Текст книги "Интервью сквозь замочную скважину"

Автор книги: Светлана Алешина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 3

Идея насчет слежки за Николаем Сабанеевым была, конечно, идиотской, и я это признала первая. Основные правила мы, естественно, знали, кино все смотрят, но специалистов-»топтунов» среди нашей четверки не было. Собравшись на следующий день с утра в кабинете, мы решили глупостями не заниматься, просто покрутиться вокруг подозреваемых. В конце концов, наш интерес был вполне объясним: мы ведь тоже стали участниками событий, хотя и невольными. Поговорить с людьми, послушать, какие сплетни бродят в цирковой среде. Ну а если кто заметит что-нибудь подозрительное, тогда уж… в общем, тогда будем действовать по обстановке.

Лера по собственной инициативе предложила съездить в Министерство культуры. Там у нее работала какая-то подружка, которая могла обеспечить доступ к архивам. Если со свойственным Лере усердием да покопаться в документах, кто знает, какие интересные сведения можно найти? Галина Сергеевна, все еще полностью не отказавшаяся от версии с участием японской разведки, горячо поддержала эту мысль.

– Да, Ирина, ты бы слетала к Гурьеву, – вспомнил Павлик, – может, он что-то уже успел разнюхать? Вчера, говорят, в «Криминале» был сюжет про цирк.

– Не в «Криминале», а в «Новостях», – ответила я, поднимаясь из-за стола. – Они из твоей пленки кусок показали. Володька видел, испереживался весь, пока я вернулась.

– В «Криминале» я видела. – Лера жила совсем рядом со студией. – Но блок шел сразу за «Новостями», поэтому ваш муж и перепутал. Вот только интересно, где Гурьев пленку взял?

– Да, очень даже интересно, – я вышла из-за стола. – Только его все равно никогда с утра на месте не застанешь.

Валера Гурьев – репортер, уже лет пятнадцать ведет у нас «Криминальную хронику». За это время он перезнакомился практически со всеми милицейскими начальниками. Про кого у него ни спросишь, он отвечает: «Как же, как сейчас помню, пили мы с ним водку в одна тысяча девятьсот…» Кроме того, в юности он занимался карате и сохранил с тех пор массу полезных знакомств. Сам Гурьев в этом суровом спорте никаких особенных успехов не достиг, с настоящим профессионалом ему не справиться, но в вульгарной драке, несмотря на довольно субтильный вид, запросто сможет отмахаться от троих. Лично я, правда, ничего подобного не наблюдала, но очевидцы рассказывали. А поскольку у Валеры связи как в милицейских кругах, так и в криминальном мире, то и информация у него всегда самая свежая и достоверная. Одним словом, с таким человеком в создавшейся ситуации просто необходимо дружить.

Впрочем, мы с Валерой независимо от ситуаций в прекрасных отношениях. Единственное, что вызывало в свое время некоторую напряженность между нами, это его упорное желание сманить к себе Павлика, которого он искренне считал самым лучшим оператором на студии. Но Павлик отказался самым решительным образом, Гурьев смирился с его решением и теперь повторяет свои заманчивые предложения не чаще чем раз в месяц.

Я прошла в самый конец коридора и заглянула в последний кабинет. Это была крохотная комнатушка, в которой с трудом умещались два стола и жесткий стул для посетителей. За одним столом, заваленным газетами, пустыми и заполненными бланками, фотографиями и прочей макулатурой, сидел корреспондент Саня Смирницкий и что-то с бешеной скоростью строчил, не обращая внимания на открывшуюся дверь. Второй стол, хозяин которого меня и интересовал, был девственно чист. Впрочем, ничего неожиданного.

– Саня, а Валерка где? – спросила я для очистки совести.

Не поднимая головы и не прерывая работы, левой рукой он показал на небольшую табличку, стоящую на краю стола. От дверей прочесть написанные от руки буквы было трудно, и я вошла в кабинет. Текст таблички коротко и ясно отвечал на все мои вопросы: «Гурьева нет! Где он – не знаю! Когда будет – не знаю! Идите к черту и не мешайте работать! Мне материал сдавать!»

Резко зазвонил телефон. Саня по-прежнему, не прерываясь, схватил трубку и тут же бросил ее обратно на рычаг.

– Все поняла, уже исчезла, – шепотом сказала я. Потом выдернула из кучи бумажного мусора на Санином столе чистый листок бумаги, написала на нем: «Гурьев, как появишься, найди меня! Срочно надо поговорить! Лебедева». Подумала, зачеркнула «поговорить» и вписала «обменяться информацией». Положила записку на пустой Валеркин стол и на цыпочках удалилась, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Когда я вернулась, Галина Сергеевна уже стояла, натягивая плащик, и говорила Павлику:

– И чтобы камеру из рук не выпускал! Снимаем все! Если я знаю людей, там сейчас только о Камилле и разговоров, так что даже камера их не испугает… а, Ирочка! Ну что там Гурьев?

– Как и ожидалось, отсутствует. Лера уже уехала?

– Да. Мы договорились вечером здесь собраться. Обменяемся впечатлениями.

– Правильно. Вы сейчас в цирк? Подождите пару минут, я с вами.

Около цирка мы расстались. Галина Сергеевна с Павликом направились к служебному входу, а я обошла здание и свернула к стоящей совсем рядом гостинице.

Собственно, это была даже не гостиница в полном смысле этого слова: в гостинице люди по полгода, как правило, не живут. Скорее общежитие квартирного типа. Сразу за ободранными дверями – длинный коридор. У стены большой конторский стол, за которым сидит крепкий парень лет тридцати, в камуфляжной форме. В общем, швейцар, вахтер, охранник, администратор… служащий. Сбоку от него стеллаж с ячейками, на каждую из которых наклеена большая печатная буква. А, ну ясно, это для писем, вон они высовываются из некоторых ячеек. Рядом, на стенке, телефон. Не уличный таксофон, а обычный, старого образца телефонный аппарат, только настенный вариант.

На ходу вытаскивая удостоверение, я подошла к охраннику. Все-таки на этом месте ему больше всех подходило быть именно охранником. Он вежливо встал, чем сразу настроил меня в свою пользу. Я даже решила, что он симпатичный, хотя вообще-то мне нравятся высокие мужчины с темными глазами и вьющимися волосами, вроде моего Володьки. А этот – почти с меня ростом, белобрысый да еще и усатый. Правда, нельзя сказать, что светлые ухоженные усики его портят, но все равно! Ну не глянутся мне мужики с усами!

Он внимательно ознакомился с моим удостоверением, не пытаясь взять его в руки – еще очко в его пользу, кивнул:

– Очень приятно, Ирина Анатольевна.

– Просто Ирина, – улыбнулась я. Он принял это как должное, его ответная улыбка не была ни развязной, ни нахальной: только вежливость и чувство собственного достоинства.

– А меня Игорем зовут. Игорь Сатонин, я здесь дневной дежурный.

– Дневной дежурный? Я думала, это как-то по-другому называется.

– Да какая разница? – По губам его скользнула слабая улыбка. – Как бы ни называли, лишь бы зарплату платили вовремя.

– Тоже верно, – вынуждена была согласиться я со столь разумной позицией. – Скажите, Игорь, а могу я сейчас с кем-нибудь из Маранелли поговорить? Я имею в виду Мироновых и Сабанеева, естественно.

– Сабанеев дома, я его со вчерашнего дня не видел, а Рудольф с Маргитой ушли недавно. В общем, я их понимаю, у нас тут, – он кивнул за мою спину, в сторону коридора, – все кипит после вчерашнего. Милиция второй день народ трясет, с каждым по три раза разговаривают, врагов Камиллы ищут.

– А у нее были враги?

– Враги у всех есть, – философски вздохнул он. – Только не все об этом знают.

Я поежилась. Неужели у меня тоже? Даже думать об этом не хочется. Хлопнула дверь в коридоре, легкий топот ног, и вот около меня возник высокий, гибкий старик. Волосы абсолютно белые, лицо морщинистое, а движения, как у юноши.

– Игорек, почта была? – спросил он, не обращая на меня никакого внимания. – Мне есть что-нибудь?

Сатонину пришлось приподняться на цыпочки, чтобы пошарить в ячейке с буквой «А». Он вытащил два конверта, посмотрел на них и, покачав головой, бросил обратно:

– Нет, только Авдееву. Из Ташкента.

Они обменялись понимающими ухмылками, потом старик все-таки решил заметить мое присутствие. С высоты своего роста окинул меня одобрительным взглядом, отвесил изящнейший полупоклон и, легко развернувшись, удалился.

– А вы просто так, из интереса, или по телевизору потом все это показывать будете? – проводив его взглядом, полюбопытствовал Игорь.

– Посмотрим, – неопределенно сказала я, – как пойдет. Хорошо бы, конечно, передачу сделать. Слушайте, Игорь, а хотите участвовать? Вы же наверняка тут всех знаете, значит, можете про людей рассказать…

– Конечно, – он порозовел и смущенно заулыбался. – Только я не знаю… Я на фотографиях всегда плохо получаюсь…

– Это вас плохие фотографы снимают, – авторитетно заявила я. – А на нашего оператора еще никто не жаловался! Ладно, это мы еще обсудим, а я пока к Сабанееву. Как его найти?

– Двадцать девятый… – Его прервал телефонный звонок. Игорь дотянулся до трубки. – Гостиница «Цирковая». Да. Хорошо, будет сделано. Дежурный Сатонин.

Он повесил трубку и посмотрел на меня:

– Это из милиции, просят Сабанеева подойти к одиннадцати тридцати. Раз вы все равно к нему, передадите?

– О чем речь, конечно.

– Значит, у него двадцать девятый номер, это на втором этаже, – Игорь показал в глубь коридора. – Вон там лестница, как подниметесь, третья дверь направо. А Мироновы в смежном живут, в двадцать седьмом.

– Спасибо, – я еще раз дружески улыбнулась ему и двинулась к лестнице.

Глава 4

Поднимаясь по ней, я раздумывала, не подождать ли мне возвращения Мироновых и не поговорить ли сначала с ними. Нет, наверное, все-таки лучше, если первым моим собеседником станет Николай. Оно и приличнее, все-таки его жена погибла. Звонков на дверях не было. Я постучала и услышала в ответ:

– Открыто!

Открыто так открыто, не мне спорить, раз здесь у людей такие порядки. Зашла в крохотный коридорчик, плавно переходящий в кухоньку. Налево, очевидно, санузел; направо – комната, выглядывает край дивана и часть трельяжа, заставленного бесчисленным – в жизни столько не видела – количеством разных баночек, тюбиков и пузырьков. Я потопталась несколько секунд в прихожей, соображая, обязательно ли снимать обувь, потом все-таки сбросила туфли и прошла в комнату. Казенную обстановку немного оживляла кокетливая люстрочка под потолком – розовые лепестки, соединенные золотыми пластинками, блестящие висюльки…

Николай сидел на разложенном двуспальном диване, рука запакована в гипс. Рядом с ним лежал выдвинутый из комода ящик, полный фотографий. Они лежали в черных пакетах для фотобумаги, больших и маленьких, в папках, конвертах и просто россыпью. Некоторые пакеты были подписаны с указанием места и времени съемок. Большую их часть Николай уже вытащил из ящика и сейчас раскладывал вокруг себя на диване.

– А, это ты, – сказал он безразлично. – Вот, смотри, это мы с Милочкой в Новгороде.

Я взяла протянутую фотографию. На фоне памятника Тысячелетию Руси со счастливой улыбкой на лице стоял Николай. Он бережно придерживал за ножки устроившуюся у него на правом плече Камиллу. А она хохотала, грациозно изогнувшись и вскинув руки вверх. От мысли, что эту женщину вчера у меня на глазах… Я тряхнула головой, возвращая снимок.

– Она любила фотографироваться. Очень. – Николай на секунду задумался, потом, наклонившись, дотянулся до свободного места, положил снимок там. Потом снова поднял на меня глаза: – Да ты садись, вон стул у окна стоит, возьми.

М-да, Лера была права: попав в экстремальную ситуацию, люди отбрасывают или просто забывают формальные правила поведения. Вчера утром мы были на «вы». Ну что ж, если ему так проще… от меня не убудет. А то, что Николай все еще находился в состоянии шока, сомнения не вызывало. Я придвинула к дивану стул и некоторое время послушно рассматривала передаваемые мне одну за другой фотографии – разных размеров, цветные и черно-белые, профессиональные и любительские.

– Это Милочка на репетиции. А это мы в Риге были, удивительно своеобразный город. Это на гастролях… где же? Где-то за границей… ах, вот же, написано: Венгрия, девяносто восьмой год. А вот здесь, посмотри, еще до нашего знакомства, Милочка со своими друзьями…

Голос его звучал совершенно спокойно, вот только рука, перебиравшая фотографии, дрожала все сильнее.

– Коля, – мягко сказала я, – нельзя же так. У тебя просто сердце не выдержит!

Он поднял голову, посмотрел на меня.

– Понимаешь, она так любила фотографироваться…

– Ты что, так и сидишь здесь один? Кто-нибудь к тебе приходил?

– Все время приходят, я поэтому и дверь не запираю. Из милиции приходили, и наши все время… Надоело бегать открывать каждые пять минут. Они тоже со мной фотографии смотрели.

– А ты сегодня что-нибудь ел?

– Да, конечно… кажется. Марго приходила, по-моему, она мне что-то… какая разница? Знаешь, ведь Милочка, она была такая… они ее не понимали, а она была удивительная! Нежная, чистая, такая наивная! Они вот теперь спрашивают, кто мог хотеть ее смерти? Я не знаю. Не понимаю, как это вообще могло случиться. А потом вспоминаю и думаю: они все! Они все этого хотели! Завидовали ей, ненавидели, потому что она… – Николай всхлипнул.

Я молчала. Утешить его не могла, а задавать сейчас вопросы язык не поворачивался.

– Даже Марго, даже родная сестра… она всегда завидовала Милочке! Милочка ведь намного красивее ее и моложе, и вообще!.. А Марго могла, у нее железные нервы, она могла. И Рудика она ревновала страшно… Нет, у него с Милочкой ничего не было, это все сплетни! Конечно, она была такая веселая, так любила всякие шутки… Тебе такого про нее наговорят! Но ты же ее видела, Милочка не могла… она словно ангел!

Да, что можно ответить на такие слова убитого горем мужа? Честно сказать, при всей ее привлекательности ничего ангельского я в ней не заметила. Потому снова промолчала. Николай, впрочем, и не нуждался в собеседнике, я его вполне устраивала в роли слушателя. Он рассказывал мне про Милочку, снова и снова показывал фотографии, сбивчиво объясняя, то как все ее любили, то как все ненавидели. Сам себе противореча, он обвинял Рудольфа и Маргиту, потом невнятно с большой злобой вспомнил какого-то Аркадия, который, пользуясь Милочкиной наивностью, оказывал на нее дурное влияние.

В общем, кроме имени этого самого Аркадия, ничего для себя нового и полезного я не услышала. Может, уже пора распрощаться с ним и заглянуть к Мироновым, вдруг они уже вернулись? Я посмотрела на часы и ахнула:

– Совсем забыла! Коля, тебе же в милицию надо! К одиннадцати тридцати! Меня Игорь, тот, что у вас внизу, просил передать.

– В милицию? – Николай оглянулся на большие настенные часы – незатейливый белый циферблат, черные цифры и стрелки, – такие часто висят в разных конторах. – Хорошо. Ты не волнуйся, это рядом, я там вчера был. Даже прибраться успею. – Он начал аккуратно складывать фотографии обратно в ящик.

– Тебе помочь? – Я предложила совершенно искренне, без всякой задней мысли. Просто видела, как неудобно ему управляться одной рукой. Но он вскрикнул так, словно я небрежно предложила спалить все его сокровища:

– Не надо!

Я успела встать со стула и даже наклониться вперед, но после его вопля замерла, потом осторожно выпрямилась и попятилась.

– Что ты, Коля, не надо, так не надо. Тебе лучше знать.

– Не надо, – повторил он. – И вообще ты иди… Не обижайся, просто… Ну, у тебя свои дела, наверное, а со мной все в порядке. Тем более что мне тоже скоро уходить, сама говоришь, в милицию надо. Так что ты иди.

– Ладно, – по-прежнему пятясь, я добралась до входной двери.

* * *

Только прикрыв ее за собой и оказавшись в длинном полутемном коридоре, я вздохнула облегченно. Все-таки очень тяжело было с ним разговаривать.

Я прислонилась к прохладной стене, немного подумала. Попытать, что ли, теперь счастья с Мироновыми? Стукнула в соседнюю дверь, не дождавшись ответа, подергала ручку. Заперто. Для очистки совести постучала еще раз – с тем же результатом. Значит, еще не вернулись. И что теперь? Пойти в цирк, найти Галину Сергеевну с Павликом, узнать, что у них новенького? Попробовать вломиться, например, в соседнюю комнату, вдруг живущий там человек согласится со мной поговорить? Или спуститься вниз, посплетничать с Игорем, поджидая возвращения Мироновых?

Решила действовать последовательно. Буду идти по коридору, стучась во все двери. Если нигде не откроют, спущусь к Игорю. На первом этаже тоже, кстати, люди живут, можно попробовать поговорить. Покручусь около Игоря, послушаю сплетни, а там, если Мироновы не появятся, можно и до цирка добежать.

Первые две двери, в которые я постучала, были заперты. Из-за третьей откликнулся молодой женский голос:

– Открыто, заходи!

Точно такая же крохотная квартирка, из коридорчика так же видны край разложенного дивана и трельяж, так же заваленный всякой косметической всячиной. Можно было подумать, что я вернулась к Николаю. Одно существенное различие, впрочем, было – у меня не возникло даже мысли снять туфли: площадь перед цирком была гораздо чище, чем полы в этой комнате.

– Иди сюда, я на кухне.

Я послушно сделала два шага вперед. Около раковины наливала воду в электрический тефалевский чайник девушка невысокого роста, изящная, с копной золотистых кудряшек и в коротком зеленом кимоно, расшитом золотыми дракончиками. Каюсь, в первую очередь я обратила внимание именно на это кимоно. Очень оно было эффектным, я бы даже сказала, подчеркивающим. Выгодно подчеркивающим. У меня, между прочим, фигурка не хуже, мне тоже такое пойдет. На секунду я представила себе, как Володька возвращается вечером из университета, а я встречаю его в такой вот зелененькой прелести… на ужине можно будет сэкономить, это точно!

– А, это ты, – сказала девушка.

Она закрыла кран, поставила чайник на подставку, щелкнула кнопкой, вытерла руки несвежим кухонным полотенцем, протянула мне правую:

– Наташа.

Ладонь ее была все еще немного влажная, но пожатие – крепким и энергичным.

– А я тебя знаю, ты Ирина Лебедева. Я твое «Счастье» смотрю, когда попадаю, по-моему, очень неплохо. – Она выдвинула из-под стола табурет, толкнула его ко мне, сама села на другой. – У Комиссарова, конечно, поинтереснее будет, но у него и возможности другие, я же понимаю. Ты завтракала?

– Д-да.

Я, честно говоря, и сама излишней робости с незнакомыми людьми не испытываю, но такую раскованность наблюдала впервые.

Яркие голубые глаза вопросительно уставились на меня:

– Надеюсь, я тебя не шокировала? Некоторых мое поведение раздражает, я знаю, но это их проблемы. Жизнь и так достаточно сложная штука, а усложнять ее соблюдением разных нелепых условностей, по-моему, совсем глупо. Если мы друг другу понравимся, то все равно перейдем на «ты», так чего время терять?

– А если нет? – улыбнулась я. Она мне уже нравилась.

– Тогда тем более! – Наташа слегка склонила голову набок и сощурилась. – Чего это ради я перед человеком, который мне не нравится, расшаркиваться буду? Обойдется.

Чайник закипел. Она встала и, не спрашивая меня, достала из шкафчика два высоких стакана, два пакетика чая и цилиндрическую пластиковую коробочку с большой надписью «Сусли».

– Заменитель сахара. – Наташа вытряхнула на ладонь несколько таблеток. – Ноль калорий. Тебе сколько положить?

– Как себе, – пожала я плечами. Чай я не слишком люблю и вкуса его, в общем-то, не понимаю. Пью за компанию.

Хозяйка кивнула, поколдовала над стаканами, придвинула один мне, снова села. С явным удовольствием сделала пару глотков, выжидательно посмотрела на меня.

Я, как можно незаметнее, осмотрела стакан. Вопреки моим ожиданиям, он оказался идеально чистым, а чай приятного янтарного цвета с густым травяным запахом, правда, слишком сильным на мой вкус. И вообще мне не нравится, когда много мяты. Наташе я, естественно, говорить об этом не стала, отхлебнула, прислушалась с видом знатока к своим ощущениям, кивнула:

– Своеобразный вкус. А что за чай?

– Израильский, – с деланой небрежностью ответила она. – Мы там были весной, я и накупила. Очень тонизирует, и вообще, если им верить, он какой-то жутко полезный для организма.

«А-а, ну если жутко полезный, тогда понятно, почему мне его вкус не нравится. Сколько себя помню, в жизни ни от чего полезного удовольствия не получала, только от вредного».

– Гастроли? – поддержала я светскую беседу.

– Зачем? Гастроли – это работа. А я отдыхать ездила. Отдыхать там хорошо. Ладно, не мучайся, я же тебе сказала, что сама условностей не люблю. Ты ведь ко мне наверняка по делу пришла? Про Камиллу поспрашивать? Или, – она усмехнулась, – может, с предложением теперь про меня передачу сделать?

– А ты согласишься?

– Не-ет, – Наташа с той же усмешкой покачала головой. – У тебя хорошая передача, но, ты извини, никто из цирковых к тебе теперь не пойдет. Мы – народ суеверный.

– Тогда расскажи про Камиллу, – согласилась я.

– А что про нее? Про покойников ведь или только хорошее, или… Конечно, погибла она так, что врагу самому злейшему не пожелаешь. – Она опять сощурилась. – Но я тебе честно скажу, меня только одно удивляет, как это ее никто раньше не пришиб. Это только такой блаженный мужик, как Колька, и мог все ее выкрутасы терпеть да еще делать вид, что не верит никаким разговорам.

– А в чем ее, как ты говоришь, выкрутасы заключались?

– Ну-у, Ирина, не заставляй меня думать, что ты глупее, чем есть на самом деле. Ты же ее видела… мартовская кошка в самой поре.

Я вспомнила взгляд Павлика, направленный на Камиллу, и невольно кивнула.

– Вот видишь! У нас, в общем-то, нравы не самые пуританские, всякое бывает. – Наташа, видимо что-то вспомнив, захихикала и тут же, скромно опустив глазки, занялась своим чаем. Пришлось и мне за компанию сделать пару глотков.

– Но она, надо понимать, выделялась на общем фоне?

– О да! Ты сплетню, что она с половиной мужиков в цирке спала, слыхала?

– Первым делом, еще вчера.

– Так вот, заявляю авторитетно, гнусная клевета, унижающая ее выдающиеся способности! Она спала со всеми! И отдельно, и группами. Тех, кто сумел от нее отбиться, можно пересчитать по пальцам, и в основном они не принадлежат к традиционной сексуальной ориентации.

– То есть? Ты хочешь сказать, что у Николая были основания убить Камиллу? Думаешь, это он подложил взрывчатку?

– Коля? Да нет, конечно. Основания-то у него были, как не быть, но чтобы он на Милочку свою обожаемую руку поднял… нет, этого я представить не могу.

– Но у него и возможности были прямо-таки идеальные, – продолжала настаивать я. – Техническая сторона номера ведь вся на нем была? А там вроде бы динамит был подложен. Ему проще всех было это сделать.

– Та-ак, – доброжелательности в голубых глазах заметно поубавилось. – Ты, значит, уже все решила и теперь собираешься искать исключительно доказательства вины Коли?

– Нет, конечно! Я просто говорю о том, что у него – и мотив, и возможности… а так, он мне даже понравился.

– Мотив, я тебе уже сказала, у нас был у каждого второго. А может, и у каждого первого…

– Что, и у тебя? – довольно ехидно перебила я.

– И у меня, – спокойно согласилась Наташа. – Она у меня мужа увела.

– Ой, – глупо вырвалось у меня. – Насовсем?

– Насовсем он ей на фиг не нужен был, – любезно пояснила Наташа. – Точнее говоря, он ей вообще на фиг не нужен был. Это она из вредности, чтобы мне напакостить, его охмурять начала. А мой суслик, естественно, не устоял – против Камиллы ни один мужик устоять не мог.

– А потом? Я понимаю, не мое, конечно, дело…

– Да ладно, эта история у нас всем известна. – Она небрежно отмахнулась от моих неловких извинений. – Потом уже я не позволила ему вернуться. Может, и зря… номер у нас был хороший, парное жонглирование. Камилла… она же как корь или ветрянка, ею переболеть надо было.

Наташа допила свой чай, с интересом уставилась на дно стакана. Потом откинулась назад и, легко сохраняя равновесие под абсолютно немыслимым углом, поставила его в мойку. Снова села прямо и, усмехнувшись, добавила:

– Или как кирпич на голову. Тут уж кому как повезет. А я сейчас с девочками, с Петрачинскими, в «Играх с дьяболо» выступаю. Так что у меня к ней счет аж из двух пунктов был, за мужика и за номер.

– Но это, наверное, все давно… произошло? – Интересно, я-то с какой стати чувствовала себя виноватой?

– Три года назад, – Наташа пожала плечами. – Но я баба жутко злопамятная и мстительная, это всем известно.

– Понятно! – Что она, издевается надо мной, что ли? Тоже мне, мадам Вонг нашлась, в кимоно с дракончиками! Роковая женщина!

А может, это она просто пытается переключить мое внимание с Николая на… на кого угодно, пусть даже на себя? Ин-те-рес-но! Если Николай не в моем вкусе, это еще не значит, что он не может понравиться другой женщине. Наташе, например. И она теперь, понимая, что муж Камиллы не может не являться подозреваемым номер один, старается выгородить его таким нелепым способом. Ну-ну, допустим, я ей поверила, даже подыграть могу. И что будет дальше?

– Понятно, – повторила я. – Ты хочешь мне сказать, что, кроме Николая и тебя, мотив был у любого мужчины, с которым Камилла имела дело, и соответственно у каждой женщины этого любого мужчины, так?

– Ах, до чего же ты интеллигентно говоришь, Ирина! – восхитилась Наташа. – Это же надо, «мужчины, с которыми Камилла имела дело»! Я бы немного по-другому выразилась. Но если говорить о сути, то да, я хотела сказать именно это.

– Что ж, может, ты и права. Люди иногда такие странные поступки совершают… Кстати, Николай что-то упоминал о некоем Аркадии? – Я многозначительно замолчала, вопросительно глядя на нее.

– Аркашка-то? – не замедлила откликнуться Наташа. – Есть такой. Он акробат, один из тех, с кем Камилла спала… э-э… то есть, как ты изящно выразилась, с кем она имела дело.

– И что? Николай никаких подробностей не упоминал, но мне показалось, что он конкретно этого человека недолюбливает. Вроде этот самый Аркадий на Камиллу плохо влиял. В чем там дело?

– Ну, кто там из них на кого плохо влиял, я судить не берусь. Но Милочка была очень к Аркашке привязана, даже странно! – Наташа, похоже, сама удивилась тому, что сказала. – Пожалуй, к нему единственному! Они еще в цирковом училище познакомились и с тех пор никогда надолго не расставались.

– И он не возражал против ее поведения? Все эти другие мужчины, и потом, она замуж вышла, его что, это устраивало?

– Наверное. По крайней мере ни о каких скандалах между ними из-за этого я не слышала. Хотя подожди… было же что-то такое, года четыре назад… То ли она его избила, то ли он ее. Понимаешь, у меня тогда еще не появилась причина сплетнями про Камиллу интересоваться. Или это их обоих кто-то избил? Черт, ничего не помню! Но знаешь, Ирочка, что я тебе скажу? – Наташа заметно оживилась. – Аркашка наверняка что-то знает! Сто процентов! При их-то отношениях, да обязательно знает! Или хотя бы подозревает. Нет, тебе обязательно надо с ним поговорить, знаешь, какая у него комната?

– Не-ет. – Я с изумлением обнаружила, что из моих рук выдернули стакан с остатками чая, подняли меня с табуретки и теперь мягко, но очень настойчиво подталкивают к дверям.

– Двадцать первая, в самом конце коридора. – Наташа уже выставила меня и теперь, развернув за плечи в нужную сторону, пальцем указывала направление. – Самая первая дверь, вон, видишь?

– Вижу, – пришлось согласиться, а что делать? Самую первую дверь в конце коридора я действительно видела.

– Вот и молодец! Правильно придумала, обязательно надо с Аркашкой поговорить! Ты, главное, с ним построже, он вообще-то размазня, так что если на него как следует рявкнуть… а ты сможешь рявкнуть? – неожиданно озабоченно спросила Наташа. – Или мне с тобой пойти? Пожалуй, надо! – Наташа решительно затянула поясок своего кимоно и шагнула в коридор.

– Ни-ни! – остановила ее я. – Сама справлюсь. Вы же с ним не слишком дружите, я правильно понимаю?

– Дружим? Да я с ним на одном гектаре…

– Вот-вот, об этом я и говорю. При ваших отношениях с чего он вдруг с тобой откровенничать начнет? А меня Аркадий впервые увидит, уже плюс в мою пользу. В таких ситуациях люди склонны доверяться именно незнакомым, поскольку уверены в их непредубежденности.

– Ты уверена, что так будет лучше?

– Целиком и полностью. А если понадобится рявкнуть, так тоже сумею, ничего сложного. Я уже пять лет замужем, опыт есть, не сомневайся.

– Смотри! – Судя по ее виду, окончательно рассеять сомнения Наташи мне не удалось. – Ну… ты, если что, зови меня, я еще часа два дома буду. Вдвоем-то мы из него все вытрясем…

– Если понадобишься, позову, конечно! – Теперь мы поменялись ролями: я подталкивала ее к дверям, только с другой стороны, пытаясь запихнуть обратно в квартиру.

Справившись наконец с этим делом и проконтролировав, что Наташа закрыла за собой дверь – щелчка замка я, правда, не дождалась, но, похоже, тут все двери запирали, только когда уходили из дома, – я быстро пошла в указанный конец коридора. Постучалась в двадцать первый номер. Может, я слишком сильно ударила костяшками пальцев, а может, просто с самого начала не заметила, что дверь была приоткрыта, но после моего стука она бесшумно распахнулась.

Проигнорировав отсутствие приглашения со стороны хозяина типа «Заходите!» или «Открыто!», я вошла в крохотный коридорчик. И ничего нового там не увидела. Тот же край дивана, тот же трельяж, только баночек и тюбиков на нем еще больше, чем у Наташи и Камиллы, вместе взятых. Отличалась, пожалуй, только атмосфера. Грубо говоря, вонь стояла страшная.

– Есть кто дома? – громко спросила я. Никто мне не ответил. – Аркадий, мне надо с вами поговорить!.. – Снова тишина. Странно. Может, выскочил к соседям на минутку, а дверь запирать не стал?

Стараясь не дышать носом, я сделала шаг вперед. И одного этого не слишком даже большого шага хватило, чтобы убедиться, что хозяин никуда не выскакивал. Он лежал ничком поперек дивана, широко раскинув руки и ноги, уткнувшись лицом в подушку. Из одежды на нем были только полосатые сатиновые трусы.

Если я не заорала дурным голосом, то только по одной причине – меня просто парализовало от ужаса. Я, конечно, привыкла считать себя сильной женщиной с крепкими нервами, но когда жизнь с упорством маньяка каждый день подсовывает тебе по покойнику… А может, он еще жив? Крови вроде бы нигде не видно.

Почему-то на цыпочках я осторожно приблизилась к дивану, склонилась над телом, коснулась указательным пальцем обнаженной спины. Показалось, или она действительно теплая? Чуть смелее ухватила безвольную руку за запястье, попробовала нащупать пульс… да никаких проблем! Вот он, бьется спокойно и ровно. Проверять по часам я не стала, но наверняка там были как раз положенные шестьдесят ударов в минуту. Расслабленные пальцы начали вдруг сжиматься в кулак, и я, все-таки взвизгнув и выпустив его руку, отскочила в сторону. Ну, естественно, в таких маленьких комнатушках особенно не распрыгаешься, с размаху стукнулась плечом о стенку. А под ногами зазвенели, покатились бутылки. Я перевела взгляд на пол – ого! Две, три, нет, вон четвертая пустая водочная поллитровка выглядывает из-под стула! Запах перегара в комнате стал, кажется, еще гуще. Аркадий медленно, с трудом координируя свои движения, сел, откинул с лица длинные, спутанные волосы, посмотрел на меня.