Текст книги "Ошибка природы"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Сейчас он, – пообещала нам женщина. – Еще дрыхнет.

С этими словами она удалилась на кухню, оставив нам вместо себя только мутный свет заспанной, как все другие обитатели квартиры, лампочки, халатно относящейся к своим осветительным обязанностям.

– Глазам не верю, – прошептала я. – Экое несоответствие между рекламной красивостью и закулисной жизнью!

Дверь скрипнула, и оттуда показалась всклокоченная голова, абсолютно не напоминающая красивую, кудрявую головку красавчика с рекламы.

Хозяин головы оглядел нас прищуренными глазами и испугался.

– Ой, – вымолвил он. – А вы кто?

– Арестовывать вас пришли, – вздохнула я. – Разве не видите?

Он не поверил. Как-то глупенько хихикнул и поинтересовался:

– За что?

– За вранье, – грустно покачала я головой. – Вот не дадите нам немедленно красную чашку «Нескафе», посадим вас за обман народонаселения в корыстных целях!

– Господи, – простонал он. И открыл дверь. – Вы поклонники?

– Оставь надежды, мальчик, – сурово ответила я. – Я женщина серьезная. И дело у меня к тебе тоже серьезное. Я, видишь ли, детектив.

На этот раз серьезность моего тона на него подействовала. Он попытался изобразить царственный жест, приглашая нас пройти в комнату, и я отмела все подозрения на его счет.

Судя по описаниям всех моих свидетелей, наш «Гамлет» был высоким. А хорошенький Дима коротышка!

Дай бог на голову повыше Дашки, честное слово!

* * *

Комната у него была экстравагантной до безобразия. По стенкам развешаны постеры, изображающие людей в огромных шлемах, напоминающих астронавтов.

Пенс, видимо, их всех знал, поскольку тут же начал бегать по комнате и называть их имена. Не зря я где-то прочитала, что, если ты решила понравиться какому-то мужчине, надо первым делом выучить имена всех гонщиков «Формулы-1», посмотреть хотя бы одну гонку и возненавидеть Михаэля Шумахера. Почему они его не любят, уж не знаю.

В центре на столе вальяжно расселся навороченный компьютер, явно тоже безгранично уважаемый. Мы отвлекли несчастного от постройки «Империи».

Но в целом я не могла понять, куда девает деньги этот юноша. В рекламе-то зарабатывают совсем неплохо!

Очень быстро я осознала, что Пенс иногда бывает незаменим. Мой молчаливый друг, который норовит объясняться со мной нередко односложно, предоставляя мне витиеватую сложность беседы, теперь восторженно трещал с Димой на птичьем языке компьютерщиков и гонщиков, в который я, если честно, врубалась с трудом.

Зато Дима все понимал и от Пенса был в полном восторге. Дав им немного обсудить их важные проблемы, я кашлянула и приступила к «допросу с пристрастием». Собственно, я уже поняла, что Дима был слишком простодушен, чтобы измыслить такие затейливые преступления. На мой вопрос о его заработках он скромно потупился и поведал, что зарабатывает-то он неплохо, но перед этим вляпался в темную историю и теперь выплачивает сделанные в то черное время долги.

Пенс, побывавший в точно такой же передряге, почувствовал к Диме братскую любовь и, когда я спросила Диму о его взаимоотношениях с Соней, свирепо зыркнул на меня глазами.

– Соня? – озадаченно переспросил Дима. – Это которая у нас руководила театром?

– Да, – кивнула я.

– А что с ней?

Я в очередной раз поведала историю странных посещений.

– Да я даже представить не могу, кому это надо?

– А Пряников? – спросила я. – Что это за человек?

– Костя? – Дима вытаращился на меня, потом расхохотался. – Господи, Костя Пряников – человек патологической честности. Он бы пришел и высказал недовольство прямо в глаза, но никогда не стал бы развлекаться подобным образом! Если бы вы говорили о женщине, я бы сразу назвал вам и Машку, и Ольгу! Вот они – да! Змеи обе. А Костик – нет! Никогда!

Я задумалась. Маша. Оля. Обе девочки явно обладают фантазией и злобой. В сочетании одного с другим запросто может родиться преступление.

Но Дашка все-таки видела мужчину!

– Дима, а ты был знаком с Ольгиным отцом?

– Гордоном? Был. Собственно, он меня и устроил.

– И что он был за человек?

– Двойственный, – пожал Дима плечами. – Знаешь, про него нельзя сказать односложно – «он был хороший. Он был плохой». Он был странный. Сложный. Противоречивый. Иногда – добрый и возвышенный, как ангел. Иногда – злой и насмешливый, как черт. Многого в нем я не понимал. Например, его отношения с женщинами ставили меня в тупик. С одной стороны – он старался их унизить. С другой – падал на колени перед Соней и превозносил ее выше всех земных созданий. Он однажды простоял на коленях под ее окном, под проливным дождем, с опущенной головой целую ночь! Представляете?

– Нет, – осуждающе посмотрела я на Пенса. Пенс сделал вид, что этого моего взора огненного не заметил, сразу начав пристально изучать чертову «Империю». Разве от него такого подвига дождешься. – А почему он решил постоять на коленях?

– Вину замаливал, – вздохнул Дима. – Так сказать, немножко напакостил и просил прощения. Соня его простила.

– Странно, а мне она про это ничего не говорила, – заинтересовалась я. – И что же он там за поступок совершил неприглядный?

Дима замялся.

– Я не знаю, имею ли право говорить об этом. Если бы Соня захотела, она бы сама вам рассказала. Все-таки это чужая тайна.

– А если это причина происходящего? Если он, скажем, сильно обидел когда-то человека и этот человек теперь мстит?

Он продолжал молчать – только взглянул на меня немного странно и закурил.

– Дима, вы сказали «а». Вам не кажется, что теперь следует сказать и «б»?

Он усмехнулся.

– Саша, я могу рассказать вам все про себя, понимаете? С кем я, пардон, спал, как я накуролесил – даже самое постыдное, потому что это касается меня лично и не задевает других!

– А тех, с кем вы спали? – сострила я.

– Ну, их имена я бы не назвал.

– Хорошо, а если вы не назовете имени, просто намекнете, что там за грязные истории будоражили ваш «Эльсинорский замок»?

Он молчал долго – я даже устала.

– «Всему виной любовь. Она лишает нас благоразумья. Мы скрыли, как постыдную болезнь, семейное несчастье и загнали заразу внутрь», – тихо продекламировал он. – Не могу, Саша. Поговорите с Соней. Если сочтет нужным, она сама расскажет об этом человеке.

– «Куда девался он?» – закончила я строфу и вздохнула.

Он не понял, что я просто закончила цитату из «Гамлета». На его лице вспыхнул и погас огонек интереса, и он ответил мне:

– Его уже давно нет на свете, Саша. Поэтому этот человек не может быть причастен к происходящему ныне.

Глава 10

Все сегодня просто валится из рук!

Бывают же иногда вот такие дни, когда ты чувствуешь себя самым бестолковым существом на свете!

Я неслась по улице, как разъяренная львица с развевающейся гривой, а несчастный Пенс пытался попасть со мной в ритм.

– Сашка, да успокойся ты! – взмолился он.

– Я спокойна, – процедила сквозь зубы, стискивая в карманах кулаки.

Пенс не поверил мне.

– Са-ша! – опять воззвал он и даже попытался меня притормозить.

– Что? – спросила я. – Ничего ведь не происходит! Все хранят молчание и играют в благородство! А по улицам разгуливает некто с револьвером и делает что ему захочется! И я, такая непорядочная особа, сую свой нос туда, куда меня не просят! Ни Ванцов, ни по большому счету – Соня, никто!

– Ну и плюнь на это все, – посоветовал Пенс. – Тебе-то что за дело?

– Как это? – возмутилась я. – Меня же наняли, ты не понимаешь? Я обязана найти этого человека, который, черт его подери, похож на идиота! Но для начала мне нужно пробраться сквозь целый коридор загадочных улыбок. И тайны мадридского двора разгадывать мне приходится, как шараду! Никто ничего не хочет прояснить! Все что-то там знают, но хранят молчание! Возможно, вся эта компания встречается, пьет чай и тихо беседует, обсуждая, какую еще каверзу они выкинут, чтобы запутать Сашу Данич! И заметь, все ведь такие симпатичные люди! А мне среди них…

Я не договорила. Мне не хотелось признаваться в собственной слабости даже верному Пенсу!

Но он сам все понял. Вздохнул и притянул меня к себе.

– Сашка, – пробормотал он, гладя меня по волосам, как маленькую. – Это ведь просто временные неудачи. Я понимаю, тебе страшно. Но я теперь буду постоянно рядом с тобой. Не отойду ни на шаг. У нас еще есть время, есть еще этот Пряников. Может быть, он лишен рыцарских чувств. Возьмет и все расскажет!

– Если только этот Пряников не наш искомый убийца, – проворчала я.

На самом-то деле мне совсем не хотелось освобождаться из Пенсовых теплых и уверенных рук. И не так уж неприятно чувствовать себя маленькой девочкой, даже похожей на мальчика с шоколадкой!

Я ощутила странное чувство, будто Пенс неведомым, одному ему известным способом перекачал в меня свои собственные силы и свою спокойную уверенность.

Мы живы. Мы реальны. А тот человек, несмотря на то что создан из крови и плоти, как и мы, настолько заигрался, что перестал быть живым существом.

Он стал всего лишь фантомом!

* * *

Костя Пряников работал в престижном лицее. Кажется, этот лицей был с эстетическим уклоном. То есть с уклоном в сторону изящных искусств.

Найти его нам удалось довольно быстро – красавец Пряников был еще и единственным мужчиной в школе.

Собственно, как-то так получилось, что это он нас нашел. Мы остановились с Пенсом возле школы и решили покурить.

Пенс как раз щелкнул зажигалкой, я прикурила, и тут над моим ухом раздался мужской, бархатный, хорошо поставленный голос:

– Это еще что такое?

Я почувствовала, что я школьница. Моя спина съежилась сама собой, даже не успела себя одернуть.

– А что? – поинтересовался Пенс непринужденно и спокойно. Он, однако, всю жизнь отличался полнейшей невозмутимостью. На него учителя даже и не пытались тратить свое драгоценное время, поскольку прошибить эту Пенсову безмятежность никому не было под силу!

Ну разве что мне!

– Какой класс? – продолжал наступать неизвестный. Я преодолела детский трепет и обернулась. А обернувшись, застыла с открытым ртом.

Он был высоким, с густыми темными волосами и такими длиннющими ресницами, что мне показалось, будто эти ресницы, если он закроет глаза, займут все щеки! Глаза у него были серые, но не блеклые, как бывает у большинства сереньких мужчинок, а какие-то странные, как туманности.

– Мы не из класса, – спокойно сказал Пенс, которого мужская красота совершенно не волновала. Поэтому он находился в твердой памяти и здоровом рассудке, в отличие от меня. Я таращилась на прекрасного Принца, как маленькая дурочка, начитавшаяся романчиков.

– И откуда же тогда?

– Мы из агентства. Детективного. И нам нужен Пряников. Константин…

– Я и есть Пряников, – признался наш собеседник. – Только не могу понять, зачем я понадобился… детективам.

Судя по взгляду, которым он нас окинул, сомнения в его душе по нашему поводу были еще велики.

– Давайте найдем место, где можно будет спокойно поговорить, и тогда мы постараемся вам все объяснить, – наконец-то обрела я способность говорить.

– Ради бога, – передернул он плечом. – Только где? Давайте вон там.

Он показал в сторону небольшого кафе на другой стороне улицы и, не дожидаясь нашего ответа, зашагал в его направлении.

Его походка была обычной для любого высокого человека, может быть, поэтому мне она показалась знакомой? Единственное, что меня успокаивало, – это то, что от него не пахло пресловутым «Кензо».

Романтичный Пряников пользовался дезодорантом «Харлей-Девидсон»!

* * *

– Ну-с? – спросил Пряников, изящным и привычным жестом открывая банку джина с тоником. – Какая же во мне надобность у частных детективов?

Слова о «частных детективах» у него получились окрашенными снисходительно-ироничным оттенком. Я подавила вздох возмущения. Отчего, интересно, считается, что детектив должен выглядеть либо как Майк Хаммер, этакий дядька в усах, шляпе и с сигарой, или сексуальной дивой, или старушонкой?

– У нас к вам несколько вопросов по поводу театра пластической драмы.

– А, эти «дела давно минувших дней»! Надо думать, ваш интерес целиком связан с последним несчастьем Сони?

Я вздрогнула. Он смотрел на меня своими «мерцающими» глазами, и мне казалось, что в самой их глубине спрятано куда большее знание, что нам хотят показать.

«Последнее несчастье Сони»… Он знает об этом?

Не он ли все-таки тот самый человек, который посещает ее квартиру?

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась я, скрывая свои истинные эмоции.

– Потерю возлюбленного, конечно, – передернул он плечом. – А вы хотите сказать, что это не последнее Сонино несчастье?

Его глаза хитро поблескивали.

– Надеюсь, что последнее.

– Если быть честным до конца, то ее несчастье я склонен почитать за счастье, – он затянулся и выпустил струю дыма в воздух, пропитанный табаком. – Такая скотина был этот Гордон, если разобраться… Но вы, я думаю, все это уже знаете?

Опять ироническая усмешка – едва заметная, умело спрятанная за изысканной вежливостью!

– Знаете, я слышала о нем очень разные вещи. Он ведь был очень сложным человеком. Хотя на месте одного человека я никогда бы не смогла его простить, – не моргнув глазом, ляпнула я.

Он посмотрел на меня с некоторой опаской.

– Простите? – переспросил, едва заметно напрягшись. – Я так думаю, что куда больше причин не прощать его было у Ольги. А Соня-то при чем? Соню он искренне и преданно любил и в отношении к ней хранил рыцарственную привязанность. Соня для Гордона была превыше всех земных созданий, маленький идол, на которого этот язычник истово молился! Поэтому я не могу понять, при чем тут Соня! Я говорил не о Соне!

Он злился. Я понимала, что не на меня. На Гордона. Он его все еще ненавидел – даже мертвого!

– Костя, что тогда произошло с театром? Почему внезапно дружная компания, которая, по словам той же Сони, была собранием «умных, талантливых, красивых и благородных» людей, вдруг трещит по швам? Почему ваша почти идеальная дружба вдруг превратилась в ненависть?

– Помилуйте, какая ненависть? Я не стал бы говорить о ненависти! Скажем по-другому, мы перестали друг в друге нуждаться! Поэтому предпочли разойтись. А развал произошел частично по Сониной вине. Ее ссора с Ольгой послужила причиной охлаждения наших отношений.

– Ссора? – переспросила я. – Я не ослышалась?

– Ну да. Понимаете, она сама возвела Ольгу в ранг романтических красавиц. Вышло все достаточно глупо. Когда Ольга появилась у нас, на нее никто не обратил внимания. Несчастный, довольно некрасивый подросток, не более того! Вы слышали когда-нибудь историю Блока и Любы Менделеевой?

– Конечно, – кивнула я. Только сейчас я вдруг поняла, что произошло с Олей.

– Когда Блок, как вам известно, один из красивейших поэтов, в которого влюблялись обалденные по уму, красоте, таланту женщины, вдруг отчаянно влюбился в эту глупенькую дочку ученого, скуластую и некрасивую? Что, помимо Блока, в нее влюблялась еще масса мужчин, вы тоже знаете?

– Да, – кивнула я.

– А дело все было в Офелии, – улыбнулся Пряников. – «Гамлет» вообще трагедия странная. Такое чувство, что, играя ее, переживаешь все сам. Текст так силен и настолько отражает происходящее с тобой, что ты как бы сам становишься своим же героем. Гениальность автора такова, что из довольно заурядной детективной фабулы легенды о принце Гамлете получилась грандиозная сага, исполненная высокой страсти!

Оля, на которую надели платьице Офелии, чудесным образом преобразилась, как и Люба Менделеева. Подобно ей она обрела вдруг какую-то трагическую хрупкость, и все мужчины театра вдруг превратились в Блока… То, что «Офелия» после спектакля могла запулить в тебя целую обойму трехэтажного мата, швырнуть в тебя, пардон, бюстгальтером и послать всех на три буквы, ежели ей не угодили, никого не смущало. Даже в эти моменты Оля была Офелией! А рядом находились Маша и Соня. И сейчас, когда это чертово наваждение ушло, я понимаю, что обе женщины были куда загадочнее, куда прекраснее! Чего стоила Маша в роли Гертруды! Но все затмевала наша «крошка Цахес»! То, что произошло дальше, было естественным результатом. Оля обнаглела, стала требовать к себе исключительного отношения, явилась к Соне, у них случилась ссора. Я слышал только кусочек разговора случайно. Выглядело это так – Соня очень кричала на Олю.

– Кричала? – не поверила я своим ушам. Соня, на мой взгляд, кричать просто не умела!

– Кричала, – кивком подтвердил он свои слова. – «Я тебе не верю! Ты грязная и лживая сука, убирайся отсюда!» После этого Ольга выскочила вся в слезах, как ошпаренная, пролетела мимо меня и исчезла. Соня вышла следом, с красными пятнами на щеках и злыми глазами. Такой я видел ее впервые. «Что случилось?» – спросил я. Она взглянула на меня абсолютно пустыми глазами и процедила сквозь зубы: «Не твое собачье дело!»

Я не могла во все это поверить. Соня, которую я успела узнать, казалась мне совершенно непохожей на ту Соню, которая рождалась из мутной пены рассказа Пряникова.

– Для меня это было потрясением, – он загасил сигарету в пепельнице. – Я же был в нее влюблен, а эта фурия, простите, ничем не напоминала мне «женщину моей мечты».

– И вы не пытались узнать, что же тогда произошло?

– А я это знаю, – пожал он плечом. – Узнал немного позже, из первых уст. Оля стала моей любовницей, вы уж простите за подробности, и все рассказала сама. История ужасная, я сначала не поверил ей точно так же, как и Соня. Но вот реакции у нас были разные…

Он загадочно усмехнулся.

– Простите, мне уже пора. Сейчас начнется урок.

– Постойте, а что же там произошло? – попыталась остановить его я.

– Пусть вам Оля расскажет, – отмахнулся он. – Если сочтет нужным. Я не уполномочен раскрывать ее тайну.

* * *

Вся эта история показалась мне еще темнее, чем вначале, честное слово!

Меня снова охватил приступ мрачного отчаяния и бешенства, но тем не менее теперь я почему-то чувствовала, что непонятным образом зацепилась за тот самый вожделенный конец ниточки, которая распутает весь клубок!

Я проводила взглядом удаляющуюся фигуру Пряникова – он шел к школе.

«Сегодня я буду знать все, – решила твердо. – Даже если мне придется проходить за господином Пряниковым целую ночь напролет!»

Даже если он убийца.

Я сжала руки и посмотрела на Пенса. Пенс понимал меня без слов.

– Ты думаешь, это он? – тихо спросил он.

– Ничего я пока не думаю. Я планирую еще поговорить с Ванцовым, и уже потом, после попыток прояснить эту кретинскую ситуацию, когда все играют в странное благородство, я выслежу этого перебинтованного урода, источающего благородные запахи… Стоп!

Мысль была стремительной и неожиданной. Как молния, озаряющая темный небосклон. В принципе, мое сознание и напоминало собой этот самый мрачный небосклон.

Не в этой ли тайне все дело? А если некто, нам неизвестный, хотел остановить Гордона?

Он же сам планировал посоветоваться с нами насчет Оли!

Значит, с Олей была проблема, требующая нашего вмешательства, так? Тайна, о которой мне все тут проговорились, тоже связана с Олей.

Черт побери, хоть бы ее разговорить!

Я прекрасно понимала, что разговорить Олю столь же трудная задача, как…

Ну, не стану искать сравнения! Трудно, и все тут. Особенно если именно Оля и является первопричиной всего происходящего.

«Каждый словно вбирал в себя образ из трагедии», – так или примерно так сказал Костя Пряников. По моему наблюдению, Гордон был Полонием.

Полоний был убит Гамлетом из-за того, что любил подслушивать. То есть Полоний любил совать нос в чужие тайны. Как Гордон?!

– Куда движемся? – спросил Пенс.

– Сначала к Ларикову, – сказала я. – Кое-что надо посмотреть. Потом забежим к Соне и Маше. А там подумаем.

Может, наконец-то и удастся до чего-то додуматься?

* * *

Ларчик только что вернулся. Это я смогла понять не только по ощущению свежести, которое еще некоторое время исходит от людей, пришедших с мороза, но и по многим иным причинам.

Он был явно зол и озабочен. Его лоб прорезала хмурая морщина.

– Что-нибудь случилось? – спросила я.

– А? – Он посмотрел на меня совершенно рассеянным взором и ответил: – Нет. Ничего.

После этого вставил в компьютер дискету и стал что-то читать. Иногда он подавал возгласы – «черт», «и как же мы тогда это вот пропустили…» и так далее.

– Что это? – спросила я.

– Протокол допроса Ольги Гордон, – ответил он. – Можешь сама посмотреть. Не могу понять, почему мы тогда не обратили внимания вот на это.

Он ткнул пальцем в монитор.

– Я вообще это дело не помню совершенно, – сказала я. Он-то меня все время про него спрашивает, а сам ни разу и не удосужился толком объяснить, что там произошло с этой Риммой. При чем тут Оля?!

– Слушай, а я и забыл! Ты же тогда была в отпуске!

– Конечно, – кивнула я.

– Тогда почему всю дорогу киваешь?

– А мне неудобно было тебе напомнить. Дело-то в общих чертах я изучила. По файлу. Римма была найдена в своей квартире, мертвой. Причина смерти – передозировка наркотика. Была подругой Оли Гордон. Так?

– Да, – кивнул он. – Умница.

– А это что?

– Это? Запись разговора с нашей Олей. Слезы, слезы и постоянные надрывные крики «я не виноватая!». Теперь взгляни вот сюда. Видишь?

– Да, – кивнула я.

Сначала смысл фразы до меня не дошел. Но потом, когда я в это вчиталась, то вздрогнула.

– Ну? – спросил меня Ларчик. – Твой босс, Сашка, полный козел!

– Да не полный, – успокоила я его. – Просто тогда ты еще не научился мыслить аллегориями.

Сама я впитывала в себя сейчас эту фразу, повторяя ее про себя и боясь забыть. Эта фраза сейчас была важнее всех моих изысканий, то есть, являясь их частью, она самая важная на данный момент. Самой маленькой, самой невыразительной, самой случайной и одновременно – центром всего. Центром клубка. Той самой ниточкой, за которую можно было потянуть и распутать:

«– Папа сказал…

– Что он сказал? Он был там?

– Нет. Он сказал это раньше. Что я кончу точно так же. Как Римка. Если не перестану».

– Черт побери! – выдохнула я. – Как это все меняет! Знаешь эту старую сказку? «Казнить нельзя помиловать». Поставь запятую, и смысл фразы меняется. Меняется и участь человека. Так и здесь, а?

– Как же я не догадался!

– Ларчик, детка моя! Ты же не филолог! Погляди, тут надо сместить акцент. Можно понять, что он просто предупреждает свою дочь, что она тоже кончит передозировкой. Оля употребляет наркотики. Так? Но, если эта фраза была сказана раньше, значит, получается, что Андрей Вениаминович Гордон знал, что Риммы не станет?

Он сказал это раньше.

– Значит, он угрожал своей дочери, скажем так. Не делай этого, или тебя постигнет та же участь.

– И что у нас с тобой получается? – спросил Ларчик.

– Очень нехорошее чувство у нас с тобой получается, – сказала я. – Чувство омерзения и гадости. Вся компания дружно скрывает тайну. Тайна связана с Олей и Соней и третьим «некто». Ты можешь узнать, не пропадал ли кто-то из нашего Тарасова перед смертью Риммы? Кто-то из ее окружения?

– Попытаюсь, – кивнул Лариков. – Надо осторожно, чтобы Ванцов ничего не знал.

– Слушай, а почему он так не хочет, чтобы мы занимались этим? – поинтересовалась я. – Он так ревнив к службе?

– Я не знаю.

– Заметь, Ларчик, в основном нам только радуются. Даже благодарят за помощь. А этот всеми правдами и неправдами пытается нас отодвинуть.

– Сашка, уж не думаешь ли ты, что Ванцов – убийца?

Во взгляде Ларчика застыл благоговейный ужас.

– Нет, – ответила я, честно скрестив под столом пальцы. – Но он может иметь такое странное желание покрыть настоящего убийцу. К тому же…

Я не договорила. Дверь сзади меня открылась, резко и неожиданно. Я обернулась и увидела перед собой Соню.

Соня была бледной и перепуганной.

– Соня? Что случилось? – спросила я ее.

– Я больше не могу, – пробормотала она.

– К вам опять приходили?

Она помотала головой. Ее взгляд был безумен. Пальцы подрагивали.

– Со-ня!

– Маша исчезла, – прошептала Соня, поднимая на меня совершенно беспомощные глаза, полные страха. – Маша пропала, Сашенька! Я…

Она обвела комнату взглядом, полным ужаса и безнадежности, и пробормотала едва слышно:

– Я боюсь за нее, Сашенька! Я очень за нее боюсь!

* * *

– Собственно, почему вы так за нее боитесь? – поинтересовалась я, глядя в опухшее от слез Сонино лицо.

– Как это почему? – оторопело переспросила она.

– Ну, Соня, Маша – взрослая девушка! Она может позволить себе уйти куда ей захочется, когда ей захочется и на сколько захочется.

– Может, – согласилась Соня.

– К тому же Маша ведь не живет с вами.

– Нет, последнее время она живет со мной, – возразила Соня. – Мы так решили. Мне ведь страшно оставаться одной. Поэтому Маша перебралась в свою комнатку.

– Хорошо, и все-таки… Она ночевала?

– Да, – кивнула Соня. – Она была утром дома. Я уходила в магазин, Маша только встала. Мы иногда любим позавтракать вдвоем в выходные. Конечно, хочется, чтобы завтрак был приятнее, а в холодильнике ничего не оказалось. Ума не приложу, когда мы успели его опустошить, но не оказалось даже яиц! Я пошла в магазин, потом на рынок, а когда вернулась, Маши не было! В квартире было темно. Комната была закрыта. Я постучалась. Ответа не было!

Она стиснула руками свой кружевной платочек и посмотрела в окно глазами, полными слез. Ее голос сорвался, и продолжала она уже шепотом:

– В квартире стоял едва уловимый запах «Кензо»! Я прошла на кухню. И вот там я обнаружила в мойке две чашки. На дне обеих были кофейные разводы.

– Так! Значит, она пила с обладателем нашего таинственного запаха кофе?

– Да нет же! Она его пила с какой-то девушкой!

– С чего вы это взяли?

– Следы губной помады! Понимаете, Саша, губная помада осталась на обеих чашках!

– Тогда почему вы волнуетесь? – развела я руками. – К вашей Маше пришла гостья. Они куда-то отправились, и к вечеру она вернется. Вы долго отсутствовали?

– Около двух часов. Я думала, что Маша будет долго приводить себя в порядок – она плещется в ванной часами, меня иногда это даже раздражает, время у меня есть, вот я и решила забежать посмотреть коврики на пол в ванной. Благо что магазин расположен недалеко. По дороге я встретила Костю Пряникова, и мы зашли с ним выпить по чашечке кофе. Я хотела пригласить его к себе, но он отказался, сославшись на срочные дела.

– А Костя шел не по направлению к вашему дому?

– Нет-нет! Скорее наоборот! Мы очень долго разговаривали, потом он вспомнил, что торопится, и я пошла домой.

«Ага, сначала он торопился, потом долго разговаривал, – усмехнулась я. – Достаточно странно. С чего это я попрусь пить кофе с Соней, если я тороплюсь? А если не очень тороплюсь, то пойду к ней. Если только не знаю, что Сонино присутствие в ее собственной квартире в данный момент совершенно не обязательно».

– И Маши не было, но был пресловутый запах, – задумчиво проговорила я и посмотрела на Ларикова. Он казался чрезмерно занятым собственной проблемой, но я не сомневалась, что он слышал весь наш разговор. Пенс отправился варить кофе, но сейчас вернулся, тактично делая вид, что его интересует исключительно журнал, посвященный мотоспорту, хотя мне почему-то казалось, что он держит журнал вверх ногами.

– Последний вопрос. О чем вы говорили с Костей?

– С Костей?

Она уставилась на меня своими невинными глазами обиженной овечки.

– Естественно, с Костей.

– Об Андрее Вениаминовиче. Костя мне сочувствовал.

– Так долго? – усмехнулась я.

– Саша, этот наш разговор касался одной очень отвратительной тайны… Не моей.

– Ах, не вашей?

– Да, я не могу вам об этом рассказать!

– Пожалуйста, – кивнула я. – Не рассказывайте. Но мы с Андреем Петровичем будем тогда считать себя свободными. Мы устали бродить в темной комнате, разыскивая черную кошку. Вы все предпочитаете молчать? Хорошо. Продолжайте.

Я поднялась. Она осталась сидеть, смотря на меня своими испуганными глазами.

– Сашенька, не сердитесь, – попросила Соня.

– Я и не думаю сердиться, – ответила холодно. – Просто не хочу заниматься расследованием, заранее обреченным на провал. Я не могу вызвать медиума и устроить спиритуальный утренник, чтобы какой-то свободный дух подсказал мне, что произошло однажды такого, возведенного в ранг зловещей тайны!

Я закурила.

– Хорошо, Саша. Я вам расскажу, – дрожащим голосом произнесла Соня, поднимая на меня свои детские глаза. – Раз вы считаете, что это связано с тем происшествием, я вам расскажу. Только не знаю, с чего начать.

– Начните с того момента, как вы обозвали Олю Гордон сукой, – посоветовала я. – С той самой ссоры. Из-за чего она состоялась?

Она вздрогнула и съежилась.

– Вы все знаете…

– Не все, – покачала я головой. – Если бы я знала все, я могла бы дать вам ответ, где сейчас находится Маша. Но я смогу это сделать только после вашего рассказа…