Текст книги "Встречай слезами радости, готовь столик покера"
Автор книги: Светлана Донская
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Светлана Донская
Встречай слезами радости, готовь столик покера
© Донская С.Г., 2021
О графоманах
Поскольку Графомания – естественное состояние всех представителей отряда приматов, то вот несколько наблюдений: Первым признаком графомании является творческий зуд (не путать с бытовым: чесотка, крапивница и т. д.). Для благоприятного течения болезни необходимы несколько условий: желателен паскудный вид из окна. Годятся: глухая кирпичная стена, мусорные контейнеры, стоящий под окном серебристый РОЛЛС РОЙС.
Хорошо подходит скверная погода, например, снег с дождем в мае. Отлично годится ссора с домашними (без рукоприкладства).
Поехали!
Вопрос: что делать с рукописями? Очень просто! Продвинутый графоман (самый неприятный субъект) набирает тексты в WORDe и размещает на рабочем столе ноутбука в папке с надписью «Нетленка». Простодушный графоман (самая обаятельная разновидность) пишет тексты шариковой ручкой на замызганных листах бумаги (в углу детские каракули, внизу тещины подсчеты месячной убыли) и засовывает их в бутылку. Хорошо подходит стеклотара от портвейна 33-го и 777 (три семёрочки), затыкает бутылки клочком газеты и отправляет в плавание. При этом не обязателен океан, годится и лужа на пустыре. Ведь рукописи, как известно, не только не горят, но и не тонут!
День деверя
У нас в России праздников очень много – каждый день праздник! Есть праздники профессиональные – День банщика, День грузчика, День мозольного оператора, День дворника, День жестянщика, есть День судьи, День потерпевшего, День подозреваемого, День заемщика. Есть День саксофониста и День парикмахера. А есть праздники семейные – День матери, День отчима, День племянника и День троюродной сестры. 365 дней в году, и каждый день-какой-нибудь праздник! А раз в 4 года 29-го февраля, как раз в Касьянов день празднуют День деверя. Долго приходится ждать. Хотя деверь – очень значимый родственник! Есть упоминание в летописях о том, что княгиню Ольгу надоумил принять христианство именно деверь. Недруги пугали ее дальней дорогой, казенным домом, разбойниками, но она ничего не убоялась, все преодолела и приняла-таки христианство, воодушевляемая преданным деверем! А в случае с Ярославной (той, что плакала на Путивле), как раз наоборот! Деверь ее, Изяслав, изрядная – таки скотина и мракобес, пытался склонить ее к супружеской неверности. Дескать, муж твой, князь Игорь, небось, каждый день смотрит половецкие пляски и поет арии, а ты здесь «соломенная вдова», должна ездить на Путивль плакать! Но не удалось злодею заставить верную жену и героиню эпоса оступиться!
В художественной литературе деверь тоже персонаж не из последних! В «Театральном романе» Михаила Булгакова деверь из Тетюшей, отказавшись переночевать у главного героя Максудова (ему, впрочем, никто и не предлагал), заночевал у литератора Ликоспастова, благодаря чему последний написал бестселлер «Тетюшанская гомоза», многократно переиздававшийся! Так роль деверя и в родственной, и в иной иерархии весьма значительна!
И, как сказал Козьма Прутков: «Если есть у тебя деверь[1]1
Деверь – брат мужа.
[Закрыть], возлюби его, и дай отдохнуть и фонтану! А на нет – и суда нет!»
На бульваре
Бульвар замечательный. Одним концом выходит на Проспект Мира, а другим – в Сокольники, в лесную часть парка. Липы, посаженные полвека назад, выросли и доставляют и тень, и удовольствие. И под сенью деревьев прогуливаются граждане с животными. Или животные с гражданами. Больше, конечно, собак, но гуляют с котами, и не только. Две дамы «прет-а-порте», выгуливают хорьков. Молодой человек гуляет с енотом. Одна дама, приятная во многих отношениях и похожая на Нобелевского лауреата Марию Кюри-Склодовскую, прогуливает странное существо с хоботком и заросшими шерстью ушами. Впрочем, оказалось, что это ее муж. Мальчишка в шортах водит на поводке двух крыс: Анфису и Ермолая. У Анфисы розовый ошейник, а у Ермолая – голубой. Оба ошейника в стразах от Сваровски… Собачья молодежь претворяет в жизнь достижения сексуальной революции шестидесятых, ведет себя так, как будто находится не на московском бульваре, а в Булонском лесу. И при этом все ужасно политизированы. Йоркширский терьер по кличке «Доцент» обозвал лабрадора Филю «бандеровцем». И их хозяева тут же сцепились. Хорек нагадил мужу Склодовской-Кюри на ботинок. Крысы не поладили со старым оскопленным котом. Кот ушел, отругиваясь на лагерной фене. Время, когда рыжих котов называли Чубайсами, миновало. Теперь котов называют Трампами и Обамками. Есть кот Либераст и есть Нацик. На скамейках сидят пенсионные граждане без животных и сетуют на распущенность молодежи. А еще только начало лета! На газонах бульвара высевают только проверенные, породистые травы, а вырастают буйные лопухи, подорожник, конский щавель, спорыш и сныть! Впору начинать охотиться на куропаток! Но вот начинается мелкий дождик, первыми снимаются пенсионеры, уходят прет-а-порте с хорьками, уводят господина с мохнатыми ушами. Бандеровец Филя и Доцент, как лучшие друзья, дерутся из-за палки. К вечеру обещают хорошую погоду. «А при генералиссимусе за плохую погоду расстреливали», – бормочут старики.
Глория Мунди
ОН мечтал о славе. Если не всемирной, то хоть о всенародной. Столько вариантов прославиться – выбирай любой! Можно стать Нобелевским лауреатом, можно получить литературную премию: Триумф, Букер, Национальный бестселлер, на худой конец, есть Антибукер (за худший текст). А сколько премий дают режиссерам и актерам кино: Оскар, Золотой Орел, Золотой Лев, Большая Пальмовая Ветвь, – куда им столько! Математикам дают премии, спортсменам, музыкантам – пианистам, скрипачам. Да что там, певцам, и то дают премии! Есть еще звание «Учитель года», правда, ОН не учитель! Есть еще награды за героические подвиги. Насчет подвига ОН все-таки сомневался (это на крайний случай и чтоб не посмертно – упаси бог)! Вот есть медаль за спасение на пожаре, или за спасение утопающих. Хотя спасать утопающих в море (тут ОН вспомнил фильм Титаник) – это не для него, впрочем, тащить тонущего из реки (за волосы, что ли?) тоже не подарок. Хорошо бы спасти кого-нибудь, кто тонет в фонтане! Залез человек в фонтан охладиться, поскользнулся, упал, стал тонуть. Тут ОН случайно оказался рядом, прыгнул, спас! Сразу во всех новостях! Интервью, сэлфи, комментарии! Рисковал костюмом, кроссовками, банковской карточкой, смартфоном! Готовясь к будущей известности ОН стал за собой следить: одеваться в тон (рубашка – галстук, брюки – носки, головной убор – чтобы никаких спортивных шапочек, – кепи, шляпа) Но известность все не наступала: сниматься в кино не предлагали. играть на скрипке ОН не научился, открытия в математике и медицине от НЕГО шарахались, да и в фонтане никто не тонул. Наконец судьба ЕМУ улыбнулась, вернее, ухмыльнулась. Дошло до НЕГО, что в одной компании, вернее, застолье, (и это слышали многие) ЕГО назвали Секс-символом Бирюлева! Назвали две девицы репутации неоднозначной, да и назвали в пику другому претенденту. Впрочем, и это не вполне достоверно!
Счастливая Нина Ивановна
Всю жизнь до пенсии проработала Нина Ивановна в хлебопекарной промышленности. И после пенсии продолжала. Там же. Нельзя сказать, что не было у Нины Ивановны в жизни приятных моментов. Были, конечно. В молодости она получила профсоюзную путевку в Ялту. И там, на танцах, ее пригласил молоденький лейтенант. И певица пела под фонограмму «Купите фиалки…» И дарили Нине Ивановне уже в зрелости на работе гвоздики и зефир в шоколаде, и как-то она с начальником смены пила «на брудершафт…» Но вот, будучи в репродуктивном возрасте, Нина Ивановна никого не родила. Не случилось. Ни солдата для защиты священных рубежей Дамаска и Пальмиры, ни даже замену себе в хлебопекарной промышленности. Сейчас-то другое время… Нина Ивановна слышала, что выдающиеся деятели эстрады заранее предусмотрительно заморозили свой геном и отдали в хорошие руки. Чтобы потом использовать с толком и размножиться. Но что могла заморозить Нина Ивановна в холодильнике «Саратов»? Там и скумбрию заморозить было невозможно. А так-то, конечно, неплохо было – бы безмятежно жить на расстоянии от своих репродуктивных органов…
Но сейчас судьба подарила Нине Ивановне переживания другого масштаба. Президент страны, которого она видела только по телевизору, заинтересовался хлебопекарной промышленностью и решил посетить ее на месте. Потрясенная свалившейся на нее ответственностью, Нина Ивановна, в новеньком белоснежном халате (58 – размер, 2-ой рост) водила Его по цехам, и, удивляясь собственной смелости, рассказывала про дрожжи, разрыхлитель, муку и ароматизаторы. Президент даже попробовал продукцию, лежащую на подносе – откусил кусочек круассана. Нина Ивановна бережно собрала крошки, положила в нагрудный карман – у сердца.
Нина Ивановна не была ни истово верующей, ни атеисткой, ни даже агностиком. Жила, как все. Праздновала Новый Год, красила на пасху яйца. Покупала кулич. Праздновала и Рождество, тем более, день выходной. О Боге особенно не задумывалась. Но теперь она точно знала, как Он выглядит: некрасивый, невысокий, пожилой и лысеющий.
Померкло все – и Ялта, и лейтенант, и зефир, и брудершафт. И когда Он пожал ей руку, Нина Ивановна почувствовала себя Героем Соцтруда, Лауреатом Ленинской премии, Депутатом Верховного Совета, женой Кобзона, нет, все не то!
«Это самый счастливый день в моей жизни!» – сказала она, стараясь не расплакаться раньше времени. И эмоции ее были сравнимы разве что с десятибалльным землетрясением. По шкале Рихтера! Впрочем, про Рихтера, она, кажется, не слышала…
P.S. шкала Рихтера для измерения силы землетрясений.
Как я провел лето
(текст на конкурс телеканала «Дождь»)
Май. Ждал плохой погоды. Такая традиция. Но отцвела и черемуха, и дуб, и орешник, а плохая погода не наступала. Был разочарован. Июнь. Думал об андронном коллайдере. С тревогой. Снился бозон Хиггса, предлагал пиво. Теплое. Отказался. Похоже, у него нет регистрации. Жарко. Решил выкупать пса. Он явно подвержен пессимизму. Налил в ванну один кубометр холодной воды. Окунул животное, вынул, вытер. Сделал открытие; пессимизм сменяется оптимизмом от одного кубометра холодной воды. Надо запатентовать. Июль. Идут дожди. Опять думал об андронном коллайдере. Как он там? Решил поесть. Сделал композицию из завтрака, обеда и ужина. Пришла собака. Имея преступный умысел на получение косточки, смотрела умильно. Пришлось поделиться. Август. Снова пошел дождь. Он, похоже, и не уходил. Опять думал о коллайдере, и о противоположном поле. Как они там? Без меня? Лето кончилось. Сел думать о новом ноутбуке.
Подражание Даниилу Хармсу
Столько в нашей жизни замечательного, развесистого абсурда, но нет ни Гоголя, ни Даниила Хармса, ни Ионеско, ни Мрожека! Вся надежда на нас, графоманов!
Шел Даниил Хармс по зоне рискованного земледелия и нес фикус. Вдруг встречает главного редактора журнала «Еж». – Вот, говорит Хармс, – старушка из яранги неудачно выпала, а фикус уцелел. Ищу лунку от метеорита, чтобы его посадить. – Ну-ну, – ответил редактор и отправился на заседание редколлегии.
Очень беспокоился Хармс об андронном коллайдере. И, возвращаясь домой, обнаружил у дверей бездомного щенка. Подобрал его Хармс и назвал Бозоном Хиггса.
Прочел Даниил Хармс объявление: «ПЕРЕДАМ ГЕНОМ В ХОРОШИЕ РУКИ», Посмотрел он на свои руки: ногти обломаны пальцы в краске испачканы. И не пошел за геномом.
Друзья давно уговаривали Хармса поиграть на бирже. Наконец он решился. Пришел на биржу и стал играть. На губной гармошке.
Давно мечтал Даниил Хармс посетить Палату Мер и Весов.
Весов там было немерено: и пружинные, и аптечные, и электронные, и даже от слепой Фемиды. – А где же тут у вас Меры? – спросил Хармс у военизированной охраны. – А вот применим к тебе меры административного воздействия, тогда узнаешь, – строго указали ему. Тут экскурсия и закончилась.
Заблудился как-то Хармс в смешаном лесу. Вдруг из чащи выбегает гражданин с транспарантом «ТРОСТЕЙ! ЗОНТОВ! ЧЕМОДАНОВ! НА СТУПЕНИ! НЕ СТАВИТЬ!» Обменялись они взглядами и пошли: Хармс по грибы, а гражданин с транспарантом на санкционированное шествие.
Давно мечтал Даниил Хармс с Эженом Ионеско познакомиться. И затеял с ним переписку по электронной почте. Долго они переписывались – целую неделю. А потом опубликовали в социальных сетях и назвали: «БРЕД ВДВОЕМ»[2]2
«Бред вдвоем» – пьеса Эжена Ионеско – классика абсурда.
[Закрыть].
Раздел «Воспоминания»
Встречай слезами радости…
Принесли телеграмму вечером, и Тера с мокрой после душа головой расписалась и прочла: «Встречай слезами радости готовь столик покера тчк» Ну, сразу догадалась она, это Молчанова надо встречать. Тера выглянула в окно. Обшарпанный, старый и разве только молью не побитый Москвич-408 стоял внизу, уткнув морду в старый тополь. Мелкий дождик, маслянистый у фонаря, прилепил к крыше автомобиля тополиные листья. Теру некоторые шутники называли Тера инкогнита», хотя имя ее, Атерес, непривычное для русского уха похоже было на мужское: Мать Теры, известный в Ташкенте врач, профессор, назвала ее так в честь своей гинекологической пациентки. Странная фантазия! Но Тере это имя шло. Случалось, что заказчики, довольные ее работой, награждали Теру грамотой, начинавшейся словами: «Дорогой товарищ Атерес…» «Товарищ Атерес» была четвертой женой в матримониальном марафоне Юры, успешного юриста и женолюба. Он позиционировал себя высоконравственным джентльменом, и после очередного романа почти всегда женился. И такова была воля случая, что всякий раз новая жена была существенно моложе предыдущей. И, в благодарность за свидетельство о браке и прописку, жены производили на свет мальчиков. Всегда мальчиков. Их, единокровных братьев, было уже шестеро. Тере после развода на память досталась комната в коммуналке и сын Леня.
Но удивительным было не это, а то, что все жены, включая последнюю, «законную», дружили между собой. Их даже называли профсоюзом Юриных жен. Жены называли друг друга «девочками», хотя между старшей и последней (но не окончательной) была разница почти в двадцать лет. Юра пользовался положением хозяина гарема и нагружал поручениями ту, до которой быстрее дозванивался. Поручения всегда были капризами его матери: лекарства, какая-то особенная простокваша, новые очки, ошейник для собачки… «Девочки» норовили отлынить: – «почему я, я в прошлый раз пекла пироги, пусть Виктория (старшая, первая жена) пошевелится», но все равно кто-нибудь задание выполнял. Восток-дело тонкое.
Итак, для встречи на вокзале Молчанова автомобиль был не просто необходим, он был главным действующим лицом. Молчанов не просто возвращался из отпуска, он вез трофеи. Кроме огромного, грязного, в рыбной слизи и чешуе рюкзака прилагался вонючий мешок с выловленной рыбой в соленом рассоле – тузлуке – главная ценность. Так что автомобиль был необходим. Но при этом не стоит думать, что реликтовое транспортное средство получало почести по заслугам – наоборот, оно их не получало вовсе. Машину никогда не мыли. На грязной дверце кто-то из нашей компании нацарапал пальцем: «Теражопа». Кто-то неблагодарный, Тера возила всех. Но к надписи привыкли и Тера так и ездила. Дело в том, что в 70-е годы иномарок в Москве не водилось, их не было даже в советских фильмах про заграницу, которые обычно снимали в Талине или в Риге. А внутри Москвича-408-го среди осколков стекла и клочьев собачьей шерсти всегда валялся обтертый веник как свидетель гигиенических намерений хозяйки. Учитывая высокий статус любого автомобиля в СССР, (на дорогах встречались и Москвичи-401, 402 и Победы, и, если автомобилем пользовались меньше сорока лет, он считался совсем новым). Так вот, учитывая этот его статус, Терин автомобиль дважды становился объектом вожделений похитителей. Однажды при попытке угона он дисциплинированно не завелся, а другая история годилась для передачи о паранормальном. Посмотрев по телевизору полночную программу «Время», или, как ее называли «бенефис Леонида Ильича и немного о погоде», Тера, несмотря на поздний час, почувствовала желание немедленно прикоснуться к «своей машине». Не дожидаясь лифта, она скатилась с 8-го этажа и подбежала к Москвичу, когда он задним ходом (а иначе никак) медленно отъезжал от тополя. Опытная в конфликтах, она рванула дверцу на себя с криком: – «как тебе не стыдно!» Испытал ли злодей стыд, неизвестно. Но с Териных слов получалось, что муки Родиона Раскольникова ничто в сравнении с раскаянием потенциального похитителя. «Он покраснел», – уверяла она. Известно, правда, что единственный во дворе фонарь не горел никогда, а мужиченка пошкандыбал в дальний угол двора, припадая на левую ногу.
В нашей компании Тера была звездой. Компания у нас была с творческим уклоном, к тому же благополучной с точки зрения гендерного равновесия. Таня и Дима, поженившиеся, по их словам в 8-ом классе «после физики» так, переругиваясь, как подростки, рассчитывали дожить до старости. Игорь, будучи эстетом, годами стоял на перепутье: встретив в очередной раз кандидатку на роль жены, достойнейшую во всех отношениях, не мог решить: удочерить или жениться? Жениться или удочерить? У Руслана было столько внебрачных детей от его аспиранток, что матримониальные церемонии явно были не для него. Две «девушки» обзавелись мужьями повторно, а Тера и Лена «не разлей вода» со студенческих лет, имели скорбный статус брошенных жен и матерей одиночек. Добрый Молчанов иногда сажал Теру к себе на колени, Тера зажмуривалась, качала головой так, что позванивали ее прекрасные восточные серьги и громко шептала: «я уже лет десять не сидела на коленях у мужчины!» На что язвительная Лена каждый раз говорила, притворяясь завистливой: «счастливая, ты должна еще помнить!»
Казалось, что праздников в году очень много: государственных и около, Новый год, майские и еще дни рождения с пирогами, подарками, длинными платьями и шляпами из бумаги… А потом все как-то перестали быть молодыми. В начале девяностых уехала в Америку Лена, а следом Тера. Все еще пошучивали, что Тере не с кем стало играть в слова. В слова Тера с Леной резались ожесточенно, как матерые картежники в секу. Бралось какое-нибудь бесконечное слово вроде гидроэлектростанция, сверхпроводимость или шикарное эксгибиционизм и из него выдаивались слова, десятки слов. Раскрасневшиеся дамы кричали, жестикулировали, Тера жульничала, пыталась впарить узбекские слова (она родом из Ташкента), уверяла, что «арбакеш» или «курбаши» слова исконно русские, призывала в свидетели «Слово о полку Игореве» с его «лепо» и «бяшить». Но в Америке подруги рассорились, даже не разговаривали, живя рядом.
Мы встретились в Москве два года назад. Тера приехала на похороны единственного сына. Леня не прижился в Америке, вернулся в Москву и умер от инфаркта совсем молодым. Тера выглядела растерянной даже удивленной, осиротевшей. Она уже не носила каблуков, но тяжелые восточные серьги были на своем месте и некстати позванивали при движении. Ее прекрасные иудейские кудри были стянуты аптечной резинкой с двумя пластмассовыми красными шариками, а сэкондхэндовые камуфляжные штаны говорили об утрате эстетических идеалов. Мир рухнул.
Были все Юрины сыновья, единокровные Ленины братья. Старший обзавелся проплешиной и брюшком, младшего вели за ручку. Был и весь профсоюз Юриных жен, он пополнился «последней», ставшей теперь «предпоследней», женой, Наташей. Была и последняя, новенькая с иголочки жена, Лариса. С округлившимся животиком она, смущаясь, сказала, что они с Юрой очень ждут мальчика. УЗИ показало драгоценную загогулинку.
Огромные осенние тучи, надменные как дирижабли были почти неподвижны. Но маленькое, растрепанное и веснушчатое облачко, гонимое каким-то отдельным, персональным ветром, шустро неслось под тучами. Но дождя в тот день не было.
Амаркорд
Судак был огромный. Он лежал в волжской воде и был отлично виден на мелководье. Саша, мой муж, подбрасывал ему блесну, подергивал леской: возьми, видишь, как блестит. А судак смотрел на нас умным глазом и, наверное, думал: стреляного воробья на мякине не проведешь, знаю я вас, двуногих! И все-таки он блесну ухватил, наверное, она ему надоела. И был пойман, посажен на кукан (палочка с привязанной веревкой продевается через жабры, и рыбу как собаку на поводке ведут по воде). Судак, не веря еще, что пленен и приговорен, пытался сбежать, но тщетно. И было неловко такого большого и умного зверя тащить и потом съесть, хотелось извиниться…
Каждый август, много-много лет подряд мы с Сашей ездили на нижнюю Волгу, где палатка, байдарка, рыбалка и – счастье. Но сначала нужно было доехать на поезде до крошечной станции в степи – Чапчачи. Поезд останавливался на одну минуту, и сразу, лязгнув, отправлялся дальше, в Астрахань. Было так рано, что небо и степь менялись красками – степь была нежно-сиреневой, а небо золотым. И на нем можно было разглядеть звезды. Репродуктор на станции хрипел: Старший билетный кассир Подосиновиков! Пройдите к начальнику станции! И возле клумбы с петуниями (превосходившей размерами станционный домик) появлялся старший билетный кассир с прохладной лесной фамилией. В тренировочных штанах, тапках и кителе (интересно, что они, старший и младший кассир, делают на станции зимой, когда поезда на станции Чапчачи не останавливаются?) Потом мы шли к пыльной дороге ловить грузовик, едущий к Ахтубе, притоку Волги. Там, у дебаркадера грузили на баржу зеленые помидоры. За две недели пути до Москвы помидоры успевали покраснеть. А для тех, что покраснеть поторопились, был приспособлен в большом загоне поросенок Сема – эпикуреец и сибарит. Розовый весельчак радовался солнцу, помидорам, загону. И счастью не увидеть осенних дождей и зимней стужи.