355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тамара Эйдельман » Право на жизнь. История смертной казни » Текст книги (страница 2)
Право на жизнь. История смертной казни
  • Текст добавлен: 23 декабря 2022, 15:38

Текст книги "Право на жизнь. История смертной казни"


Автор книги: Тамара Эйдельман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Казнь как наказание виновного и возмещение потери

Убеждение, разделяемое всеми народами, находившимися и находящимися на разных стадиях развития, гласит: преступление, особенно тяжкое, не должно оставаться безнаказанным, правда наказание может принимать самые разнообразные формы.

Бывают ситуации, когда казнь воспринимается как единственный выход. Так, в первобытном мире казнили в тех случаях, когда не могли иным способом справиться со зловредным колдовством. Люсьен Леви-Брюль собрал огромный этнографический материал, показывающий, что еще в ХХ веке члены многих сообществ считали, будто смерть всегда вызывается колдовством.

Погиб ли человек в драке, из-за несчастного случая на охоте, или на него упало дерево – по представлениям жителей Океании, Австралии или африканских джунглей, все это не могло произойти просто так: копье, клыки зверя или рухнувшее дерево приводились в движение волей колдуна. А значит, нужно найти и обезвредить его. И здесь уже не идет речь о выкупе или какой-либо компенсации. Непосредственный убийца может тем или иным способом возместить ущерб, быть обращен в рабство, стать членом семьи убитого или быть изгнан. Но с колдуном договориться невозможно, его можно только убить – «его бросают в воду или сжигают, что сразу уничтожает злого духа, сидящего в колдуне и действующего через его посредство»[12]12
  Здесь и далее: Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Пер. с франц. Б. И. Шаревской. – М.: Педагогика-Пресс, 1994.


[Закрыть]
.

Примеры такого поведения могут быть самыми разнообразными:

…лодка из Виви с шестью туземцами плыла по течению Конго… Повернув к мысу, где позже была построена наша Ундергилльская станция, лодка попала в водоворот, наполнилась водою и пошла ко дну… Туземцы решили, что колдовство, вызвавшее ужасный случай, превосходит размеры обычного и таково по своей злой силе, что на него следует реагировать специальными мерами. За каждого утонувшего человека должны были погибнуть трое колдунов, так что случайная гибель шести человек должна была повлечь за собой смерть восемнадцати.

У племени овамбо (германская Западная Африка) вождь Каниме недавно вздумал приучить быка к работе. В тот момент, когда быку пытались проткнуть ноздри, он ударом рога выбил глаз одному из туземцев. Сейчас же был сделан вывод, что человек, потерявший глаз, околдован. Принялись разыскивать колдуна, который должен обнаружить виновника. Колдун указал на одного из слуг Каниме. Последний, будучи приговорен к смерти, бежал. Каниме, однако, бросился за ним в погоню на лошади, настиг и убил его. В следующем году один из моих соседей в одно прекрасное утро отправился в полном здравии на ловлю лягушек, до которых они большие охотники. Бросая копье, он глубоко поранил себе руку, потерял много крови и умер от кровотечения… Через три дня колдуны начали искать, кто околдовал моего соседа. Я воспротивился этому. Однако мне ответили: «Если мы не обнаружим омулоди и не убьем его, то мы, может быть, все умрем».

При этом «обычные» способы убийства признаются недейственными – обычно считается, что колдуна надо либо утопить, либо сжечь, и только тогда его злобный дух будет побежден.

Но одновременно с этим огромный массив материалов, собранных в разных частях света, показывает, что племена, живущие на догосударственной стадии развития, выработали множество механизмов, позволяющих не убивать тех, кто совершил убийство или нарушил религиозные табу. Наказание, безусловно, должно свершиться, но не обязательно в виде лишения жизни. За убитого могут назначить выкуп, при этом не всегда возмещением служит определенное количество овец или других ценностей. Принцип «жизнь за жизнь» принимает подчас самые неожиданные формы: роду или племени убитого могут выдать самого убийцу или, если он бежал, его родственника – изначально, очевидно, предполагалось, что для казни, и во многих случаях так и бывает, но в то же время этнографический материал показывает, что часто это оказывается «возмещением» потери члена общества. Выданный человек переходит в род убийцы и становится его членом – каким бы удивительным ни казалось нам такое установление.

«Весьма распространенным, известным в истории… представляется порядок, по которому в случае убийства обиженной группе выдается один из членов виновной группы. Переходя в новую группу, этот выданный по общепринятому обыкновению включается новой семьей в ее состав на правах кровного ее сочлена, как бы замещая убитого. Этим же строем идей объясняется распространенный, например, у американских индейцев порядок, по которому забранные во время войны пленные распределяются между теми семьями, которые потеряли во время войны своих членов, причем пленники, пройдя обряд усыновления, входят в новую семью полноправными членами и получают имена убитых», – писал историк Марк Косвен и приводил самый разнообразный материал, иллюстрирующий такой обычай: «…у карачаевцев обидчик входил в пострадавшую семью; после церемонии, представляющей собой распространенный особенно у кавказских народов акт усыновления и состоящий в сосании груди матери убитого, преступник становился родным сыном. Точно так же у кумыков убийца, проделав церемонию испрошения прощения, становится не только "кан-кардаш" (родным по крови) сыном для родителей, братом для братьев и проч., но и вступает во все права убитого. Вместе с тем между всей родней обеих сторон устанавливается отныне такое родство, которое считается равным родству по отцу»[13]13
  Косвен М. Преступление и наказание в догосударственном обществе. – М.; Л.: Гос. изд-во, 1925. С. 38.


[Закрыть]
.

Трудно представить себе дальнейшую жизнь убийцы среди рода убитого, его отношения с новой матерью, отцом, братьями – все это совсем не похоже на наши представления о вечно продолжающейся вендетте, следующей за убийством. Кровная месть, безусловно, существовала и существует до сегодняшнего дня – об этом речь пойдет ниже, – но ясно, что одновременно в разных местах мира делались попытки отреагировать на убийство не местью, а возмещением потери. И возмещение это было не просто экономическим. Если бы речь шла о потере кормильца, то мог бы быть выплачен большой выкуп, пригнаны стада, принесены какие-либо ценности, а если уж необходимо отдать человека, то можно было бы передать в семью убитого, например, раба. Однако если убийца входил в род убитого, то таким образом не только восполнялась «рабочая сила», но как будто возрождалась уничтоженная жизнь – пришелец занимал то самое место в родовой, семейной структуре, где из-за него образовалась брешь.

За многие преступления, в том числе убийство, карой для виновного становилось изгнание. Можно резонно возразить, что это почти всегда та же смертная казнь. Одинокий человек, не имеющий за спиной поддержки общины, родных, богов, легко становился жертвой любого встречного – или безутешного мстителя. Не случайно Каин, отправляясь в изгнание, сказал: «Наказание мое больше, нежели снести можно». Одиссей, попав в страну феаков, пробирается к царскому дворцу, но не знает, как его встретят. Поэтому Афина окутывает его темным облаком – делает невидимым. Так он получает возможность пробраться внутрь дворца, и все замечают путника только в тот момент, когда он опускается на пол рядом с очагом, то есть просит защиты у домашних богов. Теперь он в безопасности.

Изгнание – страшное наказание, судьба изгоя в обществе, где люди не мыслят своей жизни вне принадлежности к коллективу, трагична, но все-таки в этом случае вина за совершенное «убийство убийцы» падет не на изгоняющую его общину, а на кого-то еще. Кровь прольется на другой земле. Абсолютно бесчеловечные, «драконовские законы», принятые в Афинах Драконтом, запрещали тому, кто лишил жизни убийцу, принимать участие в священных церемониях. Пусть свершилось наказание, но этот человек все равно был осквернен. А вот если убийца лишался жизни на его собственной земле, это не должно было «налагать скверны и требовать искупления»[14]14
  Хрестоматия по истории Древнего мира. Под ред. В. Г. Боруховича, В. И. Кузищина. – Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1989. С. 125.


[Закрыть]
. Воздаяние за пределами общины не казалось таким страшным.

Не исключено, что невероятно жестокие, с нашей точки зрения, телесные наказания, которым подвергали людей в самые разные эпохи и в разных частях земного шара, – это, как ни странно, тоже в какой-то мере способ замены смертной казни казнью «частичной». С точки зрения древней магии часть равносильна целому: можно было уничтожить врага, совершив магические обряды над фигуркой, в которую был вложен его волос или ноготь, или же приворожить любимого, предварительно заполучив какую-то частицу его тела. И точно так же, отрубая вору руку или отрезая богохульнику язык, их символически казнили – но при этом оставляли в живых, не совершая нового убийства.

Казнь как успокоение убитого

Если с точки зрения членов рода или племени казнь оказывалась неизбежна, все равно сохранялась мысль о том, что любое убийство влечет за собой наказание. Поэтому казнь – еще и тяжкая необходимость: если не покарать убийцу, то дух покойного будет недоволен и его гнев обрушится на тех, кто отказался от мести. Даже духов убитых врагов надо было задабривать, потому что они ведь тоже были лишены жизни.

Страх перед покойным и опасения, связанные с его возможным возвращением, пронизывают всю человеческую культуру. «Скорченные» захоронения первобытных людей, тела которых, кажется, связывали перед тем, как опустить в могилу, возможно, перекликаются со сказками о вампирах, «заложных покойниках», которые не могли найти успокоения после смерти и постоянно возвращались, чтобы вредить оставшимся, пить их кровь, мстить им.

Выдающийся этнограф Дмитрий Зеленин, который как раз и ввел понятие «заложный покойник», писал:

…многие народы земного шара, в том числе и русский народ, строго различают в своих поверьях два разряда умерших людей. К первому разряду относятся т. н. родители, т. е. умершие от старости предки; это покойники почитаемые и уважаемые, много раз в году «поминаемые». Они пребывают где-то далеко. На место своего прежнего жительства, к родному очагу и к своим потомкам, они являются редко, и то только по особому приглашению, во время поминальных дней… Совсем иное представляет собою второй разряд покойников, т. н. мертвяки или заложные. Это – люди, умершие прежде срока своей естественной смерти, скончавшиеся, часто в молодости, скоропостижною несчастною или насильственною смертью[15]15
  Зеленин Д. Избранные труды. Очерки русской мифологии: умершие неестественною смертью и русалки. – М.: Индрик, 1995. С. 39.


[Закрыть]
.

К заложным покойникам могли относиться те, кто уже при жизни был известен своей вредоносностью, например колдуны и ведьмы, те, кто наложил на себя руки, а значит, по представлениям поздней эпохи, совершил страшный грех, но также и те, кто просто погиб до срока – сгорел, утонул, был убит. Эти покойники не могли спокойно лежать в земле, они бродили по ночам, являлись близким и всячески тревожили их, пугали людей и животных, просто хулиганили, скажем выбрасывая вещи из сундука или разгоняя скот в разные стороны. Зеленин собрал огромное количество рассказов о заложных покойниках, где говорится о возвращающихся самоубийцах, некрещеных детях и т. д. Но чаще всего возвращались убитые: они могли постоянно досаждать своему убийце – стучаться к нему в окно, напоминать о себе, то есть тем или иным образом требовать отмщения.

Для защиты от заложных покойников было разработано множество механизмов: их хоронили в особых местах, клали в землю лицом вниз, заваливали ветками, могилы обливали водой. Люди, проходившие мимо таких мест, обязательно бросали на могилу ветку или какую-то старую вещь, например лапоть, – предполагалось, что таким образом мертвеца можно было умилостивить хотя бы на время, чтобы он не погнался за идущим и не причинил ему вреда.

Не перекликаются ли эти русские и финно-угорские поверья с желанием африканских или австралийских туземцев обязательно отомстить за убийство, чтобы успокоить дух погибшего? Умиротворение духов вообще являлось важной частью первобытных обрядов. В разных частях мира – от Австралии до Сибири – были зафиксированы представления о том, что необходимо принести жертвы, совершить обряды, произнести определенные слова, которые успокоят, например, дух убитого на охоте животного или даже дух срубленного дерева. Что уж говорить о духах умерших людей! Леви-Брюль подчеркивает, что во многих местах считалось, будто духи любых недавних покойников раздражены и завидуют живым. Духи могут постоянно возвращаться домой, беспокоить родных, из-за них «жатва гибнет, свиньи и собаки дохнут, зубы портятся»[16]16
  Здесь и далее: Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении.


[Закрыть]
. Необходимо умилостивить их совершением обрядов, организацией поминок и т. д. И, конечно же, особенно раздражен бывал дух убитого – он постоянно требовал убийства того, кто повинен в его смерти. Следовательно, нужно было предпринимать какие-то действия. Необходимо было «прежде всего дать удовлетворение покойнику, которого они всячески должны были бы бояться, останься он неотомщенным: поэтому они считали себя обязанными убить кого-нибудь, причем жертвой должен естественнее всего стать виновник (вольный или невольный, это не имеет значения) несчастья». Есть примеры того, как действия, необходимые для удовлетворения погибшего, совершались более или менее формально: «В Австралии, а также в очень многих других низших обществах близкие покойника, для того чтобы сделать благосклонным к себе новоумершего или просто избежать его гнева, обязаны обнаружить того, который „обрек“ покойника, и убить его». Правда, и здесь регулярно вступали в силу те механизмы, которые не давали возможности пролиться новой крови или, по крайней мере, ограничивали кровопролитие. Родственники могли отправиться в поход на другое племя, обменяться со своими врагами множеством пылких и грубых оскорблений, затем бросить друг в друга копья… и разойтись вполне удовлетворенными, особенно если при этом реальный убийца был хотя бы ранен. Считалось, что для успокоения духа этого достаточно.

В связи с этим можно вспомнить «псевдоказнь» жреца Диониса на острове Тенедос – тут, кажется, действовал тот же механизм: казнить преступника необходимо, однако никто не хочет развязывать долгую, кровавую войну, поэтому «казнь» совершается, но так, чтобы нанести минимальный ущерб.

Казнь как защита стабильности общества

Еще одна причина для казни в первобытном обществе – это нарушение многочисленных табу, присутствовавших в его жизни, священных запретов, установленных когда-то, на заре времен. Этнографами неоднократно отмечались ситуации, когда человек, нарушивший, пусть даже случайно, один из таких запретов, не дожидался наказания со стороны соплеменников или гнева богов, а просто умирал от страха. Табуированными могли оказаться воины, вернувшиеся из похода, женщина, только что родившая ребенка или менструирующая, под запретом были места, связанные с особыми религиозными практиками, вроде священных гор у монголов, на которые не разрешалось подниматься женщинам, а мог быть и сам вождь или царь, или любой принадлежащий ему предмет, или даже то, к чему он прикасался.

Зигмунд Фрейд в своем классическом труде «Тотем и табу» проанализировал различные виды запретов, существовавших у народов в разных концах света, и пришел к выводу, что все они были порождены воспоминаниями о древнем, изначальном убийстве – восстании сыновей против деспотического отца-вождя. Не будем сейчас вдаваться в эту знаменитую, хотя и вызывающую нарекания концепцию отца психоанализа, но обратим внимание на другое: табу – это великие, неоспариваемые, неотменяемые запреты, на которых во многом держится жизнь племени. Наказание за их нарушение в подавляющем большинстве случаев – смерть. Говоря словами Фрейда, «табу является очень древним запретом, наложенным извне (каким-нибудь авторитетом) и направленным против сильнейших вожделений людей. Сильное желание нарушить его остается в их бессознательном. Люди, выполняющие табу, имеют амбивалентную направленность к тому, что подлежит табу. Приписываемая табу чародейственная сила сводится к способности вводить в искушение; она похожа на заразу, потому что пример заразителен и потому что запрещенное вожделение в бессознательном переносится на другое. Искупление посредством воздержания за нарушение табу доказывает, что в основе соблюдения табу лежит воздержание»[17]17
  Фрейд З. Тотем и табу: психология первобытной культуры и религии / Пер. с нем. М. В. Вульфа. – М.; Л.: Гос. издательство, [1923]. C. 56.


[Закрыть]
.

Существует и другой взгляд на возникновение первых запретов, к этому вопросу мы еще вернемся. Пока же только скажем, что нарушение табу – какой бы сферы жизни, какого бы предмета или существа ни касался священный запрет – у самых разных народов зачастую влекло за собой смерть. В этой ситуации нет и не могло быть смягчающих обстоятельств, независимо от того, осознанно совершил человек кощунственный с точки зрения его общины поступок или же случайно прикоснулся к тому, до чего дотрагиваться нельзя. В любом случае он нарушил существующее во вселенной равновесие – и восстановить его можно, только убив преступника.

За что был казнен Сократ в прекрасных и столь любезных нашему сердцу Афинах, в эпоху величайшего расцвета греческого искусства, науки, философии? Да все за то же: по мнению афинян, он не уважал богов и развращал своими идеями молодежь, то есть, по сути дела, нарушал табу и угрожал стабильности общества.

Другой великий философ – Демокрит – такого гнева окружающих не вызывал, зато сам говорил о необходимости смертной казни для процветания общества: «Всех тех, которые приносят вред, нарушая справедливость, надо убивать во что бы то ни стало, и тот, кто это делает, будет радоваться душой и в большей степени при любом государственном строе пользоваться защитой закона и обладать неустрашимостью и гордостью. Так же, как написано о зловредных зверях и пресмыкающихся, так же, по моему мнению, следует поступать и по отношению к людям: нужно в любом государстве, где закон этого не запрещает, убивать зловредного человека, согласно отеческим законам. А нельзя убивать только на территории святилищ любого государства, а также в случае договоров и клятв»[18]18
  Лурье С. Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. – М.: Наука, 1970. С. 363 (фрагмент 621–622).


[Закрыть]
.

На основании этого отрывка можно сделать сразу несколько наблюдений. Во-первых, зловредного человека следует убивать «согласно отеческим законам» – это напоминает Владимира, казнившего «по устроению отьню и дедню», то есть по каким-то древним, установленным в незапамятные времена обычаям. Убийство «зловредных» вызывает у просвещенного философа, создателя учения об атомах, радость именно потому, что смертная казнь, с его точки зрения, дает людям возможность пользоваться защитой закона, то есть устанавливает в обществе стабильность и покой. Да и вообще – какие это люди? Они подобны зверям и пресмыкающимся. Мысль Демокрита о том, что гнусные преступники перестают быть людьми, пройдет через много столетий – у нее большое будущее. И как же широко можно раздвинуть рамки этой мысли – как легко причислить к «зловредным зверям» самых разных людей.

И все же, заметим, даже «радуясь душой», нельзя убивать на территории святилищ – безжалостный Демокрит тоже знает, что смертная казнь оскверняет священную землю и, очевидно, лишает святости заключенные одновременно с убийством преступника договоры.

Платон в «Законах» рассуждает о том, что «с помощью законов надо, насколько возможно, возместить нанесенный вред, спасая то, что гибнет, поднимая то, что по чьей-то вине упало, и леча то, что умирает или ранено. Коль скоро проступок искуплен возмездием, надо попытаться с помощью законов из каждого случая раздоров и вреда сделать повод для установления между виновником и пострадавшим дружеских отношений»[19]19
  Платон. Законы. Книга IX. Здесь и далее цит. по: Платон. Законы / Пер. с древнегреч. А. Н. Егунова и др. – М.: Мысль, 1999.


[Закрыть]
. Но для особо опасных преступников Платон считает вполне естественным применение смертной казни. Мало того, оказывается, в этом можно усмотреть большую пользу. «Если законодатель заметит, что человек тут неисцелим, то какое наказание определит он ему по закону? Законодатель осознает, что для самих этих людей лучше прекратить свое существование, расставшись с жизнью; тем самым они принесли бы двойную пользу всем остальным людям: они послужили бы для других примером того, что не следует поступать несправедливо, а к тому же избавили бы государство от присутствия дурных людей». Удивительным (а может, и не таким уж удивительным) образом в утонченной и жестокой утопии Платона в преображенном виде можно усмотреть перекличку со взглядами африканских племен. Избавить государство «от присутствия дурных людей» – это ведь, по сути дела, та же стабильность общества, ради которой убивают нарушившего табу члена племени.

Итак, уже в первобытном мире сформировались три основные причины, по которым казнили и, увы, продолжают казнить в разные эпохи и в разных цивилизациях. Именно так объясняют необходимость смертной казни ее сторонники и до сегодняшнего дня: казнить необходимо, потому что преступник должен понести наказание, злодеяние просто не может остаться неотмщенным; казнить необходимо, потому что это наказание принесет успокоение духу убитого или родным жертвы; казнить необходимо, потому что общество нуждается в стабильности, есть преступления, совершение которых расшатывает сами устои общества, и те, кто их совершил, не могут дальше жить среди людей. Содержание этих подходов к смертной казни в разные времена менялось, преступлениями, заслуживающими смерти, считались разные действия: где-то опасались возвращения духа убитого, а где-то говорили о необходимости хоть как-то облегчить страдания его родных, в каких-то цивилизациях речь шла о нарушении священного табу, а в других – о покушении на самое дорогое, что было в этой культуре, – на персону монарха или на жизнь человека, но суть не меняется.

При этом уже в первобытном мире одновременно с глубокой убежденностью в необходимости смерти преступника существовало и представление о том, что хорошо бы каким-то образом избежать кровавой расправы – отсюда попытки примирения, замены кровной мести выкупом, формальное или даже символическое убийство преступника, извинения перед духом убитого врага… Как сказал Фрейд, «нам кажется, будто и среди этих дикарей живет заповедь: не убий, которую еще задолго до какого бы то ни было законодательства, полученного из рук божества, нельзя безнаказанно нарушать»[20]20
  Фрейд З. Тотем и табу. С. 60.


[Закрыть]
.

Шли тысячелетия, и все великое разнообразие человеческих обществ в более или менее утонченной форме повторяло то, что знали уже первобытные «дикари».

В III тыс. до н. э. в Древнем Египте было создано так называемое «Поучение гераклеопольского царя своему сыну царю Мерикара», в котором отец призывает:

Утешь стенающего, не притесняй вдову, не прогоняй сына от имущества его отца и не смещай вельмож с их постов. Остерегайся карать опрометчиво! Не убивай – нет тебе в этом пользы, наказывай побоями и заключением; благодаря этому будет заселяться эта страна; исключение лишь для бунтовщика, чей замысел раскрыт. Бог знает строптивцев, но бог карает и за (напрасную) кровь; милосердный [продлевает] время (своей жизни). Не убивай человека, чьи достоинства ты узнал, еще когда ты читал вместе с ним нараспев письмена![21]21
  Цит. по: История Древнего Востока: тексты и документы. Под ред. В. И. Кузищина. – М.: Высшая школа, 2002. С. 17–23.


[Закрыть]

Итак, мятежник, выступающий против государства, угрожающий спокойствию всей общины, должен умереть, а в остальном в смертной казни «нет пользы». В чем здесь вред? Вряд ли египетских фараонов волновало общественное мнение. Но «бог карает за напрасную кровь».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю