Текст книги "Любовь зла"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 5

Кряжимский так и не позвонил. Я отправилась в районную прокуратуру на пресс-конференцию, посвященную успешному завершению расследования серии заказных убийств. Во время речи прокурора в зале стояла поразительная тишина, и, когда у одного из репортеров зазвонил телефон, на беднягу так зашикали, что он, несмотря на профессиональную наглость, покраснел и покрылся испариной. Я тихонько залезла в сумку и отключила свой мобильник. От греха подальше! Тем не менее выступление оказалось не слишком интересным, и на множество задаваемых в конце встречи вопросов прокурор отвечал так же неопределенно и загадочно, как кофейная гуща в чашке у неопытной гадалки.

Я жалела о потерянном времени, но зато, возвращаясь в редакцию и проезжая мимо Настиного дома, заметила девушку, которая о чем-то беседовала с сидящими на лавочке у подъезда старушками. Неужели?.. Я немедленно остановилась и, выходя из машины, успела заметить, как одна из бабулек передала девушке какой-то листок бумаги. Наверняка записка, удовлетворенно подумала я. Ну, здравствуй, Настя.

Подходя, я вовсю рассматривала девушку. Невысокая, очень худая, светлые волосы – пушистое неухоженное каре. Висящая одежда, ей явно плевать, как она выглядит. Правильно, и так симпатичная.

– А вот и она, – обрадовались бабульки, заметив меня.

Настя – а в том, что это была именно она, сомнений не оставалось, – обернулась. Сначала мне показалось, что на меня пристально смотрит языческий идол, настолько черными были у нее глаза, затем я поняла, что глаза-то у нее обычные, светло-серые, а вот зрачки ненормально расширены.

– Здравствуйте. Я Ольга, – поспешила я представиться. – Наконец-то вас дождалась! Мне надо поговорить с вами о Степе.

Она едва заметно вздрогнула, а зрачки, казалось, стали еще шире. Черт, кем же ей назваться?

– Я его родственница…

– Пойдемте в дом, – сказала она.

Двигалась она не то чтобы медленно, но как-то неуверенно и очень осторожно, будто заранее оберегая себя и обходя все возможные и невозможные препятствия и преграды. Я не сомневалась, что на руках вен у нее уже и не видно. Настя была очень похожа на человека, который подошел к самой черте. Она отперла дверь, сказала тихо:

– Проходите.

Я скинула в коридоре туфли, с любопытством оглядываясь. Квартира была из тех, которые переходят по наследству от бабушек и дедов вместе со всеми вещами и мебелью, сохраняя атмосферу прошлых годов. Абажур с бахромой, массивный шкаф с мутным зеркалом толстого стекла, стулья с круглыми спинками и вытертой гобеленовой обивкой. Я прошла за Настей в комнату, села на продавленный диван. И ремонт, похоже, делали тоже в далекие времена прежних хозяев, а из привнесенных Настей вещей здесь, наверное, только ее личные, да телевизор со снятой задней панелью, стоящий у стены.

Она аккуратно устроилась в старом кресле напротив меня и ждала.

– Я родственница Степы, меня попросили найти его родители. У него тяжело болен отец, старики посылали ему телеграмму, но не получили ответа. Так же произошло и со второй, – бессовестно добавила я еще одну телеграмму. – Забеспокоились. Они, конечно, были в ссоре, но Степа никогда не был настолько жестоким, чтобы проявлять в такой ситуации характер. Я его тоже немного помню с детства – добрый, безобидный, не мог он так поступить.

Губы у Насти дрогнули.

– А так как я живу здесь, – продолжала я, – они попросили меня узнать, что случилось. Когда вчера вечером я пришла к нему, то…

Настя всхлипнула и закрыла лицо руками.

– Тише, ну что вы так? – я вскочила с дивана и бросилась к ней. – Успокойтесь, не надо плакать. Зачем?

– Я все знаю, – сквозь слезы сказала она. – Это ужасно. Это несправедливо. Он был такой хороший…

Она плакала тяжело, словно со слезами надеялась избавиться от наболевшего на сердце, и от моего участия ей становилось только хуже.

– Не плачь, слезами его не вернешь, а ему бы не понравилось, что ты плачешь.

Фраза ее добила.

– Я ведь хотела только сделать как лучше, я не хотела его обижать! Он ведь еще мог вырваться! И я сама бросила его, а он не понял! Это я во всем виновата, а я только хотела помочь…

– Ни в чем ты не виновата, – твердо сказала я. – Он жизнь не самоубийством покончил. В него стреляли. Три раза. И возможно, ты поможешь найти убийцу.

Настя затравленно смотрела на меня широко открытыми глазами.

– Его еще не нашли? – спросила она. – А кого-нибудь подозревают?

– Пока те, кто ловят, не особенно распространяются об этом, – уклончиво ответила я. – Но соседи видели кого-то, выходящего из подъезда сразу после убийства.

– Кого? – она буквально затаила дыхание.

– Мужчину, лет пятидесяти, – тут я кратко описала Кряжимского. – Ты ни разу не видела такого у Степы? – Девушку лихорадочно затрясло. Обхватив себя руками, она молча смотрела на меня.

– Кого-нибудь похожего?

– Я не уверена, – наконец решилась она. – У него был знакомый, напоминающий по описанию… убийцу, он как-то очень помог ему. А потом, знаю, они все не могли договориться насчет чего-то. После его приходов Степа становился очень нервным. Иногда они ругались, но при мне старались ни о чем не говорить.

Она облизнула пересохшие губы. Сколько же времени она не может найти дозу? – подумала я.

– А имя его ты знаешь?

– По-моему, Андрей, – неуверенно сказала она. – Нет, Сергей или… да, точно, Сергей.

Так, Сергей Иванович, пока вам несказанно везет, но стоит милиции поговорить с Настей, и ваше инкогнито будет раскрыто.

– Вы думаете, это он?

Вид у девушки был жалкий, она пристально, не отрываясь, смотрела на меня диковатыми черными глазами, в которых опять заблестели слезы.

Я пожала плечами.

– А что-нибудь еще ты про него знаешь?

– Да, вспомнила. Как-то столкнулись случайно с ним на улице, мы тогда со Степой еще встречались. Они курили, разговаривали, я стояла рядом. И этот человек рассказывал что-то про какую-то газету. Я так поняла, его работа как-то связана с ней.

– У Степы были враги?

– Да нет, наверное. Он был, знаете… нет, не безобидный, но на него нельзя было злиться. Хотя, может, и были такие, кто его не любил. Без этого не бывает. Ребята над ним одно время любили шутить.

– Шутить?

– Ну прикалываться. Он не обижался, только потом оказывалось так, что они сами выглядели дураками, и охоты прикалывать его у них поубавилось.

– Кто «они»?

– Знакомые, – неохотно сказала она. – Сашка из политеха, Пахан, Серега, Танька, Антон, – она немножко замялась и как-то с трудом выговорила:

– Алексей Алехин. Они не слишком любили друг друга, ведь из-за Алексея я Степу и бросила.

Ее лицо как-то странно исказилось. Она сцепила руки в замок и крепко, так что побелели и без того бледные пальцы, сжала их.

– Но ребята не могли этого сделать, – вдруг со страстной убежденностью произнесла Настя, подаваясь вперед. – Я их давно знаю, шутки шутками, но такое! Это надо же совсем с катушек слететь! Совсем, совсем… Господи…

У нее опять потекли слезы, худые плечи вздрагивали. Если бы я была Роденом, то эту ожившую скульптуру я назвала бы «Отчаяние».

Я тихо дотронулась до ее руки.

– Успокойся, не надо. Его уже не вернешь. Отпусти его.

Она вздрогнула всем телом, внезапно переставая плакать и вновь пугая меня бездонным мраком своих зрачков, прошептала:

– Не могу… Принесите мне воды, пожалуйста, – попросила она.

Я молча кивнула и пошла на которую теперь по счету за последние два дня чужую кухню. Взяла со стола чашку – заварка в ней уже «зацвела» – и тут же чуть не выронила от испуга. Передо мной стоял парень, и выражение его лица было отнюдь не доброжелательным. Я бы скорее определила его как неприятную смесь вызова и угрозы. Нос у парня был сломан, и явно неоднократно, на плечи лохмотьями ложились волнистые светлые волосы. А вот и Алексей…

Я отшатнулась, невольно прижав к себе чашку.

– Вы кто? – Нет, конечно, голубчик этот мне не был знаком.

– Аналогичный вопрос.

– Настя! – позвала я.

При виде Алексея на лице девушки одновременно отразились и ужас, и надежда. Она с какой-то собачьей мольбой во взгляде посмотрела на него.

– Это Алексей, – представила она парня. – А это Ольга, родственница Степана.

– У него не было родственников в Тарасове.

– Близких не было, – согласилась я. – А когда срочно требуется помощь, родня почти везде и всегда отыскивается. Вы так неслышно вошли…

– Не хотел мешать вашему разговору.

Вернее, хотел послушать, что будут спрашивать, мрачно подумала я. С этим типом контакта не выйдет.

Алексей мне не понравился сразу и бесповоротно. По одному его взгляду чувствовалось, что он легко перешагнет через человека, который будет ему мешать, и было в нем что-то от той самому себе разрешенной вседозволенности нераскаявшегося Раскольникова… Настя, что же ты в нем нашла?

– Вы тоже знали Степу?

– Знал. Не имею ни малейшего понятия, кому понадобилось его убивать. Как, вы говорите, его убили?

– Застрелили. Три выстрела в грудь.

– И что же, пока ни преступника, ни даже пистолета?

– Не знаю, – честно призналась я. – В квартире Степы оружия не нашли. Вы даже и не слышали о случившемся?

– Нет, мы были за городом. В деревне, у Настиной бабушки. – Он неотрывно смотрел на девушку.

– Что? Да-да, у бабушки, – быстро подтвердила она. – Последние осенние солнечные деньки не хочется быть здесь. Мы только что вернулись, но тетя Зина, – она теперь обращалась к Алексею, – тетя Зина сказала, что, кроме Ольги, меня искали еще люди, хотели оставить мне повестку, но никто ее не взял.

– Из прокуратуры, наверное, студенты на практике, – заметила я.

Настя держалась теперь на ногах только потому, что прислонилась к стене.

– По-моему, тебе надо прилечь, – сказала я.

– Здравая мысль, – Алексея покоробило от того, что хоть в чем-то он вынужден со мной согласиться.

Он подошел к Насте и, клянусь, с нежностью обнял ее за плечи и прижал к себе:

– Что, совсем устал, котенок?

Он почти взял девушку на руки и уже лишенным эмоций голосом произнес куда-то мимо меня:

– Сейчас я ее уложу и вернусь.

Настя покорно позволила себя скорее унести, чем увести, а я села на табуретку, наконец поставив чашку обратно на стол. Визит производил очень тягостное впечатление. Почему-то я не могла воспринимать Настю как живого человека, мне все казалось, что я разговариваю с покойницей, настолько не от мира сего был у нее вид. Если срочно не вмешаться – и то я сомневалась, что это еще может что-то изменить, – то Насте осталось жить недолго. И странно, Алехин абсолютно не выглядит наркоманом, почему же он не заставит бросить и Настю? Хотя в данном случае сказать настолько легче, чем сделать…

Из комнаты доносились тихий разговор и всхлипывания Насти, потом к увещевательно-успокаивающему тону Алексея прибавились жестковатые приказные нотки, девушка же горячо его о чем-то упрашивала. Потом возникла короткая пауза, которая завершилась очень эмоциональным, но непечатным выражением, и Алексей вернулся на кухню.

– Вы ее расстроили, – заявил он.

– Я тоже расстроена, или, по-вашему, это ненормально, что она оплакивает друга? Вы-то не слишком, я смотрю, огорчены этим известием.

– Уж не хотите ли меня обвинить в убийстве?

– Например, на почве ревности?

– Настя правильно сказала, – зло произнес он. – У Степы не было врагов. Он был слабак, чмо, какие у такого враги? Надеюсь, я не оскорбляю ваших родственных чувств? Откровенно говоря, я получал гораздо больше удовольствия, высмеивая его перед Настей. К чему мне его смерть? Неинтересно. Так что здесь вы ничего не найдете, и лучше вам на самом деле попробовать обратиться к тому Сергею Батьковичу, о котором она упоминала. Это единственный человек, который ругался со Степой, – он ехидно сделал на имени ударение. – Всерьез. Так что, леди, попрошу вас больше не приходить и не беспокоить Настю. Она больна, так что не надо ее лишний раз расстраивать.

– Значит, вы утверждаете, что Степану никто не желал зла, и вы в том числе? Вы постараетесь убедить в этом и следователя? – Голову бы ему собственными руками отвернула. – Только тогда почему же Степана все-таки убили? Какая загадочная смерть…

– Ищите ответы на свои вопросы в другом месте, – угрожающе сказал он, недвусмысленно указывая на дверь.

Перед уходом я заглянула в комнату.

– До свидания, Настя. Если что, вы знаете номер моего телефона.

Солнечный свет, птичий и детский гомон просто ошеломили меня после темноватой квартиры с затхлой, тягостной атмосферой. Я полной грудью набрала воздух и медленно выдохнула, пытаясь снять напряжение и избавиться от назойливого чувства, что я пропустила что-то важное. Не удавалось. Но тут я посмотрела на часы, моментально забыла о своих предчувствиях и рванула на работу.

Глава 6

Недалеко от входа в редакцию, на улице, к моему удивлению, томился Ромка. Неужто Виктор и Маринка в целях его безопасности выставили парня за дверь, а сами теперь выясняют отношения и бьют компьютеры, мелькнула у меня мысль, настолько у Ромки было тоскливое выражение лица. Сердце мое ухнуло, и я, рванувшись к нему, едва не забыла запереть «Ладу».

– Что случилось? – крикнула я еще издали.

– Как ты догадалась? Я же ничего еще не успел сказать, – удивился он.

– Интуиция. Ну?

– Где была твоя интуиция, когда мы тебя искали? Звонили-звонили, провод весь оборвали, но только и слышали: «Абонент временно недоступен», – противно прогнусавил он.

– Мобильник был отключен, – вспомнила я, доставая телефон из сумки и включая его. – Проклятая конференция, только время потеряла. Так что здесь произошло, говори давай, а не то я за себя не отвечаю.

– У нас теперь тоже отпуск, – ехидно сказал он. – Прямо бархатный сезон, теперь все дружно на юг полетим, как утки.

Я чувствовала, что сейчас потеряю терпение.

– Пойдем, – быстро сказал он, видимо заметив нехороший блеск в моих глазах и решительно обрывая разглагольствования. – Сама увидишь.

Откровенно говоря, до меня не сразу дошло, в чем дело. Дверь в офис была опечатана, и холодный ужас потек вниз по позвоночнику, предварительно перехватив горло. «Кряжимского вычислили!» – вне себя от расстройства подумала я. Хотя минуточку, при чем здесь редакция?

Я резко обернулась к Ромке, начиная догадываться.

– Стопорецкий?

– Неофициально – скорее всего он, – ответил Ромка. – Благодаря его стараниям. А официально – инспектор пожарной безопасности.

– Была же плановая проверка недавно, и ничего, все в порядке!

– А это – внеплановая. И послушать его, так Москва горела из-за таких, как мы. Прямо-таки не редакция, а источник повышенной опасности, – мрачно изрек Ромка.

– А где остальные? Давно это случилось?

– Да нет, минут двадцать-тридцать, как инспектор ушел. А Виктор с Мариной – в кафе, ждут твоего появления.

Действительно, там мы их и нашли. Нахохлившись, оба сидели за столиком, глядя каждый то в свою чашку, то в окно на прохожих, не обращая друг на друга ни малейшего внимания.

– Маринка явно жаждет объяснений и не желает никаких извинений, Виктор же явно предпочитает извиниться, но ничего не объяснять, – пробормотала я.

– Что? – переспросил не расслышавший меня Ромка.

– Да так, не обращай внимания. Это все от недосыпания.

– А… У вас у всех сегодня какой-то усталый вид, а про Виктора я бы вообще подумал, что он с похмелья, если бы это был не он, – завернул выдающуюся с точки зрения русского языка и здравого смысла фразу. – Так мало этого, эти двое еще и дуются друг на друга, а все шишки, как ты думаешь, на кого? Правильно, на меня.

– Потому что я отсутствовала.

– И Сергей Иванович на югах перекрывается…

Лучше слова и не подберешь – «перекрывается», – невольно подумала я.

– Ну, горемыки, рассказывайте, как защищали родное рабочее место, как грудью стояли за любимый компьютер, как били морду инспектору-интервенту. – Я уселась между Виктором и Маринкой, благо стол круглый и видно обоих, поставила локти на стол, подперев руками щеки.

– А главное, к какому хану на поклон идти и какую дань нести, – в тон мне ответила Маринка.

– Желательно, – вздохнула я. – Хотя, говорят, меньше знаешь – крепче спишь.

– Сидим мы себе, работаем, кофе пьем, – начал Ромка, – как вдруг в дверь заходит какой-то хмырь с упитанной мордой, представляется Никитой Сергеевичем Золой, предъявляет корочки пожарного инспектора и желает осмотреть помещение.

– И в мыслях ничего плохого не держали, – подхватила инициативу Маринка. – Вот же была проверка совсем недавно, и все нашли в порядке. Ну пускай смотрит, жалко, что ли? Быстрее посмотрит – быстрее уйдет. Ничего подобного! Этот гад буквально обнюхал все, протыкался носом по всей проводке, ковырнул кусок обоев и якобы случайно задел ногой провод моего компьютера и выдернул штепсель из розетки! Как же, случайно! В гробу я видала такие случайности. Ты думаешь, он извинился? Он долго и печально созерцал нас, давая понять, насколько велики и серьезны наши проблемы, а потом заявил, что такого букета нарушений на таком маленьком пространстве он давно не встречал.

– Виктор спросил, что он имеет в виду, – опять перебил Ромка. – И тот ответил, что пожарной безопасностью у нас и не пахнет и что мы в крайне грубой форме нарушаем все правила. У нас перегрузка сети, помещение загромождено столами, а на окнах решетки, так что людям, в случае чего, будет трудно выбраться наружу, стены отделаны легковоспламеняющимся материалом, а провода электроприборов просто сами кидаются и опутывают ноги. Неплохой список, правда? После чего он составил акт с указанием всей этой чуши, выгнал нас и опечатал помещение. Но я смиренно попросила разрешения вернуться за своей сумочкой на рабочем месте и, уронив тюбик с помадой на пол, ухитрилась водворить штепсель на место.

– Представь, этот олух абсолютно не прореагировал и не пожелал объяснить, почему предыдущая проверка не пришла к такому же выводу, – добавила Маринка. – И теперь, пока мы не заплатим штраф, офис будет опечатан, и работать мы, соответственно, не сможем.

– Думаю, мы все прекрасно знаем, кому обязаны внеочередной «объективной» проверкой, – процедила я сквозь зубы. – По-моему, кто-то перешел все границы.

– О, не беспокойся. Больше Стопорецкий не будет насылать на нас проверки и жалобщиков, – спокойно сказала Маринка. – Я тут кое-что придумала…

Интересно, она всегда способна выдавать такие идеи, или же ее так разозлил ночной звонок Виктору? Непривычно деловитая и холодная Маринка достала из сумочки зеркальце и, смотрясь в него, принялась поправлять прическу. Эффектно изогнула шею, рассчитанными движениями взбивая и без того пышные волосы, чуть прикусила губу. Ромка и Виктор прямо-таки прикипели к ней глазами. Вот это да, ошеломленно подумала я. Может быть, ее обычная суматошность и экзальтированность просто имидж? Как мало я знаю своих друзей! И тут в мою голову впервые закралась предательская мысль – а вдруг Кряжимский и в самом деле убил Степу? Я затрясла головой, вытряхивая оттуда эту нелепицу. Ну а если все же…

* * *

Когда возвращалась с автостоянки, мне показалось, что в толпе прохожих мелькнуло знакомое лицо, не вызывающее приятных ассоциаций. Алексей? Я завертела головой, пытаясь снова отыскать его, но безрезультатно. Показалось? Оля, у тебя возникла мания преследования. Повздыхав над собственными раздерганными нервами, я зашла в подъезд. Неприятный сюрприз ждал меня и там – все лампочки были выкручены. Держа в руке зажженную зажигалку, я поднималась по ступенькам, как заблудшая душа со свечой по кругам ада, как, подойдя к двери, услышала телефонный звонок в своей квартире. А вдруг Кряжимский? Чертыхнувшись, я выронила зажигалку, содрогнулась от отвращения и судорожно стала шарить рукой по лестничной клетке, впервые задумавшись о том, что, может, и в самом деле существуют разные сглазы и проклятия. Наконец нащупав ключи и нервно фыркнув, я невольно представила себе дедулю со Стопорецким, проводящих спиритический сеанс и заклинающих злобных духов. Может, и нам попробовать вызвать дух Степы – сказал бы, кто его убил…

Разумеется, к телефону я не успела. Явственно чувствуя, что начинаю злиться на весь белый свет, я села в кресло и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь унять клокотавшую ярость. Тут телефон зазвонил опять.

– Алло! – рявкнула я в трубку.

– Оля? – с сомнением спросил знакомый голос.

– Сергей Иванович! Слава богу, я уж думала, что вы никогда не позвоните! – Эх, тупица, не обратила внимания даже, что звонила междугородка.

– Не выдержал, – сокрушенно вздохнул Кряжимский. – Не отпускает меня работа. Три дня крепился, а сегодня не смог. Я днем звонил в редакцию, но там не брали трубку, и по мобильнику твоему не мог дозвониться. Решил – домой, и там сначала не отвечали. Что у вас там происходит?

– Ужасные вещи, – заявила я. – Слушайте меня внимательно, не дай бог нас разъединят. Вы немедленно должны вернуться в Тарасов. Слышите? Убили Степу, и все улики против вас. Я нашла в его квартире вашу зажигалку, вас видела соседка, у ментов есть ваш фоторобот, чудо, что пока еще они не выяснили, кто вы такой. У вас замечательные шансы оказаться в розыске по подозрению в убийстве. Вам просто необходимо как можно скорее оказаться здесь и самому во всем разобраться. Судя по всему, вы последний, кто видел Степу в живых, кроме убийцы, конечно же. Я точно знаю, что вы там были. И скажите, на кой черт вы покупали наркотики?

Некоторое время в трубке были слышны только посторонние шумы и треск, затем до меня донесся глухой голос Кряжимского:

– Вы слишком много знаете, Оля. Это опасно…

– А еще у нас опечатали редакцию «по протекции», догадайтесь, кого? Стопорецкого, – не могла остановиться я. – Ох, хотя все это не телефонный разговор. Возвращайтесь как можно скорее… Сергей Иванович!

Ответом была тишина, затем в трубке оглушительно заскрежетало, раздался щелчок, и пошли короткие гудки. Все-таки разъединили. Но ничего, главное сказать я успела. Теперь остается только ждать. Я снова сняла телефонную трубку и позвонила в аэропорт. Там сообщили, что ближайший рейс из Сочи ожидается завтра в 15.10. Что ж, будем надеяться, что Кряжимский исхитрится достать билет.

Минут через пятнадцать раздался звонок в дверь. Я впустила Маринку – сегодня она ночевала у меня. Для осуществления антистопорецкой акции по спасению газеты нам нужен был компьютер с выходом в сеть, который имелся у меня дома. Не тратя времени на бестолковый треп, а уж поверьте, это совсем не похоже на Маринку, она сразу села за работу.

– Попался, – удовлетворенно сказала она примерно через полтора часа. – Теперь посмотрим, кто кого. Я еще никогда не была шантажисткой.

* * *

Следующим утром я уже сидела в приемной Стопорецкого, ожидая своей очереди. Попасть к нему было не так просто, пришлось встать пораньше, чтобы попасть хотя бы не в самый хвост длинной череды людей, ожидавших своей порции внимания. Я огляделась и, кажется, уловила настроение толпы.

– Как душно! Ну что же это такое? Сколько можно сюда приходить? За одной только подписью! – громко возмутилась я. – У меня ребенок маленький один дома!

– Третий раз прихожу, – пробормотал мордастый мужчина в не по погоде плотной кожаной куртке. – Когда все это закончится?

– Бюрократы! – С готовностью подхватила сидящая на стуле в обнимку со старомодным саквояжиком бабка. – Спасу никакого нет от этой волокиты.

– Безобразие…

– Издевательство над людьми…

Зашумели со всех сторон, возмущенно восклицали, ругали власть, правительство, коммунистов, негров в Африке и зеленых человечков на Марсе. Знаменитый вопрос «Кто виноват?» был явно риторическим – уж кто-кто, а виноватые у нас всегда найдутся. Из кабинета выглянула секретарь и потребовала прекратить шум. Только после угрозы отменить прием люди немного поутихли. Счастье ваше, что я сюда пришла в самом начале рабочего дня, с вредностью подумала я. Народ наш пока еще добрый.

Не прошло и двух часов, как наконец я была допущена в святая святых.

– Ольга Юрьевна? – деланно удивился при виде меня Стопорецкий. – Какая неожиданность! С чем пожаловали?

Чиновник прямо излучал заинтересованность и внимание; склонив голову, смотрел на меня с умеренным-таки сочувствием: мол, всем, чем сможем, поможем.

«Поможешь, – мрачно подумала я. – В лепешку расшибешься, но поможешь».

– У нас возникли некоторые затруднения, – начала я покаянно.

Глаза его выдавали – просто горели злорадством. Неужто действительно подумал, что я к нему на поклон пришла?

– Еще в конце позапрошлого месяца в «Свидетеле» стала пользоваться огромной популярностью наша новая рубрика «Черная дыра». Нет, не подумайте, это никак не связано с астрономией или пришельцами. Скажем, основная тема – это нецелевое использование ресурсов, в том числе и денежных, даже главным образом денежных, которые были направлены на выполнение строго определенных задач и программ.

К ехидству в глазах Стопорецкого прибавилось легкое недоумение.

– Дело в том, что огромная доля вышеупомянутых средств на пути к месту назначения теряется, исчезает, как в черной дыре. Отсюда, собственно, и название. Вы, наверное, помните, в середине августа был вынесен приговор по уголовному делу о присвоениях и растрате, а также нецелевом использовании государственных кредитов рядом должностных лиц города Тарасова.

– Весьма печальная история, – насторожился Стопорецкий. – Именно из-за подобного поведения некоторых личностей и подрывается авторитет власти. Толпа добра, как известно, не помнит, а вот даже мелкими ошибками способна попрекать очень долго.

– В том-то и дело, – грустно согласилась я. – При подготовке материалов для статей нам стали известны некоторые факты, доказывающие, что не все виновные по делу были наказаны. В частности… Впрочем, надо ли о частностях? – я многозначительно посмотрела на него. – Но, так как дело уже рассмотрено, мы встали перед дилеммой, а надо ли поднимать все это вновь. В некоторых случаях чужой пример того, что наказание все-таки настигает, действует предостерегающе и вызывает положительный результат. Тем более если вина не очень велика по сравнению с другими, конечно, а пережитые страхи и волнения очень не хочется пережить вновь.

Теперь мы поменялись ролями, и сейчас я вся превратилась в сочувствие и сопереживание, полная трогательных забот о том, чтобы не помешать вступить на верный путь провинившимся, но страстно жаждущим реабилитировать себя гражданам.

– И я полна сомнений, давать данному материалу ход или нет, – выдержав эффектную паузу, продолжала я. – Хотя все мои коллеги настаивают на этом, я тем не менее колеблюсь. Вам может показаться странным, но я не смогла придумать ничего лучше, как посоветоваться с вами. Вы все-таки вращаетесь в данных кругах, – ввернула я тонкий намек на толстые обстоятельства.

Стопорецкий прокашлялся.

– Насчет данных кругов я не стал бы утверждать, – произнес он. – А насколько вы уверены в верности подозрений?

– О, у нас есть все доказательства, которые не оставляют и тени сомнений в справедливости высказанного мной обвинения. Нам даже удалось установить счет, на который переводились деньги. Не особенно крупные суммы, но все же…

Я вытащила из сумки стопку листов, долго выбирала часть, затем протянула выбранное Стопорецкому.

– Вот, например, некоторые распечатки.

Он взял листы, просмотрел, задумался.

– Действительно, суммы не очень крупные, – теперь в его глазах боролись отвращение ко мне и досада. – И поступления на счет с тех пор закончились?

– Полагаю, да, – безмятежно ответила я.

– Значит, человек исправился?

– Или открыл другой счет.

Я забрала у него документы и сказала:

– Видите, сколько сомнений, тем более что нам в нынешних условиях работать невозможно. Представляете, вчера по результатам о-очень странной внеплановой проверки у нас опечатали помещение и назначили весьма ощутимый штраф.

– Да? Это по какой же причине? – вяло поинтересовался Стопорецкий.

– По причине несоблюдения правил пожарной безопасности, – ответила я и возмущенно добавила: – Несмотря на то, что совсем недавно мы благополучно прошли аналогичный осмотр. Представляете?

– Попробую вам помочь, а то, действительно, непорядок.

Мина у него была самая кислая, я даже испугалась, что схвачу оскомину.

– Правда? – обрадовалась я. – Мы были бы так признательны!

Я выжидающе смотрела на него и не двинулась с места, пока он не спросил у меня имя приходившего инспектора и не позвонил в пожарную инспекцию. Это был превосходно разыгранный фарс: по его просьбе ему позвали нужного человека, которому Стопорецкий, опять же от лица «возмущенной общественности», устроил грандиозный разнос. Держу пари, тот долго не понимал, почему чиновник так бушует. Я наслаждалась превосходной игрой и с трудом удерживалась от того, чтобы не разразиться овациями.

– Уф! – Он положил трубку и вытер пот с раскрасневшегося лица. – Полагаю, мы сможем решить вашу проблему. Отправляйтесь на работу, открывайте дверь и спокойно выполняйте свои обязанности. Я к вам позже наведаюсь, проверю, все ли в порядке. Так что ни о чем не волнуйтесь. А насчет той статьи мой вам совет – оставьте людей в покое. К чему прошлое ворошить? Уверен, они больше не станут совершать подобных ошибок.

Конечно, станут осторожнее, чуть не произнесла я вслух. Мы оба отлично понимали смысл недосказанного: личность «совершивших ошибку» и то, что высказывать претензии и требовать их удовлетворения от пожарного инспектора, он не имеет никакого права. Тем не менее он делает это и вполне уверен в положительном результате.

– Думаю, вы убедили меня, что порядочные люди еще встречаются. Очень рассчитываю на вашу помощь. – Я встала, собираясь уходить, посмотрела на бумаги, которые держала в руке, и кинула их в мусорную корзину. – А это… бог с ним, наверное, вы правы, это морально устаревшая информация. – И мы любезно распрощались.

Если проклятия и сглазы действительно существуют, подумала я, закрывая за собой дверь, то у меня теперь все волосы повыпадают. На глазах у изумленной публики я трижды поплевала через левое плечо, само собой разумеется, символически, постучала по косяку и оповестила всех:

– Злой, как черт. Ужас, что делается! – и пошла вниз.