Текст книги "Мадам придет сегодня позже"
Автор книги: Сюзан Кубелка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
В следующую среду я сделаю то, что делают тысячи парижанок: после обеда встречусь с любовником, а вечером лягу в кровать с мужем. Что может француженка, смогу и я. Решение созрело: я не плачу, не расспрашиваю и не страдаю больше ни секунды.
Я приспосабливаюсь к этому жизнерадостному городу.
А там будет видно.
Томми Кальман среднего роста, коренастый, с густой, слегка седеющей шевелюрой. У него темные, живые, умные глаза. И он очень знаменит.
Томми – выходец из Германии. Он владелец картинной галереи, издатель, меценат. Он до смерти мучает своих скульпторов и художников, зато продает их произведения за большие деньги по всему миру.
Томми не сходит с экранов телевизоров и с полос газет и журналов. Приемы, которые он устраивает, – событие сезона. Среди его гостей – самая избранная публика. Есть ли у него подруга? Не знаю. Если да, он это держит в тайне. Его жена Тереза, черная американка, большую часть года живет в Нью-Йорке. От другого брака у него есть двое взрослых детей. Томми купил первую квартиру, отремонтированную мною в Париже, для своей дочери Аллы. С тех пор мы поддерживаем знакомство.
Еще Томми издает художественный журнал. Его редакция – в квартире на улице Рояль, наискосок от «Максима». Там мы и встречаемся. В шестнадцать часов. В первую среду мая.
Фаусто постоянно в разъездах. Бог знает где. Со времени нашей ссоры во «Флоре» мы почти не виделись. Каждый раз, когда я прихожу домой, у Лолло наготове одна и та же фраза: «Месье придет сегодня позже».
Пусть убирается к черту! Солнце сияет, каштаны цветут, я свежа и молода, бульвары в зелени, и жизнь мне улыбается. Я выкупана и накрашена, красиво причесана и надушена, на мне изумительное белье из светлого шелка с тонкими кружевами и короткое лиловое платье от Курреже, которое всем желающим дает возможность полюбоваться моими длинными ногами.
Целый час я колдовала над собой. Наносила серебристые тени на веки, брызгала волосы лаком, запудривала веснушки. Потом легкое прикосновение розовой губной помады. Никаких румян. Я бледна, нежна и прекрасна, и я иду к мужчине, который способен оценить это. Который мечтает обо мне и не замечает других женщин, если я поблизости.
И хотя я его не люблю, я радуюсь встрече с ним. Мы понимаем друг друга. Смеемся над одними и теми же анекдотами, нам нравятся одни и те же картины, а кроме того: то, что могут другие, смогу и я. Мне нужны приключения, иначе я не выдержу!
5
«Мадам придет сегодня позже», – скажет Лолло моему супругу, если тот появится. Теперь его очередь ждать! Сегодня я в центре внимания! На улице в мою сторону оборачиваются. И чтобы уж ничего не утаивать: я немного под хмельком! Я осушила целую рюмку арманьяка и сняла свое обручальное кольцо с тринадцатью бриллиантами!
А вот и нужный дом!
Какой элегантный! Поднимаюсь на последний этаж. Сердце стучит, как сумасшедшее. Звоню в массивную зеленую дверь. Томми Кальман тут же открывает. Едва ли он выше меня, зато вдвое шире. На нем темно-синий костюм с торчащим из кармашка красным шелковым платочком. Он широко раскрывает свои живые глаза и таращится на меня. В чем дело? Он что, не узнает меня?
– Дорогая мадам Сент-Аполл, – говорит он наконец и целует мою руку, – вы выглядите как ангелочек из сусального золота. Это вы для меня так постарались?
Я киваю и улыбаюсь ему.
– Это мне большой комплимент, – говорит он радостно. – Входите, пожалуйста.
Он запирает за мной дверь. Медленно обходит меня со всех сторон и восхищается.
– С удовольствием заполучил бы вас в виде статуи, – шутит он. – Эти красивые ноги я бы сразу продал. В Америку. Или в Токио. Там платят огромные суммы. Вы знаете об этом?
– Пусть так, – отвечаю я, – но я остаюсь в Париже.
Потом мы обнимаемся. Мое первое объятие за много недель! Хорошо!
– Осмотритесь здесь, – приглашает Томми, – чувствуйте себя как дома. И… – он крепко прижимает меня к себе, – я так счастлив, что вы пришли!
От Томми хорошо пахнет. Кремом после бритья, смешанным с табаком. Наслаждаясь этим запахом, я прохожу по квартире.
Три большие комнаты выходят на улицу Рояль, с прекрасным видом поверх парижских крыш. Повсюду лежит бумага. Папки, акты, копии, фотографии, стопки журналов, рукописи, записи.
Кругом царит художественный беспорядок, и я сразу чувствую себя в своей тарелке. Хаос привычен мне с детства. Здесь как дома, в ателье моего отца, только без красок и мольберта. Но не менее интересно.
В самой дальней комнате, между книжных гор, стоит широкая софа, обтянутая красным репсом, с большими пестрыми подушками из хлопка. Ковер синий. Цвета хорошо сочетаются. Слава богу! Ведь здесь, если не ошибаюсь, я проведу всю вторую половину дня, а если бы узоры враждовали друг с другом, я бы не осталась. Я ужасно чувствительна, что касается красок. От кричащих тонов мне становится по-настоящему плохо. Но здесь приятно.
Вообще все идет прекрасно!
Официально я пришла, чтобы обсудить одно рекламное объявление в журнале Томми. Для этой цели он отпустил секретаршу, наполнил холодильник шампанским и положил свежее мыло в ванную. На низком стеклянном столике возле софы на красивой старинной тарелке из севрского фарфора лежат птифуры, от которых исходит чудный аромат, а рядом три клубничных тортика, я их просто обожаю.
– Пожалуйста, угощайтесь! – кричит Томми из кухни, где он открывает шампанское и наполняет фужеры. – Снимите туфли, положите повыше ноги, устраивайтесь поудобней, мадам. Я сейчас иду!
Я сажусь на софу, не слишком жесткую, не слишком мягкую, в самый раз. У меня вырывается блаженный вздох. Сколько женщин лопнули бы от зависти и дали себе отсечь мизинец, лишь бы очутиться на моем месте, на этой красной софе знаменитого мецената, во всяком случае большинство художниц Парижа – это уж точно!
Но что со мной?
Я вновь трезвею? Мой инстинкт с неожиданной ясностью подсказывает мне, что без всего этого я могла бы обойтись. Что Томми в подметки не годится Фаусто, в постели он не преобразится, а если да – то в худшую сторону. «Иди домой!» – приказывает мне внутренний голос. Что делать? Надеть туфли и сбежать?
Слишком поздно!
Уже входит хозяин с шампанским. На лице у него сияет улыбка, красивые глаза сверкают.
– Вуаля, моя нежная подруга. Это для вас. – Он протягивает мне полный фужер и садится рядом. Пиджак уже снят, теперь он расстегивает рубашку. Рановато, я бы сказала. Подозрительная спешка. Грудь у него покрыта черными волосами. Настоящие заросли, просто шкура. Я этого, правда, не люблю, но считается, что у волосатых мужчин высокая потенция. Как раз то, что мне сейчас надо. После пяти недель без единого поцелуя!
Мы не чокаемся, как это принято в высшем свете. Поднимаем фужеры, пристально глядя друг на друга.
– За нас двоих, милая Тиция! Можно мне вас так называть? Вы исполнили мою страстную мечту. Вы знаете об этом?
Он наклоняется вперед и целует меня в губы. Неплохо. У меня все мешается в голове. Только теперь я понимаю, как изголодалась.
– Погодите, я закрою окна!
Томми встает. Без колебаний он сразу же закрывает и жалюзи. Наступает приятный интимный полумрак. Золотые лучи пробиваются сквозь щели и рисуют узоры на ковре и моих голых ногах. Шампанское будоражит, но я не могу расслабиться. Что-то мешает. Но что?
– Должен вам признаться, – Томми снимает туфли, – у нас не так много времени. Мне сегодня нужно лететь в Чикаго. Речь идет о крупном деле – наследстве одного знаменитого художника. Я лечу в восемь, а до этого мне еще надо упаковаться и сделать пару звонков.
– Может, мне уйти? – спрашиваю я. – Приду в другой раз, когда вы вернетесь.
Томми машет руками.
– Ни в коем случае! У нас целый час времени! До пяти. Я хочу блаженствовать с вами, Тиция! Я не отпущу вас.
Я ставлю на пол свой фужер. Один час? Он шутит? Это слишком мало даже для «кратко и сладко». И он вызвал меня всего лишь ради какого-то часа? Знала бы я, непременно отказалась бы. За час никто не сделает меня счастливой, тем более в первый раз! Один час меня не устраивает. Нет! Еду домой!
Пока я размышляю, Томми приступает к делу. Ловкими движениями он раздевает меня.
– О, какое красивое белье! – вырывается у него возглас восхищения. Он дарит мне поцелуй после каждого предмета. Раз-два-три – и я уже голая. Ну и опыт у него! Однако! Со вздохом покоряюсь своей судьбе. Если уж родился в семье художников, хладнокровно смотришь на вещи. Я останусь и получу удовольствие!
– О, Тиция, дорогая моя! – Томми смотрит на меня в восторге. Я лежу, словно изваяние, на красном репсе, раскинув руки на пестрые подушки. – Вы нежная белая орхидея. Такой я и представлял себе вас. Почему вы так долго заставляли меня ждать? Чтобы помучить?
– Фаусто ревнив, – бормочу я.
– Не без основания. Я бы тоже ревновал. – Он начинает ласково гладить меня вдоль всего тела. Мои плечи, руки, грудь, бедра, мой гладкий, плоский живот. У него чуткие, ухоженные руки, их прикосновение чрезвычайно приятно. Томми возбуждает меня. Кто бы мог подумать?
– Вы великолепны, – говорит он с благоговейным обожанием во взоре, – я это предполагал. Я закажу хорошему скульптору ваше изваяние в камне. Мы обсудим это после моего возвращения. Вы сводите меня с ума, Тиция! Я хочу вас, как никогда не хотел никого!
Томми встает. Потом все происходит безумно стремительно.
Он сбрасывает брюки и обнажает мощный торс. Я в шоке. Во-первых, его живот тоже покрыт черными волосами. Во-вторых, он еще толще, чем кажется в одетом виде. Должно быть, у него потрясающий портной. В-третьих, его украшение слишком короткое. Правда, толстое и крепкое, но не моего формата. К тому же не обрезанное. Странно, а мне казалось, что Кальман – еврейская фамилия.
Да, век живи – век учись.
– Любовь моя, идите ко мне! – Томми с размаху ложится рядом. Софа кряхтит. Черные волосы на животе колются. Он со всей силой обнимает меня. – Ах, как хорошо! Сколько месяцев я ждал этого момента!
Томми целует меня в губы. Осыпает мелкими, ласковыми поцелуйчиками, как ребенок. Его нежность трогательна. Но подход совершенно неправильный! Мне становится ясно: мы не созданы друг для друга.
Томми сжимает меня до боли. Ласкает мои груди и колется. Повсюду острые углы! Какая незадача! То колено мешает, то рука, то нога! Но выпитый алкоголь помогает мне не смотреть на дело трагически. Что же делать! Я ведь здесь не ради удовольствия. Акт отмщения не обязательно должен быть звездным часом. Томми ласкает меня до изнеможения. Сверлит языком мое чрево, членом – пупок. Может, напомнить, что ему еще надо в Чикаго?
Слишком поздно! Великий человек начинает действовать.
Резко, как запускают мотор, он взгромождается на меня. Перекрывает мне воздух. Плотно присасывается к моему рту. Потом с немецкой обстоятельностью втискивает колено между моих ног. Все происходит стремительно, с напором.
Зато ему нужна целая вечность, чтобы попасть в меня. Смотри-ка! У нашей звезды проблемы? Не может быть. Я поднимаю голову. Его член встает и снова опадает.
Это все нервы! Справится!
Он трется о мой живот. Безуспешно. Теперь он берет дело в свои руки. Получится или нет?
Оглушенная арманьяком и шампанским, я вижу все, словно сквозь пелену. Во мне пробуждается научный интерес. Если ничего не выйдет, пойду потом и куплю себе какое-нибудь симпатичное платье. Томми продолжает возиться. Со вздохом закрываю глаза. Я все стерплю, лишь бы не было больно и я смогла бы потом уйти домой.
– Помоги мне, Тиция!
Он подносит своего строптивца к моим губам. Я покорно открываю рот. Томми весь дрожит. Дело пошло на лад. Его эрекция впечатляет. Член упирается мне в небо, он разросся до невероятных размеров.
– Ты сведешь меня с ума! – Томми покидает мой рот, сползает вниз и, сопя, внедряется в меня. Готово! Наконец! Как знать, может, еще получится неплохо? Приятно чувствовать его в себе. Но мой внутренний голос был прав. То, что происходит потом, – самая большая неожиданность в моей жизни.
Томми Кальман, знаменитый меценат, входит в меня и начинает скрестись. Честное слово! Он не любит меня, а скребется! Его член не ударяет, не скользит, не толкает, а скребется! Да еще с подъемом!
Это еще что такое? Я ошеломлена! Может, он этому в Германии научился? Во Франции скребуны мне еще никогда не попадались. Даже не знала, что существует такое. Воистину, век живи – век учись! Томми – скребун! Я о таком не слыхала и не читала, ни в какой книжке! Приятного тут мало.
Но мне выпадали испытания и потяжелей. Тогда, много лет назад, в Вадуце, когда я сломала лодыжку.
А Томми скребется и скребется!
Как он это делает? Загадка. Ой, больно! Что, черт побери, он делает неправильно? А, ясно! Ему мешает его живот. Он не очень глубоко во мне. Было бы лучше, если бы он лежал сзади. Оттуда прямая дорога, он выиграл бы четыре сантиметра, и все было бы прекрасно. И мне легче дышалось бы.
Томми давит на меня, словно скала. Хорошо, что до этого я ничего не ела, а то сейчас бы все пошло назад. Пытаюсь повернуться. Напрасный труд! Томми держит меня, как в тисках, и не понимает, чего я хочу. Попав внутрь, он не хочет выходить. Понятное дело, на новые ухищрения он не отважится! Он весь в работе, постанывает в ритме стаккато, скребет короткими, резкими рывками, и там, внизу, все начинает гореть, как в огне.
Я в отчаянии.
Стоп! Теперь мне ясно! Дело не только в животе. Томми криво вошел в меня. Он забирает куда-то вправо и теперь пронзает мою плоть. У меня было пятнадцать мужчин, и ни один не скреб по диагонали!
Вероятно, у него криво растет член! Если так посмотреть, он имеет коллекционную ценность! В высшей степени интересно!
Каких только чудес не бывает на свете! Если бы только он испробовал это на ком-нибудь другом. Постепенно мое терпение иссякает.
– Хорошо? – стонет Томми, хватая ртом воздух. – Тиция! Вам нравится?
– Очень! – только и успеваю выдавить я, потому что Томми уже опять натянул свой рот на мой. Скреби! Скреби! Скреби! Не понимаю. Неужели ему не больно?
Нет, не могу больше! Впиваюсь ногтями в красный репс. Как спастись от этого колосса? Его губы облепили мой нос, живот с черной порослью покрыл меня всю, я лежу, будто под огромным свинцовым матрацем. Меня охватывает паника. На помощь! Сейчас меня просто расплющит!!! Я посылаю к небу короткую молитву. «Боже, миленький, – страстно молю я, – пошли ему оргазм! Иначе я погибну!»
На небеса можно положиться!
Через несколько мучительных минут по грузному телу проходит судорога. Из всех пор выступает пот. Я уже вся мокрая.
– В тебя можно кончать? – стонет Томми и продолжает, не останавливаясь, скрести.
– Да! Кончай! Скорее!
– О, изумительно! – В нем что-то хрипит, клокочет, он весь дрожит и трепещет. Я чувствую, как он начинает конвульсивно подергиваться во мне. Ура! Избавление!
Это самая прекрасная кульминация в моей жизни! Ах, тишина действует на меня подобно бальзаму! Глубоко, с облегчением вздыхаю. Я вся в поту. Самый бесталанный мужчина, когда-либо попадавшийся мне, отделяется от меня и опускается рядом на софу.
– Это было здорово! – говорит он и душераздирающе зевает. – Тиция, любовь моя, такого фейерверка у меня уже давно не было! Вы маленькая чертовка! Полагаю, я сделал вас счастливой?
– Абсолютно, – совершенно честно отвечаю я, ибо пребываю в состоянии блаженства и благодарю бога, что все кончено и я осталась жива.
Томми идет ненадолго в душ, потом опять ложится ко мне. Закрывает глаза, а сам крепко держится за меня. Его грудь вздымается и опускается. Он как-то странно хрипит. Может, перебои в сердце? Что делать в таких случаях? Но он всего лишь впадает в глубокий сон.
Я приподнимаюсь, опираюсь на пеструю подушку и рассматриваю дремлющую знаменитость. Килограммов бы на двадцать поменьше, тогда еще можно было бы подумать. Посоветовать ему попоститься? Нет! Напрасный труд! Толстый ли, худой – второго Фаусто из него никогда не получится!
Сон Томми глубок и крепок. Неожиданно он просыпается, открывает глаза, бросает взгляд на часы, потом на меня.
– Я храпел? – допытывается он.
– Нет, вовсе нет.
Он садится и чешет свою волосатую грудь.
– Мне так жаль! У меня совсем нет времени! Надо торопиться! Но ради бога, собирайтесь спокойно, Тиция! Вы мне не мешаете!
Он вскакивает, рывком открывает жалюзи. В комнату вливаются потоки солнечного света. Потом он исчезает и через удивительно короткий промежуток времени появляется вновь, абсолютно готовый к отъезду. На нем темно-синий элегантный костюм с красным шелковым платочком в кармашке, голубая рубашка, галстук в красную полоску, все тип-топ. Можно подумать, что последний час он диктовал документы! Деловой походкой он направляется в соседнюю комнату и начинает говорить по телефону. По-английски в приказном тоне!
Так вот как проходят послеполуденные амурные интрижки в Париже. Десять минут любви, три четверти часа сна. Я это представляла себе более шикарным!
Съедаю два клубничных пирожных, допиваю свой фужер шампанского. Иду в душ. Внизу я довольно растерзана, однако прическа не пострадала. Щеки раскраснелись, глаза блестят. Странно! Я выгляжу так, словно дело пошло мне на пользу.
– Я провожу вас до двери. – Томми ждет, когда я уйду. – Итак, скоро увидимся. – Он поправляет галстук и улыбается мне. – Я вернусь в следующую пятницу. Освободите весь вечер. В восемь – вернисаж в моей галерее. Картины Кристины Люба. А потом ужин «У Максима». Приходите с мужем, тогда это не бросится в глаза. Девиз «Вечер в белом». А в благодарность за сегодняшнее у меня для вас есть сюрприз.
– Сюрприз? – спрашиваю я удивленно.
– Я вас кое-кому представлю. Он мог бы быть вам полезен.
– Полезен? Для чего?
– Не торопитесь! – говорит с улыбкой Томми. – Секреты добавляют жизни пикантности! – Он целует меня в обе щеки и крепко обнимает. – Оревуар, Тиция. Не забывайте меня. Пожелайте мне удачи в Чикаго! А в пятницу обсудим, когда мы сможем увидеться наедине!
Я возвращаюсь домой пешком. Я уже наполовину протрезвела, день теплый, путь недалекий.
Голуби влюблено воркуют на тротуаре, взъерошенные самцы самозабвенно кружатся на одном месте, а потом приударяют за самочками. Солнце нагревает голову, с Сены дует свежий ветерок.
Вот и состоялось боевое крещение. Моя первая измена. Мой опыт стал богаче. Правда, это было не кратко и сладко, а скорее кратко и пряно, потому что внизу все еще горит, но я ни в чем не раскаиваюсь!
После пяти недель полного пренебрежения приятно, когда тебя называют «совершенством» и «белой орхидеей». Фаусто выискивает во мне недостатки, а самый знаменитый в городе владелец картинной галереи находит меня достаточно красивой, чтобы изваять в камне. Не то чтобы мне этого очень хотелось, но это льстит!
Я не спеша иду по улице Рояль и любуюсь своим отражением в витринах магазинов. Короткое платье сидит на мне, как влитое. Ноги длинные и стройные. Я ловлю восхищенные взгляды с террас кафе.
Одно мне ясно: в следующую пятницу я останусь дома. Слава богу, мне уже не двадцать, а сорок два, и я знаю, что мне надо. Томми – не тот случай. Больше я не трачу времени на ненужных мужчин. Томми уже нельзя переделать. У деловых людей в голове одни цифры, это я знаю по Люциусу Хейесу. На любовь им абсолютно наплевать!
– Бонжур, мадам, – приветствует меня Лолло, когда я возвращаюсь домой. – Вы уже пришли? Месье звонил, он придет сегодня позже!
Жаль! Но благодаря Томми у меня в голове не стучит одна и та же мысль: «Когда придет домой мой господин супруг?» Мы так и так спим раздельно, с того самого дня первой годовщины нашей свадьбы. И сегодня я впервые этому рада. Я провожу спокойную ночь. А назавтра с утра окунаюсь в работу.
Как ни странно, я полна энергии, будто позади месяц отпуска. Кто бы мог подумать, что супружеская измена настолько освежает?
При этом положение серьезное.
С недавних пор Фаусто прячет от меня почту. В особенности счета. Но я была в банке и знаю, что он опять наделал долгов. Достаточно, чтобы омрачить мне весну. Однако во времена острых кризисов, как этот, мои силы удваиваются. Часто я работаю до полуночи. Квартира на улице Буде отремонтирована в рекордный срок. К концу недели будут висеть зеркала и лампы. Стены уже оклеены. На кухне и в ванной все работает. В понедельник полы выстелят паласами, во вторник (с пятидневным опозданием!) наконец прибудут шторы. Зато длина и цвет в порядке.
Я могу вздохнуть свободно. Дело сделано!
В среду квартиру отдраивают. Все блестит. Я сотворила уютное гнездышко на вожделенном острове Сен-Луи, и чудо свершается: в четверг квартира продана. Уже в пятницу мы у нотариуса.
Ура! Самые горящие долги погашены. Продав дом на авеню дю Мэн, мы будем спасены. Несмотря на «роллс-ройс», несмотря на большие суммы, которые Фаусто без моего ведома неизвестно для чего снимал с нашего общего счета! И первые же деньги, которые я заработаю, я отложу на дом в Провансе!
Я работаю так много и напряженно, что абсолютно забываю Томми Кальмана. Придя домой в пятницу днем, довольная собою и всем миром, я встречаю Фаусто в прихожей с мрачной миной на лице. Он одет в спортивный синий костюм, в руке у него приглашение. Я не видела его две недели. Его присутствие вызывает шок!
– Это принес курьер, – говорит он, показывая мне серебряную карточку с золотой тесьмой. У него хрипловатый голос.
– Я знаю, что это такое, – неосторожно бросаю я. – Я туда не пойду. У меня нет времени. Кстати, я продала Сен-Луи, я как раз от нотариуса.
– За сколько? – с интересом спрашивает Фаусто. Называю сумму.
– Ага! – Он не улыбается, не хвалит меня, а продолжает изучать приглашение, как будто это самое главное на свете.
– Странно, – замечает он наконец. – Томми Кальман. Мы не принадлежим к кругу его друзей. Почему он вдруг о нас вспомнил?
Ничего не могу с собой поделать и краснею.
– Может, он ищет новых клиентов? Покупателей для своих картин? – выпаливаю я.
Фаусто вовсе не слушает.
– Откуда тебе известно про праздник? – наступает он. – Если не секрет.
– Он мне сам рассказывал, – говорю я, отвернувшись, – в прошлый раз. Три недели назад, в Версале. Помнишь, он сидел рядом со мной?
Фаусто пристально разглядывает меня, потом кладет приглашение на комод возле высокого зеркала в золотой раме.
– Я пойду, – заявляет он тоном, не терпящим возражений, – и ты, дорогуша, пойдешь со мной. Мне нравятся картины Кристины Люба. Уверен, что она потрясающая женщина, и с удовольствием с ней познакомлюсь! И как ты догадываешься, я люблю ужинать «У Максима», когда платят другие.
Он уходит. У двери еще раз оборачивается:
– К тому же у меня нет других вариантов на сегодняшний вечер. И у меня такое ощущение, что это будет весьма интересная встреча.
Итак, против воли я все же иду на праздник Томми Кальмана. И потом не жалею об этом. Начался вечер, правда, прохладно, зато закончился большим сюрпризом. Воистину – в Париже никогда не скучают. Но я забегаю вперед. Все по порядку!
Фаусто ждет меня в «роллсе». После обеда мы почти не видели друг друга. Он красив так, что больно смотреть, – в белом льняном костюме, свежевыбритый, львиная грива слегка подстрижена. При виде меня у него лезут на лоб глаза.
Я уже говорила: Фаусто не любит, когда я пользуюсь косметикой. Он хочет блистать в свете один. Нельзя безнаказанно затмевать его. Но сегодня я наношу ответный удар!
На мне вызывающее мини-платье из белоснежного муара в обтяжку, с открытыми плечами, с широким золотым поясом. На ногах – греческие сандалии со шнуровкой до колена.
На левом запястье у меня античный браслет в форме змеи, на правой руке у локтя – другой такой же. У змеек глаза из маленьких бриллиантиков и рубины на лбу. Я привезла их давным-давно из какой-то поездки. Это изумительные произведения искусства. Волосы, которые я вновь отращиваю, свежевымыты, расчесаны и уложены феном, золотыми блестящими волнами они падают мне на плечи и обрамляют лицо как венец.
Скажу честно: у меня такой вид, будто я инопланетянка. Я вся сияю белизной и золотом, и Фаусто, конечно же, обливает меня презрением. Как и следовало ожидать.
В полдевятого мы на улице Фобурж Сент-Оноре. Перед храмом современного искусства Томми уже выстроилась большая очередь. Все в белом. Красивое зрелище! Тут много знаменитостей, актеров, певцов, художников, коллекционеров. А там – не министр ли культуры? Точно. В окружении толпы журналистов.
Мы становимся в хвост. За нами очередь быстро растет. Вечер теплый. В воздухе носится нечто многообещающее. Я так взволнована, что едва дышу. Как мне смотреть Томми в глаза? Когда рядом Фаусто? У меня нет опыта подобных ситуаций. В Вене такому не научишься.
А это еще что такое? Рядом с Томми, стоящим у входа и приветствующим каждого гостя, я обнаруживаю Терезу. Его красивую чернокожую жену! Он привез ее с собой из Штатов. Это еще больше осложняет дело.
Тереза выше Томми и стройная, как тростинка. Раньше она была манекенщицей. На ней длинное белое африканское платье и белый головной убор из перьев. Она похожа на экзотическую птицу. Смотрит на меня испытующе. Неужели все обо мне знает? Или это плод моего воображения?
Еще шаг. Я оказываюсь перед своим любовником. Что произойдет? Разумеется, ничего. Мы в Париже, и все в порядке вещей.
– Мадам Сент-Аполл, – говорит Томми без малейшей вибрации в голосе, – давно не имел чести. Месье Сент-Аполл! Особенно рад видеть вас! – Он целует мои пальцы, улыбается мне без тени смущения и обращается к следующим.
Я с облегчением вхожу в святыню искусства. Современная галерея из дерева, хрома и стекла, огромный триплекс, полный эксцентрично одетых людей и безумно дорогих картин. Индусы в белых тюрбанах подают шампанское, и, к ужасу Фаусто, множество восхищенных глаз устремлено на меня, а не на него! Это слишком! Он бросает меня, ныряет в сутолоку и исчезает.
Ура! Я победила! Мне едва удается скрыть свою радость. Впервые я не поблекла на фоне Фаусто, впервые не страдала возле своего полубога в то время, как он мысленно спал со всеми присутствующими женщинами. Нет! Я обворожительно всем улыбаюсь и, окруженная четырьмя мужчинами, обращаю свой взор к картинам.
Они грандиозны!
Никогда не видала подобного. Выставлены полотна, написанные по впечатлениям от поездки в Китай. Художница увеличила мельчайшие детали с фасадов дворцов, решетчатых ворот, улиц, ускользающие от глаза в повседневной жизни, и подчеркнула их неповторимость.
Картины, висящие в три ряда, просто околдовали меня.
Но больше всего – сама художница: интересная блондинка со стрижкой под пажа, васильковыми глазами и красиво очерченным ртом. Славная пора середины жизни, и тем не менее девичья внешность. В отличие от нас она в черном. Она в центре всеобщего внимания, принимает поздравления, и Фаусто уже заявил на нее свои права. Он стоит рядом, сунув одну руку в карман брюк, а она объясняет ему свою картину. Для меня он потерян, но я нисколько не расстраиваюсь.
Вокруг меня четыре поклонника: два художника, красавчик-блондин, американский журналист по имени Боб и директор музея в Лондоне. Я чувствую себя превосходно!
Боб приносит мне новый бокал шампанского и пьет за меня. Он лишь недавно приехал в Париж, подыскивает себе квартиру, а пока живет в отеле. Он немногословен, но взгляд его говорит, что он находит меня неотразимой.
К десяти собрались все гости. Томми держит пламенную речь, художницу приветствуют аплодисментами, и вскоре пять картин уже проданы и помечены красными точками. Высокое достижение при таких-то ценах!
Потом я вместе со своими кавалерами отправляюсь к «Максиму», в знаменитый ресторан в стиле модерн. Мы приглашены на изысканный ужин с музыкой и танцами. Ночь теплая, мы много смеемся. Неожиданно, когда мы уже сворачиваем на улицу Рояль, нас догоняет Томми Кальман.
– Мадам Сент-Аполл! Пардон, пардон! – Он совсем запыхался. – Извините, господа! Уважаемая Тиция, сейчас я представлю вас обещанному сюрпризу. – Он возвращается с худощавым пожилым господином. У него тонкие черты лица, густые седые волосы и темные глаза. Чем-то он напоминает мне дядю Кроноса.
Томми Кальман берет мою руку.
– Это самый талантливый архитектор по интерьеру во всем Париже, – с гордостью представляет он меня, как будто я его дочь, – а это месье президент Валентен. Господин президент сейчас как раз перестраивает свой дом в Нормандии и весьма недоволен результатом.
– Добрый вечер, мадам, – говорит чужой господин и улыбается.
– Добрый вечер, месье. Мне жаль, что вы были разочарованы. Может, я могу помочь? В чем проблема?
Господин президент откашливается.
– Если бы я знал причину, любезная мадам, я бы давно ее устранил. Дело сложнее. Каждая деталь верна, все как на плане, но результат обратный. Я выложил целое состояние и не выношу собственный дом!
– Дом старый?
– Восемнадцатый век, – с гордостью отвечает он.
– Вы переносили стены или уменьшали комнаты?
– Никогда в жизни! Что вы, мадам!
– Тогда виноваты цвета!
– Вы думаете? На прошлой неделе я приглашал консультантку по цветам. Но она все только испортила.
– Наверняка это всего лишь мелочь, господин президент. Точка над I.
– Вы поможете поставить ее, мадам?
– Если можно, с удовольствием!
– Конечно, можно. Когда вы поедете со мной за город? Я могу послать за вами своего шофера.
– Давайте на следующей неделе? Будет лучше, если вы мне позвоните. – Я протягиваю ему свою карточку. Он долго изучает ее.
– Сент-Аполл? – говорит он наконец. – Консультантка, которую я упоминал, была из фирмы «Аполл-недвижимость». Это как-то связано с вами?
– Нет! Ни в коем случае! Я не знаю эту фирму. То есть я знаю, что она существует, но она к нам не имеет никакого отношения.
– Тем лучше, – месье Валентен улыбается мне, – дама была вовсе не симпатичная. Дорогая мадам, я вам позвоню.
Томми Кальман смотрит на часы.
– Прекрасно, что вы нашли общий язык. Мне надо спешить в ресторан. Тиция, вы с мужем сидите за моим столом. В большом зале, по левую руку от оркестра.
Слева от оркестра? Приятно слышать. В каждом ресторане есть свои выигрышные места. «У Максима» это столы слева от музыкантов в большом зале. Другие места, конечно, тоже неплохие, ресторан-то роскошный!
Боб, журналист, дожидается меня. Оживленно болтая, мы не спеша, бредем на наш ночной праздник.
Где же Фаусто? Не видно.
Художница тоже бесследно исчезла. Но как только я заняла свое место, наискосок от жены Томми, оба появляются, увлеченные беседой, будто знакомы целую вечность, и садятся рядом со мной, не здороваясь, не говоря ни единого слова.
Странная ситуация! Фаусто поворачивается ко мне спиной!
Кристина Люба меня не знает. Не подозревает, что я его жена. Фаусто даже не представил меня! Хочет выглядеть необремененным холостяком. Подают первое блюдо – паштет в соусе из трюфелей. Люба едва прикасается к еде, с блаженным видом ковыряя в тарелке вилкой. Ага! Аппетита он ее уже лишил. Знала бы бедняжка, на что он еще способен! После еды Томми Кальман приглашает меня на танец.
