Текст книги "Метро 2033. Дворец для рабов"

Автор книги: Светлана Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 4

Пожалуй, ничто не способно так скоро свести человека с ума, как ничегонеделание. Недостаток информации – вот злейший враг, какой только может быть. Еще боль, но Тима, как он и предполагал, никто и не подумал вразумлять подобными методами. Первые часы, а то и дни он отсыпался. Стоящая в карцере темнота лишь способствовала этому, а вот когда организм насытился, а затем и перенасытился сном, началось самое неприятное.

Поначалу, занимая себя, Тим пробовал вспоминать обо всем, что слышал, учил и знал. Он декламировал стихи; пел – вначале про себя, затем во всеуслышание; пытался сочинять истории и играть в шахматы с самим собой. Раньше или чуть позже умственные нагрузки давали результат, и Тим забывался зыбкой дремой.

Отсутствие сновидений – верный признак усталости. Эту нехитрую истину Тим знал и раньше, но теперь в полной мере ощутил на собственной шкуре, поскольку теперь его мучили сны. В зыбких видениях он блуждал в кромешной мгле и никак не мог найти выход. Тоннели сменяли один другой, дышали, нашептывали что-то, обещая то вывести к богатству и счастью, чем бы оно ни было, то погубить. Они пели. Их мелодии захлестывали с головой, заставляли чаще биться или замирать сердце, смеяться или огорчаться. Иногда к Тиму присоединялся невидимый собеседник. Он всегда готов был поддержать разговор или затеять спор, но вот о чем именно – запомнить не выходило. А однажды Тим едва не попался твари с алыми светящимися глазами, с зубами, как у крокодила, и голым крысиным хвостом.

По коридору кто-то прошел, и парень немедленно открыл глаза. Вокруг властвовала мгла – мягкая, бархатная, и казалось, кто-то насвистывал очередную мелодию тоннеля.

«Странно», – подумал Тим. Он прекрасно помнил, где находится, но все чувства говорили, что он больше не в карцере. Откуда-то со спины налетал теплый воздух, в котором без труда можно было почувствовать запах горелой резины – не слишком сильно, не до нестерпимой вони. И некто еще находился здесь. Казалось, достаточно протянуть руку – и сможешь дотронуться.

«Большинство видит мир таким, каков он есть, некоторые – таким, каким он может быть, но только творцы способны перекинуть мост через гигантскую пропасть между первым и вторым, – услышал Тим. Ему почудилось, будто ухо обдало чьим-то горячим дыханием. Вроде бы эти слова произнес кто-то до него: то ли писатель, то ли исторический деятель, но парень не мог вспомнить имени. – Мы, всемогущие демиурги, не ведаем, что творим, и как у нас получается это, смотрим во тьму, но видим в ней свет и отражения сбывшихся и несбывшихся реальностей, воссоздаем города по памяти, живем на границе между мирами и с радостью встречаем странников, пересекающих ее».

А потом в конце первородной, странной, великой тьмы, ничем не родственной той, которая появляется в помещении, достаточно лишь погасить свет, засияла яркая светло-синяя искорка. Тим потянулся к ней, но в этот момент щелкнул замок, и все исчезло.

– Все, сиделец, выходи, – послышался словно через несколько слоев обернутого вокруг головы полотенца голос конвоира.

Тим тяжело, со стоном вздохнул и потер глаза, когда в комнатенке вспыхнул злой электрический свет. Наверняка тусклый, однако сейчас он показался ослепляющим.

– Намаялся, поди, – посочувствовал дядя Ваня.

– Выспался, – пробормотал Тим. Он с усилием тер глаза и делал тем лишь хуже.

– Ты чего?

– В мире ослепленных тьмой может солнцем показаться пламя от свечи…[1]1
  Кипелов В. Пророк (текст – Маргарита Пушкина).


[Закрыть] – прошептал Тим строчку из песни, кажется, пришедшей к нему в одном из снов, а может, услышанной когда-то.

Затем снова шли переходами, иногда путь их преграждали железные двери и решетки. В воздухе на этот раз распространялись не ароматы еды, а кислая свежесть. Видимо, проходили мимо женских купален. Селянки давно приноровились тереться какими-то травками, очищавшими кожу не хуже некогда популярных косметических средств. Мир, хоть и изменился, обиделся на человечество и стал вести себя в разы враждебнее, все же не оставлял попыток помочь хотя бы в малом. То, от чего не пищал счетчик Гейгера, с вероятностью в семьдесят процентов удавалось использовать если не в пищу, то как-нибудь еще. Правда, экспериментировать приходилось немало – сначала на собаках, затем на себе.

В комнатушке, в которую привели Тима, на лавке у стены сидели Максим и Данька, оба сосредоточенные, с бледными, опухшими лицами.

– Вы чего такие одутловатые? – спросил Тим, когда конвоир удалился, оставив их наедине. Может, и подслушивал, но дела до этого не было никакого.

– А ты, думаешь, выглядишь лучше? – огрызнулся Максим.

– Пересып, – пояснил Данька.

– Значит, вас тоже держали в карцере? – хмуро проговорил Тим.

– Нас-то? Нет, в обычной камере, – пробурчал Максим.

– Хотя бы пройтись немного могли, – перебил его Данька, – и свет какой-никакой имелся.

– В города играли, – фыркнул Максим уже другим, более приветливым тоном. – Сам-то как?

– Нормально, – ответил Тим. Плакаться друзьям – последнее дело, а вот извиниться следовало: – Простите, что втравил вас во все это.

– Прекрати, – отмахнулся Данька. – Интересно, зачем нас сюда привели?

– Расстреливать будут, – предположил Максим, но старая шутка не повеселила не только его, но и остальных. Скорее, прозвучала зловеще.

– Ребят… – начал Тим, – вы повинились бы, а? Ведь это я вас подговорил. Можете даже сказать, что вынужденно послушались приказа старшего группы, а вот теперь осознали все и даже больше. Я честно не обижусь.

– А вот я очень даже, – огрызнулся Максим и тихо выругался. – Ты сейчас нас проверяешь таким образом или хочешь по пути Женьки толкнуть?

– Я вовсе не…

– Неужели думаешь, будто мы пошли с тобой просто так, из желания приключений или по глупости? – удивился Данька. – Каждый из нас все решил и точно не свернет, даже если ты сам уже передумал идти в Москву.

– Не передумал.

– Вот и нечего тогда молоть ерунду, – буркнул Максим, – иначе решу, будто ты нас совсем за друзей не считаешь.

Эти его слова заставили Тима проглотить любые упоминания о том, сколь опасным будет путь. Возможно, даже в один конец.

– Ладно, – сказал он. – Решили – так решили. Значит, идем.

– Идем.

Наверное, конвоир все же подслушивал, поскольку появился он именно тогда, когда отзвучали слова, а вместе с ним вошел и Колодезов: обвел всех троих усталым взглядом. От Тима не укрылись полопавшиеся красные сосуды на белках и набухшие мешки под глазами. А затем дядька сказал:

– Значит, уверены?

– Как есть, – ответил за всех Максим, хотя к нему обращались в последнюю очередь.

– Я не отступлю, – повторил Тим ту же фразу, что и в кабинете несколько дней назад.

– Тогда пойдем, – сказал Колодезов и указал на другую дверь.

В комнате, отличавшейся от кабинета Колодезова белеными стенами, отсутствием стола и стеллажей, а также портьерой, загораживающей фальшивое окно, которому неоткуда было тут взяться, прямо на полу, скрестив ноги, сидел Витас. Глаза мутант закрыл и, казалось, безмятежно спал в такой неудобной позе. На хлопок двери и не подумал отреагировать, и в то же время Тима не покидало странное чувство, словно за ним внимательно наблюдают. В комнатушке такого не было, несмотря на подслушивающего за дверью конвоира.

«Вдохнуть-выдохнуть, – приказал парень самому себе. – Нервы, не иначе, расшатаны продолжительным сидением в карцере».

Однако сколько бы он себя ни уговаривал, успокоиться не выходило. Как дикий зверь, изрядно поживший на свете, знающий и капканы, и облавы, ощущает залегшего в засаде охотника, так и Тим чувствовал опасность, исходящую от мутанта. И главное, ведь не понять, почему. Витас никогда не проявлял агрессии. К тому же вряд ли находящийся рядом Колодезов позволил бы ему напасть. А даже если бы и позволил, физически Тим был гораздо лучше развит. Патрулирование наземной границы бывшего армейского поселка, в котором находился бункер, противостояние волкодлакам, постоянные физические упражнения прекрасно закалили его. Куда с ним тягаться задохлику, практически не покидавшему своей комнаты, да еще и предпочитавшему сидеть на месте?

– Почему я здесь? – спросил Тим у Колодезова.

Открылась и закрылась дверь, пропуская двух солдат в скрывающих лица масках и армейских комбинезонах. Один из них держал спортивную сумку, в которую легко поместился бы разобранный автомат.

– Так… – протянул Тим, готовясь к чему-нибудь нехорошему.

Вжикнула молния. Парень приготовился уйти в сторону, а затем, прикрывшись Колодезовым – раз тот пошел на убийство племянника, то можно с ним не церемониться, – прыгнуть на одного из солдат. Странно, что он не слышал выстрелов: вряд ли ребят оставили в живых. Значит, использовали глушители. Однако и в этом случае должен был раздаться шум…

Солдат указал на раскрытую сумку. В ней оказался костюм радиационной защиты.

– Черт… – выдохнул Тим сквозь зубы.

– В Москве уровень радиации гораздо выше, нежели у нас здесь. В этом отношении нам сильно повезло, а в столице мало что смертельную дозу подхватить можно, еще и не ясно, какие твари и сколько, – сделав вид, словно ничего не заметил, сообщил Колодезов.

– То есть я свободен и могу идти? – спросил Тим.

– Не веришь?

– Не особенно.

– Одевайся, – велел Колодезов, и парень не заставил упрашивать себя дважды.

Он не верил, будто дядька решил напоследок потрепать ему нервы. Что-то затевалось, и наверняка не слишком приятное.

– Оделся? Молодец, – похвалил Колодезов.

– И зачем в таком случае эти архаровцы? – кивая на солдат, поинтересовался Тим. – И ведь физиономии прикрыли. Меня испугались, что ли?

– Сейчас узнаешь, – пообещал глава и кивнул мутанту.

Витас по-прежнему сидел с закрытыми глазами и, соответственно, видеть движения не мог, однако как-то его почувствовал, перетек из сидячего состояния в положение стоя (по крайней мере, показалось именно так) и подошел. Веки у него оставались закрытыми, и почему-то Тима именно это пугало до дрожи.

– Видишь ли, – со вздохом признался Колодезов, – все это время я думал.

– Так это твоему долгодумию я обязан столь длительным содержанием в карцере? – пошутил Тим. – Признаться, я в нем чуть не свихнулся.

Он пытался говорить спокойно, но нервозность проскользнула в голосе. Все нутро скрутило от предчувствия чего-то очень нехорошего, а из-за столь близкого присутствия Витаса, казалось, зашевелились волосы на затылке.

– Облегчает воздействие, – бесцветным голосом произнес мутант.

– Вот как? – переспросил парень. – Воздействие? На меня?..

Витас предпочел промолчать.

– Видишь ли, я не мог держать тебя в карцере вечно и не мог позволить сбежать, – сказал Колодезов.

– Но ты решил меня отпустить, ведь так? – с нажимом проронил Тим.

– Так… – выдержав поистине театральную паузу, кивнул Колодезов. – Но…

– Но? – переспросил Тим. – Не тяни ты кота за яйца! Говори!

– Я не могу позволить тебе раскрыть бандитам местонахождение поселка, – ответил Колодезов и щелкнул пальцами. В тот же миг руки Тима оказались в крепких захватах неслышно подступивших к нему солдат. Ох, какую же ошибку он совершил, отвлекшись на разговор с Колодезовым и слежку за Витасом. Не тех он счел наиболее опасными, точно не тех!

– Тс-с, – просипел мутант. – Больно не будет, ты просто забудешь.

– Забуду дорогу домой? На фиг я тогда иду в Москву? Как я приведу помощь?.. – вопросов было слишком много, но отвечать на них никто не спешил. – Да ты… – Тим больше не мог сдерживаться. Страх за себя и обида на Колодезова, по собственной воле отдавшего родственника на эксперименты мутанту, взяли верх, и он выпалил все то, о чем раздумывал давно, но говорить не собирался: – Ты просто потерять власть боишься, дядь Вась. Потому и в тайне требовал держать, что в Москве есть выжившие. Заперся в бункере, стал местным царьком и трясешься, как бы народ не разбежался или кто-нибудь на твое место не позарился!

– Доверься, – попросил мутант и наконец распахнул глаза – огромные, полные мглы и тьмы, в которую Тим и упал…

* * *

…Тишина давила на уши и плечи, а темнота не желала отпускать, кто-то рядом стонал, а чуть дальше тихо напевал.

Тук-тук, тук-тук – то ли сердце в груди, то ли пульс в шее, то ли трость слепого по камню. Тим еще успел подумать, откуда бы здесь взяться слепцу, и едва не подскочил на месте, услышав: «Не познавший тьмы не увидит и света».

Он настолько удивился, что распахнул глаза и спросил:

– Чего? Я не расслышал.

– Не познавший тьмы не увидит и света, – с готовностью повторил Данька. – Присказка такая есть… – И тотчас скривился. – Ух… Как же голова трещит.

– Вот зараза, голова чугунная, – провыл Максим, сидящий где-то рядом.

«Макс ли? – спросил самого себя Тим. – Да нет, он – точно».

Они находились в темной длинной кишке тоннеля – неясно где. Света хватало едва-едва, чтобы различать силуэты друг друга и жирные тела кабелей, тянущихся вдоль стен. На полу лежали железнодорожные пути.

– Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый… – пробормотал детскую считалочку Данька. – Тимка, ты как?

– Нормально, – пробормотал тот.

– А у тебя всегда нормально, – разозлился Максим. – Даже когда лежишь и не пытаешься очухаться.

– Эй… – позвал Тим. – Ты чего?

– Дороги назад у нас нет теперь, вот чего, – буркнул Максим. – Приключения начались, поздравляю.

Тим покопался в памяти. Он точно помнил, кем являлся, как его зовут, где жил и чем занимался до недавнего времени, о рации, которую нашел в подвале, и об опасной авантюре – отправиться в Москву на поиски выживших. Но! – и это довольно сильно пугало, – ничего о местонахождении поселка.

– Нету, – согласился он. – В том-то и дело.

– Значит, и ты не помнишь? – устало проговорил Максим. – Вот же вляпались. Пока ты здесь в обмороке валялся, мы с Данькой многое обсудить успели.

– И чего решили? – поинтересовался Тим с подозрением.

– Не садись на измену, командир, – успокоил Максим. – Идти, куда и намеревались, – вот чего решили.

– К тому же дядька твой, Тимур, – Данька почесал в затылке и поморщился, – кто угодно, но не дурак. Да и Витас не незнамо кто: скольким людям он мозги на место вправил – и не упомнить.

– К чему ты клонишь, Дань? – спросил Тим, размышляя о том, могли ли его последние слова, сказанные Колодезову сгоряча, окончательно решить их судьбу.

– Думаю, Витас вживил нам в мозг защитный механизм, – сказал тот, – и правильно сделал, как по мне, поскольку мало ли на кого наткнемся. Но зато, как только отыщем помощь или соберемся обратно, сразу все и вспомним.

– Оптимист, – проворчал Максим.

– Где мы хотя бы? – Тим огляделся, но вокруг простирался лишь тоннель. Еще имелась грязь под ногами, к счастью, сухая.

– Секретная ветка, – с готовностью пояснил Данька. – Такие опоясывают все Подмосковье. Вроде как одна даже к Уралу тянется.

– Откуда информация?

– Так архаровцы, которые тебя тащили, больно разговорчивыми оказались.

– Архаровцы… – Тим покачал головой. – Хм… смешно. А вы, значит, сами шли?

– Мы вообще не сообразили, что происходит, а потому и Витасу не сопротивлялись, – вздохнул Данька. – Вот и прошла, так сказать, операция заглушки части памяти безболезненно. Только когда тебя увидели – бледного и без признаков жизни, то испугались. Витас говорил: ты уж больно ретиво ему противостоял. Мне показалось, он даже зауважал тебя и точно не ожидал ничего подобного. Только он все равно ведь сильнее.

– А у тебя перемкнуло в мозгах, – добавил Максим и поинтересовался: – Ты как себя чувствуешь? Только честно, не отбрехивайся своим обычным «в норме».

Тим прислушался к себе и повел плечом.

– Голова кружится, но не так, чтобы лечь и помереть. Идти вполне сумею. Затылок еще ломит, а так норм… да хорошо все, честное слово!

В этот момент со стороны тоннеля раздался едва слышный шелест, тихий посвист и очень красивая мелодия.

– Это еще что за напасть? – прошипел Максим, хватаясь за автомат.

Лицо обдуло теплым воздухом. Легкий ветерок, принесший с собой запах резины и нежданной свежести, растрепал волосы на макушке, прошелся смеющимся шелестом по шее.

– Песня тоннеля, – произнес Тим, поднимаясь. – Пойдемте. Пока здесь безопасно, но задерживаться не стоит.

Удивительно, но его тотчас послушались и не стали расспрашивать, только Максим одарил подозрительно-задумчивым взглядом.

* * *

Под землей невероятно трудно следить за временем. Оно то замирает, то несется ошпаренной кипятком крысой. Вот и Тим больше не задумывался над тем, сколько они прошагали. Тоннель тянулся вперед, иногда поворачивая. Скоро пришлось вооружиться фонарями. Их свет выхватывал ничем не примечательные стены и по-прежнему тянущиеся канаты проводов всего в трех-пяти шагах впереди.

– Такое ощущение, словно идем в изначальном хаосе, – через некоторое время заметил Данька, и Тим не мог не согласиться с подобной аналогией. Действительно, начало казаться, будто нет ни времени, ни пространства, а существует лишь небольшой круг реальности, созданный их же воображением. Щелкни выключателем – и все, нет ничего вокруг и тебя самого.

– А в хаосе обитали разные чудовища, – вторя его мыслям, сказал Максим, и Тим поморщился.

– Отставить, – приказал он. Голос неожиданно прозвучал слишком глухо, абсолютно не так, как должен был в длинном тоннеле.

«А что, если ощущения не лгут и мы действительно в комнате, похожей на карцер, – пришла в голову несвоевременная и пугающая мысль, а перед глазами встала каменная коробка с тянущимися вдоль стен проводами и бегущая лента дорожки на полу, по которой вроде и идешь, а остаешься на месте. – Нет, бред. Сбой восприятия».

Лямка спортивной сумки оттягивала плечо, но жаловаться на это было совестно. В дорогу их снарядили не просто хорошо, а замечательно: костюмы радиационной защиты, которые они надели сразу; добротные и, кажется, совершенно новые, не ношеные, только-только со склада, армейские ботинки с высокими голенищами на шнуровке; противогазы, дожидающиеся своего часа в сумках, и дополнительные фильтры. Еще были шлемы с зеркальными забралами, надеваемые поверх противогазов, предохраняющие слишком чувствительные глаза людей, привыкших большую часть времени проводить в сумраке, от губительного солнечного излучения. Сменная одежда – камуфляж армейского образца цвета хаки. И, конечно же, оружие. Помня его предпочтения, в сумку Тиму положили не его добрый, проверенный временем, но старый «макаров», а пистолет Ярыгина модификации «Викинг» – уж неясно, где дядька его откопал, но модель Тиму откровенно нравилась. С пластиковой рамкой и регулируемым прицелом, магазин на семнадцать патронов, красивый вороненый корпус, прекрасно ложащийся в руку, – что еще нужно для счастья? Минус лишь в весе, и при стрельбе на холодную мог дать осечку, но это Тим решил в голову не брать. Ну и патрон, конечно: девять миллиметров – это не стандартные семь шестьдесят две. Но с другой стороны, не такая уж это и серьезная проблема. Кроме него, имелся «калаш», а к нему три рожка. За голенищем прятались ножны из авизента, а в них – «Маэстро»: с серрейторной заточкой сверху, стальной гардой, препятствующей соскальзыванию руки на лезвие, широким черным клинком длиной шестнадцать сантиметров с острием кинжального типа, легко втыкающимся в любую поверхность, кроме каменной.

– Командир… слышал? – Максим неопределенно повел рукой в воздухе и тряхнул головой. Бычья шея над воротником-стойкой дернулась вправо-влево, будто судорога по ней прошла или за голову Максима дернул кто-то невидимый.

«Вот дотянулся из темноты и дернул», – подумал Тим и едва не рассмеялся от глупости данной мысли. Ему внезапно стало очень весело и легко, хотя впору было испугаться: слишком быстро состояние тревоги сменилось эйфорией.

– А по этому тоннелю, наверное, никто до нас и не ходил, – явно громче, чем следовало, сказал Данька. Тим многое отдал бы сейчас, чтобы увидеть его лицо, но окликать и просить обернуться не стал.

Данька шел первым, за ним, отстав на корпус и сместившись чуть левее – Максим, Тим – на таком же расстоянии от него, но справа.

«А ведь в случае чего меня и схватят», – подумал он и вздрогнул, уж слишком внезапно прозвучали слова Максима:

– Ты там поглядывай, командир, мало ли что.

«Мало ли, – мысленно согласился с ним Тим. – Вот сейчас ты, дружище, обернешься, а вместо глаз – бельма или, того хуже, оборванные нервы, а смотришь ты внутрь себя как будто. А то и вовсе глаз нет – сплошная тьма, как у Витаса, а по щекам кровь течет, словно слезы… кровавые слезы, ха-ха».

И он ведь понимал, что представляет себе отвратительные вещи, скорее подходящие для страшилок, так любимых подростками, из возраста которых давно вышел, или скучающими патрульными, – но никак не мог избавиться от душащего его смеха.

«Витас… – попытался парень сосредоточиться на единственном реальном воспоминании и отогнать подступающую истерику. – При чем он здесь? Вряд ли пришелся к слову… вернее, к мысли. Эти глюки чего-нибудь да означают, надо лишь расшифровать их верно. Например, глаза-бельма можно трактовать как зашоренность сознания, зацикленность на своих проблемах, а внешность Максима объяснить тем, что проблемы эти он тщательно скрывает. Нет… бред. При чем здесь все-таки Витас? Он, конечно, показал себя далеко не с лучшей стороны, оказал воздействие… стоп! Если он отправил нас сюда, то вполне способен следить…»

Однако додумать он уже не успел. Кто-то внезапно постучал по плечу, и Тим обернулся машинально, совершенно забыв, что шел последним и сзади никого нет. В тот же миг его ослепил яркий электрический свет, а до слуха долетел резкий и пронзительный гудок. Тим закричал, видя, как несется на него метропоезд. В том, что это именно он, а не какое-то чудище, сомневаться не приходилось. В тоннеле зажглись давно умершие огни-светляки, их свет плясал на жестяном корпусе, покрытом голубой краской. И спрятаться было абсолютно негде!

Парень еще успел увидеть испуганно-удивленное лицо машиниста – обтянутого кожей скелета с белками выпученных глаз и точками зрачков, радужки почему-то не было. Из открытого рта вырывался отборный мат, хитро закрученный, многоэтажный и даже красиво сложенный, но ни восхититься, ни ужаснуться Тим не успел. На него наплыл поезд, а потом и вагоны. Ноги по-прежнему стояли на рельсах, Тим чувствовал их твердость, а выше пояса находился внутри состава. Справа и слева сидели такие же мумии, как и машинист: мужчины и женщины в яркой красивой одежде. Почему-то их временами откровенно отталкивающий вид нисколько не пугал.

«Ну не повезло людям, – подумал Тим, – с каждым могло случиться. К тому же души их уже далеко, а здесь катаются взад-вперед по давно заброшенным тоннелям лишь воспоминания, мгновенный ужас тех, кто не собирался умирать в одно мгновение». Откуда он знал это? Парень вряд ли мог бы ответить: словно нашептал кто-то на ухо знакомым, слышанным во сне голосом, а он и поверил – сразу и безоговорочно.

На одноместном сиденье в углу примостилась, закинув ногу на ногу, зомби в фиолетовом платье с золотой брошью на левом плече в виде яблоневой ветви. Она читала глянцевый журнал с эффектной брюнеткой на обложке. Та стояла во фривольной позе, опершись на балюстраду моста, и любовалась широкой рекой, загнанной в каменные берега, и шпилями строгого здания на той стороне. Остатки волос зомби были светлыми и при жизни наверняка очень красивыми. Будто ощутив направленный на нее взгляд, она опустила журнал и в упор взглянула на Тима ясно-синими глазами, лишенный губ рот скривился в подобии улыбки. Хотя представить подобное было мудрено: кости черепа деформировались.

– Прости, что помешал, – выдавил из себя Тим.

Зомби повела хрупким плечиком и продолжила чтение. Будто бы притормозивший во время перекрестья взглядов вагон рванул вперед с удвоенной скоростью.

Зомби справа и слева занимались своими делами, не обращая на вторгнувшегося в их мир живого человека никакого внимания. Тим чудом разминулся с парой прыгающих в проходе между креслами детей-скелетиков, его швырнуло в следующий вагон. Там шамкал что-то беззубым ртом одетый в черный брючный костюм и лакированные туфли на высоком каблуке скелет, который иначе как дамой именовать не удавалось. До слуха не доносилось ни слова, мимики, само собой, понять не вышло бы при всем желании, но Тим не сомневался, что дама возмущается: чем-то произошедшим только-только или жизненными неурядицами вообще, включая погоду наверху.

В последнем вагоне на пустом сиденье развалился высокий худой мужчина с черными волосами до плеч. Живой человек! Или все-таки не совсем живой? В темно-серой кепке, болотного цвета водолазке и черных брюках, из-под которых сверкали начищенные до блеска острые носы ботинок. Ничто в мужчине не выдавало отношения к военной профессии, но Тим не сомневался, что никогда не одержал бы верх, сойдись они врукопашную, да и с автоматом у него шансов скорее всего не будет. Жесткое волевое лицо, резкие и вместе с тем правильные черты, глубокие темные глаза, смотрящие на него очень внимательно. Мужчина был живым и одновременно – нет, он словно принадлежал обоим мирам сразу: бессмертный, вечный и мертвый. Практически бесцветные губы растянулись в кривой ухмылке, слегка дрогнула, как бы в жесте удивления, которого наверняка не было, левая бровь. Затем мужчина приподнял руку и отсалютовал Тиму двумя пальцами, поднеся их к кепке. Рукав водолазки задрался, обнажив запястье и искусно выполненную татуировку змея, кусающего собственный хвост. С расстояния в полтора шага удавалось четко рассмотреть каждую чешуйку, загнутый клык, глаз, блестящий какой-то странной иронией…

В следующее мгновение кончился поезд и все вокруг. Тим очутился в абсолютном мраке – живом, теплом, дышащем, обтекающем его со всех сторон. Ни пола, ни рельсов не существовало больше, и лишь одна мысль тревожным набатом билась в затухающем сознании: «Хочу жить!»