Текст книги "Королева Камилла"

Автор книги: Сьюзан Таунсенд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

9

На следующий день, в половине девятого утра, королева, едва не плача от зубной боли, без стука вошла к Вайолет Тоби и прямиком устремилась на кухню, оставив у дверей возмущенных Сьюзен и Гарриса. Королева не сразу поняла, что за старуха с растрепанными волосами и бледным лицом сидит за пластиковым столом на кухне у Вайолет и ест гренок с фруктовым соусом. Через секунду до нее дошло, что это и есть Вайолет, еще не совершившая утреннего туалета.

Из замызганного портативного радиоприемника несся мужской голос с правильной, как у самой королевы, дикцией: «Монархия в этой стране умерла, изжила себя. Королевская семья – это шерстистые мамонты эволюции».

Королева, перекрикивая радио, заговорила:

– Вайолет, я всю ночь промучилась зубами. В три часа ночи я бы с радостью заплатила кому‑нибудь, чтобы отчекрыжилмне всю голову. Твоя женщина с пассатижами поможет мне, как думаешь?

Вайолет подкрутила громкость и спросила:

– Ты обезболивающее пила?

Королева кивнула.

– А то у меня есть хорошее, мне доктор выписал от спины. Правда, приходится не увлекаться, а то я от него становлюсь зомби.

– Ох, я бы сейчас не отказалась стать зомби, но сегодня мне нужна ясная голова.

Вайолет потянулась к телефону, нажала кнопку быстрого вызова и связалась с домом престарелых имени Фрэнка Бруно [19]19
  Карьера Фрэнка Бруно, знаменитого британского боксера – супертяжеловеса, закончилась госпитализацией в психиатрическую клинику с диагнозом биполярное расстройство (маниакально – депрессивный психоз).


[Закрыть], где в ту минуту дежурила ее внучка Шанталь.

– Шен? Это бабуля. Ты знаешь ту тетку, которая дергает зубы?.. Да знаешь, знаешь, дергает. Она замужем за… ну еще в «Чипсах Уокере» работает. Да за этим, со странной ногой… знаешь ты его. Сестра у него еще вечно распевает песню из «Титаника» на караоках в торговом центре. Точно, Шейла. Ну вот, ты же знаешь ее дочку, ну?.. Можешь позвонить ей, спросить номер ее тетки, которая зубы дергает?.. Вот умничка. Давай, у меня тут королева.

По радио дамочка с визгливым голосом рассказывала, что впервые в жизни собирается голосовать за консерваторов, потому что хочет снова увидеть королеву на троне. Королева вздохнула и схватилась за щеку. Ее язык словно жил сам по себе. Несмотря на адскую боль, он непрерывно нащупывал и раскачивал шаткий зуб. Хоть бы угомонился!

Перезвонила Шанталь, и Вайолет пошла наверх собираться. Королева скормила Микки несколько вымазанных в соусе корочек, оставшихся у Вайолет на тарелке. Микки пребывал в благодушном настроении и позволил погладить себя по жесткой рыжей шкуре. Королева спросила:

– Микки, у тебя когда‑нибудь болели зубы? Болели, а, малыш? Это кошмар.

Микки прорычал:

– У меня уже три года зуб болит. Почему, ты думаешь, я такой нервный?

Королева заглянула Микки в глаза и увидела, что пес всей душой сочувствует ее беде. На улице залаяли Гаррис и Сьюзен, Микки подскочил к входной двери и принялся бросаться на нее. Вайолет закричала сверху, усмиряя пса, а на лестнице послышались тяжелые шаги Барри Тоби. Адвокат Барри всегда описывал своего клиента в суде как «робкого великана» с «золотым сердцем». Ни то ни другое не соответствовало действительности. Барри и вправду был высок, и манеры у него были как у благородной девицы, но сердце имел злобное и мнительное, что и стоило ему жен, детей и работ.

– Заткни пасть, тварь! – заревел Барри на Микки. Затем кивнул королеве и мирно спросил: – Все нормалек?

Речистостью Барри никогда не отличался, так что королева обрадовалась, когда Вайолет, причесанная и накрашенная, спустилась к ним. Велев Барри хорошо себя вести, подруги вышли за дверь.

Дуэйн Локхарт стоял у поворота в переулок Ад. Сегодня его впервые отправили в наряд без старшего офицера – с заданием проверять у граждан наличие удостоверений. Поскольку каждого не проверишь, Дуэйн придумал свою систему. В это утро он останавливал бородатых, черноволосых и старух.

Последние три дня он дежурил на контрольном пункте, и теперь знал, что каждое его движение фиксируется на экране. Поэтому Дуэйн не собирался закрывать глаза, если вдруг у кого‑то не окажется удостоверения. Когда показались королева и Вайолет, сопровождаемые Гаррисом, Сьюзен и Микки, у него задрожали колени: Дуэйн трепетал перед ее величеством.

– Доброе утро, – сказал он. – Могу я побеспокоить вас, леди, на предмет проверки удостоверений личности?

«Почему я разговариваю как старый пердун? – подумал Дуэйн. – Разве может форма повлиять на манеру говорить?»

– Третий раз за неделю останавливают, чтоб им пусто было. За что меня травят? – возмутилась Вайолет.

Она вынула из кармана удостоверение и сунула Дуэйну в нос.

Королева отчаянно рылась в отделениях сумочки.

– Кажется, я забыла его, – испуганно сказала она.

– Прошу прощения, мадам, но вы должны предъявить удостоверение, – сказал Дуэйн.

Он оглянулся на видеокамеры, подвешенные на высоких металлических мачтах, и подумал, смотрят ли на него сейчас, отпуская глумливые шуточки, сослуживцы. За поиски взялась Вайолет. Она методично обшаривала карманы подруги – пальто, жакет, брюки.

– Ох, Гаррис, куда я задевала это подлое удостоверение? – сетовала королева.

–  Я его не трогал, –прорычал Гаррис, – не смотри на меня.

– Я знаю, где оно, завалилось за диван, – протявкала Сьюзен.

Гаррис потянул королеву за край брючины. Раздраженная зубной болью и помехой в пути, она в сердцах шлепнула пса.

– Даю вам двадцать четыре часа, чтобы явиться с удостоверением в участок, – сказал Дуэйн. Вынув электронный блокнот, он вопросил, согласно предписанию: – Имя?

– А то ты не знаешь, – съязвила Вайолет. – И я про тебя все знаю, Дуэйн Локхарт. Помню тебя голожопым сопляком. Твои мамаша с папашей еще живы или в конце концов поубивали друг друга?

– Отец помер, а мама еще хоть куда, – ответил Дуэйн. И добавил, поскольку был правдивым человеком: – Ну, насколько можно быть хоть куда с больным сердцем, циррозом печени и биполярным расстройством. А потом обратился к королеве:

– Так какое имя вы сейчас носите?

Он знал из исторических книг, что под влиянием обстоятельств члены королевской семьи меняли имена и вероисповедание.

– Меня зовут Элизабет Виндзор, – сообщила королева. – Мой регистрационный номер 195311, номер жетона 19531187.

Она задрала брючину и показала жетон.

Дуэйн отпустил их с напутствием:

– Можете продолжить променад, леди.

В отделении его слова вызвали всеобщее веселье.

– Это надо запомнить! «Можете продолжить променад, леди», – выдавил сквозь смех инспектор Лэнсер.

– Я б им просто велел валить отсюдова, – добавил констебль Питер Пенни.

– Это все сраные книжки, что он читает, – заключил Лэнсер. – Парень знает слишком много слов.

С приближением к Боярышниковой улице, где стоял дом женщины с пассатижами, королеве становилось все тревожнее. Гаррис и Сьюзен примолкли и навострили уши, пытаясь установить точное местонахождение Мэджика, доберман – пинчера, на чью территорию они вступили.

В запущенном палисаднике у дома пассатижной женщины гуляла сучка такой вызывающей красоты, что Гаррис, завзятый бабник и ценитель сучьих прелестей, замер как вкопанный. Это была Бритни, от отца она унаследовала длинные лапы и золотистую шерсть, а от матери – изящную морду и темные глаза с длинными ресницами.

Сьюзен подбежала к Бритни и понюхала ее зад. Вернувшись, доложила:

– Она шлюха, Гаррис. Не связывайся с ней.

Но Гаррис уже попал под гипноз.

– Здравствуйте, – взрыкнул он. – Я Гаррис, пес королевы.

Бритни легла, в наилучшем ракурсе показывая свое изящное тело.

– Похоже, что я в будуаре? – с зевком спросила она.

Сьюзен затявкала:

– Гаррис! Да в ней перебывало больше собак, чем в манеже «Крафтса»! [20]20
  «Крафте» – крупнейшая в мире выставка собак.


[Закрыть]

Но было поздно. Гаррис прилег рядом с Бритни и приступил к обольщению.

Девица – подросток с намечающимся ожирением проводила дам в гостиную, где, к их удивлению, королеве пришлось присоединиться к другим пациентам, рассевшимся вдоль стен на белых пластиковых садовых стульях. На кофейном столике громоздились стопки древних глянцевых журналов. В углу телевизор показывал свадьбу дочери премьер – министра. Камеры прочесывали затопленный цветами зал Вестминстерского аббатства, выхватывая в сидящей публике знаменитые лица.

– Джимми Севайл [21]21
  Сэр Джеймс Севайл – британский диджей, актер, теле– и радиоведущий.


[Закрыть], – сказала Вайолет. – А я думала, он помер.

– Если нет, так заслуживает того, – зло сказала королева.

Она не рассчитывала сидеть в очереди. В конце концов, можно подумать, у этой пассатижницы есть диплом дантиста. Когда из соседней комнаты доносились вопли, появлялась жирная девчонка и делала телевизор погромче. От глубокого вибрато Вестминстерского органа старые окна гостиной так и дребезжали.

– Смотри, Лиз, премьер – министр шаркает подошвой по ступенькам, – сказала Вайолет. – Да он, никак, в собачьи какашки наступил.

Через час мучительного ожидания к королеве подошла жирная девчонка:

– Мама сейчас вас примет.

Королеву проводили на кухню, окутанную паром. На плите вовсю кипела кастрюля, за процессом наблюдала пышная особа в легинсах с лайкрой и в белой футболке с надписью на груди НЕТ ДОЛИ БЕЗ БОЛИ.

– Пол-минутки, – сказала пассатижная женщина. – Надо стерилизовать их после пациента, я на это смерть какая аккуратистка.

В пепельнице на мойке дымилась сигарета. Пассатижная женщина то и дело хватала ее и затягивалась так, будто высасывала из сигареты питательные вещества.

– Садитесь, дайте ногам отдохнуть, – сказала она королеве, роняя сигаретный пепел в кастрюлю.

Королева замялась. Еще не поздно было извиниться за отнятое время и уйти, но королева и думать не могла о такой же мучительной ночи. Поэтому она села к кухонному столу и стала рассматривать мелкий металлический инвентарь, выложенный в ряд на чистом белом полотенце. Кое‑что тут было ей знакомо: вязальный крючок, пинцет для бровей и штопальная игла. На подносе стояла бутылка водки, рядом стакан.

– Я знаю вашу невестку, Камиллу, – сказала пассатижная женщина, свято верившая, что пустая болтовня помогает пациенту расслабиться.

– Да что вы? – отозвалась королева, едва ли не главный в мире эксперт по пустой болтовне.

– Ага. Она по четвергам ходит в торговый центр на караоке – вечера. Она подружка этой губастой Беверли Тредголд. С Камиллой хоть все в порядке.

– И Камилла поет? – спросила королева, почти ничего не знавшая о ночной жизни в поселке.

– Да, поет. Бгорию Гейнор. «Я жива». Прилично, но голос слишком холеный, не звучит как надо. Ладно, начнем.

Женщина натянула хозяйственные резиновые перчатки и щипцами для барбекю вынула из кипящей воды пассатижи. Пока они остывали, женщина осмотрела рот королевы.

– Да, у вас там гнилой задний моляр. Я его быстренько выну, он вихляется, что твоя задница Паваротти.

Попросив королеву «сидеть смирнехонько», она ухватила зуб пассатижами и рванула. Дикая боль пронзила королеву и почти тут же стихла.

Пассатижная тетка выложила королевин зуб на бумажную салфетку:

– Тут ему и место, паршивцу.

Прополоскав рот водкой и сплюнув в раковину, королева спросила:

– Сколько я должна?

– Ну, можете пожертвовать фунт – другой на водку, – ответила пассатижная женщина.

Выходя за порог, королева сказала:

– Я вам бесконечно благодарна.

Пассатижная женщина ответила:

– Может, вспомните обо мне, когда вернетесь во дворец.

Королева и помыслить не могла, какие катастрофические бедствия заставили бы ее еще раз прибегнуть к услугам женщины с пассатижами, но все же сказала:

– Непременно.

А сама уже решила, что если восстановят наградную систему, то нужно обязательно представить пассатижницу к ордену Британской империи за заслуги перед обществом.

Свадьба Сони должна была стать главной английской свадьбой года. Список гостей являл невообразимый винегрет британского общества. Тут значились сэр Дэвид Фрост, Джордан, Клифф Ричард, Нэнси дель Ольо, Фрэнк Бруно, Саймон Коуэлл, Элтон Джон, Питер Мандельсон, Шарон и Оззи Осборн, Крис Эванс, Шарлотта Черч, Кейт Мосс, Стив Редгрейв, Бен Элтон, Кэрол Тэтчер [22]22
  Сэр Дэвид Фрост – английский тележурналист, сатирик; Джордан (Кейт Прайс) – модель, телеведущая и певица; Клифф Ричард – знаменитый поп – музыкант; Нэнси дель Ольо – подруга знаменитого футбольного тренера Свена Эрикссона; Саймон Коуэлл – бизнесмен, телепродюсер и телеведущий; Элтон Джон – знаменитый музыкант; Питер Мандельсон, барон – политик, крупный деятель Лейбористской партии, один из идеологов ее ребрендинга в «Новую Лейбористскую партию»; Шарон Осборн – телезвезда, жена знаменитого рок– музыканта Оззи Осборна; Крис Эванс – телеведущий, теле– и радиопродюсер; Шарлотта Черч – известная валлийская певица и актриса; Кейт Мосс – знаменитая модель; Стив Редгрейв – знаменитый гребец, пятикратный чемпион Олимпийских игр, самый титулованный британский олимпиец; Бен Элтон – комик, шоумен, режиссер и писатель; Кэрол Тэтчер – известная журналистка, дочь Маргарет Тэтчер.


[Закрыть]и куча высокопоставленных иностранцев, в том числе главы государств. Джереми Паксмен [23]23
  Джереми Паксмен – знаменитый британский журналист и телеведущий с Би – би – си, носитель независимого и остро критического взгляда.


[Закрыть]не пришел, заявив, что должен посетить важные состязания по рыбной ловле. Выходила Соня за крупного воротилу в области массмедиа и внешних связей. Джека порадовала большая толпа у стен аббатства, когда они с Соней прибыли в открытой позолоченной карете, много лет назад служившей Чарльзу и Диане, принцессе Уэльской. Кое‑кто в толпе решил, что для записного республиканца это слишком помпезно, немногочисленные смельчаки высказались на эту тему открыто. Послышались крики «Баркер, ты продался!», а одна сумасшедшая дама завопила: «Золотой экипажик для таракашек!» – но полиция бросилась в толпу и выволокла недовольных, ссылаясь на новый закон «О неуважении к государственным служащим».

День был пронизан осенним солнцем, и невеста в белом атласном платье с открытыми плечами и с длинным мерцающим шлейфом выглядела как картинка из журнала. Выйдя из кареты, Джек первым делом наступил в кучу экскрементов, которую только что наложил полицейский пес, страдающий расстройством кишечника, – Меркурий из саперного отряда Скотленд – Ярда. Проводником собаки был сержант Эндрю Крейн. (Позже расследование журнала «Новости мира» установило, что сержанта Крейна перевели на Фолклендские острова. Меркурия, несмотря на все усердные поиски, так и не нашли. С тех пор то и дело в бедный событиями день какой‑нибудь таблоид поднимал вопрос: что же все‑таки случилось с Меркурием?)

Джек сумел оттолкнуть Соню от жидкой кучи на безукоризненной красной ковровой дорожке, но его правый ботинок погряз в вонючей массе. Зрители ахнули, потом по толпе пробежал смешок.

Из аббатства донеслись органные переливы «Прибытия царицы Савской». Джеку не оставалось ничего другого, как двигаться вперед и дальше, вверх по ступеням. Он надеялся, что у него еще будет возможность очистить туфли, прежде чем он поведет Соню к алтарю. Но такой возможности не представилось.

Джек с Соней ступили в проход между рядами, под софиты телевизионщиков, и вонь сгустилась. Проходя мимо Клиффа Ричарда, Джек заметил, как тот гадливо сморщил нос. Он оглянулся и увидел, что оставляет на красном ковре ошметки собачьего дерьма, а девушки, несущие Сонин шлейф, поневоле разносят мерзостную кашицу на своих балетных туфельках с белыми ленточками.

Они приблизились к алтарю, и жених с шафером прикрыли носы. В архиепископе Кентерберийском пастырский долг боролся с отвращением. На лице священнослужителя это никак не отражалось, но Джек, опустив глаза, увидел, что архиепископ обут в сандалии с открытым носком и поджимает пальцы, словно боясь испачкаться. Джек услышал, как за его спиной всхлипывает Патрисия, его первая жена. В этот момент, испортив свадьбу собственной дочери и опозорившись на глазах всего мира, Джек поклялся очистить Англию от собак.

10

Прижимая к щеке чистый носовой платок, королева вышла из дома пассатижной женщины и с омерзением увидела, что Гаррис и Бритни спариваются прямо посреди дороги, мешая машинам.

К королеве подбежала Сьюзен и провыла:

– В этот раз он зашел слишком далеко. Больше я не позволю ему так меня унижать.

Королева сделала несколько безуспешных попыток расцепить слипшихся собак, но любовников ничто не могло бы разделить. Водитель фургона, первого в очереди машин, нажал на клаксон и заорал:

– Если бы это люди занимались этим посредь улицы, их уже арестовали бы!

Видя огорчение королевы, Вайолет вернулась в дом и через несколько секунд выскочила с ведром воды, которое и выплеснула прямо на милующихся собак. Те вмиг разлетелись в разные стороны, и королева, сердито схватив Гарриса за ошейник, прицепила поводок и потащила домой.

По дороге несколько человек остановили ее, чтобы сказать, что им будет жаль, если она уедет из Зипца. Маддо Кларк, торговец дурью и отец семерых неуправляемых мальчишек, сказал:

– Мы видели в новостях, типа вы можете уехать домой в Букингемский дворец, типа. Я сказал одному своему клиенту, типа вы добавляете класс в нашей округе, ну да вот.

Когда Маддо, пошатываясь, убрел прочь, Вайолет посмотрела на королеву:

– Я знаю, не принято трепаться, кто за что попал в зону, но знаешь, почему сюда упекли Маддо?

Королева придвинулась к подруге, и Вайолет принялась рассказывать.

В переулке Ад каждый держал по меньшей мере одну собаку – кроме Маддо Кларка, которому это запретил магистрат, после того как пять его собак раскурочили арендованный муниципальный дом, сделав его непригодным для жилья. Общество защиты животных обратилось в суд, заявив, что собаки Маддо Кларка истощены и все в запущенных язвах от блошиных укусов. В суде Маддо в свою защиту сказал, что собаки должны быть поджарыми, а блохи – естественные природные паразиты. Его псов все же увезли, Маддо осиротел, он начал сильно пить и вскоре вступил в ряды наркозависимых.

Ну а когда, к его горчайшей обиде, жена родила ему седьмого мальчика, Маддо окончательно съехал с катушек и, хорошенько напившись и обдолбавшись, решил выкрасть из родильного отделения девочку одного дня от роду и подложить вместо нее своего новорожденного сына. Его застукали, когда он пытался зубами снять с похищенного младенца пластиковый браслет – метрику. Так он заработал прозвище Человек – волк – по заголовку в желтой газете: ЧЕЛОВЕК – ВОЛК ГЛОЖЕТ РУЧКУ МЛАДЕНЦА.

Виновниками своего пятилетнего тюремного срока и последующей ссылки в зону изоляции Маддо по неведомой причине считал собак.

Свернув в переулок Ад, Вайолет с королевой увидели Камиллу, сажавшую в своем палисаднике какие‑то луковицы. Камилла оглянулась на них.

– Беверли Тредголд сообщила, что вы удалили зуб у пассатижной тетки. Очень гнусно пришлось?

Королева потрогала кончиком языка брешь на месте зуба и ответила:

– Не так гнусно, как вид любимой собаки, совокупляющейся на публике.

Позже, передохнув на диване, королева мыла окна в гостиной и увидела, что у ее дома остановился желтый «роллс – ройс» Артура Грайса. На заднем сиденье скалил зубы доберман Рокки. Королева отпрянула от окна, надеясь, что Грайс не собирается к ней заходить, – она совсем не готовилась принимать гостей.

К ее огромной досаде, в парадную дверь напористо постучали. Гаррис и Сьюзен с призывным лаем бросились в переднюю. Королева сорвала фартук, выдернула из волос парочку бигуди, сунула в ящик чиппендейловского бюро в коридоре и нехотя отворила дверь. Артур Грайс снял с головы шитую на заказ бейсболку и театральным жестом, как плохой актер в театре эпохи Реставрации, помахал ей перед своей громоздкой тушей. После этого он низко поклонился и замер, выжидая, пока заговорит королева.

Артур велел своей жене Сандре скачать из Интернета и распечатать информацию о придворном этикете. Так он узнал, что не вправе заговаривать с королевой первым, а должен дождаться, пока она заговорит с ним. Он не должен трогать ее ни за какую часть тела. При первом обращении к королеве ее следует назвать «ваше величество», а затем обращаться к ней «мэ – эм».

После недолгого молчания королева сказала:

– Здравствуйте, мистер Грайс. Как поживаете?

Грайс поднял голову и улыбнулся, что редко за ним замечалось.

– Хорошо, ваше величество. Вообще сказать, лучше всех, мэ – эм.

Королева проводила Артура Грайса в гостиную. Она никогда не видела его так близко. Лицо и череп этого человека несли следы жестокого противоборства с жизненными обстоятельствами: кулаки, ножи и разбитые бутылки оставили свои оттиски, пока Грайс силой и хитростью прокладывал себе путь к богатству Королева не предложила гостю сесть, они так и стояли друг перед другом, и Грайсова туша нависала над хрупкой фигуркой королевы.

– Чем я могу быть вам полезна, мистер Грайс? – спросила королева.

– Да я не так чтобы из‑за себя пришел, мэ – эм. Из‑за жены, Сандры.

Королева кивнула.

– Не знаю, в курсе ли вы, мэ – эм, но Сандра в лепешку разбивается ради своей благотворительности, – прогудел Грайс.

– И какой благотворительностью занимается ваша жена? – спросила королева.

– Так это же она замутила ИСК.

– Иск? – переспросила королева.

– Искалеченные силиконовой коррекцией, – чуть ли не по слогам проговорил Грайс. И добавил: – Ей увеличивали сиськи и чего– то не так намудрили. Теперь одна титька в два раза больше другой. Короче, перекосило на всю жизнь.

Он печально опустил глаза и склонил голову.

– Какое несчастье, – пробормотала королева.

– И она еще с подростками возится.

– Это достойно восхищения, – сказала королева, частенько встречавшая на улицах поселка Сандру Грайс, рассекавшую в кабриолете с грохочущей музыкой и с разными обалдуями на переднем пассажирском сиденье. Пластическая хирургия подтянула миссис Грайс до такой степени, что она казалась загорелой астронавткой на тренажере перегрузок.

– И в чем же дело, мистер Грайс?

– Вы не поверите, как ее оскорбляют некоторые люди. Конечно, они завидуют, Сандра – роскошная женщина и не стыдится показывать свое тело. Некоторые болтают, что она шлюха. Я с такими провел работу, но вот если бы она была леди Грайс, она бы чувствовала себя гораздо спокойнее.

– Разумеется, – буркнула королева.

– Так что если вам видится возможным удостоить ее такого…

– Не исключено, что в будущем… – сказала королева, стараясь потянуть время.

– А не могли бы вы даровать мне рыцарство? Прямо сейчас? У меня в багажнике есть меч.

– Боюсь, что нет, мистер Грайс, – покачала головой королева. – Есть установленный порядок… Рекомендательные комитеты…

– Но вы ж скоро снова королевой будете. Кто может вам помешать удостоить титулом местного филантропа, который преодолел все преграды, чтобы стать владельцем самого крупного в Мидлендсе лесомонтажного бизнеса, а? Да и вообще, я хозяин целой зоны изоляции.

Королева посмотрела в изборожденное шрамами лицо Артура Грайса и сказала:

– Боюсь, мой ответ «нет», мистер Грайс.

– Нет? – изумился Грайс. Не часто он слышал это слово. – Да я самый крупный работодатель в поселке. Просто надрываюсь за – ради благотворительности. Это же я денег дал на Академию.

– Мистер Грайс, мы живем в эпоху, когда все граждане ценны одинаково. У меня теперь нет ни власти, ни, правду сказать, желания удовлетворить вашу просьбу.

– Но я ж устроил вашего внука на работу, – недоумевал Грайс.

– Не сомневаюсь, Уильям отлично управляется с лесами. Он очень добросовестный мальчик, – сказала королева.

– А она уже заказала новые визитки с сэром Артуром и леди Грайс, такие, с гербом, знаете. Треугольник из шестов для лесов, а в серединке лев на задних ногах и панда, она страсть как панд обожает.

Грайс говорил уже скорее сам с собой, чем с королевой.

– Со стороны вашей жены несколько преждевременно было заказывать новые письменные и канцелярские принадлежности, мистер Грайс, – заметила королева.

– Импульсивная она у меня, – объяснил тот.

Он не мог представить, как вернется домой, на свою перестроенную мельницу, и сообщит жене, что не сумел добыть для нее титул. Слишком уж капризная собственность, думал Грайс. Он отвалил двести пятьдесят штук на переделку старой мельницы, а жена уже пилит его, что шум воды действует ей на нервы.

– Что ж, ваше величество, – предложил Грайс, – может, когда вы уедете отсюда, вы как‑нибудь посетите нас с женой. У нас в гостиной стеклянный пол и видно, как внизу водичка течет. Мы оба обожаем природу, как и вы, мэ – эм.

Королева молча улыбнулась ему ледяной улыбкой, потом прошла к выходу и отворила дверь. Артуру не оставалось ничего другого, кроме как откланяться. Гаррис и Сьюзен облаивали с крыльца добермана, сидевшего на заднем сиденье «роллс – ройса».

–  Хайлъ, Рокки, надеемся, ты провалишься сквозь стеклянный пол и утопнешь! – лаял Гаррис.

Рокки в бесплодной ярости исступленно бросался на стекло.

– Сидеть, ублюдок тупой! – заорал Грайс.

Забравшись в машину, он добавил:

– Еще раз такое увижу – велю отрезать тебе яйца и зажарю их себе к чаю, по – ал?

Рокки лег на сиденье и заставил себя успокоиться. Артур Грайс слов на ветер не бросал.

Королева поняла, что закрывать глаза на возможную перспективу возвращения к монаршим обязанностям более нельзя, и решила, что семье нужно собраться и обсудить все вероятия нового прихода в политическую жизнь. Но прежде она хотела навестить мужа и спросить совета у него.

Его королевское высочество принц Филип, герцог Эдинбургский, уже два года был неходячим, лишившись после удара зрения, памяти и подвижности. Филипа держали в интернате имени Фрэнка Бруно, что располагался в дальнем конце Артур – роуд, проходящей через центр поселка, в пятнадцати минутах ходьбы от переулка Ад. Принц – консорт чах в темной палате на пару с бывшим профсоюзным боссом, болтливым инвалидом – колясочником Гарольдом Баньяном по прозвищу Большевик Баньян. Большевик разговаривал во сне – привычным для него недовольным тоном, в точности как и днем, когда он пребывал в полном и неизменно агрессивном сознании.

Прикованный к постели герцог Эдинбургский считал себя пленником Баньяна. Он постоянно жаловался нянечкам, что из Рая королевских дворцов его швырнули в Ад зоны Цветов и ныне он обитает в Чистилище.

Собак в интернат не пускали, так что Гарриса и Сьюзен королева привязала к деревянной скамейке, украшенной бронзовой табличкой с надписью: «Эта скамья поставлена в память об Уилфе Тоби, 1922–1997». До недавнего времени пациентам интерната не только разрешали, но и прямо предлагали сидеть на этой скамье. Колясочники подъезжали и сидели рядом, дыша воздухом и глядя, как течет жизнь в поселке. Но новая заведующая, миссис Синтия Хедж, положила этому обычаю конец. Синтия, женщина с твердокаменной челюстью, заявляла, что ввела «политику запертых дверей», дабы защитить пациентов от возможных террористических актов.

Королева нажала на кнопку интеркома и долго ждала ответа, ежась на холодном ветру. Наконец интерком прохрипел что‑то нечленораздельное. Королева крикнула:

– Это Элизабет Виндзор.

Прошло еще несколько бесконечных минут: все это время некая престарелая леди в ночной рубашке и с прической, похожей на готовый разлететься одуванчик, сквозь застекленную дверь показывала королеве неприличные жесты. Но вот сама миссис Хедж, которую довольно редко можно было заметить за общением с пациентами, увела престарелую леди прочь и, вернувшись, отворила королеве.

– Удостоверение, пожалуйста, – резко бросила миссис Хедж.

– Мне ужасно неловко, – сказала королева, – но я его временно куда‑то задевала.

– Тогда я не смогу вас пропустить, – заявила миссис Хедж. – Теперь прошу меня извинить, у нас не хватает людей. Трое сомалийцев не явились на работу.

Королева рассмеялась.

– Но вы же знаете, кто я такая, миссис Хедж.

И она попыталась протиснуться в дверь.

Но миссис Хедж заступила ей путь:

– Сожалею, что вы так легкомысленно относитесь к вопросам безопасности и к борьбе с терроризмом, миссис Виндзор.

– Не думаю, что интернат Фрэнка Бруно представляет заметный интерес для Хамаса или Аль – Каиды, – с недоумением заметила королева.

– Если я пропущу вас без положенного документа, мы потеряем страховку, – разъяснила ситуацию миссис Хедж.

Гаррис скакнул к королеве и пролаял:

– Твое удостоверение завалилось за диван! Ну сколько можно, женщина!

К Гаррису присоединилась Сьюзен:

– Пошли домой, мы тебе его найдем!

– Тише вы! Глупые псы, – прикрикнула королева.

Собаки обиженно умолкли.

Гаррис проворчал под нос:

– Стараешься помочь, и что взамен? Брань.

Миссис Хедж затворила дверь. Королева отвязала собак и поволокла прочь.

Оказавшись дома, Гаррис и Сьюзен бросились в гостиную и принялись растаскивать диванные подушки. Гаррис на миг забыл, что роет мягкую обивку, и представил себя диким, вольным зверем, добывающим из норы мелкое живое существо с теплой кровью, которое можно загрызть, убить, съесть.

Королева пришла в ужас.

– Ах вы, собачье отродье! – воскликнула она, шлепками отгоняя собак от порванных подушек. – Что сделали с диваном!

Несколько порхнувших из‑под рваной оболочки гусиных перьев повисли в воздухе, словно крошечные оперенные планеры.

Гаррис прорычал Сьюзен:

– Ну что, полезть? Так, чего доброго, схлопочешь опять…

– Если ты найдешь ей карточку, нам что– нибудь отломится, – прорычала в ответ Сьюзен. – На верхней полке стоит коробка мятного собачьего печенья.

Не успела королева поставить подушки на место, как Гаррис прыгнул на диван и просунул морду в щель между диваном и стеной. Не обращая внимания на шлепки, отвешиваемые королевой, он вытянул из‑за дивана черное перо «Монблан», носовой платок и затерявшееся удостоверение личности.

Обрадованная королева умилилась:

– Умница, Гаррис, умный мальчик!

Гаррис и Сьюзен побежали на кухню и задрали морды у маленького буфета, в котором у королевы хранились собачьи лакомства.

– Вот. – Королева выдала им по одной зеленоватой печенюшке в форме косточки. – Ешьте – и по корзинам!

Королеве и самой хотелось немного отдохнуть, вес каждого из восьмидесяти прожитых лет давил на нее, – но вот уже два дня она не навещала мужа и понимала, что Филип будет на нее досадовать. Так что, надежно спрятав удостоверение в сумочку и оставив дома дрыхнущих собак, она вновь шагнула за порог и вернулась к дверям интерната.

Уже смеркалось, когда санитарка – стажер Шанталь Тоби, сестра Шанель, открыла королеве дверь.

– Как хорошо, что вы пришли, Лиз. Он нам тут задал. Ему, грит, надо на какой‑то развод караулов. Просит нас оседлать лошадь и начистить пуговицы на мундире.

Королева в который раз поразилась красоте Шанталь; у нее, думала королева, по – настоящему совершенные черты. Какое‑то генетическое отклонение наделило Шанталь скульптурным станом и длинными ногами, не в пример остальному клану коренастых и груболицых Тоби.

– Давно ли мой муж разволновался? – спросила королева.

– А не знаю. Я только щас заступила. Три дня отгулов брала из‑за стресса, – ответила Шанталь.

Они прошли через холл, где старики с погасшими глазами смотрели, как на мигающем экране кувыркаются телепузики. Вонь мочи и дешевого антисептика оглушали.

– Отчего же у тебя стресс? – спросила королева, пока они с Шанталь медленно поднимались на третий этаж в дергающемся лифте, где места хватило бы только для гроба и пары гробовщиков.

Шанталь вздохнула:

– Иногда кажется, никогда я не уеду из Цветов. По – моему, это несправедливо, что я должна тут жить просто из‑за того, что у меня кошмарная семейка. Я ничего плохого не делала.

– Я согласна, это ужасно несправедливо, – согласилась королева.

– А эта работа – просто каторга. – Шанталь понизила голос: лифт почти доехал. – Нас тут слишком мало, чтобы путем ухаживать за стариками, а миссис Хедж настоящая язва.

Они вышли из лифта и миновали открытый кабинет миссис Хедж – она диктовала в телефонную трубку продуктовый заказ на неделю:

– …и не надо больше печенья с прослойкой, я деньги еще не рисую.

– Тут было так славно, когда я к дедуле приходила, – прошептала Шанталь. – У него в палате жил попугайчик, и старичкам разрешали не ложиться, пока не кончится кино.