Текст книги "Зеркало для сновидца (СИ)"

Автор книги: Светлана Ремельгас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Иногда Зорге кажется, что где-то там, на той стороне зеркала, всё закончилось совсем по-другому. Как у отражения правая рука твоя становится левой – победа была поражением. Но думает он так не всегда; только в вечера вроде этого.

  Ладросское белое хорошо известно не только в окрестностях города Ладроса. Его возят – и возят далеко. Даже имперские торговцы, это сборище хищных, не очень, похоже, живых, зато безмерно богатых стервятников, местное вино ценят. Переплывая море, которое, на самом деле, здесь вовсе не широко, они скупают многое – и не в последнюю очередь клеймёные бочки. Зорге, однако, любит вино не за вкус.

  А за печаль, шёлковую и нежную, похожую на полную чашу (чужих чьих-то) слёз; печаль, ему (обычно) неведомую. Он пьёт вино редко поэтому именно – чтоб не растратить непривычности ощущения, – а не из-за цены. Ведь Зорге богатый теперь человек. Куда богаче, чем мог рассчитывать стать сирота, которого воспитали разбойники; даже сумев перенять мастерство воспитателей.

  Зорге, на самом деле, не знает, умерли его настоящие родители сами, или же их убили, чтоб обокрасть. Сначала он был слишком молод, чтобы спросить, а потом... в какой-то момент стало некого спрашивать.

  Но вечерами вроде этого – вечерами, когда он остается дома, хотя в его распоряжении теперь целый город – вспоминает Зорге не о том. Не о дне, когда сделал свой окончательный выбор, выбрал призванием магию, а не разбой.

  Дом, где он поселился, стоит не на окраине, но и не в сердце Ладроса, и это дом с замечательно плоской крышей и выдающимся вперед балконом, который почти что встречает балкон на той стороне улицы. Там, на втором этаже, Зорге и пьёт вино. И жемчужная, лёгкая, на изнанке души будто прописанная печаль обнимает его обычно чуждую праздных тревог душу.

  А зеркало Ершаллат висит на стене. Завеса, всегда скрывающая его, отдёрнута.

  В такие вечера Зорге не только предстаёт взору зеркала, но и достаёт спрятанный обычно свёрток. Достаёт из-под вороха прочих вещей, кладёт на стол. Ждёт. И потом только, когда чаша чужих чьих-то слёз – где-то – переполняется, разворачивает.

  В свёртке, разумеется, голова.

  Зорге не знал имени её хозяина, когда они встретились. Теперь, конечно, знает; ведь об этом человеке кто только не говорит. Потому ещё, что многих терзает вопрос: раз Ралло Цейн куда-то запропастился, раз, может, наконец-таки взаправду умер, нельзя ли сыскать тайник, где он сохранил свои вещи? Проклятые и просто его чёрному сердцу любезные, доставшиеся страшной (для других) ценой – и страшно же дорогие.

  Ведь должен же был он где-то все их собрать?

  Да, теперь Зорге имя знает. Он вообще многое узнал, когда покинул глушь, в которой вырос.

  И по пути, заплутав на болотах, попал-таки в храм Ершаллат.

  ...Он наложил на голову чары, и та не гниёт. Чёрные, тусклые волосы скрывают лицо. Голова лежит недвижно, но даже теперь не беспомощно. Зорге берёт её и подходит к зеркалу: отражение в мутном стекле делает живого и мертвеца странно похожими. Хотя после смерти легендарный наёмник Ралло Цейн себя напоминает не очень: глаза закрылись, ухмылка стёрта, ни слово не слетит с его губ.

  А говорить тот умел, и слова бывали острее меча.

  Как могло вообще выйти так, что они тогда встретились? Там, в затерянном среди топей святилище Ершаллат, куда никто не ходил долгие годы? Зорге думает теперь, что богиня сыграла со временем какую-то шутку. Что один пришёл первым, а другого пришлось дожидаться. И что, верно, пришёл первым не он.

  И сейчас ещё он помнит зелёную, гулкую темноту храма. Тот был построен просторным – но со временем стал лабиринтом, и, едва ступив в эти, полузатопленные болотной водой, коридоры, Зорге сразу же понял, что попал в ловушку. А ведь снаружи здание выглядело таким... сдавшимся. Покорным судьбе, брошенным на её произвол. Никому не нужным, пустым и немым. Лишённым какой-либо магии.

  Почувствуй Зорге тогда её – ни за что б не вошёл. Но он не почувствовал.

  Интересно, о чём пожалел, попав внутрь, его противник? Ведь Ралло Цейн ничего почуять не мог. В нём вообще не было ни проблеска магии – лишь одно голое умение убивать. Хотя Зорге всё больше склоняется к мысли, что тот пришёл в храм намеренно. Прознав, что за вещь там можно взять.

  Когда Цейн шагнул из темноты ему навстречу, Зорге решил: это болотная нежить. И при жизни похожий на мертвеца, бледноглазый, с костистым лицом, тот был его выше на целую голову. (А кроме того – наделён чудовищной силой; которую с годами сумел приумножить).

  Воистину – разве могла Ершаллат упустить подобного человека? Человека, который подходил для её задумки настолько? Нет, права на ошибку она не имела.

  Ершаллат, богиня предвидения. Ершаллат, хранительница священного зеркала. Покровительница целого народа, который жил в тех землях неизмеримо давно. Любимица царей, осиянная. Ей творили хвалу, для неё собирали многие подношения. Теперь, поселившись в Ладросе, Зорге прочёл в старых книгах об этом о всём.

  Но в тот день не знал ничего.

  – Уйти отсюда сможет только один из вас, – сказала гостям богиня. – Для этого он должен умертвить другого. И отделить от тела голову.

  Голос, пришедший из глубин храма, был совсем бесплотным. И все же она явила себя: на площадке у алтаря, прекраснейшей из женщин – и самой призрачной. Кудри скрывали изгибы, но когда бы богиня стеснялась своей наготы. Другие времена и другие нравы – Ершаллат поклонялись действительно очень давно.

  – Какой смысл нам верить тебе? – крикнул в ответ Ралло Цейн. Красота богини оставила, казалось, его равнодушным.

  Она рассмеялась:

  – Иначе вы просто останетесь здесь. Навсегда.

  А после истаяла.

  Три поединка хотела увидеть богиня – ведь один мог быть случайностью, а два – совпадением. Каждый раз она останавливала смертельный удар, переводила часы жизни назад. Умевшая некогда заглядывать в будущее, она и теперь сохранила над временем остатки власти.

  Жалела ли об утрате? Зорге отчего-то думает, что каждый в том храме о чём-то жалел. Виною тому – вино, вероятно. И растворённая в нём печаль.

  Первый поединок он проиграл, сразу. Хоть богиня и позволила – чтобы сравнять шансы – в своём храме чуждое колдовство, Зорге никогда не был хорош в боевой именно магии. А в честной битве Ралло Цейна одолеть не мог. Да и кто смог бы? Тот не зря стал легендой. Наёмник, который брал деньги не потому уже, что в них нуждался – потому, что хотел убивать.

  Зорге до сих пор помнит, как врубился чужой меч в его кости. А потом время пошло назад, и он обнаружил себя в целости – и в одиночестве. В темноте храмового лабиринта. Противника предстояло найти ещё раз, но не сразу. Было время подумать и подготовиться.

  Второй бой длился дольше, но закончился так же, как первый. Цейн прикончил его – на этот раз более медленно. Ведь он действительно любил убивать.

  Третий поединок потому решил сделать ещё более долгим. Он думал убить Зорге как-то затейливо, а в процессе отведать беседы. Ведь до того, как богиня в первый раз явила себя, они – двое путников в безмолвной ловушке – заговорили. И всё, что узнал во время знакомства, Цейн мог использовать.

  Потому что Зорге был простодушен и сказал о себе правду. Ралло Цейн же умел видеть за сказанным глубоко скрытое.

  – В своей деревне ты считал себя, наверное, умником, – глумился он с высоты своего страшного роста. Чёрный, как гриф, в изодранном широком плаще. – Да им там и был. Как-то оно теперь – понять, что ничего не умеешь?

  И Зорге стискивал пальцы на ручке топора – оружия, которое выбрал ещё в ранней юности. Стискивал, пока пальцы были.

  Потому что эта, скрытая, правда пила его силы.

  Высшая правда, однако, заключалась в том, что Ершаллат желала, чтобы погиб сильнейший. Поэтому, когда Зорге измыслил-таки способ забрать Ралло Цейна с собой – и закрыл глаза на пороге очередной смерти, он вдруг очнулся, живым и целым.

  – Руби, – сказала богиня. – Руби его голову. Я так давно хочу отсюда уйти. Но дух – ничто без живой плоти. Давай же. Руби.

  И Зорге опустил свой топор.

  Он вряд ли когда-либо сможет забыть, что той победой обязан только нужде богини. Её острой потребности в поражении человека, чью голову Зорге держит теперь за волосы, глядясь в зеркало. Ведь иначе бы ему никогда не превзойти Ралло Цейна с его убийственным мастерством.

  Да, Ершаллат хотела уйти. Но не так-то просто уйти богине из храма. Тем более той, кого некогда отравили.

  Шла война, причины которой она не помнила, а потом враг вдруг предложил мир. Послы привезли с собой много даров в знак примирения; даров не только правителю, но и покровительнице его народа. Яд в одном из подношений не смог убить Ершаллат, но погрузил её в сон. Надолго. Гибели своей страны она не видела, не видела и как земля вокруг стала болотом. Проснувшись же, поняла, что многое изменилось – в мире и в ней самой.

  Об этом она поведала, вновь соткавшись из болотной дымки, пока спускалась по долгой алтарной лестнице. После – протянула Зорге... что-то. Круглое и холодное, скользкое от местной сырости. Блестящее – но очень тусклое.

  – Оно мертво и немо, и всё равно мне не нужно. Когда-то я видела в его глубине будущее, но теперь могу увидеть лишь пустоту. Пусть победитель возьмёт его. А я возьму плоть того, кто проиграл. И, наконец, отсюда уйду.

  Сказав так, Ершаллат склонилась над телом Цейна. Прекраснейшая из женщин, которая устала быть призраком в забытом людьми святилище.

  Но что сталось с ними обоими дальше, Зорге смотреть не стал. Держа в одной руке голову, а в другой – подарок богини, её священное зеркало, способное некогда давать предсказания, он двинулся к выходу. До последнего думая, что не дойдёт.

  Почему он не выбросил голову сразу? Там, на ступенях храма, где топь тут же бы поглотила её? Ответить Зорге не может. Хотя со временем, конечно, придумал множество объяснений.

  ...В Ладрос он попал не сразу. Неся зеркало в сумке, заброшенной на плечо; неся его так, как носят щит, с болот Зорге вышел к какой-то деревне. Оттуда – отправился дальше. У него не было цели, его нигде и никто не ждал. Поэтому он решил: может, стоит добраться до побережья? И до побережья добрался, по дороге найдя работу и спутников.

  Работу себе по призванию он потом находил ещё не раз, и не в одном поселении задержался. Побережье всё так же смутно манило его, но попасть туда не было делом срочным. Так что въехал Зорге в Ладрос только год спустя. Там завёл новые знакомства, нашёл новых, других совсем нанимателей. Портовый город – пересечение многих путей, средоточие многих богатств. Кем был Зорге Керсо, чтобы отказывать людям, которые готовы платить хорошо за услугу? Нет, свой выбор он однажды сделал. И все прочие были лишь его бледным подобием.

  Иногда он отказывал, впрочем – если считал, что делу лучше остаться несделанным. И сказал своё «нет» человеку из тех, что хотели разыскать трофеи-сокровища Цейна. (Слух о пропаже наёмника гремел уже повсюду). Возможно, тот решил потом: колдун испугался. И Зорге, возможно, и правда боялся. Не будущего только – прошлого; и оставшихся там трёх своих смертей.

  В Ладросе он провел ещё год. Другую одежду теперь носил, много вещей узнал и скопил достаточно денег. Выучился читать и писать по-настоящему хорошо; говорил же так, что люди уже не догадывались, откуда он родом. Его, однако, начало грызть ночами какое-то беспокойство – а в последнее время даже и в солнечный полдень.

  Причин Зорге не понимал. В Ладросе было довольно работы и золота. Раньше он мог лишь мечтать о подобном. Чего и зачем ещё хотеть?

  И всё же, этому убеждению вопреки, стал (и уже не мог перестать) размышлять об империи Шруд. Той самой, что лежала за морем и присылала – изредка только – своих немёртвых торговцев. Думать: не стоит ли отыскать способ пробраться на один из их кораблей? Ведь там, в империи, можно начать жизнь заново снова. И в новой жизни, если повезёт, отточить мастерство.

  Это было бы, впрочем, опасно: Шруд держала тайны своих чародеев цепкой мертвецкой хваткой. На том берегу никто не любил чужаков. Будь он Ралло Цейном, он бы, конечно, не медлил. Но он ведь не Ралло Цейн?

  Нет, всё это того не стоит, сказал себе Зорге. И размышления отступили.

  Вместо них пришли, впрочем, сны. Точнее, один-единственный сон. Снилась Зорге конница, вся в чёрных одеждах. Она надвигалась издалека, но не стеной. Каждый всадник – отдельно, каждый – на вороной лошади. Подобных нарядов он прежде не видел: настолько странно, неместно смотрелись они. Подумал даже – а нет ли похожих в империи? Но люди, на тот берег вхожие, не подтвердили его подозрений.

  Он слышал про сны вроде такого. Знал, что некоторых потом находят мёртвыми – утром после той ночи, когда навязчивый кошмар, наконец, настигает сновидца. Иногда ему даже казалось, что он видит на птичье-чёрных одеждах всадников черепа. И всё же Зорге не мог назвать конницу своим кошмаром.

  А потому считал, что это не сбудется.

  Больше всего из снов, однако, запоминалась не внешность всадников, а ощущение, что оставалось от них: туманное и будто бы шёлковое; совсем как печаль от белого Ладросского вина. А ещё было в них что-то вроде предчувствия – опасности, но также и новизны. И после пробуждения он вновь и вновь думал: не стоит ли изыскать способ сесть на корабль до империи Шруд?

  ...Думает Зорге и ещё об одном, но по-настоящему – только в вечера вроде такого. Когда он остаётся дома, хотя в его распоряжении целый город. В такие вечера Зорге смотрит на молчащее зеркало отравленной некогда, блуждающей где-то теперь, в чужом перекованном теле, богини. На зеркало Ершаллат, которое никак не удаётся разговорить.

  Смотрит и думает – не может ли быть так, что где-то по ту сторону зеркала всё закончилось по-другому? И это Ралло Цейн пьёт вино с его головой?