Текст книги "Вазкор, сын Вазкора"

Автор книги: Танит Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 2

Крарлы совершают переход с гор на восточные пастбища и обратно, с пастбищ в горы, за сорок, а то и больше, дней. Они останавливаются лагерем каждого ночь, много дней проводят у воды, задерживаются, когда ведут свои войны, их передвижение замедляется также из-за пеших женщин, их скота, а также постоянных перебранок. На быстрых лошадях Эшкира, крепких, несмотря на их тощие животы, с короткими остановками и без больших отклонений от маршрута, мы уже через тринадцать дней увидели горные перевалы, через пятнадцать дней взбирались по ним, а через двадцать подошли к городским аванпостам.

Демиздор, казалось, оправилась полностью, хотя это было не так и скакала наравне с мужчинами. Для меня путешествие было менее гладким. Сломанное ребро впилось в мое правое легкое. Я захлебывался кровью, и они начали с сожалением думать, что их приз испустит последний вздох прежде, чем они успеют доставить его домой. Так что они потратили время, чтобы перевязать мне ребра, и кормили меня, хотя с таким видом, будто я больное животное вызывающее в них отвращение. Я удивил их, быстро поправившись, и вскоре скакал верхом, но был привязан к седлу.

– Никакого сомнения, это Вазкорово отродье, – сказал Зренн. – Я слышал рассказы о том, как однажды тот выздоровел, хотя ему перерезали горло.

Пара мужчин отказались поверить в эту басню. Они все принадлежали к серебряному рангу, были товарищами, а не хозяевами и наемниками. Зренн только взглянул в мою сторону и, чтобы мне было понятно, сказал на плохом языке крарла:

– Если это животное так хорошо оправляется от ран, оно сможет выдержать хорошенькое количество ранений прежде, чем умрет. Бедный щенок. Ему бы хотелось кусаться, но он не может найти свои зубы.

Действительно часть моих жизненных сил возвращалась ко мне. Я почти погиб и не жаловался, но когда ребра зажили, а боль и отупение прошли, жизнь снова вспыхнула, и я мог бы всерьез взвыть по-собачьи, чтобы вырваться из веревок, которыми они опутали меня, и приласкать глотку Зренна своим сапогом. Потом я мельком взглядывал на Демиздор и снова наливался свинцом.

Она ждет случая помочь мне, думал я сначала, как ребенок. В конце концов этот детский обман перестал действовать. Я увидел, как ее гордость переплетается с презрением. Тогда я стал думать: дай мне только приблизиться к тебе, и я снова завоюю тебя. Но это тоже не срабатывало. Когда последние красно-коричневые осенние дни соскользнули с земли и из моей жизни, я понял, что она возненавидела меня холодной ненавистью, и никакая любовная ласка не растопит этот лед.

Я еще был настолько слаб, что это выбило меня из сил. Но мы, наконец, добрались до гор, и меня стали занимать другие мысли. Одна из них – мое будущее в городе в качестве козла отпущения.

Город. Я увидел его в его горной клетке, черный на фоне желтого закатного неба. А два часа спустя, когда мы вошли в его стены, я увидел его в свете факелов, желтый на фоне черного ночного неба.

Я никогда раньше не встречал городов. Редкие особо крупные собрания племен, когда в одном месте разбивалось до тысячи черных и синих палаток, казались мне громадинами. Восточные города поразили меня своей сложностью. Но эта штука подавила меня, не только своей громадностью и великолепием, вековой стародавностью, но и своими руинами и развалинами. Эшкорек, изрытый пушечными снарядами и опаленный пожарами, приходящий в упадок, был похож на древний желтый череп.

Однако в этом черепе ярко горели огни и звучала жизнь. С высоты дороги, которая вела вниз в город – дороги, отмеченной рухнувшими колоннами, с до такой степени разрушенным покрытием, что на ней спотыкался бы любой конь, кроме эшкирских – он казался городом-призраком. Целые районы темноты, и из темных ран поднимались ряды сияющих окон. Я вспомнил, как разрушенная крепость вызвала во мне представление о Дворце Смерти. Этот город был такой же.

В стенах города было несколько широких магистралей, освещенных факелами, но пустых. Отблески света вспыхивали на разбитых оконных стеклах и дверных проемах. Крысы, возможно, обитали за осыпающимися фасадами, но их не было слышно. Ночной ветер доносил лишь обрывки призрачно тихой музыки, чистой, как звон колокольчика в тишине. В одном месте магистраль разветвлялась, и эшкиряне свернули на дорогу, которая вела налево. В конце ее в полумиле от дороги на прямой улице возвышалась дворцовая башня, ее овальные окна светились ярким светом ламп, единственный признак жизни на проспекте мертвых особняков. Мой эскорт двигался тихо, почти крадучись, на протяжении всего пути от неохраняемых ворот. Я удивлялся, чего они боялись здесь, в своем собственном городе. Внезапно, когда уже миновало около двух третей проспекта, из теней выступила группа людей. Они были одеты в такие же залатанные черные одежды, как и мои пленители, но бронзовые маски имели форму птичьих голов. Что более важно, они были вооружены для боя.

– Стойте, господа, – сказал один. – Кто ваш повелитель?

– Мы служим Кортису, Фениксу, Джавховору.

При этих словах бронзовые маски подняли свои мечи и забормотали. Говоривший спросил:

– Это вы, капитан Зренн?

– Это я. И мой брат Орек. Вся поисковая группа за исключением тех, кто испугался до окончания охоты и уже находится дома.

На улицу выходили новые силы. Я видел, что это была серьезная засада на случай, если наша группа окажется не той, которую они ждали.

Часть этих бронзовых масок окружила нас, и лошадей повели по дороге через высокие ворота перед освещенным дворцом.

Это была гигантская башня в семь или восемь этажей. В некоторых ее окнах сохранились цветные стекла, янтарные, бирюзовые, рубиновые, и факелы дымили в ее стенах цвета львиной шкуры. Здесь же был источник музыки, в какой-то дальней скрытой комнате.

Мы пересекли наружный двор, подъехали по пологим ступеням к портику, огромные железные двери которого были распахнуты настежь, но вскоре с шумом захлопнулись за нами.

Здесь эшкиряне спешились, и бронзовые солдаты стянули меня с лошади по приказу Зренна. Лошадей увели. Мы поднялись по мраморной лестнице на верхние этажи. Орек подал Демиздор свою руку на лестнице, я отметил это, как я рассеянно отмечал все роскошное омертвение дворца и городскую речь, которую я не переставал понимать со времени пробуждения во время путешествия. Я еще недостаточно пришел в себя, чтобы проанализировать это чудо. Точно так же, как произошло в первый раз, я чувствовал, что это знак Силы, таящейся во мне, Силы моего отца Вазкора в этом оплоте его врагов. Мы вошли в огромную комнату, способную вместить пятьсот человек если они будут стоять плечом к плечу. Сейчас в ней, конечно, не было столько народу. Она опустела до нашего прихода, потом тоже не была сильно переполнена.

Вдоль комнаты стояли колонны, которые, казалось, были сделаны из серебра. Они напоминали по форме деревья. Серебряные ветви этих деревьев украшали потолок, и между ними были помещены цветы из граненого стекла, синие и цвета красного вина. В центре пола было мозаичное изображение ширококрылых лебедей в кобальтовых, алых и золотых тонах. В стенах раньше были драгоценные камни, но они были выломаны, вероятно, во время разграбления Эшкорека. Сейчас там висели гобелены, но их золотое шитье начинало зеленеть, а кисточки уже опробовали мыши.

С крыши свисала на бронзовой цепи медная лампа размером с человека. Свечи над ней горели под плафоном из зеленого как нефрит хрусталя, создавая в великанском зале освещение, подобное бликам в летнем лесу. Очага не было, но от стен и от пола поднимался теплый воздух.

Пока я оглядывался, в узкую дверь вошел мужчина. Он был одет в женоподобное платье приглушенного желтого цвета и в золотую маску.

Все серебряные и бронзовые маски были тотчас сдернуты, и все в зале склонились в низком поклоне, кроме меня, но мою невежливость не потерпели. Мгновение спустя ноги были выбиты из-под меня, и я рухнул к ногам золотой маски.

От этого я задохнулся и на некоторое время потерял нить происходящего. Потом я услышал, как Зренн говорит о черноволосом дикаре, который вполне может быть незаконным сыном Вазкора.

Золотая маска сказал холодным нетерпеливым голосом:

– Вазкор не был человеком страстей. Он желал только править, а не обладать телами женщин. Ему хватало его жены-ведьмы, и ее он взял только для того, чтобы иметь сыновей. Я не могу поверить истории о том, что Вазкор прелюбодействовал с нечистью племен.

– Но посмотри, Джавховор, – сказал Зренн, – он такой же, как Вазкор, ведь правда? Нам следовало сбрить его бороду; тогда бы ты лучше увидел сходство.

И Зренн схватил меня за волосы и откинул мою голову назад, чтобы золотая маска мог посмотреть.

Этот человек был их принцем, и они называли ею Джавховор, Высокий Повелитель – титул короля. Его золотая маска несколько напоминала бронзовые маски солдат тем, что она изображала такую же странную птицу, феникса, они также величали его Кортис Феникс Джавховор. Его глаза были защищены янтарным стеклом, но шея и пальцы, унизанные кольцами, были узловатыми, стареющими. Он, как и люди в крепости, тоже был достаточно стар, чтобы помнить черты Вазкора.

Но, казалось, он помнил. Его рука дернулась к закрытому маской лицу, невольный жест, как если бы он хотел сдернуть ее передо мной, как его командиры перед ним. Но он сдержал себя и вполголоса, слишком тихо, чтобы они услышали, думая, что я не знаю их языка, невнятно проговорил:

– Я никогда не думал встретить тебя снова в этой комнате, Черный Волк, Черный Шакал Эзланна.

Тогда я догадался, почему я снова обрел их язык, или вообразил, что догадался. Я заглянул в его глазные прорези.

– Неужели? – сказал я. Он громко вскрикнул при этом. Я сказал:

– И ты называл моего отца шакалом в лицо? Или, скорее, ты глодал кости со стола шакала и бегал за ним по пятам, как собака?

Даже Зренн отступил от меня на шаг. Я поднялся на ноги. Строя, я был гораздо выше, чем Кортис Феникс Джавховор.

Он гневно посмотрел мимо меня и закричал на них:

– Вы знали, что он владеет нашим языком?

Зренн запнулся, справился со своим шоком, и сказал:

– Мой повелитель, он никогда до этого не произносил ни слова на нашем языке. Должно быть, он научился у моей родственницы или у моуи, может быть, которые знают немного…

– Я ни у кого не учился, – сказал я, наблюдая за Кортисом. – Во мне говорит мой отец. Это Вазкор.

Несмотря на мои путы и неосведомленность, во мне поднялась волна такой обжигающей гордости, что я не боялся никого из них. Было бы разумнее бояться, бояться и молчать, но я как будто надышался наркотика до одурения. И все это время я ощущал его рядом, темную огненную тень, излучение моего отца. Я помнил только наследственный дар волшебной силы, который должен идти от него, и как я убил человека с его помощью. Мне нужно было только потянуться за силой, и я найду ее. Все люди, вероятно, должны иметь божество. Для меня, до сих пор безбожного на протяжении всей жизни, Вазкор стал единственным истинным богом.

Кортис выпрямился передо мной. Его горло скрипело, как у старика в суровую зиму.

– Очень хорошо. Ты семя Вазкора. Ты каким-то образом владеешь нашей речью, что очень хитроумно с твоей стороны. А твоя мать – какая-нибудь женщина из крарла?

Я небрежно сказал, частично, чтобы испытать его и тем самым узнать побольше о своей наследственности:

– Нет, никакая не женщина племени. Женщина из города. Женщина с белыми волосами и белыми глазами. Жена Вазкора.

Музыка, которая играла все это время где-то во дворце, невидимый оркестр, именно в этот момент прекратилась, как по сигналу.

– Тогда ты сын Уастис, – сказал Кортис. – Это правда, она была альбиноска, и ее чрево было им заполнено. Значит, она избежала гибели при крушении башни? Это она научила тебя нашему языку? Жива она или мертва?

За моим плечом раздался женский голос. Он был похож на голос той, которую он назвал, и волосы мои встали дыбом. Но это была не моя мать-рысь, возникшая из воздуха, это была Демиздор.

– Джавховор, не слушай этого лжеца. Я никогда не учила его нашей речи, но иногда я употребляла ее, а он хитрый и быстрый, этот человек, он научился от меня. Истории о Вазкоре и Уастис я тоже рассказала ему. Я не считаю его посевом Вазкора, несмотря на его сходство. Он держал меня как свою девку в вонючих палатках варваров, он осквернил меня, и я должна была соблюдать обычаи его слабоумной расы, чтобы сохранить свою жизнь. Из этого ада меня спасли мои родственники.

Я сохранил спокойствие, но у меня свернулись кишки от ее крика. Она была всего на шаг позади меня, но я не мог обернуться и посмотреть на ее не скрытое маской лицо, ее бледную лихорадку, ее глаза и ненависть.

– Джавховор, – сказала она тише, часто дыша, – твои родные убили себя из-за этого лживого дерьма. Мой повелитель был одним из них. Я умоляю о мщении, – она задохнулась и начала плакать.

– Нет необходимости умолять о мщении, – сказал Кортис; он уже овладел собой. – Кто бы и что бы он ни был, он будет наказан. – Его глаза обратились ко мне. – Ты понимаешь?

– Я понимаю, что в Эшкореке женщины – гадюки, а мужчины – собаки, гуляющие на задних лапах.

Он ударил меня тыльной стороной ладони, как будто это был небрежный удар, просто чтобы проучить глупого раба за оплошность, и его бронзовая гвардия схватила меня. Зренн приказал им снова распластать меня и тащить за мои веревки на потеху хозяину и себе самому.

Снаружи мне позволили идти. Теперь мы спустились в самый низ дворца, в сырые подземные помещения. В одном из них, настолько же крохотном, насколько верхний зал был громадным, мои веревки были заменены на оковы, которые соединялись с кольцами из черного металла, вделанными в мокрые каменные стены.

Когда мои стражники ушли и унесли свет, начали заглядывать крысы, но ни одна еще не подходила слишком близко. Однако камера не улыбалась мне в случае, если у меня пойдет кровь.

Сцена в зале снова прошла перед моим мысленным взором, ужас золотой маски, моя гордость, требования Демиздор. Она представлялась мне теперь галлюцинацией. За моим плечом не было больше тени, которая руководила бы мной. У меня была сила убить Эттука, но, казалось, недостаточно было сил, что разорвать свои собственные путы.

Я забылся коротким сном и, проснувшись, обнаружил, что крысы подступили к моим ногам широкой приливной волной. Я полоснул своей цепью по красным звездам их глаз, и они разбежались с писком ждать, пока я снова успокоюсь.

Я думал о Тафре, как она плакала, в муках рожая ребенка Эттука, и о Демиздор, заплакавшей, когда она поверила, что убила меня.

Мне было любопытно, проливала ли когда-нибудь слезы свиноматка, что родила меня.

Глава 3

Три бронзовых стражника вошли в коридор за стеной камеры и открыли металлическую дверь. На этот раз меня разбудили их факелы и звук их шагов, а не крысы, что явилось некоторым разнообразием.

В дверях стоял Кортис. Почему-то я ждал его посещения и не был сильно поражен. Он вошел в камеру, поставил один из факелов в ржавую корзинку, и стражник закрыл дверь и удалился на порядочное расстояние. Предстояла, похоже, частная аудиенция.

Факел неярко освещал Золотое лицо Кортиса и золото его крупных колец-печаток. Он сказал:

– После роскошной ночи, которую ты, несомненно, провел здесь, возможно, твоя семейная история несколько изменилась.

– Правду нельзя изменить, – сказал я, – но я ничего особенного от вашего гостеприимства не ожидал. У вас во всех комнатах крысы. Некоторые пищат, а некоторые носят золото на мордах.

На этот раз он не ударил меня.

– Твой отец, – сказал он, – ответил бы более осторожно.

– Мой отец убил бы тебя взглядом.

– Да. Это достаточно верно, – заметил он спокойно. Он немного отвернулся, вглядываясь в прошлое. – В дни славы в Белой Пустыне, когда Союз еще существовал, я был племянником Джавховора Эшкорека, и я не был доволен. Однажды на закате солнца, когда я отправился на ястребиную охоту в пустыне, моя группа встретилась с компанией из Эзланна и в ней был Вазкор. Они пришли на весенний отлов лошадей, потому что лучшими конями были дикие кони Эшкорека. Он был очень молод, не многим старше, чем ты, мой дикарь; но у него был язык, язвительный, как укус гадюки, а его глаза заставляли верить в его мудрость. Я слышал, что в нем была рабская кровь, что-то от Темного Народа, что вполне может быть. Я также слышал, что он колдун, и в этом я никогда не сомневался. Мы провели ту ночь вместе на краю пустыни, и он составил для меня план, кусочек за кусочком, как складывание картинки-головоломки. Однако прошло несколько лет, прежде чем богиня своевременно поразила моего дядю, и Вазкор усадил меня в королевское кресло Эшкорека. – Он снова взглянул на меня. Казалось, он обязан рассказать мне эту историю и устал от нее, и ему надоело рассказывать ее, потому что я видел, что он говорил об этом много раз самому себе. – Когда власть Вазкора пошла на убыль, когда он зарвался, я объединился с пятью городами Союза. Я не думаю, чтобы он особенно ненавидел меня; он был не способен на ненависть, так же как не был способен получать удовольствие. Ни один мужчина не значил для него столько, чтобы вызвать в нем ненависть, и ни одна женщина. Кроме одной, может быть. Уастис. Я никогда не видел ее, возродившуюся богиню Эзланна, но я думаю, ее сила равнялась его силе, и если она осталась жить после него, тогда, несомненно, она тоже предала его, как это сделал я.

Он подошел к факелу и снова взял его, потом близко подошел ко мне, разглядывая мое лицо. Было видно, что ему пришлось собрать для этого все свое мужество, глаза его за янтарным стеклом были неподвижны и широко раскрыты.

– Сын Вазкора, – сказал он, – если в тебе есть его колдовская сила, лучше примени ее. Эшкорек расколот на фракции, и я уже не единственный человек, которому поклоняются как Джавховору. Но в одном мы едины. Убить тебя по кусочку будет изысканным блюдом для тех из нас, кто узнал только мрачные последствия битв Вазкора.

Его голос, мертвенно спокойный и пустой, как сухой колодец, заставил меня внезапно испугаться предстоящего мне так же, как я не боялся его раньше. Там, где была эта пустота, казалось, нет надежды на послабление и никакой надежды на милосердие. Я бы предпочел брань Демиздор, которая (я думаю, что уже тогда знал это) была всего лишь облаченной в другую форму любовью. Я сглотнул, потому что в горле был привкус болиголова.

Я сказал:

– Значит, они не верят, что я Вазкор?

– Тебя испытают, – ответил мне новый голос.

Я повернул голову и увидел Зренна. Он вошел, крадучись, тише кошки.

На нем не было больше черной одежды и серебряной маски-черепа, он был одет в костюм цвета охры, расшитый изящными девическими орнаментами, и в серебряную маску-лису.

Кортис тоже повернулся.

– Ну, какие новости?

Зренн поклонился. Во лбу маски лисицы сверкал желтый топаз.

– Гонец отправлен, мой Джавховор, и вернулся. Немарль, а также Эрран согласны встретиться с нами, как ты предполагал, но прежде они послали человека посмотреть на нашего пленника. Их предосторожность делает им честь, мой повелитель, ты согласен?

Кортис сказал:

– Этот человек здесь? Тогда пусть входит. Чего ждать? Церемонии?

Зренн подал знак в коридор. Один из стражников позвал другого, и снова раздался топот ног, и факелы осветили проход. Вскоре вошел посланец. Его одежда была даже более истрепанной, чем потертое великолепие Феникса и его командиров, а маска у него была из серой материи. Какой-то простой гражданин, несчастный, приобретенный для этой работы соперничающими принцами, с его потерей можно было не считаться, и он полностью отдавал себе в этом отчет.

Он немедленно упал на колени перед Кортисом, поспешно сдернув маску.

Зубы у него были серее материи маски, и лицо тоже почти такое же серое.

– Я умоляю о неприкосновенности посланца, великий повелитель Кортис Джавховор. Не причиняйте мне вреда, я всего лишь старый человек, ничто… Зренн слегка ударил его по голове.

– Заткни свою вонючую глотку, урод. Установи личность воина, как тебе было приказано твоими благородными хозяевами. Мой повелитель Кортис уже устал от твоего шума.

При этих словах посланец взглянул на меня.

Его покрасневшие глаза выпучились, как будто готовы были выскочить из орбит. Из коленопреклоненного положения перед Кортисом он бухнулся лицом вниз передо мной, скуля.

Зренн пнул его.

– Вазкор, это Вазкор, – завизжал старик. Он пополз по полу, по крысиным лужам к моим закованным ногам. – Милости, владыка, – причитал он, обращаясь ко мне, как бы не в силах отвести глаза под неумолимым жестким взглядом.

Зренн засмеялся своим тихим неискренним смехом.

– Достаточное доказательство, – сказал он и снова засмеялся.

– Откуда старик знает его? – спросил Кортис. По его тону ничего нельзя было понять.

– Он ручное животное принца Эррана. Принц говорит, что старик был в пехоте, которая наступала в Багряной Долине при Вазкоре. Он получил ранение, которое вернуло его домой до начала наступления.

– Спроси его, правда ли это.

– Мой повелитель, – Зренн подошел к старику и отпихнул его от меня носком ботинка, как будто убрал мусор. – Ты слышал Джавховора? Говори, ты сражался при Вазкоре?

Посланец, пошатываясь, выпрямился. Он промямлил утвердительный ответ. Глаза его умоляли меня не испытывать на нем мой гнев. Бронзовой стражник протопал через узкую дверь по какому-то новому знаку Зренна и утащил серого посланца.

Несмотря на все проблески памяти моего отца, это потрясло меня. Может быть, его дух укорял меня за страх и неспособность, ибо какая бы ни была во мне сила, казалось, я исчерпал ее.

– Где место встречи и когда? – спросил Кортис.

– Храм – шутка принца Немарля, берусь предположить. Полдень.

– Сколько мечей с их стороны?

– Немарль говорит, пять командиров, сотня бронзовых. Я думаю, Эрран приведет больше.

– Проследи, чтобы наши силы были равными, предпочтительнее, чтобы превосходили.

– Мой повелитель, – Зренн направился к двери, помедлил и сказал:

– Джавховор, моя родственница просит разрешения сопровождать тебя.

– Демиздор останется здесь, – ответил Кортис.

– Это огорчит ее, мой повелитель. Она жаждет увидеть, как будет корчиться дикарь.

– Нет, Зренн, – сказал Кортис, – этого жаждешь ты. Демиздор жаждет других вещей. На такую встречу я женщин не допущу. Месть – тонкая штука, из которой делается примирение. Скажи ей, что она должна оставаться в своих апартаментах. – Он повернулся, чтобы выйти вслед за Зренном, учтиво кивнув мне. – Потерпи тьму еще немного, сын Вазкора. Скоро у тебя будет изобилие света.

Свет был, яркий спокойный день накануне молодой зимы, небо – как кованая платина. По улицам летели редкие листья из заросших садов, как обугленные красные бумажки у подножия зловещей мертвенности Эшкорека.

В Храме – тоже свет. Замок богини, переданный, как мне сказали, Уастис (мамаше моей) в дни ее власти, с тех пор опустевший, опустошенный, с провалившейся крышей, проломленными стенами – колоссальный, отдающий эхом форум, уцелевший только в восточной части. Шутка Немарля. Да, конечно. Вынести мне приговор под тенью той, которая была женой моего отца.

Ибо статуя великой богини все еще стояла. Гигантша из желтого камня, потемневшая от старых пожаров, в юбке из бронзы и золота и ожерельях из изумруда и нефрита, с рубиновыми сосками. Она стояла слишком высоко, чтобы ее можно было разграбить. Пока добились бы отважные смельчаки, чтобы взобраться на этот крутой откос и вырвать драгоценности. Она казалась высокой, как небо. Она казалась бы еще выше, если бы сохранилась голова. Но тот же выстрел, что снес потолок, оторвал и голову эшкирской Уастис. В те дни они еще заботились о религии и подмели осколки, как яичную скорлупу, но на мозаичном полуострись трещины в тех местах, куда вылетели ее мраморные мозги.

Таковы были обещанный Кортисом свет и шутка Немарля.

Была еще одна шутка, Зренна.

Они пришли в мою камеру, расковали и вывели наверх. В маленькой заплесневелой ванной комнате они сняли с меня одежду крарла и предложили мне ванну, превосходную, как для принца. Я не доверял парикмахеру с бритвой, но он только аккуратно побрил меня и не стал перерезать мне горло, как я наполовину вообразил себе его намерения. После этого я был одет в брюки и камзол из черного бархата королевского качества и даже кожаные сапоги с золотыми пряжками. Бронзоволицые, усмехаясь глазами за защитными стеклами, принесли мне золотую цепь, браслет из нефрита толщиной в два пальца и черное кольцо.

Я отлично знал, что они задумали; я не мог этого не понять. Они одевали меня так, как одевался Вазкор, вероятно, в те самые одежды, которые покрывали его тело, хотя в этом я сомневался. Из их разговоров и шепота я уже заключил, что тело его не было найдено под рухнувшей Башней. Только некоторые из его солдат, которые необдуманно сдались осаждавшим, оставили в наследство шести городам свои черные одежды и серебряные маски, при помощи которых они пугали население племен.

Если для Зренна это было шуткой, то для меня – нет. Свободный от цепей и одетый, как принц, я почувствовал, что мое мужество возвращается ко мне, я чувствовал себя настолько сильным, что мог подмигнуть страху, который владел мной раньше. Если они намеревались убить меня, они это сделают. Но ни к чему приятно щекотать их своей трусостью.

Во дворе перед дворцом Кортиса стоял черный мерин в пурпурно-золотой сбруе. Когда я вскочил на него, Джавховор со своими воинами спустился по ступеням. Зренн подбежал ко мне, сдернул маску и церемонно поклонился.

– Приветствую тебя, Вазкор, Владыка Белой Пустыни, Избранник Богини! Он был похож на мальчика, отправляющегося на свою первую охоту, так он радовался в надежде на горе и муки, которые мне предстояли.

Когда он, улыбаясь, поднял на меня глаза, я был готов и плюнул ему в лицо.

Это ему не понравилось. Его улыбка искривилась, одной рукой он вытер свою гладкую щеку, а вторая рука искала меч. Он подошел слишком близко. Мне не составило труда слегка толкнуть его в грудь моим новым сапогом и опрокинуть его. Он распластался на земле. Никто не побежал ему на помощь, но раздался скрежет металла, вынимаемого из ножен.

Тогда Кортис сказал, как мужчина, успокаивающий ссорящихся детей:

– Нет, господа. Оставьте его. Зренн, если ты сделал из него Вазкора, тогда ты должен чтить его, как Вазкора. Если ты изрежешь его на куски сейчас, как ты утешишь моих друзей принцев?

Зренн поднялся на ноги. Он показал мне свои белые ненавидящие зубы, надел хорошенькую маску-лису и позвал своего коня.

Я увидел, что многие серебряные сохранили для этой драмы одежду гвардии Вазкора: черные костюмы и маски-черепа. По обеим сторонам от меня встало по такому воину, их мечи лежали поперек излучины седла острием ко мне. Другие подъехали сзади. Ослепительный холодный солнечный свет не пощадил нищенского убранства, это было все, что осталось от древнего великолепия. Узда на моей упряжи была наполовину изъедена.

Кортис развернул своего серого кругом и выступил впереди нас, вслед за ним двигались пять его командиров и бронзовая рать. Моя часть процессии затрусила за ними. Я оглянулся. За мной скакало тридцать, пародия на воинов Вазкора. Никакой возможности прорваться и никакого оружия в поясе.

Пешие бегуны бежали наравне с лошадьми. Все были похожи один на другого, страшные, с кожей цвета грязи и синими выбритыми макушками, без масок. Я вспомнил, что видел их братьев в крепости на скале: городские рабы, рожденные в рабстве, рабы насквозь, душа из них вытравлена.

Лучше быть свободным и умереть, чем жить мертвым.

Я не видел ни одного из легендарной массы порабощенных воинов племен, угнанных во время налетов. Белое полуденное солнце стояло над храмом, когда мы добрались до него, и где-то на крыше или на осеннем дереве резко кричала какая-то птица; я помню это, потому что больше я не слышал в Эшкореке ни одной птицы.

Мы проехали в Храм, и там уже ждали конные, прибывшие раньше.

Группа Кортиса остановилась; через дорогу группа ранее прибывших неподвижно уставилась на них сквозь свои маски, шесть из них были золотые. Здесь были истертые меха, сквозь которые проглядывали темно-серые и шафрановые одежды. Их предводитель носил маску-феникс несколько другого вида но все же это был феникс. Он равнодушно поднял руку, и Кортис ответил, каждый – как кукла на веревке, и никакого словесного приветствия. Второй феникс произнес:

– Кажется, Повелитель Эрран отказывается встречаться с тобой, мой повелитель. Подозреваю, что он боится возрожденного.

Так я узнал, что он Немарль. Я гадал, какие планы он изобрел относительно меня, какие планы у Кортиса, сколько будет длиться мое умирание – все это в зловещем, спокойном внутреннем споре, как будто у меня не осталось нервов, – когда прибыла третья группа всадников, незаметно выехав из тени статуи.

Здесь было десять масок из желтого металла, и предводитель – не феникс, а золотой леопард, и его туника была расшита золотыми пластинками, протершимися во многих местах.

– Не боюсь призраков, господа, – сказал он, – остерегаюсь людей. Я вижу, Эзланн пришел в Эшкорек. Так выглядел Вазкор в дни своего величия, а, Кортис? Ты должен снова чувствовать себя молодым при виде его юности.

– Нет, принц Эрран, – сказал Кортис, – это удваивает мои годы. Но он очень похож на Вазкора.

– И я слышал, что он сам утверждает свою наследственность. – Эрран повернулся ко мне. Я был в окружении одних масок. Сцена начинала походить на какой-то зловещий кошмар. – Что же нам с ним делать тогда? Сделать его своим королем?

Немарль мрачно сказал:

– У нас есть счет к Вазкору. Преступления отца перешли на сына. Этот заплатит долг. Именно на таком условии мы встречаемся. Восстановить справедливость, откладывавшуюся так долго.

Мне пришло в голову, что говоря о шутке Немарля, шутил сам Зренн. Немарль не умел шутить. Ему было, возможно, лет сорок; он тоже помнил моего отца.

Воины вокруг меня внезапно поехали вперед, и моя лошадь послушно двинулась с ними.

Сейчас мы оказались в центре площадки.

Я подумал, если бы у меня был меч или хотя бы нож, я бы вырвался от них.

Слева из мостовой торчал остаток колонны, как осколок кости, оставленный в ране.

Зренн обошел мою лошадь. Он поклонился, держась на более безопасном расстоянии, чем в прошлый раз.

– Слезай, Владыка, – сказал он.

Мог бы я снова ударить его? Выхватить его короткий меч?

Я знал, что не буду делать этого. Никому не удалось бы сделать это достаточно быстро, они бы стащили меня, разоружили, тщательно стараясь не убить. Я не собирался подслащивать таким медом их вино. Я не собирался бороться с судьбой, которую они приготовили мне.