Текст книги "Вольному - воля"

Автор книги: Светлана Максимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Вольному – воля

***

«Вольному – воля,

                           спасенному – рай».

Над головою –

                      неведомый край.

Все, как на свете,

                           как на Руси.

Ветер, мой ветер,

                           степью неси!

Степи, несите

                     росою меня.

Луч ненасытен

                      в зареве дня.

И по лучу я

                  ввысь поднимусь,

И заночую,

                 и огляжусь:

И после смерти

                        все зелено,

Все, как на свете,

                           кажется,

                                         но…

Кто же я?! Что я?!

                           И не пытай…

Это ли воля?!

                    Это ли рай?!

***

Душа моя не ведала оков

И поднималась вдруг до облаков,

И проникалась таинством и волей.

И полусферы всех колоколов

Срастались с колокольчиками в поле.

Там зазевалась глупая пчела,

Осталась и дневать и ночевать,

Носиться беспробудно с каплей меда.

И понимать я смутно начала –

Из этой воли скудной

                                нет исхода.

Татарник

И это значит воля?!

Душа опять травою

                            по полю!..

и нет как нет управы!

И стебель пятиглавый

Татарника

                пылает,

И праздника

                  желает

          Душа!

И воля – каждый шаг!

Все воля! –

                 даже если

Скатилась голова…

А птицы в поднебесье

Летят,

          но все на месте

Пернатая трава

Татарника

               пылает,

И странника

                   качает

       Земля…

И мне в моих полях

И спится,

              и не спится,

И снится,

              и не снится…

И корни вглубь землицы

Летят,

          как будто птицы.

А птицы ввысь –

                         корнями…

И все полно огнями!

И звездный небосвод

Татарником цветет!

Ночное путешествие

Под холщовым крылом –

Голос мой да еще

Скрип сосновых оглоблей.

Как телега, наш челн…

Как целую тебя горячо!

Как смотрю исподлобья…

Под холщовым крылом

Как люблю я тебя!

А по небу, скрипя,

Едет наша телега.

Свесив ноги, сижу.

Может быть, согрешу –

Жди до третьего снега.

А лишь выпадет снег,

От макушки до пят

Я – и пленница, я – и воля…

То не треплется мех –

То лучи шелестят,

Как на юной сосне хвоя.

И одна я сосна

Да на весь Млечный путь.

И одна я в пути чащоба.

Не пройти, не свернуть…

Хоть скажи что-нибудь,

Чтобы навстречу рвануться, чтобы

Заметался в капкане

На млечной тропе

Клок соснового меха…

Это в зареве канет,

Не станет тебе

Ни привета, ни эха…

***

Со щитом душа иль на щите -

Для неё погибельно едино.

А душа привыкла к нищете,

Как привыкла глиною быть глина,

Что хотя любою стать могла,

Но всегда землёй, землёй по сути,

А не обожжённой добела

Стенкой в разрисованном сосуде.

Так влечет на гибель и на крах,

Чтоб сосуд распался тонкостенный

На ручей и глинистый овраг,

И на все подробности Вселенной.

***

Птица птицей…

                       а воля волей…

пахнет облако прелой хвоей,

и змеино пружинит мхами

приболотной земли дыханье.

Вроде путь мой да не по краю –

А тропу-то я прогибаю,

А ветлу-то я пригибаю,

Шаг баюкаю: баю-баю.

Шаг баюкаю, как ребенка.

Под стопою все тонко-тонко,

Под стопою все дышит кто-то:

То ли кладбище, то ль болото.

Матрешки

Когда бы небеса почаще разверзались!..

Когда бы жизнь моя – один мгновенный шок!..

Но что за тишина…

                            И дремлет на вокзале

Старуха, навалясь щекою на мешок.

Как в детство, в небеса впадая понемножку

И обретая вид затертой хохломы…

И вот уже в нее, как в старшую матрешку,

Вошли и купола, и древние холмы.

Под теплою щекой – матрех нижегородских

Полнехонек мешок на ярмарку зари.

Мне кажется, что я,

                              из крохотных и кротких

матрешек тех – одна, последняя внутри,

что свет на мне свои владения смыкает,

на плечи мне взвалив огромную вину.

Но что за чудеса!..

                             Вот век меня ломает –

А изнутри еще находит не одну!

Владимирка

Над Владимиркой ночь…

                                     Воскресая,

Неприкаянная, былая,

Все по тракту бреду я босая.

Крепостная…

                    О, как долго спала я!

Проспала и державу, и волю,

И последнего конвоира.

Вот стою на дороге и вою:

«Милый, сирый…»

Кандалами, как волей объятый,

Ты веками проходишь Муром,

Ненаглядный мой барин проклятый,

Что ж тебе не спалось этим утром?!

Этим хмурым и вечно декабрьским…

Или так возлюбил народ свой?

Как тебе говорю я: «Царствуй».

Так я сыну скажу: «Юродствуй».

Вот он первенец твой, наследник.

И отрада любви холопской.

И поныне, как в ночь намедни,

Я за тряской бреду повозкой.

По ухабам и мокрой глине…

Уж она не видна далече.

Бог же в помощь твоей княгине!

Мой же путь за тобою вечен.

Так веками бреду одна я,

На Владимирке сына рожая,

И в твои кандалы пеленая,

И веками тебе чужая.

***

Кукует даль – расходятся круги.

А дна все нет – и значит, нет опоры.

Кукушка все летит из-под руки.

Который год летит она, который?

Конь вороной все ходит поперек,

Крылатый конь все гнезда завивает,

А белый на распутье трех дорог

Уходит в землю – гривою мотает.

Из-под копыта брызжет молочай,

Ползут корнями вольные поводья…

На что ни обопрусь я невзначай –

Кукушка вылетает из-под локтя.

***

В запустенье воздушные замки, в разрухе…

Лес осенний от вольной зари поредел.

Тихо руки сплетя, облака и старухи,

Как младенца,

                      купают звезду в череде.

Это вечной купели недвижные плесы,

Где созвездья с глазами открытыми спят.

Над бескрайней водой материнские косы

Расплетает ребенок в ночной листопад.

То вселенная вся над купелью склонилась.

Тянет руки дитя из холодной воды –

То сыновняя вольность,

                                   и шалость,

                                                   и милость

Отраженной звезды…

Пустыри

И пустырь под моим подоконником

Скоро, скоро уйдет в небосвод…

Скоро облако белого донника

Надо мною в ночи проплывет.

Затомится тугими сосцами

Молочайная матерь-трава.

Обойденная в поле косцами,

О дитяти начнет горевать.

И проснусь я до утренней зорьки,

Выйду из дому я до зари –

Молоком безнадежным и горьким

Брызжут прямо в лицо пустыри.

От накопленной силы отчаясь,

И векам потерявшие счет…

Лишь надломишь росток молочая –

В Млечный Путь он до капли втечет.

И отпряну с тоскою – трава ли?!

И приникну… У самой двери

Как дитя от груди оторвали –

Пустыри, пустыри, пустыри…

Праздничный хлеб

1

Море и степь –

Вот моя гибель!

Вот где бессмертье!

Входят нагими

                      в облако

                                   дети…

Чисто и вольно

                       на

                          белом свете

и широко

для дураков

и облаков…

Почвой соленой,

соленой водой

все опаленной,

все молодой

живу

        и веками

на праздник сзываю.

Белый свой хлеб,

как белый свет,

двумя руками

ломаю

на семь ломтей радуги!

Сколько локтей!

Да не толкайтесь –

Радуйтесь

                лучше!

На что, казалось,

мал мой лучик –

а всем досталось…

2

С детства богата была

                                 я волей…

Степь вся бела, бела

                                от соли,

соли и пуха,

                   да не гагачьего –

местного, райского,

да от подшерстков

седых одуванчиков.

Все перебеливать,

                            переиначивать –

земли и воды,

                     слова и устои…

А небо…

              А небо всегда золотое! –

и пред началом

                        и пред концом!

Кланяясь небу –

к земле припадаю лицом.

Кланяясь небу –

пробую землю на вкус.

Лакомый кус!

Ох, и накрыли застолье!

Белый свой хлеб

                          все делю я на доли –

Берите,

            родимый

                          и

                             чужанин…

А белый мой хлеб

вовеки един!

3

…А до рожденья –

                           в рассветном хоре…

белый мой свет

                       на угоре,

                                     на взморье

радугой прятал меня под полу.

Пенился луч

                   на девятом валу.

Я родилась…

                    Гости званые сели

и в молоко накрошили коржи…

Тяжкий мой труд,

                           и беда,

                                       и веселье –

все называется праздником –

Жить…

Жить вопреки…

                       и во славу…

                                          и вечно…

Скрытой до срока

                           в луче подвенечном –

Вот мое празднество!

Вечный мой труд!

Кликните аистов –

век начинается тут!

Море и степь –

праздничный хлеб…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Песни и предания

Предание о сестре

Шла и дышала ближнему

каждому на ладонь…

Родненький, говоришь ему,

выведи на огонь!

Маются думой зябкою

там человек и зверь.

Что-то стряслось с хозяйкою –

в поле гуляет дверь,

в хате мешок катается

в угол да из угла…

А говорят красавица

ласковою была.

Гладила зверя дурочка,

а человек – ее…

Змейкой свернулась улочка,

тропка легла змеей.

И переплясом во поле

встретились слух с молвой.

И обменялись воплями,

будто бы брат с сестрой.

Плакали да пророчили

славу ей на ушко.

А над глухим урочищем

эхо росло: «Уж коль

все мы чужими стали, коль

каяться нету сил…

…Помнишь, была я маленькой –

ты мне волчат носил…»

Песня прощальная

Любимая, моего любимого,

Храни тебя, добрый люд.

Гордись, величайся ивою,

Когда обо мне поют,

О вербе, что не касается

Листами бегущих вод.

Храни тебя Бог, красавица.

Как песня моя идет

Тебе ни о чем не знающей,

Не ведающей обид.

Привет ты моих товарищей

В семействе своих ракит.

Они, ни о чем не ведая,

Подмены не разберут,

Хоть я прозываюсь вербою,

А ивой тебя зовут.

Не грустную, не прощальную

Тебе запоют они,

А гордую величальную.

А ты уж его храни.

Да не от несчастья мнимого,

От случая одного.

Любимая моего любимого,

Храни от меня его.

***

Меня покрыли белой шалью,

Она влачится возле пят

По голубому урожаю.

А свой праздник воскрешаю.

И зреют кнопочки опят

На чудотворном том баяне,

Где черноземными мехами

На три села растянут луг.

И в полнолунном воздыханьи

Растет девичий полукруг.

Я отвожу рукою правой

Цветок багряный на кайме

И выступаю белой павой,

Такой же белой, златоглавой,

Как та церквушка на холме.

Незагорелые колени

Волной захлестывает лен.

Во мне и пенье, и моленье,

И колокольный перестон.

Меня покрыли белой шалью –

Она спадает вверх и вниз,

Она за высью и за далью,

И бахромою дождь повис,

И Млечный Путь каймой качнулся –

И поддалася на искус я,

И шаль стянула на груди.

Под сердцем узел шевельнулся –

И сын под сердцем стал расти.

Колыбельная

памяти брата

У кладбища и у болота,

Где с лета сошла позолота.

И выцвели очи над сыном…

Ах, лето в окладе старинном…

Застонет осина сухая,

Замолвит о сыне другая

И ловит кукушку на слове,

А лето уже в изголовье.

По гиблым глухим овражкам

Спи крепко, моя пропажа,

Под тиной своей зеленой.

На согнутой, на поклонной,

В тиши отгнивали сучья

(А сумка в степи пастушья

Распахнута, непотребна,

А рядышком с ней сурепка…),

В тиши отгнивали корни

(А мятою лишь из горниц

Повеет в разгар поветрий…)

В тиши отгнивали ветви.

Баюкалась там колода:

Усни ты, моя забота,

Усни, как трава сурепка.

Ей солоно крепко-крепко,

Ей солоно, ей и сладко,

И ладно левее клада –

Зарытого в глину лета.

Усни же моя и эта,

И та… на провольном ложе

Никто не шуршит, не гложет

Ни душу и ни осину,

Лишь по ветру веет холстину

Глухим колокольным пухом.

Душе моей глухо-глухо…

***

Так нарывает древний шов –

Земля здоровая, больная…

Сорочка белая льняная

Легла распутьем за межой.

И за межу заполз рукав,

И встрепенулся милым волком,

И пропитался гиблым шелком

Болотных цветиков и трав.

И все узором по хребту

И заплелось и зазмеилось.

И сразу сдался зверь на милость,

Да так и вырвалось: «Приду!..»

Приду да только насмешу –

Уж так дика и белобрыса.

Одной рукой – волчицей рыскать,

Другой бы – зайцем за межу.

Одной рукой бы – полем цвесть,

Другой – засасывать трясиной,

Да все постанывать осиной…

Ну, да пора бы знать и честь.

Девичьи игрища вольны,

Да сны не вечны колдовские.

На миг прикинулся льняным –

И вот уже ломлю виски я.

И вот уж грудь мою теснит,

Бурьяном тропы зарастают,

А в небе милый ищет стаю,

А я до сей поры не с ним!

Как вскину руки я к нему,

К земной любви своей и сути –

Рубахой белой распутье

Я через голову сниму.

Песнь о листопаде

Мне счастливо и вольно поется в лесу.

Высоко я над кронами голос несу.

Опадающих листьев то шелест, то хруст…

Едет князь-листопад, раскудрявист и рус.

Едет князь-листопад на буланом луче

И меня словно птицу везет на плече

От чужих берегов до родимых снегов,

А за ним поспешает дружина его.

Едут дед и отец, едет суженый мой,

На плече всяк по птице везет золотой.

Соколиный мой глаз, голубиный мой нрав,

Не укрыться ли мне средь некошеных трав,

Не укрыться ли мне возле мшистого пня?

Три родимые птицы летят на меня.

По незримой стреле есть у каждой в боку,

Тянет каждая лишь к своему ездоку.

Но все выше и выше смертельный наш бой.

Вот уже протрубили с земли нам отбой,

Но лечу высоко над чащобами я,

А за мной поспешает дружина моя –

Три заветные птицы летят горячо,

Их уже не прельщает владельца плечо.

Мы летим высоко, мы ведем облака,

Но опять показалося три ездока.

Хоть от боя того не остыли еще,

Вновь охота пошла за родное плечо.

За желанный престол будет сечь горяча.

Будет царствовать тот, кто не примет плеча.

Позолоченных перьев то шелест, то хруст…

Едет князь-листопад, раскудрявист и рус.

Едет князь-листопад на буланом плече

И меня, словно птицу везет на плече.

Конечная станция

Долго нищенку будили,

Долго вспомнить не могла,

Что когда-то породили,

Что жива была, да мгла

Вдаль куда-то увлекла.

Перешла сухую ниву,

Повидала отчий дом

И в саду родимом сливу

Ухватила с ветки ртом.

Со скамьи сползла потом.

Пригибала, оползая,

Даль, как ветку спелых слив.

Над душою нависая,

За плечо трясли, трясли…

Как далеко увезли….

БЕЛЫЙ КОНЬ
(поэма)

1

Белый конь у белой церкви.

Отпускает свет поводья,

Словно волосы и ветви

Из-под камня, из-под локтя

На исходе половодья.

Три луча в оконной раме

В ноги кланяются маме.

Мама – барыня сегодня,

Мама – с Белым Светом сводня.

В лебединой белой роще

Белый конь горит в уздечке.

Матушка белье полощет

В лебединой белой речке,

Белорукой, белоногой,

Нареченною Солохой.

Берег речки белобрысой

Весь веснушками обрызган,

И обрывы меловые.

И дитя на белой вые

Спит, прильнув прозрачным телом...

Ах, на жеребенке белом!..

2

Как бывала я рекою,

Мама легкою рукою

Одевала, наряжала,

На волну венки пускала.

Как была я вербой русой

В полдень над иссохшим руслом,

Мама ветви заплетала,

Ленты алые вязала.

А как стала я собою,

Света ясного вдовою -

И направо, и налево

Все в руках моих горело.

И налево, и направо

Все одежды я стирала.

Знала я в последнем взмахе

И в последнем поцелуе -

Эти черные рубахи,

Эти ночи отбелю я!

3

Отбелю и отбедую,

В церковь белую войду я.

Двери кованы железом,

А виски и брови златом.

Не была я темным лесом,

А была я светлым садом.

Пахнет яблоневым детством,

Старым деревом и тленом,

А земли коснусь коленом -

Стану снова я невестой.

Вознесутся в небо своды -

Высока челом невеста.

Вознесутся в небо воды -

Вся небесного замеса.

И натешет крепких балок

Из ребра восьмого плотник,

А какой-нибудь колодник

Кисть возьмет и будет жалок

Суд, а сад прекрасен в пойме.

Это даже мертвый помнит -

Вкус воды и диких яблок.

4

Как люблю я жить на свете,

На коне пресветлом ездить

Вдоль реки и вдоль оврага.

Как не ведаю я страха,

Ни напасти, ни боязни.

Как люблю я этот праздник!

Вот стою под небосводом,

Припадаю к белым водам.

Белы воды землю точат -

Из-под ног уходит тотчас

Твердь земная. Вдоль обрыва

Белый конь идет и грива

До копыт его свисает.

Белый конь хозяйку знает.

Друга милого балуя,

На коня к себе возьму я.

И сама ладонь подставлю

Под ступню. По разнотравью

Поплывем под небосводом.

Вот он конь мой белый, вот он!

5

И наверно не умру я.

Не сумею, не посмею.

На коне пылает сбруя,

Как созвездье Водолея.

Льется с неба из кувшина

Белый свет на белы плечи.

Белой выей полдень хлещет,

Лебединой, лошадиной...

А в купели триединой

Две главы – две рукояти -

Конь и лебедь.

Между ними – лик дитяти,

Детский лепет.

И дитя, и песнь у горла

Властью-волею исконной.

Так живу себе не гордо

То счастливой, то спокойной.

На плечо мне клонит морду

Белый конь мой.

6

Из ковша да из ковчега

Только свет – и все пожитки.

Светоносная прореха

На последней черной свитке.

Говорила, отбелю, мол –

И до дыр протерла воду.

Кто б заплату не удумал –

Не сыскать в прорехе броду.

Где к неведомому брегу

Мчит волна вселенной целой.

Я опять вхожу в прореху –

Выхожу из пены белой.

7

Каждой Ладе по дитяти,

Да единой благодати

В синем чане

До скончанья

Слез и глины.

От калины до малины

Все-то твари исчислимы.

Да пошли в народе толки,

Что коня задрали волки,

Извели волков лисицы.

Только рыбы, только птицы

Неповинны и блаженны...

Белый конь мой оглашенный!..

Серый волк в коня вцепился,

Крови радужной напился.

Волку челюсти свело -

И опять белым-бело.

И летят неразделимы

Вековые побратимы

К сердцу сердцем, к холке холкой

Белый конь и Серый волк мой.

8

Как же вам я не угодна?!

Я глазам своим не верю.

Я стою за каждой дверью,

Словно ясная погода.

Я такой большой и теплой

Возросла среди народа.

Босиком по битым стеклам

Пляшет ясная погода.

Чтоб яснело – пуще-пуще

Век от века, год от года.

Чтобы каждый день грядущий -

Только ясная погода.

Между облаком и твердью

Белый конь мой бьет копытом.

Я стою за каждой дверью,

словно праздник ваш забытый.

9

Скоро сказывалась сказка...

И душой и белой плотью

Подо мною конь смеркался,

И тянула я поводья -

Два луча в ладонях меркли.

Между небом и землею

Я плыла вдоль белой церкви,

Черный лебедь надо мною.

И была до небосвода

Платьем белым я приметна.

После смерти – я свободна,

А до смерти – я бессмертна.

Коротко об авторе

Максимова Светлана Борисовна – поэт – Лауреат литературной Премии им. Сергея Есенина. Родилась 8 февраля 1958 года в Харькове, среднюю школу закончила в городе Макеевка Донецкой области, В 1987 году закончила Литературный институт им. Горького.

В настоящее время автор пяти поэтических книг – «Вольному – воля» 1988, Москва, «Современник», «Неведомые травы» 1988, Москва, «Молодая Гвардия», «Рожденные Сфинксами» 1994, «Голубичные сны» (лауреатский сборник премии им. Сергея Есенина) !996, «Тайное настоящее» 2002, «Царица Радости» 2008, Москва, «Центральный издательский Дом».

Регулярно печатает новые стихи и прозу в журналах – «Октябрь», «Дружба народов», «Грани», «Здесь и теперь», «Кольцо А», «Московский Вестник», «Волшебная Гора», «Хайкумена», «Хрещатик» и др.

Член Союза Писателей Москвы с 1994 года.

###