Текст книги "Попутчики"

Автор книги: Танит Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Хейвор неожиданно увидел себя глазами волка – кровь, мясо. И при этом взгляде возникла какая-то жалость к самому себе и странное упорство. Вот это самое он мог осмыслить, этому противнику он мог оказать сопротивление. Он мог забыть любого другого охотника, потому что здесь грозила непосредственная опасность.

– Значит, ты положил на меня глаз, браток, – сказал Хейвор громко. – Ты хочешь моей плоти.

Не останавливаясь, он извлек фиолу торговца травами и опрокинул в горло два или три глотка. Оставалась четверть смеси.

– Ну, давай, двинемся дальше! – сказал он волку. – Я пытаюсь добраться до города, а ты хочешь вцепиться мне в горло. Поглядим, кто быстрее!

На этот раз, жидкость прояснила голову Хейвора. Он почувствовал себя крепче, бодрее. Иногда луна казалась ему черепом мертвеца, но он говорил: “Луна!” – и видел ее вновь такой, какой она была на самом деле. Иногда лес казался заполнен высокими резными колоннами, тогда он прижимал к ним ладони и говорил: “Деревья!” Однажды из-за ветвей на него глянул Качиль, он услышал пенье Фелуче, но девушка с золотым сиянием волос не показывалась. Новый охотник находился между ними.

Хейвор и волк тащились дальше. Это было своего рода товарищество.

Утренние сумерки пробили в небе широкую щель и просочились сквозь нее. Лес остался позади.

Хейвор прислонился к стволу дерева и немного передохнул. Нигде не было видно ни деревни, ни хутора, ни жалкой хижины. Солнце рисовало красноватые пятна на снегу.

– Ну, брат, – сказал он волку, – Выглядит, вроде так, будто ты можешь выиграть.

Волк, казалось, понял, что он сказал, так как неожиданно выбрался из кустарника в двадцати шагах от него и сел, наблюдая.

Хейвор предполагал правильно, зверь был болен. Его мех не обладал глянцем, глаза казались молочно – мутными.

Сострадание охватило Хейвора. Он бы охотнее всего бросил волку пару кусков снеди, но, когда зверь поднялся и подкрался ближе, Хейвору пришлось бросить твердый снежный ком. Волк отпрыгнул и уселся снова.

– Бедный брат, – сказал Хейвор. Волк моргнул. Юноша залюбовался его осанкой, даже сейчас зверь был еще красив.

Через некоторое время Хейвор выпрямился и побрел дальше. К полудню его ноги ослабели. Поднялся ветер, и там, где местность возвышалась, в ушах его визжали и свистели вихри.

– Долго это не продлится, – сказал он волку.

Хейвор ничего не чувствовал. Страха у него не было. Он мог упасть и волк убил бы его. Все произошло бы так быстро, что те, другие, не успели бы вмешаться. Он не позволит им взять себя во сне. Он предпочитал долгую темноту, которая, по его мнению, следовала за жизнью, и надеялся быть в ней один.

Ветер превращался в хлещущие ремни священников. Хейвор ругался и стонал под свистящими ударами, а затем почва пошла на него, и он покатился, увидев небо и мчащиеся по нему тучи – конные отряды войска призраков.

Затем Хейвор увидел волка, стоящего у его ног. Юноша нащупал нож на своем поясе. Он был почти рад тому, что его смерть, если она оказывалась неизбежной, означало спасение для голодного волка.

– Подожди, брат, – сказал он. – Еще одну минутку! И волк, испуганный его голосом, отпрыгнул. Пальцы Хейвора так окоченели, что ему было трудно держать нож. Когда он уже совсем решил нанести удар, по воздуху пронесся подобный молнии луч, ударивший волка между глаз.

Зверь не издал ни звука. Он повернулся один раз вокруг своей оси, рухнул и остался лежать неподвижно.

Хейвор с усилием приподнялся на локтях и коснулся волка. Тело зверя было теплым. Снег приклеился к его меху, а из лба торчала рукоятка ножа.

– Бедный брат, – сказал Хейвор. Глаза его сразу наполнились слезами.

– Я его убила без всякого желания, – сказал кто-то сверху. – Но волчий сброд убивает, чтобы поддерживать друг друга, и мы, люди, должны держаться вместе. Кроме того, думаю, он и так был близок к смерти.

Хейвор снова опустился в снег и поднял голову, слишком слабый, чтобы встать.

Он решил, что видит стройного парня, еще очень молодого, закутанного от холода в меховой плащ с капюшоном. Чужак показался ему знакомым. Хейвор вспомнил лагерный костер, матерчатый кошелек с деньгами, испуганный голос… Лакон. Лакон, попросивший его отнести сбереженное жалованье матери. Лакон, ради которого он боролся за долю в кубке. Лакон, который был мертв и лежал, погребенный под стенами Авиллиды.

– Ты – привидение, – пробормотал Хейвор. Юноша опустился на колени возле него.

– Я человек. А ты болен. Ты прошел длинный путь? Неожиданно Хейвор понял, что перед ним не парень, а девушка, девушка шестнадцати или семнадцати лет, с нежным овалом лица и своеобразными зелеными глазами, цвет которых напоминал молодые желуди. Длинные коричневые волосы, вылезавшие из-под капюшона. Она была настолько иной, нежели его видения, и ее черты имели так мало общего с лицом свечного пламени, что он доверился ее словам

Она взяла свой нож и быстро очистила его в снегу. Ее лицо было бледным, но спокойным и решительным.

– Пойдем, солдат, – сказала она. – Попытайся встать. Я помогу тебе…

Силы у нее оказалось больше, чем можно было ожидать от ее хрупкой фигуры. Она поддержала его, и Хейвор выпрямился.

Под защитой деревьев ждал маленький пони с вязанкой хвороста на спине. Девушка сбросила груз на землю и помогла Хейвору взобраться на лошадь. Затем взяла поводья и пошла вперед.

– Мой дом за ближайшим пригорком, – сказала она. – Зимой я не решаюсь уходить далеко. Это было счастье, что ты говорил громко, иначе бы я тебя никогда не нашла. Ты куда добирался? В Венку?

– Да, – ответил он.

– Заедем сначала на хутор, – сказала она. – Ты можешь обогреться, подкрепиться и идти дальше, когда выспишься. До Венки не больше мили.

– Все, только не спать, – пробормотал он, но так тихо, что она не услышала.

Они достигли пригорка, и он увидел хутор – сараи, кладовые и старый дом, из камина которого поднимался тонкий шлейф дыма. С западной стороны одиноко стояло дерево, искривленная сосна.

Голос в мозгу Хейвора сказал: “Вы узнаете дом по большой кривой сосне с западной стороны…”

– Лакон, – сказал он громко.

Девушка помедлила и не оборачиваясь, спросила:

– Так ты познакомился с моим братом на войне короля, солдат?

– Да, – ответил Хейвор непослушным языком. Значит теперь он добрался до цели и должен передать весть о смерти и кошелек с монетами. Мать и две сестры Лакона.

Он извлек напиток, выпил его до последней капли и бросил фиолу в снег.

В Венке для него никакой помощи не было – это он знал. Он думал, что волк принесет ему смерть, но это оказалось заблуждением и смерть все еще сидела в засаде. Но теперь-надо было держаться, чтобы уладить еще одно дело.

Были ля Деньги Лакона запятнаны, потому что исходили из его рук? Ну, он мог предупредить женщин. Взял же лавочник его лошадей. Но воздействовало ли на третьих лиц золотое проклятье, которое он тащил с собой?

Девушка не обменялась с ним больше ни словом. Возможно, поняла, что брата больше не было в живых. Он бы позднее сказал им правду, протянув маленький матерчатый кошелек.

После этого он, как уже один раз было, взял бы заступ и ушел подальше. Хейвор хотел выкопать глубокую яму, опустить в нее кубок и ждать поблизости. Ждать смерти.

СИЛСИ

Тело Хейвора, казалось, понимало, что должно оказать последнее сопротивление. Кровь начала шуметь, голова стала совершенно ясной. Он воспринимал холод и яркий дневной свет. Когда во дворе он слез с пони, ноги уже не подгибались и у него уже было чувство, что он способен пройти мили, не уставая. Но между тем Хейвор прекрасно знал, что эйфория обманчива, и надеялся, что она продержится, пока он не справится со своей последней задачей.

Ему бросилось в глаза, что на ферме нигде не было видно живности; Он тщетно прислушивался: ни мычанья коров, ни похрюкиванья свиней или лая собаки. Даже куры или утки не показывались во дворе.

Девушка увела пони в один из низких сараев и сразу же вернулась. Она отворила толстую дощатую дверь в дом и ждала, пока он войдет – старинный жест вежливости южан.

Внутри было бедновато: только стол, скамья, три больших потемневших от времени сундука и высокий стул возле огня. Девушка зажгла воск в глиняном светильнике, так как, за исключением крошечного глазка над дверью, комнатка была без окон и, несмотря на тлеющий очаг, темной. Она сказала с некоторым упрямством в голосе:

– Я владею немногим, но охотно поделюсь с тобой.

Меня зовут Силси.

– Твоей матери и твоей сестры нет? – спросил он.

– Нет.

Она сказала это со странной горечью, которая скрывала нечто другое. Хейвор как-то стал восприимчив к этим тонкостям. -

– Далеко они? До захода солнца вернутся?

– Недалеко, солдат, но домой они больше не придут. На холме за фермой их могила. Я выкопала ее сама. Была эпидемия, многие в деревнях вокруг Венки умерли. Они больше никогда не придут домой. – Она посмотрела на него и добавила:

– Прошу тебя, никакой жалости и утешительных слов. Они не могут быть серьезными, потому что ты не знал их обоих.

– Твой брат Лакон, – объявил Хейвор тихо, – погиб на севере, в Авиллиде.

Ее лицо осталось неподвижным.

– Так и и думала, – ответила она кратко. Она отвернулась и уставилась на огонь.

– Он вбил себе в голову, Что должен сражаться в войске короля. А чем бы его удержали? Жалким клочком земли, которая ничего не родит, и каждый день на которой проходит так же серо, как любой другой? Он верил, что разбогатеет с помощью войны и обогатит нас. Мираж. Но он был таким юным.

– Он сберег это для вас, – сказал Хейвор и извлек маленький матерчатый кошелек из пояса, положив его на стол.

Девушка пристально посмотрела на Хейвора.

– Ты прошел такой долгий путь, чтобы принести нам деньги?

– И да и нет, – ответил он. – Сначала я хотел уладить в Венке дело, а затем зайти сюда. Но вышло иначе.

Он снял кожаный мешок с плеча и тоже положил на стол. Силси не стала задавать вопросов и склонилась над очагом, чтобы согреть пиво.

– Мое имя Хейвор, – сказал он медленно. – Хейвор из Таона. Я родом с севера. В последнее время я был капитаном твоего брата. Я не знаю, как Лакон нашел смерть, но знаю, что он хотел, чтобы вы получили этот кошелек.

Девушка ничего не ответила и Хейвор продолжил, медленно подбирая нужные слова, в то время, как свет и тепло старой каморки проникали в него и будили желание молчать и не бояться больше ничего на свете.

– Прежде, чем оставить Авиллиду, я с двумя другими похитил большое сокровище. Золотой бокал. Я несу его с собой.

– Так ты грабитель? – спросила она тихо. – Это меня удивляет. Ты терпел нужду?

– В известном смысле, да.

Она подошла и поставила перед ним пиво, а также поднос с сыром и хлебом. Он сделал пару глотков, но не чувствовал голода, хотя почти два дня ничего не ел,

– Угощайся! – упрямо сказала она – Я не так бедна, чтобы не могла угостить гостей.

Внезапно все завращалось в его голове. Короткий, резкий приступ головокружения совершенно разбил его. Он ничего не хотел ей рассказывать, но услышал лишь собственное бормотание:

– Не растрачивай свою еду на проклятого!

– Проклятого? Что ты имеешь в виду? Ты что, совершил убийство?

– Убийство? А что такое война как не убийство? Однако нет, Силси, не это я имею в виду.

– А что тоща?

Он заметил, что она села возле него. В ее юном, нежно очерченном лице чувствовались воля, желание помочь ему, несмотря на собственные печали и заботы. Она излучала странную силу, которая только подчеркивалась ее хрупкой фигурой. Ее доброта будила в нем намерение ничего не рассказывать, чтобы не усугублять горе, уже пережитое Силси, но потом он сделал полностью противоположное: описал, запинаясь, отрывистыми фразами, что произошло. Он думал, что она способна его понять. Или, если не поймет, выкажет презрение и страх. Она, однако, не шелохнулась вообще. Только лицо девушки казалось таким же бледным, как в тот момент, когда она очищала нож в снегу.

– Да, – сказала она, когда он закончил. – Я знаю такие проклятия. Читала о них.

– Отнеси деньги Лакона священнику, в Венку, – продолжал Хейвор, хотя его губы словно пересохли. – Возможно, они смогут произнести над ними свои молитвы.

Она улыбнулась тонкой пренебрежительной улыбкой.

– Священники еще никогда не помогали нашей, семье. Кроме того, сейчас это по сравнению с другим – мелочь. Я только – все еще не понимаю, зачем ты взял кубок.

– Сейчас это уже не играет роли.

В очаге треснул уголек, и искры взвились в высоту. Они засветились в глазах девушки, затем потухли, как будто бы их поглотило зеленое море.

– Вечереет, – сказал он.

Маленький квадратик над дверью потемнел. Скоро заход солнца и его время остановится.

– Для нас! – внезапно воскликнула Силси. Он снова посмотрел на нее. – Ты украл тот кубок для нас, правда? Лакон рассказал тебе, как мы бедны, и, когда ты увидел кубок.., ты подумал, что золотом сможешь смягчить наше горе.

– Нет, – возразил Хейвор. – Или, в лучшем случае, вначале… Но даже тогда уже вмешалось колдовство. Я хотел взяться за кубок, держать его. Не думай, что я украл его для вас. Это была такая же алчность, которая охватила и Качиля, и Фелуче.

Она затрясла головой.

– Не забывай, я слышала, как ты говорил с волком. Ты украл для нас, не для себя. Я чувствую такие вещи – это дар, которым владеет наша семья, Лакон предугадывал свою смерть, не так ли?

– Сейчас это безразлично, – сказал Хейвор И встал. Все его тело болело и сопротивлялось. Теперь недолго, утешал он свои мускулы, как утешал волка. Скоро всему конец.

– Погоди, – сказала она.

– Зачем?

– Куда ты идешь.., что ты намерен делать?

– Хочу взять заступ, если такой у тебя есть, – сказал он. – Затем унесу эту штуку как можно дальше отсюда, выкопаю глубокую яму и опущу ее туда.

Она бросила взгляд на кожаный мешок. Она не хотела видеть кубка. Все другие страстно желали этого, даже испытывая страх.

– А потом? – спросила Силси.

– Конечно, – Хейвор пошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее. Ледяной ветер проскочил мимо ног, и пламя в очаге гневно затрещало. В течение минуты огонь казался ему огромным рыжим псом, защищавшим Силси. Но он отбросил эту мысль и посмотрел на заснеженные поля.

Солнце уже опустилось. Вечер всходил в голубизне, и выше к лесу, на гребне холма, по которому он недавно спускался, он увидел их: три всадника, черные на голубом фоне, на своих темных конях, и над головой одного пламенные языки белокурых волос.

Только сейчас он заметил, что Силси стояла рядом с ним. – Ты видишь их? – спросил он. Почему-то он не верил, что Эти три фигуры могут причинить ей вред. Они положили глаз только на него.

– Я различаю.., что-то. Возможно, тени. Хорошо, подумал Хейвор, пусть они для тебя останутся тенями. Для меня они обладают субстанцией.

– Ты можешь дать мне заступ?

Она помедлила.

– Да.

– Неси его немедленно, Силси, – сказал он. – Я хочу, чтобы как можно большее расстояние было между мной и твоим двором, прежде, чем мне придётся остановиться.

Она повернулась и вышла на двор, в сумерки. В то время, как ее не было, он пристально смотрел на трех всадников на вершине холма или на тени, которые он принимал за трех всадников, но они не двигались с места, а Силси вскоре вернулась.

– Вот.

Он взвесил тяжелый старый инструмент в своей руке. Лезвие было зазубрено, рукоятка отполирована от долгого употребления. Использовала ли Силси этот заступ, чтобы выкопать могилу матери и сестре?

– Спасибо, – сказал он.

Она отступила на шаг и холодно спросила:

– Далеко ли ты уйдешь? Ты и сейчас уже полумертвый.

– Достаточно далеко. Если выйду немедленно.

Ее губы сжались. Казалось, Силси приняла решение.

– Здесь есть узкая тропа, по которой идти быстрее. Я могу показать ее тебе.

– Нет, – отказался Хейвор. Он не хотел, чтобы она выходила с ним в ночь, если троица следовала за ним.

– Пошли! – сказала она. – Это недалеко, но нам надо идти по склону.

Все формы имели теперь размытые края. В голове его стучало и звенело при каждом ударе сердца. Они прошли мимо кривой сосны. Он видел дерево как нечто, находившееся под водой, и снова были видения. В ветвях сидела нимфа, искалеченная, как и дерево, и плакала в своем жилище из коры.

Склон был гладким как стекло. Он скользнул, то и дело съезжал, идя вслед за девушкой. Раз или два он оглянулся, но ничего не смог различить сквозь шепчущий ветер. Он становился слабее с каждым шагом.

Раньше он полагал, что знаком с отчаяньем, но теперь понял” что всегда был далек от этого. Подлинным отчаяньем был этот болезненный подъем, это упрямое стремление к тьме. Это был черный груз на его шее, черная пещера, которая его поглощала.

Теперь дороги назад не было. Дело шло к завершающей схватке. Избежать ее нельзя. -

Они подобрали тот же самый ключ к нему, как к Качилю и Фелуче. Согласие. Качиль пошел на согласие в страхе, сломленный… Фелуче – радостный и полный ожидания. Теперь шея на согласие Хейвор, без подлинного страха, но уж точном и без радости. Но этого было достаточно.

Они достигли вершины холма. Хейвор стоял, тяжело дыша, и девушка посмотрела ему в лицо. Ее собственные черты были белыми, ясно различались только глаза, такие светло-голубые, что напоминали благородные камни восточных стран.

Затем запылала рукоятка заступа в его ладони, он посмотрел в сторону и увидел торчащую из-под снега памятную дощечку.

– Да, – сказала Силси, не поворачиваясь. – Они похоронены здесь, моя мать и маленькая сестра. Я вырезала их имена на дощечке. А вон там дорога.

Хейвор повернулся и увидел извилистую тропу, более низкую, чем окружавшая ее почва. Контур тропы казался ему по жуткому выделенным, словно тушью провели по снегу.

Он хотел сказать Силси еще что-нибудь, но ему не доставало настоящих слов.

– Иди же! – крикнула она внезапно, – Иди же, наконец! Хейвор подумал, что девушка боится, он быстро повернулся к тропе и почти бегом сделал первые шаги, в То время, как она осталась возле могилы.

ТЬМА

Взошла луна. Сейчас она не казалась Хейвору черепом мертвеца, а скорее, белой бумажной маской, повисшей на небе. Ветер успокоился. Было очень тихо. Только его сапоги поскрипывали в снегу.

Он шел по тропе. Вначале окружение представлялось бесконтурным, но затем снова пошли леса, растопырившие свои припудренные белым пальцы. Один раз он увидел вдали отблеск на горизонте, словно тысяча светильников и факелов города в ночи. Возможно, Венка, но наверняка он не знал. Действительность, или иллюзия, теперь это было все равно.

Он шел по тропе. Шел внимательно, потому что боялся сделать круг и снова оказаться вблизи старой фермы. Но он боялся и того, что тропа может привести к какой-нибудь деревне, он представлял себе, как уронит кубок, и черное дыхание вырвется из его зева, заражая все вокруг. Поэтому примерно через час он – оставил тропу и углубился в лес.

Сосульки блестели и позванивали над его головой. Хейвор ничего не чувствовал – ни холода, ни колючек кустарника, ни острых камней под подошвами. Вскоре он перестал чувствовать ноги и ему приходилось следить за каждым шагом, каждым движением колена, каждым соприкосновением с почвой, чтобы не споткнуться.

Затем земля перед ним кончилась.

Он остановился и уставился в бездну из снега и черной скалы. Старая каменоломня, давно забытая. Сюда уже никто не являлся, кроме птиц, змей и сбившейся с пути дичи, которая опрометчиво попадала в эту яму, ибо на дне впадины, примерно в двадцати футах, лежали кости животных, полускрытые снегом.

Хейвор почувствовал, что это подходящее место. Здесь он должен оставить кубок и ждать своего конца.

За края каменоломни цеплялись деревья. Он использовал их ветви и рукоять заступа как опоры и благополучно одолел пару шагов. Но дальше склон был голым. Он поскользнулся, заступ вылетел из рук и полетел вниз. Хейвор прополз на четвереньках, примерно, метр, затем снова поскользнулся, больно упал на спину и покатился в глубину.

Он лежал в снегу и хохотал, не зная, почему. Он был так оглушен, что не мог сказать, поранился он или нет. Хейвор поднялся и почувствовал, что может стоять.

Заступ торчал вертикально в снегу. Он вытащил его. Была ли земля здесь внизу мягкой? Лезвие проскрежетало несколько раз по обломкам скалы. С каждой попыткой у Хейвора становилось меньше сил. На его руках, как золотые спирали, лежали два или три бледных волоса. Он не тратил сил, чтобы стряхнуть их.

Затем заступ врезался в почву, и Хейвор начал Копать. Кубок раскачивался в мешке при каждом движении то туда, то йода.

Это продолжалось недолго, так как скоро Хейвор снова наткнулся на твердую скалу, но дыра, которую он выкопал, была достаточно глубока. Ом развязал ремни, открыл мешок и, вытащив кубок, поднял его вверх.

Где-то наверху, на краю каменоломни, ему послышался звук ударов копыт по снегу.

Хейвор поднял голову.

– Ладно, вы там, трое, – сказал он. Голос прозвучал пусто и металлически в ледяном воздухе. – Я здесь. Спуститесь и берите меня! Нет? Вы можете победить меня только во сне, не правда ли? Так борются только трусы.

Он выпустил кубок. Сосуд упал в плоскую яму, с колокольным звоном ударившись о скалу. Хейвор взял заступ и с усилием стал бросать полусмерзшуюся землю и снег. Когда яма была заполнена, он пристально посмотрел и подумал, что видит, как сквозь почву мерцает желтоватый свет.

Мысль пришла неожиданно, из кубка вырастет дерево, золотое дерево с драгоценными камнями на ветвях. Ему вспомнилось, Что что-то подобное он думал, когда хоронил Качиля.

Где-то наверху, на краю каменоломни, ему послышался звук, подобный вздоху ветра. Он ничего не видел.

– Да, да, – шептал Хейвор, – нетерпеливое отродье! Вам придется еще немного подождать.

Он нашел каменный обломок и подтащил его к месту, где зарыл кубок, затем еще один и еще. Чем меньше были камни, которые он таскал, тем тяжелее они весили. Он представлял себе, как дерево с золотыми руками-змеями проникает сквозь почву вверх и раздвигает камни в сторону.

Была старая сказка: королевский сын дрался с великаном, оглушил его и связал. Затем наколдовал Гору перед входом в пещеру, чтобы враг не мог ускользнуть.

– Мне нужна гора, – пробормотал Хейвор. Где он слышал эту сказку? Возможно, в сиротском приюте. Там был мальчик, который ночью рассказывал истории…

Где-то наверху, на краю каменоломни шорох теней, дыхание. Хейвор лег на застывшую почву, но не чувствовал холода, только холод в глубине своей души.

Что дальше? – размышлял он. – Засни! И тогда они явятся. Никакой борьбы, никакой боли. Встреча во тьме.

Хейвор закрыл глаза. Гигантское море сна накатило на него.

Он не имел веры-Ее задушили священники. Но сейчас, в это последнее мгновение, он шептал молитву, без всякой надежды и желания, и, собственно, без какой-либо осознанной причины, ту молитву, которую он шептал ребенком восьми лет в убогости и одиночестве севера:

«О мой Бог, прости мне мои грехи и вину, избави меня от ночи и от тьмы ночи, дай мне силу против страха и предохрани меня от зла, чтобы дожил до ближайшего утра. Аминь.”

Затем высокие волны обрушились, накрыли его, а прибой бушевал в его голове, и Хейвор потерялся в океанской пене.

Дорога. Он был на дороге.

По обеим сторонам лежал снег, мертвенно-белый, но дорога была белее. Царила темнота, но утро было не за горами, так как на краю неба виднелась светлая краснота.

Он мчался, не на своем гнедом, а на создании из ночи и снега, черном, как уголь, с бело-лунной гривой и хвостом, с кожей, которая ощущалась гладкой и холодной, как полированный камень.

Над дорогой бежали облака, которые обвивались вокруг ног лошади, распадались и снова бежали дальше, черные облака, которые мчали вперед независимо от ветра.

Лошадь достигла возвышенности, и наверху, на гребне, его ждал траурный экипаж.

Черные знамена. Три черных коня с белыми гривами стояли совершенно тихо и смотрели на него. Они были впряжены в черный катафалк, очертания которого вырисовывались на фоне небесного багрянца. Над ним был натянут черный шелковый балдахин с золотом, а с четырех углов поднимались медные факельные держаки, из которых извивались зеленые языки пламени. На краю балдахина беззвучно восседал ворон.

Двое мужчин и женщина стояли рядом с лошадьми. Мужчины были закутаны в черное, с черными капюшонами, а на узких пальцах перчаток блестели топазы и диаманты, но в глазных отверстиях капюшонов не было ни блеска, там таились только тени. Женщина тоже носила черное, и черная вуаль покрывала ее волосы, но лицо, плечи и руки были обнажены и белы как воск. На ней не было драгоценных камней, колец, но у нее были глаза, угольно-черные глаза с золотыми ресницами.

Отчего она обладает плотью, подумал Хейвор, в то время как отец и брат только скелеты? Ах, да, маг и его сын сгорели а она задохнулась в дыму и умерла, прежде чем пламя охватило ее. Такие они в своих воспоминаниях, такими остались и по ту сторону могилы.

Хейвор размышлял обо всем этом совершенно спокойно, но сердце его свинцовыми ударами отстукивало медленный, холодный ужас. Он казался себе одновременно двумя людьми – жертвой и наблюдателем.

Лошадь, на которой он ехал, одолела вершину, и Хейвор был теперь достаточно близко, чтобы заглянуть женщине в лицо. Она была еще очень молода. Он ощутил странную вспышку сочувствия, а затем обнаружил, что он и она едут бок о бок на светлогривых конях, а катафалк катится за ними. Хейвор смотрел на ее профиль и думал: в действительности ее нет, только призрак.

Он громко сказал ей:

– Ты – мой сон. Тебя не существует. Как ты можешь причинить мне зло?

Но девушка ничего не ответила. Его слова, казалось, не имели реальности, и он понял, что подчинен законам этого призрачного царства.

Затем Хейвор бросил взгляд на ее стройные руки и заметил, что Ногти были длинными и изогнутыми, как когти. Значит, верно, что, ногти мертвецов еще некоторое время продолжают расти в могиле? Ужас охватил его, так как девушка принадлежала к ожившим трупам и исчезала из логического порядка вещей.

Копыта лошадей выбивали искры из булыжника. Хейвор видел, что утренний багрянец все еще стоял на горизонте, но это была не та сторона неба. Он понял, что вдали бушевал пожар: Авиллида.

Они подъехали к высокой башне, очень древней, но не разрушенной, хотя части стены недоставало. Как черный разрыв торчала она в небе, пронизанном пламенеющими жилами. Лошади остановились. Один из мужчин подошел ближе и помог женщине сойти на землю.

– Вежливость среди мертвецов, – подумал Хейвор. – Они взяли с собой во тьму господские обычаи. На затем к нему пришла мысль, что они, возможно, очень любили друг друга, эти трое, и снова его захлестнула жалость. – Глупец, – подумал он. – Глупец, они хотят убить тебя! Не расточай в их адрес никаких чувств!

Хейвор заметил, что тоже сошел с коня. Он не знал, когда это сделал. Казалось, не было никаких промежутков между отдельными сценами, как в обычном сне. Внутри башни находилась лестница. Женщина шла впереди, а он следовал за ней. Он слышал шелест ее одеяния, и на его спине лежал тяжелый груз, как бремя смерти. Иногда они проходили мимо узких оконных щелей, сквозь которые светились далекие огни горящего города.

На верху башни находилась большая платформа. В лицо Хейвора пахнуло дымом. Облака теперь находились прямо над ним, они клубились и скатывались в темно-илистую Зелень. Головокружение охватило Хейвора. Из головокружения и из облаков сформировалось нечто, и внезапно на террасе башни возник катафалк. Вопил и хлопал крыльями ворон. В клюве он держал кость.

Хейвор рассматривал кость, как зачарованный. Кость человека? Она повернулась в клюве черной птицы и указала вниз, на гроб из эбенового дерева. Хейвор подошел к гробу и глянул внутрь. Сначала он увидел Качиля, потом Фелуче, затем Хейвор увидел себя самого, спокойно вытянувшегося, как мраморная фигура, на гробовой доске.

Хейвор вскинул голову. Они стояли здесь и ждали, немного в отдалении от него. Перед разрушенной стеной возвышался каменный блок, и на блоке стоял огромный кубок, не золотой, а черный, и из него вился тонкий, багровый дымок.

Женщина сделала знак, но двое мужчин остались стоять неподвижно.

Хейвор пошел к ней.

– Мне не остается другого выбора, – подумал он. – Я зарыл кубок, а он снова здесь. Красный дым ослепит меня, и если женщина меня коснется, я почувствую ее пальцы как огонь. Я упаду с башни и разобьюсь. Значит, вот какова моя смерть.

Что-то внутри его говорило, что кубок выкопал он и вместе с ним вскарабкался по откосу каменоломни, а не по ступеням башни, и что он упадет вниз на скалу, а не на твердую мостовую древней, языческой дороги. Но это почти не играло роли. Так или иначе, он бы умер.

Черный кубок гигантом обозначился на фоне неба. Дым пах священными травами. Женщина взяла его руку и свою. Ее пальцы были очень маленькими и холодными. В ее вуали свернулась гадюка.

Они были на краю башни. Земля в глубине завращалась. Женщина выпустила его руку.

– Сейчас! – подумал он.

Он полагал, что руки скелетов схватят его и столкнут через край, но ничего не произошло.

Хейвор повернулся. Дым.., это явно был дым, который обманывал его, являя шесть фигур вместо трех…

Под возбужденным водоворотом неба, закутанная в вуаль женщина и двое мужчин в капюшонах. Но за ними – трое других, совсем слабые, как бледный туман, однако становившиеся отчетливее с каждой секундой… Хейвор уставился на них. Юноша и женщина средних лет, ведущая за руку ребенка. Они казались бесцветными, размытыми, но позади них обозначилось странное сияние, своего рода скважина в облаке.

Госпожа Авиллиды повернула голову. Змея вокруг ее шеи, блеснув, зашипела. Женщина же зашипела как разъяренный леопард. Так на рынках Востока в своих клетках шипели хищники, если видели плеть, принуждавшую их к послушанию. Две темные фигуры – маг и его сын – отпрянули назад. Дым повалил из кубка, взмыл багровой колонной.

Хейвора начали трясти. Он упал на колени, потому что не мог больше стоять. Он видел, что трое из Авиллиды стали нерешительными и ждали.

– Чего они боятся? – подумал он. – Тех, других, которые сметно обозначились на фоне неба?

Глаза Хейвора стало жечь, когда он попытался рассмотреть появившиеся фигуры – женщину с заплетенными волосами, маленькую девочку.., да, с тряпичной куклой на руках, это он мог видеть точно.., юношу в кольчуге южан, с мечом на поясе…

– Лакон! – закричал Хейвор.

Небо прорезала белая молния. Слезы сбегали у Хейвора по щекам, горячие слезы радости, ужаса или отчаяния, точно он сказать не мог.

Лакон… – запинаясь, бормотал он. – Погибший, погребенный в Авиллиде… Мать и сестра Лакона. Обе, умершие от чумы – на старой ферме с кривой сосной…

На этот раз зигзаг света распорол тени. Хейвор видел проем, пучину. Где-то тряслась и дыбилась земля. Часть башни раскрошилась и ушла из-под левой руки Хейвора, но он стоял, наклонившись вперед, и смотрел на фигуры.