Текст книги "Фантастика и Детективы, 2013 № 9"

Автор книги: Святослав Логинов

Соавторы: Майк Гелприн,Влад Копернин,Петр Любестовский,Кирилл Берендеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Пришлось объяснить подробней, почему я хотел бы поговорить с ним. Молодой человек замялся, в трубке слышалось его порывистое дыхание – как к погружению в прорубь готовился.

– Нам вообще не положено встречаться, контракт не позволяет. Но ведь вы в интересах Станислава Федоровича… да-да, его супруги, но я и это имел в виду. Я тоже хотел бы, чтобы нашли, сами понимаете… нет, не подумайте, что из-за денег, Станислав Федорович был человеком очень радушным, добропорядочным, – я прервал, пытаясь договориться. – Нет, только не у меня. Я даже не сомневаюсь, что где-то тут разные жучки и, может, даже видео… да, я понимаю, может, и несерьезно, – он прекратил часто дышать и замер. Ухнул с головой: – Хорошо, приезжайте. Тогда сейчас, а то вечером у меня… ну, дела.

Ехать оказалось неблизко, добрался за час. Маленькая квартирка под чердаком ветхой пятиэтажки. Скромное жилье холостяка, нуждающееся в доброй женской руке. Наверное, у меня квартира так же выглядит. Олег встретил меня внизу, в спортивном костюме и шлепанцах на босу ногу. Боялся, что пройду мимо, сказал, смутившись своему появлению. Посмотрев так, будто сам заблудился.

Приготовил травяной чай из пакетиков, достал конфитюр, печенье и булки. Сел напротив. В глаза смотреть я не мог. Заговорил, спросив о жилье.

– Да, снимаю, но собираюсь купить. Сами знаете, ипотека сейчас неподъемна, но вторичный рынок ухнул, я читал, что можно рискнуть и вложиться. Дешеветь больше точно не будет. Ну, если никаких катаклизмов, не дай бог, я надеюсь. Станислав Федорович мне сам посоветовал. Ведь зарплата у меня неплохая, не то, что на складе, – он отвел взор, – я там год проработал, когда наш «ящик» закрыли. Этажи продали, но большая часть персонала осталась. На подработке, где кто, я вот на склад пошел, все же второе у меня с мехмата, пусть и заочное. Надеялись очень, и вот, наверное, не зря. Станислав Федорович и меня, и Андрея Семеновича…

– Пожалуйста, подробнее, как вас профессор нашел.

Олег даже улыбнулся, мягко так, почти нежно, будто ребенок. Главный инженер порекомендовал, как лучшего специалиста лаборатории высоких энергий, он тогда перешел на другую должность, в руководство компании, на чьем складе он и подрабатывал… но вспомнил сразу. Профессор взял, поверив на слово. Я вспомнил: это Олег сравнил Короткова с Ломоносовым, все посмеялись, он еще повертел головой с обидой – как же так, ведь, правда… И в общий разговор больше не вступал. Ушел последним.

Я вернулся из воспоминаний, молодой человек все еще славил наставника. Поинтересовался работой, о взаимоотношениях в коллективе, но отношений не было, только с Коротковым. Снова панегирики уму и честности.

– Кто еще близко знал профессора?

– Разве что Андрей Семенович, можно сказать, его правая рука, заведующий прежней нашей лабораторией, большой человек, он один позволял ставить слова профессора под сомнение. Я не вмешиваюсь, конечно, но, знаете ли, неприятно слышать подобное. Тем более, что профессор был прав.

– А последнее время? Когда ставил одни и те же опыты?

Олег замолчал надолго. Верность боролась с уважением и победила.

– Да, Андрей Семенович тогда был прав, но не в таком же тоне. Я пытался примирить, не очень удачно, в начале мая у них тяжелый разговор был, я переживал, как бы совсем не разругались.

– Дело могло прекратиться?

Он кивнул:

– Да, боялся. И сейчас боюсь, как бы что с профессором не приключилось. Но вам трудно понять.

Матери, когда уходил, объяснял теми же словами. Про долг, про интересы, про возвышенные устремления. Ее это коробило, я понимал, но остановиться не хотел. Продолжал, покуда не выгнала. Еще пару слов напоследок и пошел паковаться. Я для себя уже решил, что лучше, она и подавно не отступала, та стычка в ночи и должна была так закончиться. У каждого имелись пути к отходу и непреодолимые баррикады.

– Кто-то еще пытался оспаривать Короткова?

– Нет, но… – повторения опытов легли на него и еще одного лаборанта, остальные больше делали вид. Не перечили, но оппонировали методом Ганди. Хотели продвигаться дальше, не то боясь прекращения финансирования, не то всерьез заинтересовавшись. Но Коротков тормозил. А потом заявил, что хочет уйти в отпуск, в июне-июле, соберется с мыслями перед новым этапом. Кто-то противился? Да почти все. Но согласились переждать, ведь зарплата и место сохранялись. С кем хотел отдохнуть? Олег залился краской. Я вдруг понял, что профессор ни с кем не говорил о том, кого возьмет в отпуск.

– Профессор хорошо разбирался в финансах? – он кивнул и выдал порцию: советы по игре на бирже, про паевые фонды, про ненадежность золота, про дешевеющие металлы. Полчаса без остановки. Казалось, вещает радио. Знакомые фразы, трепетно повторенные, заученные за любимым учителем. Я удивился разносторонности Короткова, – ну что вы, он удивительно много знающий человек, до всего докапывающийся. Спросил про спонсора, нарвался на новую порцию похвал. Олег не сомневался, что Коротков и Владика консультировал.

– Особенно последние месяцы?

– Да, но не прямо, конечно, вы понимаете.

– Но отношения сложились?

– Конечно, Владислав часто бывал в лаборатории, раз или два в неделю. Тревожился насчет экспериментов, но профессор умел убеждать в нужности перерасчетов. Вы знаете, он ведь не побоялся и сам дважды участвовал в них. Когда мы перешли к крысам и шимпанзе.

– Участвовал? – переспросил я. Он кивнул, сообщив, что пусть и после шимпанзе, но все равно риск, вы же понимаете, статистика не на нашей стороне. Меня задело другое.

Думаешь о человеке одно, собираешь непротиворечивый материал, считаешь, что все понял и разобрался, а вдруг: Коротков-то авантюрист. Сразу кольнуло за Женьку, значит, зря все подозрения. Да, пройдоха та еще, всегда ловила кого покомфортней. Первого мужа сменила на меня, потом прицепилась к Короткову. Шла по жизни, смеясь. Пока не посмеялись над ней.

Вот только почему Коротков решил это сделать? Я попросил уточнить насчет эксперимента профессора. Олег снова замялся.

Не сложены у меня извилины к пониманию физики. Собеседник упрощал до предела, а я едва понимал сказанное. Начал с неравномерности расширения вселенной, с давних ученых попыток использовать эту неравномерность в своих интересах. Далее про кипящий вакуум. Выбирали чистое пространство, в котором ни полей, ни частиц, только те, что самозарождаются и тут же исчезают, не в силах разделиться, поскольку нет на то энергии. В лаборатории как раз разделяли их – частицы от античастиц, – закачивая внутрь энергию, создавая карман в пространстве, инфляционный пузырь, овитый силовым полем. Внешние его размеры ничтожны, но внутренние адекватны нашему миру. Сколько получалось? От кубометра до нескольких сотен, в зависимости от степени закачки. Температурный, атмосферный и прочие режимы также соответствуют. Затем в ходе исследований наткнулись на предсказанный еще в шестидесятые академиком Адамяном предел существования кармана – сто восемнадцать секунд.

После успешно ввели в него сперва атомы, аннигиляции не было, не случилось и схлопывания Себоревича-Гнедых. Затем увеличили объем загружаемого пространства, подтвердилась теория Переяславского о временном расхождении. А в марте сумели создать стационарный двадцатисекундный проход. И тогда убедились в полной безопасности кармана для высших существ, на примере крыс и шимпанзе. Уточнили теорию, опровергнув теорему Мелитмана, заменили ее уравнением Короткова. Временное расхождение нагруженного инфляционного кармана, согласно исследованиям лаборатории, оказалось экспоненциальным, начиная с массы свыше пятидесяти девяти килограммов. Снова просил уточнить.

– Профессор сделал это, я знаю, – не без гордости в голосе, – Забрался в карман и провел там по часам лаборатории трое суток. При его массе в семьдесят два килограмма, внешнее расчетное время пребывания должно было составить семьдесят один час сорок минут и шестнадцать и четыреста девяносто пять тысячных секунды. Расхождения не случилось! – с ликованием в голосе закончил Олег и взглянул на меня. Потихоньку начало доходить.

– То есть, если влезть в этот карман с железяками, на ваши сто двадцать секунд, сколько для внешнего наблюдателя времени займет?

– Сто восемнадцать, – тут же поправил он. – В зависимости от массы…

– Два Коротковых.

Он взялся за инженерный калькулятор и бумагу. Получалось тринадцать лет и семь месяцев.

– Сами посчитайте, каждый килограмм после предела дает прибавку, равную числу Эйлера, возведенную в степень дополнительной массы минус поправка, равная массе, возведенной в один и двадцать три минус половина массы…

– Когда он это проделал?

– К сожалению, без нас, отпустив всех на выходные или внеплановые отпуска. Понимаете, он ведь соблюдал секретность, предписанную спонсором, может, поэтому решил рисковать самостоятельно, не подвергая ничью другую жизнь опасности, – так спешил, но, получив желанное, вдруг вернулся к обезьянам.

Как вы обнаружили, что профессор отправлялся в карман? Догадаться нетрудно, хотя бы по информации в программном обеспечении. Многие догадывались? Да все, мы между собой обсуждали поступок и возможные последствия, ведь мало как скажется разорванное пространство в будущем, это пока биоритмы мозга крыс и обезьян в норме, но…

Секрет полишинеля. Ему кто-то помогал, или он все один? Нет, одному невозможно, сторож говорил, приезжал человек из компании, один или двое. Чаще один, одна. Давно и часто? Как с обезьянами удача пошла, с конца февраля, нет, даже раньше, как инвертирующий проход сделали. Коротков ставил эксперименты при них? Олег мялся: наверное, показывал возможности, убеждал в серьезности. Солидные люди, сторож говорил, приезжали на такой машине, он в глаза раньше не видел, фигурка интересная на капоте, девушка с глобусом.

– Теперь понял, почему нефтегазовый спонсор, – сухо сказал я.

– Ну, еще бы, при их доходах, они могут позволить…

– Доходы в прошлом. Газ дешевеет с каждым днем. Нефть… будет дешеветь с началом массовых разработок сланцев в Китае, США, Канаде и прочих странах, через год-два все наши монополии рухнут. Вы так на меня смотрите, Станислав Федорович ничего не говорил об этом?

– Говорил, но… – да молчал он как рыба. Нахватался верхушек от спонсоров, жаргона финансовых воротил. Понимал ли вообще, что говорит? Нет, понимал, конечно, ведь свою аферу он провернул. Если аферу и если провернул. Пока черт ногу сломит.

– Профессор часто бывал в незапланированных отпусках?

– А… простите, это правда так серьезно насчет нефти? Профессор ни разу не говорил. Ведь если бы… – пришлось разубеждать. Затем вернулся к вопросу: – На моей памяти ни разу не отдыхал. Как получил первый грант, начал осваивать, работал, не покладая рук. Если и выезжал, то только в деловые… да что я пересказываю, вы же все слышали вчера.

– Последние месяцы, когда только вы опыты проводили?

– Один раз, в Тюмень на десять дней. Какие-то переговоры, Святослав Федорович очень не хотел ехать, но дело касалось нашего спонсора, тут не откажешься. Его еще задержали там, потом здесь. Прибыл очень усталым, нервным, – похоже, Олег один столь внимателен к шефу. Надо будет опросить сторожа, как он. Я задал вопрос о нем. – Нет, сторож один, Евгений Александрович, вохровец, за версту людей чует.

Непонятно. Кому надо удалить сторожа, чтобы войти и выйти? Для чего? Конкуренты, кто-то из сотрудников? Рискованно и ненадежно. Андрея Семеновича потревожить придется. Но сперва сторож.

Я стал прощаться, Олег пытался удержать, он разговорился, впервые за долгое время, не хотел терять хоть какого-то собеседника. Пригласил еще, если что-то важное вспомнит, напомнил мобильный, извинился, запунцовел. Проводил до остановки, прямо в шлепках. Махнул рукой на прощание, и так и стоял, пока автобус не скрылся в конце улицы.

Закололо в груди. Знай тогда, может, сумел бы уломать свою занозу не вырываться на простор. Конечно, не сдержал бы, ее и танк не сдержит, но можно ж попробовать было. Пускай прошлась катком, пусть все порушила, но раз иначе не получается.

Я позвонил капитану. Его мирок послушать. Под конец нашей семьи мне очень хотелось иметь детей, Женька противилась. Нет ее, не может, мы слишком разные. С последним и ушла. Поставила жирную точку. Короткову, наверное, говорила то же. А, нет, у него дочь от первого брака. Едва не по годам Женьки, фрейдистские мысли лезут. А сама Женя: умна, неординарна, но какой же след за ней, ведь знал. Меня точно знал, Женя говорила, теребя рану. Что обсуждали во мне – не сказала, достаточно уже, что говорили.

– Иволгин, и в выходные копаешься? Неужто, заплатила? – удивительно тихо у него дома. За городом, может, хотя у капитана нет дачи. Вот странно, ведь должен быть лихим мздоимцем, подонком и вором, профессия обязывает. Но – нет. Брал, конечно, – закрывал глаза и дела, – но не так, не лихо, самую малость, по необходимости соблюдать статут. Не то честь, не то лень, или все вместе. Странный он, этот капитан. Наверное, потому и не продвинулся. Сорок семь, а всего четыре звездочки.

Спросил о стороже. Долгая пауза.

– История, скажу я тебе. У него пищевое отравление случилось, нет, семгой просроченной решил побаловаться. А эти… – ругань прозвучала как в отделении, мне стало холодно, – не тот укол сделали. Аллергический шок, кома и смерть. Сегодня утром сообщили, чтоб их…

Пропал свидетель. Будто нарочно. Я послушал еще капитана: эксперты следов взрывчатки, летучих реактивов, взлома не обнаружили. Посторонних почти нет, только твоя… жена Короткова, и из нефтегазовой компании три человека, больше различимых отпечатков не нашлось. Позабыв, спросил, откуда узнали? – ну как же, входная дверь с отпечатками. Это правильно, давно пора всех обязать проходить дактилоскопию, продолжил капитан, порядок будет, и нам беготни меньше. То же он говорил о взятках, каждому по способности по статусу, чтобы порядок, и чтобы через голову не лезли, и такие, как я, не мешали разбираться.

Сделав паузу, продолжил: исследовать удалось не все, в лаборатории натоптано секретарем, увидевшим сторожа. Ожидая скорую и полицию, проверял, не похищено ли чего бесценного. Секретарь приставлен спонсором, приглядывал за Коротковым и этим достал сильно. Коллеги говорили вчера, что они почти не общались. А сам профессор выбрав единственного Олега, не шел на контакт с другими. Даже праздники отмечали по-своему, пусть в общем кругу. Коротков принимал здравицы, любил их, остальные слушали ресторанных бардов.

Значит, с Женькой у Короткова не выходило. Только сейчас осознал. Она жаловалась на холодность, но начала-то первой. Убоявшись – положения, разницы в возрасте, может, привязанности вообще. Ведь и со мной второй раз вышло так же… мне захотелось позвонить, услышать голос. Набрал номер. Долго никто не отвечал, я начал бояться, что связь сейчас оборвется таймером, успела.

– Из-за тебя знаешь, откуда прибежала? Что-то случилось? Серьезное? Или… – голос замер, я слышал далекий плеск воды. Обнаженная или кутаясь в полотенце, стоит посреди комнаты. Уже не помню ее такой.

– Нет, нет, ничего. Хотел услышать тебя.

– А все-таки? Ты ведь просто так не звонишь.

– Совсем ничего. Я… я, правда, хотел, – сам на себя почему-то озлился. Разговора не получилось. Я стал вызванивать Андрея Семеновича. Но договорился о встрече только на вечер – сейчас хотелось побыть одному. Наедине с безнадежным прошлым, хранившимся в сундучке под шкафом. Патефон, когда-то купленный на барахолке: она любила Козина и шуршание иглы о пластинку. «Машенька», «Жалобно стонет», «Калитка», «Нищая» – купил все, что было им спето. Во время обысков одного из свидетелей нашлось немало пластинок, я попросил безвозмездно, разве мог быть отказ?

В моей профессии Женька любила и это. Получать незаслуженные подарки, забирать все, и не ждать возмездия. Сама система выстроена вокруг порока, им движется, подпитывается, самоутверждается. Я начинал с обходов рынка на окраине города, торгаши платили оброк, чтобы оставаться хозяевами в чужой стране. Позже владельцы палаток, магазинчиков. Карманники. Проститутки. Бухгалтеры. Бутлегеры. Братки. Список рос, ширился. Когда появилась третья звездочка, достиг апогея. За которым неизбежный провал.

Ведь мне было интересно работать. Что могло быть хуже для мента? Я расследовал дела, распутывал нити, требовал ответов, выяснял причины. Не закрывал дела, не укладывался в сроки, – получал нагоняи, вызывался на ковер, лишался премий и возможности к продвижению. Выгодных дел и сливок с них. Переводился в архив, на голую зарплату. Возвращаясь, продолжал. Понимал: глупо, – но… продолжал. Я любил эту работу. Худшего кошмара и придумать трудно.

И Женьке нравилось. Боюсь знать, что больше. Еще когда она училась, а я проходил практику – дарил ей подношения торгашей. Турецкий парфюм, польские ликеры. Она принимала с улыбкой, отдавала теплом. Расспрашивала, тревожась, интересовалась, вникая. Очень просила не лезть под пули и даже случайно никого не убить. Встречала у порога, когда возвращался с дежурства, с задания, обнимала.

Или я внушаю себе? Когда сошлись снова, подобного не случалось, отношения выхолостились, дары оплачивались, внимание дарилось согласно установившейся традиции. Расчетливая страсть обеих сторон. Ритуалы нежности и тревоги. Она тоже спрашивала: убивал ли? Нет, не убивал, успокаивал свою совесть, смерть в больнице не считается, довезли, а там врачи, что с них взять. Засыпал в прохладных объятьях. Всё верно, соглашалась она, гладя по голове, не считается, спи.

Почему я так щепетилен к убийству? Ведь закон на моей стороне. Не просто могу, обязан. Как будто отчим внушил, он отчаянный пацифист, мой отчим, как-то сумел передать хоть это, ненависть к смерти.

Я снова внушаю себе – о холоде и расчете брака? Картинки прошлого затерялись в разуме, затуманились, теперь желания создают свои на их месте, дополняют, вымарывают. Под каждый миг – под вчера, под сегодня – всякий раз свое. Что было на самом деле, не помнит никто. Кажется, все равно, что было. Прошлое имеет значение только, когда есть настоящее.

Я отправился к Андрею Семеновичу.

(продолжение в следующем номере)

Случайная подруга
Пётр Любестовский

Пётр Любестовский

18 января 1947 г.

Утренняя оперативка была короткой. Прокурор района Юрий Константинович Реутов первым делом довел до сотрудников криминальную обстановку за сутки:

– В городском парке «Соловьи» сегодня рано утром дворник обнаружил труп молодой девушки со следами насильственной смерти.

И обращаясь к следователю Станиславу Стрижевскому, сказал:

– Убийство, совершенное в праздничный день – очередную годовщину освобождения города от фашистов, наверняка получит широкий общественный резонанс. А посему прошу вас, Станислав Сергеевич, сделать все возможное, чтобы в короткий срок выйти на след преступника. В помощь вам выделяются опытные сыщики и эксперты. Мне уже звонил мэр города, интересовался личностью погибшей. Подчеркнул, как важно найти убийцу, чтобы избежать различных слухов и кривотолков, чтобы люди не боялись по вечерам гулять в парке. Вы выезжали в составе следственно-оперативной группы. Доложите результаты осмотра места происшествия и трупа.

– Труп был найден в овраге, за коммерческим ларьком, который стоит на самом краю оврага. По этой причине погибшую никто до утра не обнаружил. На вид девушке 18–20 лет. На теле и голове множественные кровоподтеки и ссадины. Признаков, что жертва оказывала сопротивление, не выявлено. Устанавливаются личность погибшей, очевидцы и свидетели происшествия.

– Какие рабочие версии выдвигаете? – спросил прокурор.

– На мой взгляд, наиболее вероятны две: убийство совершено либо из хулиганских побуждений, либо из чувства мести.

Прокурор вопросительно посмотрел на следователя и тот продолжил:

– На первую указывает то обстоятельство, что и цепочка, и сережки, и сумочка с деньгами, принадлежащие погибшей, остались при ней. О второй свидетельствуют множественные травмы на теле жертвы, судя по всему нанесенные как руками, так и ногами.

– Подготовьте план следственных действий. Постоянно держите меня в курсе. Обо всех результатах докладывайте немедленно, – поднялся из-за стола прокурор, давая понять, что оперативка окончена.

Ближе к полудню, когда план следственных действий был готов и согласован с прокурором, Стрижевскому позвонил оперуполномоченный уголовного розыска капитан Косарев:

– Станислав Сергеевич, только что в городской отдел милиции позвонила женщина, представилась Ангелиной Витальевной Веретенниковой и сообщила, что ее дочь Виктория не ночевала дома. Вечером Вика отправилась в городской парк «Соловьи» на праздничное торжество и до сих пор не вернулась. Ей девятнадцать лет. В парк пошла одна, никуда после танцев не собиралась. Ранее нигде на ночь не оставалась. По внешним признакам ее дочь похожа на погибшую.

– Позвони Веретенниковой, пригласи ее в отдел. Я заеду за вами, и мы вместе отправимся в морг на опознание трупа, – распорядился следователь.

Приятной наружности женщина, которой на вид нельзя было дать больше тридцати пяти, предчувствуя большое горе, всю дорогу тихо плакала. Стас, как мог, успокаивал несчастную, хотя нелегко было найти для нее слова утешения – слишком велика была утрата.

Ангелина Витальевна, едва взглянув на погибшую, покачнулась и стала падать. Стрижевский успел подхватить ее под руки, тотчас вывел на свежий воздух и, передав в руки врача, велел отвезти домой на машине скорой помощи.

Там же, в больнице, судебно-медицинский эксперт ознакомил следователя с актом экспертизы. Из документа, подписанного авторитетными экспертами, следовало, что причиной смерти потерпевшей явились травмы головы, нанесенные твердым тупым предметом. Экспертиза установила также, что Веретенникова скончалась не сразу – около трех часов она была в сознании. Однако девушка все это время находилась в беспомощном состоянии: не только не могла встать, но даже не в силах была позвать на помощь.

Пока сыщики и эксперт-криминалист продолжали работать на месте преступления, пытаясь найти хоть малую зацепку или слабый намек, указывающий на личность преступника, Стрижевский принял решение отправиться домой к Веретенниковым. Следователь понимал, что родителям, потерявшим единственную дочь, сейчас как никогда тяжело, но понимал он и другое, что без их показаний ему едва ли удастся раскрыть преступление по горячим следам.

Веретенниковы жили на окраине города, в двухэтажном доме, с двух сторон укрытом могучими соснами. Следователь поймал себя на том, что осенний воздух здесь, в сосновом бору, особенно чистый, лечебный. Хотелось вздохнуть полной грудью, расслабиться, но не давала покоя мысль о погибшей в самом расцвете лет красивой девушке-студентке. Кому она могла перейти дорогу? У кого и чем она вызвала такой страшный гнев? Ведь убийца выместил на ней всю свою злость – бил пока жертва подавала признаки жизни…

Стрижевский отыскал нужную дверь, нажал кнопку звонка. Дверь открыла женщина в черном платье и таком же платке. Следователь показал служебное удостоверение, и женщина пригласила его в квартиру.

– Я тетя погибшей Вики, зовут Кира Витальевна, а мать с отцом в зале. Проходите туда, – указала она рукой в сторону комнаты, со стеклянной дверью.

Просторная комната была светлой и уютной. Стас отметил, что обставлена она просто, без излишеств, но со вкусом.

– Это мой муж, Александр Александрович, – тихим голосом сказала Ангелина Витальевна – предприниматель средней руки.

Веретенников был молод лицом, но его густые темные волосы, подернутые проседью, выдавали его уже далеко не молодой возраст.

Стрижевский выразил убитой горем супружеской паре свое сочувствие и пояснил цель своего визита:

– Очень важно получить от вас интересующие нас сведения, что называется, по горячим следам. Опыт показывает – стоит упустить время и следствие надолго затянется.

– Мы все понимаем, – сказал Александр Александрович. – Нам тоже очень важно узнать, кто и ради чего загубил нашу дочь, которая за свою жизнь ничего кроме добра никому не делала.

– Вот об этом я и хотел бы услышать подробнее. Кто ее подруги, с кем встречалась, как поводила время?

– В народе говорят, что о покойниках либо хорошо, либо ничего. Но поверьте на слово, – доверительным тоном сказал Александр Александрович, – о лучшем ребенке мы не смели мечтать. Вика успешно окончила школу, училась на втором курсе финансово-экономического института. Домоседка. Добрая, отзывчивая. В институте близких подруг не было, но со всеми поддерживала ровные отношения. Встречалась одно время с парнем по имени Никита. Но примерно месяц назад что-то у них расстроилось, и Вика очень переживала, что друг не приходит, не звонит. Мы успокаивали, говорили, что это своего рода испытание – если ваши чувства настоящие, то все рано или поздно наладится. А если нет, тогда и переживать не стоит. Вика, похоже, прислушалась, немного воспрянула духом и снова пошла в парк на дискотеку, куда раньше ходила с Никитой…

– Кто этот Никита? Где живет, чем занимается? – заинтересовался следователь.

– Никита Черкасов. Он тоже студент, но технического вуза. Живет на улице Софьи Перовской, 23.

– А причину ссоры случайно не знаете?

– Можем только предполагать: Никита ревнив и вполне возможно приревновал Вику к какому-то парню.

– Вы не заметили, у Вики ничего не пропало?

– Нет, она всегда выглядела скромно, – вступила в разговор Веретенникова. – Цепочка и сережки, не очень дорогие, которые когда-то мы подарили ей на день рождения, остались при ней. Денег у нее с собой было немного…

– Вика случайно не говорила вам, что у нее появились недруги, что ей кто-то угрожает?

– Нет, у нее врагов не было, – твердо ответила Ангелина Витальевна.

Уходя, Стрижевский предупредил супругов Веретенниковых, что в случае необходимости будет вынужден побеспокоить их еще раз.

Не теряя времени, следователь решил увидеться с Никитой Черкасовым. Тот жил в трех остановках троллейбуса, ближе к центру города. Черкасова он застал дома. Парень уже знал о гибели Вики и собирался отправиться к родителям девушки, чтобы выразить им соболезнование и предложить свою помощь. Выглядел Никита угнетенным и глубоко расстроенным. Приход следователя его ничуть не удивил. Он знал, что в поисках убийцы, будут отрабатываться все связи и знакомства погибшей. Однако полагал, что очередь до него дойдет гораздо позднее, поскольку он далеко не главный фигурант среди знакомых Вики. Об этом он прямо сказал следователю и тот счел необходимым уточнить:

– Почему вы так считаете?

– У Вики были знакомые до меня, к примеру, в институте, возможно и после меня. Мы ведь не встречались уже более месяца.

– По словам родителей Вики, вы встречались довольно долго. Что же послужило причиной разрыва ваших отношений?

– Прежде чем ответить на этот вопрос я скажу, что не нахожу себе места. Все думаю, что если бы не поссорился с Викой, она была бы жива. Казню себя и боюсь показаться на глаза ее родителям.

– Так в чем же заключается причина ссоры?

– Я приревновал ее к одному парню, который пригласил ее на танец в парке «Соловьи», где мы часто бывали с Викой.

– А что, были серьезные основания? – спросил Стрижевский.

– Как вам сказать. Вика была увлекающаяся натура. Новый знакомый наговорил ей комплиментов, и она весь вечер находилась под впечатлением от этого знакомства, как под гипнозом. Девушки, как известно, любят ушами.

Мне это не понравилось. Я предложил ей уйти с дискотеки пораньше, погулять по городу. А она воспротивилась – только в парке. «Ну что же, если ты предпочитаешь другую компанию, тогда оставайся здесь», – вспылил я. Повернулся и пошел на выход. И услышал в ответ: «Глупый ты, у него есть девушка». Я вернулся, но Вика не захотела больше разговаривать со мной. Она попросила, чтобы я не провожал ее домой. Села в троллейбус и уехала. И молчок. Залегла на дно. Видно, ждала, что я позвоню. А я молчал, все ждал, что позвонит Вика.

– Как выглядел тот парень?

– Брюнет чуть выше среднего роста, худощавый, нос прямой. Зовут Руслан.

– Вы могли бы опознать его?

– Я запомнил его хорошо.

– Где вы находились в тот вечер, когда погибла Вика?

– Я был у друга на дне рождения.

– Кто этот друг?

– Его зовут Артем Трошкин.

– Где он проживает?

– Орловская, 47, квартира 16.

– И последний вопрос: как вы узнали о гибели Вики?

– Я не помню. Кто-то из знакомых сообщил…

Артем Трошкин подтвердил, что его день рождения отмечали именно в праздничный день – очередную годовщину освобождения города от фашистов. Засиделись допоздна. Это же подтвердили и другие участники торжества – друзья Артема и его родители.

На обратном пути Стрижевский заехал в городской отдел милиции и поручил оперуполномоченному Юрию Косареву приложить все силы, чтобы в кратчайший срок разыскать парня по имени Руслан.

Со слов Никиты Черкасова сыщик составил фоторобот Руслана и первым делом показал портрет обслуживающему персоналу парка «Соловьи».

Первой опознала Руслана продавец продовольственного ларька Лариса Гомонова.

– Он у меня сигареты «Мальборо» регулярно покупает. Общительный такой. В тот вечер, когда здесь произошло убийство, он тоже был в парке.

– Один или с девушкой, – спросил Косарев.

– Один. Никакой девушки рядом не было.

– Что он покупал?

– Как всегда: сигареты и баночку пива.

– А когда ушел из парка, вы случайно не видели?

– Нет. Дискотека еще продолжалась, когда я закрыла ларек.

Вечером Стрижевский зашел к прокурору на доклад. Руднев пригласил его присесть и тотчас спросил:

– Станислав Сергеевич, что известно по делу Веретенниковой?

– Сведения очень скудны. Родители погибшей показали, что их дочь долгое время встречалась с неким студентом по фамилии Черкасов, но незадолго до своей гибели они поссорились. Мы проверили Черкасова – у него алиби. Есть еще один фигурант в деле – парень по имени Руслан. Он познакомился с Веретенниковой в парке «Соловьи» и настоятельно добивался внимания со стороны девушки. По этой причине и произошла ссора между погибшей и ее другом Черкасовым.

– Надо разыскать этого Руслана немедленно. Если удастся установить, что он был в тот вечер с погибшей, то задержать его и допросить, сделав акцент на том, что он последний видел Веретенникову живой.

– Юрий Константинович, я думал об этом, но мы потеряем много времени – надо ждать до следующей субботы. Дискотеки проводятся в парке только по выходным.

– Ждать не надо – надо действовать. Попробуйте пойти другим путем – наведите справки о нем через учебные заведения. Если он молод, то не исключено, что, как и погибшая, тоже студент. Второе направление – показать по местному телевидению фоторобот Руслана и передать соответствующую информацию. Возможно, кто-то опознает, или он узнает себя и явится сам.