Текст книги "Чужая кузница (СИ)"

Автор книги: Таланты Литмировские

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Чужая кузница

Горда и надменна была красавица Лия. Недаром же так щедро наградила ее природа и гибким станом, и милым личиком с нежной кожей, а уж косы ее распущенные, словно шелк по плечам струились. Многие парни заглядывались на поступь ее царскую, на глаза эти синие, да ямочки на розовых щечках. Глядеть – глядели, а подойти не всякий решался. Знали – умеют эти глаза становиться холодными, темными, словно вода в проруби, губки умеют в усмешку злую складываться, а уж если острый язычок кого словом «добрым» одарит, так не один день вся деревня над беднягой смеяться будет.

Не богаты были ее родители, да и сестры меньшие подрастали, потому большого приданного за девушкой дать не могли. Женихов же это видимо не пугало. Свататься отваживался лишь тот, у кого кошелек побольше имелся. Да только вот незадача – самые дорогие подарки не радовали девушку, самых зажиточных женихов разворачивала она ни с чем. Подруги только вздыхали удивленно, сестрицы злились: «Не иначе, царевича тебе надобно? Так и мы до старости в девках просидим!» Негоже ведь младшей вперед старшей лезть. Лия на всё это лишь смеялась: «А может царевич – то мне и нужен! Уж если приглянулась красивая игрушка, так пусть задорого покупают».

Так и жила красавица птицей вольною, отцовой гордостью, материной помощницей. Днем с веселой песней за любую работу бралась, а вечерами, на посиделках или праздниках, первая танцевать шла. Однако не могло ее сердечко спокойно биться, когда заводил с ней разговор сероглазый Тарас. Для него одного не находилось у Лии язвительного слова. Для него одного теплели ее глаза и румянились пуще прежнего щечки. Ох, сколько ж ребят завидовали этому пригожему парню. Казалось бы, чего еще ему желать? И дом один из лучших на селе, и любимая кузница, и руки умелые, сильные. Все девчата песнями его заслушивались, старики за ремесло и трудолюбие уважали, а еще и первая красавица ему благосклонно улыбается. Кто был внимательнее, замечали, что и он на Лию нежные взгляды бросает, вот только ползли среди людей шепотки, что ни о каком сватовстве даже речи не идет. Пошепчутся, подивятся, а потом пожмут плечами – своих хлопот довольно.

Этим летом солнышко потрудилось на славу, и теперь всё неохотнее поднималось оно по утрам, все быстрее спешило на покой по вечерам. В лесах дожидались грибы, входили в самую силу целебные травы. В огородах вызревали яркие подсолнухи, пузатым тыквам уже не удавалось прятаться под широкой листвой. Приближалось хлопотное время сбора урожая, а у Лии все мысли уплывали на берег реки, туда, где небольшая рощица укрывала изумрудную полянку с мягким ковром из полевых цветов. Ах, какой же дурманящий аромат витает над ними вечером, как же ярко может гореть на небе закат, отражаясь в прохладной воде, и птицы в ветвях перед сном так звонко поют свои колыбельные. Не так давно на этой полянке молодой кузнец держал в своих руках маленькие ладошки черноволосой девушки и говорил, наконец, то о чем давно хотел ей рассказать, то о чем она давно мечтала услышать. Слова те были полны нежных признаний, радостных надежд, и ожидания долгих счастливых дней с возлюбленным. Однако, как же так получается, что счастье часто ходит об руку с печалью? Как же случилось так, что в слова любви прокрались слова о скорой разлуке?

Видимо гордости, и упрямства у молодого кузнеца было не меньше чем у своевольной Лии. Затесалась ему в голову мысль о том, что должен он быть достойнее самых завидных женихов, богаче и прославленнее всех тех, кто решался к его возлюбленной свататься, а до тех пор ни как не может он просить руки красавицы. Ни разумные слова, и девичьи слезы не могли убедить его в том, что он и сейчас желаннее всех. Твердо вознамерился он жену свои привести не в деревянный дом, а в палаты из белого камня выстроенные, о каких люди заезжие рассказывали, осыпать ее подарками дивными, каких тут и не видывали. Неужели не достойна его любимая таких почестей, неужели не в силах он этого выполнить? Нужно только чтоб дала ему любимая время, чтоб ждать согласилась. Она же, слушая такие речи, только пугалась. Нет, не разлюбить боялась – потерять! Знала ведь, что будет та дорога ох как не ласкова. С другой стороны, не было случая, чтоб Тарас обещанья своего не выполнил, или дела какого-то сделать не смог и вот уже рисует девичье воображение разные картинки красивые, жизнь похожую на сказку без хлопот и нужды…

День проходил за днем. Леса и поля давно уже укутались белою шалью. Заветная полянка на берегу словно уснула до поры до времени. Не было больше в ней ни ярких красок, ни звуков радостных. Казалось, заледенело все, замерло и в нашей Лии. Всё больше была она задумчива и бледна, все реже слышался ее смех, а уж песни веселые и вовсе не вспоминались. Еще под зеленью деревьев простилась она со своим ненаглядным Тарасом, а с тех пор ни единой весточки от него не было. Остались с девушкой лишь воспоминания о глазах серых, лукавых, о голосе бархатном, да о первых счастливых днях в ее жизни, а еще остались мысли невеселые, страхи и сомнения горькие. Если б кто спросил, не смогла бы она уже ответить – ради чего согласилась? Для чего отпустила, на что надеялась? Да и разве смогла бы удержать?

Только в сочельник, когда собрались девушки судьбу свою гадать, Лия будто ото сна очнулась. Первая бежала поленья тянуть, вглядывалась в разлитый воск, пыталась угадать что же расскажет ей яйцо в воде… уж было собралась с самыми храбрыми подругами в зеркало смотреть, но на плечо вдруг легла чья-то рука, остановила: «Вот тебе-то нечего там делать! Не суй свой нос туда, докуда умом не доросла!» Старая бабка, одна из тех, что пришли на забавы молодых посмотреть, весь вечер хмурилась, наблюдая за Лииными гаданиями, а теперь заступила девушке дорогу, строго пальцем костлявым грозила. Может по опытности видела то, чего другие не замечали, а может просто из вредности не допустила, именно ее, к самому страшному, но правдивому гаданию. Не зря видимо бабку эту блаженной считали, а иные даже побаивались. Вот и Лия не посмела ослушаться, села снова задумавшись, в дальнем уголочке. В ту же ночь, первый раз, приснилось ей небо с грозовыми тучами, а среди туч этих – черный ворон. Кричал он что-то громко, не отставая от испуганной девушки, а потом уронил ей под ноги венец дивной красоты. Золото на нем, словно тонкое кружево, а в кружеве самоцветы яркие и уж как жарко засверкали они в черных волосах красавицы! Проснулась Лия ни свет, ни заря, сердце бьется, не знает то ли радоваться, то ли печалиться, а голову, вместо драгоценного подарка опоясала злая боль, да такая, что до вечера отпустить не хотела. С тех пор не единожды прилетал тот ворон, и все с подарками, да такими, что были бы всем за загляденье, одно другого краше. Боялась Лия тех снов, но и ждала их каждый раз, знала-то от милого весточки. Знала, что стоило дары те принять, да примереть – на утро хворая ходить будет, но отказаться от них не могла или просто не осмеливалась.

Время всегда идет своим чередом, вот только для тех, кто ищет славы и подвигов ратных, оно мчится словно стрела из доброго лука, а тем, кому удел любимых ждать, да в неизвестности маяться – тянется оно, словно густой мед с ложки. Беда в том, что сладости медовой в этом ни капельки нет. За год совсем извелась Лия. Ходила словно тень среди людей. И куда только подевалась неугомонная жизнь, переполнявшая прежде красавицу?.. Да и красавицу ли теперь? Прежние ухажеры давно уже перестали смотреть вслед девушке с грустными глазами, бледным лицом. Даже былые завистницы не злорадствовали – жалели. Видимо правду говорят, что красоту на лице только огонек в душе и освящает, а без него она и не видна вовсе.

Почему же так давно не являлся ворон во сне? Не передавал странных весточек от любимого? Чуяло сердце – не к добру это, а тут ещё один сон привиделся: будто заблудилась Лия в лесу. Вот только что была она среди знакомых деревьев, с детства родных и надежных, а сейчас вдруг обернулись они непролазной чащей, да такой, что даже небо не скоро увидишь. Испугалась, кинулась в одну, в другую сторону, а кругом все одно и то же: вместо травы зеленой кочки и коряги, вместо листвы яркой сучья острые, а над головой ветки переплелись, солнышко не пускают. Совсем девушка из сил выбилась, да услышала вдруг карканье громкое, обрадовалась, вспомнив своего ночного вестника. Вскоре и правда из-за кустов вылетела большая черная птица, позвала за собой, дорогу показала. Бежала Лия за ней, да только едва поспевала. Не хотел ее лес отпускать, цеплялся за косу, хватался за руки, под ноги корнями и кочками кидался. Заветная полянка показалась совсем внезапно, стоило только еще раз ветви от лица отвести. Выбежала она на знакомый берег, да только едва его узнавала: цветы робко скрывались под сорняками, а солнечный свет затмился чернотой… то со всех сторон, с каждой веточки смотрела на девушку воронья стая. Смотрели, нетерпеливо с ноги на ногу переминались, оглушительно кричали что-то на своем языке, словно весть рассказать торопились, а потом вдруг разом снялись, с места, закружили и Лия, не смотря на страх, пожалела сейчас, что нет у нее крыльев за спиной, что не поняла она ничего из вороньего гама, а ведь они точно звали ее за собой, но не дождавшись глупого человека, сбились в плотную стаю и улетели вдоль реки, словно большая черная туча.

Наутро сказалась девушка больной, даже с кровати не встала, а как разошлись домашние по своим делам, улучила минуту и сбежала со двора. Не важно, что уже мороз на улице, не важно, что одеться толком не успела, главное скорее добежать до одинокой избушки, на краю деревни. Закутавшись в серую шаль, на крыльце того домика стояла старушка, словно только ее и поджидала. Люди не ходили сюда просто так, для того чтобы за чашкой душистого чая посплетничать с соседкой. Приходили все больше под вечер с подарочком и со слезной просьбой. Взмолилась и Лия о своей беде.

– Что ж – прошамкала бабка – один раз я тебя уже предупредила, теперь останавливать не стану! Хорошо ли подумала, о чем просишь?

Девушка только кивнуть и смогла. От страха даже ноги не держали. Долго ворожила бабка, травы в воду горячую кидала, слова непонятные нашептывала и все время камешки чудные в руках перебирала. Потом снова тот же вопрос задала:

– Он сегодня совсем далеко ушел. Хорошо ли, девка, подумала?

И снова та кивнула в ответ, а еще через час вышла из избушки с соломенной куклой в трясущихся руках. Где бы ни был ее любимый Тарас, а все равно он к ней вернуться должен, обещание исполнить, и не важно, что определила им старая ведьма всего три дня. «А потом уж тебе самой выбирать придется, да только будет ли у тебя выбор?!…». Непонятные слова еще звучали в ушах, но молодость непривычна наперёд заглядывать, ей бы всё и сейчас.

В тот же вечер, затеплила Лия лучинку, села у окна с прялкой, да только больше веретено роняла, чем пряла, больше думала о чем-то, чем за нитью смотрела. Не увидела она, мелькнувшую тень во дворе , не сразу услышала тихого стука в оконную раму, а услышав, сорвалась с места, как есть выскочила на мороз и тут же обхватили ее руки сильные, увлекли, закружили в объятьях а голос любимый, только и повторял ее имя.

Наутро случился в деревне переполох – Тарас вернулся, да не с пустыми руками, а с обещанными дарами. Новость передавалась из уст в уста: говорили, что вернулся он краше прежнего, возмужавшим, широкоплечим, только бледным совсем, и не разговорчивым, но то ведь не беда. В тот день мало кто его видел, зато все знали, что уже праздничные столы готовятся, что совсем скоро ждет деревню еще одна свадьба в этом году. Дождалась-таки невеста своего счастья! Всюду теперь вместе появлялись жених с невестой, словно ни на минутку больше расстаться не могли. Лия то улыбалась, то принималась плакать, становилась такой же белой, как будущий супруг, а в руках прятала маленькую соломенную куколку, которая неудержимо крошилась и все больше рассыпалась. Тарас задумчиво смотрел на нее своими серыми глазами, которые теперь вдруг стали казаться слишком темными, и ни ей, ни никому другому, о своих походах рассказать не хотел.

В третий день собралась вся деревня на веселье. Небо в ту пору тучами затянуло, стемнело вдруг рано, а в большом доме кузнеца печи жарко натоплены, столы от кушаний ломятся, мед рекой льется. Свечи кругом горят, пляшут веселые люди, пляшут вслед за ними тени по стенам. Сидит невеста-красавица в золотом венце, горят самоцветы в черных волосах, а она головы поднять не может. Взглянула ли она хоть раз на кого? Сказала ли хоть словечко? Ни кровинки в лице, только глаза сверкают. Перстни печатные ее пальцы словно огнем обжигают, пояс, с шитьем богатым, холодом пробирает, от сапожек шелковых ноги отнимаются. Уж как не хотела она наряжаться из дареного сундука – узнала в нем ночные весточки, да только кто ж ее послушал. Жених сидел, словно снег белый, сжимал холодной рукою руку своей невесты.

– Теперь уж не расстаться нам. Теперь всегда вместе…

– Вместе… – отвечала.

А кукла соломенная сегодня совсем искрошилась, рассыпалась.

Шумно, весело в избе, а на дворе все звезды погасли, небо тучами закрылось. Словно в сотни труб завывает ветер, стонет, скрипит, стучится в окна и двери. Венчальную песню молодым сочиняет. Кланялись ему деревья до земли, собаки попрятались, кто куда, поджали хвосты, не решаясь даже голос подать. Взлетают с сугробов снежные вихри, кружат, не падают, сплели воедино небо и землю. Не поймешь теперь, как различить?

Чуден наш мир. Где-то ночь к середине приближается, а где-то уже солнце просыпается. Кто-то на свадебном пиру гуляет, а кто-то погребальный костер ладит. Стоят друзья возле того костра, шапки мнут, со своим товарищем прощаются. Много чего они за год вместе повидали, многие земли исходили. Поровну делили добро, в тех походах добытое, но случалось за добро это кому-то кровью своей платить. В этот раз расплатиться выпал черед их молодому, сероглазому товарищу. Хороши всегда были его песни, теперь они ему прощальную споют. Как и полагалось, три дня соблюдали они правила, чтоб душа все земные дела успела закончить, теперь пришло время совсем его отпустить…

К полуночи объявился перед гостями большой сундук. Каждому досталась из того сундука вещь памятная, дорогая, каждый выбрал себе подарок по сердцу. Пуще прежнего разгорелось веселье, громче зазвучали здравницы за молодоженов. Никто не заметил, как поутих ветер, допев свой обряд, как пробился месяц сквозь тьму, заглянул в приоткрытые ставни, скользнул по безжизненным лицам молодых, засветился светом серебряным. Одна лишь бабка смотрела, как вороной конь роет копытом снег у крыльца, как сажает добрый молодец на него свою жену, сам рядом садится. Ох, не годятся легкие одежды для зимней прогулки, да только те двое о шубах видно не заботились, укутала их снежная пурга, навсегда скрыла от глаз людских.

***

– Бабушка, бабушка, а потом что с ними стало?

Задумавшаяся было старушка, лукаво улыбнулась:

– А ничего ни стало. Поутру хватились люди – а нет молодых, словно и не было никогда. Много слухов ходило, одно только точно, что уж с тех пор возлюбленные навсегда вместе остались.

Маленькая внучка счастливо заулыбалась щербатым ртом. Потрепала ее бабуля по русым волосам. Пусть пока для девочки в этой сказке видится счастливый конец. Подрастет, может еще и попросит напомнить. Гораздо внимательнее посмотрела рассказчица на старшенького своего внука. Ему, конечно, не пристало верить бабкиным сказкам, но и он о чем-то крепко задумался, помешивая угли в догорающем костерке. Быстро время пролетело за разговорами, уже скоро совсем темно станет.

– Бабуль, а деревенские с тех подарков богатыми стали?

– Нет, милая. Они им только раздоры и принесли. От вещей, что из чужих рук, чужими руками добыты, много корысти не бывает, и радости они не приносят. Счастье надо самому ковать в собственной кузнице, а не гнаться за далекими красивыми огнями, тогда и себя сбережёшь и любимых своих не сгубишь.

Огонек на полянке совсем ослаб, уже не мог отогнать вечернюю прохладу от трех людей сидящих вокруг него. Бабушка первая стала подниматься, оперлась на протянутую руку юноши, заворчала беззлобно:

– Совсем заболтали меня бездельники. Мать наверно уж волнуется. Ты костерок-то лучше гаси, а ты, внученька, фонарик свой зажигай, свети мне старой на дорогу. В другой раз сюда придем, я вас еще какой-нибудь сказкой побалую.