Текст книги "Герои – моя слабость (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен Филлипс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Филлипс Сьюзен Элизабет «Heroes Are My Weakness – Герои – моя слабость» 25 глав+эпилог Аннотация Глубокая зима. Затерянный остров у побережья штата Мэн. Мужчина. Женщина. Куклы (Да, именно куклы...) И... Таинственный дом, нависший над морем... Посвящается памяти Мэри Стюарт, Шарлотты Бронте, Дафны Дю Морье, Виктории Холт и Филлис Уитни. Своей любовью к чтению я обязана вашим волшебным романам. Без вас, фантастические женщины, я бы не стала писателем. Глава 1 Вообще-то, Энни сроду не разговаривала со своим чемоданом, но в последние дни она явно была не в себе. Яркий свет фар с трудом пробивался сквозь хаос кружащейся вьюги, а дворникам древней «КИА» не по силам было совладать с яростной бурей, бушевавшей на острове. – Подумаешь, легкий снежок, – утешала Энни огромный красный чемодан, что приткнулся на пассажирском сидении. И это вовсе не значит, что наступил конец света, хоть с виду и похоже. «Ты знаешь, что я ненавижу холод, – ответствовал чемоданище раздражающе плаксивым тоном ребенка, который привык настаивать на своем, топая ногами. – Как ты посмела притащить меня в такое ужасное место?» Потому что у Энни не было выбора. Ледяные порывы качали машину, и ветви почтенных елей, нависшие над проселочной дорогой, хлестали, как ведьмины космы. Энни решила, что неправ тот, кто верит, что ад геенна огненная. Преисподняя вот этот открытый всем ветрам негостеприимный остров посреди зимы. «Ты что, никогда не слышала о Майами-Бич? возмущалась в чемодане Пышка, избалованная принцесса. Вместо того ты тащишь нас на пустынный остров в Северной Атлантике, где нас наверно сожрут белые медведи!» Мотор ревел, пока машина сражалась с узкой скользкой дорогой. Голова Энни раскалывалась, ребра болели от кашля, а от простого движения шеей, чтобы выглянуть через незаляпаное снегом пятно на ветровом стекле, охватывало головокружение. Одна-одинешенька в целом мире лишь в компании с воображаемыми голосами ее кукол-чревовещателей, которые только и удерживали Энни в реальности. Такой же тошнотворной, как она сама, не преминула иронично заметить Энни. Она вообразила успокаивающий голос двойняшки Пышки, практичной Милашки, которая пряталась в таком же красном чемодане на заднем сидении. «Мы не в сердце Атлантики, – возражала здравомыслящая Милашка. А на острове в десяти милях от берегов Новой Англии, и последнее, что я слышала, – в Мэне нет белых медведей. И кроме того, Перегрин Айленд вовсе не такая уж пустыня». Да разницы никакой. Будь Пышка на руке Энни, она бы задрала носик: «В разгар лета-то люди тут редко живут, не говоря уже о зиме. Спорим, они питаются своими мертвецами?» Машина слегка забуксовала, ее стало заносить. Энни удерживала управление, вцепившись крепче в рулевое колесо руками, облаченными в перчатки. Нагреватель работал еле-еле, зато под курткой ее прошиб пот. «Не стоит жаловаться, Пышка, – сделала выговор капризной двойняшке Милашка. Все-таки Перегрин Айленд – популярный летний курорт». «Сейчас не лето! возразила Пышка. А первая неделя февраля, и мы только что переправились на пароме, от которого у меня разыгралась морская болезнь, и на острове, наверно, осталось не больше полсотни людей. Полсотни каких-то идиотов!» «Ты знаешь, что у Энни не было выбора, кроме как приехать сюда», – увещевала Милашка. «Потому что она самая настоящая неудачница», – насмешливо ввязался неприятный мужской голос. У Лео имелась дурная привычка озвучивать самые глубинные страхи Энни, и со всей неизбежностью он и сейчас вторгся в ее мысли. Он был ее самой нелюбимой куклой, но ведь в каждой истории нужен злодей. «Очень жестоко, Лео», – попеняла Милашка. Даже если это и правда. Вздорная Пышка продолжала ныть. «Ты героиня, Милашка, для тебя все всегда оборачивается хорошо. Только не для нас. Вот нам сроду ничего хорошего. Мы обречены! Обречены, говорю! Мы навечно » Энни закашлялась и отвлеклась от воображаемого представления куклы. Рано или поздно тело справится с осложнениями после пневмонии по крайней мере, Энни на это надеялась, но как быть с остальным? Она лишилась веры в себя и в тридцать три потеряла ощущение, что ее лучшие деньки еще впереди. Она физически ослаблена, эмоционально опустошена и напугана больше, чем ожидалось. Вряд ли лучшее положение для того, кто вынужден провести два последующих месяца на затерянном острове в Мэне. «Только шестьдесят дней, – попыталась утешить Милашка. – И кроме того, Энни, тебе некуда податься». Так и есть. Вот она, неприглядная правда. Энни некуда было идти. Делать нечего, нужно разобраться с наследством, которое ее мать то ли ей оставила, то ли нет. Машина угодила в заснеженную колею, и рывком натянулся ремень безопасности. Удар по груди снова вызвал приступ кашля. Если бы только Энни могла остаться на ночлег в деревне, однако «Айленд Инн» закрыта до мая. Не то что бы Энни могла себе позволить гостиницу. Машина с трудом взбиралась на холм. Энни разъезжала с куклами по дорогам несколько лет в любую погоду, давая представления, но даже приличный водитель вряд ли в силах уследить за такой дорогой, особенно на какой-то «КИА». Вот поэтому-то жители Перегрин Айленда и водили пикапы. «Езжай помедленней, – советовал другой мужской голос из чемодана на заднем сидении. – Тише едешь дальше будешь». Питер, кукла-герой, – ее рыцарь в сияющих доспехах всегда приободрял Энни, в отличие от одного актера, бывшего друга – через запятую любовника, который умел ободрять лишь самого себя. Энни остановила машину, потом начала медленно взбираться по склону. И на полдороге это произошло. Нежданно-негаданно возникло видение. У подножия холма через дорогу на лошади цвета полуночи промчался закутанный в черное всадник. У Энни всегда было живое воображение свидетельство тому разговоры с куклами, и на сей раз она решила, что фантазия сыграла с ней шутку. Но видение оказалось реальным. Всадник скакал сквозь метель, припав к лошади с развевающейся гривой. Как творения дьявола, темная лошадь из кошмаров и безумный всадник неслись галопом в яростной буре. И исчезли так же быстро, как и появились. Энни машинально нажала на тормоз, и машина начала скользить по склону. Ее крутануло поперек дороги, и от крена накатил приступ тошноты. Автомобиль очутился в занесенной снегом канаве. «Ну ты и растяпа», – насмешливо фыркнул злодей Лео. Бессильные слезы отчаяния подступили к глазам. Руки тряслись. В самом ли деле это были лошадь и всадник, или они ей почудились? Нужно сосредоточиться. Энни дала задний ход и попыталась развернуться, но колеса только глубже увязли в сугробе. Она откинула голову на подголовник. Если проторчать здесь довольно долго, то кто-нибудь ее найдет. Но вот когда? В конце дороги маячили лишь коттедж и главное здание поместья. Энни попыталась что-нибудь придумать. На острове она общалась только с одним человеком мужчиной, который присматривал за домом и коттеджем, но располагала лишь его е-мейлом, по которому сообщила, что появится, и попросила подключить воду и электричество в коттедже. Даже будь у нее телефонный номер, номер Уилла Шоу так звали смотрителя Энни сомневалась, что могла бы дозвониться до него отсюда по сотовому. «Растяпа». – Лео никогда не разговаривал нормальным голосом. Только насмехался. Энни выхватила платок из упаковки, но вместо того чтобы задуматься над своей дилеммой, стала вспоминать всадника и лошадь. Какой сумасшедший потащит животное в такую погоду? Энни зажмурила глаза и подавила приступ тошноты. Если бы она могла свернуться калачиком и поспать. Неужели столь уж страшно признать, что жизнь взяла над ней верх? «Прекрати сейчас же», – строго приказала здравомыслящая Милашка. В голове стучало. Придется отыскать Шоу и позвать на помощь вытащить машину. «Ни к чему нам какой-то Шоу, – объявил герой Питер. Сам справлюсь». Положиться на Питера, как и на бывшего парня Энни, было здорово. Но только при вымышленных проблемах. Коттедж находился почти в миле отсюда: плевое расстояние для здорового индивидуума в приличную погоду. Однако на дворе ненастье, да и здоровье Энни никуда не годилось. «Сдавайся, – насмешливо предложил Лео. Ты знаешь, чего хочешь». «Хватит капать на нервы, Лео». Это раздался голос Негодницы, лучшей подружки Милашки и второго «я» Энни. Хотя на счету Негодницы числились многие проказы и неприятности, в которые из-за нее попадали куклы, неприятности, которые приходилось устранять героине Милашке и герою Питеру, Энни обожала отвагу и щедрое сердце Негодницы. «Соберись, – приказала Негодница. Вылезай из машины». Энни хотела послать ее к черту, только что толку? Поэтому запихала растрепанные волосы под воротник стеганой куртки и застегнула ее на молнию. На большом пальце вязанных перчаток зияла дыра, и ручка двери как льдом обожгла незащищенную кожу. Энни заставила себя открыть дверцу. В лицо ударило холодом и лишило ее дыхания. Энни с усилием вытащила наружу ноги. Видавшие виды коричневые замшевые ботиночки утонули в снегу, а джинсы явно были не по погоде. Пряча голову от ветра, Энни с трудом обошла машину достать теплое пальто, только чтобы увидеть, что багажник так тесно вмяло в сугроб, что его невозможно открыть. И почему она не удивилась? Энни так давно не везло, что она уже и позабыла, каково это, когда наяву приходит удача. Неудачница вернулась на место водителя. Наверняка куклы благополучно переночуют в машине, но вдруг с ними что случится? Они нужны ей. Это все, что у нее осталось, и если она их потеряет, то наверно исчезнет вместе с ними. «Как трогательно», – съязвил Лео. Ей захотелось порвать его на тряпки. «Милочка Я тебе нужен больше, чем ты мне, – напомнил он ей. – Без меня у тебя не будет никакого шоу». Энни заткнула его. Тяжело пыхтя, она вытащила чемоданы из машины, забрала ключи, выключила фары и закрыла дверь. И немедленно погрузилась в густой кружащийся мрак. Грудь клещами сдавила паника. «Я спасу тебя!» – восклицал Питер. Энни крепче схватила ручки чемоданов, стараясь не дать ужасу ее парализовать. «Я ничего не вижу! визжала Пышка. Терпеть не могу темноту!» К древнему мобильнику Энни не прилагалась подсветка, но у нее есть Энни поставила чемодан на снег и полезла в карман, где лежали ключи с брелоком в виде маленького светодиодного фонарика на кольце. Она не включала брелок несколько месяцев и не знала, работает ли он еще, поэтому с замеревшим сердцем нажала на кнопку. Ярко-голубой луч прорезал крошечную дорожку в снегу, столь узкую, что Энни запросто с пути могла сбиться. «Возьми себя в руки», – скомандовала Негодница. «Сдавайся», – презрительно усмехнулся Лео. Энни шагнула в снег. Ветер пронизывал тонкую куртку и трепал волосы, бросая в лицо кудрявые пряди. Снег залепил сзади шею, и Энни начала кашлять. Ребра скрутила боль, чемоданы били по ногам. Не прошло много времени, как пришлось поставить их и дать отдых рукам. Энни закуталась в воротник куртки, пытаясь защитить легкие от ледяного ветра. Пальцы горели от холода, и когда она снова двинулась вперед, то призвала воображаемые голоса кукол, чтобы скрасили ей компанию. Пышка: «Если ты уронишь меня и испортишь сиреневое платье с блестками, я подам на тебя в суд». Питер: «Я самый храбрый! Я самый сильный! Я тебя спасу». Лео (издеваясь): «Ты хоть что-нибудь умеешь делать как надо?» Милашка: «Не слушай Лео. Не останавливайся. Мы доберемся». И Негодница, бесполезное второе «я» Энни: «Женщина с чемоданами заходит как-то в бар » Слезы льдинками повисли на ресницах, мешая смотреть. Угрожая вырвать из рук, ветер трепал чемоданы. Те были слишком большие и тяжелые. Выворачивали из суставов руки. Глупо было брать такую тяжесть с собой из машины. Глупо, глупо, глупо. Но бросить кукол? Ни за что. Каждый шаг – словно милю преодолеть, и никогда еще Энни так не мерзла. Вот-вот она уже посчитала, что удача повернулась к ней лицом, а все потому, что смогла успеть на паром, уходивший с материка. Паром ходил нерегулярно, в отличие от переделанного катера для ловли омаров, который раз в неделю обслуживал остров. Однако когда паром отчалил от берега Мейна, налетела самая худшая пурга. Энни продиралась вперед, вытаскивая из снега и переставляя ноги одну за другой, руки резало, легкие горели в попытках подавить очередной приступ кашля. Почему она не положила теплое пальто в салон машины, вместо того чтобы запереть в багажнике? Почему не сделала многое другое? Не нашла постоянное место жительства. Не относилась бережливо к деньгам. Не встречалась с порядочными мужчинами. С тех пор как она покинула остров, прошло десять лет. Дорога обрывалась на развилке, откуда уходило ответвление к коттеджу и Харп-Хаузу. Но что, если она пропустила поворот? Кто знает, что могло измениться за годы? Энни споткнулась и упала на колени. Ключи выскользнули из рук, и фонарик пропал. Она схватилась за чемодан, чтобы не упасть. Замерзшая. Злая. Ртом хватала воздух и судорожно шарила вокруг в снегу. Если она потеряла фонарик Пальцы застыли так, что Энни почти их не ощущала. Когда же фонарик снова очутился в руке, она включила его и увидела кипу деревьев, венчавших конец дороги. Повернула луч направо, и он упал на большой гранитный валун на развилке. Энни поднялась на ноги, подхватила чемоданы и, спотыкаясь, побрела по сугробам. Временное облегчение, что она нашла развилку, испарилось. Столетия суровых непогод Мэна стерли с этой местности все, кроме выносливой ели, и без ветрозащитной полосы воющие порывы с океана раздували чемоданы как паруса. Энни увязала то одной ногой, то другой, продираясь через высоченные сугробы, волокла тяжелую поклажу и сражалась со страстным желанием лечь и отдаться на милость холоду пусть делает с ней, что хочет. Она так низко клонилась навстречу ветру, что чуть не пропустила цель. Только когда угол чемодана ударился в занесенный снегом каменный забор, до Энни дошло, что она добралась до Коттеджа Лунного странника. Домик под серой черепицей представлял собой погребенное под снежным покрывалом бесформенное нагромождение камней. Ни расчищенной тропинки, ни приветливых огней. Последний раз, когда Энни здесь была, дверь выкрасили в клюквенно-красный, сейчас же она оказалась холодного цвета синего барвинка. Неестественный снежный холмик под передним окном скрывал пару старых деревянных ловушек на омаров, дань происхождению дома, бывшего когда-то рыбацким коттеджем. Энни протащилась через сугробы к двери и поставила чемоданы. Нащупала ключом замок, только чтобы вспомнить, что островные жители редко запирали двери. Дверь распахнулась. Энни из последних сил втащила чемоданы в дом, с трудом захлопнув за собой дверь. Воздух со свистом вырывался из легких. Энни упала на ближайший чемодан: ее вдохи больше напоминали всхлипы. Мало-помалу она стала ощущать заплесневелый запах ледяной комнаты. Зажав нос рукавом, Энни нашарила выключатель. Никакого результата. Либо смотритель не получил ее е-мейл, в котором она просила включить генератор и зажечь маленькую топку, либо не стал утруждаться. Энни дрожала с головы до ног. Скинула покрытые ледяной коркой перчатки на лежавший у двери холщовый коврик, но не нашла сил стряхнуть снег с буйных кудрей. Джинсы стояли колом, но чтобы сменить одежду, требовалось снять ботинки, а Энни слишком замерзла. Неважно, в каком отчаянном положении она оказалась: ей нужно достать кукол из заляпанных снегом чемоданов. Она обнаружила один из подходящих фонарей, которые ее мать всегда держала у двери. До того как урезали школьные и библиотечные бюджеты, куклы обеспечивали более стабильные заработки, чем ее провальная актерская карьера или временные подработки вроде выгуливания собак или подачи напитков в «Кофе, кофе». Дрожа от холода, Энни проклинала смотрителя, который бесшабашно скакал на лошади в пургу, однако не соизволил приложить усилия и сделать свою непосредственную работу. Кто же еще, как не Шоу, устраивал эти скачки? Зимой ведь никто больше не обитал в этом конце острова. Энни расстегнула молнии на чемоданах и вытащила всю пятерку. Оставив кукол в защитных пластиковых чехлах, она на время уложила их на диване и с фонариком в руке побрела по стылому деревянному полу. Внутри Коттедж Лунного странника нисколько не соответствовал представлению о традиционном рыбацком жилище Новой Англии. В противоположность расхожим вкусам повсюду виднелась печать эксцентричности матери Энни от вызывающей содрогание чаши, наполненной черепами маленьких зверушек, до серебряно-золоченого сундука в стиле Людовика Четырнадцатого, увенчанного надписью «Свайный Молот», которую Мэрайя нанесла поперек краской из баллончика в стиле черного граффити. Энни предпочитала более уютную обстановку, но в славные деньки Мэрайи, когда та вдохновляла модных дизайнеров и плеяду молодых художников, и коттедж, и материнская квартира в Манхэттене так и просились в роскошные журналы по интерьеру. Те деньки давно канули в лету, когда Мэрайя потеряла благосклонность в манхэттенских все более молодых кругах художников. Богатые ньюйоркцы начали обращаться к другим талантам за помощью в пополнении своих частных коллекций, и Мэрайя вынуждена была продавать ценности, чтобы поддержать свое существование. К тому времени, когда она заболела, у нее уже ничего не осталось. Ничего, кроме чего-то обитавшего в этом доме что, предположительно, и составляло таинственное «наследство» Энни. – Это в коттедже. У тебя будет куча денег – произнесла Мэрайя за несколько часов до смерти, когда уже едва ли четко мыслила. «Нет никакого наследства, – насмешливо встрял Лео. Твоя мать все преувеличила». Может, проведи Энни больше времени на острове, она бы знала, говорила ли мать правду, но Энни ненавидела здешнюю жизнь и не возвращалась сюда одиннадцать лет, с тех пор как ей исполнилось двадцать два года. Энни осветила фонариком матушкину спальню. Фотография в натуральную величину искусно вырезанного итальянского деревянного изголовья служила настоящей передней спинкой для двуспальной кровати. Пара гобеленов из войлока и нечто, выглядевшее металлическими останками из скобяной лавки, висело рядом с гардеробной. В которой до сих пор витал аромат матери: малоизвестный японский мужской одеколон и, как импортный, стоивший целое состояние. Вдыхая запах, Энни хотела бы почувствовать горе, которое следует испытывать дочери, потерявшей мать всего лишь пять недель назад, но ощутила лишь крайнюю усталость. Энни нашла старый шерстяной балахон Мэрайи алого цвета и пару толстых носков, потом избавилась от своей одежды. После того как собрала все одеяла, которые удалось обнаружить в спальне матери, она забралась под затхлые простыни, выключила фонарик и собралась спать. Энни уже казалось, что она никогда не согреется, но когда проснулась от кашля в два часа ночи, то вся обливалась потом. Грудь болела, словно поломали ребра, в голове пульсировало, а горло саднило. Хотелось в туалет – еще одно неудобство в доме, где нет воды. Когда приступ кашля прошел, Энни с трудом выбралась из-под груды одеял. Завернувшись в балахон, она включила фонарик и, хватаясь за стены, побрела в ванную комнату. Там опустила фонарик, чтобы не видеть свое отражение в зеркале, висевшем над старомодной раковиной. Энни хорошо представляла, что увидит. Удлиненное бледное лицо, на котором залегли тени от болезни, заостренный упрямый подбородок, светло-карие глаза и неуправляемую гриву каштановых волос, которые вились и закручивались в кудри, как им вздумается. У нее было детское лицо, которое большинство мужчин находило скорее необычным, чем соблазнительным. Волосы и лицо она получила от неизвестного ей отца какого-то женатого мужчины. «Он не хотел иметь с тобой ничего общего. Теперь уже умер, слава богу». Фигуру Энни унаследовала от матери высокую, изящную, с четко обрисованными костями на запястьях и локтях, крупными ступнями и кистями с длинными пальцами. «Чтобы стать успешной актрисой, тебе нужно быть либо исключительной красавицей, либо исключительно талантливой, – говаривала Мэрайя. Ты вполне хорошенькая, Антуаннетта, у тебя талант к мимике, но нам придется трезво смотреть на вещи » «Твоя матушка точно не в твоей группе поддержки», – констатировала очевидное Милашка. «Я буду твой группой поддержки, – объявил Питер. Я позабочусь о тебе и буду любить тебя вечно». Героические заявления Питера обычно вызывали у Энни улыбку, но сегодня она могла думать лишь о бездне между мужчинами, которым она дарила свое сердце, и придуманными героями, которых любила. И о другой пропасти – между жизнью, которую себе воображала, и той, которой жила. Несмотря на возражения матери, Энни получила степень по театральному искусству и провела десять лет, таскаясь на прослушивания. Она закончила показательными спектаклями, общественным театром и даже получила парочку характерных ролей в офф-офф-бродвейских пьесах. Всего лишь парочку. За последнее лето она наконец посмотрела правде в глаза: Мэрайя была права. Энни лучше давалось чревовещание, чем актерское мастерство. И вот так она очутилась у разбитого корыта. Энни нашла бутылку пахнущей женьшенем воды, которая каким-то образом избежала заморозки. Даже маленький глоток отзывался болью в горле. Взяв воду с собой, она побрела обратно в спальню. Мэрайя не была в коттедже с лета, когда ей диагностировали рак, но дом не зарос пылью. Должно быть, эту часть работы смотритель все же выполнял. Если бы только он наладил остальное. Пятерка Энни возлежала на ярко-розовом викторианском диване. У нее только и осталось, что машина да куклы. «Не все», – напомнила Милашка. Верно. Еще и громадное бремя долга, который Энни никак не выплатить, заем, взятый за шесть месяцев до смерти матери, чтобы постараться удовлетворить каждую ее потребность. «И наконец заслужить мамочкино одобрение», – фыркнул Лео. Энни стала высвобождать кукол из защитных чехлов. Каждая из них была два с половиной фута высотой с вращающимися глазами, подвижным ртом и болтающимися съемными ногами. Хозяйка взяла Питера и надела на руку. «Какая ты красивая, моя миленькая Милашка, – произнес он самым мужским голосом. Ты женщина моей мечты». «А ты лучше всех мужчин, – вздыхала Милашка. Такой храбрый и мужественный». «Только в представлении Энни, – с нехарактерной злобой проворчала Негодница. Наоборот, вы такие же бесполезные, как ее бывшие». «И всего-то было два бывших, Негодница, – напомнила подруге Милашка. И не стоит отыгрываться за горечь своих неудач на Питере. Наверно, ты не хотела, но начала говорить, как задира, а ты знаешь, как мы относимся к задирам». Эни специализировалась на кукольных спектаклях, обыгрывавших всякие проблемы, несколько шоу было посвящено тем детям, кто запугивал и задирал слабых. Она посадила Питера и отогнала звучавший в голове издевательский шепот Лео: «Ты все еще боишься меня». Иногда казалось, будто куклы обладают собственным разумом. Плотнее запахнувшись в алый балахон, Энни подошла к эркеру. Буран поутих, и в окно проник лунный свет. Она обозрела промозглый зимний пейзаж чернильные тени елей, пустынный саван болота. Потом подняла взгляд. Вдали маячил Харп-Хауз, стоя на самой вершине сурового утеса. Печальный свет полумесяца подчеркивал угловатые крыши и почти театральные башенки. Кроме слабого желтого сияния, видневшегося в самой высокой башне, дом был погружен во мрак. Сцена напоминала Энни обложки старинных готических романов, которые она временами все еще находила в букинистических лавках. Не требовалось большого воображения, чтобы представить босую героиню, бродившую по этому дому призраков только в тончайшем как дымка неглиже, освещенную лишь льющимся сзади из башни зловещим светом. Такие книги были причудливо старомодны по сравнению с сегодняшними романами, кишевшими полными эротичности вампирами, вервольфами и оборотнями, однако Энни всегда любила именно старые книги. Они питали ее сны наяву. Над зазубренным силуэтом крыши Харп-Хауза тяжелые тучи неслись мимо луны так же неистово, как летели через дорогу тот всадник и его лошадь. Энни покрылась гусиной кожей, но не от холода, а из-за собственного воображения. Отвернулась от окна и взглянула на Лео. Глаза с тяжелыми веками Тонкогубая усмешка Совершенный злодей. Она могла бы избежать столь много боли, если бы не идеализировала тех реальных мужчин, в которых влюблялась, воображая их героями фантазий, вместо того чтобы понять, что один – мошенник, а второй – самовлюблённый придурок. Что касается Лео, то это другая история. Энни сотворила его сама из ткани и ниток. И управляла им. «Это ты так думаешь», – прошептал он. Ее пробрала дрожь, и Энни укрылась в спальне. Но даже забравшись под одеяла, не могла унять трепет от мрачного видения дома на скале. «Прошлой ночью мне снилось, что я снова в Мандерли» Когда Энни встала на следующее утро, есть не хотелось, однако она заставила себя проглотить горсть просроченной гранолы. Коттедж промерз, день был мрачный, машина застряла в сугробе, а Энни только и хотелось, что залезть обратно под одеяла. Но без тепла и воды жить в коттедже невозможно, и чем больше она думала об отсутствовавшем смотрителе, тем больше разгорался ее гнев. Она вытащила единственный телефонный номер, на котором сидели одновременно ратуша, почта и библиотека, и хотя сотовый был заряжен, поймать сигнал не получилось. Энни, обмякнув, села на розовый бархатный диван и опустила голову на руки. Ей придется самой отправиться за Уиллом Шоу, а это означало, что нужно вскарабкаться к Харп-Хаузу. Вернуться в место, про которое она поклялась, что ноги ее там больше не будет. Энни натянула несколько слоев теплой одежды, какую только смогла найти, завернулась в материнский красный плащ с капюшоном и завязала узлом под подбородком старый шарф от Гермеса. Собрав в кулак всю энергию и силу воли, вышла. День предстал таким же серым, как и ее будущее, морской воздух стыл, а расстояние от коттеджа до дома на вершине скалы казалось непреодолимым. «Я пронесу тебя каждый шаг на этом пути», – объявил Питер. Негодница тут же швырнула в него ежевику. Было время отлива, но идти по ледяным валунам вдоль берега в это время года было опасно, поэтому пришлось сделать большой крюк вокруг соляного болота. Но не только расстояние пугало Энни. Милашка пыталась вселить в нее мужество: «Прошло восемнадцать лет, когда ты в последний раз взбиралась к Харп-Хаузу. Привидения и гоблины давно испарились». Энни поплотнее запахнула воротник плаща вокруг носа и рта. «Не переживай, – успокаивал Питер. Я пригляжу за тобой». Питер и Милашка делали свою работу. Они единственные отвечали за распутывание проделок Негодницы и вступали в дело, когда Лео затевал драку. Выступали против наркотиков, напоминали детям, что нужно есть овощи, чистить зубы и не позволять никому трогать свои интимные места. «Но это же так здорово», – насмехался Лео, а потом хихикал. Иногда Энни хотелось, чтобы она никогда его не создавала, однако Лео был идеальным злодеем. Задира, торговец наркотой, король нездорового питания и незнакомец, сманивающий детишек с игровых площадок. «Идите со мной, детки, и я дам вам конфет сколько хотите». «Перестань, Энни, – говорила ей Милашка. Никто из семейства Харп не приедет на остров до лета. Здесь живет лишь один смотритель». Лео не оставлял Энни в покое: «У меня есть „Скиттлз“, „ЭМэндЭМс“, „Туиззлерс“ и полный воз напоминаний обо всех твоих неудачах. Кстати, как складывается твоя драгоценная актерская карьера?» Энни втянула голову в плечи. Ей нужно начать медитировать или увлечься йогой, что-нибудь такое, что научит ее держать ум в узде вместо того, чтобы позволять ему размышлять о чем вздумается. Подумаешь, ну и что из того, что ее мечты об актерской карьере не осуществились так, как она хотела? Зато дети любили ее кукольные представления. Под ботинками хрустел снег. Сухой рогоз и пустотелый тростник высовывали свои потрепанные головы из ледового наста спящего болота. Летом болото кишело жизнью, а сейчас стояло промозглое, серое и потаенное, как и надежды Энни. Она остановилась отдохнуть лишь раз, когда очутилась у начала только что проложенной гравийной дороги, ведущей вверх по скале к Харп-Хаузу. Если Шоу мог чистить дорогу, то в состоянии вытащить и ее машину. Энни с трудом потащилась дальше. До того как переболела пневмонией, она могла спокойно одолеть подъем в гору. Сейчас же к тому времени, когда достигла вершины, легкие горели огнем и дыхание вырывалось со свистом. Далеко внизу, по сравнению с простиравшимся морем и неровными скалами Мэна, брошенной, предоставленной самой себе игрушкой смотрелся коттедж. Втянув еще огня в легкие, Энни заставила себя поднять голову. Перед ней высилась громада Харп-Хауза на фоне свинцово-оловянного неба. Вросший в гранит, открытый летним шквалам и зимним штормам, он бросал вызов сокрушавшим его стихиям. Другие летние домики на острове строились на более защищенной восточной стороне, но Харп-Хауз презирал легкие пути. Вопреки всему он вырастал из горного западного мыса и возвышался над морем обложенной булыжником, отвратительной коричневой деревянной крепостью с неприветливой башней. Весь он состоял из острых углов: остроконечные крыши, темные водосточные желоба, выступающие фронтоны. Как же Энни полюбила этот готический сумрак, когда приехала сюда жить после того, как ее мать вышла замуж за Эллиотта Харпа. Представляла себя обряженной в серое мышиного цвета платье, вцепившейся в дорожную сумку аристократку по рождению, но отчаявшуюся, без пенни в кармане, вынужденную занять скромное место гувернантки. Гордо подняв подбородок и распрямив плечи, она противостояла грубому – но неизменно привлекательному – хозяину дома с таким мужеством, что тот, в конце концов, безнадежно в нее влюблялся. Они венчались, и потом она заново отделывала дом. Не прошло много времени, как романтические мечты наивной пятнадцатилетней барышни, слишком много читавшей и совершенно неопытной, повстречались с жестокой реальностью. Задний двор с зияющим брюхом пустого бассейна выглядел довольно зловещим, а простые деревянные лестницы, ведущие к заднему и боковому входам, заменили на каменные ступени, которые охраняли горгульи. Энни миновала конюшню и проследовала по небрежно расчищенной лопатой тропинке к задней двери. Лучше бы Шоу был здесь, чем галопом носиться на одной из лошадей Эллиотта Харпа. Энни нажала кнопку звонка, но не услышала внутри перезвона. Дом был слишком большим. Она подождала и позвонила еще раз. Коврик у двери выглядел так, будто недавно на нем стряхивали с ног снег. Энни заколотила в дверь. Та со скрипом растворилась. Энни так замерзла, что без колебаний ступила в переднюю. Там на вешалках и крючках висели разнообразные предметы верхней одежды наравне со всевозможными швабрами и метлами. Энни завернула за угол, где открывался вход в кухню, и остановилась. Все изменилось. В кухне больше не было ни шкафов из орехового дерева, ни сверкающих сталью принадлежностей, которые, как она помнила, находились здесь восемнадцать лет назад. Вместо них помещение выглядело так, словно сжалось и перенеслось назад через кривое зеркало времени в девятнадцатое столетие. Стена между кухней и столовой для завтраков исчезла, от чего пространства стало вдвое больше прежнего. Высоко поднятые горизонтальные окна пропускали свет, но поскольку теперь они располагались по меньшей мере почти в двух метрах от пола, лишь самые высокие особы могли смотреть в них. Верхнюю половину стен покрывала грубая штукатурка, а нижняя часть облицована десятисантиметровыми простыми квадратными плитками белого цвета, некоторые со сколами по углам, другие потрескались от времени. Пол старый каменный, огромного размера закопченная пещера очага, пригодного, чтобы зажарить целого кабана или браконьера, у которого не хватило ума не попасться за охотой на землях хозяина. Вместо кухонных шкафов – грубо сколоченные полки с глиняными мисками и кувшинами. Высокие отдельно стоящие буфеты темного дерева возвышались по каждую сторону матово-черной печи «Ага» промышленного размера. В каменной деревенской раковине скопилась груда грязных тарелок. Медные кастрюли и ковшики не сверкающие отполированные, а с выбоинами и явно побывавшие в частом употреблении висели над длинным со следами царапин деревянным разделочным столом, предназначенным, чтобы отсекать на нем цыплячьи головы, рубить баранину или готовить силлабаб на обед его светлости. Кухня, должно быть, претерпела реконструкцию, однако какую-то причудливую реконструкцию, отбросившую помещение на два столетия назад. И зачем? «Беги! завизжала Пышка. – Здесь что-то странное творится!» Как бы Пышка ни закатывала истерики, Энни рассчитывала на деловую способность Милашки предусматривать все наперед, но Милашка отмалчивалась, и даже Негоднице не приходила на ум никакая острота. – Мистер Шоу? Голос Энни лишился привычной силы выражения. Когда ответа не последовало, она прошла дальше в кухню, оставляя на каменном полу мокрые следы. Снять ботинки? Да ни за что. Если придется спасаться бегством, то не в носках же? – Уилл? Ни звука. Энни миновала кладовую, пересекла узкий коридор, идущий вокруг столовой, и замешкалась у арочного проема в прихожую. Через переднюю дверь лишь слабенький свет проникал сквозь шесть квадратов стекла. Внушительная лестница из красного дерева все еще вела на лестничную площадку с мрачным окном из цветного стекла, ступени нынче покрывал ковер гнетущего темно-бордового цвета вместо цветочного многоцветья из прошлого. На мебели лежал тонкий налет пыли, по углам свисала паутина. Стены обшили толстыми панелями темного дерева, морские пейзажи заменились писаными маслом мрачными портретами богатеев и дам в платьях по моде девятнадцатого века, и ни один из которых, возможно, не был предком Эллиотта Харпа, что вел происхождение от ирландских крестьян. Но все это меркло на фоне рыцарских доспехов и чучела ворона, которые на входящих в дом навевали гнетущее впечатление. Энни услышала наверху шаги и подошла ближе к лестнице. – Мистер Шоу? Это Энни Хьюитт. Дверь была открыта, и я вошла. Она посмотрела наверх. Мне нужно Слова застряли на языке. На вершине лестницы стоял сам хозяин дома. Глава 2 Он медленно спускался с лестницы. Воплощенный в жизнь герой готического романа, одетый в жемчужно-серый жилет, снежно-белый галстук и темные бриджи, заправленные в высокие черные сапоги для верховой езды. Болтающийся сбоку предмет оказался дуэльным пистолетом со стальным стволом. По спине Энни словно провели ледяным пальцем. Она спешно прикинула, не вернулся ли лихорадочный бред или же воображение в конце концов сбросило ее с твердыни реальности. Однако то была не галлюцинация. Уж слишком настоящим казалось видение. Энни с трудом отвела взгляд от пистолета, сапог и жилета, чтобы рассмотреть самого мужчину. В тусклом сером свете волосы отливали как вороново крыло. Глаза яркой голубизны, чеканные черты лица. Мужчина не улыбался все в нем служило воплощением высокомерного джентльмена девятнадцатого столетия. Энни захотелось сделать реверанс. Убежать. Сказать, что ей на самом деле вовсе не нужна эта должность гувернантки. Мужчина очутился у подножия лестницы, и тогда она разглядела еще кое-что. Бледный шрам на конце брови. Шрам, которым лично его наградила. Его, Тео Харпа. С тех пор, как она видела его последний раз, миновало восемнадцать лет. Целых восемнадцать лет попыток похоронить память о том ужасном лете. «Беги! Беги со всех ног!» На сей раз в голове послышался не голос Пышки, а разумной практичной Милашки. И кое-кого еще «Ну вот Мы наконец-то и встретились». – Вечно презрительный тон Лео исчез, заменившись ее собственным голосом. С готической обстановкой идеально сочеталась холодная мужественная красота Харпа. Высокий, стройный, изящно распутный. Белый галстук оттенял смуглый цвет лица, унаследованный от матери-андалузки, и еще отдаленно угадывалась сохранившаяся подростковая худощавость. Но аура богатого владельца ничуть не изменилась. Он бесстрастно разглядывал Энни. – Что вам надо? У нее ведь было имя он прекрасно знал, как ее зовут, однако вел себя так, будто в дом проникла незнакомка. – Я ищу Уилла Шоу, – ответила Энни, ненавидя легкую дрожь в своем голосе. Харп ступил на мраморный пол, инкрустированный черными ромбами из оникса. – Шоу здесь больше не работает. – Тогда кто отвечает за коттедж? – Об этом следует спросить моего отца. Будто Энни запросто могла позвонить Эллиотту Харпу, проводившему зимы на юге Франции с третьей по счету женой, женщиной, которая, возможно, не сильно отличалась от Мэрайи. Живая непосредственность и эксцентричная манера одеваться в стиле одновременно и мужском и женском брюки-дудочки, белые мужские рубашки, красивые шарфы привлекли в свое время полдюжину любовников, в том числе и Эллиотта Харпа. Женитьба его на Мэрайе явилась мятежом на фоне кризиса среднего возраста против ультраконсервативного образа жизни. А Эллиотт дарил чувство защищенности, которое Мэрайя никогда не была способна достичь сама. В общем, они были обречены с самого начала. Энни подвернула пальцы в ботиночках, приказав себе не давать себя в обиду. – Можно узнать, где я могу найти Шоу? Харп чуть приподнял плечо, словно лень было тратить силы на полноценное пожатие. – Понятия не имею. В сцену вторгся звонок очень современного мобильного телефона. Энни не заметила, что Харп держал гладкий черный смартфон в другой руке той, что не поглаживала дуэльный пистолет. Пока хозяин дома вглядывался в дисплей, до Энни дошло, что именно этот человек прошлым вечером мчался через дорогу, не жалея прекрасное животное, на котором скакал. Впрочем, за Тео Харпом волочилось темное прошлое, когда дело доходило до благополучия живых существ, будь то животные или люди. Вновь накрыла тошнота. Энни наблюдала, как по грязному мраморному полу ползет паук. Харп молча слушал, что говорят в трубку. Через открытую дверь позади него, ту, что вела в библиотеку, виднелся огромный письменный стол красного дерева, принадлежавший Эллиотту Харпу. Выглядел стол заброшенным. Ни кружек кофе, ни желтых блокнотов, ни книг. Если Харп и работал над очередной книгой, то только не здесь. – Я слышал о твоей матери, – вдруг сказал он. Не «я сожалею о твоей потере». Впрочем, он насмотрелся в свое время, как Мэрайя третировала свою дочь. «Выпрямись, Антуанетта. Смотри людям в глаза. Как ты можешь ожидать, что тебя будут уважать?» А еще хуже: «Отдай мне книгу. Ты больше не будешь читать эту слюнявую чепуху. Только те книги, которые я скажу». Энни ненавидела все эти книги. Может, кто-то и сходил с ума по Мелвиллу, Прусту, Джойсу и Толстому, только Энни мечтала о романах, изображавших бесстрашных героинь, которые твердо стояли на земле, а не бросались под поезд. Тео Харп водил большим пальцем по ребру телефона, все еще поигрывая пистолетом в другой руке, и изучал ее импровизированное облачение бомжихи – красный плащ-капюшон, старый платок, поношенные замшевые ботиночки. Энни угодила в кошмар. Откуда этот пистолет? Причудливая экипировка? Почему дом выглядит так, словно перенесся на два столетия назад? И почему этот тип однажды уже пытался убить ее? «Он не просто хулиган, Эллиотт, – сказала Мэрайя тогдашнему своему мужу. У него что-то серьезно не в порядке с мозгами». Сейчас Энни поняла то, что не было ясным тем летом. Тео Харп – психически больной. Психопат. Эта ложь, манипулирование, жестокость Неприятные происшествия, которые его отец пытался списать на мальчишеские проделки, совсем не были озорством. Желудок отказывался успокоиться. Энни не нраву было, что она так боится. Харп переложил пистолет из левой руки в правую. – Энни, не приходи сюда больше. И снова взял над ней верх, а она терпеть этого не могла. Неизвестно откуда в коридор проник стон, словно из глубины измученной души. Энни повернулась, ища источник звука. – Что это? Она взглянула на Харпа и увидела, что он застигнут врасплох. Но быстро пришел в себя. – Это старый дом. – По мне, так совсем не похоже на скрипы старого дома. – Тебя это не касается. Он был прав. Энни больше не касались его дела. Она уже приготовилась уйти, но не сделала и полдюжины шагов, как стон повторился, на сей раз приглушеннее, но более зловеще, чем в первый раз, и из другого места. Она снова уставилась на хозяина дома. Тот насупился, плечи напряглись. – Сумасшедшая женушка на чердаке? подсказала Энни. – Ветер, – ответил он с видом «только попробуй опровергнуть». Энни обхватила себя руками, ощущая под ладонями мягкую шерсть плаща. – На твоем месте я бы оставила включенным свет. Держать голову прямо, проходя через прихожую в задний коридор, сил еще хватило, но дойдя до кухни, Энни остановилась и плотнее запахнула плащ. В углу в переполненной мусорной корзине виднелись коробка замороженных вафель, пустая упаковка из-под крэкеров «Голдфиш» и бутылка из-под кетчупа. Тео Харп был сумасшедшим. Не легкой сумасшедшинкой любителя плохих шуток, а серьезной повернутостью типа, который держит трупы в подвале. На сей раз, выйдя на арктический воздух, Энни дрожала не только от холода. Ее охватило отчаяние. Она выпрямилась. У Тео смартфон Значит, в доме есть прием. Может, телефон ловит и отсюда? Энни вытащила свой доисторический мобильник из кармана, отыскала у пустынного окна защищенное от ветра место и включила телефон. Через секунду появился сигнал. Руки тряслись, когда она набирала номер так называемой ратуши. Ответила какая-то женщина, назвавшаяся Барбарой Роуз. – Уилл Шоу с семьей покинули остров в прошлом месяце, – сообщила она. За пару дней до того, как здесь появился Тео Харп. Сердце Энни заныло. – Такова молодежь, – продолжала вещать Барбара. Бегут отсюда. Последние годы падает ловля омаров. По крайней мере теперь стало понятно, почему Шоу не ответил на ее е-мейл. Энни облизала губы. – Хотелось бы знать Во сколько мне обойдется, если попросить кого-нибудь прийти и помочь мне? Она обрисовала несчастье с машиной, а также свое полное незнание, как обращаться с гранульной топкой и генератором. – Я пришлю своего мужа, как только он вернется домой, – живо откликнулась Барбара. У нас так принято. Мы тут помогаем друг другу. Ждите не дольше, чем через час. – Правда? Это так Это просто здорово. Энни услышала тихое ржание изнутри конюшни. В то далекое лето это здание было выкрашено в бледно-серый цвет. А теперь в темно-коричневый, как и ближайшая беседка. Энни посмотрела в сторону дома. – Все так сожалеют о вашей потере, – посочувствовала Барбара. Мы будем скучать по вашей маме. Она несла культуру на остров наравне с другими известными людьми. – Спасибо. Вначале Энни решила, что это игра света. Она моргнула, но явление не исчезло. С верхнего окна на нее смотрел бледный овал. – Букер вытащит вашу машину, а потом покажет, как обращаться с топкой и генератором. Барбара помолчала. Вы уже видели Тео Харпа? Так же быстро как появилось, лицо исчезло. Энни была слишком далеко, чтобы разглядеть черты, но они явно принадлежали не Тео. Женщине? Ребенку? Сумасшедшей жене, которую он прятал наверху? – Только мельком. Энни пристально вглядывалась в пустое окно. Тео с кем-то приехал? – Нет, приехал один. Может, вы не слышали, но его жена умерла в прошлом году. Вот как? Энни отвела взгляд от окна, пока у нее снова не разыгралось воображение. Потом поблагодарила Барбару и пустилась в обратный путь к Коттеджу Лунного странника. Невзирая на холод, боль в груди и зловещее лицо, увиденное в окне, она немного приободрилась. Скоро ей вытащат из сугроба машину, дадут воду и электричество. И она целеустремленно начнет поиски того, что оставила ей мать. Коттедж всего-то ничего. Найти будет нетрудно. В который раз Энни захотелось продать коттедж, однако все, что связано с Мэрайей и Эллиоттом Харпом, всегда обрастало какими-нибудь трудностями. Энни остановилась, чтобы перевести дух. Дед Эллиотта построил Харп-Хауз на заре двадцатого века, а Эллиотт приобрел прилегающую собственность, включая Коттедж Лунного странника. По непонятным причинам Мэрайя любила этот коттедж и во время бракоразводного процесса потребовала, чтобы Эллиотт отдал ей домик. Бывший супруг отказывался, но со временем было составлено окончательное решение о разводе и стороны достигли соглашения. Коттедж остается в пользовании Мэрайи, пока она проводит в нем непрерывно шестьдесят дней в году. Иначе он возвращается к Харпам. Никаких перерывов. Никаких переделок в доме. Если она уедет до истечения шестидесяти дней, то может больше не возвращаться, чтобы начать сначала. Мэрайя была горожанкой, и Эллиотт думал, что обхитрил ее. Если бы она покинула остров хоть на ночь за два месяца, то потеряла бы дом навсегда. Однако, к его ужасу, исход дела устроил бывшую жену. Она любила остров, а не Эллиотта, и раз уж не могла встречаться с друзьями, то приглашала их гостить у себя. В числе их были как успешные художники, так и новые таланты, которых ей хотелось поддержать. Всех их привечали и с радостью предоставляли возможность рисовать, писать, творить в студии коттеджа. Всем этим художникам Мэрайя покровительствовала охотнее, чем заботилась о собственной дочери. Энни закуталась в плащ и продолжила путь. Она унаследовала коттедж вместе с теми же условиями, с которыми согласилась ее мать. Обязанность проводить здесь непрерывно шестьдесят дней, или дом снова будет принадлежать семье Харпов. Но в отличие от матери Энни ненавидела остров. Впрочем, сейчас ей некуда пойти – если только она не почтет домом изъеденный молью матрас в кладовой кофейни, где работала прежде. Между болезнью матери и своей собственной она не могла толком работать, и у нее не было ни сил, ни денег снять другое жилье. К тому времени, когда она дошла до заледенелого болота, ноги отказывались служить. Энни отвлекалась тем, что практиковалась издавать зловещие стоны в различных вариациях. У нее вырвалось нечто похожее на смех. Может, она и никудышная актриса, зато преуспела как чревовещатель. И Тео Харп ведь ничего не заподозрил. На следующее утро у Энни появились вода и электричество, и хотя в доме было промозгло, он вполне годился для жилья. Благодаря словоохотливому мужу Барбары Роуз, Букеру, Энни узнала, что возвращение Тео Харпа вызвало на острове толки. – Какая трагедия случилась с его женой, – говорил Букер, показывая Энни, как не давать замерзнуть трубам, как обращаться с генератором и сберечь газ. Мы все очень переживали за мальчика. Он странный и всегда держался в стороне, но проводил здесь почти каждое лето. Вы читали его книги? Энни терпеть не могла признаваться в этом, поэтому неопределенно повела плечами. – У жены от них кошмары почище, чем от Стивена Кинга, – поведал Буккер. Не представляю, откуда он такое берет. «Курорт» был излишне жутким романом о психлечебнице для маньяков-уголовников, где имелась комната, переносившая обитателей особенно тех, кто наслаждался пытками, назад в прошлое. Энни эту книгу ненавидела. Благодаря бабушке у Тео Харпа имелся кругленький трастовый фонд, поэтому необходимости зарабатывать на жизнь писательством не было. И в глазах Энни это, скорее, служило поводом считать его творчество предосудительным, даже если оно хорошо продавалось. Предполагалось, что Харп работал над продолжением, а уж его она точно читать не собиралась. После ухода Букера Энни распаковала продукты, которые купила на материке, проверила все окна, приставила металлический столик к передней двери и проспала двенадцать часов кряду. Как всегда, проснулась от кашля и с мыслями о деньгах. Она тонула в долгах и до тошноты переживала из-за этого. Лежа под одеялами, Энни таращилась в потолок, пытаясь найти выход из положения. После того как у Мэрайи нашли рак, она впервые стала нуждаться в дочери, и Энни всегда была рядом и даже отказалась от своей работы, когда дошло до того, что стало нельзя оставить мать одну. – Как я могла воспитать такое робкое дитя? обычно вопрошала Мэрайя. Однако в конце она стала бояться остаться одной, цепляясь за Энни и умоляя не покидать ее. Энни потратила свои скудные сбережения на то, чтобы оплатить аренду любимой манхэттенской квартиры Мэрайи, чтобы матери не пришлось съехать, потом впервые в жизни завела кредитную карту. Покупала средства на травах, поскольку Мэрайя клялась, что они ей помогают, приобретала книги, питающие творческую натуру матери-художницы, и оплачивала специальное питание, не позволявшее ей так сильно терять вес. Чем больше слабела Мэрайя, тем больше становилась благодарной. – Не представляю, что бы я делала без тебя. Эти слова проливались бальзамом на душу маленькой девочки, которая еще жила в глубине сердца взрослой Энни, страстно желавшей заслужить одобрение своей критичной матери. Возможно, Энни бы умудрилась остаться на плаву, если бы не решила исполнить мечту матери о последнем путешествии в Лондон. Взяв еще кредитные карты, она неделю возила мать в инвалидном кресле по музеям и самым ее любимым галереям. Момент, когда в галерее «Тейт Модерн» они остановились перед огромным красно-серым полотном Нивена Гарра, показал, что жертвы дочери стоили того. Мэрайя прижалась губами к ладони Энни и произнесла слова, которые она жаждала услышать всю жизнь: «Я люблю тебя». Энни с трудом выползла из постели и провела утро, обыскивая пять комнат коттеджа: гостиную, кухню, ванную, спальню и студию, служившую также гостевой комнатой. Художники, которые время от времени гостили здесь, дарили Мэрайе картины и небольшие скульптуры, более ценные из которых мать давным-давно продала. Однако что именно она сохранила? Неожиданных находок Энни не попалось. Бугристый ярко-розовый диван и темно-коричневое футуристическое кресло, тайская богиня из камня, птичьи черепа, картина во всю стену, на которой изображен перевернутый вверх тормашками вяз. Мешанина предметов и стилей мебели объединялась безупречным чувством цвета матери однотонные стены и плотная обивочная ткань барвинкового, оливкового и темно-серого оттенков. Бивший по глазам ярко-розовый цвет дивана наряду с уродливым радужным пластмассовым стулом в форме русалки служили, чтобы потрясать зрителя. Пока Энни грезила над второй чашкой кофе, то решила, что ей нужно провести более систематические поиски. Она начала с гостиной, занося каждый предмет искусства и его описание в блокнот. Было бы легче, если бы Мэрайя сказала, что искать. Или если бы Энни могла продать коттедж. Тут надула губы Пышка. «Незачем было возить свою мать в Лондон. Лучше бы купила мне новое платье. И диадему». «Ты правильно поступила, – возразил вечно преданный Питер. Мэрайя была неплохим человеком, просто никудышной матерью». Милашка произнесла в своей обычной воспитанной манере, но слова от этого ужалили ничуть не меньше: «Ты сделала это для нее или ради себя?» Лео просто спросил с издевкой: «Все, чтобы завоевать мамочкину любовь, да, Антуанетта?» Вот так обстояли дела с куклами. Они говорили правду, которую ей не хотелось слышать. Энни выглянула в окно и увидела, как что-то движется вдали. Лошадь и всадник, четко различимые на фоне океана, серого и белого, ворвавшиеся в зимний пейзаж, словно все демоны ада гнались за ними. После еще одного дня дремоты с приступами кашля, потворствования своему хобби рисования глуповатых мультяшных ребятишек, – дабы поднять себе дух, Энни больше не могла игнорировать проблему с сотовой связью. Выпавший за последнюю ночь снег превратил уже и так опасную дорогу в непроезжую, а это означало еще один поход на вершину скалы в поисках сигнала. Но на этот раз Энни решила держаться подальше от Харп-Хауза. Пуховик подходил для карабканья по скалам лучше, чем то отрепье, в которое она снарядилась в последний раз. Несмотря на резкий холод, временами выглядывало солнце, и тогда свежевыпавший снег искрился, словно присыпанный блестками. Однако забота чересчур обуревала Энни, чтобы дать насладиться красотой. Ей нужно было больше, чем просто мобильная связь. Ей требовался доступ к Интернету. Чтобы не дать преимущество над собой посреднику, нужно изучить все, что перечислено в инвентарном списке, а как ей это удастся? Коттедж не оснастили спутниковой связью. Летом в отеле и гостиницах предлагали свободный доступ к сети, но теперь их закрыли, и даже будь машина на ходу, чтобы доехать до городка, Энни представить не могла, как стучится в двери и ищет того, кто разрешит ей полазить в интернете. Даже в теплом пальто, красной вязаной шапочке, которую Энни натянула на непокорные волосы, и закутав нос и рот шарфом, чтобы защитить дыхание, к тому времени, как она добралась до вершины, ее трясло от холода. Оглядев дом и окрестности, чтобы убедиться, что поблизости нет Тео, Энни нашла укромное место позади беседки и позвонила в несколько мест в начальную школу в Нью-Джерси, где ей не заплатили за последнее представление, и комиссионный магазин, в котором оставила последнюю приличную мебель из квартиры матери. Ее собственная убогая мебель не годилась на продажу, и Энни просто вытащила ту на улицу и поставила у тротуара. Ей было так паршиво, что и деньги не заботили. «Я уплачу твои долги, – провозгласил Питер. Я спасу тебя». Тут ее отвлек шорох. Энни огляделась и увидела незнакомое дитя, сидевшее на корточках под низкими лапами большой красной ели. На вид девчушке было три или четыре года – маловато, чтобы гулять одной. Одета в розовый пуховичок и вельветовые штанишки ни рукавичек, ни сапожек, прямые светло-каштановые волосы не прикрыты шапочкой. Энни вспомнила лицо в окне. Должно быть, это ребенок Тео. Она ужаснулась, представив Тео отцом. Бедная девчушка. Судя по тому, что тепло ее не одели, за ребенком смотрели из рук вон плохо. В свете того, что Энни знала о прошлом Тео, это, возможно, наименьший из его родительских грехов. Девочка поняла, что незнакомка ее видит, и спряталась под ветви. Энни нагнулась и заглянула под дерево. – Эй там. Я не хотела тебя напугать. Мне просто нужно было позвонить. Дите просто таращилось на нее, но Энни сталкивалась с куда большими трудностями, чем иметь дело с застенчивым ребенком. – Я Энни, на самом деле Антуанетта, но так меня никто не зовет. А ты кто? Девочка не ответила. – Снежная фея? Или может быть снежный зайчик? Никакого ответа. – Спорим, ты белочка. Но я не вижу орешков вокруг. Может, ты белочка, которая любит пирожные? Обычно на такую глупость отвечают даже самые застенчивые детишки, но девчушка никак не прореагировала. Она была не глухая, поскольку вертела головой, как птичка, но судя по этим внимательным большим глазенкам, Энни понимала: что-то не в порядке. – Ливия – Раздался приглушенный женский голос, словно говорившая не хотела, чтобы кто-то в доме услышал ее. Ливия, где ты? Иди сюда сейчас же. Любопытство взяло верх, и Энни вышла, обогнув беседку. Она увидела хорошенькую женщину с длинными роскошными белокурыми волосами, зачесанными на одну сторону, и округлыми формами, которые не могли скрыть даже джинсы и мешковатый свитер. Женщина неловко опиралась на пару костылей. Ливия! Что-то знакомое проглядывало в женщине. Энни выступила из тени. – Джейси? Женщина покачнулась на костылях. – Энни? Джейси Миллс со своим отцом жила в Коттедже Лунного странника до того, как его купил Эллиотт. Энни не видела ее долгие годы, но вряд ли можно забыть человека, который однажды спас тебе жизнь. Розовая вспышка, оказавшаяся маленькой девочкой Ливией, метнулась к кухонной двери, только замелькали облепленные снегом красные кеды. Джейси снова зашаталась на костылях. Ливия, я не разрешала тебе выходить наружу. И опять заговорила странным свистящим шепотом: Мы же с тобой об этом говорили. – Ливия взглянула на нее, но не произнесла ни словечка. – Иди сними кеды. – Девчушка исчезла, а Джейси посмотрела на Энни: – Я слышала, что ты вернулась на остров, но не ожидала увидеть тебя здесь. Энни подошла поближе, но остановилась в тени деревьев. – У меня в коттедже нет сигнала, а мне нужно было позвонить. В детстве насколько Тео и его сестра-близняшка были темными, настолько Джейси была светловолосой, и сейчас ничего не изменилось. Хотя она больше не напоминала скелет, обтянутый кожей, как когда-то, миловидные черты имели ту же расплывчатую привлекательность, словно Джейси стояла за запотевшими стеклами. Но откуда она здесь? Словно прочтя мысли Энни, Джейси сказала: – Я работаю здесь экономкой. – Более тоскливую должность Энни представить не могла. Джейси неуклюжим жестом пригласила ее в кухню: Заходи. Энни не могла зайти, и у нее имелась идеальная отговорка. – Лорд Тео приказал мне держаться подальше. Имя слетело с губ, как прогорклое масло. Джейси всегда была серьезнее их всех и сейчас не откликнулась на шутку Энни. Будучи дочерью пьяницы-ловца омаров, она привыкла к взрослой ответственности и, хотя была младшей в их четвертке, на год меньше, чем Энни, и на два – чем близнецы Харпы, казалась самой взрослой. – Тео спускается лишь раз среди ночи, – заявила Джейси. Он даже не будет знать, что ты здесь. Очевидно ей было невдомек, что Тео совершал вылазки помимо ночных экскурсий. – Я правда не могу. – Пожалуйста, – попросила Джейси. Поговорить бы для разнообразия хоть с кем-то, кто вышел из детского возраста. Приглашение звучало больше как мольба. Энни была в долгу перед Джейси, и как бы ни хотелось отказаться, уйти было бы нехорошо. Она собрала себя в кулак и пересекла открытое пространство двора быстро на случай, если Тео вздумается выглянуть в окно. Взбираясь на крыльцо, охраняемое горгульями, она вынуждена была напомнить себе, что денечки, когда он мог ее терроризировать, миновали. Джейси стояла в проеме задней двери. Она увидела, что Энни загляделась на фиолетового бегемотика, нелепо торчавшего с одной стороны из-под мышки, и розового мишку с другой стороны. – Это моей дочки. – Значит, Ливия дочь Джейси. А не Тео. – Костыли натирают подмышки до боли, – пояснила Джейси, отступая и давая Энни войти в дом. Привязываю игрушки для мягкости. Помогает. – И служит темой для интересной беседы. Джейси просто кивнула: ее серьезность была явно не в ладах с забавными зверушками. Несмотря на то, что Джейси сделала для Энни тем давним летом, они никогда не были близкими подругами. Во время ее кратких визитов на остров после развода матери Энни разыскала Джейси, но сдержанность ее спасительницы делала встречи неловкими. Энни вытерла ботинки о коврик сразу за дверью. – Как ты умудрилась получить травму? – Поскользнулась на льду две недели назад. Не разувайся, – сказала Джейси, когда Энни наклонилась, чтобы скинуть обувь. Пол такой грязный, что без разницы, если натащишь снега. Она нескладно поковыляла из прихожей в кухню. Энни все равно разулась, только пожалела об этом, когда холод от каменного пола проник сквозь носки. Она закашлялась и прочистила нос. Кухня показалась еще темнее, чем в прошлый раз, вплоть до копоти в очаге. В раковине громоздилось еще больше кастрюль, чем два дня назад, мусорное ведро переполнено, полы нуждались в мытье. В целом картина производила гнетущее впечатление. Ливия куда-то исчезла, а Джейси упала на деревянный стул с прямой спинкой у длинного стола, стоявшего в центре кухни. – Я знаю, кругом беспорядок, – призналась она, – но с тех пор, как произошел этот несчастный случай, приходится сильно постараться, чтобы сделать работу. В Джейси проглядывало какое-то напряжение, которого на памяти Энни не было, – не только в обкусанных ногтях, но и в судорожных нервных жестах. – Похоже, нога у тебя болит, – заметила Энни. – Худшего времени она выбрать не могла. Смотришь, большинство людей приспосабливается к костылям, однако я явно не из их числа. Джейси руками подняла ногу и пристроила на ближайшем стуле. – Тео и так не хотел, чтобы я была здесь, а сейчас, когда все из рук валится – Она подняла руки и, словно забыв, куда их деть, уронила на колени. Садись. Я бы предложила кофе, но с ним много хлопот. – Не стоит беспокоиться. – Пока Энни усаживалась наискосок от Джейси, в кухню вернулась Ливия, обнимавшая замызганного котенка в розовую и белую полоску. Уже без обуви и курточки, но в фиолетовых брючках с мокрыми отворотами. Джейси, кажется, заметила, но покорно снесла. Энни улыбнулась девочке: – Сколько тебе, лет, Ливия? – Четыре, – ответила за дочь Джейси. Ливия, пол холодный. Надень тапочки. Все еще не произнеся ни словечка, ребенок снова исчез. Энни хотела спросить о малышке, но ей показалось, что это будет навязчивым, поэтому ограничилась вопросом о кухне: – Что здесь случилось? Все так изменилось. – Правда ужасно? Это все жена Эллиотта, Синтия, она помешана на всем британском, хотя сама родилась в Северной Дакоте. Ей взбрело в голову превратить дом в особняк девятнадцатого века и каким-то образом удалось убедить Эллиотта потратить целое состояние. Переделали все, включая кухню. Куча денег на такое уродство. А они даже не приезжали прошлым летом. – Выглядит, как бред сумасшедшего. Энни уперлась пятками в перекладину стула, чтобы не ставить ноги на каменный пол. – Моя подруга Лиза ну, ты ее не знаешь. Тем летом ее не было на острове. Так вот. Лиза в восторге от затеи Синтии. Только Лизе здесь не довелось работать. – Джейси посмотрела на свои обломанные ногти. Я так радовалась, когда Лиза рекомендовала меня Синтии на должность экономки после того, как уехал Уилл. Зимой здесь невозможно найти работу. Стул заскрипел, когда Джейси попыталась устроиться поудобнее. Но теперь, когда я сломала ногу, Тео собирается уволить меня. Энни сжала челюсти. – Типично для Тео Харпа – пинать беспомощных. – Кажется, он сейчас изменился. Ну, я не знаю. Ее тоскливое выражение напомнило Энни почти позабытое: как Джейси смотрела на Тео тем летом, словно он олицетворял целый мир. Наверно, я надеялась, что мы будем видеться чаще. Разговаривать, общаться. Итак, Джейси все еще сохнет по нему. Энни вспомнила, что завидовала нежной миловидности блондинки Джейси, хотя Тео не очень-то обращал на нее внимания, и попыталась заметить тактично: – Может, тебе, считай, повезло. В смысле романтических перспектив с Тео уж точно взять нечего. – Наверно. Он какой-то странный. Никто сюда не приезжает, он редко выбирается в город. Бродит по дому всю ночь, а днем или скачет на лошади, или пишет, запершись в башне. Там он и обитает, а не в доме. Может, все писатели странные. Целыми днями его не вижу. – Я здесь всего два дня, а уже на него наткнулась. – Вот как? Должно быть, когда мы с Ливией болели, иначе я бы тебя увидела. Мы спали почти весь день тогда. Энни вспомнила личико в окне второго этажа. Может, Джейси и спала, но Ливия бродила по дому. – Тео живет в башне, где обычно останавливалась его бабушка? Джейси кивнула и поправила ногу на стуле. – Там своя кухня. До того, как я сломала ногу, я там торчала. Однако сейчас не могу подниматься по ступенькам, поэтому приходится посылать все по кухонному лифту. Энни прекрасно помнила этот лифт. Однажды Тео запихнул ее туда и оставил торчать между этажами. Она посмотрела на круглый циферблат старинных настенных часов. Сколько еще нужно посидеть, чтобы уместно было уйти? Джейси вытащила из кармана сотовый еще один новейший смартфон и положила на стол. – Иногда он мне шлет смски, когда ему что-нибудь нужно. Но с моей ногой много не сделаешь. Он с самого начала не желал брать меня на работу, но Синтия настояла. Теперь я дала ему повод от меня избавиться. Энни хотелось чем-нибудь приободрить, но Джейси должна достаточно знать Тео, чтобы понять, что он поступает согласно своим желаниям. Джейси подобрала блестящую наклейку с Маленьким пони, прилипшую к грубо сколоченному столу для слуг. – Ливия для меня все. Все, что у меня осталось. Она говорила не с жалостью к себе, а, скорее, как констатацию факта. Если я потеряю работу, то другой не найду. Она неловко поднялась. Прости, что все это вывалила на тебя. Последнее время не с кем пообщаться, кроме своей четырехлетки. – Четырехлетки, которая не разговаривает. Джейси кивнула на старый огромный ледник. – Мне нужно готовить ужин. Энни поднялась. – Давай помогу. Несмотря на усталость, ей казалось, что неплохо бы помочь с делами еще кому-то. – Да нет, все нормально. – Джейси потянула защелку и открыла дверцу, явив внутренность очень современного холодильника. Потом уставилась на содержимое. Мечтала, когда вырасту, уехать отсюда подальше. А потом вышла замуж за ловца омаров и навечно застряла здесь. – Я его знаю? – Он был старше, поэтому вряд ли. Нед Грейсон. Первый красавчик на острове. Из-за этого я на время забыла, как ненавидела здешние места. Она вытащила чашку, покрытую пленкой. Он умер прошлым летом. – Прими соболезнования. Джейси невесело рассмеялась. – Ни к чему. Выяснилось, что у него вредный нрав и большие кулаки, которые он не боялся пускать в ход. Особенно против меня. – О, Джейси – Из-за ее ауры уязвимости вдвойне ужасно было представить, что над ней издевались. Джейси крепко прижала чашку свободной рукой. – Какая ирония. Я думала, что мои переломы остались в прошлом с его смертью. Она толкнула бедром дверцу холодильника, чтобы закрыть, и потеряла равновесие в последнюю минуту. Костыли упали на пол вместе с чашкой. Та разбилась, во все стороны полетели брызги чили и стекла. – Вот дерьмо! Злые жгучие слезы заволокли глаза Джейси. Чили заляпало ей джинсы и тапочки, а еще пол и буфет. Повсюду валялись осколки стекла. Энни кинулась к ней. – Сейчас уберем. Я сама сделаю. Джейси прислонилась в изнеможении к леднику и уставилась на беспорядок. – Я не могу зависеть от других. Мне нужно самой о себе заботиться. – Только не сейчас, как можно тверже заявила Энни. Скажи, где здесь мусорное ведро. Она провозилась остаток дня. И неважно, насколько уставшей была: оставить знакомого человека в такой ситуации даже речь не шла. Энни убрала чили и исхитрилась вымыть посуду в раковине, изо всех сил стараясь не кашлять в присутствии Джейси. И все время держалась настороже, не появится ли Тео Харп, нервничала, зная, что он так близко, однако никогда не показала бы это Джейси. Перед уходом Энни сотворила нечто, что раньше и представить не могла: собрала ему ужин. Она созерцала чашку томатного супа, остатки гамбургера, рис мгновенного приготовления и замороженную кукурузу. – Наверно у тебя не найдется в заначке крысиный яд, – сказала она, пока Джейси ковыляла по кухне. Ну и ладно. Эта кормежка сама по себе уже отрава. – Он и не заметит. Ему неважно, чем питаться. Ему важно только мучить людей. Энни отнесла поднос с ужином в задний коридор. Пока устраивала его на подъемник, вспомнила, как было страшно сидеть замкнутой в тесном пространстве. Темно было хоть глаз выколи. Она свернулась в комочек, прижав коленки к груди. За этот поступок Тео наказали, заставив просидеть два дня в его комнате, и только Энни замечала, что его сестра-близняшка Риган тайно прокрадывалась к нему составить компанию. Насколько Риган была скромной и ласковой, настолько Тео был противным и эгоистичным. Однако если Риган не играла на гобое и не писала стихи в фиолетовой тетради, братец и сестра были неразлучны. Энни подозревала, что они с Риган стали бы настоящими подругами, если бы Тео не делал все возможное, чтобы этому помешать. Когда настало время Энни уходить, у Джейси на глазах навернулись слезы. – Не знаю, как тебя благодарить. Энни скрыла усталость. – Ты уже это сделала. Восемнадцать лет назад. Она замешкалась, зная, что не хочется, но нужно сделать единственный выбор, с которым сможет жить. Приду завтра ненадолго и помогу. Джейси распахнула глаза. – Ну что ты, не надо! – Да мне полезно, – солгала Энни. Удержусь от тяжких дум. И тут ей пришла новая мысль. В доме есть беспроводной интернет? И когда Джейси кивнула, Энни выдавила улыбку: Идеально. Я принесу свой ноутбук. Ты будешь мне помогать. Мне нужно сделать кое-какие изыскания. Джейси схватила какую-то тряпку и прижала к глазам: – Спасибо. Это много значит. Джейси отправилась искать Ливию, а Энни пошла надеть пальто. Несмотря на крайнюю усталость, она была рада вернуть старый долг. И уже начала натягивать перчатки, как вдруг заколебалась. Из головы никак не выходила история с кухонным лифтом. «Давай, – нашептывала Негодница. – Ты же знаешь, что хочешь». «А ты не считаешь, что это немного по-детски?» подала реплику Милашка. «Конечно», – согласилась Негодница. Энни помнила, как в юности отчаянно хотела заставить Тео полюбить ее. Она прокралась через кухню. Как можно тише вошла в задний коридор и пробралась по узкому проходу до конца. И там уставилась на дверцу кухонного лифта. У Эдгара Алана По монополия на «Никогда» из «Ворона», а «Розовый бутон» из сериала «Коломбо» вряд ли испугает. Фраза «Ты умрешь через семь дней» из ужастика «Звонок» кажется чересчур специфичной. Однако Энни много смотрела телевизор, когда болела, включая и «Апокалипсис сегодня». Она открыла дверцу лифта, сунула голову и произнесла тихим замогильным голосом: – Ужас – Слово развернулось шипящей змеей. Ужжжас (*) Энни вся покрылась мурашками. «Фу!» радостно воскликнула Негодница. «По-детски, но пойдет», – поддержала Милашка. Энни поспешно вернулась по тому же пути, как и пришла, и вышла наружу. Держась в тени, где ее не было видно с башни, она пошла по подъездной дороге. Харп-Хауз наконец обрел заслуженное привидение. ______________________________________________ * Предсмертные слова полковника Куртца, которыми кончается фильм. Глава 3 Наутро Энни проснулась с чуть более бодрым настроением. Идея постепенно довести Тео Харпа до ручки так грела душу, что поневоле почувствуешь себя лучше. Написать все эти жуткие книги мог только человек с богатым воображением. И разве есть что-то справедливее, чем обратить это самое воображение против него? Энни задумалась, чего бы еще могла добиться на этом поприще, и позволила себе немножко помечтать о Тео в смирительной рубашке, запертом в сумасшедшем доме за стальными решетками. «А еще там по полу будут ползать змеи!» – добавила Негодница. «Ага, прямо вот так легко он тебе и сдался», – усмехнулся Лео. Энни, так и не справившись толком с волосами, отбросила расческу. Натянула джинсы, кофточку, серую футболку с длинными рукавами и в довершение всего толстовку, каким-то чудом пережившую колледж. По пути из спальни в гостиную Энни наткнулась взглядом на результат того, что сделала вчера, прежде чем отправиться спать. Черепа мелких животных, которые у Мэрайи стояли в чаше, обрамленной колючей проволокой, ныне покоились на дне мусорного ведра. Может, мать вместе с Джорджией О’Киф (*) и считали кости красивыми, но Энни их страсть не разделяла, и если уж ей предстоит провести здесь два месяца, то хотелось бы чувствовать себя хоть более-менее уютно. К сожалению, коттедж был таким небольшим, что переливающееся всеми цветами радуги кресло в виде русалки оказалось просто некуда запихнуть с глаз долой. Энни попыталась на нем сидеть, но отказалась от затеи, когда в спину вонзились гипсовые груди. А вот еще две находки ее встревожили номер «Портлэнд Пресс Геральд» недельной давности и упаковка свежемолотого кофе на кухне. Кто-то недавно побывал в доме. Энни выпила чашку этого самого кофе и заставила себя проглотить тост с желе. Перспектива возвращаться в Харп-Хауз наводила ужас, но по крайней мере там можно воспользоваться беспроводным доступом к интернету. Энни уставилась на полотно, изображавшее перевернутое дерево.Возможно, к концу дня она выяснит, кто же такой или такая Р.Коннор и имеет ли его или ее работа какую-либо ценность. Оттягивать дольше было нельзя. Энни сложила в рюкзак блокнот с инвентаризационным списком, ноутбук и еще пару вещей, закуталась потеплее и неохотно пустилась в свое путешествие к Харп-Хаузу. Перейдя восточную границу болота, она посмотрела на деревянный мостик. Если пойти в обход, дорога получится длиннее. Хватит уже избегать Тео. Да, она пройдет по мосту. Но не сегодня. Энни встретила Тео и Риган Харп две недели спустя после того, как Мэрайя и Эллиотт вместе съездили на Карибы, откуда вернулись уже мужем и женой. Близнецы как раз поднимались по ступенькам на утес с пляжа. Первой появилась Риган загорелая, с длинными ногами и развевающимися вокруг милого личика темными волосами. А затем Энни увидела Тео. Даже в шестнадцать, со следами от прыщей на лбу и носом, выделявшемся на еще не сформировавшемся лице, он приковывал к себе внимание, держался особняком и мгновенно покорил Энни. Тео же смотрел на нее с неприкрытой скукой. Энни отчаянно старалась им понравиться, но, смущенная самоуверенностью брата и сестры, немела в их присутствии. Если Риган была открытой и милой, то Тео грубым и резким. Эллиотт привык баловать своих детей, пытаясь возместить им отсутствие матери: она ушла, когда им было всего пять лет. Однако настоял, чтобы Энни участвовала в жизни близнецов. Тео сухо пригласил ее покататься с ними на паруснике, но когда Энни пришла на причал, расположенный между Харп-Хаузом и Коттеджем Лунного странника, Тео, Риган и Джейси уже уплыли без нее. На следующий день она прибежала на час раньше а они вовсе не пришли. Однажды Тео посоветовал Энни сходить посмотреть на обломки старого судна ловцов омаров недалеко от берега. Слишком поздно бедняжка поняла, что остов облюбовали для гнезд чайки. Они кинулись на Энни, били ее крыльями, одна даже клюнула в голову, прямо как в сцене из хичкоковских «Птиц». С тех пор Энни с опаской относилась к пернатым. Дальнейшие злоключения можно перечислять бесконечно: дохлая рыба в кровати, грубые тычки в бассейне. Однажды ночью ее бросили одну на пляже. Энни встряхнулась, отгоняя воспоминания. Какое счастье, что ей больше не пятнадцать. Закашлявшись, она остановилась перевести дух и поняла, что это первый приступ за все утро. Может, болезнь наконец-то проходит. Энни представила себя в теплом офисе за удобным столом и хорошим компьютером, как корпит над скучной до слез, зато стабильно оплачиваемой работой. «А как же мы?» – захныкала Пышка. «Энни нужна настоящая работа, – заметила благоразумная Милашка. Нельзя же вечно жить как перекати-поле». «Надо было тебе сделать порно-кукол, – высунулась Негодница с ценным советом. В разы больше бы заработала». Идеей о порно-куклах Энни развлекалась, когда становилось совсем дурно от лихорадки. Наконец Энни вскарабкалась на утес. Проходя мимо стойла, она услышала ржание лошади и едва успела спрятаться за деревьями, как из дверей быстрым шагом вышел Тео. Энни мерзла даже в куртке на пуху, а он надел лишь темно-серый свитер, джинсы и сапоги для верховой езды. Хозяин дома остановился. Энни была у него за спиной, однако деревья росли слишком редко, поэтому ей оставалось лишь молиться, чтобы он не обернулся. Порыв ветра в бешенстве закрутил призрачный снежный вихрь. Тео схватился за край свитера и стянул его через голову. Под одеждой ничего не оказалось. Энни изумленно уставилась на Тео. Тот стоял, не шевелясь, обнаженный по пояс, бросая вызов мэнской зиме, и ветер трепал темные пряди его волос. Прямо как в одной из старых «мыльных опер», где режиссер использует любой повод, лишь бы герой снял рубашку. Вот только сейчас было жутко холодно, Тео Харп на героя никак не тянул, и объяснить его поведение можно было разве что душевным нездоровьем. Он сжал кулаки, задрал подбородок и посмотрел на дом. Как кто-то столь красивый может быть таким жестоким? Твердая ровная спина широкие мощные плечи то, как Тео стоял на фоне неба так странно. Он казался не столько смертным человеком, сколько частью ландшафта древним существом, которому нет нужды в таких мелочах как тепло, еда любовь. Энни поежилась, глядя вслед Тео, который исчез в дверях башни, так и неся свитер в руке. ________________________________________________________ * Джорджия Тотто О’Киф (англ. Georgia Totto O'Keeffe; 15 ноября 1887, Висконсин 6 марта 1986, Санта-Фе, США) американская художница. С ее творчеством мы уже знакомились в романе «Мой, только мой» . У ГГ везде висели репродукции картин цветов, похожих на разверстые зевы, напоминающие женские органы Джейси трогательно обрадовалась приходу подруги. – Поверить не могу, что ты вернулась, – сказала она, пока Энни вешала рюкзак и снимала обувь. Гостья нацепила свою самую радостную улыбку. – Если бы не пришла, то пропустила бы все веселье. Энни обвела взглядом кухню. Невзирая на скудное освещение, та выглядела немного лучше, чем вчера, хотя все равно ужасно. Нервно кусая губу, Джейси проковыляла от плиты к столу. – Тео собирается меня уволить, – прошептала она. Я точно знаю. Он все время торчит в башне, поэтому прислуга в доме ему не нужна. Если бы не Синтия – Джейси с такой силой вцепилась в костыли, что костяшки побелели. Сегодня утром он застал здесь Лизу Маккинли. Она ходила за почтой по моей просьбе. Я думала, он не знал, но ошибалась. Тео ненавидит посторонних в доме. «Тогда как он собирается найти себе новую жертву убийства? осведомилась Негодница. Если только уже не выбрал Джейси » «Я позабочусь о ней, – провозгласил Питер. Именно этим я и занимаюсь. Забочусь о слабых женщинах». Джейси наморщила лоб и поудобнее перехватила костыли. Розовая голова игрушечного бегемота нелепо закивала у нее под мышкой. – Он прислал мне сообщение, чтобы Лиза больше не приходила. Приказал оставлять корреспонденцию на почте в городе, пока он сам не сможет ее забрать. Но Лиза каждую неделю помимо почты приносила еще и продукты. И что мне теперь делать? Я не могу потерять эту работу, Энни. У меня больше ничего нет. Та попыталась ее утешить: – Твоя нога скоро заживет, и ты сможешь водить машину. – Дело не только в этом. Он не любит детей в доме. Я уверяла, что Ливия очень тихая и даже на глаза ему попадаться не будет, но она норовит убежать на улицу. Боюсь, он ее увидит. Энни сунула ноги в принесенные с собой кеды. – Дай-ка проясним. Из-за великого лорда Тео четырехлетний ребенок не может поиграть на свежем воздухе? Что за ерунда! – Полагаю, он волен делать, что хочет, – это же его дом. Кроме того, пока я на костылях, то не смогу повести ее гулять, а в одиночку отпускать не хочу. Как же отвратительно, что Джейси продолжала выдумывать оправдания для хозяина. Пора бы уже поумнеть и разглядеть, что он из себя представляет, однако после всех этих лет она, похоже, по-прежнему вздыхала по Тео. «Это подростки по ком-то вздыхают, – прошептала Милашка. Джейси взрослая женщина. Может, дело не в простой влюбленности». «Ничего хорошего, – заметила Негодница. В любом случае ничего хорошего». Ливия зашла на кухню. На ней были все те же вельветовые штанишки, и девочка принесла прозрачный пластиковый контейнер размером с обувную коробку с кучей сломанных карандашей вместе с потрепанным альбомом для рисования. Энни улыбнулась малышке. – Привет, Ливия. Та кивнула. – Она стесняется, – пояснила Джейси. Ливия разложила свои сокровища на столе, взгромоздилась на один из стульев и принялась за работу. Без конца извиняясь, Джейси показала Энни, где лежат чистящие средства. – Ты не должна это делать. Правда. Это моя проблема, а не твоя. Энни прервала поток извинений. – Почему бы тебе не поискать, чем можно приправить хозяйскую еду? Если уж тебе не понравилась идея насчет крысиного яда, может, хоть какие несъедобные грибы раздобудешь? – Ну, он не так уж плох, – улыбнулась Джейси. Да куда там. Неся тряпки и метлу в главный холл, Энни с опаской косилась на лестницу и молилась, чтобы Джейси оказалась права и появление здесь Тео четыре дня назад относилось к разряду исключений. Если он обнаружит, что Энни делает за подругу ее работу, то и вправду найдет другую экономку. Большинство комнат внизу держали закрытыми, чтобы сберечь тепло, но передняя, кабинет Эллиотта и унылая терраса нуждались в уходе. Понимая, что на все сил не хватит, Энни решила начать с прихожей, но к тому времени, как успела избавиться от паутины и протереть пыльные панели на стенах, уже задыхалась. Она вернулась на кухню, где нашла Ливию, сидящую в одиночестве за столом и по-прежнему занятую рисованием. Думая о девочке, Энни пошла в чуланчик и достала из сумки Негодницу. Она сама сшила большинство нарядов своих подопечных, включая радужное трико куклы, короткую розовую юбку и ярко-желтую футболку с блестящей фиолетовой звездой. Повязка с мягким зеленым цветком стягивала непослушные кудряшки из оранжевой пряжи. Энни надела куклу на руку, разместив пальцы так, чтобы управлять ртом и глазами, затем спрятала Негодницу за спину и вернулась в кухню. Пока Ливия стирала с бумаги красный карандаш, Энни устроилась на стуле наискосок от нее. Внезапно Негодница высунула из-под стола голову и уставилась на Ливию. – Ля ля ля! пропела кукла своим самым пронзительным голосом. Я, Негодница, также известная как Аделаида Жозефина Браун, заявляю, что сегодня у-ди-ви-тель-ный день! Ливия резко подняла голову и уставилась на куклу. Взмахнув кудряшками, Негодница наклонилась вперед, пытаясь разглядеть рисунок Ливии. – Я тоже люблю рисовать. Можно посмотреть? Не сводя глаз с куклы, Ливия прикрыла листок ладошкой. – Похоже, это личное, – заключила Негодница. Но я верю, что надо дарить людям свой талант. Например, мое пение. Ливия с любопытством склонила голову набок. – Я потрясающая певица, – прощебетала Негодница. Не то чтобы я исполняю свои дивные песни всем подряд. Вот как ты и твой рисунок. Ты не обязана всем его показывать. Ливия тут же отдернула руку от листка. Негодница склонилась к рисунку, а самой Энни пришлось довольствоваться тем, что она увидела краем глаза, нечто похожее на человечка у криво изображенного домика. – По-тря-са-ю-ще! восхитилась Негодница. А я великая певица. Теперь уже кукла склонила голову набок. Хочешь послушать, как я пою? Ливия кивнула. Негодница широко развела руки и принялась в карикатурно-оперной манере исполнять песенку «Кроха-паучок», что всегда вызывала смех у малышей в детских садах. Ливия внимательно слушала, но так и не улыбнулась, даже когда Негодница начала переделывать слова: – Взошла луна и выпила весь саранчовый сок, и классные штанишки надел наш паучок. Олé! От пения Энни закашлялась, но замаскировала неловкость, пустив Негодницу в дикий танец. В конце концов кукла в изнеможении рухнула на стол: – Быть популярной та-а-ак утомительно. Ливия торжественно кивнула. Из своего опыта общения с детьми Энни знала, что лучше остановиться на пике выступления. Негодница поднялась и встряхнула кудряшками: – Пора мне спать. Au revoir (до свиданья фр.). До новых встреч – И с этими словами исчезла под столом. Ливия тут же нагнулась, чтобы узнать, куда же делась новая подружка, но Энни быстро встала, пряча Негодницу, и пошла отнести куклу обратно в рюкзак. Она не оглядывалась, но всю дорогу из кухни чувствовала на себе взгляд девчушки. Позже в тот же день, когда Тео отправился прокатиться верхом, Энни воспользовалась его отсутствием и отнесла скопившийся в доме мусор в металлические баки, стоявшие позади конюшни. По пути обратно она обратила внимание на пустой бассейн. На дне скопилась неприглядная коллекция замерзшего мусора. Даже в разгар лета вода вокруг Перегрин Айленд была холодной, поэтому они с Риган плавали в основном в бассейне. Тео же предпочитал океан. Если поднимались волны, то он закидывал доску в багажник своего джипа и мчался прямиком к Галл-Бич. Энни так хотелось поехать с ним, но она слишком боялась отказа, чтобы попроситься. Черный кот вышел из-за угла конюшни и уставился желтыми глазами на незваную гостью. Та застыла. В голове раздался тревожный звоночек. – Кыш отсюда! прошипела Энни. Кот продолжал пялиться на нее. Энни прыгнула в его сторону, размахивая руками: – Брысь! Уходи! И не возвращайся больше, если шкура дорога. Кот стремглав рванул прочь. Внезапно слезы навернулись на глаза. Энни сморгнула их и пошла обратно в дом. * * * Проспав ночью еще двенадцать часов, Энни остаток утра продолжила инвентаризацию содержимого гостиной, внося в список мебель, картины и предметы вроде скульптуры тайской богини. Вчера у нее так и не дошли руки заняться исследованиями, но сегодня Энни собиралась выкроить время. Мэрайя никогда не зависела от торговых посредников, чтобы выяснить стоимость того, чем обладает. Мать сама все узнавала вот и Энни последует ее примеру. Днем она сунула ноутбук в рюкзак и отправилась в Харп-Хауз. Мышцы с непривычки болели, но Энни сумела взобраться наверх, лишь раз зайдясь в приступе кашля. Она вычистила кабинет Эллиотта, включая уродливый оружейный шкаф из темного грецкого ореха, и вымыла вчерашнюю посуду, пока Джейси мучилась, что же приготовить хозяину. – Я та еще кухарка, – призналась она. Еще одна причина меня уволить. – Ну с этим я тебе помочь не могу, – ответила Энни. Снова увидев черного кота, она выскочила на улицу без куртки, чтобы прогнать животное. Позже Энни устроилась с ноутбуком за кухонным столом, однако домашняя беспроводная сеть оказалась защищена паролем чего и следовало ожидать. – Я всегда пользуюсь телефоном, который дал мне Тео, – объяснила Джейси, усаживаясь рядом, чтобы почистить морковку. Мне никогда не приходилось вводить пароль. Энни попробовала разные комбинации имен, дней рождения, даже названий кораблей, но безуспешно. Она вытянула руки над головой, разминая затекшие плечи, посмотрела на экран, затем медленно набрала «Риган0630», дату того летнего дня, когда Риган Харп утонула. Ее парусник перевернулся в шквале, застигшем бедняжку вдали от берега. Ей было двадцать два, только закончила колледж, но в памяти Энни Риган навечно осталась шестнадцатилетним темноволосым ангелом, который играл на гобое и писал стихи. Дверь распахнулась, и Энни резко развернулась на стуле. Тео Харп ворвался в кухню, держа под мышкой Ливию. Глава 4 Тео выглядел так, словно его сюда занес порыв лютого ветра с северо-востока. Однако самым ужасным во внезапном появлении Харпа было не сулившее неприятности выражение лица, а перепуганная девочка, открывшая ротик в леденящем беззвучном крике. – Ливия! Джейси ринулась к дочери, потеряла равновесие и рухнула на каменный пол вместе с костылями. Энни выскочила из-за стола и непроизвольно кинулась к Тео, слишком испуганная происходящим, чтобы ждать, пока Джейси сможет подняться. – Что, по-твоему, ты делаешь? Темные брови хозяина дома возмущенно сошлись на переносице. – Что я делаю? Она была на конюшне! – Отдай ее сюда! Энни попыталась забрать малышку, но та стала вырываться и от нее. Джейси сумела сесть на полу, и Энни устроила Ливию на колене матери. А затем не раздумывая загородила их собой от Тео. – Не подходи, – предупредила она его. «Эй! Я тут герой, – запротестовал Питер. Защищать людей – моя работа». – Она была на моей конюшне! воскликнул Тео. Он словно заполнил собой похожую на пещеру кухню, поглотив весь кислород. Энни тверже уперлась ногами в пол и набрала воздуха в грудь: – Слушай, а потише нельзя? Джейси ахнула. Тео же и не подумал говорить потише: – Она там не стояла просто в дверях. Девчонка забралась в стойло к Танцору. В стойло! Конь норовистый, ты хоть представляешь, что с ней могло произойти? А тебе я велел держаться подальше от дома. Что ты тут делаешь? Энни мысленно приказала себе: «Не дай ему себя запугать». Не в этот раз. Но в свирепости потягаться с Тео не могла. – Как она оказалась в стойле? – Откуда я знаю? обвиняюще сверкнул он глазами. Может, не заперто было. – Иными словами, ты забыл его запереть. У нее начали трястись ноги. Замечтался, как в очередной раз погонишь бедное животное в очередную снежную бурю? Энни сумела отвлечь внимание от Джейси и Ливии, но, к несчастью, теперь Тео сосредоточился на ней. Он принялся разминать руки, словно готовясь нанести удар. – Какого черта ты тут делаешь? Куклы ее спасли. – Следи за языком, – произнесла Энни неодобрительным голосом Милашки, однако все же вспомнив, что надо шевелить губами. – Что ты делаешь в моем доме? Тео подчеркнуто выговорил каждый слог в той же неприятной манере, что и Лео. Нельзя, чтобы он узнал о ее помощи Джейси. – В коттедже нет беспроводной сети, а она мне нужна. – Найди в другом месте. «Если уступишь, – подала голос Негодница, – он снова выиграет». Энни задрала подбородок: – Если скажешь пароль буду признательна. Тео посмотрел на нее так, будто она из сточной канавы вылезла: – Я велел тебе держаться от дома подальше. – Разве? Что-то не помню. Надо придумать, как прикрыть Джейси. Джейси сказала, что мне нельзя здесь находиться, но я не послушалась, – солгала Энни. Я больше не та милая девочка, – прибавила она, чтобы Тео прочувствовал положение дел наверняка. Тут Джейси не выдержала и хмыкнула. Лучше бы промолчала. Тео мгновенно переключился обратно на нее: – Ты помнишь наш уговор, Джейси. Та прижала дочь к груди: – Я пыталась удержать Ливию, но – Так не пойдет, – сухо отрезал Тео. Придется нам пересмотреть условия. С этим надменным заявлением он развернулся, словно тут больше и говорить не о чем. «Пусть проваливает!» – крикнула Пышка. Но Энни не могла его вот так отпустить и ринулась наперерез. – Ты из какого ужастика выскочил? Посмотри на нее! Она указала пальцем на Джейси, надеясь, что Тео не заметит, как дрожит рука. Ты что, серьезно собираешься вышвырнуть вдову с ребенком и без гроша в кармане в снег? У тебя что, вместо сердца камень? Ой, подожди. Это был риторический вопрос. Тео посмотрел на нее с тем же раздражением, как смотрят на назойливую муху: – К тебе-то это каким боком относится? Энни терпеть не могла спорить, зато Негодница просто обожала, поэтому пришлось прибегнуть к помощи своего альтер-эго: – Таким, что я человек, способный сострадать. Давай, заткни меня, если слово «сострадание» тебе неизвестно. Надменные синие глаза Тео потемнели. Ливия больше не зайдет в стойло, потому что ты станешь его запирать. А твоя домоправительница прекрасно справляется со своей работой, невзирая на сломанную ногу. Тебе ведь продолжали готовить еду, так? Посмотри на кухню. Ни единого пятнышка. Явный перебор. Тогда Энни решила давить на то, что, похоже, являлось слабым местом хозяина дома. Если выгонишь Джейси, Синтия наймет кого-то другого. Только представь: еще один чужой вторгается в твое личное пространство. Шныряет по Харп-Хаузу. Наблюдает за тобой. Мешает работать. Или того хуже пытается с тобой завести разговор. Ты этого хочешь? И пусть под конец речи Энни уже сипела, она поняла, что победила, по тому, как слегка сощурились глаза и опустились уголки слишком красивого рта Тео. Он глянул на Джейси, что так и сидела на полу, обнимая Ливию, и отрывисто сообщил: – Я отлучусь на пару часов. Приберись пока в башне, но четвертый этаж не трогай. И выскочил из кухни почти с той же скоростью, с которой в нее влетел. Ливия сунула большой палец в рот. Джейси расцеловала дочь в обе щеки, прежде чем поставить ее рядом, и поднялась, опираясь на костыли. – Поверить не могу, что ты так с ним разговаривала. Энни и самой не верилось. В башню имелось два входа один с улицы, другой с третьего этажа дома. И раз Джейси не могла взобраться по ступенькам, именно Энни предстояло выполнить работу. Фундамент башни был выше, чем основание остального Харп-Хауза, поэтому ее второй этаж находился на уровне третьего этажа дома, а дверь наверху его лестницы вела прямиком в основное жилое помещение башни. Похоже, ничего не изменилось с тех пор, как здесь гостила бабушка близнецов. Угловатые бежевые стены служили фоном мягкой мебели восьмидесятых годов, которая местами потерлась, а местами выцвела от солнца, бившего в окна, выходящие на океан. Потрепанный персидский ковер почти полностью закрывал паркет, пара любительских пейзажей маслом красовалась над бежевым диваном с большими подлокотниками-валиками и украшенными бахромой подушками. Под висевшими на стене маятниковыми часами, чьи стрелки застыли на без пяти минут четырех часах, в больших деревянных напольных подсвечниках торчали толстые незажженные белые свечи. Их верхушки покрылись пылью. Кажется, это единственная часть Харп-Хауза, которую не подвергли «старению» на пару сотен лет, но впечатление она производила столь же мрачное. Энни прошла в небольшую кухоньку с подъемником в дальней стене. Вопреки ожиданиям, посуда, в которой Тео посылали еду с главной кухни, была чистой и стояла в синей пластиковой сушилке. Энни вытащила баллончик чистящего спрея из-под раковины, но приступать к уборке не спешила. Джейси готовила Тео только ужин. Чем же Повелитель преисподней питался в остальное время? Энни отставила баллончик и открыла ближайший шкафчик. Никаких глаз тритона или жабьих лапок. Ни тебе тушеных глазных яблок или зажаренных во фритюре ногтей. Вместо них Энни обнаружила коробки сухих завтраков из неочищенной пшеницы с отрубями без сахара и соли, из цельной овсяной муки и пшеничного крахмала, и пшеничные же хлопья с витаминно-минеральными добавками. Ничего сладкого, ничего интересного. Но все-таки и никаких консервированных частей человеческого тела. Больше шанса исследовать помещение могло и не представиться, поэтому Энни продолжила обыск. Какие-то скучные консервы, упаковка сильногазированной минеральной воды, большая пачка дорогого кофе в зернах и бутылка хорошего скотча. Когда Энни разглядывала фрукты на стойке, в голове раздался кудахчущий голос Злобной королевы: «Скушай яблочко, дитя мое » Энни развернулась и пошла к холодильнику, где нашла кроваво-красный томатный сок, брусок твердого сыра, черные оливки в масле и нетронутую упаковку какого-то мерзкого на вид паштета, от вида которого аж передернуло. Неудивительно, что Тео любит потреблять чью-то печенку. Морозилка оказалось, в сущности, пустой, а в «зоне свежести» лежали только морковь и редис. Энни обвела взглядом кухню. А где же «вредная» еда? Пачки чипсов, тортилья, коробки мороженого? Стратегический запас картофельных чипсов и банок арахисового масла? Ничего соленого и хрустящего. Никаких вкусностей. Эта кухонька в своем роде наводила такой же страх, как и большая кухня. Энни взяла чистящий спрей и замешкалась. Вроде же при уборке полагается двигаться сверху вниз? Или нет? «Шпионов никто не любит», – покровительственным тоном заметила Пышка. «Ну да, а ты у нас святая невинность», – съязвила Энни. «Тщеславие не порок, – парировала Пышка. Это призвание». Да, Энни хотелось порыскать в доме у Тео, и она собиралась начать прямо сейчас. Пока хозяин в отлучке, можно в точности выяснить, что же он прячет в своей берлоге. Уставшие ноги протестующе ныли, пока Энни карабкалась на третий этаж. Если вытянуть шею, то видно закрытую дверь на чердак на четвертом, где Тео предположительно пишет новый садистский роман. Или расчленяет трупы. Дверь в спальню была открыта, и Энни заглянула внутрь. Если не считать джинсов и свитера, валявшихся в изножье грубо сколоченной кровати, комната выглядела так, словно пожилая дама все еще обитала здесь. Желтоватые стены, шторы с махровыми розами, дамское кресло с малиновой обивкой, декорированная стежкой круглая оттоманка и двуспальная кровать с бежевым покрывалом. Тео совершенно точно не переделывал помещение под себя. Энни вернулась в узкий коридорчик и после секундного колебания преодолела оставшиеся шесть ступенек на запретный четвертый этаж и толкнула заветную дверь. Пятиугольная комната с нештукатуреным деревянным потолком и пятью голыми узкими готическими окнами. Если в остальных помещениях не чувствовалось рука хозяина дома, то здесь она была видна невооруженным глазом. От одной стены выступал угловой стол, на котором были беспорядочно разбросаны бумаги, пустые коробки из-под компакт-дисков, пара блокнотов, наушники и стоял компьютер. У стены напротив примостился черный металлический стеллаж с разнообразной техникой, включая аудиосистему, и небольшой телевизор с плоским экраном. На полу под окнами кое-где лежали стопки книг, а рядом с большим удобным креслом валялся ноутбук. Со скрипом открылась дверь. Энни испуганно втянула воздух и обернулась. С черным вязаным шарфом в руках вошел Тео. «Однажды он уже пытался тебя прикончить, – едко напомнил Лео. Может и снова попробовать». Энни сглотнула и отвела взгляд от небольшого белого шрама в углу брови Тео того самого, которым некогда наградила его сама. Он пошел к ней, но уже не просто держал шарф, а крутил его словно гаротту или кляп, или какую-нибудь пропитанную хлороформом тряпку. Интересно, сколько придется прижимать ткань к лицу, прежде чем человек отключится? – На этот этаж вход воспрещен, – начал Тео. Но ты и так об этом знала. Однако пришла. Он накинул шарф себе на шею, сжимая концы в кулаках. Язык у Энни словно отнялся. И вновь ей пришлось призвать на помощь отвагу Негодницы: – Это тебя здесь быть не должно. Оставалось надеяться, что Тео не заметит скрипучих ноток в ее обычно уверенном голосе. Вот как мне тут разнюхивать, если ты говоришь, что уходишь, а сам остаешься? – Шутишь? Он потянул концы шарфа. – Ты это ты во всем виноват. Нужно быстро что-то придумать. Я бы не заявилась сюда, если бы ты дал мне пароль. – К счастью, я тебя не понимаю. – Обычно люди пишут его на бумажке и лепят к компьютеру. Энни сцепила руки за спиной. – Я так не делаю. «Не сдавайся, – приказала Негодница. Пусть поймет, что теперь имеет дело со взрослой женщиной, а не с беззащитной пятнадцатилеткой». Энни была отличницей по классу импровизации и постаралась выдать самое лучшее. – А тебе это все не кажется немного идиотским? – Идиотским? – Неудачный выбор слов, – поспешно исправилась она. Но Допустим, ты забыл пароль. Тебе серьезно охота звонить своему провайдеру? Энни закашлялась и набрала воздуха в грудь. Знаешь, что это такое? Ты часами висишь на проводе, а автоответчик все бубнит, как им важен твой звонок. Или сообщает, что их меню изменилось и тебе надо все внимательно прослушать. В смысле, разве смена меню твоя головная боль, а не их собственная? Через несколько минут такой пытки я готова просто удавиться. И тебе правда хочется проходить весь этот ад, когда проблему можно решить с помощью обычного клейкого листика-напоминалки? – Или обычного электронного письма, – ответил Тео с сарказмом, которого заслуживала ее пространная и путаная речь. Dirigo. – Что? Отпустив шарф, Тео прошел к ближайшему окну, у которого стоял телескоп, направленный на океан. – Ты меня убедила. Кодовое слово «dirigo ». – И что это за пароль такой? – Девиз штата Мэн. Латынь. Значит «я правлю». А еще это значит, что больше у тебя нет повода тут разнюхивать. Что на такое скажешь. Энни стала бочком пробираться к двери. Тео снял телескоп со штатива и подошел с прибором к другому окну: – Ты правда думала, будто я не знаю, что ты делаешь за Джейси ее работу? Следовало понять, что он догадается. – Какая тебе разница? Работа-то выполнена. – Большая, потому что я не желаю тебя здесь видеть. – Понятное дело. Уж лучше ты вышвырнешь Джейси. – Мне тут никто не нужен. – Конечно нужен. Кто ответит на стук в дверь, когда ты спишь в своем гробу? Тео проигнорировал ее слова, смотря в телескоп и настраивая резкость. Энни почувствовала, как в затылке закололо. Окно, к которому перешел хозяин дома, выходило как раз на ее коттедж. «Вот что бывает, когда бросаешь вызов подлецу», – насмешливо заметил Лео. – У меня новый телескоп, – сообщил упомянутый подлец. Когда хорошее освещение, то просто удивительно, сколько всего можно увидеть. Он еще чуть-чуть подправил прибор. Надеюсь, мебель, что ты передвинула, была не слишком тяжелой. Энни продрал мороз до мозга костей. – Не забудь сменить постель у меня в спальне, – приказал Тео, не оборачиваясь. Нет ничего лучше, чем ощущать голым телом свежие простыни. Ни за что Энни не покажет ему, как он ее до сих пор пугает, потому заставила себя медленно повернуться и пойти к лестнице. У нее был миллион причин сказать Джейси, что больше она эту работу делать не будет. Миллион не считая абсолютной уверенности, что не сможет жить в мире с собой, если позволит страху перед Тео Харпом бросить в беде человека, спасшего ей жизнь. Энни управилась так быстро, как только смогла. Протерла мебель в гостиной, пропылесосила ковер, отдраила кухню. А затем, с ноющим от плохого предчувствия желудком, прошла в спальню, нашла чистое белье, но снимать простыни с кровати Тео показалось ей слишком личным, слишком интимным. Однако она стиснула зубы и все сделала. А когда потянулась за тряпкой, услышала, как на чердаке хлопнула дверь, щелкнул замок и загремели вниз по лестнице шаги. Энни приказала себе не двигаться, но все равно обернулась. Опершись плечом на косяк двери, Тео стоял на пороге. Взгляд его проследовал от растрепанных волос Энни к ее груди, едва различимой под толстым свитером, затем скользнул по бедрам, задержался, двинулся дальше. Что-то в этом осмотре было оценивающее. А еще нахальное и тревожащее. Наконец Тео отвернулся. И вот тогда-то раздался он. Какой-то сверхъестественный звук полурычание-полустон, причем совершенно жуткий, – просочился в комнату. Тео замер на ходу. Энни наклонила голову, смотря в сторону чердака: – Что это такое? Хозяин дома нахмурился и было открыл рот, словно хотел объяснить, но так ничего и не сказал. А секунду спустя исчез. Где-то внизу хлопнула дверь. Энни стиснула зубы. «Ублюдок. Так тебе и надо». Дыхание Тео облачками пара вырывалось изо рта. Он открыл дверь конюшни, куда всегда уходил, когда надо было поразмыслить. Тео думал, что готов ко всему, но совсем не ожидал, что она вернется, и не собирался мириться с этим. Внутри пахло сеном, навозом, пылью и холодом. Раньше отец держал здесь целых четыре лошади, которые так и жили на острове, когда семья уезжала с Перегрина. Теперь же остался только черный мерин, принадлежавший Тео. Танцор тихо заржал и высунул голову из стойла. Тео вообразить не мог, что снова увидит Энни, однако вот она, в его доме. В его жизни. Принесла с собой воспоминания о прошлом. Тео погладил коня по морде: – Только ты и я, парень. Ты и я и неважно, какие новые демоны явятся по наши души. Конь вскинул голову. Тео открыл дверь стойла. Так дальше нельзя. Надо избавиться от Энни. Глава 5 С самого начала Энни жутко было ночевать одной в коттедже, но эта ночь превзошла все. В окна без штор Тео мог преспокойно через телескоп наблюдать за Энни в любое время дня и ночи. Она не стала включать свет, пробралась, спотыкаясь в темноте, к кровати и натянула на голову одеяла. Но темнота лишь пробудила ее воспоминания о том, как все тогда изменилось. Это произошло почти сразу после того случая с кухонным лифтом. Риган где-то отсутствовала: то ли брала уроки верховой езды, то ли заперлась в комнате и писала стихи. Энни сидела на валунах на пляже и предавалась мечтам, как стала красивой талантливой актрисой, снимаясь во множестве кинофильмов, когда подошел Тео и уселся рядом. Длинные ноги, торчавшие из шорт цвета хаки, казались немного для него великоваты. Через лужицу, оставшуюся после прилива, пробежал краб-отшельник. Тео не отрывал взгляд от волнореза, где волны закручивались барашками. – Прости, Энни, за ту ерунду. Все вышло как-то странно. И она, как дура, мгновенно простила его. С этого момента, как только Риган чем-нибудь была занята, Тео зависал с Энни. Он показал ей несколько любимых мест на острове, начал больше доверять – поначалу сдерживая себя, потом становясь все более откровенным. Рассказывал, как ненавидит свою закрытую школу, как пишет короткие рассказы, которые не показал бы никому на свете. Они обсуждали любимые книги. И Энни убедила себя, что она единственная девочка, которой Тео когда-либо доверился. Показала ему кое-какие свои рисунки, которые держала в секрете, чтобы Мэрайя их не раскритиковала. И наконец он поцеловал ее. Ее. Энни Хьюитт, долговязое чучело пятнадцати лет отроду со слишком длинным лицом, чересчур большими глазами и безумно кудрявыми волосами. После этого каждый момент, когда Риган отсутствовала, заставал их вместе, обычно внутри пещеры при низком приливе, вырытой морем в мокром песке. Тео трогал грудь Энни через купальник, а она думала, что умрет от счастья. И когда он стянул верх купальника, то, переживая, что ее грудь невелика, попыталась прикрыться ладонями. Тео отвел ее руки в стороны и прочертил каждый сосок подушечками пальцев. Энни задыхалась от испытываемых ощущений. Вскоре они уже касались друг друга всюду. Он расстегнул молнию на ее шортах и сунул руку в трусики. Ни один мальчик не касался ее там. Тео проник в нее пальцем. И она взорвалась всеми гормонами. Мгновенным оргазмом. Энни тоже трогала его и когда впервые почувствовала влагу в ладони, решила, что сделала ему больно. Она была влюблена по уши. А потом все изменилось. Безо всякой причины Тео стал избегать ее. Начал унижать перед сестрой и Джейси. «Энни, не будь такой дурой. Ведешь себя как маленькая». Она попыталась вызвать его на разговор наедине, выяснить, почему Тео стал таким, но он уклонялся. Потом Энни нашла полдюжины своих любимых готических романов в мягкой обложке на дне бассейна. Однажды солнечным июльским днем они шли через болото по мостику Энни немного впереди близнецов, в хвосте плелась Джейси. Энни пыталась произвести впечатление на Тео, какая она взрослая, рассказывая о жизни на Манхэттене. – Я езжу на метро сама с тех пор, как мне исполнилось десять, и – Прекрати хвастаться, – прервал Тео. А потом шлепнул ее ладонью по спине. Она слетела с мостика прямо лицом в грязную жижу, руки по плечи погрузились в болотный ил, ноги засосало в тину. Пока она пыталась выбраться, гниющие стебли болотной травы и комья сине-зеленых водорослей облепили волосы и одежду. Энни отплевывала грязь, пытаясь протереть глаза, но ей никак не удавалось, и она начала плакать. Риган и Джейси были в таком же ужасе, как и Энни, и не сразу кое-как вытащили ее из болота. Энни содрала коленку и потеряла кожаные сандалии, которые купила на собственные деньги. Слезы чертили дорожки на измазанном лице, пока она стояла на мостике, как существо из какого-то фильма ужасов. – Зачем ты это сделал? Тео безучастно рассматривал ее: – Не люблю хвастунов. Глаза Риган наполнились слезами: – Только никому не говори, Энни! Пожалуйста, не говори. Тео сильно попадет. Он больше так не будет. Обещай ей, Тео. А Тео высокомерно удалился, так ничего и не пообещав. Энни никому не рассказала. Не тогда. Гораздо позже. На следующее утро Энни слонялась по дому, пытаясь окончательно проснуться после беспокойного ночного сна, прежде чем предпринять пренеприятное путешествие в Харп-Хауз. И в конце концов забрела в студию, которая была недоступна телескопу Тео. Брызги краски на голом деревянном полу свидетельствовали о череде художников, работавших здесь долгие годы. Из-под дюжины картонных коробок, сваленных на задвинутой в угол кровати, торчало ярко-красное покрывало. Рядом с кроватью стояла пара деревянных выкрашенных в желтое стульев с сиденьем из камыша. Ярко-голубым стенам комнаты, красному покрывалу и желтым стульям вменялось в обязанность воззвать к жизни картину Ван Гога «Спальня в Арле», а на самой длинной стене фреской в натуральную величину изображалась передняя часть такси, врезавшегося в витрину. Энни уповала на Господа, что наследство не включало эту фреску, потому что не могла вообразить, как удастся продать целую стену. Ей представилась в этой комнате мать, потворствующая самолюбию гостивших художников так, как никогда не поощряла дочь. Мэрайя свято верила, что художественные натуры нужно холить, однако отказывалась одобрять занятия дочери, будь то рисование или актерское мастерство, хоть Энни одинаково любила и то и другое. «Мир искусства змеиное гнездо. Даже будь ты неимоверно талантлива чего и в помине нет этот мир сжирает людей заживо. Я не хочу для тебя такой участи». Мэрайе больше бы подошло иметь дело с какой-нибудь вздорной девицей, которую не заботило бы ничье мнение. Вместо этого она родила застенчивое дитя, которое день напролет грезило наяву. И все же в конечном итоге сильной оказалась именно Энни, когда ухаживала за матерью, уже не способной заботиться о себе. Энни отставила кружку с кофе, услышав, как подъехал незнакомый автомобиль. Она пошла в гостиную и выглянула в окно, чтобы как раз увидеть, что в конце тропинки остановился потрепанный белый фургон. Открылась дверца, и вылезла женщина – на вид чуть больше пятидесяти. Массивная фигура закутана в серый пуховик, ноги в прочных черных ботинках утонули в снегу. Пышные белокурые волосы не покрыты шапкой, зато шея обмотана вязаным шарфом с узором из черных и зеленых ромбов. Женщина наклонилась и извлекла из машины розовую подарочную коробку с пышным бантом из малиновой шелковой бумаги на крышке. Энни так обрадовалась незнакомому лицу, не связанному с Харп-Хаузом, что чуть не споткнулась о разноцветный полотняный коврик – так спешила к двери. Когда открыла ее, с крыши ветром сдуло снежную пыль. – Я Барбара Роуз, – дружелюбно представилась незнакомка. – Вы здесь уже почти неделю. Вот я и подумала, что пора бы вас проведать. На белоснежной коже выделялась ярко-красная помада, и пока Барбара поднималась по ступенькам, Энни приметила крупинки туши, что нашли пристанище на припухлостях под глазами. Хозяйка пригласила гостью войти и забрала у нее пуховик. – Спасибо, что послали своего мужа помочь мне в первый день. Не хотите ли чашечку кофе? – Хорошо бы. Под пуховиком оказались трикотажные черные брюки и ярко-синий свитер, обтягивавший пышные формы. Барбара сняла ботинки и проследовала за Энни в кухню, неся подарок и оставляя за собой цветочный запах духов. – Любой женщине одиноко самой по себе на острове, а очутиться здесь в разгар неизвестно чего – Она пожала плечами. Когда живешь в одиночку, всякое может пойти не так. Не такие речи хотелось бы услышать от бывалой островитянки. Пока Энни готовила свежий кофе, Барбара оглядывала кухню, примечая то китчевый набор для специй на подоконнике, то ряд черно-белых литографий на стене. Вид у гостьи стал почти мечтательным. – Каких только знаменитостей здесь не перебывало каждое лето, но не помню, чтобы часто видела вас. Энни включила кофеварку. – Я больше городской житель. – Разумеется, в разгар мертвого сезона Перегрин не то место, где горожанам жилось бы хорошо. Барбара любила поболтать, и пока булькала кофеварка, успела сообщить, какая нынче исключительно холодная погода, как тяжело приходится островитянкам зимой, когда мужчины выходят в неспокойное море. Энни запамятовала о сложном законодательстве, предписывающем когда и где частные ловцы омаров могут ставить свои ловушки. Барбара счастлива была ее просветить. – Только мы здесь занимаемся ловлей с раннего октября до начала июня. Потом переключаемся на туристов. Большая часть других островов ловит с мая по декабрь. – Не легче было бы ловить, когда тепло? – Да, конечно. Хотя когда приходит время вытаскивать ловушки, довольно много можно напортачить, несмотря на хорошую погоду. Впрочем, доходы от омаров всю зиму высоки, поэтому-то сейчас и выгодно ловить. Энни наконец приготовила кофе. Они отнесли кружки на столик, примостившийся на террасе. Вручив Энни розовую коробку, Барбара уселась напротив на стуле. Подарком оказался вязаный черно-белый шарф с таким же ромбовидным узором, что и на ней. Барбара смахнула крошки, оставшиеся от завтрака Энни, в ладонь. – Вязание помогает скоротать зимнее время. Иначе я бы покрылась ржавчиной. Сын теперь живет в Бангоре. Раньше я видела внука каждый день, а сейчас хорошо, если увижу раз в два месяца. Глаза у нее затуманились, словно ей хотелось заплакать. Она резко встала и унесла собранные крошки в кухню. Когда вернулась, то еще не совсем пришла в себя. – Дочка Лиза поговаривает, как бы уехать отсюда. Если это случится, я потеряю двух внучек. – Лиза подруга Джейси? Барбара кивнула. – Похоже, пожар в школе стал для нее последней каплей. Энни смутно вспомнила небольшое каркасное здание, служившее на острове школой. Оно торчало на холме над набережной. – А я и не знала, что в школе был пожар. – Это было в начале декабря, прямо сразу после приезда Тео Харпа. Короткое замыкание. Выгорело дотла. Гостья постучала кончиками красных ногтей по столу. В той школе полвека учились дети до тех пор, пока не уезжали в среднюю школу на материке. Сейчас мы используем старый передвижной дом все, что может позволить себе город, – и Лиза возмущается, что, дескать, не собирается позволять своим девочкам ходить в школу, размещенную в трейлере. Энни не могла осудить женщину, захотевшую уехать отсюда. Жизнь на маленьком острове романтична больше в мечтах, чем в реальной жизни. Барбара повертела на пальце обручальное кольцо, тонкий золотой ободок с крошечным бриллиантиком. – Я такая не одна. Сноха Джуди Кестер пилит ее сына, чтобы переехать к ее родителям куда-то в Вермонт, и Тильди – Она махнула рукой, давая понять, что ей даже думать об этом не хочется. На сколько вы приехали? – Может, до конца марта? – Для зимы это время долгое. Энни пожала плечами. Подробности ее владения коттеджем, кажется, не являлись всеобщим достоянием, и ей хотелось и дальше сохранить такой порядок вещей. Иначе она выглядела бы марионеткой в чьих-то руках, совсем как ее куклы. – Муж мне вечно твердит, чтобы я не совала нос в чужие дела, – поделилась Барбара, – я не могу не предостеречь, что жить здесь одной будет ой как трудно. – Все будет хорошо, – сказала Энни, словно сама тому верила. Озабоченное выражение гостьи ничуть не обнадеживало. – Вы далеко от города. И я так понимаю, что ваша машина Тут нет асфальтовых дорог, она будет бесполезна зимой. Энни и сама уже это поняла. Перед уходом Барбара пригласила ее на проводимую на острове игру «банко». – Это по большей части для нас, бабушек, но я возьму играть Лизу. Она ближе вам по возрасту. Энни не раздумывая согласилась. Желания играть в «банко» у нее не было, но так хотелось пообщаться с кем-нибудь помимо кукол и Джейси, которая, при всей ее приятности, уж точно не тот собеседник, что оживляет разговор. Харпа разбудил какой-то шум. На сей раз не ночной кошмар, а какой-то посторонний звук. Тео открыл глаза и прислушался. Даже сквозь туманные остатки сна он быстро сообразил, что именно слышит. Бой часов на лестнице. Три Четыре Пять Тео сел в постели. Эти часы не шли с тех пор, как добрых шесть лет назад умерла его бабушка Хильди. Он откинулся на подушки и прислушался. Мелодичный бой звучал приглушенно, но все же отчетливо был различим. Тео считал. «Семь Восемь ». И дальше. «Девять Десять ». Наконец на двенадцатом ударе бой прекратился. Тео взглянул на прикроватные часы. Три ночи. Что за черт? Он оставил постель и стал спускаться по лестнице. И хотя и был обнажен, но холод его не беспокоил. Тео любил лишения. Так он чувствовал себя живым. В окна просачивался свет полумесяца, чертя тюремные решетки на ковре. В гостиной пахло пылью, запустением, однако маятник настенных часов бабушки Хильди качался в ритмичном «тик-так», стрелки указывали на полночь. Часы, которые молчали долгие годы. Может, Тео и имел дело со злодеями, путешествующими во времени, однако не верил в сверхъестественное. Отправляясь спать, он проходил через эту комнату, и если бы часы тикали, он бы заметил. Тогда в доме раздавался тот необъяснимый шум. Должно быть всему этому объяснение, только Тео не имел понятия какое. Он кучу времени думал над ним, поскольку так больше и не заснул. Как обычно. Сон стал врагом, зловещим прибежищем привидений из прошлого, привидений, становящихся все более опасными с тех пор, как появилась Энни. Дорога уже не была такой обледенелой, как восемь дней назад, в день приезда, но выбоины обозначились отчетливей, и Энни понадобилось сорок минут на путешествие, занимавшее в иные дни минут пятнадцать, чтобы добраться до городка, где женщины устраивали игру в «банко». За рулем она старалась не думать о Тео Харпе, однако никак не могла выкинуть его из головы. Прошло три дня с момента их стычки в башне, и она видела его лишь издалека. И хотелось, чтобы и дальше так продолжалось, но что-то подсказывало, что легко ей не отделаться. Энни благодарила судьбу за шанс выбраться из коттеджа. Несмотря на изнурительные подъемы в Харп-Хауз, она стала лучше чувствовать себя физически, если уж не душевно. Энни надела свои самые новые джинсы и один из белых мужских свитеров матери. Собрала буйные кудри в небрежный пучок, подкрасила губы помадой цвета карамели и махнула щеточкой с тушью по ресницам это все, что она смогла сделать из имеющихся средств. Иногда она думала, что стоит отказаться от туши, чтобы глаза не так заметно выделялись на лице, но друзья уверяли, что она чересчур критична, и светло-карие глаза самое красивое, что у нее есть. С правой стороны дороги в море выдавался большой каменный пирс, у которого стояли на причале корабли ловцов омаров. Закрытые лодочные сараи заменили открытые эллинги, которые помнила Энни. Если дела обстоят как раньше, то летние гости все еще хранят свои драгоценные судна запертыми внутри вместе с ловушками и буйками, дожидавшимися новой покраски. Через дорогу от пристани стояли несколько закрытых на зиму забегаловок в ряду с магазином сувениров и парой художественных галерей. Служившая также почтой и библиотекой островная ратуша, небольшое здание под серой черепицей, была доступна круглый год. На возвышавшемся позади городка холме виднелись занесенные снегом могильные камни кладбища. Выше по склону с видом на бухту стояла темной и пустой под серой черепицей гостиница «Перегрин Айленд Инн» и ждала наступления мая, чтобы снова возродиться к жизни. Дома жителей жались к дороге. На боковых двориках грудились проволочные ловушки для омаров, катушки кабеля и стояли развалюхи-машины, еще не нашедшие путь на материковую свалку. Дом Роуз мало чем отличался от других: квадратный, крытый черепицей и удобный. Барбара впустила Энни, взяла у нее пуховик и провела в кухню через уютную гостиную, где пахло древесным дымком и хозяйкиными цветочными духами. Зеленые присобранные по бокам занавески окаймляли окно над раковиной, на верху шкафов из темного дерева стояла коллекция сувенирных тарелочек. По бесчисленным фотографиям на холодильнике было видно, что Барбара гордится своими внучатами. Все еще привлекательная восьмидесятилетняя женщина, чьи высокие скулы и широкий нос наводили на мысль, что у нее афроамериканские и индейские корни, сидела за кухонным столом с единственной молодой женщиной помимо Энни – крошечной курносой брюнеткой в очках в черной прямоугольной оправе и с прической «боб» средней длины. Барбара представила ее как свою дочь Лизу Маккинли. Это и была подруга Джейси, рекомендовавшая ее Синтии Харп в качестве экономки. Энни вскоре узнала, что Лиза – владелица единственной на острове кофейни и булочной, а также по совместительству библиотекарь на добровольных началах. – Булочная закрыта до первого мая, – поведала она Энни. И я терпеть не могу «банко», но хотела познакомиться с тобой. Барбара показала на фотогалерею на холодильнике: – У Лизы две прекрасные девочки. Мои внучки. Здесь родились. – Мое наказание за то, что вышла замуж за ловца омаров вместо того, чтобы сбежать с Джимми Тимкинсом, когда привалил случай, – добавила Лиза. – Не слушай ее. Она любит своего мужа, – сказала Барбара, прежде чем представить другую женщину. – А вам не страшно жить в том коттедже одной? Вопрос исходил от Мари, чьи глубокие морщины спускались от уголков губ, придавая ей кислое выражение. Особенно так близко от Тео Харпа? – Да я не трусиха, – отвечала Энни. Куклы в голове попадали со смеху. – Наливайте себе напитки, каждый сам себя обслуживает, – приказала Барбара. – Я бы ни за какие коврижки там не стала жить, – гнула свое Мари. Только не по соседству с Тео в Харп-Хаузе. Риган Харп была такой милой девочкой. Барбара открутила крышку на «тетрапаке» с вином. – У Мари подозрительная натура. Не обращай внимания. Мари не унималась. – Я только хотела сказать, что Риган так же хорошо управлялась с парусами, как и ее брат. И я не одна думаю: как странно, что она вышла в лодке, когда налетел шквал. Пока Энни пыталась это переварить, Барбара подвела ее к стулу у одного из двух столов. – «Банко» по большей части повод для нас выпить винца и ускользнуть от мужиков. Реплика не заслуживала такого громкого хохота Джуди Кестер, но как выяснилось, Джуди хохотала почти по любому поводу. Отличное чувство юмора и ярко выкрашенные рыжие волосы, бросавшиеся в глаза, как клоунский парик, позволяли окружающим с легкостью полюбить ее. – Поощрение истинной умственной деятельности на Перегрине под запретом, – проворчала Лиза. По крайней мере зимой. – Ты все еще бесишься, потому что миссис Харп не приехала прошлым летом. Барбара бросила кости. – Синтия – моя подруга, – напомнила Лиза. И я не хочу, чтобы ей перемывали косточки. – Даже несмотря на то, что она задирает нос? Барбара снова бросила кости. – И вовсе нет, – Лиза сосчитала числа. Только потому что она культурная, не значит, что она сноб. – Мэрайя Хьюитт была куда культурнее Синтии Харп, – ворчливо заметила Мари, – однако она не воротила ни от кого нос, разгуливая здесь. Несмотря на собственные проблемы с матерью, Энни было приятно услышать о ней добрые слова. Сделав ход, Лиза пояснила Энни: – Мы с Синтией стали подругами, потому что любим одно и то же. Энни подумала, не входят ли в список их вкусы в оформлении интерьера. – Мини-банко, – объявил кто-то за соседним столом. Как и обещала Барбара, правила игры оказались легкими, и по ходу дела Энни запомнила имена женщин, сидевших за обоими столами, и определила характер каждой. Лиза воображала себя интеллектуалкой, восьмидесятилетняя Луиза приехала на остров еще новобрачной. Характер Мари был столь же кислым, как и ее лицо, а смешливая Джуди Кестер покоряла своей заразительной жизнерадостностью. Как библиотекарь Лиза скоро перевела разговор на Тео Харпа. – Он писатель от Бога. Не стоило ему тратить время на такой мусор, как «Курорт». – Ой, а мне книга понравилась, – призналась Джуди. Ее безграничный юмор светился так же, как фиолетовая надпись на футболке «Лучшая бабушка в мире». – Так сильно меня напугала, что я неделю спала со светом. – Что за человек пишет о всяких таких пытках? надув губы, спросила Мари. В жизни не читала ничего столь ужасного. – Книга продается хорошо из-за секса. Это заключение исходило от краснолицей женщины по имени Наоми: рост с башню, прическа под горшок из крашенных черных волос и громоподобный голос делал ее импозантной фигурой, и Энни ничуть не удивилась, узнав, что Наоми – капитан собственного судна. Самой стильной участницей группы и владелицей магазина сувениров была партнерша Наоми по игре Тильди, шестидесятилетняя дама с белокурой короткой стрижкой, в вишнево-красном свитере и многослойном серебряном ожерелье. Описание секса лучшая часть романа, – сказала она. У этого мужчины имеется кое-какое воображение. Хотя Лиза была почти возраста Энни, однако вела себя почти такой же пуританкой, как Мари. – Это беспокоило его семью. Я не возражаю против хорошо описанных любовных сцен, однако – Однако, – вмешалась Тильди, – тебе не нравятся любовные сцены, которые в действительности возбуждают людей. Лиза вынужденно засмеялась. Барбара бросила кости. – Тебе не нравится только потому, что Синди этого не одобряла. – Синтия, – поправила Лиза. Никто не зовет ее Синди. – Банко! Серебряные крестики в ушах Джуди закачались, когда она хлопнула ладонью по звонку на столе. Все застонали. Дамы поменялись партнерами. Разговор переключился на цены на газ и как часто отключают свет, потом на ловлю омаров. Вдобавок к тому, что у Наоми собственное судно, Энни узнала, что большинство женщин время от времени служат рабочими на лодках мужей. Опасная работа вытаскивать пустые тяжелые ловушки, сортировать содержимое для владельцев, заново ставить невообразимо воняющие приманки. Если Энни еще не перестала грезить фантазиями об островной жизни, то эти разговоры быстро вернули бы ее к суровой реальности. Но главной темой оставался морской прогноз и как он влияет на снабжение. Большой паром, доставивший Энни на остров, ходил зимой раз в шесть недель. Еженедельно полагалось появляться маленькому суденышку с продуктами, почтой и другими запасами. К несчастью, двенадцатифутовые волны задержали его на материке в прошлую неделю, поэтому островным жителям пришлось ждать еще неделю до следующего рейса. – Если у кого есть лишнее масло, то я куплю, – заявила Тильди, потянув за серебряное ожерелье. – У меня есть масло, но мне нужны яйца. – Яиц нет. Но есть хлеб из цуккини в морозилке. Тильди закатила глаза: – У нас у всех есть хлеб из цуккини. Все прыснули. Энни подумала, что продуктов у нее осталось маловато, и ей нужно стать более организованной, когда придет пора делать покупки. Если она не хочет закончить тем, чтобы питаться консервами до конца зимы, лучше завтра первым делом сделать заказ по телефону. И заплатить за него с кредитной карты, увеличивая долг. Настал черед Джуди бросать кости. – Если на следующей неделе не придет паром, клянусь, я зажарю морских свинок моих внуков. – Тебе повезло, что все твои внуки еще здесь, – заметила Мари. Веселое выражение Джуди поблекло. – Не могу представить, что буду делать, если они уедут. Восьмидесятилетняя Луиза ничего не сказала, а Тильди похлопала ее по хрупкой руке. – Джонни не уедет. Вот увидишь. Он скорее разведется с Галеанн, чем даст уговорить себя уехать. – Надеюсь, что ты права, – промолвила старая леди. Бог знает, как я надеюсь, что ты права. Когда вечер подошел к концу и женщины стали разбирать свои пальто, Барбара отозвала Энни в сторонку. – Я думала о тебе еще с прошлого своего посещения, и я буду не я, если не предупрежу Большинство людей верят, что мы одна большая семья, но остров имеет свои темные стороны. «Расскажите мне о них», – мысленно попросила Энни. – Я не говорю о Мари с ее навязчивой идеей о смерти Риган Харп. Никто не верит, что тут вина Тео. Но Перегрин удобное место для тех, кто хочет залечь на дно. Капитаны нанимают рабочих с материка, не задавая много вопросов. Пару раз к твоей матери вламывались вандалы. Я наблюдала тут и драки, и поножовщину. Шины резали. И не все наши работяги порядочные граждане. Если часто ставить ловушки в районе, где еще кто-то ловит, то можно найти канаты порезанными, а оборудование на дне морском. Энни попыталась было напомнить, что у нее нет стремления ставить где-то ловушки на омаров, но Барбара еще не закончила. Такие же неприятности выплескиваются и на сушу. Большую часть здешнего народа я люблю, но есть и у нас свои пьянчуги и нежелательные элементы. Вроде муженька Джейси. Только потому что Нед Грейсон слыл красавчиком и семья три поколения жила на острове, он решил, что ему все дозволено. «В точности как Тео», – подумала Энни. Барбара похлопала ее по руке. – Я хочу только сказать, что ты живешь на отшибе. У тебя нет телефона, и далеко от города, если понадобится быстро помощь. Держись настороже и не позволяй себе расслабляться. Вот уж об этом не беспокойтесь. Энни покинула дом Барбары, ощущая себя со всех сторон запуганным существом: дважды проверила заднее сиденье машины прежде чем сесть за руль, а пока ехала домой, то и дело посматривала в зеркало заднего вида. Один раз она чуть не въехала передом в какую-то яму, но, не считая нескольких небольших заминок с пробуксовкой, благополучно добралась до коттеджа. Это придало ей уверенности предпринять еще один поход в город денька через три, чтобы одолжить пару книг. Когда Энни появилась в крошечной библиотеке, Лиза Маккинли укомплектовывала стол, а одна из ее рыжих дочурок носилась по комнате. Лиза поприветствовала Энни, потом показала на список, закрепленный в рамке из плексигласа, торчавшей на углу стола. – Вот мои рекомендации на февраль. Энни просмотрела названия – они напомнили ей те тяжелые мрачные книги, которые заставляла ее читать Мэрайя, – и сказала: – Мне нравится немного более развлекательное чтиво. Плечи Лизы разочарованно поникли. – Вот Джейси точно такая же. Когда здесь была Синтия, мы с ней составляли список рекомендованных книг на каждый месяц года, но никто толком не обращает внимания. – Наверно, у людей разные вкусы. Тут как раз дочка Лизы опрокинула стопку детских книг, и мать поспешила убрать беспорядок. Энни покинула город с кипой романов в мягких обложках в сопровождении неодобрения Лизы. Уже проехала полпути к коттеджу, когда перед ней неожиданно замаячили очертания воронки какой-то выбоины. – Черт. Она тяжело нажала на тормоз, но «КИА» заскользила, и Энни снова съехала с дороги. Она попыталась раскачать машину, чтобы освободиться, но напрасно, как и в прошлый раз. Потом огляделась. На сей раз машина увязла не так глубоко, но вполне достаточно, чтобы понадобилась подмога. Не лучше ли было иметь набор первой помощи или пару пакетов с песком в багажнике, как у всякого разумного местного жителя? Только не у нее. Она совершенно не приспособлена к жизни в таком месте, где нужно полагаться только на самообеспеченность. «Неудачница», – прошептал Лео. Питер, ее герой, хранил молчание. Под порывами казавшегося нескончаемым ветра Энни смотрела вдаль на дорогу. – Ненавижу это место! крикнула она, отчего только закашлялась. И пошла пешком. День, как обычно, был пасмурным. Светит ли когда-нибудь солнце на этом растреклятом острове? Энни поглубже сунула руки в перчатках в карманы и втянула голову в плечи, пытаясь не думать о теплой вязаной шапочке, лежавшей на кровати в коттедже. Тео, наверно, прямо сейчас таращится на нее в телескоп. Она насторожилась, подняв голову, когда услышала, как ломаются ветви вслед за тяжелым стуком, который мог исходить лишь от копыт огромного животного. Этот звук не был привычен для острова, на котором сроду не водилось никакого зверья крупнее кошек и собак. Разве что коня цвета полуночи. Глава 6 Из рощи вековых елей возникла лошадь со всадником. Тео, увидев Энни, натянул поводья. Она ощутила холод металла в глубине горла: одна на острове, где царило беззаконие, в конце пустынной дороги наедине с мужчиной, который однажды пытался ее убить. И возможно, как раз сейчас прикидывал это снова. «Ой! Ой!» – Молчаливый визг Пышки звучал в такт с биением сердца Энни. «Не смей трусить!» – приказала Негодница, пока приближался Тео. Вообще-то, Энни не боялась коней, но этот был таким огромным, и к тому же ей показалось, что в его глазах проблеск безумия. Она почувствовала, словно повторяется старый кошмар, и невольно отступила на несколько шагов, несмотря на приказания Негодницы. «Трусиха», – обозвала ее та. – Спешим куда-то? Тео был одет не по погоде. Только в замшевую куртку и перчатки. Без шапки. Никакого теплого шарфа на шее. Но, по крайней мере, все, что было на нем, соответствовало двадцать первому столетию. Энни все еще не понимала, что же видела той первой ночью. Всплыли в памяти слова Мари, оброненные во время игры. «Я только хотела сказать, что Риган так же хорошо управлялась с парусами, как и ее брат. И не одна я думаю: как странно, что она вышла в море, когда налетел шквал». Энни задавила дрожь, вызвав дух своей любимой куклы. – Направляюсь на суаре к моим многочисленным друзьям. Если не появлюсь вовремя, они отправятся меня искать. Тео вскинул голову. Энни поспешно добавила: – Какая досада, машина в кювете, помог бы кто мне ее вытащить. Просить его – хуже горькой редьки, но она не могла оставить все как есть. Или, может, мне нужно найти кого помускулистей? Уж чего-чего, а мускулов у Тео было достаточно, и с ее стороны глупо было его подначивать. Тео задумчиво посмотрел в сторону машины, потом наклонился к Энни: – Что-то мне не нравится твое поведение. – Не тебе первому. Веко у него дернулось от тика, которым, как она себе представляла, со временем обзаводятся психопаты. – Странный у тебя способ просить помощи. – У нас у всех свои причуды. Так как насчет подтолкнуть? Мысль повернуться к нему спиной вызывала дрожь, впрочем, Энни и так трясло. Копыта Танцора с шумом взрывали гравий, пока Тео трусил рысью рядом с ней к машине. Энни размышляла, уж не начал ли он верить, что Харп-Хауз населяют привидения. Она на это надеялась. «Тик-так часы стучат». – Давай поступим так, – сказал Тео. Я помогу тебе, если ты поможешь мне. – Я бы рада, да у меня проблемы с расчленением трупов. Все эти кости... Проклятье! Вот что случается, когда проводишь слишком много времени в компании с куклами. Перенимаешь их манеры. «Нам манеры от тебя достались», – указала Милашка. Т ео притворился сбитым с толку. – О чем ты толкуешь? Энни отступила. – И какая же помощь тебе нужна? Кроме психиатрической, разумеется. – Хочу снять у тебя коттедж. Энни остановилась как вкопанная. Она не знала, чего ожидала, но только не этого. – А мне где, по-твоему, жить? – Возвращайся в Нью-Йорк. Тебе здесь делать нечего. Я тебя отблагодарю. Он что, в самом деле думает, что она такая дура? Энни сунула руки в карманы. – Ты что, в самом деле думаешь, что я такая дура? – Я никогда не думал, что ты дура. Она снова прошла несколько шагов вперед, но держалась на расстоянии. – С чего бы мне уехать до окончания двухмесячного срока? Тео сверху посмотрел на нее, сначала якобы озадаченный, потом изобразив огорчение, словно наконец вспомнил что к чему. – Я об этом забыл. – Ага, как же. Энни остановилась. Зачем тебе снимать коттедж? В твоем распоряжении больше комнат, чем ты сможешь придумать, что с ними делать. Он пренебрежительно фыркнул, совсем как Лео. – Сбежать из всех них. «Я бы ему как следует врезал за тебя, – тревожно посетовал Питер. Да только он вон какой дылда». Тео внимательно рассмотрел «КИА», потом спешился и привязал Танцора к суку на другой стороне дороги. – Любая подобная машина здесь бесполезна. Тебе следовало бы знать. – Ага, прямо сейчас пойду и куплю другую. Он удостоил ее долгим взглядом, потом открыл дверцу и сел за руль. – Подтолкни. – Я? – Это же твоя машина. Вот сачок. Он прекрасно знал, что Энни не по силам такой труд, однако послал ее к заднему бамперу и стал выкрикивать указания. И лишь когда она начала натужно кашлять, оставил свой пост за рулем и вытолкнул автомобиль с первой же попытки. Вся одежда у Энни была в беспорядке, лицо в грязи, а Тео едва запачкал ручки. С другой стороны, он не уволок ее в лес и не перерезал горло, так что ей совершенно не на что было жаловаться. На следующий день, вешая пальто и рюкзак на крючья у задней двери Харп-Хауза и меняя ботинки на кеды, Энни все еще думала о встрече с Тео. Пока он не навредил ей физически, но это не значит, что не сделает такое в будущем. Насколько она могла судить, Тео оставил ее невредимой лишь потому, что не хотел беспокойств от визитов полиции, после того как обнаружат выброшенный на пляж женский труп. «Как Риган » Энни подальше загнала эту мысль. Риган была единственным человеком, о котором когда-либо заботился Тео. Энни завернула за угол в кухню и обнаружила там Джейси в привычных джинсах и толстовке. Подруга неподвижно сидела за столом. В такой одежде Энни уже ее видела, но этот прикид в стиле «кэжуел» никак Джейси не подходил. Ей следовало носить веселые летние платьица и огромные солнечные очки и нестись в красном кабриолете по какой-нибудь дороге в Алабаме. Энни положила ноутбук на кухонный стол. Джейси даже не взглянула на нее, лишь устало промолвила: – Это конец. – Потом поставила на стол локти и потерла виски. Он послал с утра смс-ку, когда пришел после верховой прогулки. Написал, что ему нужно в город, а когда вернется, нам потребуется обговорить другое соглашение. Энни испытала непреодолимый порыв разразиться обличительной речью. – Это не обязательно значит, что он собирается тебя уволить. Нет, именно это оно и значило. Наконец Джейси взглянула на Энни. Длинный локон белокурых волос упал на бледную щеку. – Мы обе понимаем, что он собирается меня уволить. Я могу на пару дней остановиться у Лизы, а дальше что мне делать? Моя малышка – Лицо ее сморщилось. Л ивия уже и так много пережила. – Я с ним поговорю. Это последнее, чего хотелось Энни, но она не могла придумать, чем утешить Джейси. Он еще в городе? Джейси кивнула. – Он повез сдать мусор в переработку, потому что я сама не смогла. Я его не виню, что он хочет от меня избавиться. Я не могу выполнять то, ради чего меня наняли. Энни могла бы обвинить Тео во всех грехах, и ей не нравилось тоскующее выражение в глазах Джейси. У той что, в натуре тяга к жестоким мужчинам? Она с усилием встала из-за стола и потянулась к костылям. – Мне нужно проверить Ливию. Энни захотелось навредить Тео Харпу. Прямо сейчас, пока его нет в доме. Послать его назад на материк. Она схватила какую-то бутылку из холодильника, поднялась по лестнице, вошла в башню через дверь в конце коридора и решительно прошла в ванную, где рядом с душевой кабинкой свисало влажное полотенце. Раковина сияла чистотой, словно ее выдраили после утреннего бритья. Энни повернула прихваченную с собой бутылку кетчупа горлышком вниз и вытряхнула несколько капель на ладонь. Немного. Только следы. Расставив пальцы, она с левого угла зеркала прошлась сверху до низу, оставлял еле различимые красные пятна. Ничего слишком явного. То ли это кровавые отпечатки, то ли нет. Такие слабенькие, что ему придется поразмышлять, то ли он их утром проглядел, а если нет, то что же случилось с тех пор, раз они появились. Было бы еще лучше оставить воткнутый в подушку кинжал, но если она зайдет так далеко, Тео перестанет подозревать привидения. И начнет грешить на нее. Энни хотела, чтобы он засомневался, не сходит ли с ума, а не стал искать злоумышленника. Именно на это она надеялась, когда устроила на прошлой неделе диверсию с часами его покойной бабушки. Энни тайком вернулась в Харп-Хауз среди ночи, совершив вероломное путешествие, на которое пришлось долго себя уговаривать. Однако дрожала больше, чем оно того стоило. Днем предварительно проверила дверные петли на внешней двери башни, чтобы быть уверенной, что они не заскрипят. Они не скрипели, и ничто не удержало ее, когда она предприняла вылазку в начале третьего ночи. Прокрасться в гостиную, пока Тео спал наверху, оказалось простой задачей. Энни отодвинула часы от стены ровно настолько, чтобы засунуть свежую батарейку взамен севшей, которую вытащила заранее. Совершив сии действия, она установила время так, чтобы часы пробили полночь, но только когда она уже будет в коттедже. Просто и гениально. Однако это воспоминание не подбодрило ее. После всего, что натворил Тео, все эти проделки воспринимались скорее детскими, чем угрожающими. Ей нужно повысить ставки, но она не могла придумать, как это сделать, чтобы ее не поймали. Энни услышала позади себя шум. Втянув воздух, она резко развернулась. И обнаружила черного кота. – О, боже Энни упала на колени. Кот вытаращился на нее золотистыми глазами. – Как ты сюда попал? Он тебя заманил? Ты должен держаться от него подальше. Тебе нельзя сюда приходить. – Кот отвернул голову и метнулся в спальню Тео. Энни бросилась за ним, но животное залезло под кровать. Энни упала на живот и попыталась выманить кота. Иди сюда, киска. Ко мне, кис-кис. – Кот даже не пошевелился. – Он тебя прикармливает? спросила Энни. Не ешь из его рук. Ты понятия не имеешь, что он кладет в твой «Вискас». – По мере того, как кот ускользал, несмотря на ее усилия, раздражение Энни все росло. Глупая скотина! Я же пытаюсь тебя спасти. Кот вонзил когти в ковер, потянулся и зевнул ей в лицо. Энни полезла под кровать и протянула руку. Кот поднял голову и потом чудесным образом пополз к ней. Энни затаила дыхание. Кот добрался до ее руки, понюхал и стал лизать ей пальцы. Кот – любитель кетчупа. Пока у нее были измазаны соусом пальцы, кот милостиво позволил взять его, отнести в дом назад в кухню. Джейси все еще возилась с Ливией, поэтому свидетелей тому, как Энни сражалась с крайне разозленным животным, запихивая его в корзину для пикников, обнаруженную в кладовой, не было. Всю дорогу до коттеджа кот орал, как автомобильная сирена. К тому времени, как Энни доставила его домой, нервы ее были ободраны, как и ее руки. – Уж поверь, мне это нравится не больше, чем тебе. Она открыла крышку. Кот выпрыгнул, выгнул спину и зашипел на нее. Энни налила миску воды. Кипа газет на полу – лучшее, что она смогла придумать в качестве подстилки. Тем же вечером пришлось скормить новому постояльцу последнюю банку тунца, которую Энни припасла себе на ужин. Ей хотелось спать, но она по глупости пообещала Джейси поговорить с Тео. Пока закутавшись по уши в шарф, она тащилась на вершину скалы, то размышляла, сколько это еще будет продолжаться, прежде чем она выплатит долг Джейси. Кого она пыталась надуть? Это только начало. Энни почуяла огонь, прежде чем увидела поднимавшийся от мусорных бочек за гаражом дым. Джейси эту обледенелую тропинку не одолеть, значит, Тео вернулся из города и пытается удовлетворить свои нездоровые потребности пиромана – тягу к огню. Когда они были детьми, у Тео всегда была припасена заначка плавника там, где не мог достать прилив, чтобы они в любое время, когда хотели, разжигали костры на пляже. – Если долго смотришь на огонь, – говорил он, – можно увидеть будущее. Но вот однажды она подстерегла его одного на пляже, бросавшего в костер какую-то вещь, которую Энни приняла за кусок плавника, пока не увидела, как мелькнуло что-то фиолетовое, и она не поняла, что Тео швырнул в пламя драгоценную фиолетовую тетрадь Риган с ее стихами. Тем же вечером она слышала, как близнецы ссорились в комнате Тео. – Ты это сделал! кричала Риган. Я знаю, что ты это сделал. Почему ты такой гадкий? Что бы ни ответил Тео, его слова потерялись в шуме спора Эллиотта и Мэрайи у подножия лестницы. Несколько недель спустя пропал любимый гобой Риган. В конце концов, какой-то заезжий гость заметил обугленные остатки инструмента в одной из мусорных бочек. Так ли уж после этого невозможно поверить, что Тео сыграл какую-то роль в смерти Риган? Энни хотелось забрать обратно данное Джейси обещание поговорить с Тео. Вместо этого она взяла себя в руки и обогнула гараж. Поперек пня лежала куртка Тео, а на нем были лишь джинсы и серая футболка с длинными рукавами. Уже подходя ближе, Энни поняла, что встретиться с ним сейчас, когда она только пришла от коттеджа, играет ей на руку. Он не знал, что она приходит второй раз, поэтому у него нет причины связать ее с фальшивыми кровавыми отпечатками. Джейси не могла подняться по лестнице, а Ливия чересчур мала, чтобы дотянуться до зеркала. Остается только недружелюбное существо из потустороннего мира. Из бочки пыхнул сноп искр. Глядеть на Тео через эти мерцавшие красные угли на эти театральные черные волосы, беспощадные синие глаза и острые как сабля черты словно ухватить мимолетное видение слуги дьявола, предававшегося зимним забавам. Энни сжала в кулаки руки в карманах и ступила в освещенный огнем круг. – Джейси сказала, что ты собираешься ее уволить. – Вот как? Он подобрал куриные кости, упавшие на землю. – Я говорила тебе на прошлой неделе, что помогу ей, и помогаю. Дом прибран, и ты получаешь свою еду. – Если можно назвать то, что вы обе посылаете, едой. – Он бросил кости в огонь. Мир жесткое место для таких мягкосердечных, как ты. – Лучше уж иметь мягкое сердце, чем совсем его не иметь. Даже если ты снабдишь ее большим выходным пособием, надолго ли его хватит? Не похоже, что ее поджидает другая работа. Она ведь твой старинный друг. – Сегодня утром именно мне пришлось везти хлам во вторичную переработку. Он набрал пригоршню сухих апельсиновых корок. – Я бы могла этим заняться. – Верно. Он бросил апельсиновые корки. Вчера мы прекрасно видели, чем обернулось для тебя путешествие. – Аберрация (отклонение от нормы Прим.пер.) Она произнесла это слово серьезно и с невозмутимым лицом. Он оглядел ее, не оставив без внимания так явно пылавшие щеки и спутанный хаос, торчавший из-под красной вязаной шапочки. Энни не понравилось, как Тео смотрел на нее. Не угрожающе, а словно впервые по-настоящему ее увидел. Всю ее. Шишки и ссадины. Шрамы. Даже она пыталась стряхнуть это впечатление. Д аже несколько священных мест. Вместо страха и отвращения, которые должен был вызвать этот внимательный осмотр, ее охватило волнующее желание сесть на один из трех пней и рассказать Тео о своих несчастьях, словно ей снова пятнадцать. В точности, как он заарканил ее первый раз. Вылезла наружу ее ненависть. – Почему ты сжег тетрадь со стихами Риган? Костер пыхнул пламенем. – Я не помню. – Она всегда тебя старалась защитить. Неважно, какие ужасные вещи ты творил, она защищала тебя. – Близнецы – странный народ. Он почти глумился, так сильно напомнив Лео, что Энни содрогнулась. Вот что я тебе скажу, – продолжил Тео. Может, мы сможем как-то договориться. Расчетливый блеск в его глазах вызвал у нее подозрение, что Тео собирается расставить одну из своих ловушек. – Ни за что. Он пожал плечами. – Ладно. И наклонил полный пакет мусора над костром. Я иду говорить с Джейси. Ловушка захлопнулась. – Ты ничуточки не изменился! Что ты хочешь? Он вскинул на нее свои дьявольские глаза. – Я хочу пользоваться коттеджем. – Я не уеду с острова, – заявила Энни. В этом момент едкий запах горящего пластика заполнил поляну. – Да никаких проблем. Коттедж мне нужен только днем. – Волны жара от костра между ними искажали черты Тео. Днем ты будешь обитать в Харп-Хаузе. Можешь пользоваться интернетом. Делай, что хочешь. А вечером меняемся местами. Он поставил капкан, и тот захлопнулся. Сказал ли вообще Тео, что собирается уволить Джейси, или они с Джейси навоображали себе невесть что? Пока Энни раздумывала над вероятностью, что это была преднамеренная выходка, чтобы манипулировать ею в этой торговой сделке, ее осенило еще кое-что. – Так это ты пользовался коттеджем до того, как я приехала сюда. Это твой кофе я нашла. И свежую газету. Он бросил остатки мусора в огненное жерло бочки. – Ну и что? Твоя мать никогда не возражала, когда одалживали коттедж. – Моя мать умерла, – возразила Энни. Она вспомнила, что на газете, которую она нашла, стояла дата за несколько дней до ее появления. Ты, должно быть, знал, когда я приеду кажется, любой на этом острове был в курсе. Но когда я добралась, то не было ни воды, ни отопления. Значит, это нарочно подстроено. – Я не хотел, чтобы ты осталась. Он не выказал ни грамма стыда, но учитывая обстоятельства... Энни ведь не вручала ему золотую звезду за честность. – Что такое особенное в коттедже? Тео забрал куртку с пня. – Он не Харп-Хауз. – Но если ты так ненавидишь этот дом, почему ты здесь? – Могу спросить тебя то же самое. – У меня не было выбора. Она натянула шапку на уши. Это не то, что у тебя. – Разве? Он закинул куртку на плечо и направился к дому. – Я соглашусь только при одном условии, – крикнула Энни, прекрасно зная, что она не в том положении, чтобы диктовать какие-то условия. Чтобы я могла пользоваться твоим «рэндж ровером», когда захочу. Тео продолжал идти. – Ключи на крючке у задней двери. Она вспомнила о нижнем белье, что оставила разбросанным по спальне, и альбом порнографических художественных фотографий на диване. И еще там был черный кот. – Прекрасно. Но наша сделка не вступит в силу до завтра. Я принесу тебе ключи утром. – Нет нужды. У меня есть ключ. В два шага Тео обогнул конюшню и скрылся из виду. Энни подверглась шантажу, однако, и ей кое-что перепало. У нее не только появится надежный транспорт, но и не придется беспокоиться, что днем наткнется на Тео. Ей было интересно, обнаружил ли он отпечатки, оставленные в ванной на зеркале. Если бы только она могла услышать его вопль. Может, сегодня вечером выцарапать метки когтей на двери в башню? Пусть-ка Тео погадает, что это. Когда Энни зашла в дом, Джейси сидела за столом, сортируя стопку чистого белья. Ливия устроилась на полу над большой головоломкой-паззлом. Она подняла голову и впервые обратила внимание на Энни. Та улыбнулась, дала себе слово еще до конца дня принести Негодницу и подошла к столу помочь с бельем. – Я поговорила с Тео. Можешь не переживать. Глаза Джейси засияли, как у юной дебютантки. – Правда? Ты уверена? – Конечно. Энни вытащила банное полотенце и стала его складывать. Впредь я буду ездить по поручениям в город, так что дай знать, что нужно сделать. – Мне следовало больше верить в него. Джейси почти задохнулась. Он был так мил со мной. Энни прикусила язык. Со всей силы. Какое-то время они работали в молчании. Энни разбирала простыни и полотенца, поэтому ей не пришлось иметь дело с личными вещами Тео. Джейси тратила время на складывание кипы шелковых боксеров, проводя пальцами по ткани. – Готова поклясться, они стоят кучу денег. – Удивительно, как такая нежная ткань выдерживает все эти когтистые женские ручонки. Не говоря уже о некой большой части тела Джейси восприняла слова Энни всерьез. – Я так не думаю. Жена его умерла только год назад, а единственные женщины здесь – ты да я, и еще Ливия. Энни посмотрела на четырехлетку. Лобик Ливии сосредоточенно морщился от усердия: она впихивала огромные куски головоломки на нужные места. С умственным развитием у девочки не было никаких сбоев, и Энни слышала, как малышка что-то гудела себе под нос, значит, голосовые связки работали. Почему она не разговаривает? Стесняется или дело сложнее? Что бы ни происходило, немота делала ее более уязвимой, чем обычного четырехлетнего ребенка. Ливия собрала головоломку и исчезла из кухни. Энни уже обитала здесь достаточно долго, чтобы оставаться в неведении насчет малышки. – Я видела, Ливия пишет цифры. Какая умница. – Некоторые пишет задом наперед, – заметила Джейси, однако она явно гордилась дочерью. Энни не видела другого выхода, как спросить напрямик. – Я не слышала, чтобы она говорила. Может, она с тобой разговаривает, когда меня нет? Джейси сжала губы. – Я поздно начала говорить. Сказала, как отрезала, чтобы пресечь дальнейшие расспросы, но Энни не готова была сдаться. – Мне не хочется вмешиваться, но чувствую, что мне нужно знать. – С ней все будет хорошо. Джейси встала, опираясь на костыли. Как думаешь, стоит сделать «нерях Джо» Тео на ужин? Энни не хотелось даже воображать, что подумает Тео о сэндвичах Джейси. – Конечно. – Она собралась с духом и приступила к более тяжелой теме: – Джейси, я считаю, тебе нужно быть уверенной, что Тео и близко к Ливии не подойдет. – Знаю. Он так взбесился из-за конюшни. – Дело не только в конюшне. Он непредсказуем. – Что ты имеешь в виду? Она не решилась впрямую обвинить, что Тео намеревается причинить Ливии вред, когда не знала, правда ли это, однако не могла сбросить такую вероятность со счетов. – Он не ладит с детьми. Да и Харп-Хауз не самое безопасное место для ребенка. – Ты не здешняя, Энни, поэтому откуда тебе знать, как тут и что. Джейси говорила почти снисходительно. Детей на острове не принято баловать. Я уже в восемь вытаскивала ловушки. И не думаю, что здесь найдется хоть один ребенок, который к десяти годам не умел бы водить машину. Здесь все не так, как на материке. Дети на Перегрине учатся самостоятельности. Вот поэтому-то и ужасно не пускать Ливию гулять. Энни сомневалась, что хоть кто-то из этих самостоятельных ребятишек страдал немотой. И все же, несмотря ни на что, она думала, что Ливия разговаривала с Джейси, когда Энни не было поблизости. И возможно, не из-за чего переживать. Кажется, Тео искренне возмущался, что Ливия попадет в беду в конюшне. Энни отделила посудные полотенца. – Тео хочет днем пользоваться коттеджем. – Он там работал, пока ты не приехала. – Почему ты мне не сказала? – Думала, ты в курсе. Энни начала было говорить, дескать, в башне у него полностью оборудованный кабинет, потом вспомнила, что Джейси не знает, что она побывала наверху. Идею, что работает на Тео, Энни могла переварить при одном условии: напоминать себе, что работает не на него. Она платила долг Джейси. Закончив засовывать сложенное выстиранное белье в корзину дожидаться часа, когда Тео в следующий раз уйдет из дома, Энни отнесла ноутбук в комнату, бывшую когда-то милой солнечной гостиной, а теперь со стенами, обшитыми темными панелями, и толстым ковром бордового цвета напоминавшую мужское логово Дракулы. По крайней мере, комната выходила на океан, в отличие от кабинета Эллиотта. Энни выбрала глубокое кожаное кресло с подлокотниками, что позволяло поверх огромного переднего крыльца смотреть на воду, которая сегодня имела синевато-серый цвет и пугала сердитыми барашками. Энни открыла файл со списком предметов и села за работу, надеясь, что на сей раз не наткнется на такое множество тупиков. Она смогла отследить большинство художников, чьи творения украшали стены коттеджа. Разрисовавший стену студии художник служил в колледже профессором неполный день, его работы не завоевали популярность, значит, дело с продажей стены иметь не придется. Черно-белые литографии в кухне принесут несколько сот долларов. Р.Коннор, нарисовавший перевернутое дерево, продавал свои картины на летних ярмарках за скромную цену, а учитывая комиссионные, которые нужно платить посреднику, она вряд ли что-то добавит к своему счету. Энни осмелилась набрать в Гугле имя Тео. Не то чтобы она раньше его не гуглила, но сейчас добавила еще слово в строку поиска. Жена. Нашлось только одно четкое фото, сделанное полтора года назад на торжественном вечере в пользу Филадельфийского оркестра. Тео выглядел так, словно родился для парадного смокинга, а его жена надпись под фото гласила, что ее зовут Кинли Адлер Харп, идеально ему подходила: величавая красавица с тонко вылепленными чертами и длинными темными волосами. Что-то в ней было знакомое, но Энни никак не могла уловить, что именно. Немного покопавшись, Энни нашла некролог. Кинли Адлер Харп умерла в прошлом феврале, как и говорила Джейси. На три года старше Тео. Закончила Брин-Морский колледж и получила степень магистра в Дартмурте, значит, и красавица и умница. Работала в сфере финансов и оставила после себя мужа, мать и пару тетушек. Не очень многочисленная семья. Причина смерти не указывалась. Почему она выглядит такой знакомой? Темные волосы, идеальные черты И тут Энни осенило. Такой могла быть Риган Харт, доживи она до тридцати. Неровный перестук костылей прервал вызвавшие дрожь мысли. В дверях появилась Джейси. – Ливии нет. Опять сбежала. Энни отложила ноутбук. – Я ее найду. Джейси бессильно прислонилась к косяку. – Она бы не сбегала, если бы я хоть иногда водила ее гулять. Я же понимаю, что нельзя ребенка все время держать взаперти в четырех стенах. Я ужасная мать. – Ты великолепная мать, а мне нужно на свежий воздух. Свежий воздух последнее, в чем нуждалась Энни. От него она испытывала недомогание. От ветра, режущего лицо, от мускулов, болевших после когтистых котов и путешествия на скалу к Харп-Хаузу дважды в день. Впрочем, хотя бы силы к ней стали возвращаться. Энни обнадеживающе улыбнулась Джейси и отправилась на кухню одеться потеплее. Несколько секунд смотрела на свой рюкзак, потом решила, что настало время вытащить Негодницу. Ливия скорчилась под лапами любимого дерева. Снег у ствола растаял, и девочка сидела скрестив ноги на голой земле и играла двумя шишками, изображая их танец. Энни нацепила Негодницу на руку, укрыв предплечье розовой юбочкой куклы. Ливия притворялась, что не видит, как подходит Энни. Сев на ближайший к дереву старую каменную кладку, Энни поставила локоть на колено и выпустила Негодницу. – Псстт Псстт... Звук «п» непрофессионалы-чревовещатели стремятся избегать наравне с буквами «эм», «би», «эф», «кью» и «дабл ю» – все они требуют артикуляции губ. Однако Энни много лет тренировалась с подстановкой звуков, и даже взрослые не узнавали, что она пользуется смягченной версией звука «т» вместо «п». Ливия смотрела наверх, не сводя глаз с куклы. – Как тебе нравится мой наряд? Негодница повертелась, показывая свои радужные колготки и футболку со звездой. Движения служили дополнительным отвлекающим фактором, чтобы зрители не замечали подстановки звуков. Например, когда произносится «ной» вместо «мой». Негодница потрясла растрепанными волосами. – Нужно было надеть леопардовые джинсы. Юбка мешает, когда я хочу покувыркаться или попрыгать на одной ножке. Не то чтобы ты понимала... Ты ведь слишком маленькая, чтобы скакать на одной ножке. Ливия яростно затрясла головой. – Ты не маленькая? Еще отчаянные мотания головой. Ливия выбралась из-под ветвей, подогнула одну ножку и неловко попрыгала на другой. – Magnifico ! Негодница захлопала тряпичными ручками. А ты можешь достать носочки? Ливия согнула коленки и достала носочки, подметая землю кончиками прямых каштановых волос. Какое-то время они продолжали в том же духе – Негодница проверяла умение девчушки. Наконец, после того как Ливия завершила серию кругов вокруг ели, и при этом Негодница ее подгоняла, чтобы та шагала быстрее, кукла заявила: – Ты удивительно прыткая для девочки, которой только три годика. Ливия прекратила топать. Она насупилась на Негодницу и хмуро выставила четыре пальца. – Ой, я ошиблась, – извинилась Негодница. Наверно, посчитала, что тебе меньше лет, потому что ты не говоришь. Энни с облегчением увидела, что Ливия с виду больше обиделась, чем смутилась. Негодница наклонила голову, пучок оранжевых волос упал на глаз кукле. – Должно быть, трудно не разговаривать. Я вот болтаю все время. Говорю, говорю, говорю. И считаю себя вполне приятной. А ты? Ливия молча кивнула. Негодница посмотрела на небо, будто о чем-то задумалась. – Ты когда-нибудь слышала о бесплатном секрете? Ливия помотала головой, глядя на Негодницу, словно Энни не существовала. – А я люблю бесплатные секреты, – сообщила кукла. Если я предупреждаю «бесплатный секрет», значит, я могу сказать тебе что-нибудь, а ты не должна обижаться. Мы с Энни играем в эту игру, и, черт, она рассказывает иногда плохие секреты, вроде того раза, когда сломала мой любимый фиолетовый карандаш. Негодница откинула назад голову, открыла рот во всю ширь и заорала, что было мочи: – Бесплатный секрет! В ожидании глаза Ливии стали огромными. – Чур, я первая! предупредила Негодница. И помни Тебе не разрешено обижаться, когда я говорю тебе. И я не буду обижаться, когда ты что-нибудь скажешь мне. – Негодница наклонила голову и произнесла тихим доверительным тоном: – Мой бесплатный секрет такой В первый раз ты мне не понравилась, потому что у тебя красивые волосы – каштановые, а у меня – оранжевые. Мне стало завидно. Она посмотрела вверх. – Ты обижаешься? Ливия помотала головой. – Тогда хорошо. Настал момент проверить, воспримет ли Ливия связь между куклой и ее хозяйкой. Энни притворилась, что шепчет что-то на ухо кукле. Негодница повернулась к ней: – Мы должны, Энни? – Да, должны, – в первый раз заговорила вслух Энни. Негодница вздохнула и повернулась к Ливии: – Энни сказала, что мы должны пойти домой. Ливия собрала свои шишки и встала. Энни замешкалась, потом наклонила Негодницу к девочке, и кукла сказала громким шепотом: – Энни еще сказала, что если ты будешь одна и увидишь Тео, то беги к маме, потому что он не понимает маленьких детей. Ливия стремглав понеслась к дому, ничем не показав, как восприняла совет. Уже стемнело, когда Энни покинула Харп-Хауз, но на этот раз она не пошла пешком в коттедж, снабженная лишь фонариком в качестве оружия против своего живого воображения. Вместо того она взяла с крючка в кухне ключи от машины Тео и поехала домой. У коттеджа не было гаража, только покрытая гравием небольшая стоянка сбоку. Энни припарковалась, вошла через боковую дверь и включила свет. Кухня была разгромлена. Глава 7 Энни оценила масштабы катастрофы и выронила рюкзак. Ящики шкафов и комодов были выдвинуты, столовые приборы, кухонные полотенца и банки валялись на полу вместе с содержимым опрокинутого мусорного ведра, вперемежку с бумажными салфетками, пищевой пленкой и коробкой макарон. Вычурные солонки и перечницы Мэрайи по-прежнему рядком стояли на подоконнике, но дуршлаги, мерные чашки и поваренные книги лежали на груде рассыпанного риса. Энни глянула в сторону темной гостиной и почувствовала, как по спине побежали мурашки. А вдруг взломщик все еще в доме? Она попятилась к двери, в которую только что вошла, ринулась к машине, залезла внутрь и заперлась там. Звук ее неровного дыхания заполнил пространство. Девять-один-один звонить бесполезно. Друзей у нее тут нет. Ну и что делать? Ехать в город за помощью? И кто же именно ей поможет на богом забытом острове, где даже полиции нет? Офицеры приезжали с материка только в каких-то серьезных случаях. Итак. Полиции нет. Соседей, кто мог бы присмотреть за домом и помочь, тоже. Что бы там ни утверждали географические карты, Энни покинула штат Мэн и оказалась в штате Анархии. Еще имелся вариант поехать назад в Харп-Хауз, но туда за помощью Энни обратилась бы в самом безвыходном положении. А ведь ей казалось, что она ведет такую тонкую игру со всеми этими жуткими звуками и пугающими выходками. Очевидно, нет. Погром в домике дело рук Тео. Его возмездие. «Жаль, что у меня нет оружия, как у всех на острове». Даже если б в итоге Энни нечаянно застрелилась, все равно сейчас бы чувствовала себя не столь уязвимой. Она осмотрела машину Тео. Дорогая аудиосистема, навигатор, зарядное устройство для мобильного, в бардачке документы и автомобильный справочник. Скребок для лобового стекла лежит на полу перед пассажирским сиденьем, сзади дорожный зонт. Ничего полезного. «Нельзя сидеть здесь вечно». «А я б посидела, – заметила Пышка. До тех пор, пока кто-нибудь бы меня не спас». Чего ждать не приходилось. Энни разблокировала дверь и осторожно выбралась из машины. Постоянно оглядываясь, дабы увериться, что никто к ней не подкрадывается незаметно, открыла багажник и обнаружила там лопатку с короткой ручкой. Ровно такую всякий предусмотрительный островитянин возит с собой на случай, если застрянет. «Или если возникнет надобность закопать труп», – прошептала Пышка. И что с котом? Он все еще в доме, или Энни спасла животное от воображаемой опасности лишь затем, чтобы обречь на верную смерть? Вооружившись лопаткой и вытащив фонарик, который носила в кармане пальто, Энни крадучись направилась к дому. «Там жутко темно, – пожаловался Питер. Пожалуй, я лучше вернусь в машину». Снег вчера подтаял и снова замерз, поэтому надежды рассмотреть следы на ледяной корке не оправдались, пусть и было достаточно света. Она принялась пробираться к фасаду. Наверняка Тео не стал бы ошиваться поблизости после содеянного, но кто знает? Обогнув старинные деревянные ловушки для омаров рядом со входной дверью, Энни скрючилась под окном гостиной. Затем медленно подняла голову и заглянула внутрь. Невзирая на темноту, она рассмотрела, что и эту комнату не пощадили. Темно-серое кресло, похожее на самолетное, лежало на боку, диван стоял косо, его подушки валялись на полу, а картина с деревом криво висела на стене. От дыхания стекло запотело. Энни осторожно подняла фонарик выше и посветила вглубь комнаты. Взломщик поскидывал книги с полок и выдвинул оба ящика разрисованного сундука. Кота ни живого, ни мертвого видно не было. Энни пригнулась и стала пробираться к задней части дома. Там было еще темнее и пустыннее. Медленно-медленно подняв голову, она наконец заглянула в спальню, но ничего не увидела. По ее опыту, Тео вполне мог сидеть в засаде по другую сторону окна. Собравшись с духом, Энни подняла фонарик и осветила комнату. Та была точно в том же виде, в каком хозяйка ее оставила, никакого дополнительного беспорядка. – Какого черта ты делаешь? Энни закричала, уронила лопатку и развернулась. Тео стоял в темноте всего метрах в шести от нее. Энни побежала. Туда, откуда пришла. Вокруг дома, обратно к машине. Ноги проваливались в снег, мозг кричал об опасности. Энни поскользнулась, упала и потеряла фонарик, однако заставила себя встать и побежала дальше. «Заберись внутрь. Запрись и езжай прочь, пока он тебя не догнал». Да она ему по ногам проедет, если придется. Хоть по нему самому. С молотящим о ребра сердцем Энни обогнула коттедж, свернула, подняла глаза Совершенно невозмутимый Тео стоял, прислонившись к пассажирской двери «рэндж ровера», скрестив руки на груди. Энни резко остановилась. Хозяин Харп-Хауза был в теплой черной замшевой куртке и джинсах. Ни шапки, ни перчаток. – Странно, – спокойно заметил он. Свет из кухонного окна бросал резкие тени на его лицо. Не припомню, чтобы в детстве ты так бесилась. – Я? Это ты психопат! Энни не собиралась кричать вообще не думала говорить это вслух. Фраза словно повисла в воздухе между ними. Однако Тео не разозлился, а просто спокойно продолжил: – Пора это прекратить. Ты ведь понимаешь? И самый надежный способ все остановить прикончить ее. Грудь Энни сдавило. – Ты прав. Как скажешь. Она принялась осторожно, медленно отступать. – Признаю. Тео опустил руки. В шестнадцать я был настоящим монстром. Не думай, будто я забыл. Но пара лет общения с мозгоправом меня изменила. В его случае медицина бессильна. Энни нервно кивнула: – Хорошо. Отлично. Рада за тебя. И сделала еще шаг назад. – Столько лет прошло. Ты ведешь себя глупо. А вот теперь Энни рассердилась. – Убирайся! Ты достаточно дел натворил. Тео оттолкнулся от машины. – Ничего я не делал. И это тебе следует убраться! – Я заходила в дом и поняла твое послание. Энни понизила голос, заставив себя говорить спокойнее. Просто скажи – попросила она даже еще мягче, чуть нервно. – Ты Что ты сделал с котом? Тео склонил голову набок. – Должно быть, смерть Мэрайи сильно тебя потрясла. Может, тебе следует с кем-то поговорить? Он что, правда думает, будто это у нее с головой неладно? «Надо его успокоить». – Хорошо. Я с кем-нибудь поговорю. А ты можешь ехать домой. Возьми машину. – В смысле, мою машину? Ту самую, которую ты взяла без разрешения? Вообще-то, он сам сказал брать автомобиль, когда нужно, но сейчас Энни не собиралась спорить. – Больше не возьму. Уже поздно, и уверена, у тебя есть дела поважнее. Увидимся утром. Только не после такого. Придется найти иной способ помочь Джейси, потому что Энни точно больше туда не пойдет. – Я уйду, как только ты объяснишь, почему кралась вокруг коттеджа. – Я не кралась. Просто решила немного размяться. – Чушь. Тео большими шагами подошел к боковой двери коттеджа, распахнул ее и исчез внутри. Энни ринулась к машине, но недостаточно быстро. Тео пулей вылетел из дома: – Какого черта там случилось? Его ярость казалась такой искренней, что не знай его получше, Энни ему поверила бы. – Все в порядке, – тихо произнесла она. Я никому не скажу. – Думаешь, я это сделал? ткнул он в сторону коттеджа. – Нет, нет. Конечно же нет. – Ты и правда думаешь, что это я. Он больше не хмурился, а всерьез рассердился. Представить не можешь, как мне сейчас хочется просто уйти, чтобы ты сама со всем разбиралась. – Н-не сдерживай себя. – Не искушай. В два шага оказавшись рядом с Энни, Тео сжал ее запястье. Она подскочила и попыталась вывернуться, однако он упорно тащил ее к двери. Заткнись, пожалуйста, – попросил Тео. А то уже уши болят. Ты своим визгом всех чаек распугала. То, что он говорил скорее устало, чем угрожающе, странно подействовало на Энни. Она почувствовала себя глупо. «Веду себя прямо как героиня черно-белого фильма вроде тех самых дамочек, которых вечно таскали за собой Джон Уэйн или Гэри Купер». Чувство Энни не понравилось, и, оказавшись внутри дома, она перестала вырываться. Тео ее выпустил, но глаз не спускал. И они были смертельно серьезны. – Кто это сделал? «Да он просто мне голову морочит. Или нет?» И Энни решилась сказать правду: – Думала, что ты. – Я? Тео вроде искренне смутился. Да, ты настоящая заноза в заднице, и я бы много отдал, чтобы ты тут не появлялась, но с чего мне разорять место, где я люблю работать? Послышалось мяуканье, и в кухню осторожно прокрался кот. Ну вот, одной загадкой меньше. В молчании Тео посмотрел на животное. Затем на Энни. Затем наконец открыл рот и спросил: – Что тут делает мой кот? говоря преувеличенно терпеливо, как разговаривают с детьми или психически нездоровыми людьми. Хвостатый предатель потерся о его ноги. – Он пришел сюда за мной. – Черта с два. Тео взял кота на руки и почесал за ушами. Что эта чокнутая с тобой сделала, Ганнибал? «Ганнибал?» Кот прижался к куртке Тео и зажмурился. Тот так и понес его с собой в гостиную. Чувствуя растущее смущение, Энни пошла следом. Тео включил свет. – Что-нибудь пропало? – Н-не знаю. Мобильник и ноутбук у меня с собой, а вот Куклы! Негодница так и осталась в рюкзаке, но что же с остальными? Энни ринулась мимо Тео в студию. Под окнами стояла низкая полка для художественных принадлежностей. Энни отчистила ее на прошлой неделе и устроила на ней кукол. Они сидели в том же порядке, как утром: Милашка, Пышка, Питер и Лео. Тео заглянул в студию: – А милые у тебя друзья. Энни хотелось надеть их на руки, поболтать, но не с этим же гостем за спиной. А Тео тем временем направился к спальне. Пришлось пойти за ним. Там ждала куча одежды последнее, что оставалось разобрать из вещей Мэрийи, чтобы было куда положить имущество самой Энни. На стуле между окнами висела пижама и лифчик. Обычно Энни застилала кровать, но сегодня не стала и вдобавок еще кинула банное полотенце на край матраса. Хуже всего вчерашние ярко-оранжевые трусики валялись на самом виду на полу. Тео оглядел кавардак: – А они неплохо здесь потрудились. Он что, правда сейчас пошутил? Кот уснул, но Тео все поглаживал его спину, расчесывая пальцами черную шерсть. Он неспешно прошел обратно через гостиную в кухню. Пинком загнав под диван альбом с порнографическим искусством, Энни отправилась следом. – Ничего странного не замечаешь? спросил Тео. – Да! Мой дом разгромили. – Я не про это. Оглядись. Ничего необычного не видишь? – Как жизнь проносится у меня перед глазами? – Прекрати паясничать. – Ничего не могу с собой поделать. Обычно я шучу, когда напугана. Энни честно попыталась понять, на что же он намекает, но была слишком сбита с толку. Действительно ли Тео ни при чем или же он просто хороший актер? Но кто еще мог сотворить такое? Барбара предупреждала о чужаках на острове, но стал бы кто-то незнакомый к ней вламываться? Что тут красть? Разве что наследство Мэрайи. Вдруг кто-то еще мог о нем знать? Энни остановилась и оглядела кухню. Самый большой урон перевернутое мусорное ведро и рассыпанные рис и макароны. Вроде больше ничего не пострадало. – Пожалуй, могло быть хуже, – заметила она. – Именно. Никакого разбитого стекла. Ты говоришь, ничего не пропало. Как-то очень продуманно. Ни у кого на острове на тебя зуб не имеется? Энни молча уставилась на него. Через несколько секунд до Тео дошло. – Нечего на меня так смотреть. Это ты все успокоиться не можешь. – И не без причины! – Так я тебя и не виню. Я был испорченным ребенком. Но сейчас у меня нет мотивов. – Есть и не один. Ты хочешь забрать коттедж. Я воскресила неприятные воспоминания. Ты – Энни осеклась прежде, чем успела высказать то, что думала. Однако Тео прочел ее мысли: – Я не психопат. – Я такого и не говорила. Но все же подумала. – Энни, я был ребенком, и то лето выдалось очень тяжелым. – Серьезно? Ей хотелось сказать намного больше, но сейчас не время. – Давай временно вычеркнем меня из списка подозреваемых. Он поднял руку, потревожив кота. Просто ради эксперимента. Как только закончим, можешь поставить мое имя обратно на первую строчку. «Он надо мной смеется». Это должно было разозлить Энни, но неожиданно успокоило. – Других подозреваемых нет. Разве что кто-то думал, будто здесь есть нечто ценное. Нашли ли воры то, что искали? Она перекопала весь книжный шкаф, но еще не разобрала содержимое коробок в студии и хлам из шкафов. Откуда ей знать? – Ни с кем не ссорилась с момента приезда? Он снова поднял руку. Кроме меня. Энни покачала головой: – Нет, но меня предупреждали о бродягах. Тео спустил кота с рук. – Мне это все не нравится. Тебе следует обратиться в материковую полицию. – Если я правильно помню, по меньшему поводу, чем убийство, их сюда не притащишь. – И правда. Тео расстегнул куртку. Давай приберемся. – Я сама справлюсь, – быстро заверила его Энни. Иди домой. Тео посмотрел на нее с легкой жалостью. – Если бы я собрался убить тебя или изнасиловать, или не знаю, что ты там еще себе придумала, то уже давно бы это сделал. – Хорошо, что не собрался. Тео пробормотал что-то под нос и быстро вышел в гостиную. Снимая пальто, Энни вспомнила советы всяких гуру по самопомощи, вроде «следуйте своим инстинктам». Но чутье может подвести. Вот как сейчас. Потому что в эту минуту она чувствовала себя почти в безопасности. К тому моменту, как свернулась калачиком в постели, Энни снова начала кашлять. А ведь и так заснуть не удавалось как тут расслабишься, если Тео Харп растянулся неподалеку на розовом диване? Наглец отказался ехать домой, даже когда Энни приказала ему выметаться. Что еще ужаснее в глубине души ей хотелось, чтобы он остался. Да, именно так все тогда и было, в пятнадцать лет. Тео стал ей другом, втерся в доверие, а затем превратился в монстра. День выдался изматывающий, и Энни наконец провалилась в глубокий сон. А наутро, когда слабый свет стал проникать под закрытые веки, испытала то блаженное, дремотное состояние, когда еще слишком рано вставать и можно еще поваляться. Пригревшись, расслабившись, она подтянула ноги и задела что-то твердое. Энни распахнула глаза. Тео лежал на кровати. Рядом. На спине. Всего в паре сантиметров от нее. Воздух застрял в горле, затем вышел со свистом. – Предупреди, если соберешься завопить, – пробормотал Тео, не открывая глаз, – чтоб я сперва успел покончить с собой. – Ты что здесь делаешь? проскрипела она. Проскрипела, а не закричала. – От дивана жутко разболелась спина. Он чертовски короткий. – Я сказала тебе лечь на кровати в студии! – На ней коробки. И нет одеял. Слишком хлопотно. Он лежал поверх покрывала, по-прежнему в джинсах и свитере, натянув на грудь лоскутное одеяло, которое Энни вручила ему вчера ночью. В отличие от того вороньего гнезда, что образовывалось у нее на голове к утру, его волосы всего лишь пришли в элегантный беспорядок, подбородок красиво покрывала щетина, а снежная белизна подушки лишь подчеркивала смуглую кожу, унаследованную от матери. «У него, небось, сейчас даже изо рта не пахнет». И незваный гость явно не собирался шевелиться. Остатки сна испарились напрочь. Энни перебрала в голове все, что хотелось высказать. «Черт тебя дери! Как ты смеешь?» Однако обе фразы были словно из плохих готических романов. Она стиснула зубы. – Пожалуйста, уберись из моей кровати. – На тебе что-нибудь есть под одеялами? спросил Тео, по-прежнему не открывая глаз. – Да, есть! полная праведного гнева закричала Энни. – Ну и отлично. Значит, никаких проблем. – У нас бы их не было, даже спи я голышом. – Уверена? Он что, флиртует? Если бы она еще до конца не проснулось, это стало бы последней каплей. Энни выскочила из кровати, тут же осознав, что стоит в желтой фланелевой пижаме с Санта-Клаусом, шуточном подарке от подруги. Схватив халат Мэрайи и вчерашние носки, Энни оставила Тео в одиночестве. * * * Шаги Энни стихли, и Тео улыбнулся. Впервые за очень долгое время на его памяти он спокойно выспался и чувствовал себя почти отдохнувшим. Лежать здесь и донимать Энни было так Тео помедлил, подбирая подходящее слово, и наконец нашел его. Однако оно оказалось таким непривычным, что пришлось еще раз примериться и убедиться да, подходит. Донимать Энни было весело. Она боялась его до смерти неудивительно но отступать не собиралась. Даже будучи неловким беззащитным подростком, Энни обладала гораздо большей смелостью, чем сознавала, что удивительно, учитывая, как ее третировала мать. А еще Энни четко понимала, что хорошо, а что плохо. Для Антуанетты Хьюитт все делилось только на черное и белое. Может, именно это качество и привлекло его к ней тогда, когда они были детьми. Тео не собирался терпеть ее здесь, но становилось ясно, что в ближайшее время Энни никуда не собирается. Чертово соглашение родителей. Тео хотел приходить в коттедж когда вздумается, а Энни все испортила. Но дело не только в доме, а в самой гостье, с ее смешной наивностью и связью с прошлым, которое Тео хотел забыть. В Энни, которая слишком много знала. Обнаружив, что она застряла на дороге, он разозлился. Поэтому вынудил Энни саму выталкивать машину, хоть и знал, что ничего не выйдет: испытал удивительнейшее чувство, сидя за рулем и покрикивая, чтоб толкала сильнее. Словно оказался в шкуре другого человека. Стал нормальным парнем, который любит малость подшутить над ближними. Иллюзия. Ничего нормального в нем нет. Но сегодня утром Тео почти почувствовал себя таким человеком. * * * Энни он обнаружил на кухне у раковины. Вчера они по большей части успели прибраться, и теперь Энни мыла столовые приборы, которые взломщик разбросал по полу. Она стояла спиной к Тео, ее буйные темно-золотистые кудри привычно вели себя как вздумается. Его всегда влекло к женщинам с классической красотой, а Энни к ним не относилась, поэтому, ощутив возбуждение, Тео смутился. Хотя реакция непроизвольная, у него ведь уже черт знает сколько не было женщины. Он вспомнил ту пятнадцатилетнюю девчушку неловкую, забавную и такую влюбленную, что ему и стараться не пришлось ее впечатлить. Теперь собственные сексуальные поползновения казались ему нелепыми, хоть и обычными для возбужденного подростка. Может, хоть это в нем было нормальным. Энни стояла в простом синем халате до середины икры, из-под которого выглядывала желтая пижама с Санта-Клаусом, пытающимся залезть в каминную трубу. – Симпатичная пижамка. – Ехал бы ты домой, – парировала Энни. – А с пасхальным кроликом у тебя ничего нет? Она обернулась, уперев руку в бедро: – Да, мне нравятся сексуальное ночное белье. Можешь подать на меня в суд. Тео рассмеялся. Пусть хрипло с непривычки но тем не менее. Энни Хьюитт просто невероятно светлый человек. С этими огромными глазами, веснушчатым носом и растрепанными волосами она напоминала Тео фею. Не хрупкое существо, порхающее с цветка на цветок, а этакая заботливая фея. Та, что, скорее, будет суетиться вокруг вялого кузнечика, чем разбрасывать волшебную пыльцу. Тео почувствовал, что слегка размяк. Энни оглядела его с головы до ног. Вообще-то, женщины часто на него смотрели, только вот не хмурились при этом. Ну да, он помятый и небритый, но не настолько же все плохо? – У тебя вообще пахнет изо рта? вдруг спросила Энни. Он понятия не имел, о чем она. – Я только что воспользовался твоей зубной пастой, поэтому вряд ли. А почему ты спросила? – Составляю список, что мне в тебе не нравится. – Раз уж первым пунктом ты поставила «психопат», вряд ли нужно добавлять что-то еще. Тео говорил словно в шутку, хотя оба знали, что он не шутил. Энни схватила метлу и принялась выметать пропущенный рис. – Интересно, как это ты вчера так вовремя появился? – Пришел за своей машиной. Ну, помнишь, той, что ты украла. По правде говоря, он сам разрешил ей брать автомобиль, но что с того? Энни знала, какие игры стоят свеч, и проигнорировала обвинение. – Ты удивительно быстро сюда добрался. – Пошел через пляж. Энни ткнула метлой в угол. – Какая жалось, что ты вчера не надумал пошпионить в телескоп. Может, знал бы, кто это сделал. – Учту на будущее. Энни полезла за макарониной, ускакавшей под плиту. – А почему ты в тот первый день вырядился, словно Красавчик Браммел? У Тео ушла минута, чтобы понять, о чем Энни говорит. – Ради эксперимента. Решил узнать, каково это, ходить в такой одежде. И прибавил, раз уж все равно выставился как настоящий придурок: – Люблю как можно сильнее вживаться в своих персонажей. Особенно в извращенцев. Энни выглядела настолько напуганной, что Тео едва не извинился. С чего бы вдруг? Он посмотрел в сторону посудного шкафа: – Есть хочется. Хлопья есть? Она сунула метлу в шкаф. – Нет. – Яйца? – Не-а. – Хлеб? – Закончился. – Хоть какие-нибудь остатки от ужина? – Да если бы. – Скажи, что хотя бы мой кофе остался. – Совсем чуть-чуть, и делиться я не собираюсь. Тео принялся открывать шкафчики в поисках съестного. – Ты явно не привыкла закупаться в местной бакалее. – Не шарь в моих вещах. Тео обнаружил остатки кофе на холодильнике. Энни рванулась за своим сокровищем, но напрасно Тео держал его слишком высоко. – Веди себя хорошо. Хорошо. Какое глупое слово. Тео едва его использовал. Оно не имело никакой ценности. Чтобы быть просто «хорошим», не требовалось мужество. Ни самопожертвование, ни сила характера. Если бы ему достаточно было просто вести себя хорошо Свободной рукой Тео потянул пояс ее халата. А когда полы распахнулись, прижал ладонь к обнаженной коже, видневшейся в V-образном вырезе пижамы. Энни испуганно распахнула глаза. – Забудь про кофе, – произнес Тео. Лучше сними пижаму. Хочу посмотреть: то, что у тебя там было, хоть немного выросло? «Не хорошо. Совсем не хорошо». Вместо того, чтобы влепить пощечину, как Тео того заслуживал, Энни посмотрела на него с нескрываемым отвращением. – Ты просто чокнутый, – сказала она и, нахмурившись, выбежала прочь с кухни. «Так и есть, – подумал он. Вот и не забывай об этом». Глава 8 Энни стояла у кухонного окна, наблюдая, как кот охотно запрыгнул в машину Тео и парочка укатила домой. «Только попробуй вернись, Ганнибал», – мысленно погрозилась она. Ничего сексуального в том, что Тео распахнул ее халат, не было. Ублюдок повел себя как ублюдок логично же. Однако отвернувшись от окна, Энни вспомнила оценивающий взгляд Тео. Он явно старался вывести ее из себя, но безуспешно. Да, Тео лживый придурок, но опасен ли он? Инстинкты говорили нет, но бдительный мозг посылал столько предупреждающих сигналов, что хватило бы остановить товарный поезд. Энни пошла в спальню. Так называемая аренда Тео предположительно начиналась сегодня, поэтому надо убраться отсюда до его возвращения. Энни натянула то, что здесь стало ее повседневной одеждой: джинсы, шерстяные носки, футболку с длинными рукавами и толстый свитер. Она скучала по летящим тканям и ярким расцветкам своих летних свободных платьев. Скучала по винтажным нарядам пятидесятых с их облегающими лифами и пышными юбками. Один из ее любимых был весь разрисован спелыми вишнями, а другой расписан по кромке танцующими бокалами мартини. В отличие от матери, Энни любила цветные одежды с причудливыми отделками и декоративными пуговицами. Увы, джинсы и унылые свитера, которые она привезла с собой, не могли похвастаться ни тем ни другим. Энни вернулась в гостиную, выглянула в окно, но машины Тео не обнаружила. Тогда она быстро оделась, схватила блокнот и принялась осматривать комнату за комнатой, проверяя, не пропало ли что. Ей еще вчера хотелось этим заняться, но она не собиралась просвещать Тео касаемо наследства или своих подозрений, что вломились к ней именно поэтому. Все предметы из списка по-прежнему находились на своих местах, но, судя по всему, искомое могло оказаться в глубине ящиков одного из шкафов, которые Энни так и не разобрала. А, может, вор уже нашел то, что она не смогла? Тео ее беспокоил. Застегивая пальто, Энни вновь задумалась: а если взлом не имеет никакого отношения к наследству? И это хозяин Харп-Хауза пытается отплатить ей за то, что она его пугала? Энни казалось, что проделка с часами прошла как по маслу, но что, если нет? Что, если Тео ее раскусил и теперь мстит? Чему верить разуму или инстинктам? Разуму конечно. Верить Тео Харпу – все равно что думать, будто ядовитая змея не укусит. Энни обошла коттедж. Тео перед отъездом сделал то же самое, якобы ища следы или же уничтожая все те, что мог оставить сам. А потом заявил, мол, снега свежего почти нет, да и она там натоптала, так что ничего необычного разглядеть нельзя. Энни не особо-то ему поверила, и сама при осмотре не обнаружила ничего подозрительного. Она повернула к океану. Утренний прилив закончился. Уж если Тео вчера вечером прошел по пляжу, то уж при дневном свете получится и у нее. Мокрые, зазубренные камни выстроились вдоль береговой линии недалеко от коттеджа, а ледяной ветер принес запахи соли и водорослей. В более теплую погоду Энни прошла бы прямо вдоль кромки океана, но сейчас держалась намного дальше, осторожно пробираясь по узкой тропке песчаной летом, но ныне обледеневшей из-за слежавшегося снега. Дорожка от времени заросла, и Энни пришлось перебираться через валуны, на которых она в детстве устраивалась с книгами и часами фантазировала об их персонажах. Героинях, которым лишь сила духа позволяла противостоять этим неподходящим мужчинам благородного происхождения, с крутым нравом и орлиными носами. Прямо как у некоего Тео Харпа, хотя его нос орлиным не назовешь. Помнится, Энни жутко разочаровалась, когда узнала, что именно кроется за столь поэтичным сравнением. Пара чаек боролась с порывами ветра. Энни остановилась, любуясь дикой красотой волн, бьющихся о берег, серыми пенными гребнями, вздымавшимися над мутными темными впадинами. Энни так долго жила в городе, что позабыла, каково это чувствовать себя одной в целом мире. Летом приятное, волшебное ощущение, но зимой от него становилось не по себе. Она пошла дальше. Ледяная корка хрустела под ногами. Энни добралась до части пляжа, относившейся к Харп-Хаузу, где не была с того самого дня, когда едва не погибла. Воспоминание, которое она так старалась задвинуть подальше, невольно всплыло в голове. За пару недель до конца лета они с Риган нашли новорожденных щенков. Энни все еще переживала из-за резкой перемены в характере Тео и держалась от него как можно дальше. В то утро, пока он занимался серфингом, Риган, Джейси и она возились на конюшне со щенками. Дворняга, что болталась во дворе, ощенилась накануне ночью. Шесть щенков, всего нескольких часов отроду, черно-белыми еще слепыми комочками жались к матери. Их мягкие розовые животики вздымались и опадали с каждым вздохом. Короткошерстная мамаша, в которой намешалось столько кровей, что и близко породу не определишь, появилась в начале лета. Тео сперва объявил ее своей собственностью, а когда дворняга укусила его за ногу, утратил к ней всякий интерес. Девочки сидели по-турецки на соломе, тихонько болтая и рассматривая каждого крохотного новорожденного в отдельности. – Этот самый милый, – объявила Джейси. – Вот бы взять их с собой, когда придется уехать. – Надо придумать им имена. Вдруг Риган замолчала. А когда Энни справилась, что не так, намотала на палец прядь своих сияющих темных волос и принялась ковырять пол соломинкой: – Давайте не скажем о них Тео. Энни-то и не собиралась, но все равно хотела понять, что имеет в виду Риган. – А в чем дело? Риган потянула локон, прижав к щеке: – Ну, иногда он – Он парень. Парни грубее девушек, – встряла Джейси. Энни подумала о гобое Риган и ее фиолетовом блокноте, полном стихов. Подумала о себе как ее запирали в кухонном лифте, натравливали на нее чаек, сталкивали в болото. Риган вскочила на ноги, явно желая сменить тему разговора: – Идем. Они ушли из конюшни, но когда тем же днем Энни и Риган вернулись проведать щенков, там уже был Тео. Энни попятилась, а Риган подошла к брату, который сидел на соломе и гладил один из маленьких живых комочков. Риган села рядом. – Они такие милые, правда? Она спрашивала так, будто желала услышать от него подтверждение собственной оценке. – Обычные шавки, ничего особенного. Не люблю собак. Тео поднялся и вышел, даже не взглянув на Энни. Но на следующий день она снова застала его на конюшне. Снаружи шел дождь, в воздухе уже пахло осенью. Риган укладывала вещи перед завтрашним отъездом. Тео стоял и держал в руках одного из щенков. Вспомнив предостережение Риган, Энни кинулась к Тео и закричала: – Отпусти его! Он не стал спорить, просто положил щенка к остальным. А когда поднял голову, его обычное угрюмое выражение лица исчезло, и в пылу воображения он показался Энни скорее трагичным, чем мрачным. Поддавшись романтическому порыву, она позабыла о жестокости Тео и думала лишь о любимых непонятых книжных героях с их темными секретами, скрытым благородством и невероятными страстями. – Что не так? – Лето подходит к концу, – пожал плечами Тео. Паршиво, что дождь испортил последние деньки. Энни любила дождь. Хороший повод свернуться где-нибудь клубочком с книгой. И она ждала отъезда. Последние месяцы выдались слишком тяжелыми. Всем троим предстояло вернуться обратно в школы. Тео и Риган в престижные пансионы в Коннектикуте, Энни в среднюю школу музыки и искусств Ла Гуардии, школу Славы. Тео сунул кулаки в карманы шортов. – Между твоей матерью и моим отцом дела не очень. Да, Энни тоже слышала ссоры. Причуды Мэрайи, которые Эллиот прежде находил столь очаровательными, наконец его достали. Энни слышала, как мать упрекала мужа в излишней консервативности и не беспочвенно. Но именно стабильность его жизни привлекла ее в первую очередь, даже больше, чем его деньги. Теперь же Мэрайя говорила, что по возвращению в город они с Энни отправятся на прежнюю квартиру. Мол, просто вещи упаковать. Вот только Энни матери не верила. Дождь стучал по мутным стеклам конюшни. Тео ковырнул солому носком кроссовки: – Мне жаль, что наши отношения сложились так странно. То не отношения, то он сам повел себя странно. Но спорить Энни не любила, поэтому просто пробормотала: – Ладно. – Мне мне нравилось с тобой болтать. Ей тоже нравилось с ним болтать, а целоваться – еще больше. – И мне. Энни сама не поняла, как так вышло, но в итоге они с Тео сидели на деревянных лавках, опираясь спинами на копну сена, говорили о школе, о родителях, о книгах, которые придется прочитать в следующем году. Все было так, как прежде, и Энни могла бы болтать с ним часами, но пришли Джейси и Риган. Тео вскочил со скамьи, сплюнул на солому и резко кивнул новоприбывшим на дверь: – Пошли в город. Хочу жареных моллюсков. А Энни с собой не позвал. За проявленную слабость она ругала себя дурой и уродкой. Но ночью, когда закончила собирать вещи, обнаружила подсунутую под дверь записку: «Прилив закончился. Встретимся в пещере. Пожалуйста, приди. Т.» Вытащив из чемодана свежую футболку и чистые шорты, расчесав волосы и нанеся капельку блеска для губ, Энни выскользнула из дома. На пляже Тео не оказалось, но Энни его там и не ждала увидеть. Они всегда встречались в небольшой укромной песчаной пещерке, внутри которой прилив образовывал озерцо. Насчет прилива Тео ошибся. Наоборот, вода только прибывала. Но прилив и прежде застигал их там, и риска оказаться в ловушке не было. Пусть в пещере глубина больше, они без проблем оттуда выплывали. Пока Энни карабкалась ко входу, холодная морская вода намочила кеды, обдавая брызгами босые голени. Добравшись до цели, Энни включила прихваченный из дому небольшой розовый фонарик. – Тео? Ее голос эхом отдавался от камня. Тишина. Волна окатила ноги до колен. Разочарованная, Энни уже развернулась назад, когда услышала это. Не ответ, а испуганный скулеж щенков. Сперва она решила, что Тео принес сюда малышей, чтобы с ними поиграть. – Тео? снова позвала Энни и, когда он не отозвался, прошла вглубь пещеры, оглядывая ее с помощью фонарика. Песчаный полумесяц возле их с Тео излюбленного места уже скрылся под водой. Волны омывали небольшой уступ. А на нем стояла картонная коробка, откуда и доносились звуки. – Тео! Тошнота скрутила желудок и стала еще сильнее, когда ответа не последовало. Энни вброд пошла к островку – поднимавшаяся вода доходила ей до пояса. Уступ врезался в каменную стену на пару сантиметров выше головы Энни. Старая картонка уже размокла от брызг. Если попытаться стянуть ее, дно вывалится, и щенки попадают в воду. Но нельзя же оставить их там! Пара минут и волны смахнут коробку. «Тео, что ты натворил?» Но раздумывать над поступком Тео Энни было некогда щенки скулили все отчаяннее. Она обыскала стену пещеры ногой и нащупала выбоину, на которую смогла встать, как на ступеньку. Подтянувшись, Энни посветила фонариком в коробку. Да, все шестеро щенков здесь скулящие, перепуганные, мечущиеся по обрывку уже намокшего коричневого полотенца. Пристроив фонарик на уступе, Энни схватила двух щенков и прижала к груди, собираясь спуститься вниз. Острые когти оцарапали ее сквозь футболку, и Энни невольно разжала руки. Испуганно взвизгнув, оба несмышленыша упали обратно в коробку. Придется спасать их по одному. Энни схватила самого крупного и спустилась с уступа, сморщившись, когда когти впились в руку. Выплыть из пещеры легко. Трудно бороться с бурлящей водой, когда еще и надо держать вырывавшегося щенка. Энни добрела до смутно белевшего входа. Вода омывала ноги. Щенок вырывался, больно раня когтями. – Пожалуйста, не дергайся. Ну пожалуйста Когда она выбралась наружу, порезы на руке начали кровоточить, а пятеро щенков все еще оставались внутри. Но прежде надо было пристроить куда-то этого. Энни, спотыкаясь о камни, направилась к их костровищу. В яме лежал пепел от костра, что они разводили на прошлой неделе, но внутри было сухо, а камни по периметру достаточно высоки и не дадут щенку выбраться. Она уложила его, побежала обратно к пещере и поспешила внутрь. Энни никогда не оставалась здесь, чтобы выяснить, как высоко поднимается вода, но та продолжала прибывать. Пол уходил вниз, и пришлось плыть. Пусть еще стояло лето, вода была ледяной. Добравшись до стены, Энни нащупала свою «ступеньку», дрожа, вытащила второго щенка и скривилась, когда когти впились в руку. Она сумела без приключений доставить его к убежищу, но уровень воды повышался, и за третьим пришлось уже пробиваться сквозь волны. Фонарик теперь светил тускло, но и так было ясно коробка вот-вот опрокинется. Энни ни за что не спасти всех бедняжек. Но она должна. Взяв третьего щенка, Энни шагнула вниз с уступа. Накатила волна, малыш вывернулся, и Энни его выронила. Всхлипнув, она опустила руки в бурлящую соленую воду, в панике принялась шарить, ища крохотное тельце и, наконец нащупав щенка, выудила его. Энни попыталась пробраться к выходу, но откат сбивал с ног. Она задыхалась. Щенок затих, и только уложив его в костровище и увидев, как он зашевелился, Энни поняла, что бедняга все-таки жив. Еще трое. Нельзя сейчас возвращаться, надо отдохнуть. Но тогда щенки утонут. Подводное течение становилось все сильнее, а вода поднималась все выше. Энни где-то потеряла кед и пинком скинула оставшийся. Каждый вдох давался с трудом, и к тому моменту, как доплыла до размокшей коробки, она дважды уходила под воду с головой. Во второй раз Энни так наглоталась соленой воды, что все еще откашливалась, когда карабкалась на уступ. Она еще не успела взять четвертого щенка, как волна сбила ее с ног. Нащупав выбоину, Энни, задыхаясь, полезла обратно. Рывком достала очередного малыша. Царапины на руках и груди болели, легкие жгло огнем – сплошная мука. Ноги не слушались, а мышцы протестующе ныли. Волна снова сбила Энни, они со щенком нырнули, но все же она смогла удержаться и попыталась отплеваться от воды. Мускулы рук и ног горели. Каким-то образом Энни добралась до костра. Еще двое Дай она себе труд подумать остановилась бы, но Энни толкали вперед инстинкты. Вся жизнь сосредоточилась в этом моменте, и существовала единственная цель спасти малышей. Пробираясь обратно в пещеру, Энни ударилась о камни и сильно поранила икру. Но все же полезла внутрь. Ледяная волна вытолкнула ее обратно. Энни извернулась и поплыла. Фонарик светил совсем слабо. Мокрая коробка угрожающе накренилась. Забираясь вверх, Энни оцарапала колено. Двое. Еще на два заплыва ее не хватит. Надо забирать обоих. Она попыталась, но руки отказывались слушаться. Нога снова соскользнула, и Энни снова упала. Хватая ртом воздух, вынырнула, отплевываясь и пытаясь сориентироваться, едва сумела забраться на уступ и сунула руку в коробку. Один. Она может спасти лишь одного. Пальцы нащупали мокрую шерстку. С мучительным всхлипом Энни взяла щенка и поплыла, но поняла, что ноги больше не двигаются. Попыталась встать течение было слишком сильным. И тут в слабом свете, льющемся снаружи, она увидела огромную волну, несущуюся к пещере. Вздымавшуюся все выше и выше. Эта волна ворвалась внутрь, накрыла и швырнула Энни о каменную стену. Она барахталась и молотила руками, понимая, что сейчас утонет. Вдруг кто-то ее схватил. Энни попыталась вырваться, но чьи-то руки оказались сильными, держали крепко и тащили ее до тех пор, пока она не ощутила, что оказалась на поверхности. Тео. Это был не Тео, а Джейси. – Не дергайся! крикнула та. – Щенки – выдохнула Энни. Там еще один – Больше сил говорить не было. Их накрыла новая волна, но Джейси держала крепко. Она вытащила Энни и щенка наперекор течению и прочь из пещеры. Добравшись до камней, Энни рухнула без сил, но не Джейси, которая, пока Энни пыталась сесть, кинулась обратно в пещеру и вскоре вернулась, неся мокрую вырывавшуюся кроху. Энни смутно сознавала, что кровь течет из раны на икре, из поцарапанных рук, из ранок на груди, отчего на футболке словно расцветали алые розы. Слышала повизгивание щенков, но звук не приносил ей облегчения. Джейси подошла к яме, все еще держа последнего малыша. Энни медленно осознала, что подруга спасла ей жизнь и сквозь стучащие зубы смогла выдавить хриплое «спасибо». – Пожалуй, тебе стоит благодарить моего папашу, – пожала плечами Джейси. Он напился, и мне пришлось сбежать из дома. – Энни! Энни, ты там? Было темно, но Энни тут же узнала голос Риган. Правда, ответить не смогла. – Она здесь, – отозвалась Джейси. Риган сбежала по узким каменным ступеням и кинулась к Энни: – Ты в порядке? Пожалуйста, не говори папе. Прошу тебя! Гнев охватил Энни. Она поднялась на ноги, а Риган поспешила к щенкам, прижала одного к щеке и заплакала: – Энни, не надо ему говорить. Все эмоции, которые Энни таила в себе, рванули наружу. Она оставила щенков, оставила Риган и Джейси и неуклюже вскарабкалась по каменной лестнице. Ноги не слушались, она по-прежнему дрожала, так что пришлось подтягиваться с помощью веревочных перил. Вокруг пустынного бассейна еще горели огни. Гнев и боль придали Энни сил. Она промчалась по газону прямо в дом и, громко топоча, взлетела по лестнице. Комната Тео располагалась в глубине дома, рядом со спальней сестры. Энни распахнула дверь. ] Он лежал на кровати и читал, однако увидев девчонку со спутанными волосами, исцарапанную и с порезанной ногой, вскочил. В его комнате вечно валялись принадлежности для верховой езды. Не владея собой, Энни бессознательно схватила стек и кинулась на Тео. А он стоял не шевелясь, словно знал, что сейчас произойдет. Энни занесла руку и со всей силы ударила. Она попала Тео по лицу, рассекая тонкую кожу над глазом. – Энни! Мать прибежала на шум вместе с Эллиоттом. Отчим был в обычной накрахмаленной голубой сорочке, а мать сегодня надела узкий черный кафтан и длинные серебряные серьги. Увидев кровь на лице Тео и состояние дочери, Мэрайя ахнула: – О, боже – Он монстр! закричала Энни. – У тебя истерика, – заявил Эллиотт, спеша к сыну. – Из-за тебя щенки чуть не погибли! бросила она в лицо Тео. Тебе жаль, что они выжили? Жаль, да? Со струящимися по щекам слезами она снова бросилась на Тео, но Эллиотт вырвал у нее стек: – Прекрати! – Энни, что случилось? Мать смотрела на нее так, словно не узнавала родную дочь. И Энни все рассказала. Тео стоял, уставившись в пол, с кровоточащим порезом, а она рассказывала про записку, про щенков, о том, как он запер ее в кухонном лифте, как специально заманил в останки корабля, где на нее напали чайки. Как столкнул ее в болото. Слова лились бесконечным потоком. – Энни, почему ты раньше мне все не рассказала? Мэрайя вывела дочь из комнаты, предоставив Эллиотту останавливать кровь у сына. И порез на ноге Энни, и рану Тео следовало зашить, но доктора на острове не было. Пришлось обойтись обычными повязками. Так у обоих остались шрамы у Тео небольшой, почти незаметный, у Энни же длинный, но он довольно быстро выцвел память так не сотрется. Позже той ночью, когда щенков вернули матери на конюшне и все улеглись, Энни все еще сидела и прислушивалась к голосам, доносящимся из спальни родителей. Они говорили так тихо, что пришлось выбраться в коридор. – Взгляни в лицо действительности, Эллиотт, – говорила Мэрайя. У него что-то серьезно не в порядке с мозгами. Нормальный ребенок так себя не ведет. – Ему просто нужна крепкая рука, – парировал ее муж. Подыщу хорошую военную школу. Больше никаких потаканий. Мать не уступила: – Ему не муштра нужна, а психиатр! – Прекрати делать из мухи слона. Вечно преувеличиваешь, терпеть это не могу. Спор становился все жарче, и Энни, поплакав, легла спать. * * * Тео наблюдал с башни за Энни. Ветер трепал пряди ее волос, выбившиеся из-под красной вязаной шапки. Она стояла на пляже и смотрела точно в сторону пещеры, хотя оползень давным-давно завалил вход. Тео потер белый шрам на брови. Тогда Тео поклялся отцу, что никому не собирался причинять вред, что просто принес днем щенков, чтобы они с Энни могли поиграть с ними, а потом стал смотреть телевизор и забыл про них. Военная школа, куда его отправили, предназначалась для перевоспитания трудных подростков, и одноклассники, вынужденные терпеть строгость нравов, отыгрывались друг на друге. Новичка-одиночку, да еще и любившего читать, сразу выбрали новой жертвой. Пришлось давать отпор. Из большинства драк Тео вышел победителем но не из всех. Хотя его это не заботило. Зато заботило Риган, и она объявила голодовку. Ее пансион и его прежняя школа относились к одной системе, и Риган хотела, чтобы брат вернулся. Поначалу Эллиотт проигнорировал ее демарш, но когда руководство школы пригрозило отправить Риган домой из-за анорексии, отец сдался. Тео вернулся в старую школу. Он отвернулся от окна и уложил ноутбук и пару желтых блокнотов, которые собирался взять с собой в коттедж. Ему никогда не нравилось писать в кабинете. В Манхэттене Тео предпочитал устраиваться в библиотеке или за столиком в одной из любимых кофеен. Если Кенли была на работе, он шел на кухню или садился в большое удобное кресло в гостиной. Жена никогда не могла понять эту привычку. «Ты бы больше написал, Тео, если бы спокойно сидел на одном месте». Оригинальное замечание от женщины, чье настроение за день менялось от невероятного подъема до полного упадка. Но сегодня он не позволит воспоминаниям о Кенли преследовать себя. Не после того, как спокойно выспался впервые с момента приезда на остров. Надо спасать свою карьеру, и сегодня Тео собирался вернуться к сочинительству. «Курорт» снискал неожиданный успех, хотя Харпа-старшего это не впечатлило. – Немного проблематично объяснить друзьям, откуда у моего сына такие жуткие фантазии. Если б не глупость твоей бабки, работал бы ты сейчас на фирме, где тебе и место. Бабушкина глупость, как ее называл Эллиотт, заключалась в решении завещать внуку свое имущество и тем самым, по мнению отца, отвлечь парня от настоящей работы. Иными словами, от карьеры в «Харп Индастриз». Основанный еще дедом Эллиотта завод по производству пуговиц ныне выпускал титановые заклепки и болты из суперсплава, используемые при создании вертолетов класса «Черный ястреб» и бомбардировщиков «Стелс». Вот только Тео не хотел заниматься заклепками и болтами. Он хотел писать книги, где ясно видна граница между добром и злом. Где есть хотя бы шанс, что порядок восторжествует над хаосом и безумием. Вот что он вложил в «Курорт», триллер о зловещей лечебнице для душевнобольных преступников, с комнатой, переносившей всех, кто в нее заходил, включая доктора Квентина Пирса, жуткого садиста и серийного убийцу, в прошлое. Сейчас Тео работал над продолжением истории. Вроде бы несложная задача, учитывая, что первая книга заложила основу, и Тео уже решил отправить Пирса в Лондон девятнадцатого века. Но что-то процесс не шел, и Тео не мог понять почему. Скорее всего, в коттедже он сможет преодолеть этот застой. Хорошо, что удалось убедить Энни позволить ему там работать. Что-то потерлось о лодыжки Тео. Оказывается, Ганнибал принес хозяину подарок. Дохлую серую мышь. Тео поморщился: – Приятель, я знаю, что ты из лучших побуждений, но, может, хватит? – Ганнибал замурчал и потерся о ногу Тео, который пробормотал: – Новый день – новый труп. Пора приниматься за работу. Глава 9 Тео оставил ей в Харп-Хаузе «рейндж ровер». Ехать на нем по предательским дорогам в город встречать недельный рейс с припасами было куда приятнее, чем на «КИА», однако Энни чувствовала себя не в своей тарелке после утреннего пробуждения, когда обнаружила спящего рядом Тео. Она припарковала машину у пристани и приободрилась, подумав, что на ужин у нее будет настоящий салат. На пристани томились ожиданием несколько дюжин людей, в большинстве своем женщины. Несоразмерное число пожилых жителей подтверждало то, что сказала Барбара: молодые семьи покидали остров. Энни отыскала глазами Барбару и помахала ей. Лиза, закутанная в большую не по размеру куртку, наверно принадлежавшую ее мужу, разговаривала с Джуди Кестер, чьи кричащие ярко-рыжие волосы, как и ее смех, поднимали настроение. Глядя на державшуюся вместе женскую компанию по «банко», Энни отчаянно заскучала по своим собственным подругам. С таким видом, словно только что проглотила лимон, мимо спешила Мари Камерон. – Как вы там справляетесь? спросила она с таким унылым видом, словно Энни пребывала на последней стадии смертельной болезни. – Прекрасно. Без проблем. Она никому не обмолвилась ни словечком про ночной взлом. Мари наклонилась ближе. От нее пахло гвоздикой и нафталином. – Смотрите в оба за Тео. Я знаю, что говорю, и всякий, у кого есть глаза, видит, куда дует ветер. Риган никогда бы не взяла яхту в ту погоду, только не по доброй воле. К счастью, к пирсу пристало судно для ловли омаров, переоборудованное для еженедельной доставки продуктов, и Энни не пришлось отвечать. На катере стояли пластиковые контейнеры, наполненные пакетами с продуктами, бобинами с электрическим кабелем, кровельной черепицей, да вдобавок сиял белый унитаз. Островитяне привычно встали в цепочку, разгрузили судно, потом загрузили его в той же манере почтой, ящиками и пустыми контейнерами от предыдущего рейса. Когда с разгрузкой покончили, все направились к парковочной стоянке. На каждом пластиковом контейнере была прикреплена белая бирка с именем адресата, написанным черным фломастером. Энни без труда отыскала три контейнера, помеченные «Харп-Хауз». Они были так плотно упакованы, что она с трудом доволокла их до машины. – Всегда здорово, когда привозят продукты, – крикнула Барбара от задних дверей своего фургона. – Я первым делом съем яблоко, – откликнулась Энни, запихивая последний контейнер во внедорожник. Она вернулась за своим скудным заказом к примерно дюжине оставшихся контейнеров, ожидающих хозяев. Проверила адреса на каждом, но не смогла найти свой. Проверила снова. «Нортон Кармин Гибсон Альварес» Ни «Хьюитт», ни «Коттедж Лунного странника». Когда Энни пошла по третьему разу, то уловила, как пахнуло сзади цветочными духами Барбары. – Что-то не так? – Моих продуктов здесь нет, – растерянно ответила Энни. Только для Харп-Хауза. Кто-то, должно быть, забрал по ошибке мой заказ. – Больше похоже, что новенькая девушка в продуктовом магазине что-то напутала снова, – предположила Барбара. В прошлом месяце она забыла половину моего заказа. Хорошее настроение Энни испортилось. Сначала взломали коттедж, теперь это. Она здесь две недели. У нее ни хлеба, ни молока, ничего не осталось, кроме пары банок консервов, ну и немного риса. Как она собирается пережить неделю до следующего судна, когда даже в этот рейс не смогли доставить ее заказ? – На таком холоде продукты в машине могут и постоять полчаса, – сказала Барбара. Пойдем в дом, я угощу тебя чашечкой кофе. Можешь оттуда позвонить в лавку. – А не можете угостить меня яблоком? спросила расстроенная Энни. – Конечно, – улыбнулась Барбара. В кухне пахло беконом и духами хозяйки дома. Она дала Энни яблоко и начала раскладывать свои продукты. Энни позвонила девушке-клерку на материке, которая отвечала за заказы, и объяснила, что случилось, на что та ответила скорее с досадой, чем извиняясь: – Я получила сообщение, что вы отозвали заказ. – Но я не отзывала. – Тогда, наверно, у вас завелись недоброжелатели. Барбара поставила две кружки с цветочным рисунком на стол. Энни повесила трубку. – Кто-то отменил мой заказ. – Ты уверена? Эта девица вечно все путает. Барбара извлекла из шкафчика жестяную банку. И все-таки Такое здесь случается сплошь и рядом. Если кто-то затаит злобу, то позвонит. Она открыла крышку и выставила покоившееся в вощеной бумаге хрустящее сахарное печенье. Энни села, но аппетит у нее пропал, даже яблока не хотелось. Барбара взяла печенье. Одну бровь она подвела криво, и вид у нее был немного дурацким, однако в ее прямом взгляде ничего ненормального не было. Хотелось бы сказать, что все уладится, но кто его знает? Не то, что хотела услышать Энни. – Ни у кого нет причины таить на меня злобу. «Кроме, может быть, Тео». – А для вражды и особых причин не надо. Я люблю свой остров, но он не для всех. Она подала коробку с печеньем Энни, потрясла, приглашая угоститься, но та отрицательно покачала головой. Барбара захлопнула крышку. Я, наверно, лезу не в свое дело, но ты почти возраста Лизы и явно тут несчастлива. Мне не хотелось бы увидеть, как ты уезжаешь, но у тебя на острове нет семьи, да и так бедствовать ни к чему. Забота Барбары много значила для Энни, и она боролась со страстным желанием рассказать по секрету о сорока шести днях, что придется здесь прожить, и о долгах, с которыми не расплатиться, о подозрениях насчет Тео и страха за свое будущее, однако ничем из этого не стала делиться. – Спасибо, Барбара. Все уладится. По пути в Харп-Хауз она размышляла, насколько заставили ее поумнеть долги и возраст. Больше никаких попыток жить куклами и странноватой работой. Никаких беспокойств, что работа с девяти до пяти помешает ходить на прослушивания. Она найдет что-нибудь с регулярной зарплатой и с хорошеньким жирным пенсионным счетом. «Ты это возненавидишь», – предупредила Негодница. «Не больше, чем ненавижу прозябать в бедности», – возразила Энни. Даже Негодница не смогла с этим спорить. Остаток дня Энни провела в Харп-Хаузе. Отправившись выбросить мусор, она обнаружила нечто странное перед пнем возле укрытия Ливии. В основании пня перед дуплом между узловатыми корнями стояли два ряда воткнутых в землю палочек. Сверху наподобие крыши лежало полдюжины полосок коры. Вчера этого сооружения не было, видимо, Ливия сегодня тайком выскальзывала из дому. Энни хотелось, чтобы Джейси поговорила о немоте дочки. Это дите представляло собой сплошную тайну. Днем «рэйндж ровер» исчез, поэтому у Энни осталось вдосталь времени до темноты, чтобы пешком добраться обратно до коттеджа. Однако поскольку она битком набила пластиковую сумку и в придачу рюкзак продуктами из Харп-Хауза, то приходилось постоянно останавливаться и передыхать. Даже издалека был виден припаркованный у коттеджа «рэйндж ровер». Так нечестно. К этому времени, когда она возвращалась домой, Тео уже полагалось уйти. Вступать с ним в драку последнее, что ей хотелось, но если она сейчас не сможет ему противостоять, ее втопчут в грязь. Энни вошла в коттедж через парадную дверь и обнаружила, что Тео лежит на розовом диване, задрав ноги на подлокотник и надев на руку Лео. – Мне нравится твой парень. – Тео опустил ноги на пол. – Еще бы, – откликнулась Энни. Два сапога пара. – Как тебя зовут, парнище? обратился Тео к кукле. – Его зовут Боб, – ответила Энни. А теперь наступает вторая смена, то есть моя, а тебе пора отправляться к себе домой. Лео на руке Тео показал в сторону продуктовых сумок. – Там что-нибудь интересное? – Ага. Энни избавилась от куртки и прошла в кухню. Совершенно четко осознавая, что увела его продукты, она поставила рюкзак на пол, а сумку на кухонную стойку. Тео увязался за ней по пятам, Лео все еще торчал на его руке, что Энни основательно нервировало. – Положи на место Боба. И отныне и навсегда оставь моих кукол в покое. Они очень ценные, и никто, кроме меня, не смеет их брать. А тебе сегодня полагается работать, а не совать нос в мой хлам. – Я и работал. Он заглянул в пластиковую сумку. Я укокошил сбежавшую из дому девчонку-тинейджера и бомжа. Их разорвала волчья стая. А поскольку сцена произошла в цивилизованном Гайд-парке, то я собою весьма доволен. – Отдай мне его! Энни забрала у него Лео. Запечатлеть в мозгу красочно нарисованные Тео сцены нападения волчьей стаи – вот уж последнее, что ей нужно. Перво-наперво я разорвал ей горло Энни отнесла Лео в гостиную, потом вернулась на кухню. Видение куклы в компании с Тео взывало к ответным мерам. – Сегодня в доме странные вещи происходили, когда я поднялась наверх, то услышала Ладно, не буду рассказывать. Не хочу тебя расстраивать. – С каких это пор? – Хорошо Я была в конце коридора, справа у двери башни, и почувствовала, как с другой стороны тянет холодом. Энни по натуре всегда была правдивой и не могла представить, как ей удается так беззастенчиво врать. Будто кто-то оставил открытым окно, только в десять раз холоднее. Она без труда изобразила легкую дрожь. Не понимаю, как ты можешь жить в таком месте. Тео в этот момент вытащил картонную упаковку с полудюжиной яиц. – Полагаю, одни ладят с привидениями лучше, чем другие. – Энни мельком взглянула на него, но, сдается, Тео больше занимало содержимое сумки с продуктами, чем преследователи из потустороннего мира. – Интересно, что у нас с тобой такие одинаковые вкусы. Он поймет все, как только поговорит с Джейси, поэтому с таким же успехом можно сказать ему все самой. – Кто-то аннулировал мой заказ. Я все возмещу, когда груз появится на следующей неделе. – Так это моя еда? – Самая малость. Взаймы. Энни начала вытаскивать продукты, которые запихнула в рюкзак. Тео схватил ближайший сверток. – Ты утащила мой бекон? – У тебя две упаковки. Ты бы не заметил, что одна пропала. – Поверить не могу, ты умыкнула мой бекон. – Я хотела бы стащить твои пончики или замороженную пиццу, но не смогла. И знаешь почему? Потому что ты не заказал ни то, ни другое. Что ты за мужик? – Мужик, который любит настоящую еду. Он отодвинул ее с дороги, поэтому смог увидеть, что прячется в рюкзаке, и вытащил маленькую порцию пармезана Энни отрезала кусочек от большого клина, который был в заказе. Великолепно. Перебросив кусок из одной руки в другую, Тео положил его на стойку и начал открывать шкафчики. – Эй, что ты делаешь? Он вытащил кастрюлю. – Собираюсь готовить себе ужин. Из моих продуктов. И если ты меня не будешь злить, то угощу тебя. Или не угощу. – Нет! Топай домой. Если помнишь, коттедж сейчас в моем распоряжении. – Ты права. – И начал бросать свертки обратно в пластиковый пакет. Я заберу все с собой. Проклятье. Как только кашель стал проходить, аппетит Энни начал возвращаться, а она почти не ела весь день. – Отлично, – пришлось неохотно смириться. Готовь. Я поем. А потом ты уберешься. Он уже обшаривал нижние шкафы в поисках другой кастрюли. Энни унесла Лео в студию, потом пошла к себе в спальню. Тео ее не любил явно не хотел, чтобы она болталась в окрестности, тогда почему он так поступает? Она переобулась в пушистые тапочки с обезьянками, расправив, разложила одежду на кровати. Находиться рядом с мужчиной, которого боишься больше, чем нужно, не хотелось. А еще хуже, с мужчиной, которому какая-то часть души все еще желала верить, несмотря на все говорившие против него факты. Словно Энни снова пятнадцать лет вот на что это похоже. В воздухе разлился запах жареного бекона с тонким ароматом лука. В животе заурчало. «Вот черт». Энни пошла назад в кухню. Восхитительные запахи шли от железной сковороды. В кастрюле варились спагетти, а Тео разбивал несколько ее драгоценных яиц в большую желтую миску. На стойке стояли два бокала в компании пыльной бутылки из шкафа над раковиной. – Где штопор? спросил новоявленный шеф-повар. Энни так редко пила хорошее вино, что и не подумала открыть одну из бутылок, которые хранились у Мэрайи. Теперь соблазн был непреодолим. Энни порылась в ящике со всякой всячиной и вручила Тео штопор. – Что готовишь? – Одно из моих фирменных блюд. – Человечью печенку с бобами и прекрасным кьянти? Он вздернул бровь. – Ты очаровательна. Нет, Энни не позволит так легко ее проигнорировать. – Ты должен помнить, что у меня куча причин ждать от тебя какой-нибудь гадости. Он одним поворотом штопора вытащил пробку. – Это было давным-давно, Энни. Я тебе уже говорил. Я был паршивцем. – Врешь и не краснеешь Ты все еще паршивец. – Ты ничего не знаешь, какой я сейчас. Он наполнил ей бокал кроваво-красным вином. – Ты живешь в доме с привидениями. Пугаешь маленьких детей. Гоняешь своего коня в самую пургу. Ты Тео немного резко поставил бутылку. – Год назад в этом месяце я потерял жену. Что, черт возьми, ты ждешь? Веселых колпачков и громких пищалок? Энни почувствовала укол совести. – Извини. Он повел плечом, отметая сочувствие. – Я не мучаю Танцора. Чем хуже погода, тем больше он ее любит. Она вспомнила, как Тео стоял, подставив голую грудь ветру и снегу. – Как и ты? – Да, – сухо подтвердил он. В точности как я. Закрывая тему, Тео схватил сыр и терку для него, которую где-то откопал. Энни отпила глоток вина. Это было полнотелое драгоценное каберне с фруктовым вкусом. Тео явно не хотел продолжать разговор, что только придало ей решимости гнуть свою линию. – Расскажи мне о новой книге. Протикало несколько секунд. – Не люблю говорить о книге, пока ее пишу. На это только уходят силы, которые нужны странице. Подобному испытанию подвергаются актеры, которые сталкиваются с тем, что вынуждены день за днем играть одни и те же роли. Энни смотрела, как он трет сыр в вытянутую стеклянную чашу. – Много народу терпеть не могут «Курорт». Замечание прозвучало столь грубо, что ей стало почти стыдно. Тео схватил кастрюлю с кипящими спагетти и опрокинул на дуршлаг в раковине. – Ты его читала? – Руки не доходили. Энни не по душе было казаться такой резкой, однако хотелось, чтобы он не думал, что она та робкая мышка, какой была в пятнадцать лет. – Как умерла твоя жена? Не теряя ни секунды, Тео переместил горячую пасту в миску со взбитыми яйцами. – Депрессия. Самоубийство. От его слов Энни затошнило. И захотелось узнать куда больше. «Как она убила себя? Ты видел, что происходит? Не был ли ты причиной?» Последний вопрос интересовал больше всего. Но ей не хватало духу спросить. Тео добавил бекон и лук к пасте и перемешал все парой вилок. Энни вытащила столовые приборы и салфетки, отнесла на стол у эркера в гостиной и, захватив бокалы с вином, заняла свое место. Тео появился из кухни с полными тарелками и нахмурился при виде пестро раскрашенного русалочьего стула. – Трудно поверить, что твоя мать была экспертом по искусству. – Он не хуже дюжины других творений в коттедже. Энни втянула ароматы лука, бекона и тертого пармезана. Пахнет умопомрачительно. Тео поставил перед ней тарелку и сел напротив. – Спагетти алла карбонара. Должно быть, от голода у нее произошло размягчение мозгов, потому что она сделала глупейшую вещь. Подняла машинально бокал. – За шеф-повара. Который пристально взглянул ей в глаза, но свой бокал не поднял. Энни быстро поставила свой на стол, но Тео не отводил взгляд, и она ощутила странный укол, словно нечто большее, чем сквозняк, просочилось сквозь эркерное окно и взбаламутило воздух между ними. Ей хватило доли секунды, чтобы осознать, что в точности происходило. Некоторых женщин тянет к непостоянным мужчинам, иногда из-за неврозов, порой, если женщина романтична, из-за наивной фантазии, что обладает особой женственностью, во власти которой приручить одного из повес. В романах такая фантазия неотразима. А в реальной жизни полнейшая мура. Конечно же, Энни ощутила сексуальный призыв всей этой опасной мужественности. За последнее время ее тело претерпело многое, и такое пробуждение означало лишь, что она выздоравливает. В других отношениях ее реакция – всего лишь напоминание, что Тео все еще несет в себе разрушающую для нее притягательность. Энни сосредоточилась на еде, накручивая на вилку пасту и запихивая подцепленную массу в рот. Лучшее блюдо, которое она когда-либо пробовала. Сочное, тянущееся, ароматное от чабера и лука и чуть с дымком от бекона. Совершенно гармоничное. – Когда ты выучился готовить? – Когда начал писать. Открыл, что готовка – великолепный способ распутать множество проблем, засевших в голове. – В смысле – нет ничего более вдохновляющего, чем мясницкий нож? Тео вскинул целую бровь, глядя на нее. Энни почувствовала, что чересчур придирается, поэтому смягчилась. – Возможно, это лучшая кормежка, которую я пробовала. – Только в сравнении с тем, что устраиваете вы с Джейси. – Да ничего плохого в нашей кормежке нет. Прозвучало совсем не убедительно. – Но и ничего хорошего. Лучшее, что можно сказать, – она пригодна к употреблению. – Я за пригодность. Пригодность вещь полезная. Энни вилкой погналась за кусочком бекона. – Почему же ты сам себе не готовишь в таком случае? – Слишком хлопотно. Не совсем удовлетворительный ответ, поскольку Тео, похоже, с удовольствием предавался кулинарному искусству, однако она не собиралась выказывать интерес, чтобы копать поглубже. Тео откинулся на спинку стула. В отличие от Энни, он не поглощал с жадностью свою порцию, а наслаждался процессом. – Почему ты не заказала себе продукты? – Я заказала, – еще раз напомнила она. Похоже, кто-то отменил мой заказ. Тео покачивал бокалом. – Вот чего я точно не пойму. Ты здесь и двух недель еще не пробыла. Как же умудрилась так быстро кого-то разозлить? Она бы отдала что угодно, чтобы знать, осведомлен он или нет, что у нее, может быть, здесь спрятано что-то очень ценное. – Понятия не имею, – сказала Энни, накручивая пасту на вилку. – Ты что-то не договариваешь. Энни промокнула рот. – Есть много вещей, которые я тебе не говорю. – У тебя ведь есть версия? – Да, но, к сожалению, не могу доказать, что ты стоишь за этим несчастьем. – Прекрати нести ерунду, – резко сказал он. Ты знаешь, что не я разгромил здесь все. Однако начинаю верить, что, по всей вероятности, у тебя есть соображения, кто это сделал. – Нет. Клянусь. По крайней мере, тут не соврала. – Тогда почему это случилось? Несмотря на компанию, с которой ты водишься, ты не дурочка набитая. Думаю, у тебя есть подозрения. – Возможно. И нет, я не поделюсь ими. Он рассматривал ее с замкнутым выражением, которое невозможно было прочесть. – Ты и вправду не доверяешь мне? На такой смехотворный вопрос она даже не удосужилась ответить, хотя не смогла удержаться, чтобы не закатить глаза. Тео не нашел в этом ничего забавного. – Я не смогу помочь, если ты не будешь со мной откровенна, – произнес он тоном, который у кого другого сошел бы за секундную покорность. Ни за что он из нее ничего не вытянет. Потребовалось бы большее, чем сказочный ужин и великолепное вино, чтобы почистить банк памяти. – Скажи, что происходит, – настаивал Тео. Почему кто-то тебя преследует? Что они хотят? Энни прижала ладонь к груди и произнесла протяжно: – Ключ к моему сердцу. На щеке Тео дернулся мускул. – Тогда храни свои секреты. Мне все равно. – А с чего бы быть по-другому? Они закончили ужин в молчании. Энни унесла тарелки и бокалы в кухню. Шкафчик над раковиной все еще стоял нараспашку, демонстрируя ряд бутылок. Мать всегда держала под рукой хорошее вино, спасибо подаркам, которые приносили знакомые. Редкие марочные вина. Предмет поиска коллекционеров. Кто знает, что она здесь хранила? Может быть Вино! Энни ухватилась за край раковины. А что, если ее наследство эти бутылки вина? Она была так сосредоточена на предметах искусства, что не подумала ничего другого. Редкие вина продаются по бешеным ценам на аукционе. Она слышала, что одна бутылка может стоить двадцать или тридцать тысяч долларов. Что, если они с Тео только что употребили часть ее наследства? Вино подступило к горлу. Энни услышала, как позади нее в кухню входит Тео. – Ты должен сейчас уйти, – запинаясь, сказала она. Я признательна за ужин, но я серьезно говорю. Ты должен выметаться отсюда. – Прекрасно. Он поставил тарелку в раковину, выказывая эмоций по поводу того, что его вышвыривают из дома, не больше, чем от чего-то другого. Как только Тео ушел, Энни схватила ноутбук, списала информацию с каждой этикетки, потом бережно уложила бутылки в коробку. Нашла маркер, написала крупными буквами «старые вещи на выброс» сверху и засунула коробку в глубину шкафа. Если еще раз взломают коттедж, она не облегчит вору работу, кто бы он ни был. Вино обернулось еще одним разочарованием. Энни отследила каждую марку в интернете. Самая дорогая бутылка стоила сотню долларов. Конечно, дорого, но даже все вместе никак не тянуло на наследство. Закрыв крышку ноутбука, Энни услышала, как Джейси зовет у кухонной двери: – Ливия! Тебе нельзя на улицу. Иди сюда сейчас же! Энни вздохнула: – Я схожу за ней. Джейси похромала в коридор. – Придется мне начать ее наказывать. Джейси была слишком мягкосердечной. Кроме прочего, они обе понимали, что неправильно держать ребенка взаперти весь день. Пока Энни надевала пальто и снаряжала Негодницу, то решила, что быть приличным человеком изрядная заноза в заднице. Ливия нашлась у пня. Она сидела на пятках и что-то пристраивала к воткнутым в землю палочкам. Маленькая дорожка из камушков шла под навесом из палочек ко входу в дупло. Энни наконец поняла, что видит. Ливия строила домик феи. В Мэне их устраивали повсеместно – вручную сотворенные жилища для фантастических существ, возможно, обитавших в лесах. Из палочек, мха, гальки и сосновых шишек все, что в природе под рукой. Энни села, скрестив ноги, на холодный камень и устроила на колене Негодницу. – Это я, – начала Негодница, – Женевьева Аделаида Джозефина Браун, широко известная как Негодница. Че поделываем? Ливия коснулась дорожки из камешков, словно вот-вот что-то хотела сказать. И когда не прозвучало ни слова, Негодница произнесла: – Похоже, ты строишь домик феи. И я люблю строить. Однажды я сделала алфавит из палочек от мороженого и еще бумажные цветы, и индейку на День благодарения из контура своей руки. Я очень искусная. Но, увы, никогда не строила домик фей. Ливия продолжала упорно таращиться на Негодницу, словно Энни не существовало. – Феи приходили? спросила Негодница. Губы Ливии начали было складываться, словно она хотела заговорить. Энни затаила дыхание. Девчушка нахмурила брови. Открыла рот, снова закрыла, а потом как будто бы вся поникла. Плечики сгорбились, головка опустилась. Ливия выглядела такой несчастной, что Энни пожалела, что попыталась на нее давить. – Бесплатный секрет! выкрикнула Негодница. Ливия посмотрела вверх, серые глазки снова ожили. Негодница прихлопнула рот тряпичной ручкой. – Этот плохой. Помни, ты не должна злиться. Ливия торжественно кивнула.. – Бесплатный секрет такой – Негодница понизила голос почти до шепота. Однажды мне полагалось убрать игрушки, а я не хотела, и тогда решила вместо уборки пойти попутешествовать, хотя Энни мне строго-настрого наказала не ходить на улицу. Но я не послушалась, и она не знала, где я, и очень испугалась. Негодница сделала паузу, чтобы перевести дух. А это было плохо, скажу тебе. А ты такая же, как я? Ливия выразительно кивнула. Негодница откинулась на грудь Энни. – Так нечестно. Я уже рассказала два бесплатных секрета, а ты мне ни одного. Энни прямо чувствовала, как Ливию тянет пообщаться все ее тельце напряглось, страдание запечатлелось в тонких чертах. – Ну и неважно! объявила Негодница. А у меня новая песенка. Я уже говорила, что я великолепная певица? Сейчас я тебе спою. Только не подпевай – я же артистка-солистка но можешь танцевать. И Негодница жизнерадостно пустилась исполнять бодренькую вариацию песни «Girls Just Want to Have Fun ( Девочки только хотят повеселиться )». Дойдя до первого припева, Энни вскочила на ноги и стала плясать, Негодница подскакивала и кивала у нее на руке. Ливия, не долго думая, присоединилась к веселью. К тому времени, как Негодница спела финальный припев, Ливия и Энни вовсю отплясывали вместе, а Энни даже ни разу не кашлянула. В тот день Энни не видела Тео, однако на следующий, когда она в компании с Джейси упорно атаковала гостиную, он дал о себе знать. – Пришла смс-ка от Тео, – посмотрела на телефон Джейси. Хочет, чтобы все камины вычистили. Он забыл, что я не могу этого сделать. – Ничего он не забыл, – возразила Энни. Можете быть уверены, Тео отыскал новый способ ее помучить. Джейси бросила на Энни взгляд поверх фиолетового бегемотика, так и привязанного к костылю. – Это моя работа. Тебе не стоит считать себя обязанной этим заниматься. – Если не стану, то лишу Тео развлечения. Джейси задела книжные полки, опрокинув какой-то том в кожаном переплете. – Понять не могу, почему вы не ладите. Он же тогда был только мальчишкой. И я больше не слышала, чтобы он с тех пор попадал в неприятности. «Потому что Эллиотт наверняка стал их замалчивать», – подумала Энни. Горбатого могила исправит. Джейси, самая наивная женщина на земле, серьезно рассматривала Энни. – Ничего в нем плохого нет. Будь иначе, он бы меня уволил. Энни проглотила возражения. Она не стала бы обрушивать собственный цинизм на единственную настоящую подругу. Может, именно у Энни изъяны в характере. После всего, через что Джейси прошла в браке, удивительно, как она еще сохраняет оптимизм по отношению к мужскому полу. Когда Энни появилась в коттедже, покрытом сажей ночи, ее приветствовал вид Лео, оседлавшего, как ковбой своего коня, спинку дивана. На стуле сидела Милашка, держа на коленях пустую бутылку из-под вина, выпитого два дня назад. Пышка распростерлась на полу перед альбомом с художественным порно, а Питер подкрадывался к ней сзади с явным намерением заглянуть под юбку. Из кухни с посудным полотенцем в руках вышел Тео. Энни перевела взгляд с кукол на него. Тео пожал плечами: – Они скучали. – Это ты скучал. Не хотел писать, вот и нашел повод оттянуть время. Разве я тебе не говорила: оставь моих кукол в покое? – Разве? Что-то не помню. – Я могла бы с тобой поспорить на эту тему, только мне нужно в душ. Так уж вышло, что я вся в каминной саже. Тео заулыбался. Самой что ни на есть честной улыбкой, что совершенно не вязалась с его угрюмым лицом. Энни двинулась в спальню. – Лучше тебе убраться, когда я вернусь. – Ты уверена, что хочешь, чтобы я ушел? услышала Энни вслед. Я тут прихватил в городе парочку омаров. Черт его подери! Она хоть и прожорлива, но это не значит, что собирается продаться за кормежку. Во всяком случае, не за заурядную кормежку. Однако омары Она хлопнула дверью, от чего почувствовала себя какой-то дурочкой. «Да с чего чувствовать-то? – недовольно заметила Негодница. Я все время хлопаю дверями». Энни скинула грязные джинсы. «Вот и я так думаю». Она приняла душ, вымыв из волос сажу, переоделась в чистые джинсы и один из черных свитеров с высоким воротником из гардероба Мэрайи. Попыталась укротить кудри, завязав в конский хвост, зная, что в таком виде ее кудряшки скоро станут выглядеть как взбесившиеся матрасные пружины. Чуть-чуть подвела глаза, но отказалась наносить даже блеск на губы. В кухне пахло, как в четырехзвездочном ресторане, а Тео заглядывал в шкафчик над раковиной. – Что стряслось с вином, которое здесь стояло? Энни закатала рукава свитера. – Оно запаковано в ящик и ждет отправки по почте. – Стоимость всей партии составляла около четырехсот долларов: не наследство, конечно, но все равно желанно. – Я его продаю. Так уж выходит, что слишком бедна, чтобы пить вино по сотне долларов. Или угощать им незваных гостей. – Я куплю у тебя бутылку. А еще лучше, обменяю на ту кормежку, что ты у меня стянула. – Я ничего не стянула, я же сказала. Возмещу, когда на следующей неделе придет баркас. – И тут же уточнила: – Кроме того, что ты слопал. – Не хочу возмещения, хочу вино. «Предложи ему взамен натурой», – встряла Негодница. «Черт тебя дери, Негодница. Заткнись». Энни окинула взглядом кастрюли на плите. – Даже самая дешевая бутылка стоит больше, чем вся еда, которую я позаимствовала. – Ты забываешь о сегодняшнем омаре. – Да на Перегрине гамбургер дороже стоит, чем омар. Однако попытка отличная. – Прекрасно. Я куплю у тебя бутылку. – Чудненько. Дай только достану мой прайс-лист. Тео пробормотал что-то под нос, когда она отправилась в спальню. – Так какова твоя цена? крикнула Энни оттуда. – Самому любопытно, – откликнулся он из кухни. А тебе не достанется. Сам все выпью. Энни вытащила коробку из недр шкафа. – Тогда придется набавить за пробку. Поверь, дешевле поделиться. Она услышала то ли кашель, то ли хриплый смешок. К омарам Тео подал картофельное пюре воздушное, пахнущее ароматным чесноком, вкуснейшее пюре бесспорное свидетельство, что его предложение приготовить ужин заранее планировалось, поскольку еще утром в коттедже не водилось ни одной картофелины. Так что же побуждало его болтаться здесь? Уж явно не альтруистические мотивы. Схватив какую-то толстовку от сквозняка, дующего от эркерного окна, и принеся с кухни тарелки, Энни села за стол. – Ты и впрямь вычистила все эти камины? спросил Тео, когда они приступили к еде. – Ага. Что-то случилось у него с уголком рта, пока он наполнял ее бокал и поднимал свой в тосте: – За всех добрых женщин, где бы они ни были. Энни не пустилась с ним в спор – только не тогда, когда ее манили красный омар и горшочек теплого масла, поэтому притворилась, что она одна. Ели они в молчании. Только после того, как исчез последний кусочек особенно нежное мясо из хвоста и смахнув с подбородка капельку масла, Энни молчание нарушила: – Ты не иначе как заключил сделку с дьяволом? Заложил душу за мастерство повара. Тео бросил пустую клешню в миску. – Плюс способность разглядеть женщин сквозь одежду. Эти ярко-синие глаза созданы для цинизма, а искорки в радужной оболочке сшибали с ног. Энни скомкала салфетку. – Жаль, умение даром пропадает. Особо здесь не на что пялиться. Он провел пальцем по краю бокала. – Я бы так не сказал. Разряд сексуального электричества пронзил ее тело. Кожа загорелась, и на мгновение Энни словно снова стало пятнадцать. Это все вино. Она отодвинула тарелку от края стола. – И то верно. Самая хорошенькая женщина острова прямо под твоей крышей. Я и забыла о Джейси. На секунду он пришел в замешательство впечатляюще лживое представление с его стороны. Энни посильнее затянула свой «хвост». – Не надо практиковать все эти сексуальные заговоры на ней, Тео. Она потеряла мужа, у нее немой ребенок и, благодаря тебе, работа под угрозой. – Я никогда не собирался увольнять ее. Ты же сама знаешь. В том-то и дело, что она этого не знала и не верила ему. Но потом ее осенило. – Ты ее не уволишь, пока можешь заставлять меня прыгать по щелчку пальцев. Верно? – Поверить не могу, что ты действительно вычистила все эти камины. По его лениво вздернутой – слегка – брови можно было судить, что ее развели как первоклашку. Если бы Джейси оставалась в городе, вместо того, чтобы жить в доме, то могла бы приезжать пару раз в неделю, – сказал он. Я все еще могу это устроить, ты же знаешь. – И где в городе? В чужом доме? Это куда хуже, чем сейчас. – Пока я здесь работаю, проблем не будет. Он осушил бокал. И дочь Джейси заговорит, когда будет готова. – Заявляет великий детский психолог. – Кто лучше меня распознает трудного ребенка? Энни распахнула глаза, изображая святую невинность. – Но Ливия не психопатка. «Ты считаешь, только потому что я плохой парень, у меня нет чувств?» Она явно перебрала вина, поскольку голос принадлежал Лео. – Тем летом у меня были кое-какие проблемы. Вот и выставлялся. Его бесчувственность взбесила, и Энни вскочила из-за стола. – Ты пытался меня убить. Если бы Джейси не пришла тем вечером на пляж, я бы утонула. – Думаешь, я этого не знаю? делая упор на словах, произнес Тео. Ей невыносима была собственная неопределенность по отношению к нему. Так ли уж это отличалось от того, что было с ней в пятнадцать лет? Ведь и тогда ей не хотелось верить, что она в опасности. Пока чуть не утонула. – Расскажи мне о Риган, – попросила Энни. Тео смял салфетку в комок и встал. – Это бессмысленно. Будь на его месте кто-то другой, из сострадания она бы остановилась. Но ей нужно было понять. – Риган хорошо управлялась с парусами, – напомнила Энни. Зачем ей было брать яхту и выводить в море, если она знала, что надвигается шторм? Зачем ей это делать? Он пересек комнату и взялся за куртку. – Я не обсуждаю Риган. Никогда. И секундой позже исчез за дверью. Энни прикончила остатки вина, прежде чем пойти спать, и проснулась с сухостью во рту и больной от тяжкого похмелья головой. Сегодня ей не хотелось идти в Харп-Хауз. Разве Тео не заявил, что не уволит Джейси? Однако Энни ему не доверяла. И даже если он не лгал, Джейси все равно нужна помощь. Энни не могла бросить ее на произвол судьбы. Покидая коттедж, она поклялась, что больше не позволит Тео заставить ее прыгать, как марионетку на ниточках, если ему еще взбредет в голову какая-нибудь работа вроде чистки каминов. На Перегрине хватало место только для одного кукольника – ее самой. Что-то просвистело у виска. Ахнув, Энни бросилась на землю. Тяжело дыша, она так и лежала, чувствуя щекой замерзшую колючую землю, а мир завертелся вокруг нее. Она крепко зажмурила глаза. И слушала, как громко стучит сердце. Кто-то пытался ее застрелить. Кто-то, возможно, даже в сей момент охотится на нее с оружием. Глава 10 Энни проверила ноги и руки, пошевелила ими – убедиться, что все цело. Прислушалась, но не уловила ничего, кроме своего хриплого дыхания да шума прибоя. Крикнула чайка. Медленно, осторожно Энни подняла голову. Пуля прилетела с западной стороны. Энни не увидела ничего примечательного в поросли красных елей и чахлом кустарнике между местом, где она лежала, и дорогой. Она немного подтянулась повыше, рюкзак под своим весом при этом сместился, и обернулась на коттедж, потом оглядела океан и наконец посмотрела вверх на маячивший на скале Харп-Хауз. Все выглядело холодным и уединенным. Как всегда. Энни медленно встала на колени. Сейчас она была как на ладони, а единственным щитом у нее – рюкзак. Иметь дело с огнестрельным оружием ей не доводилось. Как же она узнала, что это была пуля? Потому что знала и все. Может, это случайный выстрел какого-нибудь охотника? На Перегрине не водилась дичь, зато в каждом доме было оружие. По словам Барбары, немало жителей либо стрелялось, либо стреляло друг в друга. Судя по ее рассказам, по большей части случайно, однако не всегда. Энни услышала что-то сзади шум, который не вписывался в окружающую обстановку, топот лошадиных копыт. Испугавшись, снова кинулась на землю. Тео явился, чтобы закончить свою работу. Как только мысль обрела четкость, Энни с трудом поднялась на ноги. Да будь она проклята, если позволит Тео застрелить ее, пока валяется в грязи. Если он собирается прикончить ее, пусть сначала посмотрит в глаза, когда будет нажимать на спусковой крючок. Энни обернулась и увидела мощное животное, скачущее со стороны пляжа. Ужасное чувство предательства сотрясло ее вкупе с отчаянным желанием верить, что это все неправда. Тео подъехал и спешился. В руках у него не было никакого ружья. И вообще никакого оружия. Может, он его уронил? Или Щеки его алели от холода, расстегнутая куртка распахн

...

конец ознакомительного фрагмента