Текст книги "Визитатор"

Автор книги: Светлана Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Францисканец закинул голову, с удовлетворением всмотрелся в затянутое тучами небо – ни луны, ни звезд, лишь темная вязкая масса.

– Сами небеса благоволят нам, – прошептал он.

Минуту спустя, егко перемахнув через забор, троица оказалась в саду аптекаря. Не успели они сделать и шага, как из темноты, захлебываясь лаем, выскочил хозяйский пес.

– Вот тебе, добрый сторож, – ласково проговорил монах, бросая псу кусок сырого мяса. – А теперь быстро за мной, – скомандовал францисканец, – вон под тем деревом мы найдем лестницу, – он указал в глубину сада, где за силуэтами облетевших деревьев проступала черная громада: стена Ломбардского коллежа.

Маленький Жан действительно оказался мастером своего дела, он в два счета и без лишнего шума открыл боковую дверь часовни. Сложности вышли с замком на сундуке, в котором хранились золотые экю. Маленький Жан бился над ним не менее получаса, но так и не сумел открыть.

– Придется сбивать, – подвел он неутешительный итог своим стараниям.

– Но так кражу обнаружат быстрее, – всполошился францисканец.

– Ничего не поделаешь, – развел руками Маленький Жан, – либо сбиваем, либо уходим ни с чем.

Он вытащил из-за голенища сапога миниатюрный рычаг и отработанным движением поддел замок, который со звоном брякнулся на пол. Внутри сундука лежали два полотняных мешочка и несколько книг в дорогих переплетах. Вместо ожидаемых 600 экю они насчитали 480, но и это казалось целым состоянием!

Ночная экспедиция в часовню Ломбардского коллежа стала первым делом такого рода в жизни бедного школяра. Впрочем, ночные кошмары, в которых он на ватных ногах убегал от преследовавших его полицейских сержантов, мучили его совсем недолго. Так прошла неделя, другая, жизнь потекла, как и прежде: лекции, таверна, девицы мамаши Гуло и снова лекции. Гроза разразилась неожиданно в самом начале весны, когда он совершенно успокоился, а проникновение на территорию Ломбардского коллежа, перешло в разряд воспоминаний.

Виной тому, что следователь из Шатле вышел на след грабителей, стала сердечная привязанность Маленького Жана к вину. Как-то раз Маленький Жан, завсегдатай таверны «Шишка», развязал язык и стал хвастаться своими дивными способностями открыть любой, даже самый хитроумный замок. Заметив оскорбительное недоверие слушателей, он в простоте своей пьяной души рассказал о часовне Ломбардского коллежа. Правда, о том, что замок на сундуке он так и не сумел открыть, Маленький Жан не упомянул – эта деталь казалась ему несущественной.

Той же ночью он спал на гнилой соломе в сырой камере Шатле, а утром, не дожидаясь пыток, Маленький Жан во всем признался и охотно сообщил имена сообщников.

Школяра люди парижского прево схватили на хлебном рынке, когда он расплачивался за купленный пирог с жареными почками, средь бела дня на глазах у всех, как обычного воришку.

Такого страха, как в последующие три дня, он никогда больше в жизни не переживал. Правда, в Шатле ытать его не стали – клириков, а все студенты университета принадлежали к этой касте избранных, мог судить лишь церковный суд. Королевский прево и следователь прекрасно об этом знали, но не упускали случая продемонстрировать, что власть короля в Париже – не пустуй звук, впрочем, без особого успеха.

Так получилось и в этот раз. Как только стало известно о заключении студента школы «Красной лошади» в королевскую тюрьму, епископ Парижа и ректор университета сочли это оскорблением, потребовали немедленного освобождения и принесения извинений. Прево противился, ректор доказывал, что ограбление часовни Ломбардского коллежа – дело, касающееся исключительно университета. Епископ Парижа со своей стороны грозил тлучением, если клирика не выпустят на свободу в тот же день, и прево ничего не оставалось как уступить напору духовной власти. Пойдя на компромисс, он приказал отпустить школяра, но без всяких извинений – слишком много чести для вора!

Оказавшись на воле, школяр, переполненный тюремными впечатлениями, решил покинуть Париж и отправился в Орлеан продолжать обучение. С тех пор прошло немало лет и немало пережил он приключений, пока не остановил свой выбор на аббатстве Святого Аполлинария.

Жизнь монаха его вполне устраивала, особенно с тех пор, как отец-настоятель, поколебавшись какое-то время, оценил его маленький план.

***

В тот момент, когда брат Жан, наконец, поднялся на колокольню, ему показалось, что он уловил какое-то движение во мраке. Пономарь вздрогнул, во рту стало сухо и горько. Необъяснимый страх медленно растекся по телу, сковывая мышцы и завязывая в тугой узел внутренности.

– Эй, тут кто-нибудь есть?! – крикнул брат Жан в темноту хриплым голосом, прежде чем ужас успел окончательно его парализовать.

В ответ – тишина, нарушаемая плеском капель: срываясь с крыш, они нестройно шлепались в огромные лужи на паперти.

Он простоял в совершенном оцепенении несколько минут, время тянулось бесконечно долго. Но как он ни вглядывался, как ни вслушивался, так и не заметил ничего подозрительного. Может, показалось? Шумно втянув ноздрями сырой предрассветный воздух, брат Жан повертел головой, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы.

Он сделал несколько осторожных шагов, отодвинул скамью, вытащил из стены камень и запустил руку в образовавшуюся пустоту. Пыхтя от натуги, он, наконец, извлек искомое – старую деревянную флягу. Жадно припав губами к горлышку, пономарь шумно пил. Несколько капель пролилось на грудь, и он их с досадой вытер – брат Жан в вопросах еды и питья был строгим экономом.

Допив и взболтнув флягу, пономарь недовольно крякнул – вина осталось совсем мало. Причем вина настоящего, а не того безмерно разбавленного водой, что подают в трапезной. Монастырское вино брат Жан называл водицей и пил с неохотой. Ему по душе было вино, от которого кровь, словно огонь, пробегает по жилам.

– Пора пополнять запасы. На днях отпрошусь у аббата в Орлеан. Пусть только этот визитатор уедет, принесла же его нелегкая.

Звук собственного голоса, ставшего естественным после нескольких глотков вина, успокоил брата Жана.

– Вот ведь померещилось! Срам, если кто узнает! – Засмеялся пономарь. – Да и кому тут быть, в это время самый сон.

Размышления вслух окончательно восстановили его душевное равновесие.

– Однако же пора звонить. Эх, братья, сейчас я прерву ваши сладкие дремы, – брат Жан, посмеиваясь, ухватился руками за веревку и громкий удар колокола разрезал сырой осенний воздух.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Матье де Нель прислушался. Неужели он проспал или в колокол действительно ударили только раз? Странно, у него всегда был чуткий сон, тем более на новом месте. А дождь, кажется, утих – вот и отлично.

Накануне по распоряжению аббата Симона в спальню викария принесли жаровню – ещё одна привилегия доступная только отцу-настоятелю и важным гостям. Камин, несмотря на свои размеры, слабо прогревал высокие комнаты, отведенные визитатору, поэтому, когда к вечеру погода окончательно испортилась, жаровня оказалась очень кстати.

За дверью слышалась возня и позвякивание медного таза – Жакоб успел побеспокоиться о горячей воде для бритья. Он протиснулся в комнату с чистым полотенцем через плечо и тазом, над которым поднимался густой пар.

Монахи брили друг друга раз в неделю, собираясь для этого в большой комнате рядом с баней, а Матье де Нель с первых дней заточения в аббатстве поставил себе за правило всегда быть чисто выбритым. Этот, пусть и незначительный, но все-таки символ мятежа, тешил его уязвленное самолюбие.

Привычку к частому бритью он приобрел еще при дворе, пользуясь услугами королевского цирюльника – вот как далеко зашла благосклонность Людовика Валуа. Монаршего расположения он лишился в одночасье, а привычку сохранил, что многих раздражало. Впрочем, сплетничали за спиной, никто открыто не решался осудить племянника Его Преосвященства за столь мирское радение о своей внешности.

– Я так и подумал, что вы уже давно встали. Боялся, не поспею, а все из-за брата Юбера, – пожаловался Жакоб.

– Хранителя бритв? – спросил Матье де Нель, усаживаясь на скамью лицом к окну.

– Его самого. Все ноги сбил из-за него, святой отец, еле нашел, а с ним знаете, что приключилось?

Жакоб затрясся от смеха, бритва в его руке дрогнула, оставив на щеке викария небольшой порез.

Матье де Нель отпрянул.

– Осторожней! Или ты решил меня зарезать?

– Ой, святой отец, простите, никак не хотел! – испуганно засуетился Жакоб. —

Это все из-за брата Юбера.

Викарий вытер полотенцем кровь.

– Не юли, Жакоб. Он-то здесь причем?

В ответ Жакоб расхохотался, да так, что у него на глазах выступили слезы. Вытирая их рукавом рясы, он снова взмахнул бритвой. Матье де Нель поспешно отклонился.

– Вы не поверите, святой отец, но брат Юбер весь вчерашний день животом маялся, а ближе к рассвету не утерпел, побежал к санитарному брату за лекарством. Мне, конечно, и в голову не пришло искать его в лазарете, – Жакоб повернул голову викария с намерением продолжить бритье.

Матье де Нель покосился на острое лезвие.

– Знаешь, Жакоб, мне кажется, будет лучше, если сегодня я останусь небритым.

– Ну, уж нет! – Жакоб спрятал бритву за спину. Привилегию брить викария он отстоял в долгих баталиях и очень ею дорожил. – Не тревожьтесь, святой отец, я буду осторожен.

Матье де Нель обреченно закрыл глаза, подставляя левую щеку самозваному брадобрею.

– Ну так вот, – весело продолжал Жакоб, – когда я, наконец, отыскал брата Юбера, он стал жаловаться на беспорядок в ларце. Он, говорит, вчера все бритвы аккуратно сложил, а кто-то без его ведома все взял да перерыл, а одна и вовсе пропала. Врет, ясное дело. Ну, да бог с ним. Хотите лучше узнать, как вас здесь величают?

– М-м-м-, – промычал в ответ викарий, оттягивая вниз верхнюю губу.

– Епископский досмотрщик, – хохотнул Жакоб. – Сам слышал, как келарь с ризничим о вас говорили. Келарь так возмущался – аж слюной брызгал. Да, нагнали вы на них страху, рыская по кухне.

– Слей-ка мне на руки, – попросил викарий. Он тщательно умылся, вытер лицо и принялся рассматривать свое отражение в зеркале. – Видишь ли, Жакоб, я, разумеется, совсем не против подношений, но видя желание сразу же подкупить меня манускриптом, не удержался и решил проявить придирчивость. Если сразу обнаружить строгость, а потом милость, последнюю будут ценить больше, – викарий отдал зеркало Жакобу и направился к двери, бросив через плечо. – Поторопись, капитул скоро начнется.

***

Ризничий открыл глаза и уставился в высокий потолок кельи долгим немигающим взглядом. Надо же, какой ужасный сон опять ему приснился!

Сон был ужасен и тяжел. В нем брат Антуан прятал под рясой бронзовый светильник и кадильницу. И за сим недостойным занятием его застал, приехавший третьего дня, викарий.

Ну почему так бывает, что хорошие, легкие и праведные сны прерываются от малейшего шороха, а в страшных снах как будто вязнешь и не можешь проснуться? Вот и колокол умолк, а это значит, что он проспал, хотя должен был подняться с первым его ударом.

– Все это очень странно, – пробормотал ризничий, пристраиваясь к веренице спускавшихся по лестнице монахов.

Нахлобучив капюшоны и ссутулившись от пробиравшего до костей влажного воздуха, монахи гуськом направлялись в зал капитулов, прижимаясь к стене крытой галереи, которая опоясывала клуатр по периметру. За ее арочной колоннадой мелькал внутренний двор, превращенный сейчас в огромную грязную лужу с торчавшими кое-где островками все еще зеленой травы. Четыре каменные дорожки, ведущие к колодцу в центре клуатра, скрылись под водой, а на поверхности беспорядочно плавали желто-багряные листья, занесенные сюда порывами ветра из монастырского сада.

Цепочка семенивших монахов уперлась в закрытые двери и остановилась. Ризничий сжал в тонкую нить бескровные губы – каждый раз одно и то же! Теперь придется ждать пока его высокопреподобие соизволит явиться или пришлет своего прихвостня, брата Армана, дабы открыть дверь на лестницу, что ведет в зал капитулов.

Неожиданно со стороны внешнего двора донесся крик, эхом разнесся по аббатству, повторился снова и внезапно захлебнулся. Цепочка, скучавших в ожидании отца-настоятеля монахов, вздрогнула, изогнулась, островерхие капюшоны завертелись в разные стороны. Ризничий недовольно обернулся.

– Что там происходит?

– Не знаю, – пожал плечами, стоявший за ним монах. – Надо бы пойти посмотреть.

– Неслыханно! – прошипел ризничий. – Именно в то время, когда в обители визитатор. Братия совершенно отбилась от рук – то смех, то дикие крики. Неслыханно!

– Вы абсолютно правы, брат Антуан, – согласился монах. – Но сейчас мы узнаем причину переполоха. Вон, бежит прекантор 1414
  Прекантор – старший певчий


[Закрыть]. Да на нем лица нет! Верно какое-то несчастье.

Цепочка монахов окончательно распалась на отдельные звенья, образовав вокруг прекантора плотное кольцо. Ризничему пришлось усердно поработать локтями, чтобы протиснутся вперед.

– Это вы кричали, брат прекантор? Поднять такой шум перед началом капитула, да еще во время визитации! Надеюсь, вы сможете оправдать свой дерзкий поступок?

Брат прекантор был белым, словно выбеленная известью стена. Он вращал выпученными глазами и силился что-то ответить ризничему, но лишь беззвучно открывал рот.

– Ни дать, ни взять – рыба, вытащенная из воды. Ну что, вы так и будете ловить ртом воздух? – брат Антуан едва сдерживал, готовый вырваться наружу, гнев.

– Что здесь происходит? – раздался сзади голос аббата Симона.

Монахи расступились, давая дорогу настоятелю. К прекантору наконец вернулась способность говорить. Он указал в сторону храма:

– Там, ваше высокопреподобие, там на паперти..,

– Ну, что же там? – требовательно спросил аббат.

– Там брат Жан, пономарь, он… мертв.

Монахи пришли в неописуемое волнение. Забыв о присутствии викария, они со всех ног бросились к порталу, ведущему в церковь, а через нее – на внешний двор. Аббату ничего не оставалось, как последовать за своей паствой.

Пономарь лежал, неестественно вывернув шею. Руки его продолжали сжимать оборванный конец веревки, а в остекленевших глазах застыло удивление, как будто он так и не понял, что же произошло.

Монахи, склонившись над покойником, качали головами и переговаривались. Викарий, стараясь держаться незаметно, внимательно прислушивался.

– акая ужасная смерть.

– а, еще вчера был жив, здоров, а сегодня…

– то бы мог подумать.

– то из-за дождя.

– ы думаете?

– Конечно. Вон смотрите, ноги у него все измазаны грязью. Поскользнулся должно быть и… все тут.

– Что за глупость пришла вам в голову, брат Бернар!

– очему же это глупость?

– А вы поднимитесь на колокольню и увидите: чтобы, поскользнувшись, оттуда упасть, нужно стоять на самом краю. Неужели вы думаете, что пономарь был настолько глуп?

– Что-то много вы говорите о глупости, брат Филипп!

Страсти стали накаляться. Аббат вышел из оцепенения и решительно вмешался:

– Братья, имейте уважение к усопшему. Его немедленно нужно унести отсюда, – он беспокойно огляделся.

– Погодите! – викарий присел у распростертого на земле тела, и зачем-то потрогал шею покойника. – Да, он, несомненно, мертв.

Некоторые монахи непочтительно хмыкнули.

– Да уж, мертвее не бывает. Это и так видно, чего ж еще щупать бедолагу.

Викарий не обратил внимания на нелестное замечание, продолжая придирчиво рассматривать веревку в руках покойника.

– Надо бы разжать ему пальцы, – сказал Матье де Нель. – Очевидно, веревка давно износилась и оборвалась в тот момент, когда пономарь сильно за нее дернул. Сырые плиты в сочетании со скользкой, из-за налипшей грязи обувью, привели к трагедии. Несчастный случай, по-моему, сомнений нет.

– Разумеется, это был несчастный случай! Что же еще! – возмутился аббат Симон.

– Следовательно, – примирительно ответил викарий, – ничто не мешает нам начать капитул.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В камине ярко полыхали дрова. Матье де Нель сидел в кресле, вытянув ноги поближе к огню и соединив кончики длинных пальцев.

После капитула он попросил ризничего затопить, погасший под утро камин, – брат Антуан, кроме всего прочего, ведал монастырским отоплением. Пользуясь удобным случаем, викарий поинтересовался, что думает ризничий о смерти пономаря. Брат Антуан посмотрел на него взглядом мороженой рыбы и очень тихо обронил:

– Очищение от закваски – вот что это.

Пока викарий пытался разгадать услышанный ребус, брат Антуан, пообещав прислать монаха с дровами, величественно удалился из его покоев. Ахинея, а именно так звучали слова ризничего, разожгла любопытство Матье де Неля.

Была ли смерть пономаря случайностью или хорошо продуманным преступлением? Утром на паперти он не стал делиться своими наблюдениями, и правильно сделал – вон как взъерепенился аббат всего лишь от одного невинного замечания. Странная, между прочим, реакция.

С другой стороны, какое ему, викарию, дело до покойного пономаря, с которым ему довелось разговаривать всего лишь раз. Благоприятного впечатления, кстати, брат Жан на него не произвел. Самодовольный болван – таково было заключение Матье де Неля. Впрочем, по его наблюдениям, к этой категории принадлежала добрая половина монахов.

Тем не менее юбопытство оказалось сильнее желания тотчас после капитула уединиться в монастырской библиотеке, поэтому Матье де Нель с таким нетерпением ожидал возвращения Жакоба, который либо подтвердит, либо рассеет его подозрения.

Викарий прислушался: в коридоре раздались торопливые шаги. Ну, наконец-то!

Скрипнула дверь, пропуская Жакоба в комнату. Вид у него был озадаченный.

– Веревки нигде нет, святой отец, – развел он руками.

– Нет? – удивился викарий. – Хорошо ли ты искал?

– А как же, святой отец. Я ведь понимаю, вы зря распоряжений не даете, – надулся Жакоб.

– Ну ладно, ладно, не время обижаться, – нетерпеливо махнул рукой Матье де Нель. – асспроси монахов, уносивших тело – они-то должны знать.

– Уже спросил, думаете, я совсем пустоголовый, – проворчал Жакоб. – Монахи показали мне место, куда ее выбросили, но там веревки не оказалось. Они и сами диву дались. В общем, мы обыскали все возможные и даже невозможные места, но злополучной веревки так и не нашли.

– Очень интересно, – протянул Матье де Нель, следя за бешеным танцем огня в камине. – Итак, что же получается? Пономарь сломал себе шею из-за того, что оборвалась веревка, привязанная к языку колокола. Тебе приходилось слышать нечто подобное? – он повернулся к Жакобу.

– Нет, святой отец, – рассеянно ответил тот, копаясь в складках рясы. Лицо его выражало серьезную озабоченность, но, скорее всего, не пропажей злополучной веревки.

– Конечно, само по себе это не может служить доказательством умышленного злодеяния, – продолжал рассуждать Матье де Нель, соединяя кончики длинных пальцев, – однако исчезновение веревки, подтверждает обоснованность моих подозрений. Следовательно, никакого несчастного случая не было и в помине, а было заранее подготовленное убийство. – Викарий замолчал, возня Жакоба отвлекала. – Ты что-то потерял?

– Уже нашел!

Широко улыбаясь большим ртом, Жакоб вытянул руку. На его ладони лежал не совсем чистый, но увесистый кусок козьего сыра.

– Неужели ты станешь есть эту гадость? – брезгливо поинтересовался викарий.

– Очень даже стану! – воскликнул Жакоб, соскребая налипшие на сыр соринки. – И вовсе это не гадость, просто я его нечаянно обронил. А знаете, святой отец, кто мне дал этот славный кусочек? – Жакоб в последний раз поскреб ногтем сыр и откусил.

– Верно, на помойке нашел, – викарий поморщился.

– А вот и нет! – засмеялся Жакоб, отправляя в рот остатки сыра. – Мне его дал повар, чтоб выведать, остались вы довольны кухней или нет. Я его немного постращал, сказал, что вы в тот же вечер жаловались в письме Его Преосвященству, а он, представьте себе, поверил, – Жакоб утер рот рукавом рясы и оседлал сундук.

– Неудивительно, – викарий покачал головой. – Откуда ему знать, что ты неисправимый плут, враль, а теперь еще, оказывается, и мздоимец.

Жакоб открыл рот, чтобы по своему обыкновению возразить, но Матье де Нель взглядом пресек эту попытку.

– На чем бишь я остановился?

– На заранее подготовленном убийстве, святой отец, – с готовностью подсказал Жакоб.

– Ах да, верно. Знаешь, почему я в этом так уверен? – спросил викарий и тут же сам ответил: – Потому что конец веревки был слишком аккуратно оборван.

– Аккуратно? Как же такое возможно? Разве веревка рвется аккуратно? – Жакоб недоверчиво покачал головой.

– В том-то и дело, что нет, – усмехнулся викарий. – Оборванный конец, как правило, неровен и растрепан, не так ли? А вот конец веревки зажатой в руках покойного пономаря был, скорее всего, аккуратно подрезан.

– Но ведь больше никто на это не обратил внимания, – продолжал сомневаться Жакоб. – Не может быть, чтобы из стольких монахов, толпившихся утром у тела, никто этого не заметил.

Матье де Нель встал и подошел к окну. Небо было плотно затянуто свинцовыми тучами, готовыми в любой момент выплеснуть на землю новую порцию дождя. Цветное стекло витража вовсе не скрашивало унылую картину осеннего дня за окном, напротив, делало ее еще более безрадостной.

– Во-первых, откуда ты знаешь, что никто не заметил? – спросил викарий, наблюдая за медленно ползущей по стеклу каплей. – от я, к примеру, заметил, но и словом не обмолвился при всех. Разве не мог поступить так же еще кто-нибудь? Более того, «чудесное» исчезновение веревки, говорит о том, что я был не одинок в своих наблюдениях. – Викарий повернулся и скрестил руки на груди. – Во-вторых, большинство монахов, разумеется, были шокированы увиденным, а в таком состоянии мало кто будет замечать детали. Вот скажи мне, Жакоб, кто из монахов этим утром был обут не по уставу?

Жакоб фыркнул.

– Да, откуда ж мне знать? До того ли было!

– Вот видишь! – викарий бросил на него красноречивый взгляд. – Ты, как и большинство, был под впечатлением происшедшего и не обращал внимания на детали. Кстати, не знаешь как зовут того рыжего монаха, у него еще все лицо и руки в мелких веснушках?

– Нет, но если нужно, то узнаю.

Викарий в раздумье прошелся по комнате, остановился у камина и протянул озябшие пальцы к огню.

– Теперь, дорогой Жакоб, представь себя на месте убийцы.

– Вот уж чего не могу, того не могу! И не просите, святой отец, – Жакоб замотал головой, отодвигаясь на край сундука.

– Отчего же не можешь? – приподнял брови Матье де Нель.

– Да как же я могу себя представить тем, кем никогда не был? – В свою очередь удивился Жакоб.

– Экий ты, право, педант. Ну, да ладно, – викарий пожал плечами. – Итак, некто вознамерился отправить пономаря раньше времени к праотцам. Первый вопрос, который должен был решить убийца, каким образом осуществить задуманное, ибо то, что случилось этим утром, несомненно, было продумано и подготовлено заранее.

Жакоб заерзал на сундуке.

– Святой отец, я вот все думаю, зачем было убивать пономаря во время визитации? Чудно все это. В любом аббатстве из кожи вон лезут, чтобы показать все с лучшей стороны, а тут, получается, все наоборот?

– Браво, Жакоб! Здесь есть над чем подумать, не правда ли? Но прежде я намерен удовлетворить свое любопытство, поэтому сейчас мы поднимемся на колокольню и осмотрим место, где все произошло.

***

На колокольне, продуваемой всеми ветрами, викарий поежился от промозглого воздуха. Летом, да еще в хорошую погоду отсюда, вероятно, открывался живописный вид. Сейчас можно было рассмотреть только ближайшие виноградники, мельницу, да лес – он темной массой подступал к аббатству Святого Аполлинария с двух сторон. Прочие окрестности терялись в сырой туманной мгле.

Искомый колокол они с Жакобом увидели сразу. Он единственный не имел веревки.

– Так-так-так, – разочарованно протянул викарий, глядя вверх на его медный язык. – Все-таки опоздали.

– А чего вы здесь хотели увидеть, святой отец? – Жакоб с любопытством вытянул шею.

– Второй, короткий конец веревки, – пояснил викарий. – Он должен был остаться, привязанным к языку колокола. Но он исчез так же, как и тот, что был в руках пономаря еще этим утром.

Викарий осмотрелся по сторонам.

– Ну-ка, Жакоб, принеси мне вон ту скамью, что стоит у стены.

Жакоб поспешил выполнить просьбу, но неловко подхватил скамью, чиркнув ножкой о стену. Внезапно один из камней сдвинулся с места. Викарий дотронулся до плеча Жакоба.

– Постой-ка, надо посмотреть, что там такое, – он ухватил камень и вытащил его из стены.

Минуту спустя из тайника была извлечена фляга. Жакоб отвинтил крышку, понюхал и сморщил нос.

– Остатки крепкого вина. А пономарь, видать, был не дурак – знал, где устроить тайник.

– Возьмем ее с собой, – распорядился викарий.

– Подождите, святой отец, может там еще чего осталось, – Жакоб закатил рукав рясы и пошарил в тайнике. – Точно, вот смотрите! – он вытащил, завернутый в ветхую тряпку предмет. – О, да это кадильница!

Викарий взял находку и повертел в руках.

– Судя по ее состоянию, ею давно уже не пользовались. А это еще что такое?

На пол, тонко звякнув, упал ключ.

– Гм. Хотелось бы знать, какую дверь отпирали этим ключом? Он в отличном состоянии, – заметил викарий, рассматривая ключ со всех сторон. – И изготовлен, по-видимому, совсем недавно.

– Здесь кроется какая-то тайна, святой отец, – прошептал Жакоб, округлив глаза.

– Да уж, тайн в этом аббатстве хоть отбавляй. Держи, – сказал викарий, передавая находки Жакобу. – Эти трофеи мы заберем с собой. Теперь к делу.

Матье де Нель встал на скамейку, медленно провел пальцами по языку колокола. На мгновение он замер, затем приподнялся на цыпочки, стараясь что-то рассмотреть. Жакоб бестолково суетился вокруг.

– Ну что там, святой отец?

– Как я и предполагал, здесь следы глубоких царапин. Кто-то в спешке обрезал оставшийся конец.

Викарий спрыгнул на пол и на мгновение замер.

– А это что такое? – он наклонился, пристально рассматривая бурые пятна, то здесь, то там видневшиеся на грязном полу колокольни. – Кровь, если не ошибаюсь. Да, несомненно, это кровь.

Жакоб беспорядочно метался туда-сюда, мешая викарию.

– Послушай, Жакоб, не мог бы ты постоять спокойно? – не выдержал Матье де Нель.

– А вдруг вы что-то пропустите? В четыре глаза смотреть всегда надежней, – ухмыльнулся тот в ответ.

Викарий устало вздохнул. Жакоб неисправим – зубоскальство его вторая натура.

– Вот как я представляю себе случившееся, – Матье де Нель выпрямился. – Преступник, отрезая веревку, торопится. Одно неверное движение – и на руке остается порез. Кровь капает на пол, он пытается ее остановить, это ему удается, поскольку, если ты заметил, пятен крови на ступенях нет.

– Стойте! Я знаю, кто это! – воскликнул Жакоб.

– Да?

– Это брат Юбер! Ну, тот, что отвечает за бритвы. У него была перевязана рука, я это точно помню. Опять же, бритва у него из ларца пропала.

– Исчезновение бритвы – это важный факт, – согласился викарий, – поскольку правила этого аббатства запрещают монахам носить при себе нож, следовательно, убийца мог воспользоваться бритвой.

– И ночь, по его словам, он провел в больнице, – добавил Жакоб. – А что, если врет, и вовсе не в больнице он был, а тут поджидал пономаря?

Жакоб пришел в большое волнение от своей догадки. Он оббежал колокольню по периметру, заглядывая в каждый угол, будто намеревался там найти подтверждение своей сообразительности.

– Думаю, это легко проверить, расспросив санитарного брата, – попытался охладить его пыл викарий.

– И говорить нечего, я нутром чую – он это, больше некому, – стоял на своем Жакоб.

– Отчего же? – спокойно заметил викарий. – Вот я, к примеру, знаю еще одного монаха с повязкой на пальце. Кто поручится, что это не он был этой ночью на колокольне?

– Еще один? – не поверил Жакоб. – Кто же?

– Сам господин аббат, – с расстановкой ответил викарий.

– Вот это да! Неужто он? – серые глаза Жакоба расширились, а рот приоткрылся. Он едва успел подхватить, выскользнувшую из рук кадильницу. – А знаете, святой отец, у него лицо подозрительное. Я это сразу заметил.

– Ох, Жакоб, – поморщился викарий, – ты готов в каждом видеть злодея. Всего минуту назад ты уверял меня в виновности брата Юбера.

Жакоб, сделав вид, что не слышал последних слов викария, принялся с преувеличенным усердием заворачивать в тряпицу обнаруженную кадильницу.

– Представь, – начал было Матье де Нель, но оборвал себя на полуслове. – Нет, лучше я сам представлю. Итак, я убийца, мне нужно избавиться от веревки. Как я это сделаю? Во-первых, я отрежу оставшийся конец от языка колокола. Во-вторых, заберу веревку из рук покойного пономаря.

Викарий сложил кончики пальцев и стал расхаживать по колокольне.

– Отрезать веревку проще до того, как обнаружат тело, иначе после этого к колокольне будет приковано внимание и кто-нибудь да заметит монаха, поднимающегося на нее. Согласен, Жакоб?

– Согласен. Но это также мог сделать тот монах, что временно заменил пономаря – в колокол-то звонить все равно надо.

Довод Жакоба был не лишен смысла, но все-таки викарий его отверг.

– Нет, никто не мог точно знать, кого именно аббат сделает новым пономарем, если только…, – брови викария сошлись у переносицы, но через мгновение он решительно продолжил. Оставим пока этот вопрос и вернемся к прежнему допущению. Скажем, я подрезал веревку с таким расчетом, что при сильной нагрузке, а покойный пономарь был внушительной комплекции, она порвется. Теперь мне нужно быть здесь, чтобы сразу же после случившегося, отрезать, оставшуюся часть.

– Выходит, злодей прятался тут этим утром, поджидая пономаря? – Жакоб оглянулся по сторонам.

– Скорее всего, нет, здесь и спрятаться-то негде, – ответил викарий, обежав взглядом колокольню. – Разве, что вон за тем выступом, да и то сомнительно.

– И все же я не пойму, святой отец, – в задумчивости почесал кончик носа Жакоб, – очему отрезав веревку, убийца оставил ее конец в руках пономаря, а не забрал с собой сразу?

Матье де Нель ничего не ответил, пытаясь сосредоточиться. Какая-то мысль, промелькнув, исчезла, и от этого казалась очень важной. Досадно! Но, ничего не поделаешь.

Он рассеянно перевел взгляд на раскинувшиеся за стенами аббатства виноградники. Несмотря на плохую погоду, там вовсю кипела работа. Крестьяне, утопая по щиколотки в грязи, срезали гроздья винограда и укладывали их в большие корзины. Долговязый монах бегал между рядами, размахивал руками и, очевидно, что-то кричал. По дороге к аббатству медленно катила телега с полными корзинами винограда, то и дело, увязая в раскисшей от дождя земле.

– Может быть, в этом и состоял его план, – сказал викарий, отрываясь от созерцания виноградников. – Подумай сам, пономаря находят у подножия колокольни мертвым. Возникает закономерный вопрос, почему он сорвался вниз? Оступился? Маловероятно, он далеко не в первый раз поднимался на колокольню, знал ее вдоль и поперек. Какой, в этом случае, напрашивается вывод?