Текст книги "На диете"
Автор книги: Сьюзен Сассман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
ИЮНЬ. 71-75 кг
Нежданное, лишнее, опасное чувство. Я терялась перед ним, впадала в панику. Но хуже всего то, что именно оно и открыло мне, как чудовищно мало любви оставалось еще в моей привычной жизни.
– Что за бредятина, Кэтлин! – От изумления я сбилась с ритма и едва не отстала. Мы быстро шагали к заброшенному маяку, отмечавшему середину пути к оздоровительному центру “Наутилус”. Дорога круто забирала в гору, пот заливал глаза, дыхание переходило в натужный свист, и спорить становилось все тяжелее.
– Так и есть. Когда я была тяжелее, люди относились ко мне серьезнее...
– Какие люди?
– Все. Дети, сотрудники, Пит...
– Кэтлин, что тебе втемяшилось в голову? Со мной же все наоборот – чем полнее становлюсь, тем с большим презрением на меня смотрят.
– Я не собираюсь препираться с тобой, Барбара. – Ее бледные от усталости щеки пошли злыми красными пятнами. – Попросту делюсь наблюдением. Едва я стала весить меньше девяноста, как превратилась из солидной дамы в соплю зеленую.
Мы долезли до маяка, на мгновение припали к прохладным кирпичам, как язычники к священному камню, и рванули дальше.
– Догадываюсь, почему так страстно пытаешься убедить меня. Ищешь повода снова растолстеть?
– Сегодня ты само участие. Пойми, это факт! Вместе с физическим весом, извини за каламбур, я утратила прежний общественный вес.
Скептически усмехнувшись, я рукавом размазала по лицу пот. На мне был тренировочный костюм – по замыслу его создателя, свободного покроя, – но смотрелась я в нем жутко. Пожалуй, пристойнее, чем в облегающем трико или легинсах, но тоже тошнотворно. Одно хорошо: рядом с Кэтлин я казалась относительно стройной, просто в силу контраста. Только поэтому мне еще и хватало смелости выбираться на утреннюю разминку.
Странная получается история, подумала я. Она сбрасывает вес – и страдает, я набираю – и тоже страдаю. Мои домочадцы каким-то образом научились смотреть сквозь меня, общаться друг с другом тоже сквозь меня, будто я невидимый фантом или сгусток воздуха. Рикки перестала со мной секретничать, Джейсон забыл пригласить на школьный праздник – выпуск из восьмого класса! Фрэнклин старательно не подпускает к своему избирательному центру... Может, нам с Кэтлин стоит поменяться семьями?
Выслушав мое заманчивое предложение, Кэтлин схватилась за голову в комическом ужасе:
– Боже правый, мы превращаемся в законченных психопаток!
Но мне расхотелось шутить, внутри уже вскипала жгучая волна обиды:
– Клянусь, это правда! Чем толще становлюсь, тем меньше они меня замечают. Как будто я превращаюсь в невидимку. С толстухой не считаются, никогда не принимают всерьез.
В обществе Кэтлин я без тени смущения могла назвать себя толстухой. В ее системе мер и весов человеческое существо легче ста десяти кило считалось всего-навсего “полненьким”. Но мой внутренний приговор себе самой был куда суровее – я неудержимо сваливалась на самое дно, в категорию “жирных”. Нет-нет, это не повод стреляться, а всего лишь временные трудности, и я блестяще с ними справляюсь. Слава тренажерам, я пока не стала квашней – оставалась, что называется, “крепко сбитой”. Уму непостижимо, как иные бабы позволяют себе обрасти трясущимся салом. Но я – то еще не лишилась стыда. И впредь буду тренироваться, поддерживать себя в форме, чтобы обойтись без растяжек и дряблой кожи, когда похудею.
– Обещаешь наконец добраться до доктора Чена? – строго спросила Кэтлин.
– Ближайший вторник, десять тридцать утра. И ради всего святого, не заводись по сотому разу.
Она притормозила и развернулась ко мне всем корпусом:
– Загадочное ты создание, Барбара Аверс!
Слизнув пот с верхней губы и грузно помахав руками вперед-назад, насколько позволяла толщина, Кэтлин выровняла дыхание и ринулась вперед, стремительно набирая темп. В последние десять минут пути, самые мучительные, полагалось ускорять бег.
– Всем и каждому готова рассказывать о “Заслоне лишнему весу”, о “Системе здорового питания”, о “Диет-центре”. Но безобидное слово “гипнотизер” вгоняет тебя в краску стыда.
– А чем тут гордиться?.. – Я едва поспевала за Кэтлин. – Стыд, что не могу похудеть как нормальный человек! С мелкими трудностями положено справляться самой, без чудесного вмешательства извне.
– Лишний вес – вовсе не мелкая трудность, а в гипнозе нет ничего сверхъестественного. Это не черная магия! Чудесное вмешательство – это когда носишься по кладбищу в полночь, потрясая дохлыми кошками. А гипноз – штука сугубо научная.
Тут навстречу нам из-за поворота вынеслась стайка худых и длинных, как карандаши, бегуний. Мы, не сговариваясь, метнулись на противоположную сторону улицы. Кинув на эфирных созданий испепеляющий взгляд, Кэтлин вернулась к нравоучениям:
– Ты не виновата, что не можешь, готовя еду, не положить в рот ни крошки. А не готовить тоже не можешь, раз от диетпродуктов газы гремят на весь Мичиган.
С образной речью у Кэтлин полный порядок. Да и вообще с речью – она болтает как дышит, с тем же самозабвенным увлечением, с каким отдается любому занятию. Каждому встречному всю свою жизнь перескажет. Меня к таким, похоже, тянет – как холодную ящерицу к теплому щедрому солнцу. Я впадаю в умиротворение от их живой скороговорки и часами готова вникать в мельчайшие детали даже самых незначительных событий.
Такой же гениальной болтушкой была и Сара-Джейн. Мак тоже великий рассказчик. Одна умерла, другой уехал в Феникс, мне некого слушать. Единственное утешение: из другого города Мак не увидит, в какое чучело превратилась “самая прекрасная женщина в мире”.
– Ладно, Кэтлин, пусть так. Но пожалуйста, очень тебя прошу, постарайся не оповещать весь белый свет о моих планах. Не хватало еще слухов, будто Барбара Аверс не контролирует себя.
– Слухов? Да это видно невооруженным глазом!
И подруга красноречиво оглядела мою фигуру, под натиском которой лопался старый тренировочный костюм Фрэнклина.
– Нельзя идти к доктору Чену, точно в логово мафиози. Твоя враждебность будет мешать гипнозу. Само собой, если ты “ищешь повода снова не худеть”...
Я ответила траурным молчанием – Кэтлин чересчур похоже передразнила мои интонации.
Мы угрюмо трусили по мирно спящей улице. Вокруг не было ни души, только на берегу озера изредка мелькали одинокие бегуны. Записавшись в спортзал “Наутилус” на половину седьмого утра, я пользовалась бесценным преимуществом – никто из моих соседок не вскакивал с постели в такую рань.
Дело в том, что я оказалась белой вороной в поколении энергичных преуспевающих женщин. Почти все мои сверстницы пытались “обрести себя” в работе. И что в итоге? Утомительный рабочий день, ненадежные няньки, неумытые дети, звереющие мужья, уличные пробки, смертные битвы в магазинах в часы пик. Сплошное разочарование. Шанс обзавестись магазинчиком на алименты удравшего экс-супруга едва ли заслуживал таких жертв.
Нет, мы с Сарой-Джейн предпочли домоводство. Ну-ну. И всякий раз, когда трудовой энтузиазм очередной “бизнес-леди” расшибался о суровые реалии будней, наслаждались чувством собственной правоты. Разумеется, приятно с элегантной небрежностью отрекомендоваться при знакомстве каким-нибудь “менеджером” или “супервайзером”. Но разве это окупает часы, дни, недели однообразной работы, в которой романтики не больше, чем в выдалбливании кремневых топоров?
А мечтали-то наши энергичные приятельницы совсем о другом. Заиметь собственное дело, приносящее тысяч по восемьдесят в год... Нанять управляющего – почти мифического героя, гения по дрессировке подчиненных, по уламыванию клиентов, по запудриванию мозгов налоговикам, к тому же патологически честного... Мечтали увлеченно вкалывать день-деньской и вместе с тем без конца наслаждаться теннисом, массажем, всевозможными развлечениями...
Нахлебавшись жестокой правды жизни, они фанатично обращались в другую религию – материнство, домашний очаг. Каждый вечер приползали к этому самому “очагу”, уже холодному, и заново открывали для себя иную сторону жизни. Что же их ждало на этой стороне? Дети – вконец отбившиеся от рук. Кулинарные изыски, в которых они самоутверждались столь же яростно, как и в бизнесе. Завтраки в дамской компании (прежде ланчи с “девочками”). Ну и новомодные тренажеры (“к черту массаж, сейчас весь мир качает мышцы!”). Слава богу, после всего этого утром они дрыхли без задних ног, до очередного часа пик. Так что когда соседки выползали из спален давиться первой чашкой кофе без кофеина, я уже благополучно скрывалась в доме.
Итак, я приучилась вставать вместе с солнцем, готовить детям школьные завтраки, втискиваться в спортивный трикотаж и выскакивать в рассветный туман. Минус был всего один, зато огромный, – уже в половине десятого вечера я впадала в сонную одурь. Поначалу жутко переживала, как бы Фрэнклин не обиделся. Еще бы, изнуренного мужа должна встречать заботливая и любящая жена, а не дремлющее над открытой книжкой туловище. Но, поразительное дело, он одобрил мое спортивное начинание. Неужели верит в меня, пытается помочь вернуться в норму?
Подозрение крепло постепенно. Похоже, мой муж в полном восторге, что я валюсь на боковую сразу после вечерних “Новостей”. Не далее как вчера после ужина я попыталась пробудить в нем желание, но Фрэнклин испуганно принялся отлеплять мои настойчивые руки от своего торса. Ему, видите ли, не по себе, поскольку дети дома. А прежде он всегда считал хороший секс лучшим снотворным.
Случалось и так, что я вскакивала среди ночи и обнаруживала Фрэнклина спящим на диване в гостиной. Растолкав его, удостаивалась невинного взгляда и стандартной отговорки: “Хотел почитать, боялся тебя потревожить”. И это еще не худший вариант – иногда я вовсе не заставала его дома. “Не спалось, – мило улыбался он поутру. – Вот, смотался в избирательный центр, доделал кое-какие мелочи”. В такие моменты я мстительно размышляла о припрятанном телефоне частного детектива. Но мрачная решимость не успевала вызреть – вяла под натиском чувства вины.
Я видела единственный выход – вернуться от птичьего режима дня к человеческому. Плевое дело. Перенести занятия в “Наутилусе” на более позднее время, нормально высыпаться по утрам и подходить к вечеру во всеоружии. Но Кэтлин отнеслась к моему плану скептически.
– Чушь! – фыркнула она, переходя на размеренный широкий шаг, чтобы выровнять дыхание. – Если перестану вытаскивать тебя на тренировки, ты тотчас все бросишь.
– В жизни есть вещи и пострашнее.
– Например?
– Например, дрыхнуть, как медведь в берлоге, когда любимый муж как раз дозреет до секса. Дозреет же он когда-нибудь? Уже три недели...
– Да он сама ненасытность!
– Перестань! Фрэнклин не виноват. У него отменный сексуальный аппетит... то есть был до недавнего времени. Последний раз мы постились три недели десять лет назад, когда ему желчный пузырь вырезали. Нет, сейчас дело во мне. Это оздоровление губит мою личную жизнь!
Поразмыслив, Кэтлин предложила:
– Ну так пусть он тебя будит.
Хм, не одна она такая находчивая. Я уже подкатывалась к Фрэнклину с этим предложением и наткнулась на несгибаемое самоотречение. Нет-нет, он не тиран, не эгоист! Его жена имеет те же права на собственный ритм жизни, что и он сам.
По авторитетному мнению Кэтлин, это было полное дерьмо в подарочной упаковке.
Тут меня осенило. Ведь сама Кэтлин живет по этому же безумному расписанию – вскакивает ни свет ни заря, мчится на тренировку, вкалывает весь день в своей конторе, – а личная жизнь в полном ажуре. Неужто не выматывается?
– Выматываюсь, еще как, – спокойно возразила суперженщина. – К трем часам дня я выжатый лимон. Поэтому каждый день, около трех, скрываюсь в кабинете – и на боковую. Срочные звонки, клиенты, землетрясение, конец света – в этот час меня нет ни для кого и ни для чего. У сотрудников строжайшие инструкции не лезть ко мне в эти часы. Под страхом смерти.
Оставалось печально развести руками. Опыт Кэтлин для меня не годился. Завалиться спать средь бела дня? Немыслимо. Во время беременности я пару-тройку раз пробовала прилечь днем, но тут же вскакивала, пристыженная и виноватая.
– Чувство вины – вот что губит твою личную жизнь, – веско заключила Кэтлин.
– Мою личную жизнь губит жирная задница.
– Ладно, учтем поправку. Чувство вины из-за жирной задницы. Моя задница жирнее раза в три, а в постели я дам фору кому угодно. И все мои толстые приятельницы, вместо того чтобы терзаться виной, ценят в себе женщин и не боятся экспериментов. Вот только Пит... – Тут Кэтлин от души расхохоталась. – Знаешь, Пит разочарован. Грозит, что, если я осмелюсь еще похудеть, он подыщет себе “настоящую женщину”. Всегда предпочитал крупнокалиберных.
– И тебя это не смущает?
– Пустяки! Любил меня необъятную, полюбит и стройную. Плевала я на его угрозы. А когда слишком уж разворчится, слегка придушу в объятиях и уволоку в постель.
По части нежных чувств Кэтлин была убежденной сторонницей бури и натиска. Прямая противоположность мне – я не любительница проявлять фантазию и самостоятельность в постели. Она же неуклонно шлифовала свое мастерство и пополняла домашнюю коллекцию загадочных для меня “пособий” и “подручных средств”.
Вот и сейчас амазонка в очередной раз заманивала меня в свой любимый секс-шоп. Это-де разовьет мою эрудицию. Я, по обыкновению, заартачилась.
– Брось, не съедят тебя там!
– Фрэнклин не из таких...
– Все мужики из таких.
Мне не доводилось встречать ее приятеля Пита, но подозреваю, что он сутки напролет валяется на постели в блаженной истоме. Но собственного мужа я как-никак знаю лучше, чем опытная Кэтлин. Если вздумаю приволочь домой “игрушки для взрослых”, он заподозрит какой-то подвох, и только. Я ведь порядочная мать семейства, а не сексуальная маньячка. Понятное дело, интересно хоть одним глазком взглянуть на секс-шоп. Но всему есть предел.
– Ты ведь журналистка. Утоли тайное любопытство своих читателей!
– Вряд ли Кэмерон одобрит статью на такую тему.
– Кто знает? Ты ведь теперь в вечном поиске “нестандартных сюжетов”. Так пошли со мной, получишь свой сюжет.
Я предпочла отмолчаться.
Последние метры дались еле-еле. Сердце бухало, отдаваясь разом во всем теле, воздух застревал в горле, ступни пылали. Голени ломило и жгло так, словно их телега переехала. Черт с тобой, Кэтлин, может, я и соглашусь заскочить в твой идиотский магазин! Но только если и вправду наскребу там на репортаж. Что до моего брака, тут срочно требуются средства более радикальные. И все зависит только от меня.
У двери Кэтлин помедлила, закусив губу и напряженно обдумывая что-то. Ясно, собирается в очередной раз сразить меня. Решившись наконец, она объявила с мрачной торжественностью:
– Продолжай, если угодно, винить себя в крахе ваших постельных отношений, Барбара Энн Аверс. Списывай холодность мужа на свой лишний вес. Но бьюсь об заклад...
– Лучше молчи!
– ... Что Фрэнклин завел любовницу.
Да что она знает о Фрэнклине? Она даже не встречала его ни разу!
–Барбара, меня угораздило выскочить замуж за такого вот Фрэнклина по имени Джордж. Если муж неисправимый ходок налево, поневоле научишься распознавать его хитрости. А мой бывший ознакомил меня с колоссальным репертуаром.
Опершись о дерево, Кэтлин разминала икроножные мышцы. Несмотря на бушевавшую во мне бурю, пришлось последовать ее примеру. Буря бурей, но без растяжки я просто буду хромать. Вцепившись в дерево, я скрежетала зубами от страданий физических и душевных. Фрэнклин не такой, как ее развратные мужики. Впредь буду держать язык за зубами.
– Кэтлин, Кэтлин, ну как тебе это втолковать? Нет никакого краха. Есть временные трудности.
Избирательная кампания Фрэнклина и мои тренировки не желают совпадать по расписанию, только и всего. Вот спровадим детей в лагерь, и на восемь недель дом останется в полнейшем нашем распоряжении. Я смогу опробовать на муже свои чары когда угодно и где угодно, хоть на лестнице. Увидишь, это будут божественные недели. Растрясу жир, устрою интимные ужины на пляже под луной, освою эротический массаж.
Кэтлин с сочувственным вниманием выслушала мое пророчество и погладила по плечу:
– Моя дорогая, в иных случаях бессильны даже чудотворцы.
Я молча втолкнула ее в двери пыточного застенка, прикрывающегося вывеской “Оздоровительный центр «Наутилус», и с унылым вздохом принялась за обязательный комплекс упражнений, покончив с добровольным самоистязанием за двадцать минут. Оставались еще подъемы тела из положения лежа. Повалившись вверх ногами на доску по соседству с Кэтлин, я закинула руки за голову и запыхтела.
Беспощадные слова “Фрэнклин завел любовницу” сегодня впервые прозвучали вслух. Но как невыносимо это похоже на правду! Слова пульсировали в памяти, разъедали мозги.
Мне до смерти хотелось обсудить наболевшее, но юные тренерши так врубили “Рокс-радио”, что уши закладывало, как на взлетной полосе. Тут уж не до интимных разговоров. Я знаками объяснила Кэтлин, что забегу умыться. Она осталась, желая пройти весь комплекс упражнений по второму кругу. И это женщина, которая прежде ненавидела все виды спорта? Я решительно не узнавала Кэтлин.
Душевая встретила меня бескомпромиссно яркимосвещением и зеркалом во всю стену. В нем отразился тяжелый шар на ножках, увенчанный перекошенной от ужаса физиономией Барбары Аверс.
Большая часть моих новых килограммов расположилась между грудью и коленями. В лучшие мои времена бедра никогда не доставляли хлопот, теперь же неудержимо перли во все стороны. Живот колыхался волнами, в которых обреченно барахтался пупок, и никакие приседания и наклоны не могли остановить это колыхание. А вот и последнее “приобретение” – над коленями нависли рыхлые подушки, словно излишки бедер пытались сползти на щиколотки.
Я согнулась над раковиной. Здесь тоже висело зеркало, и отражение моего лица сулило не больше радостей, чем отражение тела. На прошлой неделе, в собственной ванной, я впервые обнаружила у себя второй подбородок. Вернее, так, мелькнула какая-то тень, настолько стремительно я отскочила тогда от зеркала. Проверять, ясное дело, не стала.
В нашей ванной нелады со светом. Пожалуй, напишу статью о культуре освещения. О том, как с помощью светильников – или их отсутствия – проявлять тактичность к гостям старше тридцати. Свяжусь с дизайнерами, проконсультируюсь с психологами об особенностях зрительного восприятия. А что, недурная идея, добавлю ее в свои “Задумки”.
Рядом что-то зашевелилось, и я осторожно скосила глаза. Полуодетый скелет женского пола приник к зеркалу, раскрашивая помадой усохшую кожу вокруг ротового отверстия. Наши взгляды встретились, и ввалившиеся глаза изможденного призрака расширились от изумления.
– Барбара?
Голос звучал как у обдолбанной. Я нехотя кивнула и резким движением отхватила из держателя бумажное полотенце, чтобы вытереть руки. И все же понятия не имею, кто эта несчастная.
– Я Джоэлль. Джоэлль Тёрнер.
Дикий взгляд лихорадочно метался по моему лицу, на губах блуждала ухмылка.
Но Джоэлль Тёрнер, которую я помнила по светским раутам и загородным клубам, не имела ничего общего с этим существом – то была тихая, мягкая толстуха, молчаливая, застенчивая.
– Джоэлль? Тебя не узнать! Ты выглядишь (как кусок куриного помета, как ходячая мумия, как тысячелетняя руина, как высосанный пауком сухой мушиный трупик!)...как-то непривычно.
Она залилась безумным смехом, от которого мне стало не по себе.
– Правда, обалденно? Я только что с весов – уже сбросила двадцать восемь килограммов и сто пятьдесят четыре грамма! Охренеть!
Я проникновенно улыбнулась, прикидывая, могла ли светская дама напиться в такую рань.
– Потрясающе, Джоэлль. Уж я – то знаю, чего это стоит.
Только сейчас она вынырнула из самоупоения и по-настоящему разглядела меня. Кошмарное лицо омрачилось разочарованием, крохотный безгубый рот жалостливо скривился.
– Барби, дорогая... Что с тобой стряслось?
Она стремительно выбросила сморщенную птичью лапку, ухватила меня и с заговорщицким видом подтащила к себе. Лапка нырнула в косметичку и выудила оттуда пузырек с таблетками. Призрак Джоэлль всунул пузырек мне в ладонь и торжествующе провозгласил:
– Вот, три раза в день за полчаса до еды!
– Очень мило, Джоэлль, но я уже глотала таблетки. Пустой номер.
Я попыталась вернуть сомнительный дар, но Джоэлль стискивала мою руку, не давая разжать пальцы.
– Ты о том дерьме, что валяется в любой аптеке?
Я поежилась. Та, прежняя Джоэлль ни за что не сказала бы “дерьмо”. Эта лихо подмигнула мне и обдала горячим возбужденным шепотом:
– Такое без рецепта не купишь. Тут все без обмана, на себе проверила. Разуй глаза, полюбуйся!
Она отцепилась от меня, оставив на коже глубокие следы от ногтей, и кокетливо повернулась. Крохотные кружевные трусики жалко болтались на плоской деревянной заднице. Опавшая старушечья грудь свисала как у козы.
– Великолепно, – выдавила я.
Свихнулась. И лучше ее не злить. Придется взять эту отраву, а потом выкинуть при первой жевозможности, чтобы не поддаться соблазну. Выкинуть прежде, чем превращусь во вторую Джоэлль. Рассыпаясь в благодарностях, я припрятала пузырек.
– Да, вот это тоже возьми, помогает.
Я боязливо развернула потертый рекламный листок. “Супердиета Калифорнийского Института Сердечных Болезней!” – кричал заголовок.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – забормотала я, пятясь к выходу. Прочь из этой комнаты ужасов, прочь от чучела, которое в прошлой жизни было женщиной по имени Джоэлль Тёрнер, а теперь смотрелось чудовищной пародией на мой собственный вожделенный идеал.
Оторвав Кэтлин от тренажера, я ринулась домой.
– И что, думаешь звонить в Калифорнийский институт? – осведомилась она по дороге, выслушав мой нервный отчет о макабрическом видении в туалете.
– По-твоему, это шарлатанство?
– Перечитай-ка помедленнее.
Мы отбежали в сторону, к железнодорожной насыпи. Я развернула рекламный листок и выразительно огласила список дозволенных продуктов. Документ поражал воображение – к числу “диетических” относились и хот-доги, и сливочное мороженое, и соленые чипсы. Кэтлин пренебрежительно махнула рукой:
– Еще большее идиотство, чем та “чудодейственная” яичная диета!
Я не стала спорить, молча сложила рекламку и сунула поглубже в карман. Кэтлин – не ясновидящая, тоже может ошибаться. Позвоню, от меня не убудет. В кармане пальцы наткнулись на пузырек волшебных таблеток, и после секундного колебания я решилась поведать и о них. Кэтлин рассмеялась:
– Давай, глотай, моя дорогая! Эти невинные леденцы – верный пропуск в дурдом.
– Зато похудею.
Удивительно, однако меня уже не тянуло избавиться от подарка сумасшедшей. Положение отчаянное, терять-то нечего, да и риска особого нет. Такой, как Джоэлль Тёрнер, я в любом случае не стану, ведь вешу чуть больше семидесяти. В прежней Джоэлль было куда больше.
– Ты ведь не собираешься жрать эту дрянь? – осведомилась Кэтлин подозрительно спокойным тоном.
– Кэтлин, уж ты-то должна понять, что...
Меткий удар выбил склянку у меня из руки. Пузырек звякнул и раскололся об асфальт; яркие шарики рассыпались.
– Вот потянешь на сто пятьдесят кило, идиотка, тогда и будешь плакаться.
– Спятила? Это лекарство пьют тысячи людей. У нас с Джоэлль один и тот же врач, он бы не стал прописывать ничего опасного.
– Отрава это, а не лекарство!
– Тебе-то что? Ты мне кто, надзирательница?
– Нет, подруга.
Я пожирала волшебные пилюли тоскливым взглядом. Их еще можно спасти – осторожно выбрать из осколков, обтереть... Но злобная фурия, провозгласившая себя моей подругой, вновь прочла мои мысли. В ту же секунду таблетки захрустели под подошвами кроссовок. На миг мне смертельно захотелось ее ударить.
– Класс! – Кэтлин просияла и заплясала вокруг меня в шутовской боксерской стойке. – Ну, опять раскисла? Да разозлись ты как следует, пойди до конца хоть раз в жизни! Чем ты рискуешь?
– Да пошла ты... – Я убито поплелась прочь. Она не унималась – вертелась вокруг, тяжело наскакивала, толкала в бок, теребила.
– Давай, ответь! Боишься, что осатанею, надаю тебе по шее?
Я перешла на рысцу, запрещая себе снисходить до дурацкой игры. Насмешливые возгласы Кэтлин атаковали меня, словно крохотные стрелы.
– Заткнись!
– Так, уже лучше.
– Отвяжись!
Она схватила меня за руки, встряхнула, развернула лицом к себе:
– А если и дома плюнешь на притворство и пойдешь до конца? Что тогда станет самой страшной карой? Что он уйдет, верно? Что бросит? Знаешь, это было бы не так уж плохо.
Привокзальная улица заполнялась людьми. Я орала на Кэтлин, а мимо неслась на штурм электрички плотная и злая от недосыпа толпа. Сорвав голос, я метнулась под опускающийся шлагбаум, прыжками преодолела пути, скатилась по насыпи – прочь от равнодушного человечества, от вероломной подруги, в свою безопасную темную нору.
Сзади жизнерадостным вихрем снова налетела Кэтлин, проскочившая рельсы прямо перед поездом.
– Выходит, мне больше нельзя брать твои кубики и игрушечную машинку?
Захлебываясь слезами и смехом, я добрела до парка и повалилась на молодую травку. Деловитые утренние прохожие изумленно выкатывали глаза, а я все ревела и ревела на могучем плече Кэтлин.
Дома я отправилась прямиком в спальню и недрогнувшей рукой вытащила обрывок бумаги из-под стопки поваренных книг.
У секретарши “Детективного агентства Хэлси” оказался нормальный, приветливый голос, совершенно не вязавшийся с представлениями о заряженных кольтах и пальбе в грязных переулках. К сожалению, сам мистер Хэлси был в отъезде до семнадцатого числа. Я представилась Барбарой Марлоу, журналисткой газеты “Глоб”, задумавшей серию репортажей о частном сыске. Секретарша, образец профессионализма, задала единственный вопрос: назначу я встречу прямо сейчас или перезвоню, когда вернется ее начальник?
– Сейчас! – решила я, сознательно отрезая себе пути к отступлению.
Мы оговорили детали и распрощались. Я застыла над ежедневником, задумчиво грызя ручку. Интервью еще не скоро. Может, к этому времени мне и впрямь захочется написать статью о частном сыске. Идея устроить за Фрэнклином слежку отдавалась во мне нешуточной тошнотой. Вряд ли я на такое решусь. Но важно другое – заставив себя набрать телефонный номер и назначив встречу с детективом, я совершила огромный шаг, первый шаг после долгих лет покорной летаргии.
* * *
Напоследок я снова обежала весь дом – в десятый раз. Заскочила в каждую комнату, распахнула дверцы каждого шкафа, нырнула под каждую кровать. Не хватало, чтобы дети на восемь бесконечных недель лишились какой-нибудь важной чепухи. Действительно, нашлась пара забытых мелочей вроде запасной зубной щетки Джейсона и заколки Рикки. В результате уже в половине восьмого утра я вся была липкой от пота.
Зажав в кулаке находки, я ввалилась в кухню. Фрэнклин обнимал детей.
– Оо, как же я буду скучать! – Он заметил меня. – Ты дала им деньги?
– Нет. Нас особо предупреждали, что в лагере...
Фрэнклин передразнил:
– Их, видите ли, особо предупреждали! Нельзя же без гроша на карманные расходы.
Он эффектным жестом извлек бумажник и захрустел парой свеженьких двадцаток. Дети в восторге сцапали добычу, осыпав папочку добавочной порцией поцелуев.
Я стояла в полном обалдении – вот уж не ожидала от мужа такого предательства. Рикки и Джейсон, дружно забыв о моем присутствии, уже подхватывали с пола рюкзаки и сумки. Пора было грузиться. Лишь тогда глухая зубная боль подсказала мне, что неплохо бы разжать челюсти. Черт с тобой, Фрэнклин, я смолчу. Я на два месяца провожаю детей в лагерь, и меньше всего мне сейчас нужен скандал. Но наедине мы с тобой обязательно поговорим.
Дети схватились за ручки огромной спортивной сумки и поволокли ее к машине. Фрэнклин, поигрывая старательно вылепленными мышцами, непринужденно взвалил на плечо вторую сумку. Мне же, не глядя, приказал оттащить спальные мешки.
– Да, сэр! Так точно, сэр! – Я щелкнула подметками разношенных домашних туфель и переместилась к двери на один крохотный шажок. А вдруг что забыла? Прыжок назад. И снова – шаг вперед, шаг назад, подскок. И – и раз-два-три, раз-два-три...
– Барбара! – рявкнул мой командир. – Пошевеливайся!
Спохватившись, я сунула под мышку свою сумочку, закинула за плечи детские рюкзачки, сгребла в охапку спальные мешки. Уже на крыльце, запирая дверь, явственно ощутила, как сильно пропахла потом. Плевать! Сразу по возвращении залягу в горячую ванну, а дальше по полной программе – гидромассаж, маска, маникюр, подправлю брови, намажу ноги депилятором. Два месяца наедине с мужем. Марафон самых утонченных услад, уж я за этим прослежу. Готовься, Фрэнклин.
У машины Фрэнклин и дети душили друг друга в объятиях. Я обомлела – это выглядело как полное и окончательное прощание. Выходит, он не собирается провожать Рикки и Джейсона до автобуса?
– Хочешь, чтобы я чувствовал себя виноватым, Барби?
– Бред какой-то... Разве я тебя в чем-то виню?
Мой беспомощный лепет оборвала Рикки:
– У папы собрание! – Она смотрела на меня как на умственно отсталую склеротичку. – Это нужно для выборов, – отчетливо, по складам, разъяснил Джейсон таким тоном, каким посвященный разговаривает с полным профаном. В штабе Фрэнклина он исполнял роль главного раздавальщика значков “Скроен для руководства”.
Что-то во мне напряглось и задрожало. Фрэнклин мог бы предупредить... Но что бы мне это дало? Ровным счетом ничего. Может, немного тепла и внимания. И уж конечно, в момент прояснилась бы тайна века – с какой радости традиционно неряшливый воскресный Фрэнклин сегодня превратился в воплощение великосветской элегантности.
– Разве не предупредил? Прости. – Он хладнокровно поскреб несуществующее пятнышко на шикарных льняных брюках.
Мне так и не удалось перехватить его взгляд. Нет, Фрэнклин не отворачивался и глаз не прятал, он просто не видел меня. Я затолкала обиду поглубже.
– Так созвонись, перенеси собрание.
– Мы не в обиде. Папа занят, мы все понимаем. – Рикки бесцеремонно сорвала с меня свой рюкзак и зашвырнула его к заднему стеклу машины.
– Точно, – поддержал сестру Джейсон. – И потом, папа ведь приедет в родительский день.
Вообще-то я тоже приеду. А надо будет, так и пешком прибегу. Но я – это так, довесок... Я – не папа.
Мы с детьми забрались в машину, три дверцы захлопнулись со звуком пушечного выстрела. В салоне моментально сгустилось давящее облако взаимного недовольства. Обычно Рикки и Джейсон дрались за право ехать на переднем сиденье. Теперь они чинно уселись на заднее и в понуром молчании уставились каждый в свое окно. Рикки даже не попыталась завладеть водительским местом. Они, часом, не заболели?
Дорога промелькнула незаметно, мы уже въезжали на место сбора – просторную площадь перед торговым центром.
– Не провожай нас, – небрежно бросила Рикки. Да уж, невыносимая горечь разлуки так и перла из нее.
