Текст книги "Вечные предметы"

Автор книги: Тамара Яблонская

 
Я движусь в неизвестном направлении
говорю в пустоту
когда не хотят меня слушать
часто рву бумаги
и это особенно плохо
 
 
документы должны быть в порядке
паспорт прописка
отсутствие знака что состою на учете
у меня все бумаги лгут
чужое лицо на моей фотокарточке
слова не мои
я думаю иначе
и живу в стране
которой на карте нет
 

Памяти А.К.

 
Под лучами ночных созвездий
только фиолетовые вырастают цветы
только тихие совы кружат
и одни во всей природе
оливы полны тревоги
одиноки те кто погибает ночью
пригубив от космоса
глоток черного яда
безмолвие их верный спутник
кладет лиловую печать на их уста
и пространство распрямляет холодные ладони
светящиеся светом далеких звезд
 

 
Мои слова давно
вплетены в чужие гекзаметры
чувства мои увядают
в узкогорлых нездешних сосудах
а мысли
к которым я готова
лепят уже чьи-то руки
из света чернил и бумаги
 

 
Точно как у Матисса
краски пьяные
опиумом ночи
перетекают в слова
и впитываются в бумагу
а хоралы моря
будят утром поэта
от серых снов
и ведут к очертаньям
незнакомых островов
где заросли букв
живут полнокровной
неведомой жизнью
 

 
Где наш дом
в тусклом луче луны
в теплом ухе совы
 
 
где наш стол
на белой створке норы
на озерной волне
 
 
царит
тот что с крыльями
и кого зовут поэтом
над открытым цветком
сердца
и роняет в него
надежды и звуки
в связках слогов
 

 
Пожинаю посеянное
посеяно было немного
почва оказывалась неподходящей
не нашлось под руками плуга
не хотелось двигаться с места
 
 
теперь я догоняю время
 
 
как опытный моряк
выхожу в погоду и в непогоду
 
 
бросаю в борозду зерна
каждый день по два раза
за сегодняшний день
и вчерашний
 

Бельмонт и другие пейзажи

 
Стены и улицы
из слюны ласточек
и разноцветных глин
 
 
нет ни железа
ни бронзы
 
 
это снова эра терракоты
 
 
осень слетела с холмов
поджигая своей рыжей кожей
все средневековые постройки
 
 
в эру терракоты
Вильнюс жив
жаром шепота
двух сонных рек
и стуком красных кирпичей
на стройке
 
 
а еще пожаром неба
на закате
в той стороне
где догорает Европа
 

 
Жаль, что не живу я
в прекрасной Италии
в теплой Боливии
или воспетой Вестфалии
 
 
не пью молоко
от экологически чистых коров
в этнически благополучном государстве
я живу в другом месте
в тусклой точке земного шара
и все время уязвляю свою душу
невыгодным сравнением с другими
 
 
у меня по углам гроздья скуки
потолки низки
в помещениях душно
 
 
и чтобы совсем не задохнуться
я отсюда часто улетаю
 
 
вечерами когда стемнеет
и внимание зевак
поглощают другие интересы
я стартую вытянув шею
и беру курс на Вестфалию
 

 
Много настроено стен и домов
но для отдыха ищешь колонны
ионически-дорического стиля
 
 
могут быть в виде руин
где пустота и брошенность
выжимают пыльные слезы
 
 
над руинами священность
чужой памяти
стоит прекрасным облаком
 
 
она тебя укроет от жара
котла бурлящего в сердце
защитит от хруста
морозного наста в душе
 
 
среди таких колонн живет божество покоя
с глубокими небесными глазами
и дарит убедительные речи
о смерти справедливости и любви
 

 
Там под горой
раскинулось двуречье
утиный рай
счастливый муравейник
 
 
Месопотамия
куда спешат
из всех окрестных сел
 
 
из всех известных руд
здесь добывают
рыхлую руду довольства
 
 
природой создан
перепад высот
и бесталанность здесь успешно мирит
уют желаний
и отвагу размышлений
 

 
Перекатились по небу чугунные ядра
из туч вырвался белый огонь
и разметало душ ваших опилки
 
 
кто в стогу кто под ольховой веткой
дрожит от страха
или в производственных цехах
прячется за лязг машин
 
 
что мне делать
 
 
я в одиночку склеиваю
то что разбилось
я терпеливо ищу в темноте
 
 
в невнятном шуме и гаме
натужно записываю робкие слова
 
 
а потом вы придете
и их повторите
 

 
Красный костел словно крик
в молчании улиц
 
 
он острием распарывает небо
разрушая привычный порядок
 
 
это единственный случай когда
сухопарая готика вносит смуту
в сдержанность камня
 
 
рвущийся в воздух кирпич
поджигает все чувства
 
 
насыщая уставшую веру
светом слепого костра
однажды зажженного от неба
 

 
Деловито как речной трамвайчик
плывет ко мне сквозь житейские бури
моя подруга
 
 
за фарватером черным
далеко от перекрестков
попивая чаек
сядем с ней в укромном месте
нанизывать разговоры
на грубую нить тротуаров
от блестящей самоварной сажи
будем чистить ребра событий
по давно испытанной методе
будем кутаться в бархат понимания
 
 
когда стемнеет разойдемся
как и прежде
в разные стороны за тугие горизонты
посылая назад гудки приветствий
 

 
Лучшее время
на тропках Бельмонта
сумерки скрипящие по снегу
печальные как умершая хвоя
 
 
в сумерки каждый падеж
четко твердит окончания
а глаголы обретают ясность
и свою действительную силу
 
 
чадит внизу смерть жизнь
и усталость завязывает петли
а Бельмонт бесстрастен и тяжел
 
 
в сумерках он вырастает выше
чем вершины собственных сосен
 
 
под корнями в песке лежит мудрость
и кормит его в голодные годы
 

 
Камень солнце колонны
но это не Форум Романум
 
 
солнце светит вполсилы
средний житель занят
устройством доходов
кровь разбавлена в меру
 
 
Кафедральная площадь пуста
у нее нет героев
 
 
ее дружба с историей
неудачно завязанная
много раз обрывалась
 
 
история всегда ходила
особыми путями
 
 
чувствуя себя обманутой
площадь собирает
голоса и звуки
падающих листьев
и мчащихся автомобилей
 
 
поглощенная любовью
к чистому искусству
складывает из них
сложную мозаику
 
 
и разочарованная
тут же рассыпает
 

 
Мы вымыли руки и сели
вокруг белой скатерти
 
 
было в этом что-то
грустное забытое
 
 
как будто старый знакомый
шел навстречу
но не узнал тебя
 

 
Музы выбирают из толпы
по странной прихоти
 
 
они не замечают тугоухих
крепких телом
занятых полезными трудами
 
 
а прилетают к окнам тех
кто не имеет даже веры
 
 
садятся на подоконники
склевывают сомнения и усталость
 
 
после их отлета
в воздухе тает печаль
и время долго наполнено смыслом
 

 
Следопыт и бродяга
блуждают по библиотекам
ища совпадения схем
 
 
тождества гулкого пульса
с мертвой строкой
 
 
безнадзорный мудрец
Гамлет в дешевой одежде
страдает от вечных вопросов
 
 
сквозь шелест истлевших страниц
и синие волны курилки
он различает смутные
материки ответов
 
 
сухие и исчерпывающие
словно пустыня
где всё еще можно спастись
 

 
Настоящая сложность
начинается там
где смыкаются кронами
томные каштаны
и дубовая роща Святорога
 
 
это подспудный вулкан
аномальная зона
 
 
кто не запутался
в ее бликах и тенях
кто не забыл свое настоящее имя
ступив на ее тропинки
 
 
там черные грачи
в апрельском снегу
как мысли хасидов
держась строгих правил
ходят по кругу
 
 
там люди дерзко строят
башни на песке
пока в свежих сугробах
спит время
 

 
Большая улица
молчит в тени церквей
в огниве лет
прячась в туман и неизвестность
 
 
там мои сестры бросают
острые взгляды
из-под шляп на витрины
они молчат
об идеале жизни
 
 
избранницы потерянного века
 
 
брезгливо
они бредут по белой улице
на стройных каблуках
 
 
и судят падший мир
по большому счету
 

 
Дождь
вечная вода
как в древних акведуках
смывает пыль
которой занесены предметы
 
 
тосклив их новый лик
 
 
блистает все
что не должно блестеть
 
 
что благополучно
скрывалось под привычным
пухом и песком
 
 
границы стали резкими
 
 
и с черной графикой
не может справиться
ни мягкий сумрак
ни ясный свет
из окон Пушкиновки
 

 
Мои прогулки по улицам
кончаются тем
что упираюсь в городскую стену
 
 
огибая новые преграды
совершаем старые ошибки
а стена учит терпению
 
 
не уходят тяжелые лбы
кожей ощутив ее прохладу
в сон древних пирамид
 
 
авторы построек на века
зная слишком много
ограничились кирпичными мостами
через время
 
 
а ведь могли построить другой мир
создать лучшую землю
и новое небо
 

 
Долгое смотрение в небо
с чистого льда на катке
оставляет следы на всю жизнь
 
 
будто в тронный зал
входит мороз
в Сад Молодежи
обнажая во всем тайный смысл
неприступный
как ледяные фигуры
 
 
веселые звуки
руководят жизнью
и юное Ego
еще не ведая своих особых прав
с улыбкой растворяется
в гуще событий под звон коньков
 

 
Вновь каплет с крыши
и мысль тонкой струйкой
едва сочится
грозя оборваться
 
 
робкие связки посылок
и кропотливое
строительство вывода
такова ее нелегкая работа
 
 
лавины сходят с крыш
мешая скольжению
сердца в простор
чистых понятий
 
 
сложные абстракции
путаются на привязи
будничных представлений
 
 
для достижения цели
нужен сибирский мороз
звездное небо кантианцев
и скрип под ногами в ночи
субстрата зимы
 

 
За приземистыми стенами
смиренные монахи
рвали страждущим зубы
а теперь вместо
просьб о помощи
звучит размеренный Бах
 
 
в известку стен
бьют словно в бубен
созревшие каштаны с деревьев
скрупулезно отмеряя время
и даря нам его частицу
как облатку
 

 
Я прихожу на тот берег
где на волшебной свирели
начинает играть моя память
 
 
здравствуй бывший сосед
хромая
ты уходишь все дальше и дальше
 
 
может быть
давно не живешь
а лежишь на тихом
Бернардинском островке
за триумфальной аркой входа
 
 
не могу понять
чего ищу
 
 
отсвет старой дружбы
погибшей от скуки
или бездонный колодец иллюзий
засыпанный хорошими людьми
 
 
стаи глупых птиц зовут в полет
не замечая
что на мне всё те же путы
странная тоска по собственной тени
комплекс Заречья
 

 
В ясный зимний день
небо надо мной темнело
сгущалось
приглашало вступить вглубь
где мерещились
большие черные кристаллы
опора вселенной
 
 
поиск оных в душе
ни к чему не привел
и выбил почву для покоя
 
 
мой покой колеблем
даже ветром звезд
а не то что
вдохами и выдохами спящих
 
 
ведь густая колючая синь
почти касается кожи
 

 
Ориентирован
на раннее вставанье
и переезды громоздким трамваем
от следствия до причины
творимых явлений
тихий путник
желающий быть с краю событий
вершит путь по родному краю
пересекая в день несколько улиц
от дома до конторы и обратно
 
 
скромный путник дивно разнолик
в душе он бомж адъютант генерала и герцог
а в частной жизни
просто сидит на скамье
поджимая ноги
чтобы не отдавили
 
 
трамвай многозначительно гремит
словно настоящий бронепоезд
и путник гордый выбором пути
достойно качается в окнах
 

 
Срез времени
кусочек препарированного археологами
пространства
 
 
манит в таинственно притихший замок
на острове
давно изъятом из употребления
 
 
меж княжеских портретов
и древних рыцарей
вьет паутину золотой паук
и лениво влачится по залам
скука
то есть вечность
 

 
Эта башня нависла над городом
как укор
 
 
слишком много пожаров
пришло снизу
слишком страшные битвы
перемена флагов
примериванье вер
из которых к лицу
оказалась
самая простая
и с той поры
костры
дубовые листья
ватаги чертей
крадутся по улицам
дразня небесный порядок
и рождая споры
 
 
только темная башня
из прошлых веков
видя страсти
справа и слева
безразлична
к историческим нюансам
 
 
молчит над бурей событий
цитаделью здравого смысла
 

 
На набережной Вилии
светло от постаревших листьев
 
 
они пережили тяжелое лето
и чтобы спастись
оделись в цвет измены
 
 
эти листья захватили город
 
 
на улицах желтый туман
и добровольные отказники
от собственной сути
в нем канут бесследно
 

 
Через тихие воды потерь
и гудящие трубы из меди
через километры надежд
туда где солнце лежит на боку
за песчаным Бельмонтом
спешу к точке отсчета
 
 
с нее все начиналось
 
 
я по ней измеряю континенты
своим тайным масштабом
к ее сизому небу
провожу параллели
 
 
как усталый контрабандист
возвращаюсь к ней
с грузом сокровищ
 

 
На гладком озере Гнеть-Ю
нам открылось строение мира
 
 
оно было ясным
потому что пурги отошли
за высокомерно глядящие горы
 
 
оно имело форму пирамиды
вид непререкаемый
 
 
озеро Гнеть-Ю свивалось в смерчи
билось подо льдом от возмущения
мы же пришли к согласию
 
 
грея дыханием руки
вместе поворачивали
холодный предмет на свету
обмеривали грани
говорили негромко и веско
потому что итог был решен
утилитарные проблемы
волнующие все живое
незаметно завеяло рядом
в полярных снегах
 

 
Коровы устроительницы жизни
бродят по мокрому лугу
оставляя вмятые копытца
из которых можно напиться
 
 
привычно не любят пришельцев
щиплют травку трудолюбиво
спускаясь с горы Арарат
прямиком в зеленые посевы
на гребне исторического пепла
 
 
коровы связные времен
бодают рогами ненужные им древостои
и видят в снах одну лишь Индию
где смятенные автомобили
расступаются перед задумчивым стадом
 

 
Хожу вдоль пестрых рядов
где чадно горят
горы фруктов ботинок колбас
и прочих заморских товаров
 
 
молодые огнепоклонники
хитро колдуют
над призрачными весами
увертливыми кошельками
 
 
раздувают пламя азарта
вытирают раскрасневшиеся лица
 
 
у подножия очередного бога
радостно приносят себя в жертву
 

 
Красивая буква
а к ней еще одна буква
 
 
это каллиграфия
вершина упоения
 
 
как быстро она смягчает душу
черствую как корка старого батона
гордую в глупости
 
 
буква возвращает
в стадо послушных
а значит счастливых
 
 
писать буквы
то же самое что искать путь
 
 
писать буквы
то же самое что жить
 

 
О вездесущая полиция
в зеленых куртках
среди листьев
совершенно невидима
 
 
отвечает резко в телефон
спасайтесь сами
 
 
полиция стоит на непростых дорогах
в строгих неподкупных патрулях
 
 
полиция ведет лицом к лицу
бой с вооруженным элементом
 
 
а также в толстых бухгалтерских книгах
хранит учет выстрелов и жертв
в числе иных забот
полиция докладывает
за облака на высоты
 
 
задание выполнено
или
готовы приступить
 
 
в радио треск
и голубые огни с громкой музыкой
на мгновение вежливо тушат
чтобы услышать важный ответ
 

 
Вне и внутри застыла статика
состояние тяжелое
как зимняя вода
 
 
в каждом желании
намеке или жесте
бесстрастная бледность зеркал
позволяющая только отражаться
 
 
сложный объект
изнывший от противоречий
пишет углем на стене
хоть бы пришел аниматор
 

 
Режу лук
потому что хочу поплакать вволю
 
 
чтобы неостановимые слезы
по сухому лицу в три ручья
 
 
о чудодейственные
серебряные кольца
в тусклом мирке
слепленном из слюны
говорливых вождей
только яростная гордость
спасает от гнусной привычки
соглашаться
 
 
прозрачна жидкость на щеках
подруга крови
потому что так же настояща
 
 
живые кольца всё режу и режу
 
 
моя новая душа благодарна
 

 
Совершенное ухо
даже пение тетивы лука
слышит иначе
и полет ядовитой стрелы
почти как полет шмеля
исполняемый на тонком инструменте
 
 
оно не хочет огорчаться
и упорно шифрует
звуки выстрелов
и надсадные крики
на угрожающих нотах
в сладкопевный
язык гармонии
 

 
Из пресной заводи
из ежедневной забубенности
влечет к отшельникам оригиналам
раскладывающим кисти
расставляющим инструменты
несмотря на намеки небес
 
 
они ничего не боятся
скверный климат
или дурные законы
не указ
 
 
богема ни поза ни схима
 
 
в кричащих нарядах
несет свою долю
через все скандальные барьеры
на странном пути
 

 
Ласков шелест слова
но лучше
пульс сердца и волн
изысканный способ беседы
 
 
дуновение ветра неточно
как и шквал меднозвонных фраз
сметает и путает
и затемняет горизонт
 
 
штиль и дрейф рождают догадку
в буром дереве киля и бушприта
 
 
опавший парус означает слух
молчание поиск слабых звуков
 
 
всё это шорох земных
тонких материй
 

 
Это зулусы подходили уходили
когда в окнах темнело рассветало
 
 
это мавры окружали тихий город
когда зной плыл лавой прямо с неба
 
 
это черные угли костров
светили в спины
уходящим от пожарищ
 
 
казалось что они спасутся от беды
за чужими частоколами
за толстыми стенами башен
 
 
но память мозаика ничтожных эпизодов
стреляет без промаха
белыми ядрами боли
 

 
В речке Шане Калужской губернии
в завершение громкого спора
утонули вопрос частной собственности
с национальным вопросом
 
 
над Шаней воздух необычно чист
и звезды близки и доступны
вследствие отсутствия коллизий
 
 
сквозь щели деревянного моста
я вглядываюсь в черную воду
она непроглядна
 
 
тот кто любит страдать
приезжайте нырять в речку Шаню
ударяться о жесткий каркас
лежащих на дне аргументов
 

 
Дует ветер с Полотняного Завода
от этого кожа
загорает в два раза быстрее
 
 
тот автобус
что возит меня вокруг света
поднимает тучи пыли
словно тучи гнева
 
 
дорога идет под уклон
как всё в этой жизни
 
 
глядя сквозь пыль
тихая Наталья Гончарова
терпеливо ждет на остановке
 
 
ее ноги сильно загорели
от долгих прогулок по перевалу столетий
 

 
В дебрях сердца точка
Малошуйка
 
 
это больше чем Кремль
Вашингтон
и вместе взятые Сахара с Ниагарой
 
 
Малошуйка царица тайги
венчает душу светом
первобытного богатства
 
 
впускает грешника
под царственные своды
рубить чеканный лес
класть шпалы
чтоб серебряные рыбы костылей
засверкали в русле старых рельсов
 
 
Малошуйка невесомая от пьянства
вдыхая хвою пробует измерить
красоту и справедливость мира
и смеясь объявляет итог
 
 
слишком сильно качает
земля сорвалась с якорей
и поэтому весам нет веры
 

 
Чайные ложки
звенят о стенки фарфоровых чашек
 
 
как будто в южных морях
отбивают склянки
 
 
закат кружит голову
в теплый час на зеленых водах
 
 
предмет политики
нечаянно задетый
нарушает общее блаженство
 
 
это тропический шторм
 
 
может быть чай был плохо заварен
сдвигая тонкие брови
думает гейша
 

 
письма тупые бурильщики скважин
в толще времени
обманщики пространства
снуют туда-сюда
тянут призрачный невод
плоский шлейф
с черными вспышками жалоб
и скользкой слюдой иллюзий
на помощь каждому
простой прямоугольник
плывет над глубиной стереотипа
в тине рассудка
судит ссуживает и удит
толстых рыб надежды
 

 
Немного понимания
в общем молчании или
в сидении рядом
во встрече и в неузнавании
 
 
лицо плывет в ночи
и гинет в полдне
 
 
я протягиваю руку
втайне надеясь на тепло
но сейчас осень
 
 
предметы светят но не греют
это преамбула смысла
 
 
между всеми нами
ветер точит
норвежские хмурые фиорды
 
 
лицо плывет в ночи
и гинет в полдне
 

 
Предпочитаю растительность
прочим живым существам
что свои крики ввинчивают в уши
предпочитаю безразличные ирисы
что блекнут на солнце
или танцующие ветви
общеизвестной ивы
 
 
но та ива
вам неизвестна
 
 
у нее кора шершава как иней
на зимнем окне
ее голос похож на то
о чем сильно тоскую
 
 
моя ива у мелкой реки
плывущей сквозь поле
чертит мне портрет водораздела
комментирует зеркальность
закон Бойля-Мариотта
и разные физические свойства
 
 
я вооружаюсь всем добытым
и прячу за пазуху итоги созерцаний
 
 
пусть блестят мне во сне
 

 
Жизнь расписана
на бытовую тему
радуги звезды рассветы
оставлены слабым
нуждающимся
в укреплении духа
здоровые обрубки
перенесшие без боли
ампутацию крыльев
точны как часы
их верный ход
испугает
нерешительных и чистых
остальных поведет за собой
 

 
Ни к чему возвращаться
в город из которого вырос
 
 
там бодрствуют загадочные башни
построенные для игры не для войны
 
 
там улицы подобно лабиринтам
уводят от цели
 
 
там звучат одни и те же разговоры
суть которых грустно экзистенциальна
 
 
в этом городе
с несовершеннолетним небом
светит белый прожектор вечности
освещает путь в никуда
 

 
Затягивает мглой и облаками
ясные вещи
такие как чистое небо
моральный кодекс
трезвое видение цели
метеорологи в один голос утверждают
что так и надо
сначала ясно а потом темно и дождь
 
 
против дождей никто не возражает
выставляют бочки и кастрюли
для сбора мягкой воды
 

Время мелочей

 
Закрылась зима
вселенская ясность
сгустились темные сны
 
 
захлопнулась крышка
ледяной шкатулки
с графикой смерти
 
 
величественные линии
выдержанные в простоте
положенное время
обросли деталями
мелких красот
 
 
в глубине пейзажа
проявились
непонятные движения
 
 
но срывать у времени
незрелые догадки
занятие для безрассудных
 
 
лучше спокойно лоб опустить
и ждать
 

 
Чувствую что устаю
перехожу на низкие орбиты
 
 
часами лежу на диване
пружины впиваются в бок
на столе замшелость
 
 
не чищу конюшен
не насыпаю гору
в горсти нахожу
непременно какой-то пустяк
то ключ
то обрывок письма
булавку
 
 
никаких возвышенных предметов
потому что это время мелочей
 

 
После бурь
посещает нас тишина
приплывая специально
из Датского королевства
 
 
облачком белым как снег
она заполняет
пустые руки и рты
а мир вокруг делает объемным
 
 
понукает
настойчиво толкает
в мягкие спины
 
 
кто недогадлив
спрашивает
а что дальше
 
 
если бы за руку
привели и сказали
вот
 
 
но это магия
движение глазами
неясные жесты плечом
молч
 
 
надо самому догадаться
в эпилоге
воздух темнеет
и ленивые спать ложатся
 
 
облако похожее
на профиль принца
с презрением удаляется
на север
 

 
Давайте я вам все это взорву
ведь вы недовольны
 
 
взорву ваш дом
он вам не нравится
ваш крепкий счет в банке
вы говорите что он слишком мал
вашу верную любовь
с ней порой бывает так скучно
вашу подлость
о ней вы всегда жалеете
вашу красоту
ее все равно никто не замечает
вашу низость
о ней в конце концов узнают все
и ваше величие тоже
его еще нет но вы бы хотели иметь
 
 
это даст вам ряд преимуществ
чистоту
прелесть tabula rasa
радость отсчета с нуля
то есть начало жизни
 
 
но вы воротите морду
 
 
давайте
взорвите меня
 

 
Старый сапожник сидит на кровати
и чинит обувь
другому всё давно бы надоело
другой бы убежал на все четыре
неведомых влекущих стороны
искать лучшей доли
а этот с гвоздями в зубах
не думает о мире
не поднимает глаз
и молотком мягко стучит по коже
пахнущей потом степей
в этой крепости на третьем этаже
монолитного дома
все приметы дальних путешествий
столько стоптанных башмаков
не имел ни один странник
на свете
сапожник это знает
отпивает укрепляющую жидкость из стакана
и с головой мгновенно полегчавшей
пускается в путь за ловким молоточком
оставляя за собой бисер следов