Текст книги "Я верю тебе, мама"

Автор книги: Светлана Савицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Планета метро

Дарик смотрел на люстру, задрав голову. Люстра качалась ветром электропоездов и не падала. Качалась прямо над ним. Огромная – большая. Больше, чем несколько Дариков, взявшихся за руки. Таких люстр он ещё не видел. Через некоторое время казалось, что всё качается, а люстра на месте. И, он, Дарик, на месте. А все люди, поезда, ветер, колготки, брюки, сапоги и сумки движутся вокруг него, как заколдованные бездушные куклы, планеты или мельницы.

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция Добрынинская – вещал электрический голос в одной электричке. Но тут же, споря с нею, отвечал другой голос из противоположного поезда:

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция Таганская.

Дарик ждал отца. Тот не приходил.

Такого столпотворения народу он тоже никогда не видел и поначалу очень растерялся. Люди шли потоком из вагонов, когда подъезжал новый шумный поезд. Пол такой ровный! Просторный! Как в замке. Стройные своды. Мрамор. Лестницы. Всё очень красивое и даже сказочное. В метро тепло от дыхания людей. Они, как волны, то набегут, то схлынут.

Дарик стал разглядывать обувь. Смешные эти москвичи. Как же им неудобно передвигаться на такой глупой обуви! Женщины, с трудом удерживая равновесие и осанку, ковыляют на шпильках. У мужчин какие-то немыслимые туфли с длинными носами! Он посмотрел на свои ботинки и обнаружил, что шнурки снова развязаны.

И тут ему стало страшно – а вдруг отец решил исполнить своё обещание и бросить его, потому что Дарик их не завязал!

Страх перерос в обиду, поджались губки. И покраснели глаза. Да. Всё именно так. Дарик давно ждёт. А отца нет. И можно уже десять раз доехать до вокзала за завтраком и обратно. Но он не знает этого города. Нет. Ни за что не может быть, чтобы отец его так вот взял и бросил. Он обязательно принесёт горячий пирожок и накормит Дарика. А, может быть, отец потерялся? Просто потерялся? Как его тут найти?

– Папа? – позвал Дарик слабым голосом. Но и сам себя не смог услышать в рёве и шуме метро.

Дарик стоял в самом центре станции Павелецкая, охранял сумку со своими вещами и смотрел в ту сторону, где скрылся Эльдар. Люди толкали ребёнка.

Мама Лена-Леночка учила его не бояться лошадей. Лошади никогда не затопчут человека. Они инстинктивно обойдут тебя, когда движется табун. Нужно просто подождать. Но она не учила его не бояться людей. Она всегда говорила, что он вырастет очень красивым и богатым. И что будет рядом. Но она не говорила ему, как вырасти, чтобы люди тебя не затолкали!

Он присел, чтобы справиться с постоянно развязывающимися шнурками на своей обуви. Люди в метро задевали Дарика то сумками, то локтями. Закончив кое-как с этой работой, весь истолканный он, наконец, разозлился. И ярость заполнила крохотное сердечко, когда его сбили с ног какие-то подростки. С головы слетела шапка. Её тут же упинали далеко – не найти!

Дарик выпрямился. Гневно глянул на толпу, яростно-прекрасный, с алым румянцем на щеках маленького русоголового бога, сошедшего из древних легенд сюда в ад, забыв о сумке, он стал лупить ладошками всех подряд. Его некому было защитить. И он пытался защитить себя сам. Безликая толпа не обращала внимания на войну Дарика. Люди даже не оглядывались, пока он не врезался в чёрное женское пальто кулачками со всей последней своей силы.

– Ты чё творишь? – удивилась незнакомка, ухватив его за руку.

Дарик снова попытался её ударить. Но она не дала себя обидеть.

– Ты чей? – ещё больше удивилась девушка, – нет, вы посмотрите на него! Ты как себя ведёшь в метро?

– А чё они толкаются?

– Где твои родители? – спросила девушка, не отпуская руки Дарика, всё ещё держа его на расстоянии.

– Отец пошёл купить что-нибудь поесть.

– И оставил тебя одного в метро? – удивилась Марьяша.

– Да.

– Ты, наверное, меня обманываешь!

– Я никогда не обманываю, – вырвался Дарик.

Он совсем не был похож на брошенного домашнего котёнка, который ждёт, чтобы его приласкали. А кто обратил на него взор – тот и хозяин...

– Сколько тебе лет?

– Пять.

– Где ты живёшь?

Дарик не ответил. Подумал и сказал:

– В пятом доме.

– Отлично! Ему пять лет. И он живёт в пятом доме! Ну что ж, подождём твоего папашу. Уж я ему всё скажу, как надо детей воспитывать!

– Не надо ему говорить! Я больше не буду! Дарик так перепугался, что отец снова рассердится, что пролепетал:

– Папа сказал, если я не научусь завязывать шнурки, он меня отдаст в интернат! Я завязывал, а они – толкают!

Очень странная мысль заставила Марьяшу присесть на корточки рядом.

– Ты его давно ждёшь? – спросила она.

– Давно.

– Сколько поездов прошло? Считал? Ты считать умеешь?

– Много.

Марьяша резко поднялась. Ситуация ей совершенно не нравилась. Что-то необычное, неестественное было в ней. Девушка решила, что дождётся родителей во что бы то ни стало, чтобы развеять опасения, а потом уже поедет по своим делам.

Но родители мальчика не приходили ни через полчаса, ни через час. Ни через два. Она глядела на часы, не зная, что дальше делать.

– Похоже, что твой папа за тобою не придёт, – жёстко сказала Марьяша ребёнку и тут же пожалела об этом, потому что Дарик, который до сих пор держался забиякой, неожиданно заплакал. От голода или от усталости. Или от горя. Он вспомнил обещания Лены-Леночки, что будет богатым и счастливым и охранять его будет пёс по имени Рекс. Он до последней минуты не верил, что отец...

– Не плачь, не надо. Мы пойдём его искать. Только нам сначала нужно заехать кое-куда. Хорошо?

– Нет, – вцепился в её руку Дарик.

– Я не могу, понимаешь? Не могу тебя взять с собой. По закону тебя нужно сначала отдать в милицию. Они найдут твоих родителей. Я же не милиция.

– Не отдавай меня в милицию! Они отведут меня в детдом. И папа тогда меня никогда не найдёт.  Я есть хочу! – заплакал ещё горше Дарик.

– Ну, хорошо, – сдалась Марьяша, – что-нибудь придумаем.

Они вышли на поверхность. Мамед закончил свой трудовой день и обрадовался появлению Марьяши.

– Вот потерялся. Есть хочет, – сказала она просто, объясняя своё появление, – Ты его покорми. А мне действительно нужно в редакцию сгонять. Ноутбук заберу. Прозондирую насчёт денюжек. А вдруг гонорарные дают? Если нет – стрельну у зама. Куплю что-нибудь поесть. Вот. Ты подождёшь меня, малыш?

– Подожду.

– Как тебя зовут?

– Дарик.

– Замечательное имя. Прямо подарочек Новогодний!

Планета любви

Теория о том, что сны спят по утрам в виде тумана у метро Павелецкая, рождённая Мамедом, претерпела существенные изменения, когда он увидел в рабочем состоянии ноутбук Марьяши. Нет. Сны не спали вовсе. Познавательные, волшебные, сексуальные, смелые, игровые, информационные, разные – они концентрировались там, в сети интернет. Стоило нажать кнопку мышки, менялась многомерность этих снов. Очень хотелось затянуться туда и затеряться в бесконечностях параллельных миров интерактивных игр.

Дарик тоже никогда не видел столь скоростного компьютера. Наевшись досыта плова, он блестел глазёнками то на Мамеда, то на Марьяшу. Маленький. Тихий. Наученный уважать других людей, он старался не обременять лишними просьбами. Он не стукал ложкой о тарелку, аккуратно подбирая рисинки от плова до последней. И тарелочку облизал, испачкав носик рыжеватым морковным жиром. Туалет нашёл сам. В ванной осторожненько открыл кран, чтобы не сильно громко бежала вода и, не тревожа случайными, но вынужденными звуками, помыл руки. Сам вернулся и, как мышонок, сел на прежнее место. Он так делал и дома, чтобы позволить матери спокойно умереть, теперь же старался не мешать своим новым друзьям жить.

А там, на экране ноутбука творились чудеса.

Мамеда он очень быстро научился называть правильно с мягкой Д. А Марьяша вообще сильно напоминала ему Лену-Леночку по тактичному внимаю ко всему происходящему, и Дарик инстинктивно старался быть поближе к ней.

– Мамедь, принеси, пжалста, добавочки! Что-то меня на жор пробило. Кажется, удача наконец свалилася с небес!

Мамед, обвязавшись полотенцем, как фартуком, подавал с кухни плов. Открыл бутылочку купленного Марьяшей Шампанского-Мартини и пачку сока для Дарика. Комнатёнка оказалась крохотной, но на удивление чистенькой и уютной.

Правда, с одной кроватью. Но Дарика поселили на раздвижное кресло, а себе на полу Мамед быстро соорудил подобие постели из ватных фирменных штанов и куртки уборщика.

Он улыбался. Марьяша никогда не видела, чтобы кто-то ей вот так дарил бескорыстно и безропотно своё личное время, хоть и аскетично скромный, но гостеприимный свой дом, открыто улыбался и ничего не требовал взамен. А он заглядывал в экран через её воротничок, сложенный белой розочкой на шее, как бы из двух воротничков. И было не понятно, что Мамеда восхищало больше – белоснежная материя шёлковой блузки или всемирная паутина.

– Мамедь? Ты что-нибудь заканчивал? – бросила она через плечо, чувствуя его внимание.

– Гарвардский.

– То есть? – не поняла Марьяша, даже обернулась, чтобы лучше расслышать.

– Филиал у нас есть.

– А. Ясно, – она ухмыльнулась, снова обратившись к компьютеру, – В Дагестане вырубили виноградники. Заводы закрылись после перестройки. «Спасибо» Горбачу. Все потеряли работу, как мор прошёлся. Пока теперь лоза окрепнет? Земля отдана под «планы» для строительства саманных домов для местных жителей.

– Откуда ты знаешь?

– Да вот прочла. «Дагестан – страна гор». Тут всё есть, ну, или почти всё, – показала информацию. И тут же она сменилась другим файлом. И третьим. – Значит, ты с образованием вынужден приехать от безработицы сюда. А че чесноком маринованным не захотел торговать? Тоже довольно прикольный бизнес для дагестанцев. Персики. Черемша. Гранаты. Что там у вас ещё? Перец «болгарский»!

– Хурма ещё, – подыгрывал ей Мамед с нарочитым кавказским акцентом, – купите мандарины, красавица! А не купите, так подарю! Холодно на рынке. На одном месте стоять. Да и не моё это.

– Вот обманщик! Не вызревает у вас такой фрукт, как мандарин! И всё-таки твоя зарплата, Мамедь?

Тот немного смутился. Даже покраснел.

– Если бутылок много попадается, то и за двадцать тысяч выходит. Когда и за тридцать. Половину матери отправляю.

– Половину Фатиме?

– Да нет у меня Фатимы. Это я так, чтоб ты не сильно важничала. Половину за комнату и на питание.

– Вот и я говорю, обманщик! И много у тебя их?

– Кого?

– Недостатков?

– Больше нет ни одного.

– Опять обманываешь? А достоинства у тебя есть? Сколько тебе лет?

– Жених хоть куда. Двадцать восемь. Зубы все. Лезгинку танцевать могу. В вольной борьбе мне нет равных во всём Дербенте! Когда сватов посылать? – будто в шутку Мамед встал на цыпочки и прошёлся по комнате в своём кавказском танце.

Марьяша засмеялась. Она чувствовала себя в какой-то эйфории новой симпатии. Кавказцев она обычно обходила стороной, пренебрежительно называя «чурками». А тут. Что это? Пленница обстоятельств? Крах честолюбия москвички, или начало чего-то нового, серьёзного? Она журналист-международник, у которого за плечами множество престижных удачных проектов. Он – дворник, без средств, без прописки и квартиры, и намёка на малейшие перспективы! Она любовалась улыбкой Мамеда, ловя на себе восхищённые, но и исполненные достоинства взгляды. Скинув робу дворника, точно шкуру Чудовища, и причесав тёмно-русые кудри, парень уже не казался безликим серым человечком, которые тысячами едут обслуживать жиреющее стадо потребителей, то есть жителей Москвы. Мускулистый смуглый торс в белой майке. Тонкая гибкая талия. Атлет с зелёными глазами, похожий на стройного джинна, исполнял её просьбы, поднося и унося тарелки с едою. После патологической «гражданской верности» к брюзжащему седеющему «старому русскому», обладателю многочисленных целлюлитных отложений даже на заднице и «маленького» антикварного магазинчика в центре, устраивавшему ей каждый день скандалы и разборки, она и не предполагала увидеть такого красавца когда-либо в жизни, вот так вот рядом с собою в одной комнате, да на соседней кровати.

– А там в Дагестане у тебя?...

– Дом у матери. Сад. Персиковый. Море Каспийское. Поедем вместе на Новый год? Если, конечно, курить бросишь... Моих денег на два билета хватит.

– А на три? – спросила Марьяша серьёзно, показывая на Дарика.

– На три тоже хватит.

– А собака у тебя есть? – спросил Дарик.

– Был пёс. Пропал в этом году. Нового заведём.

– Давай назовём его Рексом? – несмело попросил Дарик, до этого момента не мешавший игре взрослых «в знакомства».

– Назовём-назовём! Ешь давай!

– Не могу больше. Живот лопнет! – улыбался Дарик.

– Так что?– ждал Мамед ответа от Марьяши.

– Обычаи у вас страшные, Мамед! Женщин за стол не приглашают. Мусульманство там... людей крадут и всё такое. Свинину опять же не едят. А я баранину терпеть не могу, но и без мяса не наедаюсь.

– Глупости. Плов, кстати, из свинины был. Ты не заметила? Я атеист. Спрашиваю ещё раз, – Мамед всё-таки показал характер в голосе, – Курить бросишь?

– Вот пристал. Не курю я. Просто занервничала. Довёл мой сожитель. Купила пачку первую попавшуюся. Всю ночь проболталась. Грелась я так – сигаретами. Пока тебя у метро не встретила.

Но Мамед ждал другого ответа. И она ответила, продолжая глядеть в экран, только уже не видя, что в нём:

– Спасибо, что предложил. Я это оценила. Спасибо. Правда, спасибо. Но вот, видишь ли, Мамедь, в чём дело, мне сегодня деньги перечислили на карточку, старый долг отдали за несколько репортажей, ещё летом сдала! Так что не ты за меня, а я за тебя заплатить могу.

– Так поедем? – обрадовался Мамед.

– Поедем. Только не сейчас. Стой! Стой! – она открыла почтовую программу. – Вот это уже другое дело! Нет. Это совсем другое дело!

Мужчинки, и маленький, и большой замерли, ничего не понимая в наборе строчек, буковок и картинок, которые перебирала девушка на компьютере. Но, осознавая, что происходит что-то важное, уважительно молчали.

– Видишь ли, Мамедик, – наконец, заговорила она. И голос становился с каждою секундой взволнованнее и радостней. Марьяша еле сдерживала его, чтобы не сорваться на счастливый всплеск, – Мне ответ пришёл по запросу из Франции. Берут проект, – она всё-таки вскочила и захлопала Мамеда ладошками по плечам, – Я, понимаешь ли, придумала одну обалденную обалденность! Если всё прокатит – возьму тебя к себе в замы! Это проект миллионный. И мне понадобится верный человек! Пойдёшь на пять для начала?

Она глядела на него полными огней глазами, точно в них сконцентрировалась вся радость планеты.

– Ну, не. У меня двадцать выходит. А когда и... – выпустил воздух из ноздрей сбитый с толку кавказец.

– И больше, я понимаю, бутылки там, трали-вали. Я б тебе в рублях и предлагать не стала. Тут про евро разговор, – снова села Марьяша за ноутбук, немного успокоившись.

– Не шутишь? Красавица? – недоверчиво склонил голову Мамед.

– Красавицы не шутят. Как черти. У них нет чувства юмора, если речь идёт о деньгах.

Мамед развёл руками. Он седьмым чувством понимал, что в его жизни происходят коренные перемены. И теперь предоставлял женщине право управлять своей жизнью. Смешанное чувство зависимости от женщины, и от денег этой женщины с глубокой симпатией к Марьяше заставляло его смущаться:

– Ещё плова?

– Не. Четыре порции. Куда пятую? – девушка заметила тихо сидящего Дарика и вспомнила, что его судьбу тоже нужно устраивать, мгновенно переключив ноутбук на новую программу, она сказала, – Дарик! Смотри. Это навигатор. Мы сейчас очень быстро найдём твоего папу и маму.

– Моя мама осталась там, – не отрываясь от компьютера, спокойно ответил ребёнок.

– Где там?

– Ну, там. Её нет. Сны забрали и увели с собой.

– Какие сны? Дарик? – не понимала она.

– Она умерла. Болела и умерла, – перевёл свои понятия на речь взрослых ребёнок.

– То есть, как умерла? Подойди ближе. Я ничего не понимаю. Ты сказал: умерла?

Дарик кивнул, опустив голову, как он делал, когда ему не нравился разговор. Он подошёл так близко к Марьяше, что коснулся кудрями её щёк. И глаза оказались совсем рядом. Мамед замер. При слове «мама» ему стало больно в горле.

– Она давно хотела умереть. И давно болела. И все хотели, чтобы она поскорее отмучилась. И она умерла, – снова повторил Дарик свою мысль, только немножко по-другому, чтобы взрослые, наконец, поняли его.

– А ты? А папа?

– А меня отвели к папе. И он привёз меня сюда Москву показать.

– Откуда привёз? Из какого города?

– Из города.

Марьяша откинулась на стуле.

– Улицу помнишь?

– Улица Ленина.

– Картина Репина. Приплыли! Улица Ленина. Дом номер пять! Мама умирает. Папа ребёнка увозит в Москву и оставляет в метро, чтобы потеряться... Гражданское общество устойчивого развития... Бред современности. Глупость какая-то!

– А папа в каком доме живёт, не помнишь? – продолжал спрашивать Мамед.

– У моря! Он живёт у моря! – обрадовался мальчик, – А дом старенький такой. Он у хозяйки снимает. Её зовут Сергевна. Она мне молоко давала!

– Обалдеть! А номер? Номер дома хотя бы помнишь?

Ребёнок пожал плечами.

– Погоди, Марьяша! Он живёт у моря. Сколько у нас морей?

– Как вы добирались до Москвы? На поезде? На самолёте?

– На поезде.

– Как долго? День? Ночь?

– День и ночь.

– Слава Богу, это не Дальний Восток! И не Ледовитый океан, потому что, судя по светлым кудрям, твой папа не чукча.

– Ну, хотя бы название улицы, где живёт папа, ты помнишь? – вмешался Мамед.

– Помню! Осоавиахима!

– Это что за улица такая?

– Досаав! – попытался объяснить Дарик всё, что знал.

Марьяша набрала на ноутбуке «улица Осоавиахима» и попала в город Новороссийск.

Высветились картинки с фотографиями города.

– Мы с мамой сюда ездили! – обрадовался ребёнок, узнав прострелянный вагон и монумент матросу.

– Мамед? Ты с нами? Мы едем в Новороссийск.

– Когда?

– Как возьмём билеты.

Планета мужчин

И совсем был не прав Мамед, что сны спят хоть минуту в Москве. Где уж им, бедным, пристроиться, если днём ни свет ни заря собирают маршрутные такси рабочих и служащих для перевозки из всех закоулков Подмосковья поближе к центру. Там, покупая их время, дороже платят. Жители и гости столицы снуют день-деньской в своих вечных бесконечных делах, напоминая движения броуновских частиц. В каждой квартире в телеящиках не угасают веселёшенькие шоу, напоминающие пир во время чумы, надо же «зрелищами» взбодрить хлебодаров! И к ночи гудят гружённые товаром фуры и грузовики, доставляющие пищу и товары народного потребления в огромный рынок сбыта с именем Москва и Московская область, а до утра крутятся в поиске новых жертв рекламные огни.

– Если звёзды зажигаются, это кому-нибудь нужно – повторила глупость поэта ведущая радиопрограммы, а Свингер рыкнул, отвечая ей:

– Это нужно только звёздам. Остальные вынуждены терпеть их дурацкий назойливый свет! Слишком много расплодилось! Пора отстреливать!

Эльдар заелозил на заднем сидении от этих слов.

– Лежать, ублюдок! – прорычал накачанный до предела здоровяк Эльдару. – Будешь дёргаться – мало не покажется.

– Куда вы меня везёте?

– На аэровокзал. Отправить туда, откуда приехал. И чтобы духу твоего в Москве 10 лет не было. Понял? – заявил седоватый мужчина в стриженном бобровом пальто, – Ты понял?

– Понял, – сдавленным голосом отозвался с заднего сидения Эльдар.

– Так ты Николай, что ли? – разглядывая паспорт, спросил седовласый, – А Натаха сказала, что Эльдар. У! Блондинка! Выкинуть бы её вслед за тобой, да свежа пока, чертовка.

Эльдару было очень неудобно со связанными руками. И он молчал.

– Камеры слежения у нас работают, Мыкола. То-то. Дураков нет в Москве. И шутить с тобой никто не собирается, – сказал седовласый, порвав билет Эльдара на поезд, – Ясно тебе?

– Ребят, не могу я сейчас уехать. Сын у меня в метро остался, Дарик. В честь меня назвали Эльдаром Эльдаровичем, – ещё надеялся вырваться пожить у учительницы Эльдар.

– Ещё раз говорю, Мыкола, ты Эльдорадовская твоя морда! Слышали мы тут такие сказки, что вам и в страшном сне не снились. В паспорте сына нет? Нет. Значит, ты нас снова надуть решил. Нехорошо! Свингер, ткни ему там как следует, чтобы ерунду не порол. Надоел своею тупостью.

Планета детей

Несколько дней в Новороссийске лил дождь. А после ударил заморозок. Земля стала высыхать. Вода опустилась. Замёрзшие лужи ушли в грунт, оставив корочки льда, которые очаровали Дарика!

– Не наступи! – воскликнул он Мамеду, который хрустнул льдинкой возле кружевных узоров вокзальной лужи.

Марьяша искала такси, чтобы их отвезли на улицу Осоавиахима.

Дарик присел, разглядывая потрясающие узоры белесых луж. Он бы никогда не смог изобразить такое! Белым по белому! Как это нарисовать? Сможет ли так филигранно справиться белый карандаш? Или белая краска?

Дарик поднял с земли осколок льдинки, порушенный Мамедом, погладил:

– Смотри! Как красиво!

– Красиво, – согласился Мамед.

– Я подарю его папе!

– Растает, пока доберёмся, ничего не останется, – не согласился Мамед.

– Но ведь что-то должно остаться!

– Поехали! Такси ждёт! – подошла, запыхавшись, Марьяша.

– Я хочу подарить это папе! – очень серьёзно сказал Дарик.

Марьяша и Мамед переглянулись. Она пошарила в карманах своего пальто, зашуршав, достала какой-то пакетик, протянула его Дарику:

– Хорошо, заверни, может, и довезём твой подарок.

В город опять вернулся ветер. И выдул все сны к чёртовой матери!

А спать хотелось. И Мамеду. И Марьяше. И Дарику. Не очень-то удобный выдался маршрут. Слишком раннее утро. Слишком лёгкая одежда. И неуютность всего происходящего заставила всю дорогу молчать. В душе каждого нарастала тревога.

– Ну вот и Осоавиахимовская улица, – сообщил таксист, показывая путешественникам на небольшие домики.

– Спасибо, остановите, – попросила Марьяша, рассчитываясь.

За нею вышли Дарик и Мамед.

Когда ребёнок показал взрослым тот самый дом, в котором должен был находиться его отец, она незаметно шепнула Мамеду:

– Мне будет больно его отдавать. Он такой славный!

– Мне тоже, – ответил Мамед.

Они решили, чтобы Дарик пришёл в дом сам, без них. Остались наблюдать невдалеке, чтобы порадоваться встрече сына с отцом.

Дарик позвонил. Поставил вещи рядом. Достал из кармана пакет с подарком. Но из полиэтилена на дорогу хлынула вода. Очень сильно выбитый этим обстоятельством из построенного своего плана встречи с отцом, Дарик неловко засунул остатки почти совсем растаявшей сказочной льдинки в карман, позвонил ещё раз и спрятался за тополь.

В доме что-то зашуршало, загремело ведро, точно обитатель никогда не мог пройти мимо него, не задев.

Дверь отворилась. Небритый непричёсанный Эльдар в тапочках на босу ногу, и растянутых трениках выглянул во двор. На лице красовалось несколько синяков. Вид помятый и измученный. Увидел сумку рядом с дверью:

– Кто там?

Дарик вышел из-за тополя с пустым мокрым пакетом в кармане. Ему нечего было подарить, кроме самого себя. И он просто сказал:

– Это я.

Эльдар вздрогнул, точно увидел привидение:

– Иди! Слышишь? Иди отсюда!

Дарик хотел ухватить за его штаны, но Эльдар, оторвав от себя ребёнка и отшвырнув, затворил дверь. И уже из-за неё кричал, упёршись в крашенные доски обеими руками, как будто за ними ломилась тысяча чужих детей, а не один, его собственный:

– Я тебе не папа! Это недоразумение! Тебя не должно быть! Понимаешь? Ты не мой! Зачем ты вернулся? Как ты меня нашёл? Там бы тебя в детдом сдали или в интернат! Кормили! Поили! У меня ничего нет для тебя! Ничего! Оставь меня в покое!

– Я завязал шнурки, папа! – кричал ребёнок. Но отец не открывал ему дверь. – Не отдавай меня в детдом!

– Я не могу больше на это смотреть, – подбежала к мальчику Марьяша. Обняла неловко, не умеючи. Тот, продолжая стучать в дверь, отстранился, потом, наверное, видя бесполезность своих усилий, опустил кучерявую головку, не принимая незнакомой чужой нежности, и зарыдал:

– Он не любит меня! Никто не любит меня!

– Неправда, – горячо возразил выросший, точно из-под земли, Мамед. Слова любви ему трудно было говорить, как и каждому человеку, когда это в первый раз. И вместо них он произнёс: мы прямо сейчас поедем к морю. К другому морю, к тёплому морю. Там у меня есть дом. И персиковый сад.

– Дарик, мы заведём собаку и назовём её Рекс, – Искала таких же слов Марьяша, заменяя единственные главные десятком ненужных, – Не бойся. Всё будет хорошо. Всё-всё хорошо. Знаешь? Ты вырастешь таким красивым и очень-очень богатым. А я всегда буду рядом с тобой. Мы купим самую-самую красивую машину и будем ездить в путешествия по всему миру. С тобой и с Мамедом.

– Ты разве не бросишь меня? – ещё всхлипывал Дарик недоверчиво.

– Никогда не брошу, – Марьяша горячо поцеловала лёгкие, как пушок жёлтого цыплёнка, волосы ребёнка и, неожиданно для себя, спросила с новой надеждой, осторожно произнеся без запинки незнакомое для своей сущности, но знаковое слово, – ты веришь мне... сынок?

Это было как вселенский код. Заклинание. Ключ. В душе Марьяши точно рухнула невидимая стена, которою каждый из нас окружает себя с рождения, чтобы оградить от случайных нечаянных мук обрушившихся разочарований. Мамед был поражён от внезапного принятого ею правильного решения. А другого и быть не могло, по закону его гор. Именно сейчас он решил ясно и окончательно, что с лёгкостью отдаст за них двоих всё, даже жизнь. Но Марьяша никого не воспринимала в эти секунды, кроме Дарика. Мир исчез. Исчез пронизывающий новороссийский ветер.

Горы. Исчезли лужи с узорами на них. И улица Осоавиахима. Оставалась только стена в душе ребёнка. Она ждала, что малыш обхватит её цепко, она, Марьяша, была единственной спасительной веткой. Она бы, окажись на его месте, непременно так бы и поступила. А он? Этот мальчик? Даст ли он себе шанс ещё раз поверить?

Молчание ребёнка длилось секунды, но казалось бесконечным. С любопытством заглядывал через стёкла убогого жилища Эльдар на свою маленькую копию. За его спиной не то с одобрением, не то с укором качала головою Сергевна.

Дарик ещё раз взглянул на запертую дверь отца, на Мамеда, замершего в ожидании, опустил глаза на завязанные свои шнурки. И тут что-то с ним произошло. Он протянул Марьяше единственное сокровище, которым обладал – пустой пакет, в котором оставались капельки кружевной льдинки, как пропуск в новый мир нового года, грязной ручонкой нежно вытер её слёзы, стараясь успокоить, и не по-детски мудро ответил:

– Я верю тебе,  мама.

г. Москва