Текст книги "Следы на песке (СИ)"

Автор книги: Таланты Литмировские

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Следы на песке

 
...Я принес тебя сюда, чтобы рассказать о перекрестке миров, пересечении судеб и о Добре... Я просто покажу тебе эти следы... следы, способные поведать о многом... и ты все поймешь, быть может, не сразу, но когда-то поймешь и выберешь Путь... свой Путь...оставляя свои следы... на песке.
 

Екатерина Котлярская.

Старик плакал. Его поблекшие, усталые глаза влажно блестели в угасающем свете заката. Горькая влага, не в силах смягчить иссушенную пустошь, медленно исчезала в белой бороде, оставляя терпкий след на дрожащих губах. Старик смотрел на океан. Суровый и величественный, названный каким-то наивным человечком Тихий, тот обрушивал свои воды на крошечный остров, словно стремясь навеки проглотить его. Неподвижная, одиноко чернела на фоне бескрайнего неба человеческая фигура, и лишь ветер трепал широкие полы рясы. Старик вспоминал.

I.

Его звали Чарльз Адамс. И он был пиратом. Нет, он не был капитаном корабля, лихим капером, у которого, к тому же, где-то в закромах завалялся дворянский титул. Он был обычным моряком, в ранге разве что чуть повыше простого матроса, пил, богохульствовал, гулял и разбойничал – но не прикрывался при этом чужим флагом да идейными соображениями. Жизнь его была грязной, трудной, постоянно под гнетом опасности – того и гляди дашь дуба: или в жестокой сваре, что простаки называют славной битвой с неприятелем, или от дружеского ножа в спину в результате внезапно вспыхнувшего бунта, пьяной драки либо нечестной игры в кости. В общем-то, ничем не примечательная жизнь человека, однажды ступившего на кривую дорожку. Пока эта самая дорожка не вывела его к ней. К Дороти. К его Дори.

Их встреча произошла случайно, капитан сказал бы – по воле провидения. Он и его товарищи направлялись на остров Питкэрн, намереваясь скрыться там от английского правосудия. Золотая эпоха пиратства подходила к концу.

"Хей! Товарищ! – я кричу, -

Мы стоим плечом к плечу.

Смерть-путана не страшна -

Ринемся в бой

Вместе с тобой,

Черту намнем бока!"*

*Вольный перевод староанглийской морской песни.

Выпивка, старая-добрая английская песня, знойные полинезийки – что еще нужно мужчине?

Но однажды раздался крик вахтенного, крик, навсегда изменивший жизнь Чарльза Адамса: "Корабль по курсу!" Суета, возбужденные возгласы, зычный голос капитана разорвали умиротворение солнечного дня. Вот они уже так близко, что видны облегченный корпус торгового судна, фальшивые лацпорты, мельтешение людей на чужом борту... Где военное сопровождение, почему корабль один посреди океана? Нет ответа, нет спасения. Черный флаг взметнулся в небо – символ протеста, вещий знак близкой смерти – и запрыгал на ветру, внушая ужас обреченным жертвам.

II.

Совсем скоро все было кончено. То тут, то там валялись щепки, обломки, ядра и окровавленные тела, словно куклы, поломанные рукой избалованного ребенка. Захватчики рыскали по кораблю, вытаскивая из его недр присвоенные богатства.

Внезапно послышался слабый испуганный крик, и на палубу выволокли женщину, швырнув ее прямо в кучу награбленной добычи. Еще один вклад в общую поживу.

– А это что за лапочка?

– Цып-цып-цып... Не бойся, крошка!

– Глянь-ка, ребята, ну и страхолюдина!

– Да уж, моя-то подобрее будет.

Кучка матросов окружила свою жертву, замершую на наваленной горе тканей, одежды, драгоценностей, бочонков со специями и прочего хлама, показавшегося пиратам ценным. Целомудренный чепец слетел с ее головы, бесстыдно открыв русые волосы, лихорадочный румянец залил бледные щеки, затравленный взгляд метался от одного ухмыляющегося лица к другому.

– Что здесь происходит? – вмешался квартмейстер.

– Да вот, нашли в одной из кают, – кивнул кто-то на застывшую фигурку.

– Ну и что мне с этим делать? Распилить мне ее, что ли, для равной доли?

– Разрешите обратиться. Я хочу забрать девчонку себе, – вперед выступил мужчина, до сих пор молчаливо наблюдавший за происходящим.

– Зачем? Тебе же есть кому согревать постель?

– Это мое дело, – моряк твердо встретил изумленный взгляд квартмейстера.

– Что, совсем изголодался, морской пес, на кости уже бросаешься? – усмехнулся тот.

Раздался взрыв смеха и улюлюканье. Мужчина потемнел лицом. – Ну и черт с тобой!

Думаю, никто не будет против? – обратился он к собравшейся толпе пиратов.

– Эй, это я ее нашел, – возмущенно вскинулся один из матросов в засаленной бандане, босой, обвешанный трофейным оружием. – Что, если он канонир, так ему можно чужую добычу сцапать?

– Я готов уступить свою долю, – канонир даже не взглянул на предмет своего торга, устремив все внимание на собеседника.

– И полинезийку От двух баб проблем не оберешься, а у меня она будет как у Христа за пазухой, – выдвинул требование матрос, алчно поблескивая глазами.

Мужчина замер. Вокруг усмехнулись, заранее зная ответ: где это видано, чтобы за этакое привидение отваливать кучу золотых, да еще и запросто отдать страстную, податливую женщину. Ну, брат, это ты уже загнул, здесь дураков нет.

– Согласен.

III.

Впоследствии Чарльз не раз задавался вопросом: кой черт он согласился на эту безумную сделку? И не мог найти ответа. Это было словно помутнение рассудка, глупый порыв, неконтролируемое движение... Потому что его "трофей" действительно не представлял собой ничего особо ценного – девушка была далеко не красавицей. Да что там! По мнению Чарльза, который до этого момента предпочитал пышногрудых хохотушек, пленница даже хорошенькой не была. Но ее тонкая фигурка и печальные глаза что-то тронули в нем, и бывалый пират поддался импульсу, о котором уже начинал жалеть.

Чарльз схватил свое оцепеневшее новоприобретение и потащил в каюту, на пиратский корабль, подальше от разразившейся насмешками толпы разбойников. Коренастый и жилистый, он не мог похвастаться ни ростом с грот-мачту, ни устрашающими буграми мускулов, но по сравнению с ним пленница казалась мышкой – такой же серой и крохотной. Впихнув молчаливую девушку внутрь, он угрюмо спросил:

– Ты немая?

– Нет. Что со мной будет после? – девушка подняла глаза на пирата. От их насыщенного бирюзового цвета Чарльз даже вздрогнул. И только потом подметил последнее сказанное ею слово. "А она умна".

– Как твое имя?

– Миссис Литтл, сэр, – она с отчаянной бравадой кинула свое имя в лицо пирату. Затем нервно усмехнулась в сузившиеся глаза мужчины и добавила:

– Дороти.

– Сиди здесь, Дороти. Еду тебе принесут. Я приду вечером, – и оставил миссис Литтл одну.

IV.

Пираты вновь отправились в путь. Пусть им и повезло, что судно оказалось без сопровождения (по состоянию такелажа, снастей и парусов боцман смекнул, что, скорее всего, корабль пережил сильный шторм. Хотя наверняка никто сказать не мог, ведь пираты здесь тоже приложили руку), но фортуна – дама привередливая.

Поблизости еще могут рыскать военные фрегаты, а там-то лацпорты самые что ни на есть настоящие. Они-то, конечно, отчаянные сорвиголовы, но не настолько, чтобы плавать в решете. Потому по приказу капитана празднование откладывалось до прибытия на место.

Весь день у Чарльза не выходила из головы обитательница его каюты, пока он вместе со своими помощниками чистил стволы пушек и мушкетов, укладывал ядра, перетаскивал бочки с порохом с захваченного корабля в пороховую комнату. Все должно быть в чистоте и порядке, даже если в голове царит полный сумбур. К тому же – будто ему и без того мало проблем – вся корабельная братия считала своим долгом кинуть реплику-другую в сторону "ополоумевшего от любви" канонира, что, конечно же, не поднимало и так паскудное настроение. К вечеру Чарльз шел в каюту мрачнее обычного.

Открывая дверь, он ожидал увидеть зареванное личико или даже вооруженную вилкой осажденную, но никак не то, что предстало его глазам. Его пленница с надрывом кашляла, свернувшись калачиком на постели. Белое лицо покраснело, по лбу градом катился пот, маленькая грудь мучительно двигалась под прижатой к ней тонкой рукой.

Если у Чарльза и были какие-то сексуальные намерения по отношению к девушке, то теперь они стремительно испарились. Он кинулся к корабельному врачу.

– Ну что, Дженкинс, что с ней? – ринулся с вопросами Чарльз после осмотра пациентки.

Он чувствовал, как что-то ворочается в груди, впрочем, моряк никогда особо не копался в себе, а сейчас и вовсе было не до того.

– Ты же знаешь меру моих способностей, Чарльз, – развел руками врач. – Что я могу?

Только и заливать ваши раны ромом да отнимать конечности. Но подозрения есть. Хотя я могу ошибаться, – он поспешил исправиться, глянув на лицо пирата.– Климат должен помочь. Почаще выводи ее на свежий воздух, будь поласковее, а как придем на остров, найди какое-нибудь местное животное и пои молоком. Пока же я дал девушке настойку опиума от боли. Ну, это все, бывай, – Дженкинс махнул рукой и двинулся прочь, озабоченно хмуря лоб.

Чарльз вошел в свою каюту, чувствуя себя бесконечно старым, хотя был он еще сравнительно молод. Девушка спала. Он осторожно, чтобы не потревожить спящую, раздел ее, прикрыл одеялом, лег рядом и провалился в сон.

Проснулся Чарльз от настойчивого взгляда. Полусонные глаза пирата встретились с невообразимо зелеными глазами девушки. "Спасибо", – шепнули губы. В груди Чарльза бешено застучало сердце. Мужчина обхватил своей пятерней женский затылок, привлекая девушку к себе, сминая сухие горячие губы...

V.

Плаванье все еще продолжалось, хотя, по карте навигатора Тома, они уже должны были видеть берег острова Питкэрн. Это заставляло команду нервничать, что не могло не вылезти наружу. Случилось даже несколько драк, к счастью, вовремя остановленных. Чарльз тоже нервничал – ему хотелось поскорей привезти Дори на сушу. Пусть это и необитаемый остров, но всяко лучше закрытого пространства каюты и недолгих прогулок по палубе в сопровождении его самого или юнги.

Привыкший к развязным девкам в портах и к свободным в выражении своих чувств туземкам, Чарльз терялся перед Дори. Нет, слава богу, она не была избалованной аристократкой (эту капитан быстренько отдал бы за приличный барыш). Но, сам живущий бирюком, он удивлялся ее неразговорчивости, тем пристальным и непонятным для него взглядам, что так часто ловил на себе. Все это растревоживало в Чарльзе что-то, называемое священниками "душой". Однако пират сильно сомневался в наличии у себя этой субстанции.

Однажды ночью, обнимая Дори, Чарльз спросил:

– Где твой муж?

Дори вывернулась из-под его руки, чтобы взглянуть на пирата. Глаза его в лунном свете были лениво полуприкрыты, но сурово поджатый рот говорил о многом.

– Я вдова. Кто-то из ваших его убил. Может быть, даже ты.

– Ты любила его? – он схватил ее за подбородок.

– Разве это имеет значение? – Дори попыталась вырваться, но мужчина не пустил.

– Ответь на мой вопрос, – мужские пальцы болезненно впились в нежную кожу.

– Я его уважала. Он вез меня на лечение. Думал, что тропический климат мне поможет, – Чарльз наконец отпустил многострадальный подбородок.

– Почему спишь со мной, если я убийца? – теперь в глаза Дори вперился тяжелый взгляд. В каком-то смысле это было даже хуже недавней хватки.

– А у меня был выбор?

– Был. Как же все ваши слова об избавлении от "участи, худшей, чем смерть"? – голос в темноте был переполнен иронией.

– Не беспокойся. Тебе недолго осталось меня терпеть, – последовал горький смешок.

Чарльз дернулся. Больше эту тему они не поднимали.

***

Наконец послышался долгожданный крик вахтенного, а совсем скоро пираты увидели чаек. Они дошли.

Остров Питкэрн действительно был необитаемым, а потому бывшим пиратам нужно было очень потрудиться, чтобы осесть на этой суровой земле и создать семьи со своими женщинами. Все рьяно взялись за дело. Корабль они сожгли, предварительно растащив все, что только было можно, а вместо плавучего своего обиталища построили хижины, какие приметили еще у туземцев на Таити. Чарльз построил дом на берегу океана. Теперь он мог привести сюда Дори, которая, кажется, даже немного повеселела в последнее время. Началась новая жизнь.

VI. Некоторое время спустя.

Он с жаром бросился на теплую женскую плоть, оглаживая покатое плечо, миниатюрную грудь, прослеживая пальцами маленькие позвонки, замирая в ямках на пояснице, выцеловывая молочно-белую кожу. Подмяв Дори под себя, он заключил ее в крепкие объятья своих грубых рук моряка и солдата, словно боясь, что она, будто бестелесный призрак, растворится в лучах восходящего солнца. Что было в его собственнических движениях, стремящихся пригвоздить женщину к кровати, не дать ей, такой легкой и хрупкой, воспарить в воздухе, в его полукриках-полустонах, сплетающихся со вздохами полоненной девушки, в настойчивом повторении ее имени..."Дори, Дори, Дори...", как будто имя, называние способно овеществить, привязать к земле полупрозрачный силуэт? Только ли чистое возбуждение или то был след навязчивого, вгрызшегося в подкорку тревожного ожидания, неумолимой потери?...

Чарльз был в отчаянии. Его Дори становилось хуже. По утрам и вечерам она тряслась от холода, обливаясь потом, приступы кашля стали чаще, а сегодня он увидел на ее платке кровь. Он ее терял, и ничего не мог с этим сделать. От этого хотелось выть, грозить небу страшными проклятьями и одновременно упасть на колени и молиться. Молиться, толком не зная ни одной молитвы, умолять просто, с грубым косноязычием моряка, не ведавшего прежде такого страдания. А эта удивительная женщина еще и утешала его, обвивая тонкими руками, целуя нахмуренный лоб и мучительно искривленный рот, словно говоря: "Что ты, глупый, не стою я этого, перестань. Видишь, мне уже лучше, улыбнись, ну же". И Чарльз успокаивался, обманывал себя, заглушая вопящий голос внутри. Лишь в бирюзовых глазах, что так напоминали бывшему моряку любимую стихию, плескалось нечто неуловимое, таинственное. Будто волна, что, счастливо поблескивая на солнце, неумолимо несется к берегу. Чтобы, печально вздыхая, слиться с ним, укрыть влажный и тяжелый песок невесомыми нитями пены.

Однажды Чарльз проснулся в одиночестве.

И только следы на песке, освещенные лучами нарождающегося дня, убегали в даль океана...