Текст книги "Загадка персидского кота (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Стюарт Палмер
Загадка персидского кота

ГЛАВА 1.
«Сюрприз! сюрприз!»

Все началось с Тобермори, который зубами и когтями старался проложить себе дорогу из кожаного дорожного мешка, в котором он оставался заключенным целую вечность. Тобермори был котом, который гулял сам по себе; и он был разборчив насчет своего местопребывания. От времени до времени он высовывал серую лапку из своего маленького окошечка и издавал тихий жалобный стон.

Тобермори чувствовал себя все более не по себе по мере того, как пароход начинало качать сильнее. Маленький пассажирский пакетбот «Американский дипломат» только что миновал статую Свободы и начинал колыхаться на больших волнах, катившихся мимо плавучего маяка Амброз.

Наконец, дверь кабинки ном. 50 отворилась, и кто-то начал возиться с багажом. Тобермори знал, что это не его хозяйка, достопочтенная Эмилия – она больше пахла лавандой и меньше крахмалом. Он протяжно возопил и услышал, как щелкнула задвижка мешка. «Милый котик», – воскликнула миссис Снокс. Тобермори выскочил из тюрьмы, размахивая своим великолепным хвостом и напоминая своим видом длинношерстого тигра в миниатюре. Тобермори огляделся кругом без всякого энтузиазма и тотчас же принял решение. Был только один выход – круглое многообещающее окошко над диваном. Тобермори прыгнул на него. Как раз в это мгновение брызги соленой воды полетели ему навстречу. Янтарные глаза кота расширились, когда он увидел перед собою только океан – бесконечный, чужой океан.

Тобермори передумал. Он с размаху чуть не вылетел из люка, и только с большими усилиями притянулся обратно в каюту. Если бы ему это не удалось – эта повесть кончилась бы, вероятно, совершенно иначе. Удивлённый и недовольный, большой кот несколько мгновений, прижав уши, злобно плевал на Атлантический океан, а затем протянулся своим длинным серебристо-серым телом на подушку ближайшей койки. Там он улегся, слизывая со своих лап нью-йоркскую пыль и мрачно глядя на миссис Снокс.

Эта особа быстро распаковала вещи Эмилии Пендавид. Ей было не по себе от взгляда этих янтарных глаз. Качая головой, она вышла в коридор, где встретила Питера Ноэля, красивого стюарда из бара в безупречном синем костюме.

– Знаете вы, что сегодня за день, – спросила она.

– 13-ое сентября, – ответил Ноэль. А что?

– Вот именно! И к тому же пятница! Этот большой серый кот в номере 50 – он знает! Он пытался выскочить на берег, как только я его выпустила. А когда кошки покидают тонущее судно...

– Крысы, – поправил ее Ноэль. – Крысы, а не кошки. – Он поклонился и продолжил свой путь. Питер Ноэль был вполне свободен от всяких суеверий.

Питер Ноэль прошел не торопясь в буфетную. Там он уселся на табурет и начал курить сигару. Только тонкая перегородка отделяла его от курительной комнаты для пассажиров. Тут он был королем. Большие черные бутылки в сетке за ним ровно дребезжали по мере движения судна. По другую сторону перегородки кто-то стучал в стену и напевал:

– Те, кто стояли у таверны, кричали: «Отвори мне дверь».

«Вот дурак!» – сказал себе Ноэль. Но все же он отцепил крючок и поднял окошко в перегородке. «Это будет скучное путешествие, – говорил он себе. – Публики едет человек 50, но всего только семеро удосужились прийти на священный обряд открытия бара».

– Ну, – сказал молодой человек. – Дайте мне большую рюмку виски.

– Виски нет, – ответил Ноэль.

Певец прекратил свое пение и убеждал нескольких присутствующих подойти к прилавку. Легче всего удалось убедить молодую пару. Это были, как решил Ноэль, обитатели Нью-Йорка, и по всему видно было, что они женаты.

– Что прикажете вам подать, мистер и миссис Хаммонд?

Голубые глаза молодой женщины были старше, чем ее гладкое моложавое лицо.

– Куантро, – сказала она.

Том Хаммонд вынул трубку изо рта и сказал, что удовлетворится коньяком.

В отдаленном углу две девушки хихикали и зажигали спички, чтобы дать друг другу закурить папиросы.

– А вам что угодно, мисс Фрезер. И что дать вашей подруге, – спросил тенор, который, очевидно, изучил имена всех пассажиров.

– Премного вам благодарны, – протянула Розмери Фрезер слегка деланным тоном. – Ничего ни для той, ни для другой.

Все оглянулись на нее. Том Хаммонд подтолкнул свою жену:

– Лулу, они курят сигары!

Лулу Хаммонд покачала головой.

– Они только делают вид, – сказала она. – Это папиросы из Порто-Рико в коричневой бумаге.

Она перевела обратно свой взгляд в сторону бара, но только после того, как отметила себе все подробности наружности Розмери Фрезер. Это была девушка лет двадцати, с темными волосами, бледная, на ней было красивое мягкое манто из беличьего меха, спускавшееся до ее тонких щиколоток. Лицо было овальное, с большими серыми глазами и стройным носом. Его портил только ребяческий рот со слегка выпяченными губами.

«Не красавица, – решила Лулу, – хотя Том будет думать иначе. В ней нечто есть».

Наружность другой девушки меньше обращала на себя внимание. У нее был загорелый цвет лица – почти настолько же темный, как ее порториканские папиросы. Она казалась лет на пять старше своей подруги. На ней было темно-синее вязаное платье.

Тенор не отчаивался. Он подошел к паре, сидевшей на балконе и перелистывавшей старые номера иллюстрированного журнала. Даме было лет сорок, у нее в глазу был монокль. Ее спутник был бледный молодой человек в розовой рубашке и коричневом костюме.

– Не беспокойтесь, – сказала достопочтенная Эмилия, ибо это была она. – Коктейль с шампанским, – крикнула она через плечо. Потом она отвернулась к молодому человеку. – Племянник! – окликнула она его.

– О, конечно, – отозвался Лесли Реверсон. – Давайте и мне. Джин, – и он приветливо улыбнулся.

Ноэль выставил напитки на прилавок.

– А где же мое виски? – спросил тенор.

– Виски нет, – повторил Ноэль. – У меня есть коньяк и джин, и ром, и абсент, но виски нет.

Тенор унылым тоном заказал себе рюмку джина и расписался на счете нетвердым почерком: «Энди Тодд». Сначала все молча пили. Вдруг загорелая девушка положила свою папироску и подошла к бару. Две крем де манд, – заказала она, расписалась на счете «Кандида Норинг» и отнесла рюмки в свой угол. Питер Ноэль слегка кашлянул.

– Ну, ну! – громко возгласил Энди Тодд.

– Вы обливаете свои штаны джином, – заметила ему Лулу Хаммонд.

Том Хаммонд заказал еще коктейль для Тодда и для себя, и они начали разговаривать. Розмери Фрезер перешептывалась со своей подругой. Обе девушки посмеивались. Потом они встали. Розмери подняла воротник своей беличьей шубы.

– Как тут холодно! – сказала она, выходя.

– Ей было бы тепло, если бы на ней было под этой шубой что-нибудь, кроме пижамы, – проворчала Лулу Хаммонд.

Обе девушки вышли в салон. Это была большая комната с плохим пианино и хорошим граммофоном, с десятью столиками для бриджа и двумя большими креслами. У одной стены за письменными столиками сидели пять старых дам, занимавшихся писанием писем. За одним из столиков для бриджа шла игра. С полдюжины детей гонялись друг за другом по салону. Толстый юнец лет восьми старательно пилил карманным ножом ножку пианино.

– Какая скука! – сказала Розмери, – Канди, почему мы не подождали «Бремена?».

– Ни одного мужчины на пароходе, – согласилась Кандида. – Этот бойкий молодой англичанин еще не в возрасте, а Хаммонд женат.

– Ну, не слишком женат, если посмотреть на его глаза, – сказала Розмери. – И я бы не сказала, что здесь нет ни одного холостого мужчины.

– Не говоришь же ты про этого певца?

– Он тошнотворен, – созналась Розмери. – Пойдем, взглянем на палубе.

Через два часа Розмери взбивала подушку на своей койке.

– У него престранные глаза, – заявила она.

– У кого, ради Бога? – воскликнула Кандида, отрываясь от своей книжки.

– О, ты бы его не заметила, – сказала Розмери, достав свое самопишущее перо, вынула из под подушки книжку в кожаном переплете, отворила ее маленьким золотым ключиком и начала покрывать гладкие страницы дневника своим беглым почерком: «Пятница, 13-го сентября. Здесь на пароходе, о дневник, есть мужчина, и когда он глядит на меня...»

В это самое время Том Хаммонд за баром выпивал пятую рюмку коньяка. Все остальные ушли, и только стюард Ноэль, облокотившись на прилавок, беседовал с клиентом.

– Вы знаете, – говорил Ноэль, – в двадцать восьмом году я служил в чилийском флоте. Там был только один крейсер, пушки у него разваливались, и птицы вили в них свои гнезда. На меня и на четырех контр-адмиралов была возложена задача найти такой порох, от которого пушки не разлетелись бы. Но правительство свергли, явились новые контр-адмиралы, меня уволили и крейсер взлетел до небес...

Хаммонд удивленно на него поглядел.

– О, – сказал Ноэль. – Я тоже был контр-адмиралом. Мы все были контр-адмиралами, кроме двух капитанов и повара. Золотые эполеты, сто мексиканских долларов в месяц. Потеха – жаль, что кончилось.

– Много вы перевидали, – сказал Хаммонд с завистью.

– Еще-бы, – ухмыльнулся Ноэль. – Сейчас я собираюсь поступить в Китайский авиационный отряд в Манчжурии...

В дверь буфетной постучали. На пороге показалась экономка, миссис Снокс.

– Две рюмки джина для этой сердитой пары в ном. 44.

Питер Ноэль повернулся к сетке с бутылками.

– А когда я служил во французской разведке...

Но Том Хаммонд уже уходил.

– До завтра, – крикнул он на прощанье.

Он прошел в свою кабинку, лучшую на пароходе. Там была ванна, было четыре люка и настоящая двуспальная кровать. Из койки у стены торчал угрожающей маленький кулачок. Том Хаммонд ступал осторожно, так как его восьмилетний сын был настоящим Везувием.

Лулу, облокотившись на подушку постели, улыбнулась ему.

– Если ты разбудишь Джеральда, – можешь иметь удовольствие побить его. Он на двадцать долларов причинил ущерба пароходному пианино.

– Это была твоя идея взять его с собой, – ответил Том, надевая шелковый халат. – Почему ты не смотрела?

– Я была слишком занята наблюдением за тем, как ты впился глазами в эту личность в беличьем манто, – сказала Лулу. – Весело провел вечер?

– Она больше не приходила в бар, – быстро сказал Том. – Я только что видел, как она лежала в необыкновенной красной пижаме.

– Что?! – воскликнула Лулу.

– Видел через люк, проходя по нижней палубе, – продолжал он.

Том как раз собирался погасить свет, как вдруг Джеральд высунул свою растрепанную голову из-под простыни и закричал веселым пронзительным голосом:

– Папа видел красную пижаму, папа видел красную пижаму! – Он набрал воздуха в легкие и продолжал: – папа видел...

Том Хаммонд зажал рот своему сыну в то самое мгновение, как нетерпеливая старая дева из соседней кабинки стала стучать в стену. Ей только что удалось уснуть после восьми часов морской болезни, а теперь она была снова обречена чувствовать на себе бесконечные колыхания волн. «И это называется увеселительной поездкой!» – стонала про себя Гильдегарда Уизерс.

На следующий день место мисс Уизерс за столом оставалось пустым, но все остальные были на местах. Пароходный врач, доктор Уэйт, был хорошим церемониймейстером. За столом доктора всегда помещали молодежь и для равновесия несколько пожилых дам. Считая слева от доктора за столом сидели достопочтенная Эмилия Пендавид, ее племянник Лесли, высокомерная Розмери, Том Хаммонд, Лулу, Энди Тодд, затем было пустое место мисс Уизерс и, наконец, справа от доктора сидела загорелая Кандида Норинг.

– На нашем пароходе, – сказал доктор Уэйт, – танцуют до 11 или 12 часов каждый вечер. В салоне убирают ковер и заводят граммофон. Если игроки в бридж протестуют, пусть жалуются капитану, он всегда на стороне молодежи и порою приходит и сам сделать несколько туров.

Кандида Норинг бывала на капитанском мостике и видала капитана Эверета, который весил добрую сотню кило.

– Не дай Бог! – воскликнула она.

В тот же вечер в салоне были устроены танцы. Пять старых дам за своими столиками смотрели неодобрительно, но вскоре, кончив свои письма, разошлись по своим кабинкам. Доктор танцевал с достопочтенной Эмилией, с Лулу Хаммонд и, наконец, с Кандидой. Он искал Розмери, которая сначала только наблюдала за танцами, но увидел, что она танцует в коридоре с Томом Хаммондом. Щеки их были весьма близко друг от друга. А стюард из бара стоял и наблюдал за ними. Лулу Хаммонд была в объятиях Лесли Реверсона, который прекрасно танцевал. Когда музыка снова заиграла, она перешла в сильные объятия Энди Тодда.

Энди не стал прибегать к тонкой дипломатии.

– Не пойти ли нам на палубу посмотреть на луну? – сказал он. – Вам нечего беспокоиться о своем супруге. Он хорошо проводит время.

– Что же, у него хороший вкус, – ответила Лулу. Но она так и не пошла смотреть на луну с Энди Тоддом. Во время следующего танца просидела в кресле рядом с доктором. Затем Тодд и молодой Реверсон подошли пригласить Лулу, и Лесли был приятно поражен, что она предпочла его. Энди повернулся на каблуках и увидел, что подходит Розмери Фрезер. Она казалась принцессой в своем темно-красном вечернем платье.

– Мисс Фрезер, – воскликнул он. – Могу я иметь этот танец?

– Простите, – сказала Розмери. – Но я никогда не танцую. – И она легкими шагами прошла на палубу.

Затылок Энди Тодда медленно побагровел. Лулу стало так жаль его, что она была с ним мила весь вечер, о чем искренно жалела до конца своих дней.

Один за другим танцоры стали расходиться. Достопочтенная Эмилия рассказывала доктору, что у ее кота прошлым летом бывали какие-то припадки. Пробила полночь. Лулу начала играть в карты с Кандидой Норинг. Ей послышались на палубе легкие бегущие шажки. Нет, это не мог быть Джеральд, он спал, и кроме того, он был заперт в каюте.

Энди тоже услышал эти шаги. Он осторожно вышел на палубу, заглянул за угол и чуть не споткнулся об маленькую фигурку. Джеральд-таки выбрался!

– Ты что тут делаешь? – сказал он. – Детям надо спать.

– Мы играем в новую игру, – отвечал  Джеральд. В то же мгновение показался другой юнец с карманным фонариком в руке. – Это Вирджи. Мы с ним вместе. Мы играем в ловлю голубков.

– Это еще что за игра? – спросил Энди, вынимая монету в 25 центов.

– За доллар скажу, – ответил Джеральд. Но получив щелчок по уху, продолжал: – Вот в чем дело: мы ищем целующиеся парочки. Вирджи говорит, что их тут много. Мы подкрадываемся, освещаем их фонарем и убегаем.

– А! – сказал Энди Тодд. – И наклонившись, он дал Джеральду Хаммонду инструкции, которые едва ли порадовали бы мать мальчика. – Доллар, помни! Я буду в салоне через час.

Юнцы исчезли, а Энди Тодд вернулся в салон, где очаровательная миссис Хаммонд была с ним очаровательнее, чем когда-либо. Они втроем с Кандидой играли в карты.

В салоне появилась экономка и сделала знак доктору Уэйту.

– Знаете, – сказала она, – вас зовет эта старая дама, учительница из номера 49, которая страдает морской болезнью.

– Не могу ее от этого вылечить, – сказал доктор. Однако постучал в дверь.

– Доктор, – сказала мисс Гильдегарда Уизерс.  – Может ли морская болезнь вызывать галлюцинации?

– Пульс нормальный, температура нормальная, – сказал доктор. – Нет, бреда у вас быть не может.

– Хорошо, – сказала мисс Уизерс. – Как же вы объясните, что кто-то крылатый проник в мой люк и разбудил меня, расхаживая по моему лицу?

– Что?! – сказал доктор.

Мисс Уизерс протянула ему книжку, на открытой странице которой был слабый окровавленный двойной птичий след.

– Это, конечно, кошмар, – сказала мисс Уизерс. – Но он длится слишком долго.

Но кошмар только начинался. Он должен был захватить всех пассажиров этого парохода и удвоить свои ужасы после того, как они ступили в Лондоне на твердую землю.

В салоне Лулу Хаммонд продолжала играть в карты с Энди, Кандидой и молодым Реверсоном. Раздался легкий стук в люк. Лулу оглянулась – никого не было. Тодд, сидевший напротив нее, вдруг встал и бросил свои карты.

– Меня вызывают, – сказал он. Через минуту он вернулся с палубы.

– Все на палубу, – воскликнул он.

Достопочтенная Эмилия, читавшая «Панч», – опустила журнал. – Что, киты? – спросила она.

– Идите и не шумите, – приказал он. Все остальные последовали за ними, заинтригованные.  Впереди шла Кандида, за нею Лулу, Реверсон и достопочтенная Эмилия. Холодный ветер встретил их на пустой палубе.

– То-то будет смеху, – таинственно сказал Энди Тодд. Лулу почувствовала что-то неприятное в его тоне. Он провел их мимо длинных рядов сложенных стульев и показал на большой предмет, вроде ящика, стоявший между двумя вентиляторами машинных отделений.

– Это похоже на громадный гроб, – прошептала Кандида.

– Глупости, – сказала Лулу. – Это чулан, в котором держат скатерти и простыни.

Энди Тодд хихикал.

– Погодите, погодите. – Он достал большой деревянный кружок, употреблявшийся в играх на палубе. – Кто-то нашел чулан открытым и забрался туда. Но каким-то образом чулан оказался запертым. Теперь посмотрим!

– Слушайте, – начала Эмилия, вставляя свой монокль. – Спортивно ли это?

Но Энди Тодд уже схватил деревянный диск и с грохотом бросил его об стену чулана.

– Сюрприз! сюрприз! – закричал он во весь голос.

Но сюрприз последовал только для него. Никаких звуков из чулана не раздалось. Он направил на дверцу чулана луч  своего фонаря и увидел, что на ней висит сломанный замок.

– Как глупо, – сказала Лулу Хаммонд. – Идемте обратно.

Но никому не хотелось сразу уходить. Тодд подвел их к чулану, отворил дверцу и поглядел на хаос разбросанных скатертей.

– Они скрылись, – сказал он с грустью.

Достопочтенная Эмилия надеялась увидеть китов.

– Кто скрылся? – спрашивала она.

Энди Тодд не отвечал. В отношении Лулу Хаммонд ответа и не требовалось. Луч фонаря показал, что в зазубрине дверцы чулана застрял клочок мягкого серого меха.

ГЛАВА 2.
Подарок

– Но милая, никто не знает, что это была ты, – говорила Кандида. – Мало ли девиц па пароходе! Это могла быть любая. Догадываться и знать – это большая разница.

Розмери мрачно лежала на своей койке.

– О, если бы только люди не совались не в свои дела, – воскликнула она.

– Мы на пароходе, – напомнила ей Кандида. – Ты должна была это помнить раньше, чем попадать в такое смешное положение. Здесь людям нечего делать, кроме как сплетничать. Но все это буря в стакане воды. Забудь об этом – меньше, чем через три дня, мы уже будем в Лондоне.

– Что бы ты ни говорила я не спущусь к обеду. Я бы умерла со стыда, если бы оказалась за столом.

– Но сегодня не простой обед, – ответила Кандида. – Сегодня обед капитана, с шампанским, и с трубными звуками, и с подарками.

– Я бы хотела только один подарок – голову этого Тодда на серебряном блюде!

– Но, милая моя, не можешь же ты провести все путешествие в своей каюте. Даже эта смешная старая дева с лошадиным лицом сегодня выползла на палубу. Море спокойно, как мельничный пруд.

Розмери покачала своими темными кудрями.

– Скажи мне, – спросила Кандида, – ты боишься встретить этого человека? Боишься, что он что-нибудь скажет?

– Его? – Розмери засмеялась недобрым смехом. – Боже мой, нет! Он бы не посмел ничего сказать.

– Из за своей жены?

Розмери пришла в бешенство.

– Ты обещала, Канди! Ты поклялась, что не будешь стараться разузнать, кто это был!

Кандида Норинг сказала, что просит прощения и тихо закрыла за собой дверь каюты. Она медленно прошла в салон. Вот уже неделю, как они выехали, и Розмери почти все время провела в своей каюте. Если Розмери не покажется на капитанском обеде, исчезнет последняя тень сомнения. Это будет признанием вины – если действительно такая ужасная вина забраться в этот чулан с человеком, который ей понравился, в чем Кандида не была уверена...

От нечего делать она прошла в бар. В дверях она услышала высокий тенор Энди Тодда.

– Не предполагаете же вы, что они забрались в чулан, чтобы играть в шахматы? – Он все еще настаивал на своем любимом скандале.

– Должна сознаться, что я не особенно задумывалась над этим, – сказала Лулу Хаммонд.

Энди Тодда не так легко было укротить. Он ядовито поглядел на нее.

– О, неужели? – сказал он. – В эту минуту они заметили Кандиду, стоявшую в дверях.

– Не хочу вам мешать, – сказала она. – Я только хотела взять пачку папирос.

– Мы думали, не сыграть ли в бридж. Не присоединитесь ли вы к нам, мисс Норинг?

Кандида ответила, что она играет только в покер. Ноэль прочистил горло и перегнулся через прилавок.

– Покер, – начал он, – напоминает мне то самое место, где я когда-то жил. Это было на золотых приисках в Аляске. Шла крупная карточная игра. Там были и русские, и французы. Мне сдали секвенцию в червях от туза – высшее, что может быть. Мы стали делать ставки. Дошли до двух тысяч. Я знал, что выиграю. Наконец, мы открыли свои карты. Мои, конечно, были лучшими. Я уже стал загребать деньги, как вдруг тот, кто сдавал, воскликнул: «Игра не в счет. У Ноэля было шесть карт на руках». Понимаете, в чем было дело. Этот шулер нарочно сдал мне лишнюю карту, чтобы потом заставить меня проиграть. Но я был готов. Я сказал: «У меня было только пять карт – ищите«. Меня обыскали, но ничего не нашли, и я спокойно захватил весь куш и доел свой бутерброд с ветчиной.

– Но куда же девалась лишняя карта, – спросил Лесли.

– Я съел ее в бутерброде! – сказал Ноэль.

– Хочет кто-нибудь присоединиться к нашему пари? – спросил Том Хаммонд, – входя в бар.

– Какому пари? – отозвалась Кандида.

– Это особое пари, – объяснил Том. – Здесь по пароходу порхает какая-то сухопутная птица, и пароходная кошка за ней гоняется. Тот, кто ближе всего угадает момент поимки этой птицы кошкой, получает все ставки.

– И ты участвуешь в этом?! – спросила Лулу Хаммонд своего мужа.

– Да, ставка доллар, почему нет?

– Кажется, я возненавижу тебя, – сказала она.

Они подошли к перилам и стали глядеть на нижнюю палубу, где неподвижно лежала худая черная кошка, делая вид, что не замечает растерянную птичку, порхавшую взад и вперед над ее головой.

– Как жестоко, – сказала Эмилия. – Бедная маленькая чайка!

– Да ведь это снегирь, – воскликнула Лулу Хаммонд.

– Не стоит его спасать, – сказал доктор Уэйт. – Это часто случается. Буря загоняет сухопутных птиц на корабли, они носятся, как потерянные, пока их не поедают кошки. Мы пробовали их спасать, но они все равно всегда умирают. Они уже попадают слишком усталыми на пароход.

– Ну, эту я спасу, – воскликнула достопочтенная Эмилия. И вопреки всем уговорам она в течение получаса гонялась по нижней палубе за снегирем. Черный кот удалился и наблюдал за охотой с некоторого расстояния. Наконец, птица залетела на мачту, и Эмилии пришлось отказаться от дальнейших усилий. Надвигалась темнота.

Том Хаммонд зашел в свою каюту, чтобы переодеться к обеду. За первый раз со времени их свадьбы Лулу не вдела запонок в его крахмальную рубашку. Она стояла в каюте уже совсем готовая, в черном бархатном платье, напоминая, как подумал Том, Медицейскую Мадонну, если таковые имеются.

– Лулу, – сказал Том.

– Да?

– Лулу, я не понимаю, что на тебя нашло.

– Неужели?

– Лулу, если ты думаешь, что я и эта девица Фрезер... если ты думаешь, что я был тогда на палубе, почему ты меня не спросишь?

– Меня это не интересует.

– Так знай – я в то время играл в кости в кабинете доктора с Уэйтом и с боцманом.

– Я видела, как Джеральд побежал в бар с бумажкой в доллар, – перебила она. – Я должна пойти, чтобы не дать ему отравиться сластями. – И она вышла из каюты, захлопнув за собой дверь.

В соседней кабинке мисс Гильдегарда Уизерс грустно разглядывала свое помятое вечернее платье. Кто-то отчаянно постучал в дверь.

– Кто это? Войдите.

Дверь отворилась, и Эмилия Пендавид просунула в нее голову. Вид у нее был озабоченный.

– Видели вы его? – спросила она. – Я всюду искала. Я думала, не забрался ли он в вашу дверь и не заснул ли у вас под койкой.

Мисс Уизерс удивленно поглядела на нее.

– Почему вы воображаете, – сказала она, – что ваш племянник мог забраться в мою дверь и заснуть у меня под койкой?

– Какой там племянник! –  воскликнула Эмилия. – Тобермори, мой персидский кот. Где он? Племянников у меня много, а Тобермори один. Он ездил со мною на всемирную выставку и теперь, когда мы возвращаемся домой...

Мисс Уизерс покачала головой. Потом она начала одеваться к обеду.

Пассажиры по звуку колокольчика начали собираться в столовую. Джеральд Xаммонд с сияющим лицом дул в жестяной рожок, издававший пронзительные звуки. В другой руке он держал булавку и протыкал ею воздушные шары, находившееся в руках других детей.

За столом доктора медленно собиралась публика. Первым прибыл сам доктор Уэйт. Затем появилась достопочтенная Эмилия  в нелепом розовом  платье, громко оплакивая исчезновение Тобермори.

– Он найдется, – заверял ее доктор.

Но Эмилия не была уверена в этом.

– Тоби все время старался уйти с парохода, с самого нашего отъезда, – сказала она. – Если бы я была суеверна...

Лулу Хаммонд, по прежнему подобная Медицейской Мадонне, опустилась на свое место и оглядела стол, украшенный цветами.

– Как мило! – сказала она.

Через мгновение появился Том Хаммонд в великолепном смокинге, но с плохо завязанным галстуком. Он уныло смотрел на воздушные шары, разбросанные по столу. Лесли Реверсон, наоборот, сразу повеселел при виде шаров.

– Вот весело, – сказал он.

Взяв шарик, он раздул его до изрядных размеров, и подбросил в воздух.

Приход Гильдегарды Уизерс отметил только сам доктор Уайт.

– Знал, что вы доживете до этого обеда, – сказал он.

Затем пришел Энди Тодд в жакете, унаследованном, по-видимому, еще от прадеда.

– Ну, – сказал Энди Тодд. Он почему-то казался особенно доволен собой.

«Этот молодой человек что-то задумал», – решила про себя мисс Уизерс.

– Будем мы ждать мисс Норинг или начнем? – спросил доктор.

– А как же ее подруга, мисс Фрезер? – осведомилась Лулу. – Неужели она и сегодня не спустится?

Все переглянулись.

– Как же вы думаете, эта бедная девушка появится? – спросила достопочтенная Эмилия.

Никто не ответил, но было видно, что все заинтересованы этим вопросом. Кандида Норинг была права: на пароходе нечем заниматься, кроме сплетен. История с чуланом на палубе была известна всем.

Между столами появилась высокая фигура Кандиды Норинг. Ее загорелое лицо было странно бледно, может быть потому, что она в первый раз в этот вечер применила карандаш для губ и надела светло-коричневое платье без рукавов.

– Не меня же вы ждали? – спросила она, садясь рядом с доктором. Этим было все сказано. Розмери Фрезер, очевидно, не спустится даже к капитанскому обеду...

Подали суп, стали разливать в бокалы сухое белое вино. Энди Тодд почему-то волновался.

– Мы можем взглянуть на наши подарки, – сказал доктор и развернул пакетик в папиросной бумаге, лежавший перед его тарелкой. Так и есть – там лежал портсигар. Каждый раз он получал тот же самый, и это его мало интересовало.

Энди Тодд раскрыл свой пакет – там был портсигар с какими-то японскими рисунками, изображавшими мост. Мисс Уизерс и другие дамы нашли пудреницы – с такими же рисунками.

– Как это чудесно! – сказала достопочтенная Эмилия. Она все еще думала о Тобермори – но вдруг она завидела стройную фигуру подходившей девушки, и Тобермори был забыт.

Появилась Розмери Фрезер в переливчатом белом шелковом платье. Она улыбнулась в ответ на приветствие  доктора, и потом поглядела на Кандиду. В ее широко раскрытых глазах было какое-то затравленное выражение.

Настало долгое молчание. Его прервал звук лопающегося воздушного шарика, надуваемого Лесли Реверсоном.

– Ну, – сказал Энди Тодд. Он осушил свой стакан и закашлялся. Розмери Фрезер последовала его примеру, но не закашляла. Лакей наполнил ее бокал, и она снова осушила его.

Розмери разглядывала пакет, лежавший перед нею.

– Подарок, – весело воскликнула Кандида. – Открой его, Розмери.

Розмери стала возиться с веревочкой, и Энди Тодд предложил ей свой перочинный нож. Но она не взяла его. Она развязала веревочку и, наконец, развернула круглую пудреницу. Она улыбнулась и приподняла крышку... Внутри был еще пакетик и все наклонились, чтобы разглядеть его.

Розмери, ничего не подозревая, развернула его, и нашла американский ключ. К ключу была прикреплена карточка. У Розмери кружилась голова от вина и от смущения. Она подобрала карточку и прочла ее вслух: «Пользуйтесь этим ключом, это избавит вас от счетов за починку. С лучшими пожеланиями дарим вам этот  ключ от бельевого чулана».

Все наблюдали за нею. Много пар глаз наблюдало за Розмери. Она чувствовала, что ей следует сказать нечто такое, после чего глаза перестали бы глядеть на нее, и она могла бы упасть в обморок, и это осталось бы незамеченным. Она заговорила, и голос ее звучал неестественно. «Как это удобно», – сказала Розмери Фрезер.

Энди Тодд захохотал первым, и его тенор прокатился по всей комнате. Затем отрывистым лаем засмеялся доктор Уэйт. Потом загудел весь стол. Лесли Реверсон зажимал рот салфеткой, кашлял и задыхался, пока его тетка, между припадками судорожного смеха, не стала колотить его по спине. Том Хаммонд фыркнул, и затем молчаливо сотрясался от хохота. Лулу Хаммонд говорила себе, что она не будет смеяться, и слышала, как ее ясное сопрано звенело громче смеха других.

Только двое за столом не смеялось – так как смеялась и сама Розмери Фрезер. Безумие звучало в ее смехе, но никто этого не замечал. Кандида Норинг до крови кусала себе губы. Мисс Гильдегарда Уизерс, – пожалуй, единственный человек за столом, не слыхавший этой сплетни, – смотрела на всех с недоумением.

Капитан Эверет заметил веселие за докторским столом и приветливо улыбнулся.

– Молодые люди умеют у нас веселиться, – сказал он. – Это самое лучшее на пароходе – пассажиры так хорошо друг с другом знакомятся. – Он вдруг умолк, когда мимо него быстро прошла молодая женщина, держа в руке дешевую пудреницу и ключ. – Эта молодежь, – воскликнул он. – Как они умеют веселиться!

Из открытых люков «Американского Дипломата» вдруг донеслась раздирающая душу какофония.

– У кота, очевидно, затруднения с этим снегирем, – добродушно заметил капитан.

Смех как-то вдруг замер. Лесли Реверсон пускал во все стороны разноцветные шарики, Том Хаммонд начал очень громко говорить о падении американского доллара на иностранной бирже, все поспешно присоединились к разговору. Молчали только мисс Уизерс и Кандида. Не дожидаясь десерта, они встали из-за стола. Мисс Уизерс пошла подышать свежим воздухом па палубу, а Кандида отправилась к своей подруге.

Дверь каюты была заперта. На ее стук никакого ответа не последовало. Кандида пошла на палубу и заглянула в люк. В каюте горел свет, но Розмери Фрезер не лежала рыдая на своей койке, а сидела и спокойно писала в своей переплетенной в кожу книге.

– Розмери, впусти, меня.

Но Розмери продолжала писать.

– Розмери!

Девушка в белом, наконец, подняла голову. Она поглядела на испуганное загорелое лицо Кандиды Норинг. Ее красные губы раскрылась.