Текст книги "Средство от скуки"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Последние слова Карташов произнес с чувством явной обиды за то учреждение, которое он имел честь представлять.

– А как с мотивами? – спросила Лариса.

– Тут тоже все более-менее понятно, – повел бровью Карташов. – Сама же говорила про эту самую… Кравцову. Это не только ты говорила, это показали еще несколько человек.

– Кто они?

– Дамы из свиты экстрасенса, – криво усмехнулся Карташов. – Их можно было бы принять за наложниц, но уж больно все невзрачны. И сумасшествие видно за версту в глазах.

– И что они говорили?

– А то, что Патрушев был учеником Аткарского, потом начальник, так сказать, отбил у подчиненного невесту, а тот обиделся. Мотив налицо. Мужчина этот астролог неуравновешенный, стремный, так что…

Карташов развел руками, показывая тем самым, что предмет разговора, по его мнению, исчерпан.

– Понятно, – вздохнула Лариса.

– Так что, будешь заниматься этим делом? – спросил Карташов.

– Даже не знаю, – ответила Котова, хотя уже знала, что делом этим займется, если только Патрушев и впрямь не сам удавил по глупости своего учителя-экстрасенса.

– А лучше, Лариса, помоги-ка мне раскрыть квартирную кражу в Магнитном проезде, – Олег подбросил на ладони папку.

– Нет, мне некогда, – Лариса посмотрела на часы. – В ресторан пора.

– Передай привет своему администратору, – улыбнулся Карташов. – Давно его не видел.

Лариса пообещала выполнить просьбу Карташова. Администратор ресторана Степаныч относился к майору скептически и постоянно награждал его красноречивым, тяжелым и неодобряющим взглядом, когда тот направлялся в Зеленый кабинет для встречи с начальницей, то бишь с Ларисой. Эти романтические времена уже миновали, но взаимная неприязнь Степаныча и Карташова продолжала жить, по крайней мере, со стороны злопамятного майора.

День прошел вполне нормально, без каких-либо из ряда вон выходящих происшествий. Лариса уже успела отвлечься и не думать об убийстве Аткарского. Она позвонила Эвелине и успокоила ее – милиция ее не только не подозревает, но и не знает, что существует в мире такая парикмахерша, которая обнаружила труп.

Горская рассыпалась в благодарностях, и под конец разговора Лариса снова почувствовала несколько покровительственные интонации в ее голосе. Не дожидаясь того, чтобы Эвелина перевела разговор на излюбленную тему взаимоотношений полов и, не дай бог, не вздумала давать Ларисе советы, Котова поспешила распрощаться.

А на следующий день ей домой позвонил Карташов и сообщил грустным голосом:

– Твоего Патрушева мы отпустили. Под подписку о невыезде. У него, похоже, алиби.

* * *

Андрей Патрушев оказался в таком положении, что ему оставалось только грустно размышлять, настолько случившееся с ним было абсурдно и немыслимо.

Его арестовали позавчера утром. Во время ареста он вел себя просто жалко. Он и сам это понимал, но поделать с собой ничего не мог. С самого детства он боялся быть арестованным, попасть в тюрьму, от которой, к сожалению, в стране где он вырос, не принято было зарекаться. И поэтому вел себя соответствующим образом, даже более чем законопослушно и осторожно, вызывая со стороны более бесшабашных окружающих одни насмешки.

И тут это случилось с ним, причем в тот момент, когда он меньше всего ожидал. Вернее, он никогда этого не ожидал и думал, что подобное никогда с ним не может произойти. И теперь вынужден был общаться с кругом абсолютно чуждых ему людей, мочиться в парашу и совершать другие, не менее противоречащие привычному образу его жизни действия.

Патрушеву исполнилось уже тридцать пять, тот рубеж, когда принято задумываться над своим местом в обществе и, что называется, крепко вставать на ноги. Увы, этого про себя он сказать не мог. Только недавно он начал подниматься из социального небытия, познакомившись с экстрасенсом Аткарским, который обещал со временем сделать его своим главным помощником. Обещал и довольно неплохие деньги, но немного погодя, когда Андрей пройдет под его чутким руководством некий практикум. А пока он должен читать литературу, смотреть за тем, как работает мэтр, психологически подготавливать к сеансам желающих избавиться от вредных привычек, порчи, наговоров и прочего.

Патрушев с увлечением принялся помогать Аткарскому. И уже надеялся на свою долю от пирога – он знал, что основной доход Аткарский получает откуда-то сверху, из эшелонов губернской власти. Но туда пока что Патрушеву вход был закрыт. И который раз в его жизни высшие силы посмеялись над ним. Приоткрыв перед ним чуть-чуть дверь, они снова захлопнули ее. И не просто захлопнули, а еще вдобавок и низвергли его вниз, спустили по грязной вонючей лестнице в не менее дурно пахнущий подвал, называемый тюрьмой.

«Сколько же нужно претерпеть, чтобы удовлетворить твою ненасытную пасть?!» – мысленно посылал он проклятия богу, сидящему на небе.

Патрушев никогда не был религиозным человеком. Более того, он всегда имел склонность к чему-то альтернативному – астрологии, магии и прочим сомнительным категориям, не очень в религиозно-праведной среде одобряемым. В связи с этим привык общаться с богом как с партнером, почти как с равным, ну, или, может быть, как с начальником. Потому как он, Патрушев, от бога зависел, а бог от Патрушева – ни в коей мере.

И поэтому сейчас, сидя на тюремных нарах, он богохульствовал совершенно искренне. Действительно, какого черта судьба распоряжается таким образом, что он, человек с интеллектом выше среднего, определенными способностями, которых нет у подавляющего большинства других людей, вынужден так прозябать?! Если это не происки сил небесных, то кого же еще? Почему в конце концов ему так смертельно не везет?

А ведь в молодости, полной самолюбивых амбиций, Патрушев мечтал ни больше ни меньше как стать президентом. Правда, тогда еще существовал СССР, и такого поста в этой стране не было предусмотрено. Не беда, думал Патрушев. Вот окажется он на вершине власти, все переменит и добьется любви всенародной. Так думал он, глядя на дряхлеющего генсека Брежнева, с трудом раскрывавшего рот с телеэкрана на партийных форумах того времени.

Конечно, то были юношеские идеалистические, максималистские мечты, но амбиции в Патрушеве остались до сих пор. Лидерские качества его, правда, были совершенно не востребованы, отчасти из-за того, что их попросту недоставало, а отчасти из-за того, что владел Андреем один из семи смертных грехов, называемый ленью. Поэтому многие свои проекты он бросал, не доводя до конца. Поэтому не умел сосредоточиться на выполнении задач, которые ставили перед ним его начальники. И в конце концов оказался дома, на диване, с частной практикой астролога, не дававшей ему ровным счетом никаких денег, кроме поддерживания штанов на уровне ниже прожиточного минимума.

Однако в мечтах Андрей возносился весьма высоко, и встреча с таким человеком, как Аткарский, очень повлияла на него. Именно Аткарский показал ему, как можно добиваться контроля над людьми и завладеть властью.

А воздействовать на аудиторию было всегдашней мечтой Андрея, будь то просто понравившаяся ему женщина, группа студентов или заполненный до отказа стадион, да что там говорить, народ целой страны. Андрей, конечно, понимал, что вряд ли его юношеская мечта о том, чтобы стать главой крупного государства, осуществима, но не оставлял надежд, чтобы прославиться в другом качестве. И именно там, где он мог стать известным и воздействовать на массы силой своего обаяния. Пока что его обаяния не хватило даже на то, чтобы удержать Аню Давыдову.

Вернувшись таким образом к мыслям о женщине, он вдруг почувствовал, что, будь он таким же, как Аткарский, ему было бы уже неинтересно иметь власть над одной женщиной. Ему хотелось бы, чтобы все женщины вокруг хотя бы душой принадлежали ему. И так ему вдруг стало сладко и хорошо… Но что-то было все равно не так.

Патрушев про себя отметил, что главное в гипнозе – не какой-то талант, а умение заставить людей поверить, что ты можешь действительно сделать с ними то или другое. И когда они поверят, манипуляции уже перестают быть сверхзначимыми. Он также понял, что реакция на гипноз может быть самой непредсказуемой.

Но сейчас он находился в таком положении, что свои гипнотические способности, если таковые имелись, он применить не мог: они не могли ему помочь вырваться из темницы, куда его бросила злодейка судьба.

Он не убивал Аткарского, хотя, откровенно говоря, после того, как узнал, что его Анюта изменила ему именно с ним, подобные мысли приходили ему в голову. Патрушев, однако, сумел отогнать их и отправился переживать свою депрессию за город…

– Патрушев, к следователю!

Андрей повернулся и увидел конвоира, произнесшего эту фразу. То был молодой сержант с равнодушным взглядом. Патрушев внимательно поглядел на него и понял, что все его гипнотические способности, увы, сейчас неприменимы. И вообще, многим людям он абсолютно безразличен. Как вот этому сержанту. Если ему прикажут избить Патрушева, он выполнит это, если, наоборот, отпустить – опять же – нет проблем.

Патрушев тяжело вздохнул, заложил руки за спину и пошел к выходу из камеры. Через несколько минут он уже был в кабинете следователя.

– Проходите, Патрушев! – сказал тот. – Мы приняли решение отпустить вас на свободу под подписку о невыезде.

Патрушев затравленными глазами посмотрел на следователя и понял, что для этого человека его судьба тоже не представляет никакой значимости. Решение это принято не потому, что Андрей был какой-то выдающейся личностью, а скорее всего потому, что за него постарались какие-то его друзья.

Следователь пододвинул к Патрушеву бумажку и ткнул в нее пальцем.

– Распишитесь здесь, – сказал он спокойно, даже не взглянув на Патрушева, продолжая оформлять какие-то документы.

Андрей выполнил все, что от него требовалось.

– Пройдете в шестнадцатую комнату, там вам выдадут вещи, – равнодушно заключил следователь.

– Спасибо, – неожиданно вырвалось у Патрушева, хотя он и не хотел этого говорить.

Произнес он слово с оттенком подобострастия и в тот момент презирал за это сам себя, удостоившись лишь сухого кивка следователя. Ему ничего не оставалось, как последовать за конвоиром.

Глава 3

Лариса поднялась на третий этаж обычного пятиэтажного дома и нажала кнопку звонка. Ей открыли довольно быстро – на пороге стоял Патрушев.

Его лицо осунулось, бледность подчеркивала черные круги под глазами. Пребывание в СИЗО не пошло на пользу этому и без того излишне впечатлительному мужчине.

Лариса Котова приехала к нему домой спустя два часа после звонка Карташова. Она уже знала, что на решение отпустить Андрея повлияли показания некоего мужчины, который являлся владельцем дачи, где Патрушев и переживал свою депрессию. Что якобы он видел Патрушева в тот роковой вечер и может подтвердить его невиновность.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Лариса, проходя в комнату и слегка побаиваясь, не зацепятся ли за что ее колготки.

У Патрушева, как обычно, было грязновато, но сейчас не время акцентировать на этом внимание.

– Да так, – поиграл руками в воздухе Андрей. – В темнице у меня разыгрался бронхит…

– Я принесла тебе чай, сахар, печенье, – сказала Лариса. – И кое-что особенное.

И она выложила из пакета фирменные салаты своего ресторана.

– Да у меня все есть, я сам могу тебя угостить, – протестующе замахал руками Андрей.

– Это ты будешь говорить кому-нибудь другому, а не мне, директору лучшего в городе ресторана, – решительно заявила Лариса.

Котова прошла на кухню и поставила чайник, распугав полчища тараканов, которые гнездились на всем пространстве между раковиной и газовой плитой.

– Хватит суетиться, я сам в состоянии все это сделать, – сказал Патрушев.

– Мне просто хочется поухаживать за тобой, проявить свое женское начало.

Патрушев пожал плечами, усмехнулся краешками губ, потом развернулся и пошел в комнату. Лариса направилась за ним. Патрушев, поеживаясь, сел в кресло, а Лариса забралась с ногами на диван и замерла, скрестив руки на груди. Так в тишине они просидели несколько минут, прислушиваясь к тому, как медленно закипает на кухне чайник.

Потом Лариса резко вскочила с дивана, отправилась на кухню и занялась приготовлением чая. Патрушев какое-то время еще посидел в комнате, потом все же пришел на кухню и все так же молча помог Ларисе перенести чашки с чаем на журнальный столик в гостиной.

Они пили горячий чай, но никто не осмеливался первым начать разговор. Наконец Лариса проявила инициативу:

– Ты давно знал Аткарского? – как бы невзначай, равнодушным голосом спросила она.

– Я его не убивал, – глухо ответил Патрушев.

Было видно, что ему неприятно упоминание фамилии покойного экстрасенса.

– Я в это верю. Я же не милиционер, чтобы мне отвечать такими односложными фразами. Мне кажется, тебе пора уже выходить из роли.

Патрушев удивленно посмотрел на нее.

– Чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы мы как бы отмотали пленку назад, и ты мне рассказал, как тебя угораздило ввязаться в эту историю.

– Зачем тебе все это?

– Я же тебе друг. И хочу видеть перед глазами прежнего Патрушева, открытого, веселого, с которым так приятно всегда поболтать.

– Ты очень легкомысленная особа, – язвительно заметил Андрей, выдавив из себя злобную усмешку.

Лариса видела, что ему очень хочется все ей рассказать, но ему трудно сейчас это сделать, поэтому, в общем-то, и не очень надеялась, что сегодня их беседа пройдет успешно. Однако Патрушев все же развеял ее опасения.

Спустя десять минут, когда чай уже был выпит и закурена первая сигарета, он вдруг посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

– Ну ладно, слушай. Меня обвиняют в убийстве Аткарского из-за ревности…

* * *

Анна стояла возле зеркала в прихожей и любовалась новой прической: два часа назад ей удачно сделали в «лаборатории красоты». На женщине была лишь нежно-голубая юбка из тонкого японского шелка с набивным рисунком, а сверху – синий бюстгальтер. Она предавалась нарциссизму уже довольно давно. Ее макияж был безупречен, и от своей внешности она всегда приходила в неописуемый восторг.

Она была высокой блондинкой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Личико с высокими скулами, чуть раскосыми глазами, небольшими пухлыми губками и маленьким точеным носиком все еще доставляли ей радость, и, по ее великому убеждению, подобная внешность могла соблазнить любого мужчину, поэтому Анна все время находилась в поиске наиболее достойного обладателя всех этих прелестей.

Но так получилось, что любовником ее в настоящее время был отнюдь не являвшийся достойным в полном смысле этого слова человек. Его звали Андрей Патрушев. Он был, мягко говоря, небогат, не очень энергичен, а честолюбивые устремления его пока не находили реализации. Если говорить совсем начистоту, то Андрей был просто нищ. А Анне Давыдовой, которая работала дизайнером полиграфкомбината, хотелось более солидной партии.

Собственно, роман Анны и Андрея не был насыщен какой-либо «культурной» программой вроде походов в ресторан или на дискотеки и состоял в основном из соитий, происходивших на квартире одного из партнеров. Соития разбавлялись жалким подобием семейного ужина на двоих, на котором иногда даже зажигались свечи – для создания интимной и располагающей к общению обстановки.

Анна не разделяла увлечения Андрея астрологией и экстрасенсорикой, считая эти занятия несерьезными и непрактичными. Но несколько попыток наставить Патрушева на путь истинный и пристроить его куда-нибудь в хорошую торговую организацию окончились неудачей, и Аня махнула на все рукой. В конце концов нужно же было ей с кем-то спать, а Патрушев в этом плане ее вполне устраивал.

Сегодня она не ждала его, и прическа ее была предназначена для другого: она собиралась на важное для нее свидание. Человек, с которым она познакомилась совсем недавно – он был одним из ее клиентов по работе, заказал ей дизайн для рекламного объявления – пригласил ее на открытие выставки модного местного художника, который являлся его другом. Поскольку Анна прочитала в глазах своего нового знакомого неподдельный интерес и желание расширить рамки общения с ней, то естественным выглядело ее стремление показаться перед ним в самом лучшем виде. Похоже, это было именно то, что ей нужно. Ее новый знакомый, кстати, представился именно экстрасенсом, и, глядя на его солидный вид, дорогую одежду и манеры, Анна еще раз почувствовала разницу между ним и своим нынешним любовником.

«Вот ведь – люди вроде бы одного пошиба, а какая пропасть между ними, – размышляла Давыдова. – Кирилл и Андрей – совсем разные». Она и не подозревала, что Кирилл и Андрей знакомы друг с другом – Патрушев никогда не говорил с ней о своих делах и не пытался ни с кем ее знакомить. Анна весьма негативно отзывалась о круге его знакомых, который в основном состоял из таких же нищих интеллектуалов, как он сам.

Анна уже готова была выйти, как вдруг раздался резкий звонок в дверь – Давыдова вздрогнула от неожиданности.

«Кто бы это мог быть?» – поморщилась она и заглянула в глазок. На лестничной площадке стоял Патрушев.

«Черт, принесло же его не вовремя!» – еще более раздраженно подумала она, но дверь все же открыла.

– Привет, – радостно улыбаясь, сказал Патрушев и поцеловал ее.

Она ответила на поцелуй почти автоматически – ведь они были вместе уже полгода, и привычки никуда не денешь.

– Ты куда-то собираешься? – спросил он и испуганно посмотрел на нее, словно боясь потерять ее навсегда.

Противостояние Ани на этом закончилось. Вид Патрушева вызвал у нее жалость. Вернее, не сам его вид, а антураж, с которым он обставил свой визит. А антураж состоял из одной-единственной вещи – шоколадки «Кофе с молоком» производства Самарской фабрики. Андрей держал шоколадку в одной из рук, которые плетьми повисли вдоль тела. Это был его пропуск в эту квартиру, мандат, который он предъявлял, чтобы иметь удовольствие понежиться в постели рядом с этой высокой блондинкой.

– Да нет, я только что пришла, – смутилась Аня. – Видишь, какую я сделала новую прическу?

– О, божественно! – отреагировал Патрушев, но как-то без особого энтузиазма.

Ему показалась эта прическа какой-то надуманной, неестественной. Ко всему прочему, он все еще не верил, что Аня никуда не собирается. Он продолжал вопросительно смотреть на нее, и Аня поняла, что ей придется все-таки объясняться.

Она не хотела говорить о том, что собирается порвать с ним, но подсознательно чувствовала, что этот момент приближается. Не хотела скандалов и разборок, стояния на коленях, криков, визгов и всего такого прочего. Поэтому и начала думать, как же ей извернуться.

– Я только что пришла с работы, – сказала она, кивнув на свой полуодетый, но отнюдь не домашний вид.

– Как, в субботу? – удивился Патрушев.

– Понимаешь, клиент требует выполнить заказ как можно скорее и обещает за это хорошие деньги. Поэтому мне пришлось работать сверхурочно.

– А-а, – все еще недоверчиво протянул Патрушев.

– Сейчас я переоденусь, – сказала Аня и пошла в комнату надеть свой черный в драконах халат. Этот халат особенно нравился Патрушеву и способствовал его сексуальному возбуждению. Чуть более ободренный Андрей тоже прошел в комнату и уселся на диван перед телевизором.

– Ты хочешь перекусить? – тоном уставшей жены спросила Аня, входя в привычную для себя роль хозяйки. – Я, например, не против.

– Пожалуй, – ответил Патрушев и щелкнул телевизионным пультом.

Аня тоскливо посмотрела на Андрея.

– Сейчас приготовлю бутерброды с ветчиной… А в холодильнике стоит полбутылки красного вина.

Патрушев кивнул. Аня исчезла на кухне, и вскоре Андрей присоединился к ней. Оба поняли, что сегодня все будет, как обычно. С одной стороны, конечно, это навевало скуку, но с другой – и оба это тоже осознавали – своего рода традиция, уют этих привычных встреч успокаивали душу. Но Анна все-таки решила именно в этот момент, что все это будет в последний раз.

Она резала ветчину и вдруг заметила, что Патрушев пристально рассматривает ее ноги. Аня отвлеклась и нечаянно порезала себе палец.

– Что ты уставился? – раздраженно спросила она. – Ты их видишь почти каждый день. И не делай вид, что ты чему-то там удивляешься!

– Я ничему не удивляюсь, – обескураженно ответил Патрушев. – Просто они мне нравятся, их изгибы меня волнуют…

– Лучше бы тебя волновали другие вопросы! – продолжила обвинительную речь Аня, пристально, с укоризной глядя на любовника. – Например, где найти достойную работу… Сидишь и занимаешься всякой фигней.

Патрушев вздохнул и опустил голову. Ответить ему на это было пока нечего.

– А где она может быть, достойная-то? – спросил он наконец.

– Люди находят, нужно быть просто энергичнее, общительнее… А ты все время ходишь с мрачным видом, даже не умеешь общаться с людьми! Ты отпугиваешь всех моих знакомых! С тобой невозможно появиться в приличном обществе! Нужно быть более открытым, улыбаться, хоть через силу, иногда переступив через себя. Ты же знаешь, что работу можно найти только благодаря каким-то знакомствам. Но чтобы знакомства эти были, нужно, как минимум, их заводить.

– Но у меня много знакомых, – возразил Патрушев. – Вот, например, Дима Филимонов – серьезный человек.

– Тогда почему он не устроит тебя в свою контору? – не замедлила задать вопрос Давыдова.

– Но я же ничего не понимаю в этих чертовых системах сигнализации!

– Неужели так трудно научиться понимать? Ты что, тупой?

Это было уж слишком, и Патрушев надулся.

– Я просто не хочу туда устраиваться, – сквозь зубы процедил он.

– Вот! Вот! – Аня Давыдова выражала всем своим обликом укоризну.

Они замолчали. Аня продолжала заниматься тостами, а Патрушев лениво листал журналы. Наконец кухню заполнил аппетитный аромат готовых тостов, и Патрушев плотоядно повел носом. Собственно, состоявшаяся между ним и Аней разборка несколько присушила его желание, но, выпив бокал вина и закусив бутербродами, он воспрял духом.

У Ани тоже заблестели глаза, и возникло некое напряжение в лобке. Она заерзала на стуле, и Патрушев, который уже по одному взгляду научился определять ее состояние, понял, что пора переходить к делу.

И он перешел. Разумеется, он делал все, как обычно. Патрушев и Анна в течение где-то часов двух наслаждались друг другом, но Андрей в тот вечер все же был немного вял, чувствуя, что что-то не так. А Анна после этой встречи решила окончательно порвать с ним.

* * *

– Это была ваша последняя встреча? – спросила Лариса.

– Да, последняя интимная встреча, – уточнил Патрушев. – Потом я узнал, что она, оказывается, действительно собиралась тогда на свидание, а позднее понял, что с Аткарским. Но интуиция меня не обманула.

– А как ты сам познакомился с Аткарским? – спросила Лариса. – Ведь насколько я поняла, ты был его учеником?

– Да. Эта история началась три месяца назад.

Патрушев закурил очередную сигарету и начал вспоминать…

…В тот вечер он пребывал в обычном для него состоянии безденежья и связанного с этим душевного дискомфорта. Только что он провел астрологический сеанс с некоей журналисткой Машей, которая заплатила ему сто рублей.

Для Патрушева сотенная эта была весьма и весьма кстати. Холодильник его был почти что девственно пуст. Он уже мечтал о том, что завтра придет Аня Давыдова и принесет что-нибудь поесть. А так – эта сторублевка позволяла ему не ждать милостей от завтрашнего дня и поесть уже сегодня.

Патрушев подрабатывал еще в местном еженедельнике «Терапия», где вел колонку астролога. Но этого едва ли хватило на жизнь – ему платили там около тысячи рублей в месяц. Кроме всего прочего, зарплату задерживали, и даже этих жалких грошей ему приходилось ждать там по месяцу с лишним.

Он еще не знал, что вечер сулит ему перемены в жизни. Сама судьба в образе бесшабашного друга Димы Филимонова позвонила ему в дверь.

– А, это ты, Диман, заходи! – вполне радушно приветствовал его Патрушев, который после того, как получил сотню, заметно повеселел.

Дмитрий Филимонов, старый приятель Патрушева, занимался установкой систем сигнализации и, в отличие от Андрея, был человеком земным, практичным и правильным. Он звезд с неба не хватал, зарабатывал около пяти тысяч в месяц, что для провинциального Тарасова считалось весьма приличным. Патрушев же по сравнению с ним выглядел просто нищим.

– Я чувствую, что ты, Андрюха, меня ждал, – шумно произнес Филимонов, входя в прихожую. – Какие у тебя планы на сегодня? Может быть, пройдемся по парку, нужно ловить последние теплые деньки… Потусуемся…

– Мы уже тусуемся, – ответил Патрушев.

– Я не понимаю тебя, Андрей! Вечно ты такой хмурый, вечно какой-то не такой… – стал ворчать Филимонов. – Ты что, мне не рад, идиот?

Патрушев осуждающе посмотрел на него.

– У меня вполне хорошее настроение, – ответил он вполне искренне.

– Интересно, как же ты выглядишь, когда оно у тебя плохое, – съязвил Дмитрий и тут же поправился, ободряюще тряся астролога за плечи: – Ты что, я же шучу. Кстати, у меня есть информация, которая, возможно, еще больше поднимет тебе настроение.

– Кого-нибудь подцепил, она тебе надоела, и ты хочешь перекинуть ее мне? – стал угадывать Патрушев.

– У тебя дар провидца, – улыбка не сходила с лица Филимонова. – Я недавно познакомился с весьма интересным сексуальным объектом.

Он прошел в гостиную, по-хозяйски уселся на диван и нажал пульт телевизора. При этом было непонятно, зачем он это сделал, так как смотреть телевизор все равно не собирался.

– Андрюха, короче, я поимел одну шизофреничку, – лениво заметил он.

– Так их же пруд пруди, этих ненормальных, – скептически отреагировал Патрушев.

– Но эта особенная! – настаивал Филимонов. – Когда я ее трахал, она смотрела телевизор и конспектировала сводку новостей.

– Прямо во время процесса? – удивленно поднял брови Патрушев. – Что ж, возможно, это эротично.

Филимонов хохотнул и пояснил:

– Да мы занимались этим стоя!

– И что же она писала?

– Я заглядывал потом в ее тетрадь и, признаться, абсолютно ничего не понял. Какие-то схемы, графики, цифры, короче, совершеннейшая шизофрения. У нее по молодости был роман с каким-то медиком, и она с тех пор ненавидит минздрав.

– А при чем здесь минздрав?

– Мне трудно это объяснить. У этой леди несколько иная парадигма мышления. Я лучше зачитаю тебе с листочка, который захватил с собой, чтобы тебя поразвлечь. – Филимонов достал из кармана потрепанную страничку и развернул ее.

– Итак, слушай… Богиням Судьбы выгодно, чтобы люди были подобны самоопустошающимся червям, поэтому так называемая «научная часть» минздрава, где сидят инопланетные деятели, говорит: расслабляйтесь. Они еще никого не вылечили, и зато отправили на тот свет миллиарды людей.

– Чего-чего?! – воскликнул, давясь от смеха, Патрушев.

Филимонов флегматично протянул Патрушеву лист бумаги размером в половину газетного.

– Это «Листовка Вселенской Противообманной Партии», – пояснил он непросвещенному другу.

– Чушь какая-то, – пробормотал Андрей.

– А я думал, тебе будет интересно. Ты же увлекаешься всякими там, как это называется, паранормальными вещами.

– Но не до такой же степени!

– Ладно, я продолжаю, – махнул рукой Филимонов. – Дальше здесь написано: «Внимательно следите за тонусом в лобке. Это один из самых сильных центров накала чувств». При этом специалист в области сигнализационных систем закатил глаза и облизнулся, издав звук подбирающей свои слюни собаки.

– Может быть, достаточно? – сделал попытку протестовать Патрушев.

– Нет, еще немного. Ведь это играет невероятную роль, – возразил Филимонов, снова всматриваясь в листок, испещренный буковками и исписанный убористым почерком, – в увеличении накала чувств. Кстати, щемление и биополе возможны, только когда лобок в тонусе. Особенно хорошо, когда есть тонус в упругих и суженных канальцах, поставляющих энергию в астральное магнито-биополе…

– Ну это уж слишком, – возмутился Патрушев. – Брось меня грузить этой бредятиной!

– Это для тебя «слишком». Но нужно знать людей и всегда помнить: то, что для тебя «слишком», для них нормально, – снова возразил Филимонов. – Знаешь ли ты, что «сексуальное желание зависит от ощущения твердости в нервных клетках лобка», причем лобок длится до пупка?

Филимонов изобразил осуждающий нерадивого ученика взгляд учителя и, подняв указательный палец правой руки вверх, медленно произнес:

– И твердости в Бульбе. Ты в курсе, что такое Бульба?

– Картошка на украинском языке, – под ложечкой у Патрушева непроизвольно произошло щемление, и он ответил приятелю чисто механически.

– Идио-от! – протянул Филимонов. – Бульба в переводе с древнего языка санскрита означает «Закон Судьбы». Понимаешь, «Буль-ба».

– Перестань меня называть идиотом! Зачем вообще я должен слушать всю эту ерунду? – Состояние Патрушева было близко к истерике.

– Да чтобы повеселиться, дурачок, – ласково посмотрел на него Филимонов.

Наконец он свернул листок вчетверо и завалился с ногами на диван. Патрушев же сел в кресло, напряженно выпрямился, закинул ногу на ногу и начал энергично трясти ступней.

Вдруг Филимонов вскочил, опять быстро развернул листок и, упершись взглядом в него, напыщенно произнес:

– Это все Богова Мафия! Это все вредительское влияние Бога Молоха и Компании, председателя КосмосЦРУ и земных СС.

Патрушев, не в силах протестовать, бросил в приятеля диванную подушку, расшитую бисером. Но она ударила не очень сильно, и Филимонов не обиделся.

– Ты забрал у меня всю энергию, вампир, – жеманно сказал Андрей. – Теперь надо подкрепиться.

– А что у тебя есть? – встрепенулся Дмитрий. – Впрочем, мне достаточно скромной яичницы с беконом и сыром, тройку поджаренных хлебцев и бутылочки две пива. Конечно, если не затруднит.

– Ты угадал, трудности могут возникнуть. Они уже возникли.

– Что-о? У тебя нет бекона? – с ужасом посмотрел на него Филимонов.

– Боюсь, что я должен тебя несколько огорчить…

– Насколько? – быстро спросил Филимонов.

– На все сто… – совсем упавшим голосом ответил Патрушев и уронил голову на грудь.

– У тебя нет денег?

– Ты прав.

У Патрушева была сотня, но он решил, что более богатый Филимонов может сам обеспечить их ужин этим вечером. – В конце концов не зря же он слушал весь этот бред – за это Филимонов должен заплатить. Но тот возмутился:

– Нет, так жить нельзя. Надо исправлять ситуацию. Сам ты ничего не делаешь в этом направлении, поэтому придется тебя приучать к труду насильно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Нет, – тут же среагировал Филимонов, – нет, даже не думай. Я не буду приглашать тебя устанавливать сигнализацию. В этой работе нужен особый талант и, наконец, ум. Ты человек заумно-недоступный, ну так и иди к таким же. Свои всегда помогут.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу свозить тебя в один дом культуры в одном из окраинных районов города, – объявил Дмитрий.