Текст книги "Саквояж с мотыльками. Истории о призраках"

Автор книги: Сьюзен Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сьюзен Хилл
Саквояж с мотыльками. Истории о призраках

Моему любимому зятю Джеку Растону

Susan Hill

THE TRAVELLING BAG AND OTHER GHOSTLY STORIES

Copyright © Susan Hill, 2017

This edition published by arrangement with Sheil Land Associates and Synopsis Literary Agency All rights reserved

© А. Д. Осипова, перевод, 2021

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА^®

Саквояж с мотыльками

Часть первая

– Скажите, Гилберт, какое из ваших дел показалось вам, если можно так выразиться, самым интригующим?

После обеда мы с Томом Уильямсом сидели в малой библиотеке нашего клуба за бокалом бренди. Снаружи царил унылый лондонский вечер, но здесь горел огонь, а лампы отбрасывали темно-желтые круги света. Несколько человек заглянули сюда, но надолго не задержались: других членов клуба больше привлекала верхняя гостиная и, разумеется, карточные салоны. Большую библиотеку закрыли, чтобы восстановить прекрасную старинную лепнину, пострадавшую из-за протекающей крыши.

Том Уильямс – вышедший в отставку епископ, хотя вы вряд ли признали бы в нем обладателя столь высокого сана: он был начисто лишен как вкрадчивости, так и напыщенности, столь свойственных многим его собратьям, и предпочитал скромную, но уютную обстановку нашего малоизвестного клуба более роскошным и престижным заведениям. «Табор» скрывается в одном из переулков района Сент-Джеймс. Здание ничем не примечательное и даже несколько обшарпанное, зато работа клуба налажена эффективно, а кормят здесь лучше, чем во многих других заведениях, – и это большой секрет. В списке членов клуба встречаются влиятельные имена, но за ними скрываются скромные характеры. Есть среди них и государственные мужи, и представители судебной власти, и высокие военные чины. Однако все они легко и непринужденно общаются не только с художниками, писателями и жокеями, участвующими в бегах, но и с человеком моей профессии, если это можно так назвать.

Я частный детектив-экстрасенс. Изучал математику и философию в Кембридже, затем получил второй диплом в области естественных наук. Но с юности мое глубокое увлечение – это расследование преступлений, включая психологию преступника, а также телепатические способности человеческого разума. Я не спиритуалист, оккультными практиками никогда не занимался. И хотя клиентов не зазываю, работы больше, чем мне по силам, – отказывать приходится как минимум в половине случаев обращений. Свои услуги я не рекламирую, но люди обо мне наслышаны.

Во время ужина я отвечал на вопросы Тома Уильямса, касавшиеся обоих аспектов моей деятельности. Впрочем, его больше интересовала та часть, что связана с сыскным делом. Учитывая его христианскую профессию, это вполне естественно. Но, по моему суждению, экстрасенсорные способности – всего лишь один из примеров нераскрытого человеческого потенциала, и отношения к каким бы то ни было религиям они не имеют. В этих вопросах я занимаю нейтральную позицию, придерживаясь уважительного скептицизма.

– В каждом деле есть любопытные моменты, – проговорил я, поглядев на огонь сквозь бокал бренди, отчего напиток будто вспыхнул. – За другие я и не берусь. У моих дел много общего, но при этом все они по-своему уникальны, благодаря чему в такой работе всегда присутствует элемент азарта и вызова.

– И все-таки выберите одно.

Как и всегда в подобных случаях, перед моим мысленным взором сразу возникла картина: удрученный мужчина, а потом – женщина в фиолетовом пальто с меховым воротником и в маленькой шляпке. Она смотрела на меня с мольбой и тревогой, но при этом ее лицо выражало целеустремленность и решимость. Она явилась в мой кабинет без предварительной записи в конце пронизывающе холодного январского дня. После того как я пригласил ее сесть в кресло напротив меня, она сразу подалась вперед. Женщина прижимала к груди старомодный саквояж из растрескавшейся, выцветшей коричневой кожи.

– По блеску в ваших глазах вижу, что у вас в памяти всплыло подходящее дело, – с улыбкой произнес Том.

– Да. Возможно, потому, что оно имеет прямое отношение к нашему клубу.

– В таком случае закажу нам еще бренди, и вы расскажете мне эту историю.

– Нет, – покачал я головой. – Во-первых, она не слишком подходит для завершения долгой приятной беседы, а во-вторых, мне завтра рано вставать. Кроме того, сначала я хотел бы свериться со своими записями по этому делу. Давайте встретимся здесь же через неделю.

Том согласился, пусть и неохотно: сказал, что я раздразнил его аппетит и теперь ему не терпится услышать всю историю. Мы назначили встречу на вечер будущей среды: обычно в это время в «Таборе» тихо – скорее всего, потому, что, за исключением воскресенья, среда – единственный день, когда не выкатывают тележку с жареными мясными блюдами.

Мы распрощались, и как только я вернулся домой, сразу расположился в тихой гостиной и, приглушив свет ламп, погрузился в воспоминания. Заглядывать в старые записи не было нужды: история ожила в моей памяти во всех подробностях. Стоит мне сосредоточиться, как за одной картиной обычно следуют все остальные, а первый образ мне в этот вечер уже явился.

Я не просто поведаю историю, а прочту ее вслух, будто рассказ из книги. Том – один из лучших слушателей: живо заинтересованный, но тихий и внимательный. Я мог быть уверен, что он не перебьет меня до конца повествования.

У меня выдалось несколько свободных вечеров: поход в оперу и два обеда отменились. В этот сезон кашля и простуд жители Лондона предпочитают сидеть дома, чтобы уберечься от инфекций, поэтому у меня появилась возможность как следует подготовиться.

Вот моя история.

Глава 1

Уолтер Крейг изучал медицинские науки всего лишь первый год, но уже стало очевидно, что этот студент отличается острым умом, преданностью делу и трудолюбием, благодаря чему далеко пойдет. Но самое главное, он обладал чутьем, той самой изобретательской искрой, помогающей интуитивно нащупывать между фактами связи, которые больше никто не замечает. Хотя позже его выводы приходилось тщательно проверять, они почти всегда оказывались верны, и Уолтер Крейг получил максимально высокие оценки, удостоившись диплома с отличием. Далее он занялся передовыми исследованиями работы центральной нервной системы, обещавшими значительно усовершенствовать лечение некоторых опасных заболеваний. Те, кто нашел практическое применение его теориям, были потрясены, как столь молодой человек способен на подобные открытия. Несомненно, Уолтера Крейга ожидали блестящие перспективы, а также множество почестей и наград, которые будут идти к нему в руки сами собой.

Однако Уолтер Крейг был застенчивым, скромным и довольно-таки нервным человеком. Вместо того чтобы налаживать связи и всячески заявлять о собственной персоне, он предпочитал проводить время либо в лаборатории, либо за письменным столом. Таким образом, продвижением его открытий занимались другие люди.

Уолтер Крейг работал усердно – даже слишком усердно. Однажды зимой после шести лет углубленных изысканий он сильно простудился, простуда перешла в плеврит, а плеврит – в пневмонию. Молодой ученый жаждал вернуться к работе, но ему не хватало сил – ни физических, ни умственных. В результате он погрузился в апатию, сопровождавшуюся глубокой депрессией, и пребывал в этом состоянии несколько месяцев. До болезни Уолтер Крейг разрабатывал новую теорию о строении спинного мозга, касающуюся электрических импульсов между ним и головным мозгом. Он располагал некоторыми доказательствами в пользу своей правоты, но все же требовалось провести еще много сложных экспериментов, и невозможность продолжить работу повергала его в величайшее отчаяние. Другие интересы в его жизни отсутствовали, за исключением хоровой музыки: он регулярно посещал выступления хора колледжа, хотя религиозность была ему совершенно не свойственна. И все же в его отношении к хоровому пению и к совершаемым им открытиям была какая-то особая духовность.

Те, кто знал Уолтера Крейга – насколько его можно было узнать, – относились к нему хорошо, ведь недолюбливать его было решительно не за что. Безусловно, его продолжительное отсутствие заметили: его кабинет был единственным, где свет горел до глубокой ночи. Однако сказать, что коллеги по нему скучали, было бы преувеличением.

Наконец он достаточно окреп, чтобы вернуться к исследованиям, но врач порекомендовал ему найти помощника для рутинной работы, и Уолтер Крейг согласился, пусть даже неохотно и не сразу. Он понимал, что будет не только получать от ассистента помощь, но и передавать ему ценный опыт. Преподаванием Уолтер Крейг никогда не занимался и выражал сомнения в том, что из него получится хороший учитель, пока не нашел подходящего ученика. Он провел собеседования с пятью потенциальными ассистентами и отказал всем без объяснения причин: говорил только, что работа им «не по плечу» или что он с ними не сработается. А потом появился шестой соискатель. Все, кто был знаком с Крейгом, сказали бы, что кандидатуру молодого человека вроде Сайласа Уэбба он даже рассматривать не станет. Тот был весьма хорош собой, а к медицинской науке относился с почти мальчишеским энтузиазмом: его познания в области, в которой трудился Крейг, уже были весьма обширны. За открытой и обаятельной манерой Уэбба скрывалась изрядная доля хитрости, и большинство людей ему не доверяли, хотя не сумели бы объяснить почему.

Пару месяцев спустя один из профессоров спросил, как успехи Уэбба. Крейг на некоторое время задумался: он никогда не отвечал на вопросы сразу и тем более избегал поспешных суждений.

– Ассистент он неплохой, – наконец произнес Крейг. – Способный и старательный. Полагаю, что смогу многому его научить, если он будет внимательно слушать и наберется терпения. Уэббу в голову приходят умные идеи, но порой он бросает их на полпути, а еще ему не хватает дотошного внимания к деталям, а это очень важная черта. Однако Уэбб избавил меня от львиной доли рутинной работы, и теперь я могу посвятить все силы новым теориям. За ним нужно следить. Пока не решаюсь полностью предоставить его самому себе. Но из-за этой проклятой болезни без Уэбба я отстал бы еще сильнее.

Крейг по-прежнему быстро утомлялся. Теперь ему недоставало выносливости, чтобы трудиться до поздней ночи, и время от времени он был вынужден брать выходной, чтобы прийти в себя. Он разом постарел. Его лицо приобрело землистый оттенок. Однако рабочий пыл и жажда открытий вернулись к нему в полной мере, и он все так же радовался, когда эксперимент «получался» или расчеты оказывались верны.

Через несколько месяцев, когда его исследования подошли к критической точке, Крейг снова заболел. Наблюдалась прежняя картина: лихорадка, глубокая депрессия и полное изнеможение, но на этот раз врач был осторожен в прогнозах. Крейг поправится, но выздоровление займет больше времени, и, возможно, последствия приобретут долгосрочный характер. Даже если Крейг вернется к работе, он, по всей вероятности, до конца жизни будет подвержен таким сокрушительным обострениям.

Две недели Сайлас Уэбб продолжал работать один, приходил рано и уходил поздно. Утверждал, что ему нужно дополнительное время, чтобы заниматься собственными исследованиями.

А потом Уэбб исчез. Он не появлялся ни в лабораториях, ни в научной библиотеке, ни в кабинетах колледжа. Уэбб никого не предупредил, все попытки с ним связаться оказались тщетными. Через несколько дней кто-то из сотрудников отправился к нему на квартиру. Хозяйка сообщила, что он съехал раньше срока, несмотря на полностью оплаченный счет. В комнатах не осталось и следа от прежнего жильца.

Сообщили Уолтеру Крейгу, но он находился в состоянии глубокой апатии, и эта новость не вызвала у него ни интереса, ни каких-либо эмоций. Он сказал, что найдет другого ассистента, когда выйдет на работу, и повторил, что, хотя в целом относится к Уэббу неплохо, звезд с неба тот не хватает, а без искры гениальности на вершину научных открытий не подняться.

– Впрочем, если хватит трудолюбия, до середины пути он как-нибудь дойдет.

Глава 2

Понадобилось целых два года, чтобы Крейг оправился от болезни, перестал нуждаться в перерывах и вернулся к полноценной работе. Постепенно он окреп и снова занялся исследованиями, невыносимо медленно двигавшимися к завершению. Однако его острому уму был нанесен непоправимый ущерб. При попытке нащупать прежние нити рассуждений он обнаружил, что больше не способен по наитию находить связи между фактами, благодаря которым продвинулся так далеко на пути к новым знаниям. Будучи реалистом, он решил постепенно возвращаться к прежним этапам, пока не достигнет той точки, на которой вынужден был прервать исследования из-за болезни. Возможно, в процессе работы обнаружатся новые связующие звенья и пути развития и он достигнет своей цели кропотливым, последовательным научным методом.

Вскоре Крейг начал замечать, что там, где нити раньше соединялись друг с другом, появились разрывы. Отсутствовали целые массивы цифр и результаты расчетов. Он то и дело утыкался в тупик, и, хотя был абсолютно уверен в том, что достиг, скажем, восьмого этапа, записи показывали, что он не продвинулся дальше пятого. Из его трудов исчезли важные разделы. День за днем, шаг за шагом Крейг пытался повторить свой путь. Он опять работал допоздна, но тщетно: итог оставался все тем же. В моменты отчаяния, вызванные переутомлением, Крейг сомневался в себе: действительно ли он продвинулся так далеко? Но по здравом размышлении понимал, что его расчеты точны.

Уолтер Крейг был человеком гордым и независимым. Лишь несколько дней спустя он обратился к двум вышестоящим научным работникам, но, решив дать делу ход, отступать был не намерен. Ситуация представлялась ему очевидной и ясной как день.

Однако от его заявлений только отмахнулись.

– Вы тяжело болели, Крейг, и не ваша вина, что память вас подводит. Подчеркиваю, вам нечего стыдиться. Похоже, некоторые части исследования и впрямь пропущены, но нет ни единого доказательства, что они кем-то изъяты. Вы утверждаете, что единственным человеком, имевшим доступ к вашим работам, был доктор Уэбб, но он внезапно уехал больше двух лет назад и с тех пор здесь не появлялся. Я, кажется, слышал, что сейчас он проводит очень любопытное исследование в каком-то немецком университете. Больше мне ничего не известно, поэтому советую вам не делать скоропалительных выводов и не выдвигать обвинений. Займитесь пока другими исследованиями. Кстати, мы сейчас очень нуждаемся в преподавателях. Мы набрали весьма многообещающих молодых ученых, и ваши знания принесут им много пользы.

Но оскорбленная гордость заставила Крейга перебраться в Лондон. Хотя новая должность не соответствовала его высоким заслугам, здесь преподавательской работы было меньше, чем в Кембридже, и свободное время позволяло ему заниматься собственными исследованиями.

Так продолжалось несколько лет, и, похоже, Крейг был всем доволен, пока однажды вечером не расположился в кресле со свежим номером ежеквартального научного журнала, посвященного его области знаний. Быстро ознакомившись с двумя короткими статьями, он перешел к главному разделу, в котором всегда отводилось место важным и уникальным исследованиям. Добиться публикации своей статьи в этом издании значило достичь одной из высших точек научной карьеры. Наградой ученому служили новые возможности для дальнейших исследований, повышения, а в итоге – слава и почести. Известны даже случаи, когда будущие обладатели Нобелевской премии и члены Лондонского королевского общества в первый раз заявляли о себе именно благодаря данному журналу.

Крейг углубился в чтение. Поначалу он был озадачен, затем потрясен до глубины души: Крейг узнал собственную работу, свои открытия и способы их практического применения. На страницах журнала были изложены все основные моменты: отсылки к экспериментам, расчеты, выводы и предсказываемые результаты, хотя некоторые важные детали автор, естественно, опустил. Не существует ученого, который легкомысленно открыл бы все карты перед алчными конкурентами, а те, у кого данная тема вызывает интерес безо всяких низменных мотивов, обращаются непосредственно к автору публикации.

Крейг читал и видел перед собой пропущенные звенья, исчезнувшую статистику, пропавшие страницы. В публикации использовались все доказательства, над которыми он трудился годами. Все выводы, к которым пришел автор, были сделаны благодаря утерянным данным. Крейг перечитывал статью с отвращением, затем его охватила печаль, а вслед за ней горечь от провала и предательства. Разумеется, Крейг все понял, как только прочел имя доктора Сайласа Уэбба. Но в тот же самый момент он осознал, что ничего не может поделать. Требовать опровержения от редакторов журнала или даже от самого Уэбба не имело смысла.

Доказательств у Крейга не было, никто не поверит его обвинениям в адрес бывшего ассистента, добившегося блестящих успехов. Обычная история. Ученик превосходит учителя, они меняются ролями, и вот наставник оказывается не у дел.

Отложив журнал, Крейг погрузился в мрачные раздумья. В душе медленно закипали гнев и горечь. За одну ночь он, казалось, постарел на много лет. Крейг проснулся с уверенностью, что никогда не совершит открытия, которое выделит его из толпы посредственностей.

Он никому не рассказал об этом инциденте и не стал ничего предпринимать. Следующие пятнадцать лет Крейг наблюдал за тем, как восходила звезда Сайласа Уэбба.

Их пути не пересекались. Отныне Уэбб вращался в высших кругах. Результаты исследований принесли ему славу: их удалось успешно применить в медицинской практике, и у страдающих болезнями центральной нервной системы появилась новая надежда: сначала облегчение симптомов, затем краткосрочные улучшения и, наконец, полное выздоровление.

Все это время Уолтер Крейг трудился упорно, однако без энтузиазма, и скорее терпел свою ничем не примечательную жизнь, чем наслаждался ею.

Сайлас Уэбб стал членом Лондонского королевского общества, его посвятили в рыцари, многие престижные университеты по всему миру вручили ему свои почетные дипломы. Но сам он никаких университетских должностей не занимал и продолжать исследования, похоже, не собирался. По слухам, Уэбб посвятил всего себя важной работе над книгой. Он никогда не упоминал Крейга и не рассказывал о том, что тот некоторое время был его наставником.

Крейг не забыл и не простил обиду, но лишь время от времени, когда оставался один, позволял себе яростные вспышки в адрес бывшего ученика, во время которых иногда звучали угрозы страшной мести.

Он слишком много времени проводил наедине с собой, в угрюмых размышлениях. Но, когда Крейг только переехал в Лондон, один старый знакомый предложил его кандидатуру для вступления в клуб «Табор», рассудив, что ученый никого в городе не знает и рад будет обзавестись знакомствами, в том числе и среди коллег. Зная Крейга, этот человек скорее надеялся, чем всерьез рассчитывал, что тот согласится, но Крейг стал завсегдатаем клуба. Ему нравилось проводить там тихие вечера: он обедал один, сидел над книгами или даже участвовал в беседе, хотя предпочитал слушать, а не говорить. Многие из тех, кто пропускал бокал в обществе Крейга, представления не имели, кто он по профессии. В основном его принимали за адвоката на покое.

Однажды Крейг шел в клуб, намереваясь выпить хереса за чтением вечерней газеты, а затем пообедать в одиночестве. Лил дождь, и кеб на большой скорости проехал по глубокой луже у тротуара, забрызгав Крейгу брюки. Он остановился на лестничной площадке, чтобы посмотреть, не попала ли вода и на ботинки тоже. Прямо перед ним дверь одного из карточных салонов открылась, и слуга с тяжелым подносом оставил ее в таком положении на некоторое время. Комната была освещена, будто театральная сцена. За каждым из шести столов, затянутых зеленым сукном, расположились четыре игрока, их лица будто сошли с картин старых голландских мастеров: на заднем плане все погружено в тень, но черты озарены ярким светом. Заглянув в открытую дверь, Крейг заметил за ближайшим столом мужчину, а напротив него – Сайласа Уэбба. За прошедшие годы Уэбб набрался лоска, стал румянее, представительнее и дороднее, и все же Крейг сразу его узнал.

Дверь закрылась.

Крейг рассудил: даже если Уэбб на какое-то время отвлекся от карт, он не смог бы разглядеть его на полутемной лестничной площадке.

До этого Крейг ни разу не видел здесь своего бывшего ассистента, а значит, тот не являлся постоянным членом клуба.

Поднимаясь наверх, в малую библиотеку, Крейг встретил спускавшегося ему навстречу старшего стюарда.

– Добрый вечер, доктор Крейг.

Поддавшись порыву, Крейг остановил его и спросил, знает ли тот сэра Сайласа Уэбба.

– Да, доктор Крейг. Он сейчас в карточном салоне, его пригласил лорд Малливан. Когда будет перерыв в игре, могу что-нибудь передать от вас сэру Уэббу.

Крейг тут же отпрянул, сказав, что лишь хотел убедиться наверняка.

– Иначе вышел бы конфуз: вообразите только, принять одного джентльмена за другого! Кажется, раньше я его в клубе не встречал.

– Сэр Сайлас – гость, и скорее всего, он останется у нас ночевать, ведь любители карт обычно играют допоздна. Через несколько минут снова поднимусь наверх: нужно привести в порядок комнату для него.

Уолтер не подозревал, что старший стюард сам занимается уборкой, и должно быть, удивление отразилось на его лице, потому что собеседник улыбнулся:

– Сказав «привести в порядок», я имел в виду не то, о чем вы подумали, сэр. Сэр Сайлас боится мотыльков, а в это время года их, как вы знаете, немало, поэтому он любит, когда его спальню тщательно осматривают заранее и избавляются от всех насекомых. Из-за этой проклятой инфлюэнцы персонала не хватает, поэтому я с радостью обследую комнату самолично. – Стюард с заговорщицким видом понизил голос. – А другие джентльмены, представьте себе, боятся пауков.

Тут на лестнице показались еще двое членов клуба, и стюард поспешил дальше.

В малой библиотеке Крейг, как всегда, заказал сухой херес и укрылся за вечерней газетой, чтобы спокойно поразмыслить обо всем, что выяснил. В бытность ассистентом Крейга Уэбб не выказывал страха перед чем бы то ни было, разве что не выносил скрипа мела по доске и каждый раз вздрагивал при этом звуке. Но Уэбб никогда не жаловался и не предлагал отказаться от использования грифельных досок, на которых производились, а потом стирались быстрые расчеты. Видимо, теперь Уэбб считал себя достаточно важной персоной, чтобы перед сном требовать тщательного осмотра своей спальни. Крейг посочувствовал бы любому другому человеку, страдающему подобными фобиями, но к Уэббу он не испытывал никаких добрых чувств.

Во время обеда, сидя в одиночестве за угловым столом, Крейг не думал ни о чем, кроме Уэбба, а затем, вместо того чтобы вернуться в библиотеку, он на лифте поднялся на верхний этаж клуба. В западной его части располагались двенадцать гостевых комнат. Все двери оказались закрыты, кроме одной, в дальнем конце коридора. От нее по полу пролегла косая полоска света. Из комнаты раздавался тихий шорох, производимый взмахами щетки. Заглянув внутрь, Крейг увидел, что старший стюард терпеливо водит ею вверх и вниз по стенам, мебели и занавескам. Стюард повернулся к Крейгу и спросил, что ему угодно.

– Будьте любезны, мистер Поттс, если вас не затруднит, покажите мне гостевые спальни. В Лондон приезжает мой старый друг, и, возможно, он захочет переночевать здесь. Но, между нами говоря, мой приятель весьма привередлив.

– Можете осмотреть эту, доктор Крейг. Я почти закончил. А потом покажу вам свободную комнату номер восемь, она оформлена в другом стиле. Когда примерно нас посетит ваш друг, сэр? Перед Рождеством в клубе очень много гостей.

– Нет-нет, до Рождества он точно не приедет. Благодарю.

Крейг вышел на середину комнаты, в которой предстояло ночевать Сайласу Уэббу. Спальня оказалась довольно просторной, и хотя мебель давно вышла из моды, все ее предметы были комфортны и удобно расположены. За дверью висело пальто, возле платяного шкафа стояла пара ботинок. В ванной Крейг заметил несессер с монограммой «С. У.». Других личных вещей он не обнаружил, если не считать старый кожаный саквояж на полке для багажа. Добротный и изрядно побывший в употреблении, он напоминал те, с какими ходят врачи.

Натужно изображая интерес, Крейг вытерпел экскурсию по свободному восьмому номеру, затем вернулся в малую библиотеку и заказал бокал бренди. Уолтер пытался как можно реже вспоминать о Сайласе Уэббе. Наткнувшись на заметку о том, как его бывшего ассистента удостоили очередной почести или награды, Крейг старался выкинуть новость из головы, зная, что напоминания о нанесенной обиде лишь будут отвлекать его и заставят ожесточиться еще больше. Он ничего не может поделать, доказательств у него нет. Лучше просто не обращать на Уэбба внимания.

Но тем вечером весь гнев и досада оттого, что Сайлас Уэбб предал его и благодаря этому взлетел на вершину славы, вскипели с новой силой. Крейг заказал второй бокал бренди, чего почти никогда себе не позволял, но ему просто необходимо было успокоиться и унять дрожь в руках. В том, что из-за болезни жизнь Крейга оказалась сломана, а карьера отброшена назад, нет ничьей вины. Но Уэбб воспользовался его долгим отсутствием и украл идеи своего наставника, его теории и доказательства, а потом тщательно замел следы, чтобы избежать разоблачения. Этот бессовестный тип выдал труды и открытия Крейга за свои, но вместо наказания получил награды и похвалы. Нахально и незаслуженно он занял место на научном Олимпе, по праву принадлежащее другому человеку.

Крейг не мечтал разбогатеть, он всегда был равнодушен к титулам и почестям, однако он гордился своей работой и тем, сколько пользы она может принести. Уолтера до глубины души возмущало то, что человек, которого он считал ниже себя, получил признание за его заслуги.

Вечер клонился к ночи. На лестнице послышались голоса. Если Крейг выйдет сейчас, то рискует столкнуться с Уэббом, а конфликта он не желал. Уолтер медленно потягивал бренди, а зерно зародившегося в его голове плана постепенно зрело, голос совести звучал все тише, и вот Крейга уже ничто не останавливало на пути к цели. Он решил на следующий день снова прийти в клуб «Табор» в надежде застать главного стюарда, но, уходя, встретил его в парадном холле.

– Доброй ночи, доктор Крейг.

– Стюард, я знаю, что уже поздно и сэр Сайлас наверняка лег спать…

– Он поднялся в свою комнату совсем недавно, сэр, я еще успею ему что-нибудь передать…

– Нет-нет, не нужно его беспокоить, дело не срочное. Просто хочу спросить: как мне узнать, когда он будет ночевать в клубе в следующий раз?

– Сэра Сайласа всегда приглашают, когда идет игра, а чтобы проверить, останется он ночевать или нет, достаточно заглянуть в гостевую книгу на стойке портье.

Попрощавшись со стюардом, Крейг нашел свободный кеб и поехал домой, лелея и старую обиду, и новые ожидания.