Текст книги "Сказка о дохлой любви"

Автор книги: Светлана Тулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Фанни Альбертовна Тулина
Сказка о дохлой любви

Вторая легенда о фильтрах

У любви и денег немало общего. В частности, любовь тоже не пахнет.

Даже когда она дохлая.

Вряд ли кто из нас может похвастаться, что хоть раз морщил нос, унюхав издохшую на обочине любовь. И ни один патологоанатом не вскрывал ее подпорченную тушку. Вены вскрывали, бывало, консервы тоже, под не слишком твердую руку еще и не то вскроешь, а касательно любви, вот что б вы знали – таки нет, как говорят в Одессе, которая тут совершенно не при чем, разве что тоже расположена у моря.

Как и Приют Имена Потерявших, что стоит у самой кромки черной воды. Его стены сложены из нарушенных клятв, а в окнах вместо стекол – осколки иллюзий. Скажете – странный выбор строительного материала? Ничуть. Строили из того, что было под рукой, а предзакатные штормы редко выносят на желтый песок что-либо, кроме странных обломков. Вот и строили из того, что находили. Ведь у нашедших больше не было связи с миром живых.

Волны в белых барашках пены бились о гулкие черные камни за стенами этого дома, ветер ерошил золотистый песок. Там желтое солнце, зеленые звезды и зеркальное небо, в котором отражается синее море и черные скалы. А вот отражения приюта и его обитателей вы не найдете – ни в небе, ни в других зеркалах. У настоящих талисманов, как и у привидений, отражения нет.

Но не всегда желтое солнце было желтым, а песок – золотым. До того, как появилась здесь Ника Пелопонтийская, имя терять не желавшая, черным было здешнее небо, и солнце черным, и даже барашки на волнах – черными тоже. И никому не приходило в голову, что может быть как-то иначе.

Какой иной цвет может быть цветом мертвой любви?

Но Ника, веселая златокрылая Ника, тогда еще не Аптерос, сказала, что все это – чушь!

Она взяла мокрую тряпку и протерла закопченное небо, а звезды начистила зубным порошком. Она содрала ржавую окалину с местного солнца и выкрасила его канареечно-желтым, а в бесцветное море вылила ведер двадцать чернил. Она на любила черный цвет, маленькая веселая Ника, и не хотела, чтобы все вокруг было мертвым. Она не была мертвой сама – может, в этом все дело?

…Она появилась там во время предзакатного шторма, когда бесцветные волны выбрасывали на черный берег обломки чьих-то надежд. Она пришла пешком, подметая золотыми крыльями черный песок.

Ее не выпихнули в этот одноцветный мир с черных отвесных скал, она пришла сама.

Ей было все равно, куда идти, лишь бы идти долго. Потому что пыталась она уйти от себя, и чем дальше – тем лучше. Но чем дальше – тем больше уходила она в себя, а, уходя, постепенно в себя приходила…

В себя она пришла немножко раньше, чем в Приют Чужих Талисманов, и потому никто никогда так и не узнал, через что она прошла, не пройдя через смерть.

Сильной она была, эта маленькая веселая Ника. И даже там, за черными скалами, в большом светлом мире, была она гораздо сильнее Того, Чьей-Любовью-Она-Была. Что само по себе чрезвычайно опасно для всякой любви. И он знал об этом, что опасней стократ. Но он странным был, Тот, Чьей-Любовью-Она-Была, и ни разу не попытался ее за это убить.

Конечно, любовь убить непросто, по живучести она далеко превосходит кошек и уступает первенство разве что только надежде, та вообще сродни тараканам – лезет изо всех щелей и истреблению не поддается даже теоретически.

Но пытаются. Душат, травят, режут, жгут, а наиболее ушлые – спихивают с высоких черных скал. Людям свойственно бояться тех, кого они не могут понять. И убивать – тех, кого они боятся или не понимают. От фобии до фагии расстояние невелико – один шаг в две буквы.

Но Тот, Чьей-Любовью-Она-Была, был не такой. Он не боялся своей любви. Может быть, именно поэтому она и не умерла до конца, когда он умер – Тот, Чьей-Любовью-Она-Была. А, может быть, она не умерла потому, что, в общем-то, никогда не была его родной любовью.

Ей было шесть, когда ее, сломанную и брошенную за ненадобностью, подобрал и сделал своею молчаливый черноглазый карапуз трех лет отроду, но это уже другая история…

Он так и не успел никого полюбить конкретно, черноглазый и неприспособленный, он слишком любил этот мир целиком, синее небо и желтое солнце, черные скалы и даже Гавань Зеленых Звезд.

И людей, считая их всех хорошими.

Он любил слишком многое и слишком сильно, Тот, Чьей-Любовью-Она-Была, а такие долго не живут.

Она не стала пытаться стать чьей-то еще. Любовей и так слишком много. А вот талисманов – мало. Да и те, что есть – не живые. А много ли удачи может принести талисман, которому все равно?

Впрочем, об этих высоких материях не думала она тогда, она просто шла, все ускоряя шаг, шла, забыв, что умеет летать и пытаясь забыть обо всем остальном, шла быстро, почти бежала, задыхаясь, по остановившемуся времени как по ступенькам, шла долго, не понимая еще, что идет она в Гавань Зеленых Звезд, туда, где живут неживые, потерявшие право называться любовью.

Лишние.

Любовь должна быть одна. Всегда и везде.

Невозможно, выйдя на улицу ранним погожим утром, наткнуться на кучу Любвей. Вот на кучу сами знаете чего – это запросто. А с Любвями – шалишь. Чувствуете, как гнусно звучит – ЛЮБВЕЙ, ЛЮБВЯМИ… У этого слова нет множественного числа.

Если, придя к своим семейным знакомым, вы обнаружите в их дружной ячейке сразу двоих вполне самостоятельных представительниц этого склочного племени – значит, дело идет к разводу. Две любви под одной крышей ужиться не способны.

Две живые любви.

Однако же очень редко случается так, что у двоих с самого начала любовь одна, общая. Чаще бывает, что у каждого она своя. Иногда они оказываются настолько разными, словно детали конструктора или мозаики, что идеально дополняют друг друга, не соприкасаясь.

Но чаще встретившиеся бывают похожими.

И тогда та, что сильнее, подминает под себя более слабую и спихивает ее с черных скал, предварительно выдрав у побежденной соперницы все, что понравится – шмотки, клок волос или часть характера. По праву сильного. Да и зачем, скажите, талисману характер? Лишнее это. Вот и начинает тот, чья любовь давно уже стала чужим талисманом, узнавать ее черты в оставшейся, вот и приходит он к выводу, что любовь его вовсе не умерла, а просто слилась с чужою любовью.

Трудно поверить в смерть любви, еще труднее – с нею смириться.

Потому что любовь – вещь в умелых руках просто бесценная. Как своя, так и чужая, это без разницы, нужно только точно знать, в каком случае на какие кнопочки и в какой последовательности давить.

И все.

Руководство по основным принципам эксплуатации чужой любви – настольная книга любого современного молодого человека, мало-мальски озабоченного поиском не слишком холодного местечка. Разве что в школе менеджеров не преподают как обязательный предмет.

Впрочем, своя любовь – тоже вещь полезная, особенно ежели умело выбрать объект и, правильно рассчитав дальнобойность, ударить в нужный момент. Кто же из добрых и совестливых устоит?! А тем более посмеет ответить на удар, каким бы болезненным он не был, если нанесен он любовью?.. А уж какая из нее крыша славная получается – не мне вам говорить. Твори, что хочешь! Любая подлость, любое преступление – и тебя все равно оправдают. Мы давно для себя решили, что цель средств не оправдывает, но любовь-то ведь – дело совсем другое!

Кто же сравнивает Каина и Отелло?!

Но это, опять же, – другая история…

Так что же там о Нике?..

Ах, да, Ника…

Жила-была Ника. Маленькая такая Ника из рода талисманов. И только тем отличалась она от остальных талисманов, что приносила не просто удачу.

Она приносила победу.

Может быть, потому что живою была. Может быть, потому, что верила свято – иначе и быть не может. Как бы то ни было, она единственная приносила победу. Настоящую. Безоговорочную.

Однажды она пожалела гордых людей, ведущих неравную и заранее обреченную борьбу среди полуразрушенных колонн и статуй. Она была очень импульсивной, эта маленькая Ника. И потому, не раздумывая ни секунды, слетела она на беломраморные ступени, заляпанные алым.

И она принесла им победу. Как могли они не победить, если с ними была сама Ника?!

И в благодарность за это они обломали ей крылья.

Чтобы она уже никуда больше не смогла улететь.

Предусмотрительный они народ, эти греки.

И в странном мире опрокинутых ценностей, где подлость считается доблестью, они воздвигли храм в честь этого своего подвига.

И снова она пришла пешком в Гавань Зеленых Звезд.

На этот раз путь был более долгим.

И не шелестели больше по песку ее золотые крылья…

Они очень ее любили, эту маленькую веселую Нику, сделавшую Черную Гавань Гаванью Зеленых Звезд. Так, как умеют любить лишь имена потерявшие. Они бы с радостью пошли ради нее на смерть, если бы не были мертвыми уже.

И, разумеется, ни на секунду бы они не задумались, убивая ради нее.

И потемнели от ярости лица, и потемнело небо от тысячи расправленных крыльев, но крикнула она «Нет!», топнув ногой и вскинув к небу маленькие руки, и крик ее погасил шелест крыльев и уже народившуюся Песню Смерти.

Нет, говорила она, нет и еще раз нет! Мы не для того рождены, и даже здесь оказались лишь ради любви, той, другой, уцелевшей, более сильной, а, значит, более правильной.

А любовь не должна убивать.

Мы – талисманы, мы удачу приносим и смерть приносить не должны. И правы эти греки, говорила она, зажмуриваясь и повышая голос, да, черт возьми, они правы – нельзя быть талисманом, оставаясь в стороне! Нельзя помогать свысока, говорила она, сжимая маленькие кулачки, торопясь, потому что боялась не успеть сказать самого главного.

Мы должны быть среди них.

Среди них и такими же, как они.

Мы должны быть неотличимы, а помощь наша – незаметна. Они не должны нам поклоняться и воздвигать в нашу честь храмы. Они не должны в нас верить. Они не должны о нас помнить… И когда станет так – вот тогда и только тогда станем мы настоящими талисманами, так говорила Ника Аптерос, крыльев лишенная, но имя терять не желавшая.

И слова ее разбивались о зеркальное небо и падали в темно-синюю воду, и ловили их имена потерявшие, словно осколки драгоценных камней, и зажимали в ладонях – на счастье. Кто сказал, что талисманам не нужны свои талисманы?

И оживлялись неживые лица смущением уходящей ярости, и опускались, становясь невидимыми, крылья.

И появлялись первые Талисманы. Настоящие ТАЛИСМАНЫ, я имею в виду. Фильтрами их назвали позже.

Но это уже совсем другая история…