355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Т. Корагессан Бойл » Благословение небес » Текст книги (страница 1)
Благословение небес
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:49

Текст книги "Благословение небес"


Автор книги: Т. Корагессан Бойл


Жанр:

   

Рассказ


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Т. Корагессан Бойл
Благословение небес

Когда двигатель, находящийся под правым крылом, задымился, выпуская тонкую, темную, густую струю, Элен заглянула в окно, защищенное отшлифованным оргстеклом, увидела кучевые облака, уносящиеся прочь, в высоту, и подумала, что умрет. Откуда-то из недр фюзеляжа послышался тяжелый удар – самолет накренился, как игрушечный кораблик, в который попали камнем, а мужчина, сидевший впереди, приподнялся над откидным столиком и вскрикнул тонким, срывающимся голосом: «Мама!» Появилась надпись «Пристегните ремни». Глухой ропот, пронесшийся по салону, перешел в гул. Колени у Элен дрожали от напряжения.

Она сидела, бездумно покачивая головой. А что еще делать? Только сидеть и покачивать головой. Как вдруг из радиотранслятора послышался шум, и капитан спокойным голосом, растягивая слова, произнес: «Граждане, боюсь, с двигателем номер три небольшие неполадки. Однако не стоит беспокоиться». Самолет с оглушительным ревом врезался в облака, все металлические швы и пластиковые перегородки угрожающе скрипели, неодушевленные предметы вдруг ожили: по полу разлетались грязные ботинки, корки от фруктов, крекеры, сумки и дешевые книжки в мягкой обложке. Элен украдкой бросила взгляд в окно: дым превратился в плотную завесу, черную и густую, самолет рассекал ее, как корабль враждебные волны, косые острые языки желтого пламени сжали в кольцо неподвижный двигатель. Сидевший рядом мужчина – на вид ему было около тридцати лет, нижняя губа проколота медным гвоздиком, шевелюра на голове по цвету и по фактуре напоминала меренгу – повернул к Элен помятое лицо.

– Что это? Дым?

Она была так напугана, что смогла только кивнуть, каждой клеточкой своего организма прислушиваясь к тоскливому свистящему звуку работавших двигателей и к безликому шуму, доносившемуся из радиотрансляторов. Мужчина перегнулся через нее и, прищурившись, вгляделся в круглое окно, пытаясь рассмотреть крыло сзади.

– Черт, только этого не хватало. Да хоть провалитесь, я все равно доведу дело до конца.

«Какое дело? – Элен не понимала. – Он что, не видит, что все вот-вот погибнут?»

Она сосредоточилась и зашептала молитву. Голоса звучали все тревожнее; Элен казалось, что глаза у нее сейчас выскочат из орбит. Но вдруг языки пламени заколебались и подернулись дымкой, девушка почувствовала, как самолет поднимается вверх, будто поддерживаемый невидимой рукой. Опасность рассеялась так же быстро, как и возникла, оставив позади общую панику, крики и вопли, отзвук молитвы, с трудом извлеченной из памяти, и резкий, стойкий запах мочи.

– Жаль расстраивать вас, – растягивая слова, заговорил капитан, – но, кажется, нам придется вернуться назад в Лос-Анджелес.

Поднялся протестующий шум и стоны. Мужчина с волосами в форме меренги выплюнул длинное непристойное ругательство и стукнул кулаком по спинке кресла перед собой. «Только не в Лос-Анджелес. Только не туда. Их и так уже продержали на земле два с половиной часа по техническим причинам, а потом они сорок минут сидели в самолете на взлетной полосе, потому что самолет пропустил свою очередь, по крайней мере так утверждал пилот». «Все получат потри бесплатных напитка и арахис», – сказали им, но никто не хотел арахиса и дрянных напитков, похожих по вкусу на керосин. Элен заказала виски с содовой, пытаясь взбодрить себя после мучительного ожидания в аэропорту, где она нудно потягивала в баре порцию пива, постепенно становившегося теплым и противным. Впрочем, мужчина рядом с ней и женщина с краю заказали по двойной порции виски и тут же опрокинули его без лишних слов.

– Дьявол! – снова выругался мужчина и изо всей силы начал колотить кулаком по спинке переднего кресла, как по боксерской груше, пока сосед, сидевший впереди, не поднял наконец непомерно большую голову, зарычав:

– Угомонись ты, придурок. Ты что, не понимаешь, что мы попали в аварию?

Мгновение Элен казалось, что сосед встанет и затеет драку – он уже выпил достаточно, – но, к счастью, ссора на том и закончилась. Самолет вздрогнул от тяжести выброшенных шасси, большеголовый мужчина отвернулся и тяжело заерзал в кресле, в окнах виднелся Лос-Анджелес – унылое грязное пятно, утонувшее в мутном вязком воздухе.

– Ты слышала? – требовательно обратился к Элен сосед. – Слышала, как он назвал меня?

Элен сидела, неподвижно уставившись в одну точку. Она чувствовала на себе взгляд мужчины. Алкогольный запах от него ощущался, наверное, в другом конце салона. Элен ссутулилась и выдохнула, выжала из себя пропитанный им воздух, как будто хотела свернуться в комочек, совсем уменьшиться, исчезнуть.

Сосед тяжело задвигался в кресле, бормоча что-то про себя.

– Вежливость, – презрительно фыркнул он. – Обычная вежливость, – снова и снова повторял он, будто не знал других слов. Закрыв глаза, Элен опустила голову.

Тянулось обычное ожидание вылета: бесконечные перегоны самолетов с одной полосы на другую, давка с багажом, битком набитые эскалаторы, исчезавшие в стальных туннелях с пересадочными станциями. Вместе с толпой Элен медленно передвигалась к бурлящей площадке пересадочного пункта – голова опущена, плечи ссутулены, дорожная сумка тянет вниз как пушечное ядро, подвешенное на ремне. Она встала в пять утра, еще в темноте вскарабкалась в автобус, идущий в аэропорт, и просидела, оцепенев, мучительных полтора часа, пока автобус прыгал с ухаба на ухаб; в одном из ларьков в аэропорту ей удалось закусить черствым рогаликом за шесть долларов и чашкой растворимого кофе за три пятьдесят. А потом – долгое ожидание откладываемого вылета, заляпанные грязные газеты, переполненный зал ожидания и выдохшееся пиво. Теперь она снова находилась там, с чего начала: диспетчер проверил билет и направил в дальний конец зала, где ее должны были посадить на следующий самолет, отправляющийся до аэропорта Кеннеди на мысе Канаверал, где Элен ждала мама. «Будет ли это прямой перелет?» «Нет, диспетчер опасается, что нет». Ей предстоит два с половиной часа лететь до Чикаго, а там надо сделать пересадку. К тому же стояла ужасная погода, на Средний Запад обрушился сильнейший зимний ураган который теперь медленно, но неуклонно продвигался к Нью-Йорку, почти полностью повторяя маршрут Элен.

Девушка автоматически двигалась по коридорам, считая двери, мимо которых проходила. Аэровокзал перестроили – во всяком случае, создавалось такое впечатление, и впереди стены из клееной фанеры сужались, делая коридор похожим на загон для скота. Под ногами грубый цементный пол, везде лежит толстый слой пыли. Элен тревожно вытянула шею, пытаясь рассмотреть узкий проход впереди – до вылета оставалось всего десять минут; она как раз перекинула тяжелую сумку с левого плеча на правое, когда сзади ее сильно толкнули, – не просто толкнули: если бы не идущая впереди женщина, Элен непременно потеряла бы равновесие на неровном полу и упала. Она подняла глаза и увидела мужчину, сидевшего рядом с ней во время прошлого неудачного полета. «Как бы обозвать его? Медногубый? Или Меренгоголовый?» Он торопливо протискивался мимо, не удостоив Элен даже взглядом и не извинившись, когда она схватилась за женщину, чтобы не упасть, и пробормотала: «Простите, я не хотела». Мужчина прокладывал себе дорогу – на плечах что-то вроде спортивного жилета, волосы в форме колбы, сумка, слишком большая, чтобы поместиться в верхний багажный отсек в салоне самолета, плотно прижата к бедру.

Еще раз Элен увидела его у выхода: в первом ряду, на голову выше остальных. И что бы вы думали? Перед Элен стояло еще человек двадцать, до вылета оставалось три минуты, а он стоял, не трогаясь с места, размахивая билетом перед лицом контролера и угрожающе выдвинув вперед сумку. Элен не считала себя жестокой – тридцатидвухлетняя женщина, измученная вечными диетами, с ломкими выцветшими волосами, бледным лицом и бледно-голубыми глазами, обычно излучавшими либо дружелюбие, либо раскаяние – но сейчас: если бы она могла одним махом безболезненно положить конец бесславному существованию Меренгоголового, она бы ни секунды не колебалась.

– Вы что, хотите сказать, что я должен сдать сумку? – грозно вопрошал он, и голос у него был какой-то деревянный.

– Мне очень жаль, господин Лерчер, – объяснял контролер, – но федеральные законы требуют…

– Лерше, идиот, Лерше, вы даже по-французски читать не умеете! К черту законы. Меня уже продержали здесь два с половиной часа, а потом чуть не укокошили, когда загорелся проклятый двигатель, а теперь вы говорите, что я не имею права взять в самолет собственную сумку. Чтоб вам всем провалиться!

Остальные пассажиры смущенно опускали головы или сверялись с часами, или сосредоточенно работали челюстями, поглощая жвачку целыми упаковками; регулировщики направляли людей, громкоговорители что-то выкрикивали, механический голос повторял одни и те же объявления на английском и испанском языках. Элен едва не теряла сознание. Ее тошнило. Такое ощущение, будто какая-то дрянь застряла в горле и першит, и царапает; ей представился тарантул, ползущий по пластиковым трубам в террариуме, стоящем в классе, – том классе, который она оставила навсегда.

Дети прозвали тарантула Уолдо – результат двухмесячного лихорадочного увлечения головоломкой «Найди Уолдо», пока на смену ей не пришла еще какая-то компьютерная игра, названия которой Элен никак не могла запомнить. Ей никогда не нравилось большое ленивое насекомое – оно медленно перемещало крепкие ноги и брюшко, обследуя свою территорию в поисках сверчков, которыми питалось. Тарантул походил на отрезанную кисть, двигающуюся самостоятельно, и весь его облик был чужд Элен. «Оно совершенно безобидно», – уверял ее заместитель директора, но когда Томи Аяла тайком принес в школу большого серого паука и пустил его в террариум, Уолдо мгновенно отреагировал со смертоносной свирепостью. Они как раз изучали тему «Поведение животных и защита территории», почти все жаждали поделиться историями о гуппи-каннибалах или хомяках-убийцах, но тот урок нельзя было назвать удачным: оказалось, что Люси Фидель стала жертвой нападения на дороге; а Джесмин Диккерс знал подростка, которому перерезали горло, потому что он вынужден был поселиться в гараже с еще двенадцатью людьми; еще на кого-то напал разъяренный бык; и так далее, и так далее. Пятиклассники. Десять лет работы с пятиклассниками.

«Только пассажиры до Чикаго», – объявил контролер, очередь потихоньку растаяла, а Элен все еще стояла в проходе, сердце бешено забилось при воспоминании о горящем двигателе и собственной уверенности в неотвратимой гибели. Может быть, это было предупреждение? Не безумство ли лететь снова? А что за молитву она шептала? Откуда она? «Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою…». Молитвы – для детей, стариков и потерявших надежду, а она уже достаточно большая и знает, что молитвы возносятся не к какому-то мудрому Богу, почивающему на облаках, а уносятся в пустую холодную тьму меж звездами. «Молись о нас ныне и в час смерти нашей…»

Сверху уже виден открытый люк самолета, заклепки, толстая стальная обивка, служащие в голубой форме с натянутыми улыбками: «Отсеки для ручной клади наверху предоставляются только за дополнительную плату… На этот рейс мест нет… Помогите, пожалуйста…», – и вот Элен неловко, как засидевшаяся в девках невеста, идет вниз по тесному проходу, шепча совсем другую молитву, более примитивную и простую: «Боже, не дай мне снова сесть рядом с этим идиотом».

Элен проверила посадочный талон – 18В – и теперь считала ряды, но вдруг почувствовала себя такой уставшей, будто из нее все соки высосали.

«Анемия, – сказал врач, внимательно изучив ее язык, – все дело в анемии, – в анемии и депрессии».

Очередь остановилась, пассажиры, как грешники у ворот ада, неуклюже клонились под тяжким грузом, так что вдоль всего прохода виднелись только плечи, воротники и шевелюры, принадлежавшие представителям всех племен и народов. Счастливчики – те, кто уже занял свои места, с раздражением разглядывали ее, как будто она виновата в задержке, как будто она испортила погоду над всем Средним Западом, заставила лгать пилота и пренебрегла правилами вноса ручной клади.

– Ладно, ладно, минуту подождать не можете, что ли? – донеслось до Элен, и через чужие головы она шестью или семью рядами дальше увидела его – Медногубый перекрыл проход, пытаясь запихнуть сумку в отсек над сиденьем. Он мог действовать только силой, ничего другого ему в голову не приходило – испорченный, грубый и вздорный, как пятиклашка-переросток. Элен ненавидела его. Все в самолете ненавидели его.

И снова пришел служащий и убеждал скандалиста, что найдет место для сумки впереди, в другом отсеке, а между тем по радиотрансляторам просили занять места, и двигатели уже были запущены. Когда мужчина тяжело усаживался в кресло, Элен мельком увидела его лицо, грубое и пустое; очередь вновь двинулась, и Элен обнаружила, что молитва услышана, – ее место натри ряда дальше. Разумеется, ей досталось среднее место, как и большинству пассажиров, переведенных с отмененного рейса, но, по крайней мере, это было не среднее место рядом с ним. Элен подождала, пока женщина с краю – ей было за пятьдесят, припухшее лицо и взбитые крашеные волосы – отстегнет ремень и с трудом поднимется, давая ей пройти. У окна никто не сидел, во всяком случае пока, и, устроившись плечом к плечу с одутловатой соседкой, Элен от души желала, чтобы третий пассажир так и не появился.

Могло ли ей так повезти? Нет, невозможно, удача всегда обходила ее стороной. Достаточно вспомнить сегодняшний день, или последнюю неделю, или последний месяц, или год, или, в конце концов, всю ее никчемную и бессмысленную жизнь. Вспомнилось имя, которое она пыталась забыть с помощью транквилизаторов, прописанных врачом. Элен на мгновение удержала в памяти возникший образ, растворившись в горькой печали, пока не стала казаться себе героиней какого-нибудь слезливого сериала – изнасилованной монахиней, вдовой летчика, угасающей под пристальным взглядом телекамеры. «Не нужно было пить пиво, – сказала она себе. – И уж во всяком случае, виски. По крайней мере в сочетании с таблетками».

Гул затих. Проходы опустели. Элен пыталась подавить радостное чувство и пристально следила за дальним концом прохода, где последний пассажир – мальчишка в надетой задом наперед бейсбольной кепке – неуклюже пробирался на свое место. Тайком, одной ногой, она передвинула сумку под сиденьем ближе к окну, потом, улучив момент, быстро отстегнула ремень и пересела в свободное кресло. Элен вытянула ноги, привела в порядок чехол на сиденье и стала наблюдать, как стюардессы ходят по проходу, проверяя отсеки для багажа над головами. Элен размышляла, что надо было позвонить маме и предупредить об изменении расписания – впрочем, позвонит из Чикаго, вот что она сделает, – когда впереди возобновилось движение и вошел последний пассажир, как раз когда контролеры уже собирались закрыть дверь. Пассажир медленно шел по проходу, пригибаясь, чтобы не заслонять экраны телевизоров, оборачиваясь то направо, то налево, и проверяя номера рядов: пальто перекинуто через руку, на плече висит портфель с ноутбуком, Он был одет в тенниску и пиджак спортивного покроя; волосы коротко, по моде, острижены; лицо спокойно, несмотря на проделанный им сумасшедший рывок через весь аэропорт. Но самое главное, что он, кажется, шел прямо к Элен, к месту 18А, которое она самовольно заняла. Что же первым делом пришло ей на ум? Разумеется, ругательство. Грязное ругательство, и больше ничего.

Конечно, он остановился у ряда 18, посмотрел на одутловатую женщину, потом на Элен и спросил:

– Простите, но, кажется, я здесь? Элен залилась краской:

– Я думала…

– Нет, нет, – возразил он, удерживая взгляд Элен, пока женщина с краю поднималась и выкарабкивалась из кресла, в котором застряла, как валун в расщелине, – нет, нет, оставайтесь там. Все в порядке. Правда.

Пилот что-то сказал – набор обычных фраз; самолет задрожал и с внезапным толчком тронулся с места. Элен откинула назад голову и закрыла глаза.

Она проснулась, когда стали развозить напитки. Во рту стоял кислый привкус, голова раскалывалась, подлокотник впился в ребра, как злой зверек. Ей приснился Рой – мужчина, разрушивший ее жизнь как мальчишка, который, не задумываясь, топчет насекомое. Ей снился Рой и тот унизительный скандал в учительской: каким-то образом там же очутилась мама, и боль от этого была еще острее; потом они с Роем оказались в постели, она чувствовала неотступную требовательность его отвердевшего тела – позже выяснит лось, что это подлокотник; рука Роя крепко обнимала ее, пока не превратилась в Уолдо – Элен явственно ощущала на себе дыхание тарантула.

– Хотите что-нибудь выпить? – разбудила ее скуластая стюардесса; оба соседа, вероятно, ждали ответа Элен.

– Виски с содовой, – сказала она, не задумываясь.

Мужчина рядом – тот, что предложил ей собственное место, – работал на ноутбуке, серовато-голубой экран отбрасывал мягкий отсвет на его губы и глаза. Он снизу вверх взглянул на стюардессу, кисти рук замерли над клавиатурой:

– Будьте добры, шардоне, – задумчиво проговорил он. Наступила очередь женщины с одутловатым лицом.

– Спрайт, – произнесла она, се глухой медлительный голос слился с гулом моторов.

Незнакомец откинулся на спинку, чтобы стюардесса смогла дотянуться до Элен и передать ей заказ, потом торопливо напечатал что-то, отключил компьютер и убрал его в портфель, под столик. Забрав у стюардессы скошенную бутылку, стакан, салфетку и орешки, он аккуратно расставил их на столике и с улыбкой повернулся к Элен.

– С этими штуками никогда не знаешь, куда девать локти, – сказал он, картинно отодвигаясь от общего с Элен подлокотника. – Как будто тебя зажали в гробу, или в каких-нибудь тисках для пыток, знаете, как в Средневековье?

Элен сделала глоток и почувствовала, как по небу растеклась горячая волна от виски. Незнакомец был ухоженным и симпатичным, – более чем симпатичным. Двигатели вдруг взревели, внизу мелькнула широкая выцветшая полоса земли, и мужчина показался Элен огромным, прекрасным и сияющим, как архангел, влетевший в окно и присевший рядом. Нет, ей нет до этого дела. Рой тоже был привлекательным. Она покончила с привлекательными мужчинами, покончила с пятиклассниками, покончила с неудачным экспериментом – хватит пытаться жить по-своему в огромном, душном городе, набитым людьми. Перевернем страницу, откроем новую главу.

– Или как в бочке, летящей вниз по Ниагарскому водопаду, – услышала Элен собственный голос.

– Да, – согласился он, рассмеявшись в нос. – Только в бочке у вас не будет собственного плавучего устройства.

Элен не знала, что на это ответить. За неимением ничего лучшего, она сделала еще один глоток. Ее уже проняло, никаких сомнений, но какая разница, будет она трезвой или пьяной блуждать по запутанным коридорам аэропорта О'Хара, ожидая вылета, бесконечно откладывающегося из-за снегопада, из-за технических неполадок, блуждать среди тысяч чужих людей, каждому из которых куда-то надо? Напиться так, что море по колено, ~ так, кажется, говорят? Л что это, собственно, значит? Наверное, какое-то старое моряцкое выражение из тех времен, когда еще ходили под парусами и вас кидало с места на место.

Уже разносили еду. Широколицая стюардесса снова доверительно нагнулась к Элен с неизменным вопросом на устах:

– Цыпленка или лапшу? – Элен не была голодна, меньше всего ей хотелось есть, и неожиданно для себя она обернулась к соседу:

– Я, правда, совсем не голодна, – сказала она, ее лицо слишком приблизилось к нему, локти соприкасались, его левая нога вросла в пол как колонна. – Если я возьму порцию, может быть, вы согласитесь ее забрать, хотя бы часть? Я имею в виду как добавку?

Он лукаво взглянул на Элен:

– А почему бы и нет? – Стюардесса ждала, но в уголках заученной улыбки появился некий изъян, признак нетерпения.

– Мне цыпленка, а даме лапшу, – обратился к стюардессе мужчина. Потом, подвигая поднос ближе, снова переспросил у Элен: – Вы уверены, что не будете? Конечно, это не трехзвездочный ресторан, но все же здесь кормят, а все для того, чтобы время быстрее прошло и вы не успели бы понять, как вам плохо и неуютно.

Ноздрей ее коснулся запах пищи – соль, сахар, животный жир – у всего был свой запах, и Элен снова затошнило. Неужели это от лекарств? Или от спиртного? Или из-за Роя, – из-за Роя и всей дурацкой жизни? Стоило подумать о нем, как вот он, Рой, вновь терзает ее рассудок. Она видела его как живого: квадратные плечи обтянуты черным с красной искрой пиджаком – Элен помогла ему выбрать этот костюм – как будто у него был собственный вкус или стиль! – глаза вытаращены, губы сжаты в блеклую, скупую ниточку, будто прилепленную ко рту. «Придурочная», – вот как он назвал Элен прямо в учительской, на глазах у всех: Линн Бендолл, и Лорен Макгимпси, и той маленькой лаборантки – как же ее звали? Он орал, и она в ответ кричала, их уже ничто не могло удержать, совершенно ничто. «Ну и что, если я спал с ней?! Тебе какое дело? Ты что, думаешь, я твоя собственность? Да?! Отвечай, придурочная! Так?!» У Лорен было застывшее отстраненное лицо, но Элен заметила, как Линн, ухмыльнувшись, перемигнулась с маленькой лаборанткой, и эта ухмылка все объяснила Элен – наверное, Линн намного больше Элен знала о том, с кем спит Рой.

Теперь сосед был занят едой. Голоден – это хорошо. Элен испытывала умиротворение, наблюдая, как он ест, и слушая его болтовню о работе: он то ли писатель, то ли журналист, и сейчас летит в Филадельфию в отпуск. Элен отказалась от лапши, отдав ему свою порцию, и теперь он благодарил ее. «Он ведь не ел целый день, а у него растущий организм», – сказал он с улыбкой, хотя ему, должно быть, за тридцать. И видимо, не женат, судя по отсутствию кольца. Когда стали развозить напитки, Элен снова заказала виски.

Они разговаривали о кино – это, может быть, единственная оставшаяся в наше время тема для общего разговора, когда Элен подняла глаза и увидела Лерчера, с лицом, искаженным пьяной гримасой; он навис над ними огромной тенью, нетвердой походкой направляясь в уборную, помещавшуюся в носовой части самолета. Элен и ее собеседник, Майкл – «Просто Майкл», – так он представился, – пришли к полному согласию в том, что касается современного кинематографа: никаких взрывов, никаких инопланетян, никаких престарелых любовников, никакой глупой малышни, и Элен уже начала чувствовать, как внутри нее что-то пробуждается. Ей было интересно, захватывающе интересно, может быть, впервые за много месяцев. Майкл. Она пробовала имя кончиком языка, как тонкую вафельную пластинку, повторяя его про себя снова и снова. Л потом ее осенило: он ведь полная противоположность Рою. Вот в чем дело. Такой вежливый и скромный, настоящий сердечный друг, который способен заботиться, действительно заботиться о другом человеке – Элен была уверена в этом.

– Вы видели того мужчину? – спросила она, понизив голос. – Того, с волосами? Он сидел рядом со мной во время прошлого полета, помните, я вам рассказывала, когда я выглянула в окно, а двигатель горит? В жизни я так не пугалась.

Самолет вдруг заскрежетал, врезаясь в воздух; свет мигнул и загорелся снова; Майкл налил себе второй стакан вина и промычал что-то благожелательно.

– А вы, правда, видели пламя? Пли просто искры, или что-то в этом роде?

Элен стало холодно при воспоминании.

– Настоящее пламя, – ответила она, кивнув и поджав губы. – Я так перепугалась, что начала молиться, – она взглянула в окно, как будто хотела убедиться, что все в порядке. – Вы ведь не веруете, да? – спросила Элен, снова оборачиваясь к собеседнику.

– Нет, – ответил тот, подняв руку, будто отгораживаясь от того, что могло против воли захватить его. – Я атеист. Я имею в виду, у нас дома не придерживались определенной религии – так решили мои родители.

– У меня тоже, – отозвалась Элен, вспоминая детство: наставления в вере, ледяное прикосновение святой воды, маму в черной вуали и священника, бормочущего усыпляющие, древние как мир, слова. – Но, когда я была маленькая, мы ходили в церковь.

Майкл не поинтересовался, в какую церковь; повисла пауза, самолет мерно гудел; великан Лерчер, шатаясь, возвращался из уборной. Элен снова на мгновение закрыла глаза; качка, таблетки и виски увлекали ее вниз, в беспросветную мглу, бездонную пропасть, зияющую пасть, уходящую в чрево земли…

Внезапно ее разбудили громкие голоса, раздававшиеся сзади.

– Черта с два! – рычал мужской голос, и даже сквозь сон Элен узнала его.

– Но, сэр, я же уже говорила вам, самолет полон. Вы сами можете в этом убедиться.

– Тогда посадите меня вперед и не говорите мне, что самолет полон, я ходил туда в туалет, и там сколько угодно мест. Все это бред сивой кобылы. Я не собираюсь сидеть здесь и давиться как селедка в бочке. Я сполна оплатил билет и не собираюсь дальше сидеть в этом дерьме, слышите?

Пассажиры стали оборачиваться. Элен взглянула на Майкла, но он с головой ушел в работу, поглощенный текстом, который она не могла ни прочитать, ни даже разобрать языка, на котором текст был написан. Несколько мгновений Элен всматривалась в ряды черных значков, порхающих по скудно освещенному экрану, потом отвернулась, чтобы посмотреть, что происходит сзади. Лерчер стоял в проходе, ссутулив широкие плечи и пригнув голову под низким потолком. Перед ним были две стюардессы: скуластая и еще одна, поизящнее, с волосами, уложенными во французскую косу.

– Мы ничего не можем поделать, сэр, – произнесла та, что была поменьше ростом; в голосе у нее дрогнула враждебная нотка. – Я уже объясняла вам, вы не можете перейти в салон первого класса. А теперь, пожалуйста, займите свое место.

– Бред сивой кобылы, – повторил Лерчер. – Два с половиной проклятых часа на земле, потом нас снова отправляют в Лос-Анджелес, и вот теперь меня запихивают в какой-то паршивый загон для скота, а вы отказываетесь даже принести мне выпить? Так? И как это, по-вашему, называется?! – Он уже размахивал руками, взывая к сидевшим вокруг людям, которые тут же отворачивались. – По-моему, это бред сивой кобылы!

Женщины стояли на своем:

– Садитесь, сэр. Пожалуйста, садитесь. Иначе мы вынуждены будем позвать капитана.

Лицо Лерчера изменилось: складка на переносице углубилась, губы искривились, будто он собирался плюнуть на сияющий свежестью голубой жакет стояв шей перед ним женщины.

– Хорошо, – сказал он угрожающе, – раз вы так… – он развернулся и устремился в глубь салопа, стюардессы беспомощно трусили за ним следом. Элен повернулась в кресле, чтобы увидеть, что будет дальше, – ремень безопасности туго натянулся на бедре, а рука случайно задела локоть Майкла.

– Простите, – пробормотала она, поворачиваясь к Майклу; Лерчер как раз скрылся в хвосте самолета. Майкл удивленно взглянул на нее такими голубыми, светящимися изнутри глазами, что они напомнили Элен аквариумных рыбок в классе – неонов, сверкавших яркими полосами на боках.

– Вы видели? То есть, слышали, – это тот мужчина, о котором я вам рассказывала?

Майкл минуту колебался, не отводя глаз:

– Нет, – произнес он наконец, – я ничего не заметил. Я… думаю, я так увлекся работой, что вообще плохо понимал, где нахожусь.

Лицо Элен омрачилось:

– Вот подонок. Просто последний подонок, иначе не скажешь, как хулиганье на детской площадке.

Сзади послышался беспорядочный шум, Элен обернулась и увидела Лерчера, выходящего из кухни; стюардессы по-прежнему сопровождали его. Он быстро шел по проходу, держа в каждой руке по металлической чашке с кофе, в глазах пылала ненависть.

– Прочь с дороги! – закричал он, отталкивая локтем пожилую даму, и без того с трудом державшуюся на ногах. – Первого, кто подойдет ко мне, оболью кипятком, слышите, вы?!

В ответ раздалось хмыканье. Сотни людей опускали головы, защищаясь, на лицах ясно читалось одно: «Только не здесь, только не сейчас, только не я». Никто не произнес ни слова. Внезапно из салона первого класса выбежал стюард и попытался преградить путь силачу, обхватив его поперек туловища. Элен услышала крик женщины, которой горячий кофе попал прямо на грудь. Лерчер удержался на ногах, стукнул стюарда правой рукой с чашкой, из которой выплескивался обжигающий кофе, и опрокинул противника. Но тут обе стюардессы повисли у него па руках, и вдобавок какой-то пассажир, грузный мужчина с лысиной, в негодовании вскочил с места, чтобы вступить в драку.

Несколько мгновений они балансировали, раскачиваясь взад и вперед, но Лерчер был слишком силен и велик даже для троих. Яростным, сокрушительным ударом он отшвырнул толстяка, затем смахнул стюардесс, будто пушинки. Женщина, которую Лерчер облил кофе, вскрикнула снова, и у Элен как будто нож повернули внутри. Ей не хватало воздуха; руки обмякли. Лерчер плясал в проходе, выкрикивая непристойные ругательства, снова направляясь к кухне, – одному Богу ведомо, какое новое оружие он мог там найти.

Где же капитан? Где служащие, команда? В салоне стоял шум, дети плакали, люди кричали, все суетились, а Лерчер хозяйничал на кухне, круша все подряд, и никто не мог ничего поделать. Послышался звон и треск опрокинутой тележки с едой, новый поток проклятий, и вдруг Лерчер появился в дальнем конце прохода, лицо его так перекосилось, что в нем не осталось уже ничего человеческого.

– Чтоб вы сдохли! – завопил он. – Подохните, выродки! – Напротив него в хвосте самолета находился аварийный выход, и он сделал короткую паузу, чтобы нанести по двери яростный удар ногой в тяжелом ботинке, потом, орудуя металлической чашкой, обрушил град ударов на окно, защищенное оргстеклом, как будто надеялся пробиться сквозь него и вырваться наружу, в тропосферу, подобно человеку-ракете.

– Все вы подохнете! – орал он, не переставая колотить в окно снова и снова. – Всех вас высосет наружу, всех до одного! – Элен показалось, что она слышит, как стекло треснуло. «Неужели никто ничего не сделает?!» Потом Лерчер отбросил обе чашки из-под кофе и, круша все кругом, направился вперед по проходу к салону первого класса.

Не успела Элен опомниться, как Майкл поднялся, пригнувшись, перекинул компьютер через столик женщины С одутловатым лицом, и с разлету, острым углом стукнул Лерчера между ног. Элен увидела вблизи лицо Лерчера, перекошенное и распухшее как гнойная язва; оно надвигалось прямо на Майкла, пытавшегося увернуться на отведенных ему восемнадцати дюймах. Одним движением великан вырвал ноутбук из рук Майкла и со свистом обрушил его на голову противника; Элен почувствовала, как Майкл обмяк рядом с ней. С этого мгновения она уже не помнила себя Все, что она понимала, это были ее мысли: «С нее хватит Роя, хватит этого грязного, пропитанного алкоголем и тухлой спермой бандита, хватит никчемной жизни и сплошных запретов, ожидавших ее у матери». Элен вскочила с сиденья, будто кто-то придал ей сил; в руке, как карающий меч, зажата тонкая стальная вилка, которую она, должно быть, подхватила с опрокинутого подноса. Элен двигалась на Лерчера, к его лицу, голове, к горлу, окружая его всем телом, – в сердце бешено бьются транквилизаторы, виски бежит по жилам как кровь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю