Текст книги "Сокол"
Автор книги: Светлана Ляндина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Стемнело. Небо прикрылось прозрачными серыми облаками.
Свернув с шумного проспекта на соседнюю улочку, мы сбавили шаг. Тут тоже много людей, в основном гуляет молодежь. Из дверей кафе, расположенного в подвале дома, потянуло чем-то вкусным. Запах кофе и клубники. Вдалеке звучат грубые нотки надрывающегося аккордеона.
– Тебе нужна другая обувь, – через плечо сказал Алик.
И тут же направился к палатке с сувенирами. Нашел на витрине белые кеды с яркими шнурками, спросил какой размер и вынул из кармана деньги.
– Дайте пакет, – попросил он продавца.
Девушка с красными щеками вынула из-под полы пакет.
Алик протянул мне тапочки.
– Надевай, а свои туфли складывай сюда.
– Нет, – стала сопротивляться я. – Ни за что.
– Мы так далеко не уйдем.
Пришлось надеть. Теперь я выгляжу, как кукла из детского магазина. Розовая короткая юбочка, прозрачная блузка, а на ногах белые кеды с разноцветными шнурками. Ужас! Но удобно. Ноги больше не болят, он угадал с размером.
– Очень шумно, – догнав Алика, сказала я.
Он не взглянул на меня, лишь махнул рукой и пошел в сторону большой арки. Мы очутились в темном тоннеле. Толстые кирпичные стены старых домов, деревянные двери с резными узорами, под ногами скользкая брусчатка. Зябко, неуютно.
Мы вышли на соседнюю улицу.
– Это школа, – сказал Алик, указав пальцем на старое здание.
– Красивая. – Я оценила профессиональным взглядом. – Постройка семнадцатого века. Эта немецкая школа?
– Да. Я учился здесь до второго класса, а потом решил, что хочу изучать английский язык.
– Изучил?
– Я знаю три языка: немецкий, английский, французский. Немецкий – только разговорный, а на английском говорю спокойно, как на русском.
– А французский где учил?
– Во Франции. Каждое лето мы с бабушкой отдыхаем на Лазурном берегу. Там и выучил, пока общался с местными ребятами.
– Красивый язык. Я хотела его выучить, но так и не получилось. Папа заставлял меня зубрить английский.
Сказочный город, прекрасный мужчина. Ночь, а на улице светло. Мы стоим плечом к плечу у школы, в которой он учился еще ребенком. Разговариваем ни о чем, наслаждаемся редкими минутами спокойствия. Не об этом ли мечтают женщины? Не о таких ли моментах?
Я забыла о правилах приличия, вбитых родителями в мою наивную голову. Протянула руку и чуть коснулась мизинцем его руки. Алик вздрогнул.
– Пойдем к Неве?
Спрятал руку в карман брюк.
Я пошла за ним вдоль узкой улочки. По пути к реке он выкурил две сигареты. Это не нервы, а привычка, постоянно грызть кончик фильтра и наблюдать за серым дымом, растворяющимся в сумерках.
Интересно, а как он выглядит в джинсах и футболке? Наверное, совсем мальчишкой? А если растрепать челку? Заставить хоть раз улыбнуться?
– Ты замужем? – спросил он равнодушным тоном.
Только в России спрашивают двадцатипятилетнюю девушку о замужестве. В Европе никому в голову не придет, что после окончания университета, люди должны сразу бежать под венец.
– Нет, – ответила я, зябко укутавшись в шелковую блузку. Стало холодать. – Я еще только утроилась на работу.
– А кем ты работаешь?
– Я – архитектор. Работаю в вашей компании. Разве ты меня не помнишь?
– Ты работаешь у нас? – Он остановился. – Я тебя видел? Когда?
– Я сижу в одном кабинете с твоим другом, с Данилой. На прошлой неделе ты заходил за ним.
– Прям с Данилой? – переспросил он удивленно.
– Ты прошел мимо меня и даже не поздоровался. А потом мы виделись на улице. Ты курил, а я гуляла с подругой.
Мы снова двинулись вдоль набережной. Он впереди, я у него за спиной. Странная манера общаться, не видя своего собеседника.
– Может быть, – тихо проговорил он. – У меня плохое зрение, поэтому я тебя не заметил. В офисе так много людей.
Самое распространенное оправдание – сослаться на зрение. Ничего не вижу, ничего не слышу.
– Ты носишь очки?
– Когда езжу на машине или читаю книги.
– У меня тоже в детстве были очки. Розовые. Но потом зрение само восстановилось.
– Возрастное?
– Наверное.
– Или ты говоришь про восприятие мира?
– Нет! Они были в розовой оправе. А восприятие только сейчас стало розовым.
– Почему ты так думаешь? Люди после двадцати лет обычно снимают розовые очки, особенно, когда сталкиваются с трудностями.
– У меня нет проблем. Все складывается слишком хорошо. Я всегда мечтала вернуть в Россию, заняться любимым делом, купить квартирку в старой части города, гулять ночью вдоль самой красивой реки. Что еще нужно? Все сбылось, все случилось. И теперь можно надеть розовые очки.
Он взглянул на меня.
– Везет тебе. У меня очки спали еще в юном возрасте.
– И когда это случилось?
Я про себя усмехнулась. В юном возрасте? А какой у него сейчас возраст?
И потом, что за трудности могут быть у парня в его положении? Богатый, избалованный бабушкой и дедом. Все преподносят на золотом блюде.
– Когда мне было десять лет, врачи сказали, что у меня больное сердце. Жить осталось не долго, если не сделать операцию. С того момента все и началось.
– Я слышала про твою операцию. А что случилось? Это врожденное?
– Я был болен с самого детства, только мои родители этого не замечали. Или не хотели, замечать. Делали вид, что все хорошо.
– Зачем они это делали?
– Не знаю, – тихо ответил он и прибавил шаг. Так, что я еле его догнала.
Спина в белой рубашке напряжена. Я вижу прямые плечи, длинные ноги, удаляющиеся от меня слишком быстро.
У него красивые бедра и… Брюки слишком соблазнительно обтягивают его стройную фигуру.
– Как тебя зовут? – резко остановился он.
Неожиданно.
– Мария.
– Маша или Мария?
– Как угодно. Я русская.
– Тогда Маша.
– А как мне тебя называть?
– Можешь, Алик. Если хочешь, то Александр. Только это слишком длинное имя.
– А, Саша?
– Так зовут моего деда. Лучше зови Аликом. Так привычнее.
– Хорошо.
Мы снова пошли по ночному городу. Только теперь рядом, на расстоянии вытянутой руки. Он больше не бежит вперед.
– Давно ты у нас работаешь?
– Недавно.
– Нравится?
– Коллектив хороший, и работа не трудная. Пока меня приставили к Сергею.
– Тебе повезло. Он хороший специалист.
– Ты всех знаешь сотрудников компании?
– Нет. Их больше тысячи. Дед знает многих, а я не так давно приступил к работе.
– А чем ты занимаешься?
– В каком смысле?
– Какая у тебя должность?
– У меня нет должности. Я выполняю работу ту же самую, что и дед. Вернее, вникаю в работу. Учусь, смотрю, наблюдаю.
– Хорошая профессия, – отозвалась я с иронией. – То есть, ты – будущий президент компании?
– Думаю – да.
Уверенно сказано. Мне бы его смелость. А то всего стесняюсь, боюсь даже надеяться на успех в работе.
Как ни странно, но мы дошли до моего дома. Алик не знает, где я живу, а я ни разу не ходила по этой улице.
Я остановилась.
– Вот я и пришла?
– Куда?
Тоже остановился он.
– Это мой дом.
– Шутишь? – не поверил он. – Мы пришли к твоему дому? Ты здесь живешь?
– Вон мое окно.
Я показала на третий этаж.
Серое здание довоенной постройки погрузилось в сон. Сбоку прибились машины, выстроенный в один ряд. Опустели лавочки. Не слышны детские голоса.
Уже полночь, темно. С реки подул свежий ветерок. Зябко обхватив себя руками за плечи, я подняла голову вверх и взглянула на небо, усыпанное звездами. Легкие облака тонкой пеленой повисли над линией горизонта, там, где только что спряталось солнце, и где оно встанет уже через несколько минут.
– Они точно такие же, как в Каннах. Красиво, – прошептал Алик.
– И в Кельне.
– А еще там растут ромашки.
Какие ромашки?
Он так же как я, мечтает о чем-то. Смотрит в небо и думает о своем.
– У ромашек горький запах.
– Неправда, – обиженно проговорил он. – Они восхитительно пахнут. Мне нравится.
Пока я думала о ромашках и вспоминала их запах, Алик что-то тихо сказал. Я придвинулась ближе и услышала только последнее слово. Рай.
– Хочешь горячий кофе? – робко предложила я.
Сама стесняюсь, а в душе мечтаю, что он согласиться. Но, он не согласился.
– Спасибо. Уже поздно.
– Да. Поздно. Тогда…
Слова застряли в горле. Обидно. Впервые пригласила парня в гости, а он отказался.
– Маш, не обижайся. Мне завтра вставать с шесть часов утра.
Он заметил. Как стыдно!
– Я не обиделась.
– Это хорошо.
– Спасибо тебе за прекрасный вечер.
– И тебе.
– Увидимся на работе.
– Увидимся.
– Тогда – пока?
– Пока.
И он ушел.
Всю неделю я его не видела. Виолетта Филипповна позвонила на следующий день и спросила, куда мы пропали во время ужина. Я ответила, что гуляли, и она больше не стала приставать с расспросами.
В пятницу, когда стало понятно, что Алик мне не позвонит, я решила принять приглашение Веры. Она давно звала меня на дачу к своим родителям. Я отпиралась, как могла, долго тянула время, придумывала предлоги, но сейчас мне так захотелось вырваться из города, что я сама напросилась к ней в гости на все выходные.
С понедельника Игорь Петрович ушел в отпуск. Они вместе с женой уехали на дачу на целый месяц.
– Нас отвезет Миша, – сказала Вера, когда мы после работы шли к метро. – Все уже там: и мама с папой, и Лиза с детьми.
– Как вас много! – испугалась я. – Даже неудобно.
– Что неудобно? – хмуро спросила она. – Это тебе не шубу в трусы заправлять. Ты знаешь моего папу и Мишку.
– А твоя мама что скажет?
– Ничего не скажет. Она любит гостей.
– Ты сама меня пугала, какая она строгая.
– Да, брось ты! Мама – человек, а не зверь. Хотя…
– Что?!
Мой дрожащий голос и жалобный взгляд, развеселили ее.
– Маша, ты как ребенок. Успокойся. Мама давно хочет познакомиться с тобой. Вот увидишь, как у нас в деревне хорошо. Большой дом. Мы только в прошлом году его купили, совершенно новый. Недалеко находится речка. Тихо, воздух чистый.
– Я сто лет не была на дачах. Только в детстве.
– Ты говорила у вас дом в Кельне?
– Да.
– А какая разница? Дом или дача? Это мы называем дачей, а на самом деле у нас теплый дом, гараж, баня.
Мы сбавили темп возле магазина.
В час-пик город превратился в полосу препятствий. Обойди, подтолкни, пролезь, а где-то приходится перепрыгнуть или проползти на брюхе. Это Вера высокая, ей легче. Идет, как танк, не обращает внимания на тараканов под ногами. А я сшибаю лбом все, что попадается на пути.
Когда мы все же добрались до станции, Вера на прощанье сказала:
– Завтра в восемь утра мы за тобой заедем. Будь готова.
– Хорошо, – неуверенно ответила я.
– Что-то не так? Ты сама согласилась, а теперь прячешься в кусты? Ты честь блюди. Но не со всеми.
– Мне неудобно. У вас семья, а я…
– Выброси эти глупости из головы. Ты – моя подруга.
– Ладно.
И действительно, сама напросилась, а теперь ломаюсь.
Я не думала, что там будет так много людей. Особенно Лиза. Вера с ней дружит, а я буду лишней. И Мишу я видела один раз. Еще дети. У Веры двое, у Лизы трое. Целый детский сад! Но больше всего я боюсь Верину маму. Сама меня постоянно пугала ей, а теперь говорит, что не будет проблем.
Перед сном я еще раз позвонила Вере.
– Что любят ваши дети?
– Все любят, – сонным голосом ответила она. – Аня балдеет от сладостей, у Лизы мальчишки трескают фрукты в огромных количествах.
– А Карина?
– Карина?
– Да. Что любит твоя доченька?
– Она не капризная девочка. Если хочешь обрадовать ее, купи шарик.
– Какой шарик? Надувной или мячик?
– Обычный воздушный шарик. Она очень любит смотреть на разноцветные шары.
Я так и сделала. С утра зашла в магазин, расположенный в моем доме на первом этаже, и купила четыре плитки шоколада, набрала в пакет персиков, виноград, а у кассы взяла несколько шаров: один зеленый, два голубых и еще желтый.
Около восьми часов к моему подъезду подъехал черный минивен. Как раз такая машина и должна быть у отца большого семейства.
– Привет, – скромно поздоровался Михаил и забрал у меня сумку.
Вера махнула рукой.
– Садись впереди, а то я не одна.
Большую часть заднего сиденья занял огромный лабрадор Бади шоколадного цвета.
Не успела я поздороваться с подругой, а Михаил уже открыл мне дверцу. Как по волшебству! Быстро спрятал сумку в багажник и снова оказался рядом со мной. Трудно представить, как этот громила, весом под сто килограмм и ростом с Останкинскую башню, так легко передвигается.
Я села в машину. Забыла поблагодарить, но потом, когда Миша завел двигатель, тихо сказала:
– Спасибо.
Карий взгляд остановился на моих голых коленях. Сегодня жарко, я надела короткие шорты и маячку на тонких лямках.
– Не за что, – пробубнил он себе под нос. – Пристегнись, а то на перекрестке стоят гаишники.
Отвернулся. Я пристегнула ремень.
Странные они все. И Вера, и ее брат. Только Игорь Петрович ведет себя нормально.
За всю неделю Вера ни разу не спросила меня про свидание с Аликом. Ни слова, ни полслова. Будто и не знала про него. У Антонины Павловны расспросила все про нового жениха, а про меня словно забыла. Я намекала, но она не реагирует. Общается на любые темы, а про Алика не спрашивает.
До деревни мы ехали почти два часа. На улице жара, в салоне прохладно, играет приятная музыка. Целый час Вера разговаривала по телефону с бывшим мужем Юрой. Потом мы заехали в магазин, и она пропала еще на полчаса. Миша в это время протер лобовое стекло от пыли и сходил в ближайший ларек за водой. Я вывела Бади на прогулку в ближайший лесок.
Только к десяти часам мы подъехали к дому.
Большой, кирпичный, два этажа, просторная веранда. Участок необъятный, около двадцати соток. Высокий лес за забором. И поразила тишина, чего так не хватает в городе.
Навстречу нам вышел Игорь Петрович в шортах и без майки. Непривычно видеть его таким простым, домашним.
– Машенька, – открыв мне дверку, сказал он. – Рад, что ты приехала.
– Здравствуйте, – скромно поздоровалась я.
Не успели мы перекинуться парой слов, как Бади выскочил из машины и бросился в ноги хозяину. Из калитки вышла женщина. Копия Миша, только в два раза меньше. Такие же карие глаза и светлые кудрявые волосы.
– Наконец-то. Я думала, вы через Мурманск едете.
Голос грубый, но сама миниатюрная, воздушная.
– Мы в магазин заехали, – так же резко ответила Вера. – Ты сама просила.
Один ребенок от матери взял внешность, другой – характер. Миша мягкий и спокойный, как отец. А Вера не всегда бывает любезной с людьми.
Женщина не взглянула на дочь. Ее заинтересовали мои короткие шорты.
– Вот это да! – воскликнула она, обойдя меня со всех сторон. – Красотка! С такими ногами не стыдно быть нагой. Где же выращивают таких лебедей? Небось, за границей?
– Мама, – одернул ее Миша.
– А чего? – Заметив мой удивленный вид, она улыбнулась. – Не обижайся на меня, девочка. Я так шучу.
– Маша у нас девушка адекватная, – заступился за меня Игорь Петрович.
Я привыкла к плоским шуткам Веры. Теперь меня трудно обидеть.
Миша выгрузил из багажника мешки и сумки. Мы с Верой отошли к калитке. Из дома вышла еще одна женщина. Полная, бесцветная, в ситцевом халате, с пучком на голове. Когда она подошла ближе и заговорила, я поняла, что это не женщина, а молодая девушка. Ровесница Веры, только не ухоженная.
– Привет! – тонким голоском пропела она. – Я Лиза. А ты, наверное, Маша?
От неожиданности, у меня пропал голос. Вера рассказывала про свою подругу, но я представляла Лизу совсем другой.
– Привет, – еле выдавила я одно слово.
Обычно, при встрече с людьми, у меня находится масса вопросов. Но тут я примолкла.
За спиной послышались быстрые шаги. Дети, один меньше другого, окружили Веру со всех сторон. Два мальчика лет десяти, девочка крупного телосложения.
– Мамочка!
Это Аня. Большая. Не выглядит на восемь лет, и совсем не похожа на Веру. Волосы светлые, щеки красные и ростом почти со своего старшего двоюродного брата.
– А где Карина? – обняв дочь, спросила Вера.
Лиза пожала плечами.
– Она побежала на улицу к дедушке, – живо ответил младший мальчик, показав пальцем в сторону гаража. – Она думала, что ты там.
В сторонке, между кустом крыжовника и забором, я заметила еще одну девочку. Совсем маленькую. Эта Катюшка, младшая дочка Лизы и Миши. Теперь я поняла, почему Лиза так выглядит. Родить в тридцать один год трех детей – не просто.
Только Вера двинулась к гаражу, как ей навстречу выбежала маленькая девочка. Карина. Я даже не сразу поняла, что она ее дочь. Черные как смоль волосы, смуглая кожа, ярко-голубые глаза, на носу веснушки.
– Солнышко, – прошептала Вера, прижав дочку к груди. – Как ты, моя хорошая?
Девочка ничего не ответила, прильнула щекой к ее плечу. Ласковая. Аня только обрадовалась приезду мамы, не поцеловала, не обняла. А Карина, словно котенок мурчит от счастья.
– Какая красивая, – подала я голос. Столько новых лиц, что не знаешь, с кем первым поздороваться. Поэтому, я начала с девочки. – Привет. Как тебя зовут?
– Она еще говорит, – ответила за нее Аня.
Я удивилась. Два года, а ребенок еще не знает своего имени.
– Ты, наверное, Аня?
– Да, – гордо подняла голову девочка. Вот сейчас она мамина дочка. – А это Денис и Витька. Там Катя, прячется в кустах.
– А почему она прячется?
– Она – трусиха.
– Она не трусиха, – заступился за сестренку Дениска. – Это ты ее напугала.
– Я?! – закричала Аня. – Я только сказала, что моя мама не купит ей шоколадку, потому, что у нее аллергия!
– Нет у нее аллергии. Ты все придумала, чтобы самой съесть все конфеты.
– Дети, – попыталась вставить слово Лиза.
– Он все придумал! Мам, скажи, у Кати чешется спина от сладкого!
Вера не успела открыть рот, как вмешался Витька.
– Это у тебя прыщи на ногах. Тетя Вера, она вчера съела мое печенье.
– Я не ела! – возмутилась Аня.
– Ела! – закричали в один голос мальчики. – Мы видели!
– Хватит, кричать. Вы не на базаре.
Только строгий голос бабушки подействовал на детей. Тихо сказала, а всех ноги трясутся. Только одна Карина никак не отреагировала на наш разговор. Снова уткнулась носом в мамино плечо.
– Идите, гулять. И Бади с собой возьмите.
Мальчишек, как ветром сдуло. Из-за высоких кустов малины послышались их звонкие голоса. Туда же отправился пес, а девочки пошли в дом.
Ближе к обеду я уже знала всех членов этой большой, шумной семьи. Три поколения. А еще собака, кошка и два хомяка.
Верина мама, тетя Люба, оказалась доброй женщиной, совсем не ворчливой и не суровой, как меня пугали рассказами. Игорь Петрович – душка, хоть и строгий на вид. Лиза – веселушка. А Миша мне не понравился. Не скажу точно, что меня в нем раздражает. Вроде спокойный, любит детей, мать уважает, а все равно не нравится. Неправильный мужик. Беспокойный. Дергается по пустякам или вовсе не разговаривает. Пока мы ехали в деревню, всю дорогу молчал, таращился на мои ноги. Украдкой. Думал, я не замечаю.
– Карина совсем ничего не говорит? – спросила я Веру.
После обеда мы вышли в огород.
Дети снова убежали за малинник. Мужчины отправились в гараж, прихватив из дома бутылочку пива.
– Кое-что говорит, только не много. Знает слово «мама», «баба», остальное дается с трудом.
– Почему? Дети в этом возрасте уже хорошо разговаривают.
Вера поджала губу.
– Наверное… Врач сказал – это нормально. Придет время, и она догонит своих сверстников.
– В чем догонит? Она вроде развитая девочка. Сама кушает, играет с детьми, даже хулиганит. Я видела, как она отнимала машинку у Вити.
– Да, уж! Баловаться она любит.
– Тогда, что?
– Ничего, – промямлила она – Я просто не так выразилась.
Сразу замкнулась. Все нормальные мамочки часами говорят о своих детях. Но только не Вера.
Аня – лучик света всего семейства, а Карина остается в тени. Хотя бабушка ее безумно любит, Вера сдувается пылинки, дед носит на руках. Но все равно, я про нее ничего не знаю. Только то, что она существует на свете, и что ее папа остался где-то далеко во Франции.
Из дома вышла Лиза с тазом в руках.
Мое любопытство снова полезло наружу.
– Я представляла ее совсем другой. Ты говорила, вы ровесницы.
Не хорошо, обсуждать других женщин, но меня возмутил ее внешний вид. Короткий халат чуть прикрывает толстые ноги. Волосы давно не мытые, убраны в крысиный хвостик.
Вера взглянула на подругу.
– В деревне она расслабляется. Знаешь, как тяжело с тремя детьми?
– А зачем ей столько детей?
Мой вопрос ее развеселил.
– Машка, какая ты смешная! Разве детей бывает много?
– Я имела в виду не это. Просто…
Как объяснить? Вера тоже родила двоих детей, но выглядит совсем по-другому.
– Все мы разные, и жизнь у каждого разная.
– У нее тяжелая жизнь? – снова пристала я с вопросами. – Ты сама говорила, что Миша ее на руках носит, балует.
– Ой, не знаю. – Вздохнула Вера. – Раньше носил, а сейчас я его не узнаю. Помню, какой он был пару лет назад. Заводной мальчишка. Только и говорил о детях, о жене. Никогда не рвался на работу, а сейчас часто ездит с друзьями на рыбалку, допоздна остается в деревне. Вроде ничего страшного не происходит, но я чувствую… – Она прижала руку к груди и громко выдохнула. Будто избавилась от груза. – Тяжело рассуждать о том, чего не понимаешь.
– Тебе кажется – у него проблемы?
– Вряд ли. Лиза бы сказала.
– А если она сама не знает?
– Тогда это страшно. Значит, что-то происходит, раз она не знает о проблемах мужа.
Лиза развесила мокрые полотенца на веревку. Подул ветерок и растрепал ее светлые волосы. Заколка упала в траву.
Была красивая. Когда-то. Нежная кожа, выразительные глаза. Сразу видно, что в школьные годы она была гораздо привлекательнее своей подруги. Вера только сейчас, после развода, начала превращаться из гусеницы в бабочку. И дети ей не помеха. Лиза, наоборот, выйдя замуж и став матерью, опустилась до самого дна и совершенно забыла о том, что она молодая женщина, и что с ней рядом живет мужчина. Любимый мужчина! Который носил на руках и баловал как принцессу.
Вторую половину дня мы провели в лесу. Вера взяла с собой только меня и Карину, остальные дети остались под присмотром бабушки.
Удивительное место! Как давно я не была в деревне. Поют птицы, солнце светит ярче. Буквально вышел за калитку – и вот тебе просторы! Дубы, прикрытые темной листвой, стройные березы вдоль дороги, золотистые луга. И цветы! Кругом одни цветы: колокольчики, ромашки, клевер разных оттенков и шиповник, источающий восхитительный аромат.
Мы пошли по тропинке. Высокая трава ласкает голые ноги. Песок в сандалиях. Солнечные лучи обжигают плечи. Над головой щебечет воробьиная стайка.
Это было давно. В детстве. Те же ощущения, те же краски. Только моя бабушка жила далеко от этих мест, и там было море.
– Доченька, иди сюда.
Вера протянула руку. Уже поспела земляника. Яркая, как губки Карины. Ароматная, крупная, потому, что выросла на открытом месте, под солнцем.
Девочка тут же схватила с маминой ладони ягоду и сунула в рот.
Мы вышли на небольшую поляну.
– Пойдемте к реке? – предложила я.
– Подожди, – остановила меня Вера. – Там дальше растут мои любимые цветы.
– У вас на участке куча разных цветов. Зачем рвать в лесу?
– Мама не выращивает ромашки. Она терпеть не может их запах.
– Фу! – сморщила я нос. – Ромашки? Они горькие.
– Неправда. Лесные ромашки очень нежные, и у них особый аромат.
– Аромат? Они воняют!
– Чем? – Она взглянула на меня, хитро прищурив глаза. – Что тебе напоминает их запах?
– Что-то грязное, протухшее. Или нет! Стой! Они пахнут немытым телом, потом.
– Сексом, мужчиной.
– Мужчиной? Ты хочешь сказать, что так пахнет мужчина после секса?
– Глупая, – засмеялась она. – Так пахнет любовь.
Когда мы прошли дальше к лесу, я увидела поляну, усыпанную белыми цветами.
Алик тоже любит ромашки. Возможно, и у него они ассоциируются с любовью.
Опустившись на колени, я не стала рвать цветы, а наклонилась ниже. Нежный запах свежей травы проник в легкие. Он восхитительный, нежный, тонкий, но при этом горький. Неужели любовь такая? Я думала она сладкая.
Когда я подняла глаза, то увидела Мишу. Он пошел за нами, но отстал за поворотом. А сейчас догнал и застал меня в откровенной позе.
– Ты чего ползаешь на коленях? – пробубнил он себе под нос и тут же отвернулся в другую сторону.
– Да, так. Собираем цветы.
– Мама терпеть не может ромашки.
– Я не понесу их домой, – сказала Вера. – Не волнуйся. Лучше возьми Карину на руки, а то она устала.
И действительно, девочка уже валится с ног. Мы ушли слишком далеко от дома.
Без лишних слов, Миша подхватил племянницу на руки. Словно пушинку. Сравнить худенькую, маленькую Карину и огромного, сильного дядю. Медведь. Даже разговаривает вальяжно.
Мы пошли обратно.
Белые ночи. Девять часов, на улице светло. Буквально через пару минут девочке надоело сидеть на плечах у дяди, и она снова побежала вперед по дорожке. По пути встретились двое мальчиков, и Карина тут же забыл про сон. Вера позвонила Юре и снова пропала на полчаса. Мы с Мишей поплелись за ней, не разговариваем, но идем рядом.
И что Лиза нашла в этом увальне? Тихий, не симпатичный. Для мужчины его возраста, неплохая фигура, но остальное мне не нравится. Даже Лиза, при своей запущенности, смотрится более приветливой.
– Хочешь?
Он протянул мне конфету.
– Спасибо, – ответила я. – Лучше дай Карине.
– Она такие не любит.
А я люблю. Конфеты с медведями на обертке напоминают детство, и вкус у них остался прежний, как много лет назад, когда мы жили в Москве.
Развернув обертку, я украдкой взглянула на Мишу. Умеет говорить, а в редкие моменты даже бывает приятным.
Раз уж мы идем рядом, то пора нам немного познакомиться. Вера все равно разговаривает по телефону, Карина молчит и путается у нас под ногами. Дом находится еще за полем. И я решила немного разрядить обстановку.
– Ты работаешь в типографии?
Миша сразу ожил, как будто ждал, что я первая заговорю.
– Раньше эта была основная работа, а сейчас типография переживает не лучшие времена, и половину сотрудников уволили. Меня перевели на сокращенный день.
– Это как?
– В основном работаю дистанционно или прихожу в офис на пару часов в день.
– Тебя устраивает такой график?
– Ну да.
– А когда ты отдыхаешь?
– Отдыхаю, – грустно усмехнулся он. – У меня трое детей. Когда мне отдыхать?
– А Лиза не работает?
Вроде вопрос простой, но он напрягся. Как будто я спросила о чем-то неприличном.
– Лиза занимается детьми. Катюшка еще маленькая.
– Карина младше, но Вера работает.
– Ей помогают родители.
Он преувеличивает. Я вижу, как в доме относятся к Лизе. Как к принцессе. За весь день она ни разу не подошла к детям. Аня – девочка самостоятельная, Карина всегда возле мамы, не отходит ни на шаг. А мальчишки и Катя – полностью находятся под присмотром деда и бабушки.
– А у тебя есть дети? – спросил Миша.
– Пока нет. Я не замужем.
– А-а, – многозначительно протянул он. – И правильно.
– Что правильно? – зацепилась я за его слова.
– Не торопись с детьми. Они должны рождаться в нормальной семье.
– Я тоже так считаю. Но многие говорят, что дети любви не помеха. Что их надо рожать по молодости.
– Дело не в возрасте, а в человеке, от которого будешь рожать.
Он говорит о детях неохотно, через силу. Хотя видно, как он любит своих мальчишек, в Катюшке души не чает. А все равно в глазах грусть. Наверное, это из-за жены. С другой стороны, Вера всегда рассказывала, что в их семье царит полная идиллия, и что Лиза – единственная и неповторимая женщина на земле, осчастливившая ее брата.
В данный момент, в эту секунду Миша не выглядит счастливым. Рядом со мной идет большой, угрюмый мужик. Молодой, с мудрыми глазами и с опущенными плечами.
– У тебя была бабушка? – вдруг спросил он.
Я думаю о его несчастной жизни, а он говорит о странных вещах.
– Была, – рассеяно ответила я. – И сейчас есть. Только она живет в Одессе. Я дано ее не навещала. А почему ты про нее спросил?
– Да так, вспомнил. У меня бабушка тоже, как Вера, любила ромашки. Выращивала их в саду, а потом продавала на рынке.
Вера немного сбавила шаг и почти остановилась. Охапка белых цветов в ее руке повисла головами вниз. Она так и не удержалась, нарвала огромный букет и перевязала его резинкой для волос.
– Моя бабушка продавала редиску, – сказала я.
– Только редиску? Почему именно ее?
– Ей не нужны были деньги. Знаешь, я только сейчас задумалась – зачем она это делала? Вставала рано утром, садилась на автобус и ехала в город, потом возле вокзала продавала. Получала-то копейки. А потом шла в буфет и покупала кексы. Привозила в деревню три штуки. Ровно. Мне и моим братьям. Даже себе не покупала. Помнишь, раньше какие были кексы? С изюмом, огромный, в рот не умещался. И сладкий! Братья все пытались у меня стащить его, а я упиралась, старалась съесть все до крошки, чтобы им не досталось.
– Зачем она ездила за этими кексами? Моя бабушка всегда сама их пекла.
– И моя пекла. В этом-то и дело! Я сама не понимаю – зачем столько усилий, чтобы купить всего лишь три булочки?
– Может, она, таким образом, отдыхала от дома?
– Как? Представляешь, проехать почти пятьдесят километров в душном автобусе, а потом стоять на солнце и продавать редиску. Какой же это отдых? Она всегда могла пойти в дом и вздремнуть пару часов или почитать книгу на веранде. Никто ей не мешал.
– Вас было трое?
– Внуков – да. А еще дедушка.
– То есть пять человек в доме?
– Еще мой дядя, мамин младший брат.
– Вот видишь, – грубо проговорил он. – Какой тут отдых? Я тоже иногда сбегаю из дома. У меня товарищ живет в Новгородской области. И дело не в том, что мы очень дружим, а в том, что он далеко живет, и мне до него приходится добираться пять часов. Уезжаю сразу на два-три дня. Потом столько же времени возвращаюсь домой. Вот это – отдых! И твоя бабушка предпочитала трястись в автобусе целый час и стоять под палящим солнцем, но только бы не оставаться в доме и не нянчится с кучей детей.
– Она любила детей, – обиделась я.
– Я тоже люблю своих детей.
– Но сбегаешь?
– Иногда – да. И в этом нет ничего плохого. Все люди от чего-то сбегают. Даже в сказке коза оставила своих козлят и пошла за молоком, лишь бы не нянчиться с ними.
– Я не сбегаю.
– Ой, ли! А почему ты уехала от родителей в другую страну? Что в Англии нет работы?
– Я жила в Кельне.
– Пусть так. В Германии не нужны архитекторы?
– Нужны.
– Тогда, почему ты здесь?
– Какое тебе дело?
– Нет, подожди. Ты сама нарвалась на откровенность.
– Не хочу об этом говорить.
– Почему?
– Это глупо.
– Вовсе, нет. Это обычный вопрос.
– Я не сбегала из дома.
– Поехала за парнем?
– Нет! Хотела свободы! – гордо ответила я, но Мишу мой пыл только раззадорил.
– Значит, тебя не устраивала опека родителей? А говоришь, что не сбегала.
– Это другое.
Я начала сердиться. Миша только улыбнулся. Впервые за весь день.
– Все мы хотим свободы.
– А тебе, зачем свобода?
– Как зачем? Я не говорю о той свободе… это другое. То есть, я не изменяю жене. Мне нужны дети, так же, как и твоей бабушке. Но в то же время, я живой человек и тоже нуждаюсь в отдыхе.
Он снова говорит спокойно, а я завелась еще больше. Никогда раньше не позволяла себе грубости, но тут почему-то прорвало. Он вызывает у меня странные чувства. Так и хочется стукнуть кулаком в огромную грудь.
