Текст книги "Зажги меня"
Автор книги: Тахира Мафи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Вот это да!
– Кенджи, я…
– Но это же дикость какая-то! Я-то все время подозревал, что Уорнер – самый настоящий псих. Ты меня понимаешь? – Он начинает смеяться от души. – Но вот теперь я вижу, что зря я в этом когда-то усомнился.
Я широко раскрываю глаза, и этот смех заражает меня. Я сильно толкаю его в невидимое плечо.
Кенджи хохочет еще сильнее, его позабавило мое признание. И еще он смеется от облегчения, потому что, конечно же, он мне не верит. Потом, успокаиваясь, набирает в легкие воздух и продолжает:
– Ну хорошо, ну допустим, но как ты узнала о том, что он любит тебя?
– То есть?
– Ну, то есть… он что же, назначал тебе свидания или как? Покупал конфеты или писал тебе дешевенькие стихи? Мне кажется, Уорнер не такой уж чувственный тип, если, конечно, ты понимаешь, что я имею в виду.
– Да? – Я прикусываю себе щеку изнутри. – Нет, ничего подобного, конечно, не было.
– Тогда как?
– Он просто… сказал мне об этом.
Кенджи так резко останавливается, что я чуть не падаю на землю.
– Нет, этого просто не может быть.
Я и не знаю, как мне реагировать на его слова и что ответить.
– Он действительно так и сказал? Прямо в лицо? То есть вот так, стоя рядом с тобой?
– Да.
– Ну и ну!.. Погоди-ка… Значит, он прямо вот так и говорит тебе, что влюблен… а ты что? Что ты ему сказала? – Кенджи ошарашен, но он требует ответа. – «Спасибо большое», так, что ли?
– Нет. – Я едва сдерживаю раздражение, вспоминая, что в действительности за такие слова я в первый раз стреляла в Уорнера. – То есть, конечно, нет, все не так. Я даже сама не знаю, Кенджи, для меня все это сейчас тоже кажется какой-то дикостью. Я до сих пор не знаю, как с этим справляться. – Тут мой голос переходит на шепот. – Уорнер на самом деле… очень впечатлительный. – В этот момент на меня накатывает волна воспоминаний, и мои чувства начинают путаться, наскакивая одно на другое и превращая общую картину в полный кавардак.
Его поцелуй на моем теле. Мои штаны на полу. Его отчаянные признания, от которых я начинаю растворяться.
Я крепко зажмуриваюсь. Мне становится жарко, меня качает, и все это происходит так внезапно.
– В этом определенно есть какой-то смысл, – замечает Кенджи, возвращая меня из воспоминаний на землю. Я слышу его вздох. – Значит, Уорнер пока даже не подозревает, что они с Адамом – братья?
– Нет, – отвечаю я, мгновенно приходя в себя.
Братья.
Братья, ненавидящие друг друга. Братья, мечтающие убить один другого. И я запуталась между ними. Господи, что же происходит в моей жизни?!
– И оба эти парня могут дотрагиваться до тебя?
– Да. То есть это не совсем так. – Я пытаюсь ему все объяснить. – Адам… в общем, то, что он может меня касаться, – это не совсем так. То есть, конечно, он может это делать. Только… – Тут я замолкаю. – Все это очень сложно. Ему для этого приходится активно работать, а перед этим еще и долго тренироваться, чтобы нейтрализовать мою энергию своей собственной. Что же касается Уорнера… – Я качаю головой и смотрю куда-то вниз, продолжая упрямо шагать вперед. – Уорнер может трогать меня сколько угодно, причем без всяких последствий. На него это никак не влияет. Он просто впитывает мою энергию в себя, и с ним ничего плохого не происходит.
– Черт! – реагирует через пару секунд Кенджи. – Черт, черт, черт! Чепуха какая-то.
– Понимаю.
– Значит… ну хорошо. Ты говоришь, что Уорнер спас тебе жизнь? И он действительно умолял девушек помочь ему исцелить тебя? А потом спрятал у себя в комнате и заботился о тебе? Кормил тебя, снабжал одеждой и даже разрешил спать в своей кровати?
– Да.
– Да-а-а… Ну, хорошо. Мне, конечно, очень трудно в это поверить.
– Понимаю, – снова говорю я, на этот раз сопровождая свою реплику долгим и шумным выдохом. – Но он действительно совсем не такой, каким вы привыкли его считать. Я знаю, что со стороны он кажется сумасшедшим, но на самом деле он очень даже…
– Ну-ка, ну-ка, погоди… ты что же, защищаешь его? – В голосе Кенджи слышится крайнее изумление. Он буквально шокирован. – Послушай, а мы с тобой сейчас вообще-то говорим об одном и том же типе? О том, который запер тебя на базе и пытался превратить в своего раба, вернее, военную машину, да?
Я мотаю головой. Мне очень хочется объяснить ему все то, что говорил мне Уорнер, но при этом не показаться наивной и доверчивой идиоткой.
– Это не так. – Я вздыхаю. – Он на самом деле не хотел меня так использовать…
Кенджи взрывается от смеха.
– Вот черт! – говорит он. – И ты действительно веришь ему, да? Ты купилась на всю эту чушь, которой он кормил тебя…
– Ты совсем не знаешь его, Кенджи, ты не справедлив…
– Боже мой, – выдавливает он сквозь смех. – Неужели ты серьезно пытаешься убедить меня в том, что я не знаю того человека, который вел меня в бой? Черт побери, он же был моим командиром, – напоминает мне Кенджи. – Уж я-то хорошо его знаю…
– Я больше не собираюсь с тобой спорить, хорошо? Я и не ожидала, что ты поймешь…
– Это же просто смешно, – хрипит Кенджи, не в силах подавить разобравший его хохот. – Ты сама ничего не понимаешь, вот оно что!
– Чего еще я не понимаю?
– Боже ты мой! – внезапно произносит Кенджи. – Вот уж Кент-то обра-а-адуется, – заканчивает он довольно весело и начинает тихонько хихикать.
– Погоди, что ты сказал? А при чем тут Адам?
– Ты не обратила внимания, что до сих пор еще не задала мне о нем ни одного вопроса, а? – Пауза. – То есть я пересказал тебе весь тот кошмар, который нам пришлось пережить, а ты в ответ только какое-то невнятное: «Ой, да уж, жуткая история, приятель, ну спасибо, что поделился». И все. Ты не ужаснулась, не перепугалась и даже не поинтересовалась, был ли Адам ранен. Ты не спросила меня, что вообще с ним произошло и как он сейчас себя чувствует. Особенно если учитывать, что он-то считает тебя погибшей и все такое.
Неожиданно мне становится плохо. Я останавливаюсь на месте. Меня охватывает страх. И бесконечное, необъятное чувство вины. Я виновата, виновата, виновата.
– И вот ты стоишь тут и защищаешь Уорнера, – продолжает Кенджи. – Того самого парня, который пытался убить Адама. И при этом еще ведешь себя так, как будто он твой близкий друг или что-то в этом роде. Как будто он самый обыкновенный парнишка, которого немного в чем-то недопонимают. Как будто все остальные неправильно его воспринимают, потому что мы – это всего лишь кучка завистливых болванов, которые только и знают, что критикуют и осуждают его и еще ненавидят, потому что у него такое миленькое личико.
Стыд обжигает мне кожу.
– Я не идиотка, Кенджи. У меня есть причины говорить то, что я говорю.
– Конечно, может быть, ты просто не совсем понимаешь, что именно говоришь.
– Как скажешь.
– Перестань. И прекрати свое «как скажешь».
– Как скажешь, – повторяю я.
– Боже ты мой! – вздыхает Кенджи, ни к кому конкретно уже не обращаясь. – Похоже, эта девчонка так и напрашивается на то, чтобы ее хорошенько отшлепали по попке.
– Ты не мог бы меня отшлепать, даже если бы у меня было десять попок.
Кенджи громко смеется:
– Это что – вызов?
– Это предупреждение, – отвечаю я.
– Ого! Значит, ты мне угрожаешь? Малютка плакса уже научилась угрожать?
– Заткнись, Кенджи.
– Заткнись, Кенджи, – писклявым голосом повторяет он, насмехаясь надо мной.
– Долго нам еще идти? – нарочито громко спрашиваю я, потому что меня охватывает раздражение, да и пора сменить тему.
– Уже почти пришли, – так же резко отвечает он.
Несколько минут мы идем молча.
И затем
– Кстати… почему ты весь этот путь проделываешь пешком? – спрашиваю я. – По-моему, ты сказал, что у вас имеется танк.
– Так оно и есть, – со вздохом подтверждает Кенджи, о нашем споре все уже забыли. – Вернее, даже два. Кент сказал, что один он угнал, когда вы впервые сбежали с базы. Так вот, он до сих пор стоит там, в гараже.
Ну конечно!
Как я могла о нем забыть?
– Но мне больше нравится ходить пешком, – продолжает Кенджи. – Мне на надо волноваться о том, что меня кто-нибудь увидит, и я каждый раз надеюсь на то, что, путешествуя пешком, могу заметить нечто такое, на что не обратил бы внимания, если бы явился сюда, скажем, на том же танке. Я до сих пор не теряю надежды, – добавляет он совершенно серьезно, – что мы найдем еще кого-нибудь из наших, кому удалось выжить и кто прячется где-то здесь неподалеку.
Я сжимаю ладонь Кенджи, прижимаюсь поближе к нему и шепчу:
– Я тоже.
Глава 17
Старый дом Адама ничуть не изменился с тех пор, как мы были здесь последний раз. Таким я его и запомнила.
Мы с Кенджи проникаем внутрь через подземный гараж, потом поднимаемся по лестнице на верхние уровни. Неожиданно я начинаю нервничать, да так, что мне кажется, будто не смогу сейчас вымолвить ни слова. Мне бы надо горевать по погибшим друзьям, а мой разум все еще не верит в то, что сейчас должно произойти. Но все, конечно, произойдет. Должно произойти.
Очень скоро я увижу Адама.
Я увижу его лицо.
И он будет настоящий.
– Первый раз, когда нас искали, они пытались вышибить дверь, – поясняет мне Кенджи, – поэтому она сейчас открывается не очень просто, ее заедает. Мы забаррикадировались мебелью изнутри, может быть, от этого ее и заклинивает… в общем, им может потребоваться некоторое время, чтобы справиться с ней. Но если не считать этого недостатка, данное местечко во всем остальном нас вполне устраивает. У Кента сохранился огромный запас продовольствия, канализация и водопровод тоже функционируют, потому что он вовремя успел за все заплатить до конца года. В общем, нам крупно повезло, – подытоживает он.
Я молча киваю, мне просто страшно открыть рот. Наверное, к этому можно добавить еще и действие утреннего кофе, потому что в животе у меня тоже ощущается дискомфорт. И еще очень тревожно на душе.
Адам.
Сейчас я увижу Адама.
Кенджи громко стучится в дверь.
– Открывайте! – кричит он. – Это я.
В течение минуты слышатся какие-то глухие звуки. Трещит дерево, скрипит металл, за этим следует серия глухих ударов. Дверная рама подрагивает, когда кто-то изо всех сил колотит по ней изнутри, пытаясь выбить дверь наружу. Но вот наконец она открывается. Очень медленно. Я переплетаю пальцы рук, чтобы хоть немного успокоиться.
В дверном проеме стоит Уинстон.
И смотрит на меня, выпучив глаза.
– Вот черт! – выдает он и снимает очки (я успеваю обратить внимание, что они обмотаны липкой лентой) и начинает быстро моргать. Лицо его покрыто синяками и царапинами, нижняя губа раздута и расщеплена. Левая рука перевязана, толстый слой бинта полностью закрывает его ладонь.
Я боязливо улыбаюсь.
Уинстон хватает Кенджи за рубашку и рывком увлекает его вперед, не сводя при этом с меня глаз.
– У меня что, снова начались галлюцинации? – спрашивает он. – Я очень расстроюсь, если меня опять будут мучить видения. Вот ведь незадача! – Но он не ждет от Кенджи ответа, а продолжает сам: – Если бы я знал, сколько страданий принесет мне это сотрясение мозга, сам бы выстрелил себе в голову при первом же удобном случае…
– Это не галлюцинация, – со смехом перебивает его Кенджи. – Ну а теперь дай нам пройти.
Уинстон не перестает часто моргать, глядя на меня, и отступает, чтобы мы смогли зайти в дом. Но в тот миг, как я только переступаю порог, я оказываюсь в другом мире, с другими воспоминаниями. Это дом Адама. Первое место, послужившее мне настоящим убежищем. Первое место в моей жизни, где я почувствовала себя в безопасности.
Теперь здесь много народу, а пространства слишком мало для такого количества людей. Здесь Касл и Брендан, а еще Лили, Иан, Алия и Джеймс. И все они сейчас застыли на месте, а их фразы замерли на полуслове. Они все смотрят на меня и не верят собственным глазам. А я собираюсь им сказать что-нибудь такое, что могу сказать только им, моим сраженным, морально надломленным друзьям. Но в этот момент из маленькой комнатки выходит Адам. В этой комнате раньше жил Джеймс, насколько я помню. Адам держит что-то в руках, он чем-то увлечен и поэтому не обращает внимания на то, что в комнате совершились некоторые перемены.
Но потом он все же отрывает взгляд от предмета, который несет с собой, и смотрит на меня.
Он чуть приоткрывает рот, словно готовясь произнести какие-то слова, и этот предмет выпадает у него из рук и с таким грохотом разбивается об пол на детали, что все остальные сразу же пробуждаются от своего «столбняка» и начинают шевелиться.
Адам пристально смотрит на меня, не отводя глаз. Грудь его взволнованно вздымается, а на лице отражаются самые разные эмоции. Он то ли испуган, то ли в нем воскресает надежда. Или, может быть, он как раз и напуган оттого, что она уже пробудилась.
Только теперь я понимаю, что, наверное, должна заговорить первой. И тут до меня доходит, что я не знаю, что именно нужно сказать.
Рядом со мной оказывается Кенджи, на его лице расцветает широкая улыбка. Он по-дружески кладет мне руку на плечо, сжимает его и заявляет:
– Глядите-ка, что я нашел.
Адам медленно проходит по комнате, но сейчас все это кажется мне каким-то странным, как будто все движения вокруг непостижимым образом замедлились. Как будто это все нереально. В его взгляде я вижу невыносимую боль.
Мне кажется, будто кто-то со всей силы пнул меня в живот.
Но вот он уже здесь, прямо передо мной, его руки ощупывают мое тело, как будто он хочет убедиться, что я настоящая, что я не призрак. Он внимательно изучает мое лицо, каждую черточку, потом гладит меня по волосам. Потом, кажется, он принимает за должное то, что я все-таки не привидение, и тогда быстро притягивает меня к себе. Это происходит так стремительно, что я не успеваю никак отреагировать на его действия.
– Джульетта, – тихо выдыхает он.
Его сердце бьется у моего уха, он обнимает меня, и я начинаю таять в этих объятиях. Я наслаждаюсь теплом такого знакомого тела, вдыхая аромат его кожи. Я сама обхватываю его руками, кладу ладони ему на спину. И даже не сознаю, что немые слезы уже заструились по моим щекам, пока он легонько не отстраняет меня, чтобы посмотреть мне в глаза. Он говорит, чтобы я не плакала, говорит, что все хорошо, что все будет в порядке, и я понимаю, что все это – чистая ложь, но мне все равно приятно слышать такие слова.
Он снова принимается изучать мое лицо, его ладони осторожно обхватывают мой затылок, так осторожно, чтобы не дотронуться до моей кожи. И тут воспоминания больно режут меня по сердцу.
– Не могу поверить, что ты действительно здесь, – говорит он надломленным голосом. – Не могу поверить, что все это происходит в реальной жизни…
Кенджи прокашливается и начинает:
– Эй, ребятки… Ваше исследование филейных частей друг друга не слишком приятно для глаз малышей.
– А я не малыш, – заявляет Джеймс, его явно обижают такие слова. – И ничего неприятного тут нет.
Кенджи резко поворачивается к нему:
– Разве тебя не раздражает это тяжелое дыхание, которое заполняет собой все вокруг? – И он делает небрежный жест в нашу сторону.
Я машинально отскакиваю от Адама.
– Нет, – так же категорично утверждает Джеймс, складывая руки на груди. – А тебя?
– Для меня это все просто отвратительно, да еще как!
– Ну, если бы ты сам в этом участвовал, то считал бы по-другому.
В комнате наступает тишина.
– А в твоих словах что-то есть, – наконец подхватывает Кенджи. – Может быть, ты поможешь мне найти достойную даму в этом дрянном райончике. Мне бы подошла любая в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти. – Он указывает на Джеймса. – Так почему бы тебе этим не заняться, заранее благодарю.
Похоже, Джеймс слишком серьезно и близко к сердцу принимает это задание. Он кивает несколько раз, после чего выдает свое решение:
– Хорошо. А как насчет Алии? Или Лили? – И он указывает на единственных женщин, присутствующих в комнате.
У Кенджи несколько раз открывается и закрывается рот, прежде чем он начинает говорить:
– Нет, малыш, спасибо, конечно. Эти две для меня уже как сестры.
– Как приятно это слышать, – говорит Лили, обращаясь к Кенджи, и я осознаю, что слышу ее голос впервые за все время. – Могу поспорить, что ты завоюешь всех подходящих по возрасту женщин только одним своим утверждением, что они для тебя стали как сестры. Уверяю тебя, что тут же выстроится целая очередь из желающих разделить ложе с твоей грязной задницей.
– Фу, как грубо, – фыркает Кенджи.
Джеймс хохочет.
– Ты видишь, с кем мне приходится иметь дело? – обращается к нему Кенджи. – Никто не любит бедолагу Кенджи. Я только все отдаю, отдаю и отдаю и ничего в ответ не получаю. Мне нужна такая женщина, которая сумеет оценить все это, – говорит он, проводя рукой вдоль своего туловища. Разумеется, что тут он явно преувеличивает. Ему просто хочется немного повеселить Джеймса, и его попытки пользуются успехом. Кенджи – единственная возможность немного посмеяться и расслабиться в этой тесной перенаселенной комнатенке. Мне кажется, что такое скопление людей и заставляет его каждый день совершать такие длительные пешие прогулки. Или, может быть, ему просто требуется горевать в одиночку и в тишине, там, где ни для кого он не покажется смешным.
Мое сердце стучит с перебоями, мне тревожно думать о том, как тяжело приходится Кенджи держаться молодцом, когда на самом деле он готов в любой момент распасться на части. Сегодня я впервые посмотрела на него с другой, неведомой мне ранее стороны, и это удивило меня даже больше, чем я могла бы предположить.
Адам сжимает мне плечо, и я поворачиваюсь к нему лицом. Он улыбается мне нежно и измученно, в глазах его светится одновременно и радость, и боль.
Из всех чувств, которые я могла бы и должна бы сейчас испытывать, сильнее всего меня пробивает чувство вины.
Каждый человек в этой комнате несет на себе тяжелейшее бремя. Короткие моменты легкости лишь изредка пронзают общее мрачное настроение, саваном окутывавшее весь дом. Но как только шутка проходит, горе возвращается на свое место. И хотя я знаю, что тоже должна скорбеть по погибшим, я не знаю, как именно это должно проявиться в моем случае. Они, в общем-то, все для меня были чужими. Я только-только начала дружить с Соней и Сарой.
Но, оглядевшись по сторонам, понимаю, что я единственная здесь, кто чувствует себя именно так. Я вижу, как линии печали от потери близких изменили лица моих друзей. Я вижу грусть, обволакивающую их до самых лбов, прорезанных морщинами. Что-то в глубине моей души подсказывает мне, что веду себя неправильно, должна стать одной из них, что я должна чувствовать себя такой же сломленной и побежденной, как и они.
Но я этого не ощущаю.
Я уже совсем не та девочка, какой была раньше.
Все эти годы я жила в постоянном страхе перед собой. Сомнения всегда сопутствовали страху и тоже переместились в мой мозг, где благополучно отстроили себе дворцы и замки, где они правили королевствами и мною, где они согнули мою волю. И это продолжалось до тех пор, пока я окончательно не превратилась в молчаливого и покорного раба, слишком напуганного для того, чтобы иметь способность ослушаться или высказать свое несогласие.
Я была закована в кандалы, пленница своего собственного рассудка.
Но наконец, наконец я вырвалась на свободу.
Я очень расстроена нашими потерями. Это ужасно. Но, помимо этого, я обеспокоена и готова действовать. Соня и Сара живы, и сейчас они во власти Андерсона. Им все еще нужна наша помощь. Вот поэтому я не понимаю, как можно просто бездействовать, грустить и печалиться, когда я, например, испытываю неумолимую и неослабевающую решимость сделать хоть что-то.
Я больше не боюсь страхов, и я не позволю им управлять собой.
Пусть страхи сами боятся меня.
Глава 18
Адам ведет меня к кушетке, но нас тут же перехватывает Кенджи.
– Вы, ребята, еще успеете насладиться обществом друг друга, я обещаю. Но пока что мы все должны быть вместе. Поздороваться друг с другом, узнать, как идут дела и так далее и тому подобное, и сделаем мы это все по-быстрому. У Джульетты есть важная информация, которую мы все должны внимательно выслушать.
Адам переводит взгляд от Кенджи на меня:
– Что происходит?
Я поворачиваюсь к Кенджи:
– О чем это ты?
Он закатывает глаза к потолку, потом смотрит на меня, отворачивается и говорит:
– Кент, ты присаживайся.
Адам отступает, любопытство пока что побеждает, и Кенджи тут же пользуется моментом. Он тянет меня за руку, и вот я уже стою посреди крохотной комнатки. Все с вниманием смотрят на меня, как будто сейчас я начну показывать фокусы или что-то в этом роде.
– Кенджи, какого…
– Алия, ты помнишь Джульетту, – говорит Кенджи, кивая в сторону худенькой блондинки, устроившейся в дальнем углу комнаты. Она коротко улыбается мне и тут же отворачивается, почему-то при этом густо краснея. Я помню ее – это она разработала мои уникальные кастеты. Я надевала их поверх перчаток оба раза, когда мы выходили на бой. Раньше я как-то не обращала на нее особого внимания, и теперь я понимаю почему. Она сама старается быть незаметной, почти невидимой. Это тихая, симпатичная девушка с нежным взглядом карих глаз. Между прочим, она превосходный дизайнер и способна разрабатывать уникальные вещи. Интересно, как она всему этому научилась.
– Лили – ты определенно должна помнить Джульетту, – обращается Кенджи ко второй девушке. – Мы все вместе вторгались на территорию продуктовых складов. – Он переводит взгляд на меня. – Ты ее должна помнить, да?
Я киваю. Улыбаюсь Лили. Я плохо с ней знакома, но меня потрясает ее энергия. Она в шутку отдает мне честь, широко улыбается, а ее тугие, как пружинки, каштановые локоны в это время закрывают ей пол-лица.
– Рада снова тебя видеть, – говорит она. – И спасибо, что ты не умерла. Мне тут тяжело быть единственной девушкой.
Алия на мгновение поднимает свою светлую головку, но лишь для того, чтобы еще дальше забиться в свой угол.
– Прости, – извиняется Лили, но, похоже, она не испытывает каких-то особых угрызений совести за сказанное. – Я имела в виду, что я единственная девушка, которая умеет разговаривать. Прошу тебя, скажи мне поскорее, что ты тоже умеешь это делать, – просит она меня.
– О да, она разговаривает, да еще как, – вступает в беседу Кенджи, стреляя в меня глазами. – И еще она ругается как матрос.
– Я не ругаюсь как…
– Брендан и Уинстон, – прерывает меня Кенджи, указывая на двух молодых мужчин, сидящих рядом на кушетке. Ну, эти двое уж точно не нуждаются в рекомендациях, но, как ты видишь, они сейчас выглядят несколько иначе. Заметь, как силы превращения действуют на хороших парней, когда они становятся заложниками у кучки садистов! – Он взмахивает рукой в их направлении, подкрепляя свой сарказм горькой усмешкой. – Теперь они похожи на парочку дикарей. Но, как ты сама видишь, по сравнению с ними я смотрюсь как самый настоящий король. Так что добрые вести у нас тоже иногда случаются.
Уинстон указывает на мое лицо. Наверное, он видит меня не совсем четко, потому что часто моргает и жмурится. Наконец он выдает:
– Ты мне нравишься. Как здорово, что ты не погибла.
– Я тебя в этом целиком поддерживаю, приятель. – Брендан хлопает Уинстона по плечу, но его улыбка предназначается мне. Глаза у него по-прежнему электрически-голубые, а волосы ослепительно белые. По его лицу от правого виска до подбородка пролегает уродливый шрам, причем он выглядит совсем свежим, и корка на ране только что начала образовываться. Я не хочу даже думать о том, в каких местах он еще покалечен. Наверняка Андерсон много чего натворил и с ним, и с Уинстоном. Внутри у меня становится как-то неприятно и пусто. Приходится крепко зажмуриться, чтобы стряхнуть с себя эти мерзкие ощущения.
– Как приятно снова увидеть тебя, – говорит Брендан, и я снова удивляюсь, слыша его британский акцент. – Прости, что мы выглядим слишком уж непрезентабельно.
Я ободряюще улыбаюсь им обоим.
– Я так рада, что теперь вы в порядке.
– Иан, – продолжает Кенджи, протягивая руку в направлении высокого костлявого парня, который устроился на подлокотнике диванчика. – Иан Санчес. – Я помню, что он тоже входил в состав нашей команды, когда мы воровали провизию со складов. Но, что более важно, я помню, что он как раз входил в четверку пленных, которых удалось захватить солдатам Андерсона. Это был как раз он, а еще Уинстон, Брендан и еще один парень, которого зовут Эмори.
Нам поначалу удалось вызволить из плена как раз Иана и Эмори, а не Брендана и Уинстона. Я помню, как Кенджи говорил, будто Иан и Эмори находятся в таком плачевном состоянии, что даже при активном участии наших девушек потребуется немало времени, прежде чем они окончательно придут в себя. Иан выглядит, как мне кажется, вполне здоровым, хотя я понимаю, что ему, конечно, тоже пришлось пережить немало. А вот Эмори, как я поняла, в комнате не присутствует.
Я шумно сглатываю, стараюсь как можно добродушнее улыбнуться Иану.
Но он почему-то не улыбается мне в ответ.
– Как же тебе удалось выжить? – без предисловий начинает он, требуя немедленного ответа. – Ты не выглядишь так, словно тебя там пытали или вообще издевались каким-то образом. То есть, разумеется, без обид, но я почему-то тебе не верю.
– Мы сейчас как раз к этому и подходим, – говорит Кенджи, жестом останавливая Адама, который уже открывает рот, чтобы вступиться за меня. – У нее есть прекрасное объяснение, я вам гарантирую. Лично я его уже выслушал во всех подробностях. – Он бросает на Иана строгий взгляд, но тот, похоже, его не замечает. Он продолжает вызывающе смотреть на меня, приподняв одну бровь и ожидая ответа.
Я наклоняю голову набок и в свою очередь внимательно изучаю его.
Кенджи резко щелкает пальцами прямо у меня под носом.
– Сосредоточься, принцесса. Мне все это уже начинает надоедать. – Он оглядывает комнату, оценивая ситуацию и глядя на присутствующих – а вдруг он забыл представить мне еще кого-нибудь. – Джеймс! – Наконец восклицает он, и его взгляд падает на смотрящего на него снизу вверх моего десятилетнего друга. – Ты ничего не хочешь сказать Джульетте перед тем, как мы приступим к делу?
Джеймс смотрит на меня своими удивительными голубыми глазами, на которые так и налезает его светлая, песочного цвета челка. Он неопределенно пожимает плечами.
– А я вообще никогда и не думал о том, что ты могла бы погибнуть, – просто, без затей, отвечает он.
– Неужели? – хохочет Кенджи.
Джемс утвердительно кивает.
– У меня было такое предчувствие, – поясняет он и стучит пальцем себе по голове.
Кенджи ухмыляется:
– Ну хорошо, значит, так оно и есть. А теперь давайте начинать.
– А как насчет Ка… – пытаюсь высказаться я, но тут же замолкаю, увидев, как на лице Кенджи появляются тревожные сигналы.
Я невольно перевожу взгляд на Касла и изучаю выражение его лица. Сейчас я делаю это внимательнейшим образом, совсем не так, когда увидела его впервые.
Взгляд его рассеян, лоб нахмурен, как будто его застали врасплох в середине какого-то бесконечного удручающего разговора с самим собой. Он сложил ладони, крепко сплел пальцы рук, и они неподвижно лежат у него на коленях. Его всегда идеальный «хвост», собранный на затылке, сейчас распущен, и дреды, оказавшись на свободе, теперь лезут ему в глаза и закрывают часть лица. Он давно не брился и выглядит так, как будто его насильно протащили по грязи. Создается такое впечатление, будто он сел на это кресло, как только вошел в комнату, да с той поры ни разу с него и не вставал.
И я вспоминаю, что из всей нашей группы удар, конечно же, сильнее всего пришелся именно по нему.
«Омега пойнт» представлял собой всю его жизнь, весь ее смысл. Его мечты таились в каждом кирпичике, в каждом эхо, звучавшем в нашем подземелье. И в одну ночь он потерял все. Все свои надежды и чаяния, все свое видение будущего, счастливую общину, которую он намеревался выстроить. И всю свою семью.
Все это сгинуло в никуда.
– Он очень плохо перенес последние события, – шепчет мне Адам. Я вздрагиваю от неожиданности, я и не знала, что все это время он стоял так близко от меня. – Касл уже давно вот такой, как ты его видишь.
Сердце у меня разрывается от боли.
Я пытаюсь встретиться взглядом с Кенджи, хочу молча, без всяких слов извиниться за все, сказать ему, что все хорошо понимаю. Но Кенджи не смотрит на меня. Ему требуется некоторое время, чтобы собраться с мыслями, и только теперь до меня начинает доходить, как, должно быть, тяжело он тоже перенес этот удар. И его страдания распространялись не только на сам «Омегу пойнт». И даже не только на каждого из погибших. И не на ту работу, которая была разрушена навсегда.
Большую роль сыграл и сам Касл.
Касл ведь был для Кенджи как родной отец, его наперсник и ближайший друг.
От него осталась одна оболочка.
На сердце становится тяжело от той глубокой боли, которую испытывает Кенджи. Как мне хочется хоть чем-то помочь ему. И в этот момент я мысленно обещаю себе, что непременно сделаю что-нибудь.
Я сделаю все, что только смогу.
– Хорошо. – Кенджи один раз хлопает в ладоши, несколько раз кивает, потом делает резкий вдох и выдох. – Теперь, я надеюсь, всем стало тепло и уютно? Да? Вот и отлично. – Он еще раз кивает. – А теперь позвольте мне пересказать вам историю о том, как нашей подруге стреляли прямо в грудь.
