Текст книги "Родное сердце"
Автор книги: Светлана Багрянцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Светлана Багрянцева
Родное сердце
1
Палата дорогой клиники была девственно белой. Владимир Полонский ненавидел эти стены всеми фибрами своей души. Здесь тихо шумел аппарат искусственной вентиляции лёгких. На современном мониторе отстукивало сердечко и виднелись цифры кровеносного давления. Рядом с аппаратом Катя. Его Катя. Катечка. Катюша. Котёночек. Как он только её не называл.
– Где она, моя Кошечка?! Согрей меня, я замёрз! – бывало кричал Володя, заходя в дом с мороза.
– Кошечка сегодня строптивая. Поцарапаю.
Катя мяукала и бежала к нему, изобразив ладонями лапки с коготками. Потом обнимала и целовала холодные с мороза губы.
Катюша всегда была лёгкой на подъём, как тот весенний морской бриз, а ещё благоухающей и красивой, как сирень. Да, именно сирень. Катя считала розы банальными, предпочитая им сирень и полевые цветы. Мужчина вспомнил, как охапками таскал сирень на свидания. Катя заливисто смеялась и говорила, что обожает своего Вовку.
Они были счастливы и мечтали о свадьбе. Думали, любовь преодолеет все преграды, а те были. Володя происходил из богатой семьи. Его мама пришла, мягко говоря, в гнев от выбора сына. Студентка, приехавшая в их город чуть ли не из богом забытого села, светскую львицу не устраивала. Только Володя был непреклонен. Он влюбился в девушку по уши, разругался с отцом вдрызг, ушёл из семейного бизнеса. Правда, позже отец смилостивился, подарил на свадьбу деньги, на бизнес-проект, о котором мечтал сын.
Кате тогда было всего двадцать два года и она училась на педиатра. Ещё год учёбы, потом два года ординатуры. Молодые решили не спешить с детьми, и Катя забеременела через четыре года после свадьбы, когда Володе было уже тридцать. Всё шло хорошо, Катюша порхала от счастья как бабочка. Володя стал любить её ещё больше. Только свекровь недовольно фыркала, так и не смирившись с выбором сына.
Счастливая жизнь окрасилась в чёрный цвет в один миг. Муж был на работе, а у Кати начались схватки. Будущая мама вызвала скорую помощь, которая приехала довольно быстро. Роженицу уложили на каталку, и машина с воем сирены поехала из коттеджного посёлка в больницу. У лесовоза, проезжавшего по встречной полосе, внезапно отказали тормоза. Большегруз занесло, а водитель скорой не смог увернуться. Удар был такой чудовищной силы, что бок скорой помощи вдавило внутрь. Медсестра погибла. Врач и водитель оказались в реанимации, как и Катя. Водитель лесовоза отделался серьёзными травмами. Врачам каким-то чудом удалось спасти малыша, но не Катю, она впала в кому.
– Катя-я-я. Кошечка моя, как же так? – Володя погладил холодную руку жены, а по щекам потекли слёзы. – Тебе только-только двадцать сем лет исполнилось.
В палату зашёл седовласый пожилой мужчина в голубом костюме врача. Его печальные глаза посмотрели на сгорбившегося на стуле молодого мужчину. Потом Иван Анатольевич подошёл ближе и положил руку на плечо Полонского.
– Что вы решили, Владимир Сергеевич? – спросил Иван печальным голосом.
– Как на такое решиться, Иван Анатольевич? – всхлипнул Полонский.
– Поймите, Владимир Сергеевич, так вы только себя мучаете и её тело. Её мозг умер. Да, сердце работает, но только благодаря аппарату. Не обманывайте себя, если мозг умер – это конец.
– Хорошо, отключайте. Буду договариваться о похоронах.
– Вы должны знать, в своё время Екатерина Дмитриевна подписала вот это соглашение. Она носила его в своём паспорте, – врач протянул бумагу.
Володя безразлично мазнул глазами по листу с официальными печатями. Сейчас уже было всё равно, тем более что подпись любимой он узнал бы из тысячи.
– Когда? – спросил сухо.
– Как только подготовим всё. На это уйдёт не больше часа. У вас есть ещё время посидеть с ней.
– Хорошо, делайте, что должны. Катя была ангелом, обожала животных. Старалась обогреть лаской кого могла. Она мечтала лечить детей, а проработала в профессии только год. Я знаю, что она могла пожертвовать собой даже после смерти, чтобы спасти других.
– Спасибо вам большое за согласие. Вы благородный человек. Крепитесь, пойду готовиться к операции.
Хирург ушёл, а Володю душили слёзы. Он плакал не стесняясь.
– Даже после смерти ты готова подарить себя миру, мой светлый ангел. Если ты смотришь на меня с неба и слышишь, я хочу, чтобы ты знала. Наш сын жив. Я назвал его Максимом, как ты и хотела. Охраняй его с небес, пожалуйста.
Через час любимую увезли. Володя устало потёр руками лицо. Пора было ехать домой и хоть чуток подремать. Он не спал несколько суток и буквально валился с ног, а ещё сегодня родителей Кати встречать на вокзале. Как он им посмотрит в глаза? Обещал беречь любимую всю жизнь. Не смог.
***
Арсения всегда думала, что ничего хуже чем детский дом быть не может. Ведь она родилась никому не нужной. Кто её мать, так подло бросившая в роддоме, Сеня не знала. Впрочем, девушка не собиралась это выяснять. Если в самом начале жизненного пути мечталось о маме, то теперь она взрослая. Государство обеспечило её всем: однокомнатной квартирой и бесплатным образованием. Арсения не стала дожидаться окончания одиннадцати классов и после девятого поступила в колледж. Учительница младших классов – профессия, о которой она мечтала. Выбор такого образования был прост: после двух лет и десяти месяцев обучения можно смело преподавать. В институт на эту же профессию брали после одиннадцати классов, и потом учись четыре года.
В двадцать один год, когда жизнь наладилась и устоялась, судьба снова заявила о том, что Арсения никому не нужна. После перенесённой пневмонии заболело сердце. Болезнь развивалась стремительно, играючи разрушая всё: мечты, надежды и само существование. Парень, до этого говоривший о любви, даже не расстался как положено. Прислал смс: «Прости, нам с тобой не по пути». Сеня понимала: кому хочется связывать свою жизнь с инвалидом? Из профессии пришлось уйти на пенсию, а через пару месяцев и вовсе лечь в клинику для поддержки организма. Сколько она уже тут, девушка сбилась со счёту. Одно радовало, завтра ей исполнится двадцать два года. До очередного дня рождения дожила, и то хорошо. По щекам потекли слёзы, сдерживать их не было, ни сил, ни желания. В палату зашла молоденькая медсестричка. Евгения была миловидной худенькой хохотушкой с которой Арсения незаметно для себя сдружилась.
– Ты чего расклеилась? Знаешь же, тебе нельзя волноваться, – строго сказала Женя.
– Мне уже можно всё. И плакать, и смеяться, и даже истерику закатывать. Вчера профессор Нечаев поведал: дела плохи. Если в этом месяце я не получу донорское сердце, я…
Арсения замолчала, не в силах выговорить слово «умру». За долгие месяцы, проведённые в этой палате, она успела смириться со всем, и будущая кончина её не пугала. Разумеется, жить хотелось, даже очень, но шансов почти не осталось. Да и не факт, что после операции она будет жить долго и счастливо. Слышала, что были случаи, когда пациенты больше тридцати лет жили с донорским сердцем, но это скорее исключение, чем правило.
– Сень, не расстраивайся, верь в чудеса, – Женя ловко воткнула иглу в вену.
– Для меня первым и последним чудом было моё рождение. Всё, на этом чудеса закончились, – грустно произнесла девушка.
Женя посмотрела на подругу и покачала головой. Как же её было жалко. Такой красавице жить да жить. Длинные чёрные как смоль волосы, миндалевидные карие глаза, тонкий нос, красивые губы. А уж такому стройному телу и длинной шее могли позавидовать многие. Арсения была настоящей восточной красавицей, но слегка смуглая кожа выдавала в ней смесь русской девушки и знойного восточного мужчины. А может быть и наоборот, отец был русским.
– Скоро вернусь, но если что, жми на кнопку, – сказала Женя, настроив капельницу.
Неожиданно в палату ворвался профессор.
– Арсения, у меня отличная новость. Сейчас начнём подготовку к операции. Завтра с утра вам пересадят сердце. Молодая женщина погибла в аварии, а у неё договор на трансплантацию органов. Благодарите её мужа, что не стал оспаривать решение жены, – сказал профессор.
– Как его зовут? А её? Кого благодарить? – спросила девушка тихо.
– Простите, но мы не можем разглашать такую информацию. Евгения, зайди ко мне, дам рекомендации по поводу пациентки.
Врач убежал, Женя обняла подругу и упорхнула за ним. Арсения была в смятении. Стало жалко какую-то неизвестную ей женщину. Она-то никому не нужная, а у той был муж и, возможно, ребёнок. Наверняка, и любящие родители имелись. Почему-то казалось всё несправедливым, будто она специально отобрала жизнь у той, которая была нужной, чтобы сохранить жизнь себе.
2
Родители и младший брат Кати сидели в столовой и пили чай. Мать всхлипывала, отец утирал ладонью слёзы. Миша шмыгал носом. Валентина Георгиевна родила сына поздно, и парню было всего пятнадцать лет.
– Мы деньги привезли, если нужно, – прошептала Валентина.
– Что вы, Валентина Георгиевна, ничего не нужно. Сейчас должен агент из похоронного бюро приехать. Выберем всё по каталогу. Не хотелось ничего решать без вас. О деньгах не думайте, выбирайте для неё всё самое лучшее, – произнёс Володя грустно.
– Спасибо, Володя, – ответила женщина дрожащим голосом. – Как Максимушка?
– Можно будет увидеть его. Через два дня выпишут. Нужно няню нанять, чтобы днём сидела с ним.
– Если бы мы жили рядом, я бы помогала. Возможно, с работы ушла. Как-то не хочется доверять такую кроху неизвестно кому.
– Проблему нашла. Поживи тут какое-то время, если зять позволит. У тебя отпуск ещё не отгулян. Я предупрежу твоё начальство, заявление отдам. Няня дело не быстрое. Надо хорошую женщину нанять, – высказал своё мнение Дмитрий Иванович.
– Оставайтесь, я буду только рад. А в будущем подумайте о переезде. Продадите дом, я вам до квартиры добавлю. Мише нужно в институт поступать, – Володя откинулся на спинку стула.
– С переездом не сейчас. Мишке ещё три года учиться. У него в школе друзья хорошие. А как переедет в новую школу, сразу гнобить начнут. Знаю по себе, хоть и в советские годы учился, – нахмурился Дмитрий.
– Что ж, буду ждать вашего решения. Пойду открою, наверное, из похоронного бюро пришли, – Владимир поднялся и направился к выходу.
У калитки действительно стоял похоронный агент, мужчина средних лет, простецкой внешности. Володя пропустил его во двор. Потом они полчаса сидели с родными Кати и выбирали всё, что необходимо для похорон.
Похороны пришлись на солнечный тёплый день. Как по заказу, распустилась поздняя болгарская сирень. В ногах у Кати лежал целый ворох цветов. Володя положил охапку сирени, а стоящая рядом мать две скромные розы. Элина пришла в дорогом вычурном платье от Гуччи и шляпке с вуалью. «Хоть в чёрном – и то ладно», – подумал сын, глядя на мать. Отец оделся скромнее, чёрная рубашка и такого же цвета костюм. Катины подруги тоже в тёмном, с траурными кружевными полосками гипюра на голове. Скромнее всех выглядела родня Кати, в одежде явно не первого года носки.
Элина сухо поздоровалась со свёкрами. Сергей что-то пробурчал в качестве приветствия. На этом всё, будто и не породнились в прошлом. В церкви стояли по разные стороны от гроба, словно никогда не знались.
Так, собственно, и было. Полонские познакомились с родителями Кати на свадьбе, как и положено, общались, играя на публику. После даже к себе домой не пригласили ни разу. В последующие годы, когда Любимовы приезжали в гости, никто общаться не спешил. Лишь Володя и Катя привечали у себя с радостью, а Полонские старшие воротили нос как от дерьма.
Собственно, для Элины Любимовы и были тем самым дерьмом, достойным только коровам хвосты крутить. Элина Полонская, в девичестве Хилкова, происходила из княжеского рода. В семье часто пересказывались семейные истории. Муссировалось то, какие сволочи коммунисты, расстрелявшие одного из семьи при Сталине. Советская власть втихую ненавиделась. В восьмидесятые отец Элины заделался цеховиком, ловко воруя у государства и превращая деньги в золото. Это пригодилось позже, когда стали открывать бизнес. А потом и вовсе вошли в моду титулы. Разрешено было возвращать свои регалии, никого не боясь. Хилковы сразу заявили о себе, как и семья Полонских. Элина познакомилась с Сергеем на одном из званых вечеров и влюбилась. Этому способствовала не только внешность красавца, но и бизнес с титулом.
Володя глянул на мать, стоящую у могилы. Как всегда чопорная, с гордо поднятой головой и прямой, как палка, спиной. Истинная аристократка, любящая играть на рояле и слушать классику. Отец был чуть менее заносчив, но всё же от матери не отставал. Володе оказались куда милее простые люди вроде тёщи и тестя, с которыми у него были тёплые отношения.
Кинув горсть земли в могилу, Володя отошёл к автобусу не в силах смотреть, как закапывают любимого человека. К нему изящной походкой подошла мать.
– Что думаешь с этим делать, которого Катька родила? – спросила она спокойно.
– Мама, он не этот, а мой сын, Максим, – тихо, но злобно сказал Володя.
– Это – выродок деревенской клуши, рождённый от аристократа. Думаешь, я буду с ним возиться? Вот сейчас всё брошу и стану примерной бабушкой? Если бы у тебя были дети от девушки из нашего круга, я бы ещё подумала. Отдай его бабке в деревню, вырастят. Опять же свежий воздух и коровий навоз способствуют здоровью. Ну, будешь им деньги подкидывать, – шикнула женщина, поправляя шляпку.
Сын посмотрел на мать с удивлением. В свои пятьдесят пять та выглядела на сорок. Насколько он помнил, после его рождения мать палец о палец не ударила. В доме были слуги, а работать не нужно. «Пусть быдло на заводах и в офисах пашет», – говаривала она иногда. Вспомнив это, мужчина нахмурил брови. Заняться всё равно нечем, а внука нянчить не хочет.
– Ты с ума сошла?! Никакой деревни. Скоро Любимовы сюда переедут, когда Миша школу закончит. И запомни, это мой сын, и он будет жить со мной. Не хочешь нянчиться, я тебя вообще-то и не просил. И он не этот, а Максим Владимирович Полонский, заруби себе на носу.
– Упрямый, весь в деда Полонского. Ничего, я тебя ещё женю. У меня будут нормальные внуки, – фыркнула женщина и зашла в автобус, видя, что народ возвращается.
Поминальный стол заказали в самом лучшем ресторане города. Стол уже был накрыт, когда они приехали. Как и положено, Владимир сел во главе стола и сказал первую речь. Потом высказались родители. Любимовы отозвались о дочери с теплотой, Полонские – что-то пробурчали, лишь бы не упасть лицом в грязь. Подруги остались верны себе и рассказали, как любили её.
Володя почти ничего не ел, ему был противен весь этот поминальный фарс. Если б было можно, то родители слова бы не сказали. От осознания сего факта становилось противно на душе. Некоторых Катиных подруг вообще хотелось заткнуть. Янка Прокофьева на одной из вечеринок пыталась его соблазнить. Ей было наплевать, что он муж её лучшей подруги. Оля Стрельченко окончила институт благодаря Кате. Висела у неё на шее все пять курсов. Как только работает теперь? Единственная девушка, действительно оказавшаяся настоящей Катиной подругой, была Вера Мишина, дама замужняя и скромная.
Володя ещё раз оглядел гостей. Хотелось домой, в тишину собственной спальни. Снова обнять Катину подушку и беззвучно зарыдать. Он не стыдился своих слёз, хотя мама с детства вдалбливала, что мужчины не плачут. Иногда Володя даже ненавидел эту женщину, холодную, неласковую. Единственное, что она сумела привить ему – любовь к классике и игру на рояле. Остальным воспитанием по большей части занималась пожилая няня.
– Спасибо вам, что пришли проводить в последний путь, мою Катюшу. Я очень устал и поеду домой, – Володя поднялся из-за стола.
Любимовы последовали его примеру.
– Что ж, действительно, пора и расходиться, – сухо произнесла Элина. – Девочки, вы можете посидеть ещё, если хотите, всё оплачено.
Володя вызвал такси. Домой. Скорее домой.
***
Евгения зашла в палату к подруге. Радостная улыбка осветила лицо.
– Привет. Как себя чувствуешь?
Арсения моргнула, что означало «хорошо». Говорить ещё было трудно, несмотря на то, что интубационную трубку вынули из горла два дня назад.
– Профессор говорит, операция прошла успешно. Ты уверенно идёшь на поправку. Завтра тебя переведут из реанимации. Начнёшь двигаться, заниматься зарядкой. Смотри, какие ножки изящные стали. Уже не отёчные и не синие. Выздоравливай. Побегу, у меня работа.
Арсения снова моргнула, потом проследила взглядом, как уходит подруга. Женя за время нахождения в этой клинике стала не просто подругой, а сестрой. Девушка пообещала, что ни за что не бросит Арсению. Будет помогать всем, чем сможет. Жизнь теперь предстояла нелёгкая. Существовать на пенсию по инвалидности то ещё удовольствие, Сеня успела в этом убедиться. Радовало одно, что за время лечения скопилась приличная сумма. Ещё и за квартиру платить не нужно по справке из клиники. Таким образом, девушка могла позволить себе дорогую швейную машину, о которой мечтала. Она была немецкого производства с пятнадцатью видами швов и оверлоков. К тому же ещё пятнадцать готовых вышивок, которые можно было пустить по подолу платья, например.
В детском доме была одна воспитательница, когда-то работавшая швеёй-закройщицей. Ей разрешили за отдельную плату создать кружок для желающих. Первой в ученицы к Юлии Петровне записалась Арсения. Девчонок набралось немного, и самой лучшей была Сеня. Девушка не пропускала ни одного занятия, проходив в кружок семь лет. Когда Юлия давала новичкам несложные задания, Арсения вовсю шила платья для кукол. Воспитательница сказала однажды, посмотрев на работу девушки: «У тебя золотые ручки, девочка. Если не будет работы, не пропадёшь. Будешь шить на дому. Только швейную машину покупай качественную, известной фирмы». Сейчас, вспоминая всё это, Сеня подумала, что будет шить. Сделает бесплатно пару нарядов для Жени, а там сарафанное радио разнесёт о ней молву. Пусть клиентов будет немного, но она и этому будет рада. Выживать на пенсию инвалида не хотелось. Впрочем, зарплата начинающего учителя едва ли была больше.
3
Настроение было хуже некуда. Работа не клеилась. Впрочем, ничего важного не планировалось, можно было и не приезжать в офис. Только Володя как дурак попёрся на работу, оставив сына на няню. Сегодня был ровно год, как не стало Кати.
Год без любимой показался чем-то нереальным, словно Володя жил не своей жизнью, а чьей-то чужой. Мужчина пропадал на работе, оставляя сына на нанятую пожилую женщину, а в выходные почти не отходил от своего малыша. Работа спасала от депрессии, но не от серых теней под глазами. Первый месяц с Максимом помогла тёща. Она успевала управляться в ребёнком и заботиться о зяте. Володя понял, что любит Валентину почти как мать. Она окружила дом своей теплотой и лаской. Порой Полонский завидовал, что не у него вот такая мама. Пока Валентина Георгиевна меняла внуку памперсы и кормила смесью, Элина бегала по салонам красоты и различным светским мероприятиям. Для приличия Эля заглянула к сыну на полчаса, чтобы посмотреть на внука, вот и все подвиги новоявленной бабушки. К слову отец приходил в гости несколько раз, после подолгу возился с маленьким.
Телефонный звонок разрезал тишину кабинета. В висках неприятно застучало. Володя поморщился и принял звонок.
– Здравствуй, мам.
– Здравствуй, сыночек. Завтра приезжай к нам на обед. К отцу придёт будущий бизнес партнёр Балабин. Сергей не оставляет надежды заманить его в свои сети. С ним будет жена и дочь. Девушке двадцать пять, прекрасная внешность высшее образование. Папа хочет…
– Стоп, мам, по-моему, это не папа хочет, а ты. Целый год не оставляешь попыток женить меня на одной из дочурок своих подруг. Мам, тебе не надоело? Звонишь, чтобы рассказать об очередной финтифлюшке в день смерти Кати, – гневно сказал Володя.
– Послушай меня внимательно, Владимир. Отцу нужен этот контракт. Там счёт в несколько миллионов в год идёт. Делай что хочешь, но очаруй дочку Балабина. К семье будущего зятя её папаша будет более благосклонен, – строгим тоном выговорила мать.
– Я уже не мальчик, и ты не имеешь права мной командовать. Разбирайтесь с отцом сами, – безразлично ответил Владимир.
– Значит так, не приедешь на ужин, и у тебя больше нет матери. Зачем мне сын, который не желает помогать своей семье? – голос матери стал ледяным.
Володя со злости надавил на карандаш, который держал в руке, и тот переломился пополам.
– Хорошо, я буду, – буркнул он и отклонил вызов.
Телефон чуть не полетел в стену, но Полонский вовремя опомнился. Ещё не было никогда, чтобы он вспылил настолько, что начал всё крушить. Сегодня наступил такой день.
Мать достала его до печёнки, начав сватать девиц из российских сливок общества, едва прошло сорок дней после похорон. Володя как мог отнекивался, придумывал правдоподобные отговорки. Иногда не удавалось. Родители звали в гости, якобы хотели увидеть внука, а там оказывалась очередная размалёванная «золотая девочка».
Полонский не был святым и целибат не держал. После трёх месяцев траура привёл в дом девушку. Физиология брала своё, но это был просто секс, без чувств, без эмоций. Всё только для того, чтобы удовлетворить похоть и выбросить накопившуюся сперму. Впрочем, любовницы, которых он иногда приводил в дом, уходили довольные. Владимир был доволен не меньше их, никаких обязательств, заверений в любви и помолвочных колец. Об этом он упоминал сразу и всё равно находил желающих упасть с ним в кровать. Помимо денег мужчина отличался брутальной внешностью, стройным телом и высоким ростом.
«К чёрту всё. Надоело. Пойду гулять», – подумал он, выключая компьютер. К жене на кладбище он съездил вчера, а сегодня решил прогуляться по парку, где они с Катей любили бродить.
Оставив машину на стоянке, Полонский вошёл в ворота парка. Это место отличалось тем, что в своё время тут высадили множество цветущих кустов и деревьев. Черёмуха, сирень, дикая яблоня, шиповник – вот неполный список всего, что тут росло. Аккуратные газоны разрезали благоухающие клумбы и дорожки, выложенные тротуарной плиткой. По краям стояли красивые лавочки с коваными спинками, призванные приютить усталого путника. Также имелось несколько бесплатных площадок для детей и подростков.
Володя прошёл мимо трамплин скейт-площадки, потом выбрал безлюдную тропу и двинулся по ней. На обед к родителям идти не хотелось. Он прекрасно помнил семью Балабиных. Отец пытался заарканить Юрия Балабина в свои сети и не раз, но тот сотрудничал с другой фирмой и планы менять не собирался. Его дочь Люба с малолетства не стесняясь таскалась за Владимиром, пока тот не женился. Мужчина прекрасно помнил прыщавую неказистую шестнадцатилетнюю девчонку, что вешалась на него, признаваясь в любви. У него в то время была девушка, да и не собирался он связываться с малолеткой. На какое-то время Люба пропала из поля зрения. Мать говорила: учиться в Англии в престижном вузе. Только вот Вовке было плевать на всё, у него появилась Катя.
На душе стало муторно. Почему-то захотелось прилечь, но не на лавочке, как бомжу, а под ней, как упившемуся вусмерть пропойце. «Сыпь, гармоника! Скука… Скука…
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука.
Пей со мной», – неожиданно вспомнились стихи Есенина. Володя с удовольствием сейчас напился бы, до красной пелены перед глазами, до состояния «почти не живой». Только вот этим огорчил бы Катю, да и няня уйдёт вечером. Кто присмотрит за Максимкой, кроме него? Можно было забыться в сигаретном дыму, но и этот вариант отпадал. В семнадцать лет после первой сигареты его увезли со школьного двора на скорой помощи. Оказалось, сильнейшая аллергия на табак, о которой он не знал. Когда кто-то курил рядом, с ним ничего не случалось, а вот самому вдыхать отраву было нельзя.
Неожиданно небо разрезали несколько молний. Над головой громыхнуло, будто из пушки, через пару секунд начался ливень. Крупные капли моментально намочили волосы, потом скатывались за ворот рубашки. Пиджак стал пропитываться водой. Володя развернулся в обратный путь. Он задумался, вспоминая Катю, и ушёл слишком далеко от машины. Только вот бежать до неё не хотелось. Унылое настроение накатило новой удушливой волной. Мужчина заложил руки в карманы брюк и медленной походкой пошёл к стоянке. Потом вдруг воздел руки к небу и прокричал.
– Возьмите всё, святые неба силы, но дайте мне прошедшее назад! О! День один – за цену всех наград, хоть час один из жизни давней, милой! Не боле – час! Я только час прошу, потом тяжелую веригу наложу и сам свою я вырою могилу, и лягу в гроб – за час, за час один… О! Внемлете ли вы, святые неба силы?
Это были стихи Красова. Володя любил стихи русских поэтов и многие знал наизусть. Ещё в восьмидесятые годы прошлого столетия его бы назвали романтиком, а сейчас уже скажут: «отстой». Молодёжь привыкла к рэпу и непонятной музыке похожей одна на другую. Текст песен вроде разный, а мелодия всё таже «тыц-тыц-тыц». Катя тоже не увлекалась стихами, но с удовольствием слушала, как он играет на рояле. Она всегда ласково обнимала его, когда он играл и одновременно декламировал стихи. Потом улыбалась и говорила, что он человек из прошлого и за это она любит его ещё больше.
***
Солнечная погода сменилась, но не унылым накрапывающим дождём, а настоящей грозой. Арсения сидела на лоджии в кресле-качалке. Из маленькой колонки, стоящей на журнальном столике, лилась музыка Шопена «Вальс дождя». Разбушевавшаяся за окном стихия удивительным образом дополнила мелодию. Сегодня был особый день. Год назад Арсении сообщили, что у неё будет новое сердце. Сейчас почему-то не радовалось, а наоборот, хотелось плакать. Печаль съедала душу, словно она тосковала по кому-то далёкому и любимому. Сердце рвалось на части, будто этот кто-то тоже тоскует и зовёт. Вот только любви в жизни Арсении давно не было. Не по Федьке же лить слёзы?
Бывший парень Фёдор Ветров, нагулявшись, приполз через три месяца после выписки Сени из больницы. Валялся в ногах, заверял в любви. Просил прощения. Только Сеня не простила и прогнала. Она уже слышала от одной из приятельниц, что Ветров оправдал свою фамилию и пробежался по её ближайшему окружению лёгким бризом. От обаяния Фёдора не устоял никто. Таким образом немногочисленные подруги девушки перешли в разряд приятельниц. Хотя Сеня их не винила, они парня не уводили, он сам от неё отказался. И вот приполз просить прощения, узнав, что Арсения вполне себе здорова. Девушка чуть не спустила его с лестницы, кинув букет дешёвых астр ему в след. Сеня не жаждала дорогих подарков, просто вдруг стало противно смотреть на человека, который предал.
Больше Арсения знакомств не заводила. Зачем кого-то влюблять в себя, давая ложные надежды? Да, она может жить обычной жизнью. Да, выйти замуж и заниматься любовью не составит труда. Только вот детей она уже не родит никогда, да и проживёт при хорошем раскладе лет пятнадцать. Потом новая пересадка, если повезёт. Она и в этот раз получила донорское сердце в последний момент, а могла и не дожить. Поэтому девушка погрузилась в работу. Сшила свадебное платье для Евгении, а там пошли заказы. Как она и думала, их было не так много, но достаточно, для того чтобы за год скопить на ремонт квартиры и новую мебель.
Девушка также шила для себя, покупая недорогую ткань в магазине «Лоскуток». Иногда там продавались за бесценок остатки дорого материала и кружева. Посему поход в магазин стал неким еженедельным ритуалом, а гардероб пополнился платьями в пол в стиле девятнадцатого века.
Арсения с детства была словно не с этой планеты. Любила одежду в старинном стиле. Зачитывалась Пушкиным, Блоком, Есениным. Предпочитала слушать классику, вместо модной группы «Руки вверх». За это в детском доме над ней изрядно поиздевались. Обзывали старой бабкой и ведьмой, и это ещё самые добрые слова в её адрес. Обычно было хуже: пинки, тычки, подзатыльники, мат. Девчонки завидовали её внешности. На чуть смугловатой коже редко появлялись прыщи, а карие миндалевидные глаза завораживали мальчишек. Многие парни пытались подружиться, но Арсения никого не выбрала. Девчонки злились, мол, воротит рожу от всех, а эти козлы только за ней и таскаются. Арсении не хотелось распылять себя на вороватых и быдловатых парней. Неинтересно было курить с ними втихую и ругаться матом сквозь зубы. В старших классах многие из её группы пили на ровне с мальчиками пиво и зарабатывали проституцией. Потом охотно обжимались со своими по тёмным углам детского дома. Арсения в общей вакханалии не участвовала, за что окончательно стала изгоем.
Впрочем, девушка вполне отдавала себе отчёт, что, несмотря на внешность, дети богатеньких Буратин замуж не возьмут. Для таких девушка из детского дома была годна только на одну-две ночи в качестве секс-игрушки. Поэтому, когда она случайно познакомилась в кафе с Фёдором, простым рабочим с завода, сразу согласилась встречаться. Федя был красивый, мускулистый, с обаятельной улыбкой. Любил читать книги, что несомненно подкупало. Молодая учительница будто розовые очки нацепила. Не замечала, что парень тот ещё ловелас. Влюбилась и отдалась одной из жарких ночей. Федя был у неё первый, но не оценил. Как потом выяснилось, изменял ей только в путь.
Мелодия давно сменилась другой. Арсения потёрла лицо рукой, отгоняя воспоминания. «Предаваться унынию – самое последнее дело», – так говорила любимая учительница русского языка и литературы, Ирина Ивановна Дружинина. Арсения встряхнулась, проведя плечами, и пошла готовить ужин. Одиночество тяготило всё больше, но выползать из уютной раковины, куда она себя загнала, Арсения не спешила.
