355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Светлана Рождественская » Святой Василий » Текст книги (страница 1)
Святой Василий
  • Текст добавлен: 4 июня 2021, 18:01

Текст книги "Святой Василий"


Автор книги: Светлана Рождественская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Светлана Рождественская
Святой Василий

Но даже царственные Боги

Несут тяжелый плен,

Всегда витая на пороге

Все новых перемен.

Константин Бальмонт

В город перестройка пришла постепенно. Вначале каких-либо значимых событий не происходило, но со временем все изменилось, все замерло. Один за другим начали банкротиться заводы и фабрики. Медленно, день за днем, город погружался в рутину. Пропали яркие краски, их поглотило серое однообразие. Никто не спешил на работу, в праздники не было слышно песен ни на улицах, ни в домах. Да и вечерами улицы заметно опустели, редкий человек пройдет, и снова тишина. Люди стали покидать город, уезжали кто куда: в крупные города и сельскую местность в поисках стабильности и хороших заработков. Город редел, численность резко сократилась. Многих из тех, кто не захотел вовремя покинуть городок, засосала рутина, словно болото. Никчемность, невостребованность, ненужность, как зараза, как эпидемия распространялась повсюду. Люди закисали, началось затвердение их душ, брожение, злословие, зловоние. Они постепенно себя съедали с большой пригоршней соли, сами себя изводили и выводили из строя.

Город полностью разбалансировался. Произошло разделение на слои: кому-то удалось выстоять, удержаться на ногах, не потерять свое лицо; кто-то даже сколотил состояние, а кто-то упал на самое дно жизни, и именно этот слой горожан на долгие годы стал главным, верхним, создавая особую атмосферу застоя, заплесневелости, источающей смрад. Город Усолье в Сибири построен на болоте. В период перестройки он погрузился в него.

Многие из тех, кто решил залечь на дно, переждать до лучших времен, так и не смогли выплыть наружу, задохнулись на дне. Одним словом, их засосала болотная трясина. Постепенно и сам город погружался в сплошное болото с жабами и лягушками. Но по истечению некоторого времени некоторые лягушки смогли сбросить зеленую шкурку и превратиться в стройных, прекрасных красавиц. Большинству жаб так и не пришлось превратиться ни в мужчин, ни в принцев. На них перестройка в нашем городе отдохнула. Тогда женщины взяли на себя функции мужчин, как в той поговорке: я и баба, и мужик, я и лошадь, я и бык. Они потащили семьи, взвалив на свои хрупкие плечи мужиков как своих, так и чужих, и на этом город стал держаться. Женщина преобразилась, окрепла, возмужала, стала соломенной вдовой при живом муже. Она смогла перестроиться при безработице: находила работу, кормила семью, учила отпрысков своих, доводила их до ума. При всем при этом, из серой безликой женщины развитого социализма, она превратилась в истинную красавицу, стильную и элегантную. Будучи мастерицей, на все руки: и сшить, и перешить, и забить гвоздь, и построить дом, любые проблемы решала одним махом, одним ударом, она и мужика своего никчемного могла унизить, а если нужно, то и кулак ему под нос подставить. На ней и рубаха, и брюки мужские, и грубая обувь, даже сигарета в зубах да трехэтажный мат не портили, а придавали некую деловитость и указывали на то, кто здесь настоящий хозяин. Твердая, уверенная, стремительная походка, цепкий и тоже уверенный взгляд – вот что стало характерным для нашей усольской женщины. Наша горожанка научилась вертеться на одной ножке: и скакать, и прыгать, бежать сломя голову и в то же время летать, махать крылышками и смеяться, как колокольчик. Женщина приобрела свободу, стала независимой, раскрепощенной, одержимой, злопамятной и при всем при этом, конечно же, несчастной. Мужики и без того задавленные безысходностью повальной безработицы не выдержали такого натиска, начали окончательно сдаваться, опускать руки, склонять голову ниже плеч, стали мягкими и пушистыми, стали мурлыкать, мяукать, словно коты, смотрящие на женщин блестящими и пустыми глазами, и в тоже время похотливыми, прожорливыми, напоминающими хорьков. Женщины, сильные характером, приобретя вес в обществе, на мужиков смотрели брезгливо и свысока, ибо никогда мужская слабость и бездействие не вызывали у слабого пола уважения.

В обществе пошел явный перевес в сторону женщин. Мужчины начали себя истреблять, и, в конечном счете, мужик вывелся, растворился, просочился в канализацию, замуровался, или, в лучшем случае, старался приклеиться к женщине посильнее и побогаче. Из мужика наружу полезли чернота, вонь и плесень. А сам город превращался в огромную свалку отходов: повсюду – на улицах, в парках, возле жилых домов – грязь и неухоженность. Каждая помойка – «доходное» место, все поделены бомжами, большинство из которых мужчины. Гуськом, один за другим, с раннего утра и до позднего вечера, как в мавзолей к великому вождю, шла нескончаемая вереница страждущих, убогих, вонючих, черных, сморщенных и, как ни странно, счастливых мужиков. Собирали авоськами алюминиевые банки из-под пива, бутылки, очистки, объедки, тряпки, лохмотья. Сами с головой ныряли в мусорные баки и застревали там, обессилевшие и не в состоянии выбраться, выкарабкаться оттуда. Так и задыхались там, никому не нужные: ни обществу, ни бывшей семье, бесполезные, как и эти отходы.

Город редел, редело общество, но сквозь эти прослойки, тонкие редкие бороздки стал просачиваться свежий воздух. Жизнь заново закипела, забурлила. Она вдохновляла, озаряла и двигала. Появились новые потребности пришли новые идеи, возможности. Отмирало все старое, ненужное, отжившее, застывшее, затвердевшее, посиневшее, почерневшее, закисшее, загубленное, зарубленное, потухшее, поникшее, ухабистое и рутинное. И возрождалось на этой гнили могучее дерево с толстой корой, с толстыми ветками–лапами. Массивные лапы загребали, захватывали, прижимали, придавливали и уничтожали присвоенное и награбленное.

Жизнь в застойном болоте забурлила, свежий воздух начал просачиваться сквозь толщину отстоев болота и гнили. Пузырьки кипели, шипели и лопались с треском. Одним словом, жизнь зашевелилась, начала возрождаться, все вокруг засуетилось, похорошело и помолодело. Пришло новое поколение со своим законами, совершенно чуждыми для тех, кого взрастил социализм, они стали править, кромсая то, что еще осталось целым, убивая и уничтожая тех, кто преграждал им дорогу и препятствовал в достижении цели. Многие чувствовали себя «крутыми» хозяевами жизни, всегда правыми, востребованными, своими в любом обществе, любимыми и желанными у слабого пола. Колесо фортуны закрутилось-завертелось, покатилось и рассыпалось. Колесо – в одну сторону, фортуна – в другую. Кто кинулся догонять колесо, кто фортуну. Кто успел тот и съел, а кто спал – тот все проспал.

Глава 1

Дед Василий жил со своей женой Зинулей на окраине города, ближе к лесу. Он был старожилом в городе и мечтал умереть как все нормальные люди в своей хате, и чтоб его похоронили на кладбище рядом с родственниками. Даже место себе приготовил. Зинуля была моложе его лет на двадцать. Белокурая, с голубыми глазами, пышногрудая хохлушка, бойкая на язык, привлекала внимание мужчин. Дед Василий, так она его в шутку называла, жутко ревновал свою Зинулю. Многое ей прощал, чего греха таить: погуливала она от мужа, но терпел до поры до времени, пока не взбеленился всерьез. Что на него нашло? Видно, стареть начал, характер стал портиться, да и роман Зинуля завязала у него под носом, с соседским Ванькой. Ваньке лет тридцать отроду. Закипела, забурлила кровь у деда Василия, решил подкараулить голубков, ну и слегка пожурить, чтоб неповадно было шуры-муры на его глазах разводить. Так и порешил. Выждал подходящий случай, а ждать долго и не пришлось. Зинуля сама «заегозила хвостом», мол, давай дед Василий баньку истопим, и бутылочку с самогоночкой на стол поставила.

– На ловца и зверь бежит, – заподозрил неладное дед Василий. – Чует мое сердце, жинка на свидание оглобли свои воротит, хвост свой распушила веером, как игривая собачонка, туда-сюда им.

С Зинулей он прожил ни много, ни мало, а двадцать лет. Детей совместных не было у них, хотя она у него вторая по счету жена. От первой у деда Василия сын Яшка, а вот Зинуля отбила его, увела из семьи. Сама бесплодная, да и ладно. Дед Василий не больно-то любил детей, она вначале ему была и за жену, и за любовницу, и за дочь. Многое доверял ей, много ее баловал. Мать его, Анастасия Петровна, царство ей небесное, всегда говорила ему: «Зачем, мол, ты, Василий ее так наряжаешь? Ходят слухи, что она от тебя хвостом крутит налево и направо». Как возразить мамуле, что он и не рад тому, что она так ярко наряжается, что мужики на нее, как на мед, липнут.

– Да я то, что ее наряжаю, она сама одевается. Разве я виноват, что, если она что не наденет на себя, то ей все к лицу – подлецу.

От мужиков отмахивался: мол, лучше торт есть в обществе, чем сухарь в гордом одиночестве. Зинуля была шустрой, верткой, хорошей хозяйкой. Она везде все успевала: и по дому, и по хозяйству, и на сторону сбегать, и посюсюкать с дедом Василием. Стерва, она и есть стерва. Но любил дед Василий свою Зинулю до беспамятства.



Напьется, бывало, а слезы текут по щекам. Мол, если Зинуля бросит его, не жить ему. Зачем ему жизнь нужна без нее? Зинуля знала все слабые стороны своего хозяина, умела сгладить вовремя острые углы, а потому все ей сходило с рук.

На этот раз дед Василий поставил себя четкую задачу: выследить и пресечь их похождения. Решил не напиваться, а представился пьяным и будто бы спящим, а сам решил проследить, как Зинуля побежит на свидание к Ваньке в соседний огород.

Выпил рюмку-две и сам завалился спать на кровать, даже прихрапывать стал для вида.

Зинуля шмыг в огород и исчезла, нет ее минут тридцать.

Дед Василий – во двор, завернул к баньке, и там какой-то шорох ему послышался. Он подкрался, заглянул в замочную скважину, и увидел, что Ванька с Зинулей нагие на полке упражняются. Вскипела буйная кровь в жилах Василия, комок подкатил к горлу, глаза налилась кровью. Хвать он топор, что стоял недалече, и в баню ринулся, сорвав дверь с петель, словно бешеный зверь, вот они, голубчики, как на ладони перед ним обнаженные милуются, да целуются. Не подрассчитал немного, одним махом и порешил обоих. Сам дед Василий богатырского роста, сажень в плечах, кулак, что кувалда. Обмякли тела, кровь потекла по полку, по лавке. Ну, он и еще раз стукнул обухом по голове Ваньке и Зинуле. Подпер дверь в баню, а сам собрал в рюкзак необходимые вещи, взял ружье и собаку-лайку, да и айда в лес, отсидеться до лучших времен.

Глава 2

Дед Василий поселился в лесу, в охотничьем доме. Жить в лесу ему было не привыкать: он с детства любил тайгу, собирать ягоды, грибы, ходить на медведя. Ну, в общем, здесь он свой человек. Он, видно, на самом деле устал от мирской жизни. Не мешало бы собраться ему с мыслями. Стояло лето, лес был в нарядном убранстве. «Ничего, проживу», – успокаивал себя дед Василий.

Перед глазами стояла его Зинуля, молодая, цветущая и улыбалась. Сердце снова заколотилось от волнения и обиды. Он вспомнил Ваньку-соседа.

– «Вот стерва!» – он никогда не забудет, какими “масляными глазками” Зинуля смотрела на Ваньку. Василий был счастлив своей местью. Но тут на него нахлынула другая волна несчастья: ему теперь надо будет скитаться по тайге. Он лишился и крова, и того благополучия, что имел. В душе его поселился страх от невозможности обрести снова покой.

Василий представил соседей, которые нашли трупы его жены и соседа Ваньки в бане. Как они перемывают ему кости и поминают лихом.

Глава 3



Дед Василий уже почти год прятался от властей в лесу. Даже одичал от такой жизни. Внешне напоминал лешего из сказки: черная с проседью борода ниже пояса, волосы ниже плеч. Глазки маленькие, хитренькие смотрят из-под густых бровей. Не приведи Господи встретить такого человека, в образе лешего, среди белого дня, мало не покажется. Такими дяденьками только пугать малых детей, чтобы слушались взрослых. Мол, придет леший с мешком, посадит в него и унесет в лес, только его и видели.

Зима выдалась суровая, собака-лайка захворала, пришлось зарезать и, конечно, со слезами на глазах съесть. За это он себя не уважал – съесть лучшего друга. Он плёл из ветвей деревьев корчаги, ловил рыбу. Порой улов был хороший. Но того, кто знает и любит лес, он кормит. Вернее, ноги волка кормят. Бывало, до трех суток не спал дед, выслеживал добычу, то зайца, то косулю убьет, но возраст брал свое. Одиночество оказалось не для него, чтобы вот так поселиться навечно в лесу, до конца дней своих. Он разрабатывал план, как выбраться к людям, но страх оказаться в тюрьме под старость лет был сильнее, возвращение к людям не предвещало ничего хорошего.

И вот дед Василий заприметил большую поляну, расположенную недалеко от берега реки. По всей видимости, здесь часто бывают люди: примятая трава, костер недавно жгли. Он тщательно обследовал поляну и убедился, что люди скоро сюда снова придут, уж очень обжитое место. Василий стал следить за этой поляной, поселился недалеко от нее. Долго ждать не пришлось: через несколько дней на лодках приплыли странные люди, человек тринадцать, развели костер. Все в черных балахонах, с какими-то не ведомыми для него знаками на одежде. Среди них старший – мужчина лет шестидесяти, с седой бородой. О чем-то мирно беседовали.

Дед Василий затих и внимательно присмотрелся к ним. Похоже, что какая-то секта. По всей видимости, такие люди тоже не в ладах с властями, вид их одежд какой-то сатанинский. Мурашки пробежали по его коже при мысли о сатанизме, возникшей у него.

– Будь что будет: семь смертей не бывать, а одной не миновать. Выйду к ним, – решил дед Василий.

Неожиданно для себя он оказался среди странных людей, словно вырос из-под земли.

Глава 4

После разговора со старцем Иннокентием, дед Василий понял, что жизнь его должна измениться кардинальным образом. Старец Иннокентий – высокий худощавый старик, с небольшой остренькой бородкой был настроен к нему дружелюбно. Назвал деда Василия посланником с того Света, воскресшим и явившим себя людям.

– Сегодня он явил себя, и это добрый знак с того Света, поэтому он желанный гость на сегодняшней вечерне.

Его отвели к лодкам, накормили. Через некоторое время, посовещавшись, сектанты, пригласили деда Василия к общему столу у костра. Старец Иннокентий вынес решение, принять деда Василия в орден, для этого он должен пройти обряд посвящения в Святые. Для обряда ему нужно будет накопить силы, побыть наедине с самим собой в специальном помещении и исполнить обет молчания. Старец хмыкнул, потер бородку и продолжил разговор. Обряд Посвящения его в Святые должен произойти ровно через тринадцать дней и тринадцать ночей, а именно 6 июня 1999 года – этот день отмечен особым знаком, и сам Всевышний направил Отца Василия к людям донести до них Слово Господина нашего.

У Василия снова мурашки по телу побежал от таких слов и выступил пот.

– Значит, он будет одним из Мудрейших, и его слово на Совете станет одним из решающих. Ему-то есть, что сказать людям! «Отсидка» длительностью в 13 суток необходима, чтобы на него снизошло озарение и тогда в облике Святого он сможет предстать перед ними.

– Это все же лучше, чем тюрьма, – подумал дед Василий. – Святой так Святой! Возможно, Господь сжалился над ним и ниспослал этих неведомых доселе и непонятных ему людей с их верой. Это его спасение!

Да, он готов держать обет молчания как угодно долго. Он от природы молчун – это ему и не испытание вовсе. Василий устал от одиночества в тайге, от самого себя, устал от такого мытарства. Господь наградил его богатырским здоровьем и никак не прибирает. Видно, не пробил его последний час. Сегодня было знамение, как они выразились, и он явился людям. Страдал, видно, он сильно за последнее время и заслужил такого от Господа благословения. Это утешило, и с такими мыслями он спустился в келью, расположенную в земле.

Глава 5

Деда Василия поместили в келью в небольшой пещере в глухом сосновом лесу. Время заточения составляло ровно тринадцать дней и тринадцать ночей до Великого знамения – Конца Света и Начала Тьмы. Это явление должно было произойти по их расчетам 6 июня 1999 года. По вере сектантов – это число дьявола. Три последние девятки в зеркальном отражении обозначали три шестерки. Число шесть – число месяца, если к нему прибавить шестой месяц и сумму чисел года – получится тринадцать.

6+6+(1+9+9+9)=12+(1+9)=12+10=12+1+0=13 – это роковое число, при котором должно быть Великое Явление Конца Света. Обязательным условием является то, что дед Василий должен соблюдать обет молчания. К нему старец Иннокентий приставил трех братьев-послушников. А так как при жизни он уже постиг адские испытания, то и приравнено его положение с муками распятого на кресте. Пройдя обряд Посвящения, он 6 июня 1999 года выйдет к братьям и сестрам в образе Святого Василия.

По большому счету, деду Василию некуда было деваться. Он подумал: «Уж чем в тюрьму, так лучше в секту. Будь что будет. Ему теперь все равно, но в тюрьму отчаянно не хотелось. Пусть уж среди безумцев буду Святым, раз так решили братья и сестры и приняли его за Посланника из Царства Тьмы».

Келья представляла собой небольшое помещение, выложенное из кирпича. Была лежанка, на ней постелька из шкуры медведя; срубленный пень, служивший столом. Свет едва проникал через небольшое окошечко в стене. Лаз в пещеру-келью составлял где-то метра два в длину, поэтому деду Василию пришлось на коленях вползти в свою обитель.

Длительность испытания установили сами верующие, считая, что за этот срок он приблизится к Высшим Силам Тьмы. Этот обряд ему необходим для усмирения плоти и покаяния. Дьявол ниспослал на отшельника тягчайшие испытания – душевную смуту. В эти минуты душевного уныния он призовет на помощь Дьявола, и тот его услышит, очистит сознание, изгонит из души смутные мысли, и тогда сможет он предстать в Судный день перед братьями и сестрами в образе пророка Святого Василия.

Глава 6

Дед Василий в глубокой тайге и безмолвии совершал преподобный свой многотрудный подвиг. Ни одна живая душа не переступала порога его убогого жилища размером в шесть квадратных метров. На собратьев по вере (так он мысленно называл их) было возложено послушание доставлять ему пищу раз в сутки ровно в полночь и забирать его помои, а затем пустое ведро ставить у входа. Святой Василий должен накрывать себя черным полотном и на коленях принимать пищу у брата, не произнося ни одного слова. «Совершенное безмолвие – есть крест», – наставлял его Старец Иннокентий. На нем он должен распять себя со всеми своими душевными и физическими страданиями, очищая свое сознание. Только тогда на него снизойдет озарение и будет ниспослано откровение, которого ждали от него братья и сестры. Деду Василию даже стало нравиться такое отшельничество. Он спал днем, а ночью, когда собратья по разуму засыпали, выползал из своей обители и делал небольшие разминки. Затем на четвереньках вползал в келью и созерцал. Он мог так часами лежал, как труп, размышляя о жизни. Затем под утро засыпал глубоким сном. Храп разносился по святым местам, будоража сон охраняющих его покой собратьев.

Так проходил день за днем и намечался день окончания его заточения. Он действительно начал верить в то, что он Святой, и искренне раскаялся в своих грехах. Это Господь его рукой наказал блудную его жену Зинулю и этого блудного сына Ваньку. Он смилостивился к нему и послал ему Спасение. Дед Василий начал усиленно молиться, но молитвы не шли ему на ум, и он, крестясь, повторял: «Господи, спаси и сохрани»!

Вставал на колени и бил челом о землю.

Глава 7

В своей келье дед Василий чувствовал себя в безопасности. Здесь было довольно уютно по сравнению с той землянкой, где ему пришлось жить в последнее время. Обитель была невысокая, и ему при огромном росте постоянно нужно было сгибаться. Он сам когда-то добровольно обрек себя на страдания и одиночество. Поначалу это жилице ему даже казалось раем, а одиночество не таким тяжким. В небольшое отверстие в стене он наблюдал за собратьями по вере и духу: как усердно выполняли свое послушание верующие, день и ночь рыбачили, варили уху, мирно беседовали.

К концу назначенного срока ему становилось все тяжелее и тяжелее находиться в обители. Закрытое пространство и затекшие ноги начали его раздражать. Спасало то, что втайне от собратьев он выползал из своего жилища, сидел на берегу, дышал свежим воздухом. Облегчало его состояние и то, что он, немного искупавшись в реке, освежал свое тело. К вынужденному молчанию ему не привыкать, да и живя среди людей, он особой разговорчивостью не отличался. Жинка всегда обижалась на его немногословность.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю