Текст книги "Предел зла"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Дак это… Сто лет уж не видел!

– А точнее? – нахмурилась Лариса.

– Ну… – Умнов наморщил лоб. – Месяца три уж прошло. В начале лета где-то в последний раз она заявлялась. Только ночевать не осталась, поскандалили мы с ней… Она денег просила, а у меня у самого в кармане ни хрена. Самогонку мою всю вылакала, лахудра!

– Вы с ней дрались? – строго спросила Лариса.

– Дак это… – Умнов смущенно отвел глаза. – Ну ударял пару раз! А с ней по-другому нельзя. Она сама набивалась, чтоб ей в глаз врезали, ей нервы надо было все людям измотать! Вы только не подумайте чего, – испугался он. – Я, хоть и ударял ее, на смертоубийство-то не сподоблюсь никогда! У меня вон сука ощенится – я щенков утопить не могу, рука не подымается. Так и живут все, по двору бегают. А чтоб человека, хоть и такую бл… прости господи, не смогу! Да еще и ребенка загубить – это не по мне, нет! Вот Христом богом клянусь! Я ж не душегуб какой, не злодей. И ударял-то ее всегда несильно, ни одного зуба не выбил… Все по-людски старался.

– Итак, в последний раз она была у вас в начале июня, так?

– Ну да, стало быть, так, – согласился Умнов.

– А до этого приходила регулярно?

– Шлялась часто, да. То ей ночевать негде, то жрать нечего, то выпить охота… Вот и ходила к Саше. Конечно, Саша добрый! Кто б ее еще кормил?

– А почему же потом вдруг перестала ходить? Не из-за скандала же, ведь драки и разборки между вами были постоянно?

– Да с Маринкой своей, дурой гребаной, с какими-то сопляками связались. Кобылы е…чие! – с ненавистью выругался он. – Вот и захороводились с ними. Нашла, дура, с кем! С отморозками…

– Почему они отморозки? – насторожилась Лариса.

Умнов помолчал, кинув взгляд на бутылку, но Лариса отодвинула ее подальше.

– Наркоманы они, – как-то нехотя произнес Александр.

– Наркоманы? – Лариса почувствовала, как участился ее пульс. – Кто такие, где живут? Почему они с ними встречались?

– Как зовут, я толком не знаю, – покачал головой Умнов. – Клички знаю – Страшный и Лорик, – Опишите их, пожалуйста, – попросила Лариса.

– Ну они тощие такие оба. Ясное дело, искололись уж все! Страшный – он и впрямь страшный, как Кащей. Бритый, лысый почти, и зубы у него гнилые. А Лорик – тот наоборот, патлатый такой.

Лохмы, как у бабы, по спине болтаются. И ногти длинные, нестриженные. Я говорю, на бабу смахивает.

– И что их связывало с Ковалевой и Канарейкиной?

– Не знаю толком, какая-то там история нехорошая вышла, давно еще… – почесал затылок Умнов. – Вроде как эти две сучищи им должны что-то были, это Янка по пьянке как-то болтала. И они у них деньги заработанные отбирали, драли почем зря да били. А потом эта дура вдруг хвастаться начала, что, мол, Страшный – он ее любит прям до смерти!

И жить к себе возьмет, и все для нее сделает! Ну это она про всех болтала. Все выделывалась передо мной, королева е..ная! А то я не видел, как они с ними обращаются! Как-то приволоклись сюда все вчетвером, так Страшный этой дуре прямо здесь фингал поставил. А она все лебезила перед ним. Да и Маринка тоже испуганно поглядывала. Но та себя хоть потише ведет. Потом эти двое колоться стали, облевали тут все… Еле убрались ночью, я аж перекрестился. Потом этой курве говорю, чтоб, мол, больше духу их поганого наркоманского тут не было! Здесь тебе приличный дом, а не гадюшник! Шалава! Тут-то она и завелась насчет Страшного, что любит он ее… Пришлось в нос дать, чтоб заткнулась. Но. потом, однако ж, больше не являлась с ними, только рассказывала. А потом и вовсе пропала. Я уж и перекрестился. Чего о ней жалеть? Не захотела с приличным человеком жить, вот и получила!

– То есть, я так понимаю, в последнее время она особенно плотно общалась с этими наркоманами, так?

– Ну наверное, – кивнул Умнов. – Я ж говорю, не видел ее с лета. С ними да с Маринкой, с кем же еще? То у ней ночевала, то у Страшного, как мне говорила. Денег-то у ней хату снимать не было. В подворотне если отсосет кому, так пропьет тут же.

– А где они живут? Страшный с Лориком?

– Да откуда ж я знаю? Я к ним в гости не ходил.

– Ну, может быть, Яна вам говорила?

Умнов снова почесал грязную голову.

– Где-то на Пролетарке, – сказал он. – Эта сука мне все по ушам ездила, когда ночевать хотела остаться, разжалобить пыталась, что, мол, ей далеко на Пролетарку добираться. Конечно, тут-то ей лучше жилось! Тут-то ее башкой об стол не били, как Страшный. Так что на Пролетарке их искать нужно.

Если только она не врала, конечно. У нее вранье через слово было, я уж и не слушал ее.

– Ну что ж, – вставая, проговорила Лариса. – Вам, Александр Николаевич, спасибо за разговор.

Следствие проверит ваши показания, и, если вы сказали правду, бояться вам нечего.

– Всю, всю правду выложил, вот те крест! – забожился Умнов. – Я вам не Янка, не думайте! Я человек хоть и простой, а все ж приличия понимаю. А вы на меня с обвинениями! Страшного с Лориком лучше ищите, их это дело, говорю вам! Они ж весь ум прокололи, им что муху убить, что ребенка!

– А поскольку им лет примерно, как вы думаете? – напоследок спросила Лариса.

– Да года по двадцать два – двадцать три где-то, – подумав, ответил Умнов. – Я ж говорю, сопляки еще совсем малолетние!

Когда Лариса подходила к двери, Умнов, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, попросил:

– Вы б мне сигареточку оставили… парочку.

Лариса отдала ему пачку своих «Кент-Лайтс».

– Лучше б «Приму», конечно, – вздохнул Умнов. – Но хоть так сойдет.

Провожать Ларису он, естественно, не стал, целиком отдавшись процессу опустошения бутылки водки. Лариса перелезла через поваленное дерево, прошла к своей «Вольво» и, медленно выезжая на дорогу, принялась анализировать услышанное.

Итак, наркоманы. Люди с искривленной психикой, принадлежащие к той прослойке общества, о которой Лариса сразу же подумала, как только узнала о характере убийства. Но до сегодняшнего разговора с Умновым никаких наркоманов на горизонте не прорисовывалось, поэтому она и занималась другими версиями. Теперь же Лариса понимала, что скорее всего Лорик и Страшный и есть убийцы Яны и Лианы Ковалевых. Во всяком случае, являются исполнителями преступления.

Мысль о том, что вряд ли они сами пошли на такое, не давала Ларисе покоя. Рассуждая логически, она приходила к выводу, что если бы наркоманы просто прикончили Ковалеву, находясь под кайфом, то не стали бы караулить ее в лесу. Все произошло бы в каком-нибудь притоне или на хате. А тут ее специально поджидали, да еще вместе с ребенком.

Что им было нужно? Чем им помешала Ковалева?

На эти вопросы у Ларисы пока не было ответа.

Она вспомнила о Марине Канарейкиной. Это был человек, который знал и друзей-наркоманов, и Ковалеву. Скорее всего ей должна быть известна причина убийства.

Лариса принялась, слово за словом, вспоминать свой разговор с Мариной. Во-первых, та сначала долго не хотела открывать дверь, мотивируя это тем, что у нее разбито лицо. И рассказала историю нападения на нее. Может быть, так оно и было, но все же Лариса еще тогда отметила некоторую путаницу в ее «показаниях».

Во-первых, Канарейкина долго не могла толком объяснить, какие претензии были у нападавших, упомянув, что они ей угрожали. Чем угрожали, на основании чего, так и осталось непонятным. Во-вторых, Марина никак не могла назвать приметы напавших, а потом про одного вдруг вывалила целый набор. Про второго же так и не нашлась что сказать, видимо, просто не успела придумать.

Это пока что были всего лишь предположения, но теперь Лариса склонялась к мысли, что избили Канарейкину как раз Страшный с Лориком, а вовсе не какие-то неизвестные насильники.

И третье, самый главный момент! Это озарение вдруг вспыхнуло в голове у Ларисы яркой вспышкой. И как она могла не обратить на это внимания раньше?! Ведь когда Лариса сообщила Канарейкиной о том, что Яна Ковалева убита в лесу вместе с дочерью, она не уточнила, с какой именно! А ведь у Ковалевой было две дочери – Кристина и Лиана. А Канарейкина тут же назвала имя младшей девочки.

Теперь Лариса вспомнила это совершенно четко, а это означает, что Канарейкиной было известно о том, что Яна убита…

Можно было, конечно, направиться к Канарейкиной прямо сейчас, но Лариса все-таки не стала этого делать. Во-первых, у нее не было железных улик против этой женщины. А она могла бы и не пойти на признание, отрицая все обвинения Ларисы.

Нет, к Канарейкиной ехать рано. Вначале нужно поймать наркоманов и вытрясти из них все. Из наркоманов, кстати, вытрясти признание несложно.

Конечно, этим будет заниматься не сама Лариса, а милиция – у нее это лучше получится. А уж потом ехать к Канарейкиной и, если та станет упрямиться, устраивать очную ставку со Страшным и Лориком.

Может быть, кстати, Марина тут и ни при чем, просто была в курсе того, что случилось убийство. Вот и нужно все это выяснить.

Лариса уже вела машину в сторону городского управления внутренних дел. Припарковав ее возле входа, она быстро поднялась наверх, минуя знакомого дежурного, и подошла к двери кабинета майора Карташова.

Олег Валерьянович был несколько удивлен визитом Ларисы, а особенно ее взвинченным и возбужденным видом.

– Олег, – усаживаясь на стул, с ходу начала Лариса, – проверь по своим каналам, через компьютер, через картотеку, через агентов – через что хочешь! – молодые наркоманы, года по двадцать два – двадцать три, клички Страшный и Лорик, один бритый, другой длинноволосый, живут предположительно где-то в районе Пролетарки. Я уверена, что именно они убили Яну Ковалеву!

– Подожди, подожди, – остановил ее Карташов, ошарашенный напором Ларисы. – Объясни мне хотя бы, в чем дело.

Лариса принялась рассказывать ему о разговоре с Умновым и о выводах, которые она из него сделала.

Карташов слушал очень внимательно.

– Я сразу подумала, что это дело рук каких-то отбросов общества! – закончила Лариса. – И вот появились две как раз очень подходящие фигуры.

– Возможно, что ты права, – согласился Карташов. – Нужно проверить. Хорошо, ты пока посиди здесь, а я пойду узнаю, нет ли чего на этих Лорика и Страшного…

Глава 9

Оба являли собой тип опустившихся наркоманов, плотно сидевших на героине. Это были люди без будущего, поскольку зависимость их от наркотика день ото дня росла, и они уже с медицинской точки зрения были живыми трупами. Вопрос заключался лишь во времени – когда наступит логический конец их никому, кроме наркодилеров, не нужного существования.

В тот день им взбрело в голову развлечься. Разнообразить свой однообразный героиновый досуг.

Благо как раз в тот день они имели деньги не только на дозу, но еще и на нечто большее. Лорик со Страшным вдруг вспомнили, что давненько не уделяли внимания противоположному полу. И набрали номер одной из досуговых контор. По их вызову через полчаса явились две девицы в сопровождении сутенера. Наркоманы мутными глазами оглядели девиц и после минутного их разглядывания махнули руками:

– Пойдет!

Заплатили за два часа, и сутенер тут же удалился.

Девицы же, представившиеся как Яна и Марина, предприняли сначала попытку их оживить, поскольку после дозы они были слишком расслабленными.

Но не очень-то они старались в этом направлении, потому что Яне показалось, что наркоманы во время минета начали засыпать и отходить в страну геройновых грез. Кинув выразительный взгляд в сторону товарки, Яна осторожно подняла голову. Клиент не подавал никаких признаков жизни. «Отключился», – мелькнула в голове радостная мысль.

Острый глаз Яны Ковалевой приметил сразу же пачку денег, которая лежала на серванте. Беспечные наркоманы бросили ее на самом виду. Это были деньги, которые они выручили за продажу героина начинающим наркоманам, еще более мелкой шушере, чем были сами, и львиную долю из которых они должны были отдать завтра поставщикам зелья.

Ковалева осторожно протянула руку к деньгам и взяла наобум, на ощупь несколько купюр и уже собиралась положить их к себе в сумочку, как вдруг сзади ее схватили за руку. Она вздрогнула, а внезапно очнувшийся от наркотического забытья клиент грубо заметил:

– Я не понял, это чо за х..ня?

Не слыша ответа, он повторил вопрос еще более грубо, схватив Яну за волосы:

– Чо за х..ня? Ты чо, сука, вообще охренела? Ты знаешь, чо я с тобой сейчас сделаю?

И с внезапно обнаружившейся в довольно худощавом теле силой толкнул Яну к стене. Затем встал, взял со стола бутылку из-под пива и разбил ее о лицо проститутки. Та истошно завизжала. Наркоман приставил ощетинившееся стеклом горлышко бутылки к горлу Яны.

Тут очнулся и другой наркоман, который сильно ударил кулаком в лицо продолжавшую делать ему минет исполнительную Марину.

Яне и Марине стоило неимоверных трудов успокоить взбесившихся парней. Они ползали перед ними на коленях, умоляли их не трогать, но ответом были пинки ногами, ругательства и обещания отрезать грудь, засунуть во влагалище стекловату, отрубить голову и тому подобные угрозы. Наконец конструктивный подход кое-как возобладал. Сошлись на том, что теперь проститутки обязаны наркоманам по гроб жизни, что они будут отдавать им половину своей зарплаты, а вернее, независимо от того, сколько наработают, по две сотни в день.

Потом Лорик со Страшным, не дожидаясь окончания секс-сеанса, вывели проституток на улицу и приказали им ехать туда, где они живут, пригрозив, что если они посмеют пикнуть, то будут зарезаны прямо на месте. Обосновывали они это тем, что им все по барабану, они парни отчаянные. В подтверждение серьезности своих намерений Страшный держал наготове свою заточку, которую извлек из тайника.

На дворе была ночь, и обратиться за помощью проституткам было не к кому. Наконец была поймана машина, водитель которой согласился отвезти компанию по указанному Яной и Мариной адресу.

Проститутки были настолько напуганы, что привезли парней туда, где снимала квартиру Марина.

Наркоманы отобрали у проституток всю наличность и пригрозили, что придут завтра. Канарейкина срочно съехала с квартиры, но… неведомыми путями Лорик и Страшный узнали место ее нового пребывания, зверски избили, снова отняли все деньги и застращали.

Ковалева с Канарейкиной срочно принялись поднимать свои криминальные связи. Но кончилось все ничем – согласившиеся впрячься за проституток пацаны переговорили с «крышей», курировавшей Лорика и Страшного, и отказались в конце концов вести разборку, узнав, в чем было дело. Надавали в итоге тумаков самим проституткам и отымели их в извращенной форме всем кагалом. Так бесславно завершилась для Яны и Марины попытка ограбления клиентов на заказе.

Взяли их довольно легко. Знакомый Карташова, сотрудник отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, быстро вышел на своих информаторов, и те сказали, что Лорика и Страшного можно застать на проспекте возле кафе «Аромат». Именно там собирались наркоманы по вечерам. И сообщил их приметы. Тем же вечером двоих героинщиков и замели.

В управлении им было сказано, что Канарейкина уже призналась в том, что организовала убийство своей подруги. И советовали во всем чистосердечно признаться. Лорик и Страшный, естественно, все отрицали, хмуро и тупо бросаясь односложными фразами типа «да мы ничо», «да она чо?», «да это гон!». Когда словесные методы воздействия исчерпали себя, в ход пошли силовые. В конце концов, Карташов распорядился запереть наркоманов в камере, будучи уверен, что через два дня ломка даст свои результаты, и они за дозу героина будут готовы сознаться в организации терактов в Нью-Йорке.

– С ними все будет просто и понятно, – без тени сомнения заявил он. – А нам, Лариса Викторовна, похоже, нужно поспешить к мадам Канарейкиной.

Лариса кивнула в знак согласия, и Карташов распорядился, чтобы ему в помощь выделили двух оперативников.

Проститутка все поняла сразу, открыв дверь. На ее лице застыл такой ужас, что она не в состоянии была не только вымолвить слово, но и просто двинуться с места. Она тупо выслушала официальную речь Карташова о том, что она арестована за организацию убийства, и дала надеть на себя наручники.

Потом, где-то минут через десять, когда отшумела истерика, когда была подана вода и выкурена сигарета, Канарейкина наконец обрела дар речи.

– Я не убивала. И им тоже не велела убивать.

Правда, не велела. Это они сами. У них же тормозов нет, они наркоманы конченые, – тараторила она, переводя умоляющий взгляд с Карташова на Ларису, с Ларисы на остальных, мрачно присутствовавших в квартире милиционеров. – Я только хотела деньги получить с Ковалевой. Только деньги меня интересовали. А они вообще с ума сошли, потом меня избили, изнасиловали… Помните, я вам рассказывала? – Канарейкина посмотрела Ларисе прямо в глаза, и та отвела взгляд.

– Так, вот что, давай вставай, сейчас поедем в отделение и там ты расскажешь все по порядку, – прервал ее причитания Олег.

– Да-да, конечно, сейчас поедем… Я все расскажу. Все по порядку расскажу, – закивала головой Канарейкина.

Она по-прежнему обводила всех глазами, ища хоть у кого-то какой-нибудь поддержки, сочувствия.

Но никто ни словом, ни взглядом этого сочувствия так и не выразил. Вплоть до того момента, как она уже в официальной обстановке, в кабинете Карташова, начала рассказывать свою длинную историю…

Яна Ковалева заявилась к Канарейкиной после двенадцати ночи, когда Марина ее уже не ждала. В последнее время ее стало напрягать общение с Яной.

Мало того, что по ее милости они влетели в эту жуткую историю со Страшным и Лориком и этот кошмар продолжает тянуться по сей день, так еще Яна постоянно была на мели и вечно клянчила у Марины деньги. А ей они, между прочим, тоже не с неба сыпались!

Марина поняла, что Яна намерена остаться у нее ночевать, и эта перспектива ее совершенно не радовала. Она видела, что Ковалева уже достаточно пьяна, тем не менее Марина впустила свою подружку.

– Проходи, – сказала она, пропуская Ковалеву в квартиру. – Что так поздно-то?

– Работала, – буркнула Ковалева, и Марина испытала чувство презрения – работала Яна по подворотням и подъездам, потому что ни один уважающий себя человек уже не повел бы ее к себе домой. А самой Яне вести клиентов было некуда.

Тем не менее она обратила внимание на то, что лицо Яны выглядело довольным; кроме того, в руках она держала большой полиэтиленовый пакет.

– Сегодня гуляем, Маришка! – подмигнув Канарейкиной, сказала Яна, проходя в кухню.

Там она достала из пакета две бутылки водки, пачку сигарет, батон, банку килек в томате и палку колбасы. Напоследок к этому была присовокуплена бутылка газированного напитка «Радуга».

– Ох, и зае.лась я сегодня! – потягиваясь, протянула Ковалева, плюхаясь на стул. – Давай, Мариш, выпьем!

– Это у тебя откуда? – удивленная таким продовольственным изобилием, спросила Канарейкина.

– Заработала! – хвастливо сказала Яна, открывая бутылку. – Подай стаканы.

Марина молча достала два стакана для водки и один для газировки.

– Давай, Мариш, за то, чтоб побольше было мужиков с деньгами! Которые эти деньги на нас бы тратили!

С этими словами Ковалева опрокинула в рот содержимое стакана. Отрезав от палки колбасы толстый неровный кусок, она принялась жевать его.

Глаза ее помутнели еще больше – видимо, она ухе достаточно приняла сегодня.

– Я, Маришка, скоро заживу, вот посмотришь! – начала разглагольствовать на любимую тему Яна, раскачиваясь на стуле. – Я еще покажу, что я ого-го! Сегодня вон три сотни заработала!

– На одном? – удивилась Марина, ломая голову, какой дурак дал Ковалерой триста рублей за секс.

– На шестерых, – буркнула Яна. – Ну и чо? От меня не убудет, я и десятерых приму. Лишь бы деньги были!

– Ты вот что, – напомнила ей Канарейкина. – Когда Генкой всерьез займешься?

– А чего Генкой? – беспечно хлопая глазами, спросила Ковалева, по-новой наполняя стаканы. – С Генкой и так все ясно.

– Он дал тебе деньги? – встрепенулась Канарейкина.

– Не дал, но даст! Куда он денется? Он же у меня вот где! – Ковалева сжала свой здоровенный кулак и погрозила им перед носом Канарейкиной. – Ой, вот же тоже козел! Господи, за что только мне одни козлы попадаются? – театрально вздохнула она.

– Когда даст? – не отставала Канарейкина.

– Ой, да когда захочу! А ты-то чего переживаешь? – пожала она плечами.

– Как это – чего? – удивилась Канарейкина. – Это вообще-то и мои деньги тоже.

– С какой это стати твои? – округлила глаза Ковалева.

– А с такой! Кто тебя на эту историю надоумил, а? Не я разве?

– Ну ты, – мотнула головой Ковалева. – Но сделала-то все я!

…План насчет рождения ребенка, а затем и предъявления его якобы папаше принадлежал Канарейкиной. Она уговорила Ковалеву не делать аборт, а потом пройтись по всем своим сожителям и предъявить дитя каждому наудачу. Типа кто признает. Но никто почему-то признавать не хотел. На Шатрова сначала рассчитывали, потому что он был мягкотелым и обладал квартирой. Разочарование наступило тогда, когда выяснилось, что в этой квартире прописаны первая жена и дочь. С остальными по тем или иным причинам тоже вышла осечка. Ковалевой пришлось родить ребенка и уехать к себе в Большие Дурасы. Время от времени она появлялась в городе, подрабатывала собой на улице и уезжала обратно в село, где жила тем, что гнала вместе с матерью самогон.

И вдруг… через некоторое время неожиданно ярко зажглась звезда Геннадия Шатрова, которого уже успели подзабыть и Канарейкина, и сама Ковалева.

Упускать возможность стянуть с новоявленного богача деньги Марина считала просто кретинизмом.

Она тут же дала совет Яне немедленно ехать к Геннадию и требовать денег на содержание ребенка.

Взамен за столь вовремя подсказанную идею оставить ребенка Канарейкина хотела пятьдесят процентов от подачек Шатрова. Но Яна самым сволочным образом кидала подругу. Марина знала, что та купила себе некоторые вещи – Ковалева сама хвасталась перед ней, – понимала, что приобретено это все на деньги Геннадия, потому что самой Яне отродясь было бы столько не заработать, и злилась на подругу.

Она несколько раз предъявляла ей претензии, напоминала о договоре, но Яна упорно отказывалась признаться, что это деньги, полученные от Шатрова. Твердила, что заработала сама «непосильным трудом», а что сам Генка – «сука, жлоб и пидорас».

Она рассказывала слезливые истории о том, как ездила к Геннадию, просила денег, а тот всегда спускал ее с лестницы «и даже дочь – кровиночку! – видеть не захотел!».

И теперь Марина, которая сама находилась в глубокой финансовой заднице, решила поставить вопрос ребром.

– Ты что это, – прищурившись, спросила она, – кинуть меня решила?

– Как кинуть, ты что, Мариш? – захлопала ресницами Ковалева. – Да ты ж знаешь, что ты мне лучший друг! Да я ж за тебя любому все зубы повышибу!

– Ты лучше денег с Генки возьми! И мне давай половину! Сука ты! – неожиданно завелась Канарейкина. – Живешь за мой счет, ночуешь у меня, а сама мне положенное не отдаешь. Совести у тебя нет, Яна!

– Чего? – пьяным голосом закричала Ковалева. – А ты за чей счет сейчас жрешь-пьешь, шалава?

– От шалавы слышу! – заорала в ответ Канарейкина. – А ты сколько на мои деньги жрала? Да если б не я, где б ты вообще сейчас была? Я тебя в контору устроила, в приличное место, а где благодарность? И оттуда ты вылетела! Посмотри, на кого похожа стала! Кляча вшивая!

– На себя посмотри! – огрызнулась Ковалева. – П..да коротконогая! Корова толстозадая!

И неожиданно расхохоталась.

– Чего это ты? – трясясь от злости, спросила Канарейкина. – Совсем, что ли, мозги пропила?

– А ничего, – вдруг спокойно ответила Яна, разливая водку по стаканам. – Смешно просто смотреть, как ты выделываешься! Тебя саму-то из конторы скоро выгонят, ты уже старая и толстая.

– Не старее тебя!

– Ты себя со мной не сравнивай, у меня природный дар обольщения! – с томным видом светской львицы заявила Ковалева, высоко задрав свое глупое крестьянское лицо. – Я любого мужика удовлетворить могу, поняла? Да от меня мужики тащатся просто! И внешность у меня го… голливудская! – она пьяно икнула. – У меня ноги – отпад, поняла? – и Яна вытянула на обозрение Канарейкиной свои бревенчатые ходули.

– Подо мной мужики знаешь как стонут? – продолжала она хвастаться. – А Генка Шатров вообще говорил, что мое место на подиуме! Что с моими ногами нужно на сцену выходить! Он меня в группу обещал взять на подтанцовки!

Ковалеву уже просто несло, и она врала напропалую, даже не заботясь о том, чтобы это выглядело правдоподобно.

– У меня мужик знакомый есть… Х-художник, блин! Он весь свет объездил, если хочешь знать, да!

Так вот он мне говорит, что с моего тела только богинь лепить! И картины рисовать! Он знаешь какой человек известный? Он с Горбачевым вместе на море отдыхал, давно еще! Ему Жириновский звонит запросто, говорит «ну чо, Миш, отдохнем завтра вместе?». Он для меня… – Ковалева задохнулась от потока слов и глотнула еще водки.

Поперхнувшись, она закашлялась и, едва дотянувшись, замолотила себя кулаком по спине.

– Он мне говорит… – откашлявшись, сиплым голосом продолжала она. – "Ян, тебе здесь делать нечего! Нечего делать! Ты для другого мира создана!

Ян, хочешь – в Канаду, хочешь – в Америку? Ты мне только скажи, я все устрою!" Да у него в ОВИРе все знакомые, а начальник главный – вообще его друг детства! Они в футбол вместе играли! Вот какие у меня мужики! А муж у меня теперь вообще звезда!

– Какой муж? – не поняла Канарейкина.

– Ну Генка.

– Какой же он тебе муж? – фыркнула Канарейкина.

– Да? – пьяно качая головой, с ухмылкой задрала нос Ковалева и уперла руки в бока, раскачиваясь из стороны в сторону. – А ты знаешь, что он мне в последний раз сказал? Знаешь? Это ж с ума сойти!

Ян, говорит, давай забудем с тобой все! Давай, говорит, жить начнем как люди! Денег у меня много, нам с тобой хватит. Что захочешь, все тебе куплю! И машину свою подарю! Я, говорит, тебя одну все эти годы люблю! С остальными, говорит, от тоски по тебе путался! Вот хочешь, говорит, прям завтра всех выгоню к черту? Всех! А ты оставайся. Живи здесь, что х-х-хочешь делай. К тому ж дочка у нас. А эту метелку, Илонку, я подальше пошлю, и все! А с тобой поженимся, в круиз поедем. На Красное море… – Ковалева мечтательно закатила глаза, похоже, настолько углубившись в свои фантазии, что сама поверила в этот бред сивой кобылы.

Канарейкина с ненавистью смотрела на расхваставшуюся стареющую, никому не нужную проститутку, страдающую манией величия.

– Перестань гнать! – наконец сказала она. – Тебя слушать тошно) – Думаешь, вру? – взвилась Ковалева. – Вот посмотришь! Я-то вон как заживу, а ты пожалеешь, что с подругой лучшей так разговаривала, обвиняла меня!

Она была уже совсем пьяна, и никакой разумной струи в ее разговоре не присутствовало.

– А что ж ты тогда по подворотням-то работаешь? – ехидно спросила Канарейкина. – По помойкам сшиваешься, а? Что ж он тебя к себе-то не заберет, в особняк свой?

– А потому что я человек гордый! – грохнула кулаком по столу Ковалева. – А он хоть сейчас готов забрать! Как только я соглашусь, ясно? Он вообще… сказал, чтобы я за деньгами приезжала! На десять штук баксов договорились.

– Так, короче, половину мне! – тут же сказала Канарейкина. – Хватит мне мозги пудрить! Вот получишь деньги, отдашь мне половину и тогда делай, что хочешь.

– Не дам! – вдруг категорически заявила Ковалева и с вызовом посмотрела на Марину. – Это мои деньги! Они мне на ребенка нужны!

– Не смеши народ! – скривилась Канарейкина. – Ты на нее ни копейки еще не потратила!

– Ты мою дочь не трогай! – встала в позу Ковалева. – На святое замахиваешься? У ребенка последнее отнять хочешь, а? Не будет этого! Я свою дочь защищаю! Попрошайка хренова!

– Это я попрошайка? – взвизгнула, не выдержав, Канарейкина и вскочила со стула, кидаясь на Ковалеву.

Та тоже вскочила, опрокидывая по дороге стул и, схватив со стола плоскую и тупую лопаточку для накладывания торта, пошла с ней на Марину. Та отпрыгнула в сторону, хотя орудие Ковалева выбрала просто смешное.

– Убью! – вопила Ковалева. – Сука! Все только и норовят денег стянуть! Работать нужно лучше!

– Убери руки, курва! – заверещала Канарейкина, пятясь назад. – Убери, а то сама убью!

Она схватила лежавший возле кухонной двери топорик и замахнулась на Ковалеву. На Яну это произвело впечатление, и она опустила руку.

– Ладно, ладно, Мариш, хорош, – примирительным тоном заговорила она и притворно вздохнула. – Господи, и чего мы с тобой из-за мужиков каких-то ссоримся? Подруги ведь все же. Давай, Мариша, выпьем…

Канарейкина, тяжело переведя дух, бросила топор и села за стол, внимательно уставившись на Ковалеву. Та уже как ни в чем не бывало уплетала колбасу, рассказывая какие-то очередные басни, а Марина, наморщив лоб, обдумывала созревший у нее в голове план.

– Ты когда к Генке поедешь за деньгами? – спросила она вдруг.

– В пятницу поеду, – помахивая рюмкой, говорила ничего не подозревающая Ковалева. – С Лианкой вместе. Пусть на дочь поглядит. Я ему сказала: десять тысяч баксов мне дашь – и мы в расчете.

И не встретимся с тобой больше. Он согласился. Десять штук баксов… Нормально? Нормально!

Это уже было похоже на правду, и Канарейкина насторожилась. В весь этот бред насчет жениться и взять к себе жить она, конечно, не верила. Но вот что Геннадий решил откупиться, чтобы его больше не доставала Яна, это было вполне на него похоже.

– На автобусе поедешь? – продолжала спрашивать Канарейкина.

– Угу, – кивнула Яна. – На автобусе.

Тогда Марина Канарейкина еще не знала, что на самом деле это тоже было враньем. Кроме того, что Яна действительно собиралась ехать в город с дочерью на автобусе. Естественно, никакого договора с Шатровым о передаче ей десяти тысяч долларов не было и быть не могло, но Марина этого не знала.

Ей нужно было расплачиваться со Страшным и Лориком, нужно было зарабатывать на себя… И, как ей показалось, она нашла выход из положения.

Больше она с Яной не скандалила, а постаралась и дальше осторожно задавать наводящие вопросы.

Из ее ответов она сделала вывод, что та действительно собирается завтра ехать в деревню, а в пятницу вернуться в город с дочерью. В субботу ранним утром собиралась уже с деньгами ехать обратно в Дурасы.

Они просидели еще где-то с час, после чего Яна буквально свалилась под стол и там захрапела до утра. Наутро Марина проводила Яну на автобус и убедилась, что та поехала в Большие Дурасы.

После этого Марина поспешила на квартиру к Лорику со Страшным. Они были дома и, как всегда, обозленные на весь белый свет. Денег у них не было, ширнуться до сих пор не удалось, поэтому и агрессия их еще больше усиливалась. А тут появился и объект для выброса этой агрессии.

– Принесла бабки? – с порога спросил Лорик, увидев за дверью Марину.

– Бабки будут, миленький, – ласково проговорила Марина, заискивающе заглядывая Лорику в лицо.