ты уверена, Рыжик? Может, поосторожничаем?
– Ерунда! – отмела их сомнения Юлька. – Честное слово, все прошло!
Решение, принятое в вынужденно проведенный в постели похмельный день, Юлька воплощала в жизнь со всей страстностью.
«Он только мой друг! Только друг, и больше никто! – повторяла она, как заклинание, целый месяц, а для большей убедительности добавляла: – И не самый близкий друг, теперь не самый!»
Расковы опоздали и подъехали к роддому в такси, когда Лена с ребенком, окруженная родными и друзьями, стояла на крыльце. Новорожденного передали Илье, а молодую маму завалили букетами цветов, кто-то тут же открыл шампанское, все смеялись, радовались, бестолково рассаживались в машины. Юлька энергично протолкалась в центр, смеясь, поздравила и расцеловала Илью и Лену и вручила ей огромную связку гелиевых воздушных шариков.
Праздник должен быть праздником! Поэтому и шарики, решила Юлька. Все встречавшие заталкивали их в машины, но они норовили ускользнуть, вызывая взрывы смеха, когда кто-то кидался ловить непослушный разноцветный шарик, быстро улетавший в небо.
Так же бестолково, шумно, суетясь, гости выбирались из машин, приехав к дому Адориных. В этой радостной суете Юльке, первой выпорхнувшей из машины, сунули в руки ребенка, упакованного в одеяльце, перевязанное голубой лентой.
Юлька замерла, перепугавшись, что что-то не то сделает, но сразу успокоилась, приподняла край одеяльца и посмотрела на малыша.
Он спокойно лежал, не спал и… улыбался! Представляете?! Это маленькое чудо, пяти дней от роду, улыбалось!
У Юльки что-то тоненько зазвенело внутри, и навернулись слезы восторга! Она полюбила Тимошку сразу, с ходу, как только взглянула в его личико и увидела эту улыбку!
Прекрасный, самый важный и чудесный человечек на земле!
Очень осторожно прижав его к себе, Юлька внесла Тимошку в квартиру и уложила на кровать, не слыша и не замечая суеты вокруг.
Ее оттеснили от кровати, развернули одеяльце на ребенке, родные и друзья столпились вокруг малыша, ахая и охая от восторга. Она стояла в стороне и боялась расплескать полученное сокровище: ощущение прекрасного, нежного и радостного, вошедшего в ее жизнь.
В метро, когда Расковы возвращались домой, Юлька притихла и думала: «Справилась! И вела себя как нужно – только друг! Приняла участие в празднике, поздравила, дружески расцеловала, и все!»
От этой бравады ей стало тоскливо.
«И полюбила этого маленького человечка! Сразу! Как и его папашу когда-то! И ни черта я его не разлюбила! И не разлюблю, хоть всю жизнь буду повторять, что он мне только друг! Теперь стало еще хуже!»
Она не плакала. А зачем? Слезы ей не помогут, выплакать то, что болит, невозможно, как и изгнать из себя безнадежную любовь. Значит, надо привыкать с этим жить.
Для бескомпромиссной и деятельной Юльки жизнь с проблемой внутри, у которой нет решения, – как смертельный, расстрельный приговор. Как пишут в милицейских протоколах: «Умер от ран, несовместимых с жизнью». Вот и у нее появилась такая рана.
Несовместимая.
Но жить все-таки приходилось.
И, приняв новое «важное» решение – не думать об этом, не чувствовать, не вспоминать (болит, ну и пусть себе болит), – Юлька жила дальше, занятая насущными проблемами: окончанием школы и поступлением в институт.
При поступлении не обошлось без приключений.
Юлька решила поступать в Суриковский. Собственно, ни у кого и сомнений не было куда – естественно, она станет художницей, ну не программистом же!
Художественную школу Юлька окончила с отличием, в десятом классе увлеклась дизайном интерьеров, ходила в студию дизайна и твердо знала, чем хочет заниматься в жизни.
Вот в таком замечательном, утверждающем настроении она пришла подавать документы в институт. В поисках приемной комиссии Юлька остановила какого-то молодого человека и спросила с серьезным лицом:
– Где у вас тут на художников принимают? На этих, Серовых да Репиных?
– А здеся! – в тон ей ответил мужчина.
– Понятненько! Значится, отсюдова Церетели выходят!
– Ну, кому как повезет! Говорят, для этого талант нужен, – съязвил незнакомец.
– Ой, да ладно! – отмахнулась Юлька, «кося» под простоту. – Тут мазнул, там слепил чегой-то, вот тебе и талант!
– Может, вам в другой институт надо, барышня? Боюсь, что «мазнул» и «слепил» здесь, как говорится, «не канают»?
– Не-а! – не согласилась Юлька.
Она достала из сумки яблоко, внимательно его рассмотрела и пояснила тоном капризной дурочки:
– В художники хочу! – и смачно откусила от яблока.
– Да уж! – удрученно вздохнул молодой человек и указал рукой направление. – Приемная комиссия там.
– Премного благодарна! – не вышла из образа Юлька.
Незнакомый молодой человек оказался преподавателем, принимавшим у нее экзамен по рисунку. Когда он увидел Юльку, входившую в аудиторию вместе с остальными абитуриентами, то схватился за сердце.
– Барышня! – возроптал экзаменатор. – Может, вы пробовать не будете? Зачем терять время, мое и свое? Шли бы в педагогический!
– Нет! – решительно ответила Юлька. – Пробовать я буду!
И сдала экзамен на «пять»!
И понеслась ее студенческая жизнь среди оторванных бесшабашных художников. При Юлькиной неординарной внешности, организаторских способностях, неиссякаемой энергии, юморе и жизнерадостности она сразу оказалась в центре внимания своего курса, а скоро и всего института.
Юлькина неуемность, умение заразить окружающих собственными идеями и их исполнением и огромное желание быть занятой так, чтобы и намек на мысли об Илье не прошелестел в головушке, напоминая о хронической внутренней боли, вызывали новые задумки и втягивали ее в разные проделки.
Вспомнив свои детские постановки, заразив идеей массу народа, она воплотила в жизнь такой новогодний концерт, что пришлось его показывать много раз. Разговоры о потрясном концерте, который подготовили первокурсники, гремели по всему институту, приходил смотреть ректор, сидел в первом ряду и смеялся громче остальных.
Она принимала участие во всех бомондовских институтских тусовках, а как-то предоставила свое тело для бодиарта двум старшекурсницам, которых пригласили для этого на крутую вечеринку модельеров. Юльку там много раз фотографировали в разрисованном виде. Две ее фотографии попали в один из глянцевых журналов, где печатался обзор этой вечеринки, сопровождаемый снимками.
Журнал Юлька торжественно продемонстрировала родителям, чем довела любимого папу до предынфарктного состояния.
– Дочь! – возроптал отец. – Ты совсем с ума сошла! Ты же голая!
– Не голая, – смеялась Юлька, – на мне краска! Много краски!
– А мне нравится, – заступилась мама. – По-моему, красиво получилось, и трусики на ней есть.
– Красиво?! – возмутился папа. – На всю страну голой грудью протрясла!
– Да ладно, па! Классно же получилось! – не испугалась отцовского гнева Юлька. – Ну, признайся!
– Красиво, я не спорю, – нехотя согласился он. – Но видеть на фотографиях голую дочь – это выше моих сил!
– Не журись, отец! – хохотала Юлька. – Видеть красиво разрисованную голую дочь совсем не стыдно! Тем более за слоем краски груди почти не видно!
Юлька «зависала» в студенческой общаге, принимая участие в спорах, сопровождаемых спиртным (ну, без него никак, тем более в студенческих общагах), песнями под гитару, рисованием «на спор», кто быстрее и талантливее, и всеми попутными развлечениями.
Однако Юля Раскова ни в кого не влюблялась, избегала поцелуев и любых намеков на интим. И никогда ни с кем не спала, несмотря на всю бесшабашную разудалость художественной среды, помноженную на студенческое отсутствие комплексов.
С ней заигрывали, приставали, намекали и говорили открытым текстом, всячески пытались затянуть в постель, но Юлька вела себя грамотно: не напивалась, ни с кем из юношей не оставалась наедине и не попалась ни на одну «подставу».
Нахрапистые попытки ее соблазнить или откровенно затащить в койку очень скоро прекратились, уступив место настойчивым, серьезным ухаживаниям, однако она все переводила в шутку, отделываясь загадочной фразой:
– Я встречаюсь только с любимым мужчиной.
Парни решили, что у нее есть кто-то вне стен института, и отстали, стараясь сохранить с ней хорошие отношения.
Вот так весело, шумно, разухабисто, порой на грани фола, протекал первый год Юлькиной студенческой жизни, что, впрочем, никак не мешало ей великолепно учиться. Она успевала все: и учиться, и ударяться в «разгуляево», и выполнять хозяйские домашние дела, как и раньше.
На лето строились грандиозные планы. Они со своей студенческой компанией собрались в Крым, под Симеиз. Осваивать туристический отдых в палатках и попутно рисовать – места там сказочные и пейзажи необыкновенные, а заданий по рисунку хватало. Поездка намечалась на июль, сразу после сессии.
Но этим планам не суждено было осуществиться.
В Юлькину жизнь снова ворвался Илья, одним махом перечеркнув все ее титанические усилия, направленные на то, чтобы забыть его.
Это несправедливо! Она так старалась, она заняла себя выше головы учебой, развлечениями, веселой компанией, студенческой жизнью! Ей почти удалось этот год, после рождения Тимошки, не думать и не вспоминать об Илье, стараясь превратить свою жизнь в большую обезболивающую таблетку!
И вот опять!
Ну за каким чертом так складывается эта дурацкая жизнь?! А она вообще несправедлива, по определению! Беда, которая случилась у Адориных, подтверждала и утверждала закон несправедливости жизни!
ИЛЬЯ
Илья всегда торопился домой, чтобы взять поскорее Тимошку на руки, расцеловать, поносить его по квартире, уложить самому спать. Ради этого он стал приходить домой обедать, чтобы подольше побыть с сыном – урвать у беспросветной жизни несколько счастливых минут.
Вот как Илья его любил!
В отупляющем беге за заработком он долгое время не замечал, что в семье не все ладно. Началось с того, что у Ильи не сложились отношения с тестем и тещей. Не то чтобы они его ненавидели, но и особой любви не испытывали. Ленины родители все чаще начинали поругивать зятя за то, что он мало зарабатывает.
Не такого счастья они желали дочери, не такого!
– Бросал бы ты, Илья, свою науку! – говорил тесть, когда они с тещей приходили навестить внука. – Бегаешь целыми днями, дома не бываешь, а заработка чуть! Я могу тебя пристроить к своему знакомому, в фирму, им программисты нужны.
– Я не программист! – заводился Илья. – Тогда уж лучше мясником на рынок, там у вас знакомых нет?
– Нет! – повышал голос тесть. – А что ты возмущаешься? Я дело говорю!
– Действительно, Илья, нельзя же так много работать, как ты, и так мало получать, – подхватывала теща. – Ну, ученый ты, и что? Ученые нынче не в чести, да и нищие все, даже академики!
Илья взрывался, уходил из-за стола. Эти разговоры становились настойчивее и агрессивнее. Лена полностью разделяла мнение родителей, но старалась давить на мужа не так уж прямолинейно, а заводила разговор исподволь.
Как-то Илья вернулся с работы около часа ночи, жена не спала, ждала его.
– Мне надо с тобой поговорить, – сказала она, подавая поздний ужин.
– Что-то с Тимошкой? – испугался Илья.
Он теперь все время пугался за сына, нормальное состояние любящих родителей. Тимошке было уже полгода, упитанный, весь в детских перетяжках, улыбающийся большую часть времени, крепыш. Чудо-ребенок!
– Нет, нет, с ним все в порядке, – успокоила его Лена. – Я сегодня разговаривала с Ирой, она предложила мне работу.
– Какую? – спросил он.
– В том-то и дело, что это очень интересная и хорошо оплачиваемая работа!
У Леночки горели глаза от представляемой перспективы, и Илья понял, что она уже все решила.
– Лен, у нас же Тимка.
– Ильюша! – заторопилась она выложить свои резоны. – Это очень, очень интересно! Понимаешь, у Иркиных знакомых своя туристическая фирма, и там совершенно случайно освободилось место. На него миллион желающих, мне очень повезет, если я завтра успею выйти на работу раньше всех претендентов!
– Завтра? – удивился он.
– Да, завтра! – решительно ответила Лена.
– И что же это за работа расчудесная такая?
– Сопровождающим групп за границу! Английский я знаю, а остальное, Ирка сказала, не сложно, я быстро научусь.
– Это значит, что ты будешь уезжать на несколько недель? А как же Тимошка?
– А что Тимошка? Он останется с бабушкой, мама твоя на пенсии, грудью я его не кормлю. Буду скучать, конечно, но ведь такой шанс не всем выпадает!
– Подожди, – остановил поток восторгов Адорин. – Значит, ты будешь постоянно в разъездах, а маленький ребенок останется без мамы? Я правильно понял?
– Илья, я все решила! – сказала она, отметая любые возражения. – Во-первых, я никогда нигде не была, такая возможность посмотреть мир да еще деньги за это получать – подарок судьбы! А во-вторых, это хорошие деньги! Посмотри, как мы живем! Ты сутками работаешь, тебя постоянно нет дома, а денег как не было, так и нет! Мы во всем себя ограничиваем, копейки эти дурацкие считаем! Я себе не то что платье, колгот лишних купить не могу!
– Лен, Лен! Остановись! Не так уж мы и бедствуем, и колготы ты себе лишние не покупаешь, потому что у тебя их пар десять нераспечатанных лежит! Ты уж не усердствуй очень, стараясь меня унизить. Ладно?
Ленка смутилась. Она перегнула и понимала это. Двадцатичасовой рабочий день Ильи приносил неплохие, по нынешним временам, деньги, конечно, далеко не такие, как мечталось, но не бедствовали Адорины уж точно!
Илья разозлился, однако взял себя в руки, стараясь не пустить раздражение в разум и быть объективным.
– Я не против того, чтобы ты работала, если ты так решила и хочешь этого, но мне кажется, Тимошка еще слишком маленький, ему мама нужна. Может, когда ему годик исполнится, тогда подумать о работе?
– Тогда поздно будет, и я это место уже не получу! Я вообще-то не советуюсь с тобой, а ставлю в известность о том, что завтра выхожу на работу.
– Тогда чего ты от меня хочешь? Благословения? – спросил он устало.
– Я хочу, чтобы ты меня понял и поддержал.
– Я свое мнение высказал. Тимошке рано оставаться без мамы так надолго. Ты решение приняла, это твой выбор.
Он так устал, что не мог ни уговаривать Лену, ни толком сообразить, чем им всем грозит ее выход на работу. Может, действительно так лучше? Ведь справится его мама с Тимошкой?
А маму, между прочим, никто не удосужился спросить. Лена, так же, как и Илью, поставила ее перед фактом, пропустив мимо ушей робкие попытки возразить.
Лена вышла на работу и, пройдя месяц обучения, начала ездить с группами по Европе. Две-три недели в месяц ее не было дома. Тимошка стал капризничать, он скучал по маме. Бабушке было с ним трудно, отец Ильи еще работал, а сам Илья редко появлялся дома.
Месяца через три произошло еще одно неприятное для него событие, ставшее переломным в их с Леной семейных отношениях. Да там и ломать-то было нечего, потому что ничего они не удосужились построить. У Ильи не хватало ни сил, ни времени, чтобы остановиться, пообщаться с женой, узнать ее получше, а Лену, похоже, все и так устраивало.
В то время происходило массовое бегство за рубежи Родины его коллег по науке. Как недавно сказал Жванецкий: «Кто ж знал, что, когда откроются «окна», наука повыпрыгивает из окон?»
И, как водится, когда спрос определяет предложение, появились бойкие ребятки от науки, названные «вербовщиками». Во всех областях академической науки были свои вербовщики, которые знали, что происходило в данном направлении и кто интересен и перспективен в той или иной области. Они «подкатывали» к кандидату за рубеж с конкретными предложениями, брались подготовить его к обязательному собеседованию, которое было, кстати, весьма непростым.
Люди сваливали косяками, становясь лабораторными рабами у сытых американских ученых, вернувшись во времена докандидатской пахоты в лабораториях. Правда, в очень крутых лабораториях, но от этого не легче. Никто и не собирался разрешать эмигрантам заниматься своими разработками и темами. И наши ученые, не умея работать и не думать, дарили собственный талант на благо карьеры заграничных профессоров. Спустя десятилетие из них пробились единицы, из сотен, (сотен!) рванувших к мнимой сытой жизни, добились ее единицы!
Но это спустя десятилетие, а тогда выпрыгивание из окон Родины находилось в самом разгаре.
К Илье в институте тоже пару раз «подкатывали», вербовщики уговаривали и настойчиво предлагали новую работу, расписывая перспективы, но он объяснил ребяткам свой взгляд на данную проблему и успокоился, решив, что на том все и закончилось. Ан нет!
В один редкий выходной, когда вся семья Адориных была дома, к Илье пожаловал вербовщик, на сей раз женщина. Она сослалась на рекомендацию его коллеги и хорошего знакомого.
Илья не хотел ее пускать в дом, заранее зная, о чем пойдет речь, но Лена пригласила даму зайти и предложила чаю.
– Илья Андреевич, думаю, вы знаете, с каким предложением я пришла? – спросила женщина, принимая чашку чая у Леночки.
Он промолчал.
– С каким? – заинтересовалась Лена.
Дама подробно принялась описывать перспективы и зарплату, присовокупив дом, машину и возможность заниматься любимым делом на самом современном оборудовании.
– Мне это неинтересно, – ответил Илья безразлично. – Я не собираюсь уезжать из России.
Дама уговаривала, повторила несколько раз все перспективы, пообещала, что они еще встретятся, и на прощание протянула ему свою визитку. Илья не взял и демонстративно засунул руки в карманы брюк.
Вербовщики были хорошими психологами. Увидев, что у Леночки загорелись глаза, но спорить и уговаривать мужа при посторонних она не станет, женщина протянула визитку ей. Лена взяла.
И, закрыв дверь за незваной гостьей, сразу ринулась в атаку.
– Илья, ты что?! Почему ты отказался? Это же шанс!
– Какой? – спокойно спросил Илья, поморщившись.
Он повернулся к ней спиной и пошел в кухню допивать чай.
– Как какой?! Прекрасный и, может, единственный! – следуя за ним, повышая голос, начала наступление Леночка. – Ты же сам говоришь, что наука умирает, не финансируется, закрываются программы, оборудование устарело! А ваши зарплаты!
– Лен, я никуда не уеду! Все, тема закрыта!
Может, для кого-то она и закрыта, но только не для Лены, начавшей атаку.
– А ты обо мне и Тимошке подумал? Ты хочешь, чтобы мы с тобой оба так и горбились до смерти? А какое в этой стране у ребенка будущее?
– Лен, – предупредительно рыкнул Илья.
– Что Лен?! Ты эгоист, даже ради ребенка не хочешь ничего менять! Там такие перспективы для тебя, для твоей работы, для жизни!
– Это иллюзия, Лена. Наши, конечно, зарабатывают там больше, чем здесь, во много раз, никто не спорит, и на машинах ездят, в Америке все на машинах ездят, но никаких шикарных домов и офигительных заработков у них нет!
– Неправда! Многие твои коллеги поуезжали, и все счастливы! Ты только подумай, какое образование там получит Тимошка!
– Хреновое там образование! – заорал Илья, не выдержав. – Поняла? Хреновое! У нас в стране в самой задрипанной школе образование в сто раз лучше! У них старшеклассники не знают, где Европа находится, а уж синус и косинус изучают только в институте! Для них Вторая мировая война – это та, в которой американцы победили весь мир! Я никуда не поеду! Я не хочу уезжать из своей страны! Я не хочу жить среди американцев и поднимать их науку, все достижения которой направлены против России! Это понятно?!
На его крик прибежали перепуганные мама с папой. Лену не остановило возмущение мужа, и она начала жаловаться родителям, объясняя, от чего он отказывается, попутно обвиняя его в эгоизме и недальновидности.
Илье захотелось ударить жену.
Он отодвинул ее с дороги и выскочил из кухни.
На следующий день Лена уехала с очередной группой, и Илья облегченно вздохнул. Он не мог ей рассказать о том, что думает, что переживает сейчас. Да она, скорее всего, и не поняла бы, о чем он, а у Ильи не возникало потребности поделиться с ней тем, что наболело и что так мучило.
Вот с Юлькой он бы поговорил. Он выложил бы ей все свои мысли о работе, о состоянии науки в стране, поведал бы о собственных страхах и непонимании того, что происходит, о недоумении и растерянности в душе. И Юлька бы его поняла, почему-то в этом Илья не сомневался.
Он по ней скучал! Господи, как же он по ней скучал!!!
До этого момента Илья как-то не задумывался об отношениях с женой. Ну, женился и женился, ну, живут вместе и живут, как все. Растят ребенка, занимаются редким дежурным сексом, а что он чувствует к ней – господь знает?
Что-то сломалось в нем после того разговора с Леной.
Илья снова лег на диван и посмотрел в потолок.
Тогда он первый раз почувствовал, что Лена совершенно чужой ему человек. И, что самое страшное, – нелюбимый!
– Надо было тогда разводиться! – сказал он, обращаясь к белому потолку. – Лена была занята, Тимоха с бабушкой, а значит, остался бы со мной. И может, не случилось бы той беды.
Но тогда он об этом не думал. Констатировал про себя, что не любит ее, и жил дальше. И первый раз изменил, встретив случайно на улице Катьку, такую же веселую и бесшабашную, как раньше. Никто не заметил потери бойца – Илья часто не ночевал дома, работая до утра.
Весело и радостно отметили день рождения Тимошки – год! Первый год его жизни! Пришли родственники, друзья, в том числе и Расковы, но без Юльки, в этот день она сдавала экзамен.
Илья мысленно перекрестился.
«Вот и ладно, от греха подальше, а то и так хреново!»
С Леной они больше не возвращались к разговору об отъезде, но отношения их стали холодными, натянутыми, впрочем, супруги почти совсем не виделись, что спасало их от окончательного разрыва.
Но в дом пришла беда с другой стороны.
Лена была в командировке, у Ильи выдалось полтора свободных дня – полсубботы и целое воскресенье. Родители собирались в гости к друзьям на дачу на все выходные, с вечера пятницы по понедельник, с Тимошкой. Из-за него и согласились ехать, надо же ребенка на природу вывезти. Это была пробная вылазка, посмотреть, что и как. Друзья уговаривали старших Адориных пожить с Тимошкой у них на даче все лето. Илья высказался «за» – конечно же Тимохе на природе лучше, чем в городе, какие могут быть сомнения! Но в этот раз решил понянчиться с Тимошкой сам.
– Я его совсем не вижу, а тут целых полтора дня выходных! Вы езжайте, вам тоже отдохнуть надо и от него, и от меня.
– А может, все-таки нам взять его с собой? – спросила мама, складывая вещи для дачи в сумку. – Тебе ведь очень отдых нужен, ты слишком много работаешь. Выспался бы, поленился, повалялся на диване.
– А мы с Тимохой вместе выспимся и на диване поваляемся, – рассмеялся Илья, поцеловал сына в пухлую щечку и прижал к себе. – Я по нему очень скучаю. Мы тут своей мужской компанией. Правда, сынок?
– Вда! – согласился ребенок.
Какая сила шепнула Илье тогда, что надо оставить сына дома? Ведь был соблазн поддаться на мамины уговоры и поспать всласть да тупо поваляться перед теликом на диване, никуда не спеша и задвинув все дела!
И эта мысль ой как привлекала Илью! Он уже и забыл, когда отдыхал.
Но что-то сверху, какая-то мистика или ангел-хранитель маленького Тимки, заставило его настоять на своем решении побыть с сыном!
Маршрутка, в которой ехали его родители к друзьям на дачу, столкнулась с грузовиком, большинство пассажиров погибло на месте, а маму с папой и еще двоих человек в тяжелейшем состоянии отправили в больницу. Их спасло то, что они сидели в середине салона на двойном и хорошо закрепленном сиденье.
Накормив Тимоху обедом после прогулки, Илья уложил его спать. Как раз в это время раздался звонок телефона, и гаишник безразличным официальным тоном сообщил страшную новость.
– Живы? – холодея от страха, спросил Илья.
– Живы, но сильно пострадали.
Илья вдохнул, оказывается, он перестал дышать, и торопливо на каком-то обрывке бумаги записал номер и адрес больницы, куда их доставили.
Положив трубку, кинулся обуваться и остановился.
Тимошка!
Ленины родители отдыхали в Сочи, она достала через свое агентство две бесплатные путевки для них.
Так, парня надо куда-то пристроить на время!
Илья постоял, подумал, перебирая в уме друзей, знакомых и родственников, и понял, что есть единственные люди, которым можно без сомнений и тревоги доверить сына.
Стараясь не суетиться, он собрал Тимошкины вещи, продукты для него на день, отнес сумку и летнюю коляску в машину – хорошо, что он не поставил ее вчера в гараж. Машина была совсем старенькой, но пока держалась, бегала, выручая его. Илья закрепил детское креслице сзади, за водительским сиденьем, вернулся в квартиру и взял спящего Тимошку.
Звонить он не стал, приехал наудачу.
Дверь открыл Игорь.
– Илья! – обрадовался он. – Вот так сюрприз, да еще с Тимохой!
Но, присмотревшись к Илье внимательней, изменился в лице и спросил другим, напряженным тоном:
– Что случилось?
– Родители попали в аварию, живы, но в тяжелом состоянии, мне надо в больницу, Лена за границей, ее родители в Сочи, – быстро и четко изложил он ситуацию.
– Давай, – сказала подоспевшая Марина, забирая у него Тимоху.
– Я сейчас его вещи принесу из машины.
– Я помогу, – Игорь Дмитриевич быстро надел обувь.
– Что за шум? – поинтересовалась Юлька, выходя из своей комнаты, и остановилась, словно налетела на стену, увидев Илью. – Привет, Илья.
– Привет, Рыжик, – ответил он и попытался улыбнуться.
– Идем, – поторопил его Игорь.
Когда они вернулись, проснувшийся Тимошка, звонко смеясь, подпрыгивал у Юльки на коленях.
– Я вижу, сын в надежных руках, – произнес Илья без эмоций.
– Я с тобой поеду! – решительно проговорила Юлька, отдавая ребенка маме. – Тебе помощь нужна.
– Не надо, – отказался Илья.
– Надо! Я быстро!
Юлька метнулась рыжей стрелой в комнату, выскочила из нее через минуту и на ходу обула босоножки.
Можно было и не спешить. Шла операция. Как объяснил Илье врач, родители сильно пострадали: у обоих множественные переломы, ушиб головы, открылось внутреннее кровотечение, а у мамы разрыв селезенки. Сейчас самое главное, как пройдет операция, а дальше…
– Дальше посмотрим, – устало сказал врач.
Потянулись долгие, страшные часы ожидания. Илья с Юлькой ни о чем не говорили, молча сидели, стояли, шагали по длинному коридору, боясь далеко отходить от заветной двери операционного блока.
Юлька интуитивно вела себя так правильно, что, скорее всего, именно ее присутствие дало Адорину силы держаться в эти жуткие, похожие на пытку часы. Как совсем юная девочка почувствовала, что надо делать и как вести себя? Она не плакала, не сделала ни одного жалостливо-успокаивающего жеста, не говорила никаких пустых и не нужных в тот момент слов, вообще ничего не говорила. Юлька держала Илью за руку, и в ее глазах отражалась его боль, словно она была одна на двоих. Его маленький, сильный и мудрый Рыжик! Спасительница и мучитель!
Когда уставший врач, не тот, который говорил с ними, а другой, видимо, оперировавший кого-то из родителей, вышел к ним и сказал, что все в порядке – у обоих операции прошли успешно, и есть шанс, что пациенты поправятся полностью, – Юлька разрыдалась. Она громко плакала, прижимая ладони к щекам, и все повторяла:
– О господи! О господи!
– Что ж вы плачете, девушка? – удивился доктор.
– От счастья! – заливалась слезами Юлька.
Илья обнял ее одной рукой за плечи и прижал к своему боку, стараясь успокоить.
– К ним можно? – спросил он врача.
– Ни боже упаси! О чем вы говорите! – снова удивился их бестолковости доктор. – Они еще не пришли в себя после наркоза, разговаривать, двигаться и тем более волноваться им обоим категорически запрещено!
